Тамрюэль прошептал:
   – Вон та дверь…
   За их спинами Долтон сказал тихо:
   – Чую, это уже последняя.
   – Сейчас, – произнес Тамриэль сдавленно, – или никогда.
   – Тогда сейчас, – сказал Ютланд.
   Он разбежался и ударился в дверь плечом, чувствуя, как все тело налилось горячей тяжестью, а кровь превращается в расплавленный свинец.
   Дверь разлетелась в щепки, он упал на роскошный мраморный пол в узорах и покатился, а через него перепрыгивали и бежали со всех ног заключенные, уже с оружием в руках, а кое-кто и в доспехах.
   Небольшой зал пуст, в дальнем конце широкая лестница ведет наверх, ступеньки усланы ковровой дорожкой, перила из дорогого дерева покрытого лаком.
   Дигарн бросился по ступенькам, прыгая сразу через две, но наверху остановился, оглянулся со странно беспомощным выражением на свирепом лице. Ютланд обогнал, на самом верху еще дверь, но распахнулась от сильного толчка, жалко звякнул сорванный засов.
   В комнате мощно пахнет женскими притираниями, воздух горячий, на широких диванах с десяток полураздетых женщин, из мужчин только слуги вдоль стен, одинаковые, неподвижные, каждый с широким подносом в руках. Все ожидающе поглядывают на полуоткрытую дверь в следующий зал, откуда доносится музыка, веселые голоса, у каждого на лице готовность ринуться туда по первому окрику.
   Дигарн пронесся вдоль стен, опрокидывая светильники. Масло разливалось широкими лужами, сразу вспыхивало, а с ним загоралась моментально обивка стен, ковры.
   Тушить ринулись с криками даже те, кто должен был с оружием в руках защищать дворец от нападения, если сгорит дворец – погибнут все, а группа нападающих прорвалась в следующий зал, где с их появлением оборвалась музыка, танцующие полуголые женщины замерли в странных позах, а потом разом поднялся визг, крик, раздались дикие вопли, все бросились в стороны, сбивая друг друга с ног.
   – Вот он! – победно закричал Тамриэль.
   Он вскинул меч и ринулся через замерших на ложах знатных вельмож. Ютланд видел, как человек на самом дорогом ложе сделал небрежное движение кистью руки, и Тамриэля швырнуло через весь зал. Долтон умело метнул дротик, однако тот лишь коснулся груди чародея, тут же развернулся и понесся на Долтона.
   Тот прыгнул в сторону, однако дротик задел плечо и, пробив кольчугу, пригвоздил его к стене.
   Ютланд забежал сзади, прыгнул и, сдавив колдуна в объятиях, с силой прижал к себе.
   Тот прохрипел:
   – Ты… кто?
   – Не узнал? – прошипел Ютланд люто. – Кто тебе сказал, что ты чародей?
   Чародей процедил сквозь зубы:
   – Ах, это ты, мальчишка… Ты не понял, с кем пытаешься бороться? Я великий маг и правитель здешних земель, известный здесь как Серый Чародей.
   – А в других?
   – Это тебе уже не узнать…
   – И не надо, – согласился Ютланд. – Обойдусь. Что тебе от меня нужно? Кто велит меня преследовать?
   – Велит? – переспросил чародей надменно. – Кто может велеть мне, самому могущественному во всех известных мне землях?.. Ты взял талисман, который должен принадлежать мне. Я чувствую… ха-ха… что ты принес мне его…
   – Даже так?
   – Он у тебя под рубашкой, – сказал чародей. – Спасибо за доставку.
   – Не за что, – сказал Ютланд. – Только ты его не возьмешь.
   Чародей сказал победно:
   – Возьму. И отныне никто меня не остановит!
   – Уверен? – спросил Ютланд.
   Голос чародея становился все сильнее, грудная клетка перестала сминаться под нажимом рук Ютланда, напротив – это его руки слабеют, чародей же явно откуда-то черпает силы…
   Отчаяние, что проиграл так глупо, ярость, злость, сшиблись воедино. В глазах угрожающе быстро начала нарастать красная пелена.
   Он закричал страшным голосом:
   – Всем из дворца!.. Долтон, уводи людей!.. Сейчас!
   Он еще успел услышать голос Тамриэля, затем багровый огонь ударил в мозг и затопил все.
   Он ощутил дикую и необыкновенную свободу, ничем не скованную, сладкую и желанную, счастье быть свирепым и безжалостным…
   …сильная усталость затопила тело, он ощутил запах гари, воздух, горячий от близости огня, тряхнул головой и увидел сквозь быстро редеющий розовый туман в глазах чудовищные разрушения в зале, где не только столы, ложа и лавки превратились в щепы, но и от величественных колонн остались только пни, а мрамор разбросан по всему залу, везде кровь, тела изуродованы самым страшным образом, многие разорваны пополам, у других оборваны руки или ноги…
   От чародея осталась только голова с расколотым черепом, где страшно зияет окровавленный провал, словно кто-то достал его мозг жадной пятерней…
   Ютланд содрогнулся, торопливо вытер лицо, чувствуя во рту вкус теплой крови. В соседнем зале грохнуло, через дверной проем ворвалась широкая струя огня и жадно охватила ближайшую мебель.
   Когда он выпрыгнул через окно во двор, там шум и гам. К изумлению Ютланда, бывшие заключенные не разбежались, а обезоруживают сдавшихся охранников дворца.
   Среди них шумно орал и крикливо распоряжался высокий воин в красном плаще, Ютланд с изумлением узнал Аксиала.
   Тот обернулся, глаза его радостно расширились.
   – Ты… цел?.. Ну… мы и орлы, оказывается!
   – А ты как сюда попал? – спросил Ютланд.
   – Я был наготове, – сказал Аксиал гордо. – И когда что-то началось, я с Тугарином… вон он там, видишь?.. и с двумя орлами, которых подыскали за это время, ринулись во дворец с центрального входа…
   К Ютланду подбежали Тамриэль, Долтон, Дигарн, Нанекс и другие, побитые, кое-кто ранен, но злые и очень довольные. За их спинами страшно полыхает дворец, народ сбежался со всего города, но все залезли на крыши своих домов, надо следить, чтобы какую горящую тряпку не занесло ветром, а дворец… это не их дело.

Часть 2

Глава 1

   Через час он уже взобрался на Алаца, дубинку подвесил к седлу, а лук сунул в чехол за плечи. Аксиал взял его коня под уздцы и вывел на улицу.
   Тугарин напрасно тыкал хорту в нос кусок жареного мяса, тот неотрывно смотрел на Ютланда.
   – Спасибо, – сказал Ютланд, в груди защемило, странное чувство, никогда раньше не испытывал, – спасибо… что пришли на помощь. Аксиал, уж в этот раз тебя никто не заставлял идти, рисковать жизнью!..
   – Никто, – весело согласился Аксиал. – Но разве мы не сумасшедшие герои?
   – Теперь ты точно должен остаться, – сказал Ютланд, стараясь говорить серьезно и выглядеть взрослым. – Город без правителя, а это нехорошо. Пока не начались грабежи и беспорядки – берите власть в свои руки. Не ждите, когда прибудет тцарица… Пусть и дальше выращивает тюльпаны. У кого раз отобрали власть, у того будут отбирать всегда, как говорил дед Ро… мой дед.
   Тугарин поинтересовался:
   – А ты куда?
   – У меня долгий путь, – ответил Ютланд.
   Аксиал прокричал вдогонку:
   – Только свистни, я примчусь!
   – А если, – спросил Ютланд, – придется мчаться далеко?
   Аксиал картинно улыбнулся.
   – Что такое «далеко»?
   Едва город остался за спиной, навстречу повеяло теплом прогретой солнцем земли, пошли волны запахов сочной травы, свежей зелени кустарников, древесного клея. С одной стороны потянулись ржавые пашни, затем почва стала суше, каменистей, дорога пошла на подъем, очень медленный, спокойный и такой уверенный, что Ютланд настроился так ехать до ночи, но перевал открылся неожиданно быстро, впереди гостеприимно распахнулась зеленая долина, и дорога ринулась туда с такой поспешностью, словно там могут не впустить, если опоздает.
   Хорт несется впереди ровными механическими прыжками, ни разу не оглянулся, конь идет ровными галопом, с виду неторопливым, но никакой другой скакун за ним не угонится, а Ютланд перебирал мысленно все события с момента, как украл на рынке булочку, и до убийства Серого Чародея. Если не считать его безумия, все-таки сорвался, остальное на удивление удачно.
   И то, что за ним пошли, а он командовал взрослыми мужчинами, и то, что сумел все решить быстро и правильно, – просто здорово. И если бы не безумие… правда, никто не увидел, а кто увидел – не выжил. По крайней мере все его товарищи тогда выскочили из дворца вовремя, подчиняясь команде, а потом увидели снова нормальным, когда он пришел в себя и выпрыгнул наружу…
   Город вырос прямо на дороге, жадно проглотив ее широко распахнутыми воротами. Ютланд замедлил бег коня, хорт тоже пошел тише, всегда чует, у самых ворот обогнали телегу, доверху нагруженную глиняными горшками, а по ту сторону город распахнулся яркий, цветущий, весь в ровных рядах аккуратных домиков с красными черепичными крышами, небольшими, но богатыми садами в каждом дворике…
   Он отыскал единственный постоялый двор, хорош, нашел хозяина.
   Хозяин быстро поглядел на гостя, сказал замученным голосом:
   – Все так, парень… Но прибыл большой отряд из самого Вантита!.. Везут их принцессу в Сколотию, это вообще где-то на другом конце света… Вантитские беры, у них они зовутся как-то иначе, заняли комнаты, а всякие беричи спят в сарае и на конюшне.
   – Подумаешь, – сказал Ютланд.
   – У меня такого позора еще не было! – воскликнул хозяин. – Чтоб я да всех гостей не разместил… Часть пришлось вообще по домам друзей распихать!
   – Ладно, – ответил Ютланд. – Я могу и на земле, я артанин.
   – Мешок с харчами дам, – сказал хозяин обрадованно. – Спать на земле не надо, иди во-о-он в тот дом, там моя родня, у них свободная комната. Правда, на чердаке.
   – Хорошо…
   – Скажешь, я послал, они все понимают! Покормят, выспишься, а утром будешь готов ехать дальше…
   Городок бурлил слухами, гости из Вантита выглядят иначе, чем артане или куявы, да у них все иначе, от коней до одежды, а еще ожидается приезд гостей из какой-то дальней страны, называемой Сколотией, а здесь все они должны встретиться. В истории городка такого еще не было, чтобы сразу столько знатных гостей, все горожане высыпали на улицы и возбужденно судачат.
   Ютланда приняли радушно, показали комнату, где будет спать, усадили за уставленный едой стол, а сами тут же на улицу, перемывать кости приезжим.
   Ютланд подумал завистливо, что если у людей своих проблем нет, они жадно интересуются чужой, более насыщенной на их взгляд жизнью. А вот ему не до чужаков из Вантита или еще кого-либо…
   Он вышел проверить, как там конь, хорт подремывает возле его стойла, сам Алац спит стоя, бросил пару горстей зерна в ясли, вернулся в дом и сразу же завалился в постель.
   Снилось его последнее путешествие в Холодный Лес, а когда вынырнул из тяжелого сна, сперва решил, что все еще идет бой с крылатыми гарпиями: слышатся дикие крики, плач, а в окно полыхнуло багровое зарево пожара.
   Когда понял, что всё наяву, подхватился, будто с силой пнули, сердце стучит в страхе и тревоге. За окном по улице прогрохотали копыта скачущего коня, мелькнул силуэт всадника, бросающего факел на крышу дома напротив. Следом пронесся целый отряд, алые отблески играют на вскинутых лезвиях мечей и топоров, воинственные вопли, крики испуганного люда, женский плач…
   Он быстро оделся, подхватил дубинку и вышел в сени. Оттуда, приоткрыв двери, смотрел, как жители выбегают из домов и бросаются тушить дома, еще больше усиливая сумятицу и панику, мешая обороняться тем немногим, что выскочили на улицу с оружием в руках и пытаются встать в ряд.
   Налетчики быстро и безжалостно рубили всех по пути, иногда врывались в некоторые дома, особо зажиточные, так что нападение, скорее всего, из-за богатой добычи…
   Он видел, как из ворот постоялого двора выскочили трое в настоящих доспехах из железа, что закрывают с головы до ног, приняли бой с конными, сразу же двое нападавших вылетели из седел, но защитников забросали топорами. Упал один, пошатнулся второй, но третий рубился отчаянно и очень умело, четверо сползли с седел с разрубленными головами, а он бросился бежать к дому с разрисованным петухом на крыше.
   Его нагнали новые двое, один занес над головой топор, однако вантиец ухитрился перехватить его руку и сдернул с седла, зато второй на скаку вонзил ему в спину копье, что пробило металлический панцирь и вышло острием из груди.
   Вантиец ухватился одной рукой за копье, а другой замахнулся мечом. Ютланд не поверил своим глазам, когда тусклое лезвие развалило всадника почти до седла.
   Шатаясь, вантиец попытался идти дальше, однако ноги подломились, он упал в двух шагах от Ютланда, древко копья торчит из спины на целый локоть.
   Изо рта хлынула кровь, он повернул голову, затуманенный взгляд отыскал Ютланда. Губы шевелились, залитый кровью рот кривился в попытке что-то сказать.
   Ютланд без охоты спустился с крыльца, последнюю волю умирающего надо чтить, некоторые говорят, что даже выполнять, хотя непонятно почему.
   – Говори, – сказал он, – услышу.
   Умирающий прошептал:
   – В том доме Мелизенда… Это наше… сокровище…
   По улице прогрохотали копыта еще двух запоздавших всадников. Один замахнулся копьем, целясь в Ютланда, Ютланд перехватил древко и с силой дернул. Всадник вылетел из седла, ударился о землю и затих.
   Второй, что промчался уже мимо, быстро развернул коня, выхватил топор и с диким воплем понесся на мальчишку. Ютланд швырнул копье первого всадника навстречу.
   Нападавший выронил топор, копье пробило его насквозь, а когда он рухнул рядом с первым, стало видно, что копье высунулось из спины.
   Вантиец прохрипел:
   – Не знаю… кто ты… но ты… можешь спасти Мелизенду…
   Ютланд сказал недовольно:
   – Кто такая Мелизенда?
   – Принцесса из Вантита…
   Ютланд поморщился:
   – Зачем она мне?
   – Отвези, – прохрипел умирающий, – отвези… обратно в Вантит…
   Ютланд покачал головой, но умирающий ухватился за его пояс, Ютланд с недовольством отцепил его пальцы.
   – У меня свои заботы.
   – Спаси, – прошептал умирающий уже едва слышно, – и тебе откроется все…
   Ютланд быстро оглянулся. Конники напавших уже промчались далеко вперед по улицам города. Встречных рубят безжалостно, везде крики, плач, отчаянные мольбы и жестокий глумливый хохот победителей. Дураки, подумал Ютланд хмуро, ясно же, что надо запереться в домах, прятаться в подвалах. Гибнут те, кто выскакивает на улицу, то ли драться, то ли спасаться бегством, будто от конного воина можно убежать.
   – Забери ее, – прохрипел вантиец. – Я слышал, ты искал ответы… тебе все скажут в Вантите… И даже помогут…
   Он упал лицом вниз, кровь хлынула изо рта широкой струей. Тело дрогнуло и вытянулось. Ютланд оглянулся в сторону конюшни, крикнул громко коню и хорту:
   – Ждите здесь!
   Ответа не было, но он знал, что все поняли и выполнят. Он взбежал в тот дом, который указал вантиец, поскользнулся в спешке на мраморном полу первой комнаты, во второй тесно от изысканной мебели, роскошных статуй вдоль стен, а третья оказалась запертой изнутри.
   Стучать он не стал, некогда, от сильного удара ногой доски затрещали и разлетелись в щепки. В глубине комнаты толстая женщина прижимает к себе нарядную девочку с длинными кудрявыми волосами цвета солнца на закате, голубоглазую и с пухлым ротиком капризного и очень избалованного ребенка, хотя на вид ему ровесница или почти ровесница.
   Женщина вскрикнула отчаянно:
   – Нет!.. Только не ребенка!
   – Я увезу в безопасное место, – бросил Ютланд.
   – Куда?
   – Обратно!
   – В Вантит?
   – Да хоть и в Вантит…
   Девочка уцепилась за женщину и сразу залилась слезами, та отчаянно прижимала ее к себе, на Ютланда смотрела со страхом, хотя он видел, что не считает его одним из напавших, возможно, видела, как он искал место на постоялом дворе.
   – Отпусти, – велел он и грубо вырвал девочку из ее рук. – Позаботься лучше о себе… За конными могут прийти пешие, а эти будут врываться во все дома. Закройся на все запоры.
   Женщина причитала жалобно, цеплялась за его одежду, однако он ухватил девчонку и потащил к выходу. Она визжала и отбивалась крохотными кулачками. Он выскочил на крыльцо, конь и хорт еще на месте, но трое набежавших ратников из числа напавших пытаются ухватить коня за узду. Тот сперва мотал головой, потом просто поднялся за дыбы и обрушил на обоих острые и тяжелые копыта.
   Третий не успел пикнуть, как конь повернулся к нему задом. Удар копыт был страшен: несчастного отшвырнуло через всю улицу и с такой силой шарахнуло в стену каменного дома, что с крыши посыпалась труха.
   Ютланд поднялся в седло, не выпуская из рук девочки. Она все еще сопротивлялась, но уже без визга, просто тупо отпихивалась, он повернул коня в сторону городских ворот.
   За спиной раздались крики:
   – Задержать этого!..
   – Это же Мелизенда?
   – Он увозит принцессу!..
   – Стреляйте в коня!
   – Вперед, – прошипел Ютланд и наклонился, чтобы мишень для стрелков стала меньше. Придавленная его грудью к конской шее девочка запищала. – Заткнись, дура.
   – Я… не… дура…
   Стрелы просвистели мимо, одна больно дернула волосы. В воротах еще нет стражи, но в город вбегают распаленные страстью наживы воины. Конь вломился в одну группу, почти всех свалил на землю, там вопили растерянно, никто не успел выставить перед собой копья, а Ютланд видел, как бегущий рядом хорт точно так же сбил с ног двух ратников и понесся длинными прыжками рядом.
   Город остался позади, и хотя редкие всадники виднеются среди пеших воинов то здесь, то там, никто не погнался за одиноким подростком, удирающим из города.
   Он повернул коня, некоторое время неслись через лес, девочка наконец сама прижалась к конской шее, спасаясь от веток, что бьют больно и стараются сорвать одежду. Ютланд увидел, как она пытается зарыться лицом в короткую гриву, словно в одеяло, усмехнулся презрительно, но коня пустил в просвет, где между деревьями проступил свет открытого пространства.
   Лес остался за спиной, они вылетели галопом в степь. Копыта застучали чаще, конь перешел в карьер, ветер завыл в ушах. Мелизенда молчала и не дергалась, Ютланд даже подумал, что задавил нечаянно, но она повернула голову и взглянула на него с ненавистью.
   – Ты… кто?
   – Я не с ними, – ответил он.
   – Ты вантиец? Один из слуг? Я тебя не видела!
   – Нет, – сказал он.
   – Тогда… почему? Хочешь получить выкуп?
   Он буркнул:
   – Лучше молчи.
   – Почему?
   – Да что за тебя дадут? – ответил он. – Ты еще и коров доить не умеешь, да?
   Она что-то прошипела молча и отвернулась. Ее пушистые волосы щекотали ему подбородок и горло, странное ощущение, не такое уж и отвратительное, совсем не отвратительное…
   Некоторое время они уходили карьером, затем в стороне от дороги начала вырастать густая роща, деревья стоят плотно, ветви переплелись, что значит на конях туда не сунутся.
   Ветер то и дело распушивал волосы маленькой принцессы, Ютланду приходилось смотреть поверх, но иногда их вовсе поднимало дыбом, и он видел мир сквозь странную золотистую дымку, нереальную и словно сказочную, где нет даже темных красок, а все светлое и солнечное…
   Она неподвижно сидит впереди, свесив обе ноги в одну сторону, руками держится за теплую конскую шею с короткой гривой, плечом упирается в твердую грудь похитителя, лицо его вне поля зрения, разве что слегка повернет голову, но она не поворачивала, что-то в нем тревожит…
   Но повернула, пересилив себя, она же принцесса, должна уметь повелевать, посмотрела строго и вопрошающе, однако этот пастушонок ничуть не смутился, буркнул негромко:
   – Сейчас заедем в лес, переведешь дух. И подумаем, что делать дальше.
   – Как что? – сказала она надменно. – В сам Вантит ты меня отвезти не сможешь, зато в состоянии передать любому встречному патрулю. Даже артанскому.
   – Это упрощает дело, – буркнул он.
   – И тебя наградят, – пояснила она милостиво.
   Он буркнул:
   – Главное, тебя так спихнуть, чтоб не отказались. А то будто у меня поважнее нет дел…
   Она ахнула:
   – Поважнее? Да какое дело на свете есть важнее? Я – принцесса!
   – Тогда я принц, – буркнул он.
   Она задохнулась от возмущения, а Ютланд молча и бесстрастно смотрел вперед. Чем ближе роща, тем огромнее и пугающе вырастали деревья, огромные и раскоряченные. Конь фыркнул и начал осторожно переступать через вылезшие из земли толстые корни, а самые высокие пришлось перепрыгивать.

Глава 2

   Ютланд высматривал полянку, но подходящей не усмотрел, однако из-под одного могучего дуба журчит ручеек, земля в несколько слоев усыпана скорлупками желудей и чешуйками коры, а в кустах поблизости тихо и вроде бы ничего не ползает.
   Он остановил коня.
   – Здесь переведем дух, – сказал он, – и решим, что делать с тобой дальше.
   Быстро соскочив, он протянул к ней руки. Она фыркнула и отвернулась. Он взял ее хрупкое тельце и, сняв с коня, поставил на землю. Макушкой ему как раз в подбородок, из-за чего ей пришлось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо, но взглянула дерзко и бесстрашно.
   – Ты кто?
   – Ты уже спрашивала, – напомнил он.
   – Но ты не ответил!
   – Ответил, – сказал он. – Зовут меня… Ют. Пока этого достаточно. И еще… эту золотую цепь сними.
   – Зачем? – спросила она задиристо, хотя прекрасно понимала, что ехать вот так с крупным бриллиантом на груди глупее не придумаешь. – Это красиво!
   Он поморщился.
   – Просто сними.
   Она с неудовольствием наблюдала, как он принял из ее рук эту драгоценность и небрежно сунул в кармашек седла.
   – Это стоит очень-очень дорого, – напомнила она. – За нее можно выстроить целый город!
   – Или снарядить войско, – согласился он.
   Он отвернулся и начал снимать заседельный мешок. Она возмущенно топнула ногой, но туфелька только провалилась глубже в рыхлую смесь измельченной коры и скорлупок.
   – Позавтракаем, – сказал он.
   Она сказала твердо:
   – Я не желаю!
   – Не желаешь, – сообщил он, – не ешь.
   – А ты будешь сидеть, – спросила она с возмущением, – и есть? При мне?
   Он поднял от мешка голову и смерил ее взглядом. Девчонка красивая, но слишком кукольная, изнеженная, ненастоящая. Крупные голубые глаза, длинные загнутые ресницы, маленький пухлый рот, как у ребенка, маленький носик, да еще и вздернутый, приподнятые брови, из-за чего на лице постоянное выражение удивления и некоего укора, будто он что-то не так сделал. Птичий щебечущий голосок, слишком тонкий, пищащий, капризное выражение на мордочке…
   Ладно, потерпим. В деревне, где корчевал лес, он терпел намного больше.
   Она в свою очередь рассматривала его с неприкрытым вызовом. Высок, широк в плечах, но еще не набрал достаточно мяса, как у взрослых мужчин, хотя кости массивные, а жилы везде объемные, толстые, что говорит о будущей или уже нынешней силе. Пластины грудных мускулов почти плоские, но уже очерчены будущие объемы, будет нечто громадное. Тонок в поясе, это понятно, еще мальчишка, ноги мускулистые, значит, не всегда в седле, приучен бегать и сам…
   Но главное – лицо: бесстрастное, холодное, где ни одна черточка не двигается, глаза иногда просто сонные. Лишь однажды в них загорелся красный огонь, а радужка стала пурпурной, ее охватил тогда холодный ужас, будто посмотрела в глаза самой смерти, но он лишь стоптал конем загородивших дорогу напавших на город. Вырвались на простор, и глаза снова стали холодными и равнодушными, как у рыбы.
   Ютланд разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, опустился на землю и довольно потер руки.
   – Тебе сколько лет? – спросил он внезапно.
   – Двенадцать, – ответила она с вызовом. – Скоро будет тринадцать!
   Он оглядел ее снова. Слишком много драгоценностей на слишком пышном платье, что делает ее старше, а на самом деле, оказывается, даже моложе на целый год.
   – И такая дура, – сказал он сухо.
   Она вскипела:
   – Это почему же?
   – Должна знать, что в походе даже тцары не капризничают. И жрут все, что попадается в дороге.
   Она сказала капризно:
   – Это что, я должна такое есть?
   Он кивнул:
   – Да.
   – Я не хочу, – заявила она и гордо вскинула мордочку. – Я эту гадость кушать не буду!
   Он сдвинул плечами.
   – Как знаешь.
   Она некоторое время с великим удивлением следила, как он ест с великим удовольствием, кости сочно хрустят на крепких, как у волка, зубах. Высосав сладкий мозг, он небрежно отбрасывал раздробленные осколки, смачно облизывал пальцы, брал, не глядя, другой кусок и снова хрустел с удовольствием и даже сладострастно, словно в нем пробуждался лесной волк.
   – И что, – спросила она с великим изумлением, – ты не собираешься меня кормить?
   Он снова сдвинул плечами.
   – Это как, с ложечки?
   Она выкрикнула:
   – Как положено!
   – Там еще остался кусок, – сказал он и указал взглядом.
   – И что? – повторила она.
   – Возьми, – сказал он равнодушно, – если хочешь. Пока я не взял.
   Она заявила громче:
   – Я это есть не буду!
   Он поморщился.
   – Не будешь и не будь, но зачем кричать?
   Она взвизгнула:
   – Но я изволю кушать! Я хочу есть.
   – Так ешь, – буркнул он.
   – Это, – повторила она раздельно, – я… есть…не… буду!
   Он зевнул, закинул руки за голову.
   – А зачем мне об этом сообщать? Болтливая ты какая-то… Хотя чего ожидать от женщины?
   Она с великим изумлением смотрела, как он лег прямо на том месте, где только что ел, почти рядом с затушенным костром, подложил под голову седельный мешок и сразу закрыл глаза.