Юрий Никитин. Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

   – Нет, – ответил Олег, но Томасу показалось, что отшельник говорит неправду. – Как-то не заметил.
   – У него оружейная лавка, – сказал Томас задумчиво. – Довольно богатая. Думаю, ему есть чем похвастать.
   – Томас, – сказал Олег укоряюще, – мы едем по весьма важному делу. Можем и головы сложить! А ты по лавкам заглядываешь, как женщина?
   Томас сказал оскорбленно:
   – Женщины не заглядывают по оружейным лавкам! А если бы заглядывали, туда бы перестали ходить мужчины. Есть, знаешь ли, места святые для мужчин… Не скаль зубы, я имел в виду, что почти святые! Для нас самое дорогое – оружие. Я не тряпки собираюсь смотреть, обувь или дорогие притирания!
   – А мог бы, – заметил Олег ехидно. – На Востоке вон и мужчины красят волосы, бороды, ногти, натираются благовониями…
   – С ума сошел, – сказал Томас возмущенно. – Вся Европа рухнет, если здешние мужчины начнут краситься!
   Олег смолчал, а Томас застегнул пряжку ремня и пошел к выходу. Олег вздохнул, оглянулся на лук, сиротливо стоящий у изголовья кровати, но махнул рукой и вышел следом.
   Солнце опустилось за городскую стену, край блестит, словно плавится в жарком огне, но между домами уже залег полумрак, что медленно переходит в темень. В некоторых домах зажглись светильники, а перед самыми богатыми горят даже перед домом. С далекого перекрестка доносились звуки музыки, веселые песни, крики гуляющих.
   Томас неодобрительно покачал головой. Вечерами народ должен ходить в церковь, а не устраивать гулянки на ночных улицах. Он хотел было высказать такое вслух, но покосился на язычника, этот обязательно спросит, когда был в церкви сам Томас, а тут не вспомнишь, разве что в прошлом месяце, когда загнал не то ливень, не то злые собаки.
   Темная громада церкви вырисовывается на фоне красного закатного неба справа над крышами добротных домов. Олег заметил, что «громада» – слишком громко, у богатых крестьян курятники повыше и покрупнее, а это каменное здание даже в щелях между камнями дало вцепиться сорной траве, стыд какой.
   Томас, похоже, тоже заметил неухоженность такого важного для христиан места, как церковный дом, покосился на калику с предостережением в холодных синих глазах: только скажи что похабное, однако калика поглядывал по сторонам, прислушивался к крикам, шорохам и, казалось, ничуть не удивился, когда навстречу вышли четверо мужчин и остановились, перегородив узкую улочку. Все четверо вытащили из ножен длинные ножи, смахивающие на короткие мечи.
   Томас поперхнулся на полуслове, но, взглянув на невозмутимого волхва, надменно фыркнул, красивым жестом отбросил за спину плащ и выхватил меч. Олег оглянулся, там тоже появились четверо таких же оборванцев, но у одного топор, у другого нож, у двоих настоящие мечи.
   – Ребята, – сказал Олег просительно, – такой хороший день был… не надо портить дурной дракой!
   Один из стоящих впереди отмахнулся раздраженно:
   – О тебе речи не было. Отойди в сторонку, тебя не тронут.
   – Как скажете, – сказал Олег обрадованно.
   Он отступил к стене, прижался к ней спиной, а когда четверка начала наступать на застывшего рыцаря, быстро метнулся вперед и неуловимо быстро опрокинул всех четверых, а Томас мгновенно развернулся и принял удар напавших сзади. За спиной слышались крики, в которых было больше изумления, чем ужаса, глухие удары и короткие стоны.
   Томас выдерживал град ударов, одного сразил с великим трудом, второму рассек живот, остались двое, он подбодрился, но те вдруг посмотрели мимо него, закричали и, роняя кинжалы, бросились вдоль домов. Томас оглянулся, в их сторону шел Олег, деловито вытирая платком с головы одного из нападавших короткий меч. Тот покраснел от набалдашника до острия, с него срываются красные тягучие капли. Четверо вяло трепыхаются в лужах крови, стонут, один попробовал ползти, но уперся головой в стену и все греб руками, словно веслами, пытаясь продавить макушкой камень.
   – Ты дерешься не по-рыцарски, – обвинил Томас. – И меч украл.
   – Вот новость, – удивился Олег. – А я и не знал. Кому вернуть с извинениями?
   – Зато с успехом, – закончил Томас менее охотно. – В уличных схватках все трюки хороши.
   – Буду знать, – заверил Олег. – А если что, у тебя спрошу. Хорошо?
   – Спрашивай, – согласился Томас горделиво. – Я много чего знаю.
   Его дыхание быстро выравнивалось, доспехи все еще блестят, ножи попортили только плащ, да на панцире осталась пара царапин. Олег внимательно посмотрел на Томаса, не прикидывается ли, но тому в самом деле явно не пришло в голову мысли: а с чего вдруг набросились на них, двоих мужчин, когда для грабежа есть жертвы куда богаче и не такие зубастые?
   – Ладно, – сказал Олег вслух, – набросились так набросились. Где твоя лавка?
   Томас вытянул руку.
   – Уже пришли.
   Хозяин лавки испуганно выглядывал из окна. Томас улыбнулся ему издали, Олег видел, как побледнело и перекосилось лицо хозяина, тут же исчезло. Послышался грохот железных засовов. Дверь распахнулась, хозяин дрожал и мелко кланялся.
   – Я видел… ужас какой!.. как на вас напали!.. Куда стража смотрит!
   Он отступил, гости вошли, Томас сразу начал осматривать развешанное на стене оружие, Олег же еще от двери заметил ровным голосом:
   – Да, в самом деле. И как будто знали, куда мы идем.
   Хозяин побледнел, губы прошлепали:
   – Да вы что?
   – В самом деле, – сказал Олег.
   – Не может того быть! – воскликнул хозяин.
   – Да вот… чуть было не получилось…
   Хозяин пролепетал:
   – Почему вы так решили, что… знали?
   – Город велик, – пояснил Олег, он рассматривал его пристально и холодновато. – Но засаду устроили именно здесь…
   От стены послышался довольный голос Томаса, он снял и вертел в руке меч, дважды взмахнул, снова восторженно ахнул, протянул в сторону Олега.
   – Смотри, какая прелесть!
   Олег в полном равнодушии оглядел меч – длинный, с вытянутым лезвием, выкованный любовно и тщательно, не простой меч и даже не баронский, а как будто для воинственного короля, чтобы и воинская красота видна во всем, и тщательно подобранная и умело закаленная сталь, где синеватые узоры в металле скромно указывают на невероятную прочность, а у самой гарды сверкает великолепный рубин.
   – Неплохо, – одобрил он. – Как я понимаю, ты шел сюда за ним?
   – За ним, – ответил Томас гордо. – У меня чутье на хорошее оружие!
   Олег повернулся к застывшему хозяину лавки.
   – Вы именно это оружие хотели подарить моему другу?
   Хозяин дернулся, жалко промямлил:
   – Подарить?.. Это же меч королей… Однако же, принимая во внимание…
   – Да-да, – подтвердил Олег строго. – Именно, принимая во внимание. Надеюсь, ты уговоришь доблестного рыцаря не отказываться.
   Хозяин съежился еще больше, повернулся к ничего не понимающему Томасу. Видно, как сердце его разрывалось, когда бросал жалобные взгляды на драгоценный меч, но вздохнул и сказал потухшим голосом:
   – Мне было видение, доблестный рыцарь, что этот меч нужно подарить именно вам. Я едва дождался, когда вы въедете в город, сразу же подал вам знак, а потом считал минуты, когда переступите этот порог.
   Томас жадно прижал меч к груди, по его глазам Олег видел, что купить такое сокровище Томасу не по карману, но и принять в дар не решается, все-таки от простолюдина, другое бы дело – от короля или хотя бы герцога. Да хрен с ними, даже от графа бы взял, а тут какое-то двойственное ощущение, надо подумать, нет ли урона рыцарской чести…
   Олег наблюдал за ним внимательно, заверил:
   – Нет урона, нет. Хозяин уже получил высокое вознаграждение за свой поступок. От своего видения.
   Томас все еще переминался, с жадностью смотрел на меч, но все-таки со вздохом протянул его хозяину.
   – Это очень ценная вещь. Я не могу ее принять.
   Хозяин было дернулся взять в руку, Олег многозначительно обронил:
   – Но жизнь еще ценнее.
   Хозяйская рука упала как подрубленная, Томас сказал с еще более тяжким вздохом:
   – Ты прав. Как часто наши драгоценные жизни зависят от меча, коня или лопнувшей пряжки!
   – Это верно, – согласился Олег. Он повернулся к хозяину: – У тебя как насчет коней?
   Тот открывал и закрывал рот, покрылся разноцветными пятнами, а Томас напомнил рассудительно:
   – Коней покупать не стоит, у нас хорошие кони. Ты даже тех, что я выиграл на полутурнире, и то продал… Я этого ни на что не променяю.
   Олег подумал, кивнул.
   – Ладно. Мы принимаем в дар только меч. Пойдем, а то уже вроде бы пора ужинать.
   Томас переступил с ноги на ногу, промямлил:
   – Ну, если было видение… с ним разве поспоришь? Видению сверху виднее…
   Хозяин бросил испуганно-благодарный взгляд на Олега, прошептал:
   – Не всегда, не всегда. Иногда и видения ошибаются.
   – Это мы не так понимаем, – строго разъяснил Томас. – Видения всегда говорят многозначительно туманно, облекая слова в замысловатые кружева, что нас и обманывает.
   Олег взял самые роскошные ножны, украшенные драгоценными камнями дивной огранки, меч подошел точно, крестообразная рукоять с щелчком вошла в желобок. На улице уже собирался народ над плавающими в темных лужах трупами, Олег повел Томаса кружным путем, чтобы не встречаться со стражей. Томас так и прижимал всю дорогу к груди драгоценный меч, только спрятал под плащ, чтобы не привлекать жадные взоры. Олег посоветовал старый меч выбросить вместе с ножнами, а взамен на перевязь подцепить подарок, Томас возмутился до глубин души:
   – Этот меч знаешь сколько мне служил?
   – Неделю? – спросил калика скептически.
   Томас задохнулся от возмущения.
   – Я что, такой молокосос?
   Олег зевнул на ходу.
   – Нет, я думал, ты в самом деле бывал в жарких боях. А там оружие долго не живет… Ага, вот еще что! Ты задержись здесь. Ненадолго… Впрочем, лучше я сам позову.
   Томас спросил встревоженно:
   – Ты чего?
   – Вожжа под хвост попала, – объяснил Олег раздраженно.
   – Это как?
   – Наше языческое, – объяснил Олег еще терпеливее. – В смысле вожжа под хвост! Тебе этого не понять, христианин. Когда вот такая луна с рогами вверх, должен я войти первым, а ты – когда свистну. Понял?
   – Что за дурацкие ритуалы, – пробурчал Томас с отвращением, но Олег уже быстро шел через темный, плохо освещенный двор.
   Томас потоптался на месте, чувствуя, что его где-то обманули, затем вспомнил, что он – христианин, а это значит, должен нести свет в заблудшие души, а не потакать в их суевериях. Ишь – луна кверху рогами! – ерунда какая, придурастые язычники, другое бы дело – покраснела или обрела двойной ореол, это ясные предзнаменования от Господа, а так все ерунда…
   Прижимая к груди драгоценный меч обеими руками, он быстро прошел к ступенькам, там слабо горит единственный светильник, бодро нырнул в полутьму холла, из угла донесся стон. Томас перекрестился, чтобы отогнать привидения, и бестрепетно начал подниматься по лестнице наверх. На ступеньках разлито что-то темное, поскользнулся, но удержался, упершись в стену, там тоже мокрое и липкое.
   Ругаясь на нерадивых хозяев, поднялся к своей комнате. Дверь распахнута, в глубине спиной к нему Олег, выглядывает из окна. Не поворачиваясь, сказал чуть громче обычного:
   – Вымой руки и ложись спать. Утром выедем пораньше.
   Томас взглянул на ладонь, которой уперся в коридоре в стену, при свете ярких свечей видно, вся в крови. С беспокойством посмотрел на Олега.
   – А ты как узнал?
   – По запаху.
   Олег повернулся, зеленые глаза горят, как у волка, дыхание постепенно выравнивается, но ощущение такое, что пробежался на высокую горку.
   – А чего мое одеяло на полу? – спросил Томас с подозрением. – Ты об него сапоги вытирал?
   Олег взглянул на одеяло, брезгливо поднял за край, понюхал. Взгляд стал отстраненным, наконец, произнес после паузы и с некоторым удивлением:
   – Вообще-то чисто…
   – А как иначе? – спросил Томас раздраженно. – Я велел подать все чистое!.. Другое дело, если ты уже успел высморкаться…
   Олег хмыкнул, выронил одеяло и снова вернулся к окну. Томас примостил меч у изголовья, полюбовался с разных углов, сел на ложе и принялся снимать сапоги. Олег снова высунул голову наружу, голос его прозвучал с непонятным облегчением:
   – Все-таки уполз… Хоть и с перебитыми руками. До чего же я стал мягким!
   – Это как? – переспросил Томас.
   Олег повернулся от окна, лицо удивленно-грустное.
   – Да каждая байка о голодной жене и пятерых детишках действует на меня безотказно. Разве бы мог подумать каких-нибудь сто, а лучше – тысячу лет назад! Мягкий я стал, брат Томас. Наверное, старость подкрадывается.
   – К тебе подкрадешься, – буркнул Томас с неприязнью. Он смерил взглядом могучую фигуру язычника, где ни капли жира, а только вздутые мышцы, твердые, как корни старого дуба, его вечно молодое лицо с ярко-зелеными глазами, которые невольно приковывают внимание, его длинные мускулистые руки с широкими ладонями. – У тебя ж глаза на затылке!
   – Я не трусливый, – сказал Олег, словно оправдываясь. – Я… осторожный. Хотя, ладно, и трусливый малость. Стараюсь избегать всяких неприятностей. И не всяких – тоже. Потому и осторожничаю.

Глава 7

   Не просыпаясь, Томас протянул руку, пальцы что-то нащупали в воздухе, сжались. Олег уже одевался, хмыкнул, рыцарь и во сне все щупает свой новый меч, не налюбуется.
   – А меч-то сперли, – произнес он негромко.
   Томас подхватился, словно подброшенный катапультой. Глаза дикие, на лице ярость, судорожно огляделся.
   – Что?.. Кто посме…
   Он поперхнулся, меч в ножнах стоит у изголовья, ждет хозяина, еще более яркий и блистающий, чем вчера при светильниках на бараньем жире. Крестообразная рукоять украшена множеством рубинов, камнями войны, ножны сдержанно блистают накладками из золота.
   – Ты… чего?
   – Да чтоб не будить долго, – объяснил Олег. – А так ты рр-р-раз – и готов!
   – Свинья, – сказал Томас. – У меня чуть сердце не выскочило. Мог что-нибудь помягче. Ну, там город сгорел или сарацины напали…
   – А ты бы проснулся?
   – Вряд ли, – признался Томас.
   – Вот видишь!
   Томас торопливо оделся, а когда шагнул к дверям, Олег сказал негромко:
   – И железо все надень. Да и меч захвати, больше сюда не вернемся.
   Томас удивился, но посмотрел на каменное лицо язычника, вздохнул.
   – Да, ты прав. Что-то мы разнежились. Все жрем да на чистых простынях спим. Мужчина должен спать на голой земле, а есть запеченное на костре.
   – Рад, что ты все понял, – ответил Олег.
   Томас с его помощью нацепил доспехи, Олег скрепил ремнями половинки панциря. Новенький меч, как влитой, покоился на перевязи. Томас даже шлем не стал нести по обыкновению в руках, сразу на голову, а в руки взял старый меч в ножнах и щит.
   Пока спускались, Томас сунул старый меч в мешок, восторгаясь новеньким оружием, даже не обратил внимания, что Олег против обыкновения не выпускает из рук лука с натянутой тетивой, даже стрела покачивается в пальцах, готовая прыгнуть расщепом на тугую струну.
   И когда вывели коней, Олег все посматривал по сторонам, на своего гуннского жеребца запрыгнул, не касаясь седла, сразу же с высоты оглядел окрестности, лук в руках, стрела на тетиве, взгляд безостановочно шарит по окнам, крышам, заборам, деревьям.
   Томас наконец заметил, сказал одобрительно:
   – Птичку подстрелить хочешь? Подожди, выедем за ворота…
   – Да, – согласился Олег, – за воротами как-то проще. Городской стражи нет, народ под ногами не мельтешит…
   – Вот-вот, – сказал Томас. – Ты только выбирай потолще. Я люблю толстеньких.
   – Все любим толстых, – отозвался Олег безучастно, – хотя и брешем насчет худеньких и стройных. Что язычники, что христиане.
   Томас красиво и гордо ехал впереди, народ любовался его статной фигурой и блестящими доспехами, кричали «ура», а одна девушка даже бросила ему цветы, отчего воспламененный Томас сразу же приколол один себе на плащ, а ошалевшая от счастья девушка едва не выпала из окна, стараясь заинтересовать своим предельно низким вырезом на платье.
   За воротами дорога пошла широкая и утоптанная, часто встречаются подводы, то и дело гонят скот на продажу. Олег, наконец, убрал лук, долго конские копыта звучали сухо и звонко, затем стук сменился мягким шагом. Томас вскинул голову, огляделся.
   – Ты чего свернул?
   – Так прямее, – буркнул Олег.
   Томас повертел головой.
   – А мне говорили, что эта дорога ведет в направлении Адова Урочища.
   – Но не прямо, – уточнил Олег. – Мы просто срезаем петлю.
   Томас посмотрел по сторонам, везде одинаковая равнина, кое-где невысокие зеленые холмы, отдельными стайками держатся деревья, отражая совместный натиск степи, зверья, засухи и ветра.
   – И как все помнишь, – сказал он с недоверием. – Или, как птица, по солнцу находишь дорогу?
   – Да такие места забыть непросто, – ответил Олег задумчиво. – В древности… это значит – давным-давно, здесь отгремела величайшая битва…
   – В древности, – повторил Томас саркастически, – это так давно, что уже подзабыл, из-за какой ерунды тогда столкнул королей лбами?
   Олег оставался серьезен, задумчив и как-то торжественно светел.
   – Тогда не было королей, – ответил он мирно. – И никого я не подталкивал. По крайней мере сознательно. Я сам тогда был… впрочем, неважно. Так вот после той величайшей из битв окрестные ручьи от пролитой крови выходили из берегов, реки до самого моря текли красными, а земля так пропиталась кровью, что в ней что-то изменилось. Родилось великое Зло. И это Зло в земле и сейчас. Спит, но даже во сне от него плохо всем, кто проходит наверху. И горе великое наступит, когда Зло проснется…
   Томас взглянул с недоверием.
   – Это ты всерьез?
   – Да, а что?
   – Да того лохматого в дупле ты вот так же дразнил…
   Олег невесело усмехнулся.
   – Смеемся, когда надо плакать. На самом деле все так и есть. А смеемся над собой и другими потому, что все вновь и вновь. Так часто, что уже и говорим о нем одними и теми же словами. За шанс вырваться из этого заколдованного круга что только не отдашь!
   Томас зябко передернул плечами.
   – То-то мне как-то не по себе, – признался он. – Это все от Зла, которое мы топчем?
   Олег кивнул.
   – Да, конечно. Все от Зла, но сейчас мы просто устали, проголодались, надышались ядовитого смрада в городе… когда же они перестанут выливать нечистоты из окон прямо на улицу? Вон у римлян даже водопровод был… а еще за нами следят из дальнего леса, ближних кустов и даже с неба… Вот и не по себе.
   Он сказал так буднично, что Томас не сразу сообразил, подскочил в седле, начал судорожно оглядываться.
   – Правда? То-то у меня мурашки по телу! Или врешь? Ты ведь язычник, тебе соврать – что своим богам жертву принести!
   – Следят-следят, – заверил Олег. – Потому мы и едем вот так, от деревьев и кустов подальше, чтоб ничего в нас не бросили… А ты в самом деле ничего не замечал? Ну и ну… наверное, о Высоком мыслишь?
   Томас продолжал оглядываться. Теперь, после слов калики, в самом деле начал замечать то шевеление, то блеснувший лучик от доспехов, то доносился запах скверного вина. И чем больше смотрел, тем больше замечал, наконец, весь лес начал казаться затаившимися недругами, как и кусты, а вся высокая трава выглядит ощетинившейся острыми пиками, где залегли просто тысячи всяких разных любителей легкой наживы.
   – И давно они? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал так же буднично.
   – Почитай, с города, – ответил калика. – Не с этого, а еще с того, где ты с Гакондом разговаривал. Как только он тебе дал грамоту, так и началось.
   Томас бросал по сторонам осторожные взгляды.
   – С тех пор и… так вот почему ты петляешь, как заяц!
   – Лучше дурить, чем убивать, – ответил волхв. – Конечно, это не совсем по-рыцарски, но зато больше по-христиански, как думаешь?
   – Не знаю, – ответил Томас сердито. – Как думаешь, их там много? Смогут ли атаковать в открытую?
   – А зачем, – спросил Олег, – если могут устроить засаду или подобраться в узком месте? Им нужно только определить, какой дорогой поедем. Правда, у нас кони получше, обогнать и устроить засаду не всякий сможет. Так что большое войско не жди.
   Томас подумал, кивнул.
   – Да его и не нужно. Если эти соглядатаи как-то связаны с Адовым Урочищем, то достаточно одному обогнать и сообщить там, что двое очень наглых едут в их сторону. Один из них считает себя хозяином земель, которые они уже захватили…
   Калика сказал с уважением:
   – Верно мыслишь. Скорее всего так и будет.
   – Так чего же рассказываешь о погоне и засадах?
   – А чтобы ты не очень волновался, – хладнокровно объяснил калика. – А то ты прямо с лица меняешься, когда боишься.
   Томас подпрыгнул в седле, глаза стали дикими.
   – Это я боюсь?
   Он поднял забрало, красивое мужественное лицо надменно и задумчиво, в глазах гордость, в седле подчеркнуто несгибаемый, прямой. Рыцарь Храма, как он с гордостью себя называет. Проводник и распространитель христианства… э-э… современного его варианта, хотя каждый его проповедник и носитель уверен, что буквально слово в слово повторяет заветы Христа и послушно следует его курсу. Впрочем, за короткую человеческую жизнь трудно заметить, насколько изменилось христианство.
   Олег посматривал искоса, Томас хорош, ему и не пикнешь, что у него, как у всех рыцарей, вместо христианского смирения – гордость, что входит в число семи смертных грехов, вместо прощения – обязательность мести… а про такую особенность, как воспеваемое во всех рыцарских романах всеми бардами, скажем прямо, прелюбодеяние, то есть культ прекрасной дамы и все эти истории про Тристана и Изольду, Ланселота и Гиневру – разве не демонстративное нарушение главнейшей заповеди?
   – Томас, – спросил он вдруг, – а как насчет того, что, если я вдарю тебя в правую щеку, ты должен смиренно подставить мне левую?
   Томас насупился, спросил с подозрением:
   – Это где ты услыхал такую глупость?
   – В твоих Святых Книгах, – ответил Олег с готовностью. – Правда, ты их не читаешь, это так в народе называются Евангелия.
   Томас покачал головой:
   – Брехня.
   – Я брешу? – спросил Олег.
   – Ты, – ответил Томас надменно. – Или повторяешь чужие брехни.
   Олег покрутил головой.
   – Томас, Томас!.. Но там же ясно написано! И не какой-нибудь апостол, а сам Христос сказал!
   Еще надменнее Томас поинтересовался:
   – Ну и как он сказал?
   – Тому, кто ударит по правой щеке, подставь левую!
   Томас вздохнул, благочестиво перекрестился.
   – До чего же дикость этих язычников поразительна, – сообщил он в пространство. – Ну прям дети. Правда, и дети бывают умненькие… Увы, язычники все из неумненьких. Дурковатых. Повторяют и повторяют одну и ту же глупость. Наш полковой прелат специально останавливался на этой заповеди, открывал Книгу и показывал всем, что там вовсе не то написано.
   – А что? – спросил Олег с интересом.
   – Там написано, – ответил Томас напыщенно, он выпрямился еще больше и выгнул грудь, – там написано четко и ясно: «Ударившему тебя по правой щеке обрати левую». Понял?..
   Олег спросил озадаченно:
   – А не один… хрен?
   – Дикий ты человек, – повторил Томас с чувством глубочайшего превосходства. – Подставь – это чтоб ударили, а обрати – это разворот для ответного удара! Вот смотри: тебя бьют по правой. Ты разворачиваешься для удара, тем самым обращая к противнику левую щеку… не подставляешь, а обращаешь! И тут же наносишь сокрушительный удар, усиленный праведным гневом. Ведь удар всегда сильнее, если он праведный. Тогда не делаешь его щадящим, смягчающим, дозированным, а бьешь… хорошо бьешь! До конца. Святое Писание надо уметь читать, невежа.
   Он с высоты христианского полета озирал копошащегося во тьме невежества бедного язычника, снисходительно обливал его пометом, по доброте даже похлопал бы по плечу, но уж слишком на разных высотах, так что лишь поплевывал из недостижимой выси, осиянный ярким светом всепобеждающей веры.