Страница:
Юрий Дихтяр
Сам себе Тарантина (сборник)
© «Ліра-Плюс», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
* * *
Шляпа Марко Ди Чента
У Марко Ди Чента была самая шикарная шляпа во всём Чикаго. Оригинальный «Тонар Арамис» из чёрного с лёгким фиолетовым отливом фетра, с атласной лентой золотого цвета, опоясывающей тулью. Марко рассказывал, что отвалил за неё почти сотню – бешеные деньги по тем временам. И что всего таких шляп не более десятка во всём мире.
Марко был франтом и всегда одевался с иголочки. Сколько у него было костюмов, сорочек, галстуков и пар обуви, он и сам не знал.
И я могу его понять. Когда ты, волей случая, наконец-то выбираешься из бедного квартала и покупаешь себе дом на пятнадцать комнат, когда после бобов с ветчиной меняешь свой рацион на изысканные блюда лучших ресторанов, когда с подножек трамвая пересаживаешься в бордовый «Дюзенберг» с кожаным салоном и откидным верхом, когда выходишь из дому прогуляться не с парой центов в кармане, а с бумажником, до отказа набитым купюрами, почему бы не сменить прохудившиеся штаны старшего брата на несколько десятков костюмов?
Вряд ли припомню, видел ли я Марко два раза в одном и том же пиджаке. Но вот шляпа была бессменна. Она всегда выглядела как новая: ни пылинки, ни следов от пальцев на полях. Представить Марко без этой шляпы, всё равно, что без головы. Для него она была своего рода талисманом. Для меня же – символом красивой жизни, успеха, силы и денег.
Кроме того, что Марко Ди Чента был франтом, он был ещё крутым парнем, гангстером и моим другом. Во всяком случае, я считал его другом и жутко гордился этим. Об этом знала вся улица и мои приятели жутко завидовали, когда Марко отзывал меня в сторонку, жал руку и расспрашивал о делах, об учёбе, о родителях, а в конце обязательно произносил какую-нибудь крутую нравоучительную фразочку типа: «если нет дороги – проложи её сам», «мне плевать, что обо мне думают другие, я о них вообще не думаю» или «делай невозможное, возможное каждый дурак сделает». С небольшой высоты прожитых лет, и из уст такого человека, мне эти морали казались чуть ли не самой мудрой философией на свете.
Но давайте сначала.
С Марко я познакомился, когда мне было одиннадцать лет. Тогда были тяжёлые времена. Отец потерял работу и перебивался заработками в порту, жили мы впроголодь, но мне тогда казалось, что это всё потому, что так устроен мир, и Великая Депрессия была не моей заботой. У меня тогда своих проблем хватало, и одной из них в тот день был Тэд Сомерсби, которому я навалял за то, что он обозвал меня вонючкой и сопливым макаронником. Я вывалял его в пыли и разбил нос. Напрасно я связался с ним. Он был прихвостнем Рыжего Майка, конопатого здоровяка с маленькой головой, но с большими кулаками. Майк был старше меня на два года и выше на голову. Кроме того, он дня не мог прожить, чтобы кого-нибудь не избить. А тут как раз повод подвернулся.
Так что, выйдя из школы, я прикинул маршрут, чтобы не попасться на глаза этим придуркам. И решил пойти дворами. И как раз в подворотне между булочной и книжным магазином они меня и подловили. Их было пятеро. Зажали в узкой кишке из глухих кирпичных стен. Помню, как затрясло меня от страха и ненависти. Поняв, что убежать не удастся, двинул Тэду в глаз и приготовился к худшему. Меня сразу сбили с ног, швырнули в лужу, вытекающую из-под мусорного бака, и принялись пинать ногами. Я поджал колени и закрыл голову руками. И только вскрикивал при каждом ударе и ждал, когда же это закончится. Но зная повадки Майка, понимал, что эти пинания – только разогрев и пока меня не отделают по полной, не успокоятся.
И вдруг удары прекратились. Стало тихо, я уже подумал, что отключился, и поэтому просто не чувствую, как меня бьют.
– А ну, что тут за дерьмо? – услышал я голос. И потом топот убегающих ног. Я так и лежал, не отваживаясь оторвать руки от лица.
– Эй, пацан, ты как? – опять тот же голос. Я открыл глаза и увидел пару новеньких сияющих штиблет.
– Ты живой? Встать можешь?
Я посмотрел вверх. Надо мной склонился мужчина, которому явно нечего было делать в грязной подворотне. Такие парни обитали в иной реальности. Дорогой костюм в полоску, белоснежная рубашка, красный галстук, тонкие усики-ниточка, шляпа. На правой руке перстень. Даже не сомневаюсь, что есть у него и пара пистолетов, как пить дать.
– Спасибо, сэр, – сказал я и попытался встать на ноги. Болели отбитые ляжки, колени, локти и спина. Левая кисть опухла, и пальцы не слушались. Благо с лицом всё было в порядке. Да и вывалялся в помоях, что свинья. Слёзы накатывали, но я сдержал их. Не хватало ещё разреветься.
Он дождался, пока я поднимусь, и протянул мне платок. Но я побоялся даже прикоснуться к носовику, такой он был белый и свежий.
– Бери, не бойся. Вытрись.
– Нет, сэр, спасибо. Жалко пачкать. Дома уже помоюсь. Я тут рядом живу.
– Ну, как хочешь. За что они тебя?
– Да так, ни за что. Тэд меня вонючкой назвал, я ему врезал, а он…
– Ну, пахучкой тебя сейчас не назовёшь, это точно. Как твоё имя, сынок?
– Антонио Тремонти, сэр.
Мой спаситель поднял бровь.
– Уж не Андреа Тремонти сын?
– Так точно, сэр.
– Знаю я твоего отца. Хороший человек. Передавай ему привет от меня. Меня зовут Марко Ди Чента.
– Обязательно, сэр.
– Да что ты заладил – «сэр, сэр». Домой дойдёшь или отвести? В машину не посажу – провоняешь всё.
– Дойду. Не жить же мне здесь.
Марко Ди Чента улыбнулся моей шутке.
– Молодец. И мой тебе совет – никогда не прощай обид. И не допускай, чтобы тебя обидели.
– Хорошо, сэр.
– Ладно, проваливай.
Мать совсем не обрадовалась моему появлению. Помогла раздеться, одежду бросила в стирку, а меня загнала в ванную отмачивать синяки. Спросила, кто это меня так, но я наврал, что никого из обидчиков не знаю и раньше в глаза не видел. У неё и так хлопот хватает. Сам разберусь. И про Ди Чента рассказал, как он меня спас.
Отец же не обрадовался привету от Марко. Нахмурился только и головой кивнул.
– Пап, а кто этот Ди Чента? – спросил я.
– Бандит он. Держись от него подальше.
Смысл слова «бандит» с этого дня приобрёл совсем другой окрас. Раньше бандитов я представлял оборванцами с большими ножами, отнимающими бумажники у загулявших допоздна прохожих. Они были страшные, неряшливые и после удачного ограбления пропивали добычу в ближайшем баре. Но оказалось, что бандиты совсем другие – элегантные, ухоженные, пахнущие парфюмом, богатые и очень обаятельные. И, скорее всего, бандитом быть лучше, чем портовым грузчиком или водителем автобуса. В ту ночь я решил, что когда вырасту, стану бандитом. Таким же симпатичным и крутым, как Ди Чента.
На следующий день я подловил Тэда, подбил ему второй глаз и сказал, чтобы и близко не совался ко мне со своими дружками. Наверное, я был убедителен, потому что меня оставили в покое. А когда распустил слухи о знакомстве с настоящим бандитом, то сразу поднял авторитет среди приятелей.
Возможно, на этом бы всё и закончилось, если бы я опять случайно не попался на глаза Марко. Спустя неделю я возвращался из школы, и тут услышал своё имя. Я оглянулся и увидел Ди Чента. Он улыбался мне, как старому знакомому, которого не видел сто лет.
– Как дела, Антонио?
Чёрт, он ещё и имя моё запомнил!
– Нормально, сэр. Синяки почти сошли. А ещё я Тэду глаз подбил.
– Молодец, ты быстро учишься.
– Сэр, а можно вопрос?
– Ну, давай.
– Это правда, что вы бандит?
И сразу пожалел о своей прямолинейности и тупости. Разве можно такое спрашивать?
Но Марко совсем не рассердился. Он заулыбался ещё шире.
– Кто это тебе сказал?
У меня ума хватило не выдать отца. А соврать язык не повернулся, и я стоял, растерянно моргая.
Он наклонился ко мне и прошептал:
– Ты же никому не скажешь?
Я отрицательно замотал головой.
– Обещаешь?
– Да, сэр.
Он выдержал паузу и сказал:
– Нет, конечно. Никакой я не бандит.
Но сказал он это так, что сразу стало понятно, что он самый что ни на есть бандит, но это большой секрет и знаем его только мы вдвоём. И никому-никому об этом рассказывать нельзя. Марко ещё и подмигнул мне, мол, только тебе доверился.
– Я когда выросту, тоже хочу стать… таким, как вы.
– Не нужно, просто будь собой. Ну, ладно, боец, до встречи.
И протянул руку для рукопожатия.
Думаю, если бы мы встретились второй раз не через неделю, а через месяц или через год, он бы и не вспомнил меня, не то, что имя.
Марко появлялся в нашем районе не часто, но регулярно. И каждый раз, завидев меня, уделял мне пару минут. Что мне больше всего нравилось, что он разговаривал со мной, как со взрослым, а не сюсюкался. Не называл малышом, не трепал кудри, не угощал леденцами и всегда по-взрослому жал руку. Мне никто из взрослых руку не подавал. Я впредь не задавал глупых вопросов, но ощущение, что знаю его секрет, не проходило, и когда, прощаясь, он подмигивал, понимал, что он мне полностью доверяет. Иногда он был с тремя-четырьмя крепкими парнями, такими же уверенными и важными. Однажды даже представил меня, и они хлопали меня по плечу и одобрительно кивали головами.
Я тогда понятия не имел, чем занимался Марко. Думал, что вся его работа заключалась в том, чтобы разъезжать по городу на машине, сидеть в ресторанах и знакомиться с девушками. По такому парню девчонки должны сохнуть и бросаться ему под ноги штабелями. С женщиной я видел его всего раз. Она была очень красивая и даже помахала мне из машины, ослепительно улыбнувшись. Патрицию я в счёт не беру. Это совсем другая история.
– Антонио, говорят, ты общаешься с Ди Чента, – однажды спросил за ужином отец.
– Это он со мной общается.
– Что ему нужно?
– Ничего, он просто расспрашивает, как дела.
– Что ему до твоих дел?
– Не знаю, па.
– Он очень нехороший человек.
Я промолчал. Что я мог ответить?
Отец тоже не стал продолжать эту тему. Он был мудрым человеком, и понимал, что не в моих силах прекратить это общение.
Однажды в окно я увидел, как отец разговаривает с Марко. На миг я испугался, что Ди Чента сейчас выхватит пистолет и застрелит папу. Но ничего такого не случилось. Они просто поговорили, в конце пожали друг другу руки и разошлись. С тех пор отец больше не поднимал этот вопрос. Не думаю, что он боялся Марко, скорее всего, понял, что мне ничего не грозит.
В памяти со временем стёрлось большинство воспоминаний о Марко. Даже не стёрлись, а слились в одно, настолько однообразны были наши беседы. Но несколько моментов отпечатались навсегда.
Одно из них – появление легендарной шляпы.
Я от неё глаз оторвать не мог.
– Нравится? – спросил Марко, заметив мой интерес.
– Ещё бы!
– Мне тоже. Неделю назад привезли из Европы.
– Очень красивая.
– Таких здесь нет. И не будет. А ну, давай померяем!
Он надел шляпу на меня. Она оказалась велика и съехала на глаза. Я потрогал поля, тёплый гладкий бархат фетра, а ещё она пахла табаком и одеколоном. Когда я вырасту, решил я, у меня тоже будет такая, а может, и лучше. И захотелось уже прямо сейчас стать взрослым, а не ждать долгие годы, пока голова не вырастет до таких размеров, чтобы федора сидела как влитая, а не как ведро на швабре. Потом Марко не расставался с этой шляпой. «Пока я в ней, мне ничего не грозит», – говорил он и, кажется, сам в это верил.
Как-то ко мне прибежал мой приятель Сэмми, и рассказал, что полчаса назад видел, как фараоны арестовали Марко, вытащили прямо из парикмахерской на Шестой авеню. Закрутили руки ему и его приятелям, курившим у входа, погрузили в машины и увезли. У меня всё оборвалось внутри. Первое, что пришло в голову, что не помогла шляпа. Мы побежали на Шестую, но там уже всё было как всегда – народ шёл по своим делам, сигналили автомобили, и небо было по-прежнему синим.
Сэмми всё прыгал возле парикмахерской, показывая, где стояли машины, где были друзья Марко и как копы закручивали руки арестованным.
Я жутко расстроился, возненавидел фараонов и фантазировал, как ворвусь с пистолетом в зал суда и освобожу Марко, невинно арестованного.
Но то ли шляпа помогла, то ли что ещё, но через неделю Марко снова вышел из своего бордового «Дюзерберга», закурил сигару и зашёл в бар. Меня он не заметил, и я не пытался специально попасться на глаза, как делал частенько. Мне хватило того, что он снова на свободе и у него всё в порядке.
Однажды мама послала меня в лавку за зеленью и овощами. Не успел я оглядеться, как в двери появился Марко со своими приятелями. Но почему-то он не обрадовался мне, как обычно. Прошёл мимо, даже не взглянув на меня, и стал у прилавка, ожидая, когда я скуплюсь. Хозяин лавки, Соломон, толстый еврей с шикарной кудрявой шевелюрой, побледнел и занервничал. Я заметил, как руки у него дрожали, когда он складывал в пакет мои покупки. Как только я вышел на улицу, на двери появилась вывеска «закрыто». А когда я спустя несколько дней пошёл за овощами, вместо Соломона за прилавком хозяйничала его жена. Она вполголоса разговаривала с покупательницей, и я краем уха услышал, что Соломон в больнице, что полиция никак не обуздает этих итальяшек, что заниматься коммерцией стало невыгодно.
Конечно, я всё понял, но авторитет Марко для меня был выше проблем евреев-торгашей.
Что ещё я помню о Ди Чента?
Когда мне было четырнадцать, отец уехал на заработки. За полгода от него пришло всего пять писем и немного денег. Мама подрабатывала, перешивая и ремонтируя чужую одежду. Я тоже подрабатывал по мелочам, но денег не хватало. И я решил поговорить в Марко.
– Работа? Есть ли у меня работа?
– Хоть что-то. Любая.
– Антонио, ты знаешь, чем я занимаюсь?
Тогда я уже всё знал о Марко.
Знал всю его биографию. Он был родом из нашего квартала. Его отец погиб. Свалился со строительных лесов с высоты пятнадцати ярдов. Мать умерла от тифа, когда ему было тринадцать. Его забрала тетя, сестра отца, у которой своих детей было шестеро. И потому основная часть воспитания пришлась на улицу. Когда ему было шестнадцать, он со своей шайкой был уже грозой района. Грабежи, разбой, воровство. Но такие вещи не могут продолжаться долго. Тебя либо прирежут в драке, либо засадят за решётку надолго, если не навсегда. А то и поджарят на электрическом стуле.
Ситуацию спасла Восемнадцатая поправка к Конституции, запрещающая производство и реализацию спиртных напитков. Это ещё можно было запретить, но как запретить потребление? А народ требовал огненной воды. И Марко, так же как и тысячи бутлегеров, утолял жажду страждущих. Привозил из Канады, открыл несколько точек по производству самогона. Сбывал не в Чикаго, где из-за близости границы, спиртного было уже больше, чем до сухого закона. Перегонял грузовики с напитками вглубь страны, где их ждали благодарные потребители с пачками банкнот в руках.
Потом, естественно, ему пришлось влиться в мафиозный клан, и это не особо сказалось на доходах, зато предоставило новые возможности, новых клиентов и поддержку. Поговаривают, что Марко убил семерых, а кое-кто приводит еще более зловещие цифры.
Так что, я знал, чем занимается Марко Ди Чента, и это меня не пугало. Когда я смотрел на его шляпу, мне было на всё наплевать. Я хотел такую же.
Я никогда ничего не просил у него. Даже в мыслях не было. Даже когда в доме не было ни цента и из еды лишь пустая похлёбка. Мне казалось, что если я что-то попрошу, то вся магия нашей дружбы рассыплется в прах.
Когда-то он сказал: «Никогда ни у кого ничего не проси, если не уверен, что сможешь вернуть вдвое больше. Даже воды и соли». Просто так, вскользь, как очередное нравоучение.
Но сейчас отчаяние толкнуло меня на этот шаг. Но просил я не подачку, а помощь. Это разные вещи. Смогу ли я вернуть этот долг? Надеюсь, Марко никогда не придётся просить у меня, чтобы я нашёл ему работу. А тем более, две.
– Да, я знаю. Я же не слепой и не глухой, – ответил я.
– И что ты думаешь о такой работе?
Я пожал плечами.
– Ничего. Я не думаю о ней.
– Хорошо, Тони. Я возьму тебя к себе. Как у тебя с математикой?
– Нормально.
Учился я не очень, особенно после того, как уехал отец. Да и возраст был такой, что учёба отходила на задний план, но дураком я не был. Многое хватал на лету и с памятью полный порядок.
– Мне нужен будет бухгалтер. Хороший, толковый. Настоящий специалист.
На такое я не рассчитывал. Даже не представлял, что гангстеры ведут амбарную книгу приходов и расходов.
– Антонио, твоя работа сейчас – учиться. Закончить школу, затем курсы, а может, и колледж. Получить профессию. И тогда я смогу взять тебя на работу. И то – с небольшой охотой. Знаешь, почему? Никогда не работай на друзей, никогда не бери в долг у друзей и никогда не давай им взаймы. Там, где деньги, дружбы не бывает. А мы же друзья. Да, Тони?
Я часто размышлял, зачем я нужен Марко. Кем я был для него? Слово «дружба» вряд ли подходило к нашим отношениям. Какая может быть дружба между гангстером, богатым, элегантным и крутым, и малолеткой-оборванцем? Скорее всего, я стал для него привычкой, как чашка кофе утром и стакан молока перед сном, как зубная щётка или любимые тапочки. Привычкой болтать с одним и тем же пацаном, когда появляешься в нашем районе. Возможно, я не прав. Может, я оказался для него чистым островком в море страха, грязи, крови, разврата, да что там, уголком детства в такой нелёгкой взрослой жизни. Кем бы он меня ни считал, я никогда не мог позволить себе даже подумать о том, что это дружба. И всегда держал дистанцию. Он пару раз говорил, чтобы я забыл это дурацкое «сэр» и называл его по имени, но я так и не смог этого сделать, настолько большую разницу чувствовал между нами.
Тогда, естественно, я не размышлял о наших взаимоотношениях. Произошло это уже потом, намного позже.
Как бы там ни было, Марко помог мне с работой.
Спустя три дня он отвёл меня в кафе на Тейлор-стрит. Днём посетителей было мало. Мы подошли к стойке, и Марко сказал бармену, чтобы он позвал хозяина. Ждали мы не долго. Через пару минут появился седой пожилой итальянец. Он выглядел вполне уверенным и у него не тряслись руки, как у того Соломона. Он поздоровался, налил в два стакана виски, себе и Марко, а мне поставил стакан оранжа, и только после этого спросил, что привело нас в его кафе. Он сразу понял, что мы пришли не поесть, а по делу.
– Рокко, я хотел попросить тебя об услуге, – сказал Марко. – Нужно пристроить этого паренька на работу.
Рокко отпил виски и оценивающе посмотрел на меня.
– Он же совсем пацан. Я не могу его взять. Да мне и не нужны работники. Своих девать некуда. Марко, ты же сам знаешь, какие сейчас времена.
– Вот поэтому я и прошу тебя. Если у тебя нет места, я могу прямо сейчас уволить парочку твоих бездельников.
– Нет, не нужно.
Рокко был не таким крепким орешком, каким показался сначала. И прекрасно понимал, что лучше оказать услугу добровольно, тем самым рассчитывая на последующую благосклонность, чем получить как минимум расстрелянную витрину и сломанную руку. И недовольного гангстера в придачу.
– Он хороший парень, – сказал Марко, – и будет делать любую работу. Днём он в школе, а вот вечером, с четырёх до восьми вполне сможет помогать тебе здесь наводить порядок.
– Хорошо, но если…
– Если он будет халтурить или воровать, или прогуливать без причины, гони его в шею. И скажи мне. А я уж тогда сделаю выводы. Но, Рокки, он совсем не такой.
– Как тебя зовут, парень? – спросил Рокки.
Я представился.
– Приходи завтра к четырём, я придумаю, чем тебя занять.
Когда мы вышли из кафе, Марко сказал мне:
– Тони, я поручился за тебя. Постарайся не огорчать меня.
Он мог бы и не говорить этого.
В кафе я проработал всю весну и лето, пока не вернулся отец. Поначалу делал самую грязную работу – мыл посуду, убирался в сортире, таскал ящики с продуктами. В зале появлялся редко. Потом меня прибрал к рукам повар, и я помогал ему на кухне. Я кое-чему научился, а фриттата и ризотто у меня получались вкуснее, чем у матери. Кафе находилось в самом сердце итальянского квартала. Это была обычная забегаловка, куда сходились работяги, чтобы выпить пива и перекусить после рабочего дня. Сухой закон отменили в декабре, и теперь народ вовсю компенсировал тяготы безалкогольных лет. У меня не оставалось времени на шатание по району с друзьями. Я едва успевал делать уроки. Но хорошо помнил разговор о бухгалтере и стал серьёзнее относиться к учёбе.
Марко же я видел намного реже. Иногда он заезжал в кафе, но, скорее по делам, чем для того, чтобы повидать меня. А потом и вовсе пропал на целый год. Перед отъездом сказал, что уезжает надолго. Мне не хватало общения с ним, и я часто вспоминал его. Даже снился несколько раз. Наверное, он тоже стал для меня привычкой.
Вернулся Марко под Рождество.
Однажды я вышел из дома и увидел его, стоящего возле бара с Билли Лучиано. На нём был всё тот же головной убор. И он, клянусь, всё ещё выглядел так, словно его только что вытянули из шляпной коробки. Сам Марко совсем не изменился, и, увидев меня, махнул, чтобы подошёл. Как ни в чём ни бывало, будто и не было этого года.
– Тони, дружище, рад видеть! Ну, ты и вымахал! – он хлопнул меня по плечу. – Как дела?
– Отлично, сэр.
Я еле сдержался, чтобы не выдать щенячью радость от того, что снова вижу его и разговариваю с ним. Но, думаю, это не очень понравилось бы Марко. Он всегда был сдержан и спокоен. И я интуитивно перенимал его манеры. Иногда ловил себя на том, что говорю с такими же интонациями и повторяю жесты, и походка у меня давно уже стала такая же степенная и слегка вальяжная.
Он расспросил меня об учёбе, о родителях, о том, что произошло в районе интересного в его отсутствие. Кто умер, кто родился, кто женился.
И всё вернулось на круги своя.
А потом появилась Патриция.
Как только я увидел её в первый раз, влюбился сразу и, как тогда казалось, навсегда. Только так может влюбиться пятнадцатилетний юнец, ещё ни разу не сорвавший ни одного поцелуя.
– Пэт, знакомься, это Антонио.
Я вежливо поклонился, но она протянула руку в перчатке, и я пожал её, настолько аккуратно и бережно, словно она могла рассыпаться от неосторожного обращения.
– Я Патриция. Привет, Антонио. Как дела?
Она улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками.
На ней было свободное синее пальто с соболиным воротником, бархатные перчатки, на голове шляпка с бантом и вуалью. Каре волос пшеничного цвета, красная помада, слегка вздёрнутый носик, ямочки на щеках и серо-голубые глазищи. А во взгляде никакого намёка на проблемы и тягость бытия. Глаза её сияли, как мартовское солнце, беззаботно и радостно. Я никогда не видел такого взгляда у наших женщин, девушек и даже девчонок. Может, это потому, что она не была итальянкой. Или потому, что ей не довелось жить в нашем квартале. Или просто потому, что такая у неё была натура.
Я растерялся и стоял, оглушённый её красотой, не зная, куда себя деть и где взять слова, чтобы ответить ей. А ещё я боялся, что Марко заметит моё смущение.
Не сомневаюсь, что он заметил, но я совсем не составлял ему конкуренции и, скорее всего, ему польстила моя реакция. Будь Патриция моей девушкой, я бы тоже гордился этим и взгляды других мужчин вызывали бы во мне не ревность, а здоровое злорадство.
– Ну, вот, – сказал Марко, – совсем смутила парня. Тони, что нового?
– Всё отлично. Вот только мама заболела, но ей уже лучше. Идёт на поправку.
– Как отец?
Я отвечал на его вопросы, стараясь не смотреть в сторону Патриции. Но лицо её стояло перед глазами, и хотелось вдохнуть полной грудью. А ещё больше хотелось развернуться и побежать.
– Марко, дорогой, может, мы зайдём в кондитерскую и угостим Антонио пирожным? Да и я бы не отказалась от кофе.
– Нет, мэм, спасибо. Мистер Ди Чента, прошу прощения, но мне пора. Мне нужно в аптеку, купить микстуру для мамы.
– Конечно, Тони. Лечи мать. Запомни, сколько у тебя не было бы женщин, только мама будет любить тебя всегда и никогда не предаст. С остальными всегда будь начеку.
– До встречи, Антонио, – сказала Патриция и снова выстрелила в моё сердце улыбкой.
Это был первый и последний раз, когда я вёл себя при Патриции, как последний осёл. Весь день я провёл в мыслях о Патриции, фантазируя и выстраивая самые разные сюжеты, в которых она играла главную роль. Но мне хватило ума погасить этот самоубийственный костёр. Я прекрасно понимал, что мне ничего не светит. Кто я такой? Если бы она даже не была с Марко, если бы даже она была одинока, то всё равно, пройдя мимо меня на улице, даже не заметила бы меня. Я был последним в списке возможных претендентов на ответное чувство. Поэтому пообещал себе, что смогу контролировать себя и, если ещё выпадет такая возможность, просто буду наслаждаться её обществом, ничем не выдавая своих чувств. И мне это удалось.
Как только отбрасываешь амбиции и неосуществимые планы, всё становится на свои места. В следующий раз я встретил её через три дня совершенно случайно, когда гулял с приятелями Сэмми и Тодом на Гранд-Авеню.
Она выходила из магазина с Биллом Тортуро, приятелем Марко. Меня это удивило и даже слегка разозлило. Патриция увидела меня и помахала, всё так же очаровательно улыбнувшись. Я кивнул в ответ и пошёл себе дальше. Но, дойдя до угла, остановился. Я должен был узнать, что же происходит. И обязательно рассказать Марко. Или не рассказывать, потому что Патриции тоже не поздоровится.
Марко был франтом и всегда одевался с иголочки. Сколько у него было костюмов, сорочек, галстуков и пар обуви, он и сам не знал.
И я могу его понять. Когда ты, волей случая, наконец-то выбираешься из бедного квартала и покупаешь себе дом на пятнадцать комнат, когда после бобов с ветчиной меняешь свой рацион на изысканные блюда лучших ресторанов, когда с подножек трамвая пересаживаешься в бордовый «Дюзенберг» с кожаным салоном и откидным верхом, когда выходишь из дому прогуляться не с парой центов в кармане, а с бумажником, до отказа набитым купюрами, почему бы не сменить прохудившиеся штаны старшего брата на несколько десятков костюмов?
Вряд ли припомню, видел ли я Марко два раза в одном и том же пиджаке. Но вот шляпа была бессменна. Она всегда выглядела как новая: ни пылинки, ни следов от пальцев на полях. Представить Марко без этой шляпы, всё равно, что без головы. Для него она была своего рода талисманом. Для меня же – символом красивой жизни, успеха, силы и денег.
Кроме того, что Марко Ди Чента был франтом, он был ещё крутым парнем, гангстером и моим другом. Во всяком случае, я считал его другом и жутко гордился этим. Об этом знала вся улица и мои приятели жутко завидовали, когда Марко отзывал меня в сторонку, жал руку и расспрашивал о делах, об учёбе, о родителях, а в конце обязательно произносил какую-нибудь крутую нравоучительную фразочку типа: «если нет дороги – проложи её сам», «мне плевать, что обо мне думают другие, я о них вообще не думаю» или «делай невозможное, возможное каждый дурак сделает». С небольшой высоты прожитых лет, и из уст такого человека, мне эти морали казались чуть ли не самой мудрой философией на свете.
Но давайте сначала.
С Марко я познакомился, когда мне было одиннадцать лет. Тогда были тяжёлые времена. Отец потерял работу и перебивался заработками в порту, жили мы впроголодь, но мне тогда казалось, что это всё потому, что так устроен мир, и Великая Депрессия была не моей заботой. У меня тогда своих проблем хватало, и одной из них в тот день был Тэд Сомерсби, которому я навалял за то, что он обозвал меня вонючкой и сопливым макаронником. Я вывалял его в пыли и разбил нос. Напрасно я связался с ним. Он был прихвостнем Рыжего Майка, конопатого здоровяка с маленькой головой, но с большими кулаками. Майк был старше меня на два года и выше на голову. Кроме того, он дня не мог прожить, чтобы кого-нибудь не избить. А тут как раз повод подвернулся.
Так что, выйдя из школы, я прикинул маршрут, чтобы не попасться на глаза этим придуркам. И решил пойти дворами. И как раз в подворотне между булочной и книжным магазином они меня и подловили. Их было пятеро. Зажали в узкой кишке из глухих кирпичных стен. Помню, как затрясло меня от страха и ненависти. Поняв, что убежать не удастся, двинул Тэду в глаз и приготовился к худшему. Меня сразу сбили с ног, швырнули в лужу, вытекающую из-под мусорного бака, и принялись пинать ногами. Я поджал колени и закрыл голову руками. И только вскрикивал при каждом ударе и ждал, когда же это закончится. Но зная повадки Майка, понимал, что эти пинания – только разогрев и пока меня не отделают по полной, не успокоятся.
И вдруг удары прекратились. Стало тихо, я уже подумал, что отключился, и поэтому просто не чувствую, как меня бьют.
– А ну, что тут за дерьмо? – услышал я голос. И потом топот убегающих ног. Я так и лежал, не отваживаясь оторвать руки от лица.
– Эй, пацан, ты как? – опять тот же голос. Я открыл глаза и увидел пару новеньких сияющих штиблет.
– Ты живой? Встать можешь?
Я посмотрел вверх. Надо мной склонился мужчина, которому явно нечего было делать в грязной подворотне. Такие парни обитали в иной реальности. Дорогой костюм в полоску, белоснежная рубашка, красный галстук, тонкие усики-ниточка, шляпа. На правой руке перстень. Даже не сомневаюсь, что есть у него и пара пистолетов, как пить дать.
– Спасибо, сэр, – сказал я и попытался встать на ноги. Болели отбитые ляжки, колени, локти и спина. Левая кисть опухла, и пальцы не слушались. Благо с лицом всё было в порядке. Да и вывалялся в помоях, что свинья. Слёзы накатывали, но я сдержал их. Не хватало ещё разреветься.
Он дождался, пока я поднимусь, и протянул мне платок. Но я побоялся даже прикоснуться к носовику, такой он был белый и свежий.
– Бери, не бойся. Вытрись.
– Нет, сэр, спасибо. Жалко пачкать. Дома уже помоюсь. Я тут рядом живу.
– Ну, как хочешь. За что они тебя?
– Да так, ни за что. Тэд меня вонючкой назвал, я ему врезал, а он…
– Ну, пахучкой тебя сейчас не назовёшь, это точно. Как твоё имя, сынок?
– Антонио Тремонти, сэр.
Мой спаситель поднял бровь.
– Уж не Андреа Тремонти сын?
– Так точно, сэр.
– Знаю я твоего отца. Хороший человек. Передавай ему привет от меня. Меня зовут Марко Ди Чента.
– Обязательно, сэр.
– Да что ты заладил – «сэр, сэр». Домой дойдёшь или отвести? В машину не посажу – провоняешь всё.
– Дойду. Не жить же мне здесь.
Марко Ди Чента улыбнулся моей шутке.
– Молодец. И мой тебе совет – никогда не прощай обид. И не допускай, чтобы тебя обидели.
– Хорошо, сэр.
– Ладно, проваливай.
Мать совсем не обрадовалась моему появлению. Помогла раздеться, одежду бросила в стирку, а меня загнала в ванную отмачивать синяки. Спросила, кто это меня так, но я наврал, что никого из обидчиков не знаю и раньше в глаза не видел. У неё и так хлопот хватает. Сам разберусь. И про Ди Чента рассказал, как он меня спас.
Отец же не обрадовался привету от Марко. Нахмурился только и головой кивнул.
– Пап, а кто этот Ди Чента? – спросил я.
– Бандит он. Держись от него подальше.
Смысл слова «бандит» с этого дня приобрёл совсем другой окрас. Раньше бандитов я представлял оборванцами с большими ножами, отнимающими бумажники у загулявших допоздна прохожих. Они были страшные, неряшливые и после удачного ограбления пропивали добычу в ближайшем баре. Но оказалось, что бандиты совсем другие – элегантные, ухоженные, пахнущие парфюмом, богатые и очень обаятельные. И, скорее всего, бандитом быть лучше, чем портовым грузчиком или водителем автобуса. В ту ночь я решил, что когда вырасту, стану бандитом. Таким же симпатичным и крутым, как Ди Чента.
На следующий день я подловил Тэда, подбил ему второй глаз и сказал, чтобы и близко не совался ко мне со своими дружками. Наверное, я был убедителен, потому что меня оставили в покое. А когда распустил слухи о знакомстве с настоящим бандитом, то сразу поднял авторитет среди приятелей.
Возможно, на этом бы всё и закончилось, если бы я опять случайно не попался на глаза Марко. Спустя неделю я возвращался из школы, и тут услышал своё имя. Я оглянулся и увидел Ди Чента. Он улыбался мне, как старому знакомому, которого не видел сто лет.
– Как дела, Антонио?
Чёрт, он ещё и имя моё запомнил!
– Нормально, сэр. Синяки почти сошли. А ещё я Тэду глаз подбил.
– Молодец, ты быстро учишься.
– Сэр, а можно вопрос?
– Ну, давай.
– Это правда, что вы бандит?
И сразу пожалел о своей прямолинейности и тупости. Разве можно такое спрашивать?
Но Марко совсем не рассердился. Он заулыбался ещё шире.
– Кто это тебе сказал?
У меня ума хватило не выдать отца. А соврать язык не повернулся, и я стоял, растерянно моргая.
Он наклонился ко мне и прошептал:
– Ты же никому не скажешь?
Я отрицательно замотал головой.
– Обещаешь?
– Да, сэр.
Он выдержал паузу и сказал:
– Нет, конечно. Никакой я не бандит.
Но сказал он это так, что сразу стало понятно, что он самый что ни на есть бандит, но это большой секрет и знаем его только мы вдвоём. И никому-никому об этом рассказывать нельзя. Марко ещё и подмигнул мне, мол, только тебе доверился.
– Я когда выросту, тоже хочу стать… таким, как вы.
– Не нужно, просто будь собой. Ну, ладно, боец, до встречи.
И протянул руку для рукопожатия.
Думаю, если бы мы встретились второй раз не через неделю, а через месяц или через год, он бы и не вспомнил меня, не то, что имя.
Марко появлялся в нашем районе не часто, но регулярно. И каждый раз, завидев меня, уделял мне пару минут. Что мне больше всего нравилось, что он разговаривал со мной, как со взрослым, а не сюсюкался. Не называл малышом, не трепал кудри, не угощал леденцами и всегда по-взрослому жал руку. Мне никто из взрослых руку не подавал. Я впредь не задавал глупых вопросов, но ощущение, что знаю его секрет, не проходило, и когда, прощаясь, он подмигивал, понимал, что он мне полностью доверяет. Иногда он был с тремя-четырьмя крепкими парнями, такими же уверенными и важными. Однажды даже представил меня, и они хлопали меня по плечу и одобрительно кивали головами.
Я тогда понятия не имел, чем занимался Марко. Думал, что вся его работа заключалась в том, чтобы разъезжать по городу на машине, сидеть в ресторанах и знакомиться с девушками. По такому парню девчонки должны сохнуть и бросаться ему под ноги штабелями. С женщиной я видел его всего раз. Она была очень красивая и даже помахала мне из машины, ослепительно улыбнувшись. Патрицию я в счёт не беру. Это совсем другая история.
– Антонио, говорят, ты общаешься с Ди Чента, – однажды спросил за ужином отец.
– Это он со мной общается.
– Что ему нужно?
– Ничего, он просто расспрашивает, как дела.
– Что ему до твоих дел?
– Не знаю, па.
– Он очень нехороший человек.
Я промолчал. Что я мог ответить?
Отец тоже не стал продолжать эту тему. Он был мудрым человеком, и понимал, что не в моих силах прекратить это общение.
Однажды в окно я увидел, как отец разговаривает с Марко. На миг я испугался, что Ди Чента сейчас выхватит пистолет и застрелит папу. Но ничего такого не случилось. Они просто поговорили, в конце пожали друг другу руки и разошлись. С тех пор отец больше не поднимал этот вопрос. Не думаю, что он боялся Марко, скорее всего, понял, что мне ничего не грозит.
В памяти со временем стёрлось большинство воспоминаний о Марко. Даже не стёрлись, а слились в одно, настолько однообразны были наши беседы. Но несколько моментов отпечатались навсегда.
Одно из них – появление легендарной шляпы.
Я от неё глаз оторвать не мог.
– Нравится? – спросил Марко, заметив мой интерес.
– Ещё бы!
– Мне тоже. Неделю назад привезли из Европы.
– Очень красивая.
– Таких здесь нет. И не будет. А ну, давай померяем!
Он надел шляпу на меня. Она оказалась велика и съехала на глаза. Я потрогал поля, тёплый гладкий бархат фетра, а ещё она пахла табаком и одеколоном. Когда я вырасту, решил я, у меня тоже будет такая, а может, и лучше. И захотелось уже прямо сейчас стать взрослым, а не ждать долгие годы, пока голова не вырастет до таких размеров, чтобы федора сидела как влитая, а не как ведро на швабре. Потом Марко не расставался с этой шляпой. «Пока я в ней, мне ничего не грозит», – говорил он и, кажется, сам в это верил.
Как-то ко мне прибежал мой приятель Сэмми, и рассказал, что полчаса назад видел, как фараоны арестовали Марко, вытащили прямо из парикмахерской на Шестой авеню. Закрутили руки ему и его приятелям, курившим у входа, погрузили в машины и увезли. У меня всё оборвалось внутри. Первое, что пришло в голову, что не помогла шляпа. Мы побежали на Шестую, но там уже всё было как всегда – народ шёл по своим делам, сигналили автомобили, и небо было по-прежнему синим.
Сэмми всё прыгал возле парикмахерской, показывая, где стояли машины, где были друзья Марко и как копы закручивали руки арестованным.
Я жутко расстроился, возненавидел фараонов и фантазировал, как ворвусь с пистолетом в зал суда и освобожу Марко, невинно арестованного.
Но то ли шляпа помогла, то ли что ещё, но через неделю Марко снова вышел из своего бордового «Дюзерберга», закурил сигару и зашёл в бар. Меня он не заметил, и я не пытался специально попасться на глаза, как делал частенько. Мне хватило того, что он снова на свободе и у него всё в порядке.
Однажды мама послала меня в лавку за зеленью и овощами. Не успел я оглядеться, как в двери появился Марко со своими приятелями. Но почему-то он не обрадовался мне, как обычно. Прошёл мимо, даже не взглянув на меня, и стал у прилавка, ожидая, когда я скуплюсь. Хозяин лавки, Соломон, толстый еврей с шикарной кудрявой шевелюрой, побледнел и занервничал. Я заметил, как руки у него дрожали, когда он складывал в пакет мои покупки. Как только я вышел на улицу, на двери появилась вывеска «закрыто». А когда я спустя несколько дней пошёл за овощами, вместо Соломона за прилавком хозяйничала его жена. Она вполголоса разговаривала с покупательницей, и я краем уха услышал, что Соломон в больнице, что полиция никак не обуздает этих итальяшек, что заниматься коммерцией стало невыгодно.
Конечно, я всё понял, но авторитет Марко для меня был выше проблем евреев-торгашей.
Что ещё я помню о Ди Чента?
Когда мне было четырнадцать, отец уехал на заработки. За полгода от него пришло всего пять писем и немного денег. Мама подрабатывала, перешивая и ремонтируя чужую одежду. Я тоже подрабатывал по мелочам, но денег не хватало. И я решил поговорить в Марко.
– Работа? Есть ли у меня работа?
– Хоть что-то. Любая.
– Антонио, ты знаешь, чем я занимаюсь?
Тогда я уже всё знал о Марко.
Знал всю его биографию. Он был родом из нашего квартала. Его отец погиб. Свалился со строительных лесов с высоты пятнадцати ярдов. Мать умерла от тифа, когда ему было тринадцать. Его забрала тетя, сестра отца, у которой своих детей было шестеро. И потому основная часть воспитания пришлась на улицу. Когда ему было шестнадцать, он со своей шайкой был уже грозой района. Грабежи, разбой, воровство. Но такие вещи не могут продолжаться долго. Тебя либо прирежут в драке, либо засадят за решётку надолго, если не навсегда. А то и поджарят на электрическом стуле.
Ситуацию спасла Восемнадцатая поправка к Конституции, запрещающая производство и реализацию спиртных напитков. Это ещё можно было запретить, но как запретить потребление? А народ требовал огненной воды. И Марко, так же как и тысячи бутлегеров, утолял жажду страждущих. Привозил из Канады, открыл несколько точек по производству самогона. Сбывал не в Чикаго, где из-за близости границы, спиртного было уже больше, чем до сухого закона. Перегонял грузовики с напитками вглубь страны, где их ждали благодарные потребители с пачками банкнот в руках.
Потом, естественно, ему пришлось влиться в мафиозный клан, и это не особо сказалось на доходах, зато предоставило новые возможности, новых клиентов и поддержку. Поговаривают, что Марко убил семерых, а кое-кто приводит еще более зловещие цифры.
Так что, я знал, чем занимается Марко Ди Чента, и это меня не пугало. Когда я смотрел на его шляпу, мне было на всё наплевать. Я хотел такую же.
Я никогда ничего не просил у него. Даже в мыслях не было. Даже когда в доме не было ни цента и из еды лишь пустая похлёбка. Мне казалось, что если я что-то попрошу, то вся магия нашей дружбы рассыплется в прах.
Когда-то он сказал: «Никогда ни у кого ничего не проси, если не уверен, что сможешь вернуть вдвое больше. Даже воды и соли». Просто так, вскользь, как очередное нравоучение.
Но сейчас отчаяние толкнуло меня на этот шаг. Но просил я не подачку, а помощь. Это разные вещи. Смогу ли я вернуть этот долг? Надеюсь, Марко никогда не придётся просить у меня, чтобы я нашёл ему работу. А тем более, две.
– Да, я знаю. Я же не слепой и не глухой, – ответил я.
– И что ты думаешь о такой работе?
Я пожал плечами.
– Ничего. Я не думаю о ней.
– Хорошо, Тони. Я возьму тебя к себе. Как у тебя с математикой?
– Нормально.
Учился я не очень, особенно после того, как уехал отец. Да и возраст был такой, что учёба отходила на задний план, но дураком я не был. Многое хватал на лету и с памятью полный порядок.
– Мне нужен будет бухгалтер. Хороший, толковый. Настоящий специалист.
На такое я не рассчитывал. Даже не представлял, что гангстеры ведут амбарную книгу приходов и расходов.
– Антонио, твоя работа сейчас – учиться. Закончить школу, затем курсы, а может, и колледж. Получить профессию. И тогда я смогу взять тебя на работу. И то – с небольшой охотой. Знаешь, почему? Никогда не работай на друзей, никогда не бери в долг у друзей и никогда не давай им взаймы. Там, где деньги, дружбы не бывает. А мы же друзья. Да, Тони?
Я часто размышлял, зачем я нужен Марко. Кем я был для него? Слово «дружба» вряд ли подходило к нашим отношениям. Какая может быть дружба между гангстером, богатым, элегантным и крутым, и малолеткой-оборванцем? Скорее всего, я стал для него привычкой, как чашка кофе утром и стакан молока перед сном, как зубная щётка или любимые тапочки. Привычкой болтать с одним и тем же пацаном, когда появляешься в нашем районе. Возможно, я не прав. Может, я оказался для него чистым островком в море страха, грязи, крови, разврата, да что там, уголком детства в такой нелёгкой взрослой жизни. Кем бы он меня ни считал, я никогда не мог позволить себе даже подумать о том, что это дружба. И всегда держал дистанцию. Он пару раз говорил, чтобы я забыл это дурацкое «сэр» и называл его по имени, но я так и не смог этого сделать, настолько большую разницу чувствовал между нами.
Тогда, естественно, я не размышлял о наших взаимоотношениях. Произошло это уже потом, намного позже.
Как бы там ни было, Марко помог мне с работой.
Спустя три дня он отвёл меня в кафе на Тейлор-стрит. Днём посетителей было мало. Мы подошли к стойке, и Марко сказал бармену, чтобы он позвал хозяина. Ждали мы не долго. Через пару минут появился седой пожилой итальянец. Он выглядел вполне уверенным и у него не тряслись руки, как у того Соломона. Он поздоровался, налил в два стакана виски, себе и Марко, а мне поставил стакан оранжа, и только после этого спросил, что привело нас в его кафе. Он сразу понял, что мы пришли не поесть, а по делу.
– Рокко, я хотел попросить тебя об услуге, – сказал Марко. – Нужно пристроить этого паренька на работу.
Рокко отпил виски и оценивающе посмотрел на меня.
– Он же совсем пацан. Я не могу его взять. Да мне и не нужны работники. Своих девать некуда. Марко, ты же сам знаешь, какие сейчас времена.
– Вот поэтому я и прошу тебя. Если у тебя нет места, я могу прямо сейчас уволить парочку твоих бездельников.
– Нет, не нужно.
Рокко был не таким крепким орешком, каким показался сначала. И прекрасно понимал, что лучше оказать услугу добровольно, тем самым рассчитывая на последующую благосклонность, чем получить как минимум расстрелянную витрину и сломанную руку. И недовольного гангстера в придачу.
– Он хороший парень, – сказал Марко, – и будет делать любую работу. Днём он в школе, а вот вечером, с четырёх до восьми вполне сможет помогать тебе здесь наводить порядок.
– Хорошо, но если…
– Если он будет халтурить или воровать, или прогуливать без причины, гони его в шею. И скажи мне. А я уж тогда сделаю выводы. Но, Рокки, он совсем не такой.
– Как тебя зовут, парень? – спросил Рокки.
Я представился.
– Приходи завтра к четырём, я придумаю, чем тебя занять.
Когда мы вышли из кафе, Марко сказал мне:
– Тони, я поручился за тебя. Постарайся не огорчать меня.
Он мог бы и не говорить этого.
В кафе я проработал всю весну и лето, пока не вернулся отец. Поначалу делал самую грязную работу – мыл посуду, убирался в сортире, таскал ящики с продуктами. В зале появлялся редко. Потом меня прибрал к рукам повар, и я помогал ему на кухне. Я кое-чему научился, а фриттата и ризотто у меня получались вкуснее, чем у матери. Кафе находилось в самом сердце итальянского квартала. Это была обычная забегаловка, куда сходились работяги, чтобы выпить пива и перекусить после рабочего дня. Сухой закон отменили в декабре, и теперь народ вовсю компенсировал тяготы безалкогольных лет. У меня не оставалось времени на шатание по району с друзьями. Я едва успевал делать уроки. Но хорошо помнил разговор о бухгалтере и стал серьёзнее относиться к учёбе.
Марко же я видел намного реже. Иногда он заезжал в кафе, но, скорее по делам, чем для того, чтобы повидать меня. А потом и вовсе пропал на целый год. Перед отъездом сказал, что уезжает надолго. Мне не хватало общения с ним, и я часто вспоминал его. Даже снился несколько раз. Наверное, он тоже стал для меня привычкой.
Вернулся Марко под Рождество.
Однажды я вышел из дома и увидел его, стоящего возле бара с Билли Лучиано. На нём был всё тот же головной убор. И он, клянусь, всё ещё выглядел так, словно его только что вытянули из шляпной коробки. Сам Марко совсем не изменился, и, увидев меня, махнул, чтобы подошёл. Как ни в чём ни бывало, будто и не было этого года.
– Тони, дружище, рад видеть! Ну, ты и вымахал! – он хлопнул меня по плечу. – Как дела?
– Отлично, сэр.
Я еле сдержался, чтобы не выдать щенячью радость от того, что снова вижу его и разговариваю с ним. Но, думаю, это не очень понравилось бы Марко. Он всегда был сдержан и спокоен. И я интуитивно перенимал его манеры. Иногда ловил себя на том, что говорю с такими же интонациями и повторяю жесты, и походка у меня давно уже стала такая же степенная и слегка вальяжная.
Он расспросил меня об учёбе, о родителях, о том, что произошло в районе интересного в его отсутствие. Кто умер, кто родился, кто женился.
И всё вернулось на круги своя.
А потом появилась Патриция.
Как только я увидел её в первый раз, влюбился сразу и, как тогда казалось, навсегда. Только так может влюбиться пятнадцатилетний юнец, ещё ни разу не сорвавший ни одного поцелуя.
– Пэт, знакомься, это Антонио.
Я вежливо поклонился, но она протянула руку в перчатке, и я пожал её, настолько аккуратно и бережно, словно она могла рассыпаться от неосторожного обращения.
– Я Патриция. Привет, Антонио. Как дела?
Она улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками.
На ней было свободное синее пальто с соболиным воротником, бархатные перчатки, на голове шляпка с бантом и вуалью. Каре волос пшеничного цвета, красная помада, слегка вздёрнутый носик, ямочки на щеках и серо-голубые глазищи. А во взгляде никакого намёка на проблемы и тягость бытия. Глаза её сияли, как мартовское солнце, беззаботно и радостно. Я никогда не видел такого взгляда у наших женщин, девушек и даже девчонок. Может, это потому, что она не была итальянкой. Или потому, что ей не довелось жить в нашем квартале. Или просто потому, что такая у неё была натура.
Я растерялся и стоял, оглушённый её красотой, не зная, куда себя деть и где взять слова, чтобы ответить ей. А ещё я боялся, что Марко заметит моё смущение.
Не сомневаюсь, что он заметил, но я совсем не составлял ему конкуренции и, скорее всего, ему польстила моя реакция. Будь Патриция моей девушкой, я бы тоже гордился этим и взгляды других мужчин вызывали бы во мне не ревность, а здоровое злорадство.
– Ну, вот, – сказал Марко, – совсем смутила парня. Тони, что нового?
– Всё отлично. Вот только мама заболела, но ей уже лучше. Идёт на поправку.
– Как отец?
Я отвечал на его вопросы, стараясь не смотреть в сторону Патриции. Но лицо её стояло перед глазами, и хотелось вдохнуть полной грудью. А ещё больше хотелось развернуться и побежать.
– Марко, дорогой, может, мы зайдём в кондитерскую и угостим Антонио пирожным? Да и я бы не отказалась от кофе.
– Нет, мэм, спасибо. Мистер Ди Чента, прошу прощения, но мне пора. Мне нужно в аптеку, купить микстуру для мамы.
– Конечно, Тони. Лечи мать. Запомни, сколько у тебя не было бы женщин, только мама будет любить тебя всегда и никогда не предаст. С остальными всегда будь начеку.
– До встречи, Антонио, – сказала Патриция и снова выстрелила в моё сердце улыбкой.
Это был первый и последний раз, когда я вёл себя при Патриции, как последний осёл. Весь день я провёл в мыслях о Патриции, фантазируя и выстраивая самые разные сюжеты, в которых она играла главную роль. Но мне хватило ума погасить этот самоубийственный костёр. Я прекрасно понимал, что мне ничего не светит. Кто я такой? Если бы она даже не была с Марко, если бы даже она была одинока, то всё равно, пройдя мимо меня на улице, даже не заметила бы меня. Я был последним в списке возможных претендентов на ответное чувство. Поэтому пообещал себе, что смогу контролировать себя и, если ещё выпадет такая возможность, просто буду наслаждаться её обществом, ничем не выдавая своих чувств. И мне это удалось.
Как только отбрасываешь амбиции и неосуществимые планы, всё становится на свои места. В следующий раз я встретил её через три дня совершенно случайно, когда гулял с приятелями Сэмми и Тодом на Гранд-Авеню.
Она выходила из магазина с Биллом Тортуро, приятелем Марко. Меня это удивило и даже слегка разозлило. Патриция увидела меня и помахала, всё так же очаровательно улыбнувшись. Я кивнул в ответ и пошёл себе дальше. Но, дойдя до угла, остановился. Я должен был узнать, что же происходит. И обязательно рассказать Марко. Или не рассказывать, потому что Патриции тоже не поздоровится.