Юрий Пашковский. Похищение

   Анцкар шагнул назад, оступился и упал на задницу. Он был Наследником и совершенно не знал, как умирают люди и что испытывают в тот момент, когда становятся Перерожденными. Охватывает ли их такой ужас, что они готовы обмочить свое нижнее белье? Если да, то получается, что Анцкар понимал их сейчас превосходно. Его рука потянулась к мечу на поясе, но никак не могла нащупать рукоять.
   «Ты же упырь! Встань и сражайся за гордость Живущих в Ночи! Ведь сейчас твой час! Час Ночи!
   Кто, интересно, это говорит?
   Неужели я?
   Но я боюсь…
   Ты же хотел этого! Сражаться и защищать товарищей! Так вперед! Трансформируйся и сражайся! Ночь благословляет своих детей!»
   А ведь действительно… Сейчас ночь… Время, когда не-живые особенно сильны.
   Пальцы мгновенно отыскали и крепко сжали холодную рукоять. Анцкар начал подниматься. Он упырь! Ночь – его стихия! И как бы ни были сильны нападающие – ночью с упырем никто не сравнится!
   Анцкар зарычал. Челюсть резко сместилась вниз, давая место росту острых клыков. Тело стремительно менялось, и доспех не выдерживал метаморфоз. Нагрудник и наспинник треснули ровно посередине под воздействием многократно усилившихся мышц и покрывших тело шипов. Мочки ушей упыря увеличились, глаза налились кровью и отсвечивали красным, запястья рук покрылись чешуей, а пальцы на ногах покрылись мощными когтями. Трансформа упыря клана Дайкар завершилась. Теперь сила Анцкара возросла раз в пять, и он свободной рукой мог свернуть шею огру, даже не вспотев.
   – Занятно! – внезапно раздался голос справа, и Анцкар резко повернулся, выставив перед собой меч. Теперь он был готов броситься на противника хоть с голыми руками, но рассудок, благодаря Посвящению Светом удерживающийся в теле после трансформы, подсказывал, что оружие ему еще пригодится.
   Рядом с трансформировавшимся Анцкаром стоял завернутый в зеленый плащ тип. По абрису он напоминал человека, но с такой же вероятностью мог быть эльфом. Упырь принюхался и разочарованно рыкнул. Враг не имел запаха: ни человека, ни эльфа – вообще никакого. Или он применил какой-то алхимический эликсир, или не выделял никаких запахов, то есть…
   Нет, второе «или» глупо. Зомби обычно не разговаривают. Они послушно выполняют приказы некромага, но не разговаривают. И не пахнут: их ткани не разлагаются, процессы обновления не идут. Но если бы это существо было зомби, то пахло бы от его одежды, но запахов нет и от нее. Значит, алхимия, рассчитанная против нюха упырей, причем трансформировавшихся.
   – Занятно, – повторил смертный. – Так вот как выглядит трансформа клана Дайкар. Интересно, насколько ты силен, Живущий в Ночи?
   Анцкар пригнулся, готовясь к прыжку. Сейчас он стал не только сильнее, но и гораздо быстрее самого себя. Хотя трансформа и увеличивает возможности Живущих в Ночи, дается она упырям нелегко – последствия могут быть очень опасными для тех, кто имеет Средний ранг. Возвращение к тому состоянию, которое является естественным для Диких, ненормально для тех, кто ступил на путь развития к Бродящим под Солнцем. Низшие легче переносят изменения, как и Высочайшие, а только-только ставшим Средними или Высокими подчас приходится платить немалую цену за трансформу. Несколько декалитров человеческой крови могут избавить упыря от ужасных результатов. Но где взять кровь на поле боя?! Выпить людей, которые в твоем отряде? Можно, но за это по голове не погладят, а если и погладят, то разве что шипастой дубиной.
   Поэтому Анцкар сознательно пошел на риск, который мог закончиться губительно для него. Упырь желал отомстить за Файтанха. Желал так, как никогда не жаждал человеческой крови. А для упыря это много значит. Он нагнулся влево, будто бы готовясь к прыжку с этой стороны, а потом быстро метнулся к левому боку врага. Внутренний Взор, присущий трансформе упыря клана Дайкар, позволял следить за противником со всех сторон. Как бы тот ни попытался отреагировать на атаку, упырь по малейшему движению смог предсказать его дальнейшие действия и поменять стиль нападения. Сейчас Анцкар готовился ударить смертного мечом в правый бок, отпустить меч, освободившейся рукой нанести удар в горло, перехватить меч другой рукой и разрезать врагу живот. С той скоростью, которая была доступна, упырь не сомневался в своем успехе.
   Враг умрет. Враг должен умереть.
   Замах слева в правый бок противника. Левая рука перед грудью, будто бы защищая ее, а на самом деле готовясь перехватить меч. Он уже почти рядом с развевающимся на ветру плащом. Еще немного, и можно посмотреть в лицо, скрытое капюшоном! Вот он бьет и…
   Что?! Почему его правую руку крепко держит левая рука врага, а левая ладонь схвачена правой рукой и прижата к груди? Почему он не видел движения врага? Почему, при всей его трансформированной силе, он, дитя Ночи, Живущий в Ночи, подпитываемый ее энергиями и силами, почему он не может освободиться от захвата какого-то смертного?
   Меч упал в мягкую траву у ног.
   Из-под капюшона раздался смешок:
   – И это все?
   Молчание. Только скрипит клыками Анцкар, пытаясь освободиться от железного захвата.
   – И это все, на что способен Дайкар?
   Молчание. Только шипит сквозь стиснутые клыки Анцкар, когда противник крепче сжимает его руки.
   – Какая жалость!
   Капюшон внезапно приближается к лицу упыря. Из темного провала сверкает красный зрачок.
   – У тебя совсем нет духа.
   Он вдруг каким-то неуловимым образом перехватил руки Анцкара выше кистей и одним движением поднял их вверх. Упырь только начал догадываться о намерениях врага, когда тот вывернул ему руки и с силой нажал на запястья, ломая лучевые кости. Но смертный не остановился на этом. Анцкар не успел даже закричать от боли, а враг подпрыгнул, коленями ударив по локтям Анцкара и сломав локтевые суставы. Руки упыря треснули, как сухая деревяшка под ногой гиганта.
   – Твой дух слаб, – сказал смертный, отпуская Анцкара, руки которого безвольными плетьми повисли по бокам.
   Упырь взвыл от боли, из глаз покатились слезы, мешая разглядеть врага, но он продолжал стоять, превозмогая себя, превозмогая желание упасть на колени и вымаливать жизнь.
   Он знал – его не пощадят. Потому что…
   – Те, у кого слаб дух, не должны сражаться, – говорил смертный, неторопливо сжимая голову Анцкара. – Ведь они обманывают самих себя. Слабый духом может проявиться в других делах, но не в сражении. Но если ты сражаешься с тем, чей дух превосходит твой… – (Анцкар почему-то знал, что будет дальше.) – …Приготовься к тому, что пощады не будет.
   Крепкие ладони прижались к ушам упыря, смазав слова, но он все равно слышал, что говорит смертный.
   – Ибо не пощадив тебя, сильный духом выкажет уважение к тебе. Он сравнит тебя с собой, дав тебе умереть как обладающему духом.
   Темнота капюшона поглощала весь мир, втягивала его в себя, и даже остатки Внутреннего Взора Анцкара затягивало в него, словно в водоворот, но все равно упырь не видел, что скрывает капюшон, будто действительно там была лишь тьма.
   А затем мир перестал быть. Словно его полностью засосало в тьму капюшона.
   …Олекс вздохнул. Череп Дайкара сломался легко, и упыриный мозг сочился сквозь его пальцы вместе с обломками костей.
   – Жаль, – пробормотал смертный. Его затрясло. – Мне нужен был более сильный противник.
   Он осмотрелся. Ахес неторопливо шел от пробитого им Купола. Плащ, обдуваемый ветром, развевался за спиной, придавая Ахесу вид нетопыря. Мастер говорил, что такова приблизительно трансформа клана Соон…
   Почему-то вспомнилась Эвана. Хотя понятно почему…
   Олекса затрясло сильнее. Он поднес руку ко рту и лизнул. Мозг упыря оказался невкусным, как сырые креветки, к тому же попался кусочек кости, и настроение испортилось окончательно.
   Ахес, словно почувствовав неладное, ускорил шаг.
   Олекс сжал кулаки. Почему ему оставляют слабаков? Почему они думают, будто он недостаточно хорош для других противников? Они считают его слабым? Он недовольно топнул ногой, оставив после удара двадцатисантиметровую вмятину в земле.
   – Проклятье! – рявкнул Ахес и побежал.
   Почему Тавил сказал, что он разберется с Высоким упырем, а остальные пусть займутся охранниками? Он не верит, что силы духа Олекса достаточно для схваток с Высокими? Он не верит в силу Олекса?
   Олекс заулыбался. О! Тогда он знает, что нужно сделать. Они поймут, как силен его дух! Они поймут, как силен дух Олекса!!!
   Он поднес руки ко рту, кончиком языка слизнул остатки мозга и приготовился. Сейчас морфе даст ему выход к энтелехии и тогда…
   Ахес налетел на него сзади, схватил за руки и оттащил их от лица. Олекс недовольно зашипел. Ахес нажал на болевые точки на запястьях и надавил коленом на спину, фиксируя движения Олекса.
   – Вы все… все завидуете моему духу! – выкрикнул Олекс.
   К ним уже спешили Затон и Тавил. Ахес держал товарища, но чувствовал, что это ненадолго. Их способности различались – и его способность совсем не была рассчитана на ближний бой.
   – Дерьмо! – Тавил остановился и с размаху погрузил руки по локоть в землю. Трава сразу же зашевелилась и поползла вверх, опутав Олекса.
   Ахес перевел дух. Теперь держать этого психа было легче, но расслабляться явно не стоило.
   – Разожми ему зубы, – сказал Тавил, поморщившись. Он не выносил запаха лекарств, которым поили Олекса во время приступов.
   Затон с привычкой, выдающей, что он делает это не в первый раз, схватил беснующегося за челюсть и ловко засунул меж зубов железный цилиндр. Придерживая одной рукой подбородок, другой он вытащил из недр своего плаща дурно пахнущий пузырек и влил его содержимое через раструб в цилиндре. Олекс задрожал, его мышцы напряглись. Ахес напрягся, готовясь сломать ему руки, если что-то пойдет не так. Но Олекс успокаивался, его дыхание приходило в норму, а жажда убивать, которая была такой плотной, что из нее можно было лепить снежки – и весьма смертоносные снежки, – отступала.
   – Ты в порядке? – Тавил не спешил доставать руки из земли, с опаской вглядываясь в капюшон Олекса.
   – Да, – глухо прозвучало в ответ. – Мы можем продолжать. Я держу себя в руках.
   – Если тебе так нужно, психуй, когда сойдешься с Хранителем, – мрачно сказал Ахес, медленно отпуская товарища. – Пусть лучше он оценит твою ненормальную голову, чем мы снова станем свидетелями твоего безумия.
   – Я же сказал, что я в порядке! – крикнул Олекс, отталкивая Ахеса.
   Раскушенный пополам цилиндр упал в траву. Тавил вытащил руки и теперь брезгливо стряхивал с них землю.
   – Значит, так, – сказал он, – следующий приступ у Олекса будет теперь нескоро, так что это даже хорошо, что он произошел сейчас. Затон, сколько у тебя с собой лекарства?
   – Четыре ампулы.
   – Отлично. Должно хватить. Продолжаем действовать так, как договорились. Вы к Хранилищу, мы с Ахесом – к поселку. Затон, как только достанете это, сразу сообщи фейерверком. Встречаемся здесь.
   – А если что-то пойдет не так? – спросил Затон, бережно поднявший с земли половинки цилиндра.
   – Тогда будем молиться всем богам и убогам, чтобы нас убили сами упыри. Вы же понимаете, что от Мастера нам так просто не отделаться.
   – По крайней мере от Эваны – это уж точно, – пробормотал Ахес.
   – Хватит разговоров. Расходимся и действуем.
   Четыре фигуры быстро растворились в темноте ночи. Остались лишь трупы, освещаемые мерцанием Купола.
   Спустя минуту после ухода четверки, земля возле останков Анцкара задрожала и медленно поползла вверх, образуя нечто вроде небольшого холма. Следом за этим верхушка холма разлетелась в разные стороны, явив скрюченную фигуру, которая тут же задергала головой.
   А за много километров от этого участка Купола и разбитого отряда графа Затанкара некто, перебиравший десятки тянувшихся к нему со всех сторон невидимых нитей, произнес:
   – Как интересно. Как невероятно интересно.

Глава вторая
Мир, которого нет

   Не стоит сомневаться. Когда ищут козла отпущения – его всегда находят среди своих.

Цицерий, главный оратор Роланской империи

   Шаг влево – легкий взмах – пригнуться и начать движение «метлой» за спину, а затем оторваться от каменных блоков пола и завертеться…
   В который уже раз?
   Он не помнил. Когда-то считал, видя в этом смысл. Но однажды не захотелось – и он перестал. Так же, как до этого перестал вести счет дням, царапая западную стену. Сколько там глубоких линий, похожих на следы когтей дикого зверя, попавшего в западню?
   Много. Наверное.
   А он не дикий зверь.
   И на западню его обиталище не очень похоже. Скорее похоже на тюрьму. Правда, он никогда не видел тюрьму и не был уверен, похоже ли на нее место его пребывания.
   Потому что он не видел и своего места пребывания.
   Потому что он был слеп. От рождения.
   Что было очень необычно для упырей его клана, клана Таабил, Сила Крови которых как раз была в глазах.
   «Примесь Перерожденного дала о себе знать», – шептали злые языки, косо поглядывающие на его семью. Неизвестно, насколько это было правдой. Нет, то, что его прадед был человеком, по собственной воле ставшим Апостолом его прапрадеда, – это правда. Невозможно только узнать, действительно ли он как-то повлиял на слепоту своего правнука.
   «Волчья метла» послушно вертится над головой. Ему говорили, что ее сделали гномы, живущие в подземельях Гебургии. Специально для него. Он помнил, как измеряли его рост, длину рук, ног, зачем-то заставляли дышать в какое-то устройство (он, понятное дело, его не видел, но ему даже не дали его ощупать), заставляли приседать и бегать. А когда это стало раздражать и он грубо поинтересовался, не хотят ли замерить длину его члена, ему ответили, что распоряжений по этому поводу не поступало, но если его это так волнует, то в любой момент это можно сделать. Причем было сказано с таким энтузиазмом, что он обеспокоился и стал держаться от обладателя этого голоса подальше.
   А потом привезли «метлу». «Волчицу», как он ласково прозвал ее. Он хорошо запомнил, как прикоснулся к ней впервые. Запомнил странное чувство, охватившее его. Если бы пришлось сравнивать – это было похоже на возбуждение, которое овладевало им, когда к нему приводили упыриц для совокупления или теплых для наслаждения кровью. Похоже, но отличалось. Ни проникновение в одурманенных травами жриц Ночи (они ничего не должны были помнить ни о том, где они были, ни о том, с кем они были), ни Последний Глоток, осушающий человека с его душой и наделяющий Живущего в Ночи потрясающей силой, властью и пронзающий незабываемым экстазом его тело и сознание, – по ощущениям не были похожи на чувство, вьющееся вокруг него, когда он сжимал древко «волчицы» в своих руках.
   Словно еще кто-то, кто никогда не видел окружающий его мир, внезапно подал ему руку, и они смогли создать свой. Мир, в котором не было ничего. Ведь если не видишь чего-то – то этого и нет?
   А прикосновения, запахи, ощущения пространства и времени, даже другие, живые и не-живые – все это ложь. Он привык жить во лжи. И думал, что он один. Оказалось, что нет.
   Это была встреча не двух существ – это была встреча двух сущностей. И он узнал, что мир, к которому привык, он всю свою жизнь делил еще кое с кем. И наконец они встретились.
   «Волчица» задрожала, и ее нетерпение передалось ему. Он давно уже понял, что ее чувства не идут ни в какое сравнение с его чувствами: окружающий мир для «волчицы» был более доступен на тонком уровне. Пускай это была ложь, но в этой лжи она ориентировалась лучше.
   Он прервал комбинацию ударов, направленных на то, чтобы выбить оружие из рук противника и нанести удар в шею одним из волнистых лезвий. Там, за каменными стенами его обиталища, происходило нечто необычное. Что-то надвигалось на Царствие Ночи, что-то грозное и могучее. Это не было похоже на авантюристов, иногда оказывавшихся в опасной близи от Храма и схрона. Если сравнивать с интересной игрой «Смерть Царя», в которую он иногда играл сам с собой, те авантюристы по сравнению с этой силой были даже не пешками – они были квадратиками, по которым ходят фигуры.
   Он улыбнулся и погладил «волчицу».
   Может, хоть на время ложь станет похожа на правду?
   …Его называли Хранитель. И он не верил в правду.
 
   Шорох был едва различим, но старый библиотекарь оторвался от книги, которую читал, и улыбнулся тому, кто вышел из-за стеллажей.
   – Вы опять допоздна работали, молодой господин?
   Понтей, который тащил ворох бумаг, возрастом споривших со стенами самой библиотеки, которую, как говорили, повелел построить Первый из Одиннадцати, неопределенно помахал рукой и выложил всю стопку на стол библиотекаря. Он уже привык, что этот поживший человек, старше которого он сам был лет на пятнадцать, называет его молодым. Моложавость Понтея, делавшая его похожим на семнадцатилетнего юношу, конечно же не соответствовала его реальному возрасту, но для людей внешность имеет огромное значение, хотя некоторые кланы и Семьи так же сходят с ума по своему внешнему облику. Видимо, и это досталось упырям в наследство от человеческой крови, щедро перемешанной с их собственной.
   – Зачастили вы к нам, молодой господин. Неужто клан Сива не владеет книгами и документами, которые вы так старательно ищете в библиотеке клана Дайкар? Удивительно! Сива славятся своей тягой к знаниям, и даже странно, что вам приходится искать у нас.
   – Крупицы знаний разбросаны по всем кланам, – ответил Понтей, ища бумагу, которую только что (он был уверен на все сто) держал в руках.
   Документа не было, точно в библиотеке завелась нечистая сила, вознамерившаяся подшутить над упырем. Впрочем, такого быть не могло: все духи и элементали, с которыми могли бы иметь дело маги других рас, были изгнаны из Лангарэя, и одной из задач Купола было не пускать их обратно в Царствие Ночи.
   – Что-то есть у Сива, что-то у Дайкар. У нас больше, ведь мы давно привыкли собирать информацию.
   – Информацию… – протянул библиотекарь. – Слово-то какое придумали. Вот раньше собирали и хранили знания, а сейчас – информацию. Могильным холодом от этой информации веет.
   – Времена меняются, приходят новые взгляды и новые слова, – пожал плечами Понтей.
   – Ничего не меняется, молодой господин, уж поверьте, – возразил библиотекарь, прищуриваясь. Ему явно недоставало света свечей, которого вполне хватало Понтею. – Новые взгляды и новые слова – но за ними всегда одно и то же. Внешние перемены мало когда влекут перемены внутренние.
   – Ну, это по-разному. – Понтей наконец-то нашел нужный документ и весьма этому обрадовался. Похоже, теперь дело с составлением Печатей пойдет быстрей и все благодаря его исследованиям. Кстати… – Вот, например, опровержение ваших слов, что ничего не меняется. – Понтей покопался во внутренностях своего плаща, оставленного на стуле возле стола, достал небольшую книжицу с непримечательным названием «Сентенции о древности» и положил ее перед человеком. – Это книга из библиотеки Роланской империи. Один купец обменял ее на бусы у племени хедов, а нам пришлось отдать за нее двадцать полноценных золотых монет чеканки Морского Союза.
   – Книга заклинаний? – без особого интереса поинтересовался библиотекарь. Понять его можно было: за свою жизнь он имел дело с таким количеством гримуаров и волшебных книг, кропотливо собираемых кланом Дайкар и соседними с ним кланами Сива и Татгем, с каким сталкиваются разве что учащиеся великих магических Орденов и послушники не менее великих религиозных сект. Наверное, только библиотекарь Школы Магии мог превзойти его по наплевательскому отношению к книгам заклинаний. К тому же магом старик не был и тем более не интересовался особенностями обращения с многообразными магическими потоками, пронзающими реальность Равалона.
   – Нет, это скорее историческая книга. – Понтей заметил ожидаемую реакцию: библиотекарь с повышенным вниманием уставился на томик. Этого в людях Живущий в Ночи тоже не совсем понимал. Ну почему на старости лет они начинают глубоко интересоваться тем, что было давным-давно? Не тогда, когда можно было бы извлечь уроки из прошлого и с юных лет жить, зная, что к чему может привести, а именно тогда, когда уже мало что можно изменить. Нет, он не понимал этого.
   Он, например, перечитал все книги библиотеки Сива еще даже до Посвящения Светом.
   – И о чем она? – спросил старик, раскрывая «Сентенции» и заинтересованно всматриваясь в первую гравюру, на которой было изображено шествие существ, напоминавших Серых эльфов, увитых виноградными лозами и с огромными чашами в руках.
   – О древних обрядах и божествах, имена которых помнят только ученые мужи или нынешние Бессмертные. Написана в Золотой век Роланской империи Третьим историком императора Нетаорона из рода Кезарей Флагием Венецием.
   – Так-так… – Библиотекарь перевернул страницу. – Как я понимаю, здесь изображено приношение даров некоему божеству?
   – Не просто приношение даров. Флагий Венеций объясняет, что сакральный смысл в изображениях не позволялось передавать, и жрецы прятали тайное значение при помощи символов. Например, приношение смертного в жертву богу представлялось в знаковой форме треснувшего кувшина, и это означало жизнь смертного – хрупкую и с отметиной смерти.
   – Подождите, молодой господин. Но тогда… – Брови старика поползли вверх. – Но здесь… Здесь даже не десятки… Здесь около сотни этих самых кувшинов… Это жертва богу? Не убогу? Богу?
   – Кровавая жертва, – кивнул Понтей. – Флагий упоминает, что в Железном веке империи культы Солнца и Земли могли убивать до трехсот рабов за один ритуал. Часто убивали детей, в том числе из благородных семей. И жертвы именно богам, потому что убогам поклонялись отдельные племена или семьи, но никогда империя не одобряла веру в Нижние Реальности в целом.
   – С ума сойти, – пробормотал библиотекарь, продолжая листать «Сентенции» и находя все новые и новые картинки с жертвоприношениями. – А вот здесь прямо изображен жрец, пронзающий женщину кривым кинжалом. Никакой символики.
   – Жрец Анубиямануриса, бога смерти, Флагий пишет, что со временем новые боги начали теснить старых, и одна из причин – меньше кровавых жертв в собственную честь. Людям легче с богами, которым требовалась одна жертва в месяц, а не сто. А в дальнейшем боги и вовсе перешли на животных и дары. Только культ Анубиямануриса продолжал требовать крови, но жизнь уже можно было и не отдавать. Но, впрочем, об Анубияманурисе вам, человеку, должно быть известно больше. Это ваш бог, а не наш.
   – Да, вы поклоняетесь только Ночи, – рассеянно ответил библиотекарь, пытаясь разобрать надпись на макатыни, языке уже исчезнувшей Роланской империи. Макатынь он не знал, но как каждый библиотекарь скорее бы признался в свальном грехе с животными, чем в том, что не может прочитать надпись в книге.
   – Мир все-таки меняется, – сказал Понтей. – Боги людей требовали крови для себя в таких размерах, о которых мы, упыри, в то время даже и не мечтали. И не только людей. Флагий упоминает кровавые культы гномов, эльфов, орков… Ну, орки Восточных степей до сих пор поклоняются Изначальной Тьме и убогам, так что они не в счет. Многие народы прошли путь кровавого поклонения. Теперь многое изменилось, и не только в Серединных Землях, но и во всем Равалоне уже не найдешь таких богов, которые требуют сотни жертв для своей силы. Так что новые времена все-таки приходят. Перемены происходят.
   – Да уж, да уж… Дед рассказывал, что его дед рассказывал, что рассказывал ему его дед, но я считал это сказками для детей… – Старик захлопнул книгу и протянул ее упырю. – Сложно представить, какие были боги у вас, упырей, если у людей и прочих были такие боги. Эльфы? Интересно, не знал о них такого…
   Понтей вздрогнул от неожиданности, принимая «Сентенции». Надо же, как ловко человек сформулировал главное, даже не заметив этого. Или заметив? Понтей присмотрелся, но старик вел себя как обычно, сел за стол и начал оформлять книги, которые Понтей хотел взять.
   Хорошо.
   Не придется его убирать. В смысле, отсылать подальше, от вездесущих лап тайной службы. Чтобы старик не попал в эти лапы. Иначе возникнут проблемы с Дайкар. Они сами не разбираются в своей библиотеке и дорожат стариком как ценным работником. Никто из Дайкар не собирался работать с книгами, но и отдавать их тому же клану Сива они не намеревались, смутно догадываясь, что скупаемая ими бумага с письменами все-таки обладает какой-то ценностью.
   А было бы куда как проще, если бы передали библиотеку Сива. Как другие кланы. Вот Нугаро отдали свою. И Татгем. Понимают, что они – кулаки Царствия Ночи, но они также понимают, что у Лангарэя должна быть голова. И Сива вполне заслуживает быть этой головой.
   – Пятнадцать экземпляров, – сказал библиотекарь, скрипя пером в толстенном журнале.
   Понтей знал, что если заглянуть в него, то за последний месяц там будет только его имя.
   Дайкар не особо приветствовали чтение. Из семи благородных искусств они считали нужным только астрономию и только лишь потому, что расположение звезд влияло на их Силу Крови. А в целом этот клан – сборище неграмотных и недальновидных упырей, мечтающих о битвах и попойках, словно они были Дикими или, что хуже, Безбашенными Топорами, этими грязными наемниками живых. Дайкар повезло лишь в одном. Именно поэтому им даже дали место в Совете Идущих Следом. Седьмой из Одиннадцати был Дайкаром, и именно своему клану он повелел хранить… Впрочем, об этом лучше не думать.