Страница:
– Вход мои тени скоро найдут. Следуй за ними, а я разберусь со жрецами. Воплощение Ночи – не особо… мм… скажем так, Воплощение – не особо приятная конструкция, и мне не хотелось бы, чтобы ты и я имели с ним дело.
– Странно, что так мало охраны, – пробормотал первый пришелец и кровожадно посмотрел на Фатанкара. – Эти мертвяки слишком уверены в себе…
– Это ты самоуверен. Постарайся не забыть, что Хранитель не ровня тем, кого ты убил.
– Я надеюсь на это.
«Даже так? – Если бы были силы, Фатанкар бы рассмеялся. – Как же это глупо… теперь я понимаю… убоговские Сива… как хитро… проклятье…»
– Ты убьешь его или позволишь забрать тело мне?
– Ну уж нет. Я начал, мне и заканчивать. Только мне позволено убить его.
Говорили о Фатанкаре. Это понятно. Но почему медлят, зачем разговаривают? Впрочем, это хорошо, есть возможность для жрецов заметить, что что-то не так, есть возможность, что проклятые убийцы встретят не слуг Ночи, ни о чем не подозревающих, а приготовившихся к жесткому отпору Зазывателей Ночных Сил. И тогда…
Впрочем, тогда он будет мертв.
В этом Фатанкар не ошибся. Первый пришелец схватил его голову и без заметных усилий оторвал от тела. Конечно, упырь мог это пережить и восстановиться… но его череп хладнокровно размолотили о мраморные ступени. Мозг и сердце. Два самых слабых места упыря. Почти как у прочих смертных. Правда… Нет. Единственные слабые места обыкновенного упыря.
Все остальное можно восстановить. Это – никогда.
Луна была злой.
Когда-то Понтей услышал от отца, что наделение неживых объектов качествами смертных только запутывает познание этих объектов. Понтей был молод и удивился. Как же так? Ведь месяц, появляющийся каждый вечер, – бог. И не просто бог – посланец Ночи, который позволяет ей напоминать о себе. Не будь посланца, как отличить Ночь от Тьмы?
Отец улыбнулся и сказал, что богам – божественное, а материальным объектам в их мире – материальная объективность в их мире. Что Луна – это не только бог. И что бог – это не только Луна.
– Не будешь же ты утверждать, что когда Проклятый Путник садится за горизонт, то лишь по этой причине наступает Ночь? – улыбался отец. – Мы должны понять различие, – продолжал он. – Большинству упырей непонятно, зачем различать это. Другие, а их еще больше, даже не знают, что это стоит делать. И мы, Живущие в Ночи, не одиноки в своих воззрениях на мир. Люди, эльфы, гномы, вампиры, валлаты, драуга, эш-шенори и мириады других – в общей массе всегда есть группы, которые стремятся к истинному знанию.
– А остальные?
– Остальные? – Отец посмотрел на развешенное в зале фамильное оружие. – Остальные, – повторил он, – остальные просто живут.
Но Луна все равно была злой. Ей бы спрятаться сейчас за тучи и перестать освещать Землю, дав двум бегущим упырям преимущество перед неведомым врагом. А она светила так ярко, что напоминала своего брата, Врага Ночи. Почему-то казалось, что Луна злится, захлебывается недобрыми помыслами и стремится их излить именно на них двоих, верных слуг и почитателей ее госпожи – Великой и Милосердной Ночи.
Но Луна не могла быть злой. Просто так получилось.
– Осторожно!
Рык охранника заставил Понтея насторожиться. Да, он маг, один из лучших, но охранник тренировался в клане Вишмаган и быстрее, чем он, заметит опасность. Однако остановиться сразу упырь не мог: частичная трансформа ног, совершенная, чтобы бежать наравне с охранником, не дала ему затормозить. Он сделал еще три шага, и тут прямо перед ним взорвалась земля. Она разлетелась, словно красочный фейерверк, выписывая в воздухе дуги и зигзаги, а следом из-под земли поползли…
«Змеи? – мелькнула мысль. – Неужели Атан?..»
Но клан Атан оказался ни при чем. Еще секунда, и Понтей разобрал, что из земли растет трава. Ему вспомнились солдаты из сказок Морского Союза, появившиеся из брошенных в землю клыков дракона и растущие, чтобы покончить с теми, кто по глупости оказался на их пути. Понятное дело, трава эта не была обычной – она извивалась, как те самые змеи, за которых Понтей ее принял, и размерами отличалась от обычной муравы. Завидев такую траву на своей тщательно ухоженной декоративной лужайке, Светлый эльф в ужасе совершил бы ритуальное самоубийство.
«Нож-Трава? Не похоже. Травяные Копья? Опять не то… – Понтей лихорадочно перебирал варианты. Думать быстро он умел, а сейчас от этого зависела его жизнь. Об охраннике он не вспоминал. Тот мог постоять за себя в бою. Правда, сейчас он должен был защищать и себя и Понтея, причем Понтея лучше, чем себя, что уменьшало его боеспособность. – Новая магия? Надо было давно…»
Время вышло.
Стебли, свернутые в тугую спираль, вдруг все одновременно выпрямились, как выпрямляется долго сжимаемая пружина, и со скоростью, которой позавидовали бы боги ветра, ударили по упырям.
Взметнулась пыль.
Зарычал охранник.
Понтей вдруг понял, что даже не знает, как его зовут. Охранник мог умереть прямо сейчас, здесь, и Понтей никогда не узнает его имени, потому что потом вряд ли станет ходить и расспрашивать, как зовут того Живущего в Ночи, что обычно сопровождал его в библиотеку Дайкар.
Если потом будет кому ходить…
Понтей приоткрыл глаза. Если кому сказать, что один из могучих чародеев клана Сива, да что там – Лангарэя, испугался и зажмурился, когда его атаковали, то… То все поверили бы, конечно. И обсуждали при каждом удобном случае, считая удобным случаем нахождение Понтея в метре от себя. Обсуждали бы, громко и фальшиво удивляясь.
«Сработало… Сработало!»
Трава дрожала в двух метрах от Живущих в Ночи, словно схваченная невидимой рукой. Дрожала, пытаясь вырваться и продолжить свой удар, оставив от не-живых два бездыханных тела. Понтей ухмыльнулся. Не получится. Теперь не получится. Он поднял руки, складывая их в жесты, пробормотал ритмическую формулу – не было сил сейчас ее продумывать, легче произнести на телесном уровне.
По травяным стеблям, змеящимся в незримой ловушке, помчались желтоватые огоньки, размерами напоминающие светлячков. Помчались от застрявших в магическом захвате кончиков травы, которые наверняка были острее даже мечей эльфов, до самой земли. А затем все они разом посерели и осыпались безобидной трухой, точно древний зомби, развоплощенный некромагом.
– Будьте настороже, хозяин, – сказал охранник, ничуть не расслабившийся после уничтожения атаковавшей их травы. – Это вряд ли конец.
Его слова тут же подтвердились. Точно Ночь решила испытать своих детей и наделила их даром воплощать в реальность худшие предположения.
Гм… Интересно было бы разработать такое Заклинание.
«Не отвлекайся, Понтей! – одернул себя упырь. – Лучше приготовься…»
Новое лицо явилось на сцену кровавой пьесы.
Он появился нарочито медленно, неторопливо, как опереточный злодей, дающий зрителям разглядеть себя во всех деталях. И не стоит отказывать ему в определенной эффектности – возник он весьма впечатляюще и броско. Сначала из земли поползли новые стебли, покрытые ярко-красными цветками, и Понтей напрягся, готовясь к следующему выпаду. Но стебли продолжали прибывать, не предпринимая больше попыток наброситься на упырей. Они цеплялись друг за друга и свивались в единое целое. Очередные десятки стеблей вплетались в образовывающийся куст, делавшийся все более плотным, пока Понтей не заподозрил…
Да. Он не ошибся. Форма куста напоминала фигуру обычного смертного, которых полным-полно от западных Жемчужных берегов до восточных Божественных порогов, гор, где, по слухам, находятся двери в оба мира Бессмертных: в Нижние Реальности убогов и Небесный Град богов. А после того как все цветы внезапно раскрылись, осыпав куст лепестками, и куст задвигался, незаметно даже для зорких глаз Живущих в Ночи, обретая плащ и ужимки, характерные для живого существа, сомнений не осталось.
Лично прибыл тот, кто пришел за…
Так, об этом не думать. А приготовиться к схватке. В которой скорее всего и он, упыриный маг, и охранник, упыриный воин, имени которого он не знает, погибнут. Потому что Понтей не чувствовал ничего. Ни ауры, ни магических полей, ни запахов. Значит, противник очень серьезный.
– Господа упыри, мои поздравления, – произнес вдруг враг, поправляя черный капюшон. – Вам удалось отбить мои Пики Травы…
«Все-таки модификация Травяных Копий, – с облегчением и с возникшим вдруг весельем подумал Понтей. – Значит, еще можно побарахтаться…»
– Однако, и вы поймете это хотя бы по тому, что я с вами заговорил, – продолжил враг, – больше вам ничего не удастся предпринять. Умрите!
И он атаковал.
Кто-то спускался.
Хранитель погладил «волчицу». Спускался не жрец, и не жрица, и не проверяющий, и не маг. Все они ходят по-другому.
Жрец – тот идет мелкими шагами, будто следит за каждым движением. При этом кажется, что он вот-вот споткнется и упадет, но он не спотыкается и не падает.
Жрица – эта идет осторожно, словно несет драгоценность, и сосредоточенна так, точно перед этим уже несла подобную драгоценность и разбила ее.
Проверяющий – тот идет неторопливо, но так, словно готов в любой момент сорваться и побежать. За кем-то или от кого-то.
Маг – этот впечатывает ноги в ступени, точно воображает, что не ступени это, а история и он просто обязан оставить в ней свой след.
Тот, кто сейчас спускался по лестнице, шел совсем по-другому. Он будто и не шел, словно его не существовало, но каждый его шаг заставлял морщиться, потому что шаг этот делался так, что маги обзавидовались бы – не в истории он должен остаться, а история должна начать послушно извиваться вокруг него.
Хранитель улыбнулся.
Мир, которого нет, преподнес ему сюрприз, на время прикинувшись существующим. Он коснулся верхнего лезвия «волчицы», и она отозвалась одобрительным звоном. Она полностью разделяла его чувства.
Чтобы спуститься к нему, посетитель должен пройти два уровня с ловушками. Если он один из тех, кто посадил его, Хранителя, сюда, то он минует ловушки, не активировав их. В противном случае…
Заскрипели колеса, приводя в действие первую западню.
Хранитель печально улыбнулся. Значит, что-то изменилось в мире, которого нет, если к нему спускается не один из его покровителей. Но будет жалко, если он не дойдет…
Шаги зазвучали вновь. Здорово!
Он миновал первую ловушку – два огромных вертящихся диска, которые должны разрезать незнакомца наискось и пополам.
Как здорово!
Когда день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом повторяется одно и то же, перестаешь понимать, зачем существуешь ты в этом вечном повторении. Ведь не станет тебя – и кто-то другой займет твое место. А перестав понимать свое существование, ты уже начинаешь переставать существовать. А если нет тебя – значит, не должно быть и окружающего тебя мира.
Весь мир – обман. Иллюзия…
Горька та ирония, которая сквозит в мыслях Живущего в Ночи из клана Таабил, считающего мир иллюзией.
Первый раз иллюзия дала трещину и показала мир настоящий, когда ему дали «волчью метлу». Дали – но он принял ее как дар.
А потом водоворот вечного повторения снова швырнул их в мир, которого нет. Но у них двоих уже был осколок настоящего мира. Они вдвоем продолжали хранить его, создав свой островок реальности в мире, которого нет.
И вот сейчас, когда раздался скрежет второй взломанной ловушки – выскакивающих из стен двух молотов, способных превратить смертного в блин, – настоящий мир вторгался в вечный повтор.
Настоящий мир может прийти по-разному. Хранитель это понял давно.
Настоящий мир прорывается в те моменты, когда ты сам остро чувствуешь свое существование.
А все остальное – ложь. Обман. Иллюзия. Мир, которого нет.
Сердце Хранителя забилось чаще. Он начинал чувствовать свое существование.
Сейчас он был рад. Так, как раньше, в далекие времена, радовался приходу матери, когда каждый день был наполнен пусть и простым, но существованием…
Свист арбалетных болтов – и спуск продолжается. Еще одна ловушка пройдена.
Шипение ядовитого газа, от которого глаза лопаются и вытекают из глазниц, пока руки раздирают собственное горло, – но шаги звучат.
Смыкающиеся со всех сторон стены – и тут слышны глухие удары, – а потом снова спуск.
Хранитель ждал. И радовался. Радовался, как ребенок новой игрушке…
Второй уровень ловушек использовал магию. Здесь шипел воздух, свернутый в упругие пружины заклятием Пронзающего Ветра. Здесь ревело пламя, бесноватым потоком мчавшееся по коридору в форме Голодного Языка Огня. Здесь вода обрушивалась водопадом, а водопад оборачивался Водяными Змеями, укус которых не просто ядовит – он обращает все в воду. Здесь взрывался камень, тысячами осколков Земного Облака целясь в нарушителя…
Здесь тот, кто спускался, задержался.
И Хранителю с «волчицей» даже подумалось, что он не дойдет, но…
Но Пронзающий Ветер рассасывался, не успев догнать незнакомца.
Но Голодные Языки Огня гасли, не добравшись до плоти незнакомца.
Но Водяные Змеи не успевали жалить – и обращались обратно во влагу.
Но Земное Облако ни в кого не попадало – и переставали дрожать камни.
А потом затрещала дверь, последняя преграда на пути в схрон. Славная крепкая дверь из красного дерева, растущего в Голодных лесах. С не менее крепкими и вдобавок заговоренными засовами.
Дверь выдержала двадцать два удара. А потом треснула, впуская незнакомца в обитель Хранителя.
– Здравствуй, – сказал Хранитель. – И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?
Магия. Олекс терпеть не мог магию. Несмотря на то что магия помогала им, сейчас она убоговски все и усложнила. Нет, его способности и морфе помогли пройти сквозь разрушительные сгустки Силы, однако знакомый кислый привкус во рту заставлял думать, что слишком дорогой ценой он прошел сквозь колдовские преграды.
Неожиданно мог начаться новый приступ – вот что означал этот убогов кислый привкус. Неужели снадобье Мастера перестает ему помогать? Тогда лучше провалиться в Нижние Реальности, чем снова и снова испытывать эти боли и сумасшествие, неизменно заканчивавшиеся одним и тем же…
Ну почему из всех только у Олекса после Изменения появился побочный эффект? Что это за шутка богов?
…и презрительно кривящиеся губы Эваны…
В дверь, последнюю помеху на пути к цели – он чувствовал это, он ударил со всей силы.
Так, как если бы бил по Эване.
Если бы смог.
Олекс бил и бил, пока трещавшая под ударами дверь не выдержала и не развалилась пополам, открывая доступ к этому…
«Ну и где этот Хранитель?» – успел подумать Олекс, пролезая сквозь дверной проем, когда услышал – на чистом Всеобщем, без акцента, который накладывается на этот язык родным говором:
– Здравствуй. И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?
Голос был приятным и каким-то… по-юношески задорным, что ли. И принадлежал он…
Олекс сначала не поверил своим глазам. Как это понимать?
Посреди огромного зала с разрисованным полом, с даратскими колоннами вдоль стен и со столом в дальней его половине, с факелами на стенах (а они упырям зачем?) стоял светловолосый упырь. Высокий, стройный, одетый в простой кожаный доспех поверх кольчуги, доходящей до колен, с наголенниками и наручами из кожи, в сандалиях из беаргского шелка, которые любят носить философы Морского Союза, выходя в парк порассуждать. Он держал в руках «волчий хвост», копье с зазубренными шипообразными веточками от наконечника до середины древка, которое Олекс видел только на картинках в книгах Мастера.
Упырь, чьи глаза были скрыты повязкой. Олекс захохотал. Говорят, боги лишают разума того, над кем хотят подшутить. Обман. Врут. Можно даже сказать – безбожно врут.
Боги не лишают разума того, над кем хотят подшутить. Боги лишают того удачи. Олекс пришел драться. Олекс пришел выплеснуть копящееся в нем безумие.
Но удача снова отвернулась от него. Как можно драться – с этим? Со слепым мальчишкой?
Упырь озадаченно повел головой, услышав смех.
– Твой смех… Ты рад? – спросил он.
– Рад?! – воскликнул Олекс. – Рад?!! Да я зол так, как не злились убоги, когда боги прогнали их в Нижние Реальности. Рад?! Как можно радоваться, когда ожидаешь встретить достойного противника, а видишь непонятно кого? О нет, кровосос, я не рад! Я убоговски не рад!
– Ты смеялся… – Упырь пожал плечами и задумчиво прикоснулся к ближайшей веточке «хвоста». – Она тоже не понимает… Но ты не ответил на мой вопрос, нежданный гость.
– Какие, к убогам, вопросы? – Злость поднималась от живота к голове. Именно в животе злость возникала – как будто голод охватывал Олекса. Начинало покалывать в желудке, а потом вверх-вверх, до самого мозга, тысячами мелких лапок топоча по сознанию. – Если только ты хочешь спросить, пожалею ли я тебя…
– О нет! – покачал головой упырь. – Я просто повторю сказанное раньше. Хочешь ли ты умереть?
– Ты мне угрожаешь, кровосос? – осклабился Олекс.
Смешно. Не слишком ли шутка затянулась, а, боги?
– Это не ответ, человек.
Олекс, готовящий едкую реплику, запнулся. Как, убоги дери, он узнал?.. Как этот упырь узнал, что перед ним – человек? Он не должен…
– Ответом твоим должно быть: «Да, хочу» или «Нет, не хочу».
Злость окутывала сердце Олекса, черными – наверняка черными – коготками покалывая его.
– Уж поверь, кровосос, умирать я пока не собираюсь, – сжав кулаки, прошипел он сквозь зубы. – Доволен? А вот ты…
– Тогда, если не хочешь умереть, – перебил упырь, – ты должен немедленно покинуть это место.
«Ах ты тварь! – Чернота злости скользнула по горлу Олекса. – Да как ты смеешь… как ты смеешь?..»
– Я – Хранитель. Если тебе это о чем-нибудь говорит. И я из клана Таабил. Если и это что-либо тебе скажет.
Злость почти опутала Олекса, но остатки разума фиксировали сказанное упырем, воскрешая в памяти наставления Мастера.
– Таабил… – повторил Олекс. – Кровососы, чья Сила Крови – Правдивая ложь, создание иллюзий… Однако…
Что там говорил Мастер? Таабил порождает иллюзию в сознании смертного, а затем из воздуха создает вторичную внешнюю иллюзию, соответствующую ментальной. Таким образом, иллюзии Таабил никогда не могут быть настоящими, они не существуют, они лишь кажутся реальными благодаря воображению, как поддельное золото алхимиков, которое выглядит настоящим, но таковым не является. Нужно четко это понимать, иначе последствия будут самыми неблагоприятными. Это не реальные воздействия, а всего лишь phantasticam apparitionem – воображаемое появление, но и оно способно навредить, если ему поддаться…
Но!
Таабил могут создавать иллюзии только посредством своих глаз. То ли лучи из них какие-то испускают, то ли гипнотизируют смертного сменой красок в зрачках. Подробности Олекс уже не помнил.
Боги, вы продолжаете шутить?
– Что может сделать Таабил с повязкой на глазах, а, мертвяк? – издевательски спросил Олекс.
– Да, я слеп, – признался Хранитель. – Это моя слабость и мой позор как Живущего в Ночи из клана Таабил. Но и твой ущерб тяготит тебя и не позволяет быть достойным твоей силы воина.
Снова? Откуда он знает? Нет, как он узнает?
– Поэтому я и говорю тебе – уходи. Я не хочу убивать того, кто подарил мне и ей мгновения настоящего. Но если не уйдешь, значит, ты соврал, и на самом деле ты хочешь умереть. Тогда я убью тебя.
– Если кто здесь и умрет, то только ты! – заорал разнервничавшийся Олекс. – Готовься, мертвяк, я вырву твое сердце, и оно сгорит в моих руках!
Злость стальной проволокой скрутила Олекса. Он мял эту злость в своих руках, ее чернота топила в себе его разум. И Олекс знал, кто причина этой злости.
Проклятый мертвяк-кровосос, провались он в Посмертие Тысячи Болей! Он не верит в силу Олекса! Он презирает его! Он смотрит… Ну, хорошо, смотреть он не может, но если бы и мог, то точно смотрел бы на Олекса сверху вниз!
Становилось больно. Как и злость, боль рождалась в животе, повторяя проложенную злостью дорогу. От этой боли хотелось, чтобы бытие стало небытием, лишь бы боль исчезла. И Олекс знал, как он мог избавиться от этой боли. Ненадолго. Но избавиться.
– Скажи, Хранитель, – улыбнувшись уголками рта, сказал Олекс, – есть ли в тебе дух? – Он чуть нагнулся вперед, напрягая мышцы и прикидывая расстояние до упыря. – Есть ли в тебе дух?
– Вот, значит, как? – Живущий в Ночи поднес древко «волчьего хвоста» к лицу и словно прислушался к нему. – Хорошо, человек. Ты выбрал.
Вот сейчас. Решить дело одним ударом, пока он отвлекается на свое копье…
Что? Олекс застыл, боясь пошевелиться. Где… Где этот мертвяк, который только что стоял посреди зала, прямо на рисунке, изображающем какой-то цветок, и вдруг исчез…
Но самое плохое… Олекс сглотнул. Самое плохое, что кто-то стоял позади него, а Олекс даже не почувствовал, чтобы кто-то приближался. Неужели все-таки наведенный морок? Но как? Ведь он не видел глаза Хранителя!
– Все дело в том… – прошептал сзади кто-то – не кто-то, убоги побери, а Хранитель! – Все дело в том, что для того, кто не видит, расстояний не существует. Расстояние – ложь.
А затем в спину будто вонзились звериные клыки, стараясь пробраться как можно глубже. Олекс закричал. Мощный удар швырнул его вперед, на рисунок, изображавший закат Солнца. Падая, человек успел сгруппироваться и развернуться, чтобы ударить ногами.
Но перед Олексом никого не было.
Упырь продолжил стоять возле двери, обеими руками держа «волчий хвост» перед собой и смотря… нет, не смотря, не может он этого делать… наверное, просто направил лицо на свое копье, у которого…
Олекс нахмурился. Ну, не может этот упырь создавать иллюзии! Тогда почему ему кажется, будто веточки-лезвия «хвоста» шевелятся, словно настоящие ветки под напором ветра?
– Она говорит, на тебе было заклятье, – сказал Хранитель. – Хотя нет, не заклятие, точнее, не только заклятие. Что-то другое. Но ей и это понравилось…
Она? Ей? О ком это он?
– Видишь ли, – Хранитель неспешно, будто и не опасался ответного нападения, зашагал к Олексу, постукивая копьем о пол, – древко моей «волчицы» сделано из груши кровавой, очень редкой разновидности дерева, растущего только в местах, пораженных некротическим гниением. Достать это дерево трудно, но можно. А лезвия выкованы из темного мифрила и закалены в Вечном Пламени Сердца Гор, в которое бросаются старые индрик-звери, когда чувствуют приближение смерти. Поэтому у моей «волчицы» есть талант. Она способна замечать магию во всех ее проявлениях, каковы бы они ни были. Даже самые ничтожные проявления. Даже самые сложные, с защитой самих себя. А заметив – она пожирает магию.
Он остановился и направил копье на Олекса. Веточки-лезвия снова задвигались. Но теперь они напоминали клыки хищного зверя, пережевывавшего добычу.
Как же так? Ведь Мастер сказал…
…Игла вошла в вену легко, как и много раз до этого. Но сейчас Олекс почувствовал совсем другое, чем раньше. Руке стало жарко, хотя температура в комнате была невысокая.
– Что это? – полюбопытствовал Затон.
Конечно, спросить хотели все, но обычно излишние вопросы прощались только Затону.
– Сюрприз для Живущих в Ночи, – ответил Мастер, подходя к Тавилу, который терпеть не мог уколов и поэтому зажмурился, чтобы не видеть, как его будут колоть. – Немного магии, немного трав, немного того, чего вам не понять. С этим вы легко обойдете их Силу Крови.
– Это Заклинание из высшей магии? – благоговейно спросила Эвана, в отличие от них не прикованная к креслам, а стоящая в стороне.
– Я же сказал – немного магии, – раздраженно бросил Мастер. – Дайкар в первую очередь обнаружат волшебство, не зря же их понаставили вокруг того, что нам нужно. Поэтому магия в этом растворе минимальна и начнет распадаться в крови первой. Она – фундамент, но вам поможет в первую очередь стоящее на фундаменте здание! – Это Мастер говорил уже им четверым. Эвана и Сельхоф с ними не шли…
Ну да! Как же он мог забыть? То, что Мастер ввел им в кровь, было направлено против Силы Крови упырей. А этот Таабил не использует Силу Крови. И его убоговское копье – оно не только пожрало заклятие, положенное в фундамент снадобья Мастера, оно разрушило и все здание, ведь без фундамента постройке не устоять…
Значит, Олекс теперь слабее этого кровососа? Значит, Хранитель сильнее? Сильнее? Нет уж! Как бы не так!
Вот теперь…
Хранитель нахмурился и резко отдернул копье. Он не видел, но почувствовал перемену настроения в противнике и неожиданное изменение его реакций и движений. Звук, иное распределение жара от факелов и тянущийся из помещения ветер быстро сообщили ему, что там, где только что была «волчица», будто ураган пронесся, всю свою ярость обрушивший вместо копья на пол…
Хранитель отступил на шаг.
Он ощутил: место, куда был нанесен удар, основательно разрушено, словно по нему ударили пульсаром или огненным шаром.
Но конституция человека, после того как «волчица» поглотила ту странную магию, что он излучал, не должна была позволить ему наносить удары с той же силой, с которой он прошел оба уровня ловушек и снес дверь.
Или дело совсем не в магии? Неужели есть еще что-то?
– Слышишь, ублюдок?!
Странно. Голос изменился. Теперь он принадлежал человеку другой телесной организации и другого склада ума. Но магии никакой не было! Иначе «волчица» снова бы пожрала ее!
– Странно, что так мало охраны, – пробормотал первый пришелец и кровожадно посмотрел на Фатанкара. – Эти мертвяки слишком уверены в себе…
– Это ты самоуверен. Постарайся не забыть, что Хранитель не ровня тем, кого ты убил.
– Я надеюсь на это.
«Даже так? – Если бы были силы, Фатанкар бы рассмеялся. – Как же это глупо… теперь я понимаю… убоговские Сива… как хитро… проклятье…»
– Ты убьешь его или позволишь забрать тело мне?
– Ну уж нет. Я начал, мне и заканчивать. Только мне позволено убить его.
Говорили о Фатанкаре. Это понятно. Но почему медлят, зачем разговаривают? Впрочем, это хорошо, есть возможность для жрецов заметить, что что-то не так, есть возможность, что проклятые убийцы встретят не слуг Ночи, ни о чем не подозревающих, а приготовившихся к жесткому отпору Зазывателей Ночных Сил. И тогда…
Впрочем, тогда он будет мертв.
В этом Фатанкар не ошибся. Первый пришелец схватил его голову и без заметных усилий оторвал от тела. Конечно, упырь мог это пережить и восстановиться… но его череп хладнокровно размолотили о мраморные ступени. Мозг и сердце. Два самых слабых места упыря. Почти как у прочих смертных. Правда… Нет. Единственные слабые места обыкновенного упыря.
Все остальное можно восстановить. Это – никогда.
Луна была злой.
Когда-то Понтей услышал от отца, что наделение неживых объектов качествами смертных только запутывает познание этих объектов. Понтей был молод и удивился. Как же так? Ведь месяц, появляющийся каждый вечер, – бог. И не просто бог – посланец Ночи, который позволяет ей напоминать о себе. Не будь посланца, как отличить Ночь от Тьмы?
Отец улыбнулся и сказал, что богам – божественное, а материальным объектам в их мире – материальная объективность в их мире. Что Луна – это не только бог. И что бог – это не только Луна.
– Не будешь же ты утверждать, что когда Проклятый Путник садится за горизонт, то лишь по этой причине наступает Ночь? – улыбался отец. – Мы должны понять различие, – продолжал он. – Большинству упырей непонятно, зачем различать это. Другие, а их еще больше, даже не знают, что это стоит делать. И мы, Живущие в Ночи, не одиноки в своих воззрениях на мир. Люди, эльфы, гномы, вампиры, валлаты, драуга, эш-шенори и мириады других – в общей массе всегда есть группы, которые стремятся к истинному знанию.
– А остальные?
– Остальные? – Отец посмотрел на развешенное в зале фамильное оружие. – Остальные, – повторил он, – остальные просто живут.
Но Луна все равно была злой. Ей бы спрятаться сейчас за тучи и перестать освещать Землю, дав двум бегущим упырям преимущество перед неведомым врагом. А она светила так ярко, что напоминала своего брата, Врага Ночи. Почему-то казалось, что Луна злится, захлебывается недобрыми помыслами и стремится их излить именно на них двоих, верных слуг и почитателей ее госпожи – Великой и Милосердной Ночи.
Но Луна не могла быть злой. Просто так получилось.
– Осторожно!
Рык охранника заставил Понтея насторожиться. Да, он маг, один из лучших, но охранник тренировался в клане Вишмаган и быстрее, чем он, заметит опасность. Однако остановиться сразу упырь не мог: частичная трансформа ног, совершенная, чтобы бежать наравне с охранником, не дала ему затормозить. Он сделал еще три шага, и тут прямо перед ним взорвалась земля. Она разлетелась, словно красочный фейерверк, выписывая в воздухе дуги и зигзаги, а следом из-под земли поползли…
«Змеи? – мелькнула мысль. – Неужели Атан?..»
Но клан Атан оказался ни при чем. Еще секунда, и Понтей разобрал, что из земли растет трава. Ему вспомнились солдаты из сказок Морского Союза, появившиеся из брошенных в землю клыков дракона и растущие, чтобы покончить с теми, кто по глупости оказался на их пути. Понятное дело, трава эта не была обычной – она извивалась, как те самые змеи, за которых Понтей ее принял, и размерами отличалась от обычной муравы. Завидев такую траву на своей тщательно ухоженной декоративной лужайке, Светлый эльф в ужасе совершил бы ритуальное самоубийство.
«Нож-Трава? Не похоже. Травяные Копья? Опять не то… – Понтей лихорадочно перебирал варианты. Думать быстро он умел, а сейчас от этого зависела его жизнь. Об охраннике он не вспоминал. Тот мог постоять за себя в бою. Правда, сейчас он должен был защищать и себя и Понтея, причем Понтея лучше, чем себя, что уменьшало его боеспособность. – Новая магия? Надо было давно…»
Время вышло.
Стебли, свернутые в тугую спираль, вдруг все одновременно выпрямились, как выпрямляется долго сжимаемая пружина, и со скоростью, которой позавидовали бы боги ветра, ударили по упырям.
Взметнулась пыль.
Зарычал охранник.
Понтей вдруг понял, что даже не знает, как его зовут. Охранник мог умереть прямо сейчас, здесь, и Понтей никогда не узнает его имени, потому что потом вряд ли станет ходить и расспрашивать, как зовут того Живущего в Ночи, что обычно сопровождал его в библиотеку Дайкар.
Если потом будет кому ходить…
Понтей приоткрыл глаза. Если кому сказать, что один из могучих чародеев клана Сива, да что там – Лангарэя, испугался и зажмурился, когда его атаковали, то… То все поверили бы, конечно. И обсуждали при каждом удобном случае, считая удобным случаем нахождение Понтея в метре от себя. Обсуждали бы, громко и фальшиво удивляясь.
«Сработало… Сработало!»
Трава дрожала в двух метрах от Живущих в Ночи, словно схваченная невидимой рукой. Дрожала, пытаясь вырваться и продолжить свой удар, оставив от не-живых два бездыханных тела. Понтей ухмыльнулся. Не получится. Теперь не получится. Он поднял руки, складывая их в жесты, пробормотал ритмическую формулу – не было сил сейчас ее продумывать, легче произнести на телесном уровне.
По травяным стеблям, змеящимся в незримой ловушке, помчались желтоватые огоньки, размерами напоминающие светлячков. Помчались от застрявших в магическом захвате кончиков травы, которые наверняка были острее даже мечей эльфов, до самой земли. А затем все они разом посерели и осыпались безобидной трухой, точно древний зомби, развоплощенный некромагом.
– Будьте настороже, хозяин, – сказал охранник, ничуть не расслабившийся после уничтожения атаковавшей их травы. – Это вряд ли конец.
Его слова тут же подтвердились. Точно Ночь решила испытать своих детей и наделила их даром воплощать в реальность худшие предположения.
Гм… Интересно было бы разработать такое Заклинание.
«Не отвлекайся, Понтей! – одернул себя упырь. – Лучше приготовься…»
Новое лицо явилось на сцену кровавой пьесы.
Он появился нарочито медленно, неторопливо, как опереточный злодей, дающий зрителям разглядеть себя во всех деталях. И не стоит отказывать ему в определенной эффектности – возник он весьма впечатляюще и броско. Сначала из земли поползли новые стебли, покрытые ярко-красными цветками, и Понтей напрягся, готовясь к следующему выпаду. Но стебли продолжали прибывать, не предпринимая больше попыток наброситься на упырей. Они цеплялись друг за друга и свивались в единое целое. Очередные десятки стеблей вплетались в образовывающийся куст, делавшийся все более плотным, пока Понтей не заподозрил…
Да. Он не ошибся. Форма куста напоминала фигуру обычного смертного, которых полным-полно от западных Жемчужных берегов до восточных Божественных порогов, гор, где, по слухам, находятся двери в оба мира Бессмертных: в Нижние Реальности убогов и Небесный Град богов. А после того как все цветы внезапно раскрылись, осыпав куст лепестками, и куст задвигался, незаметно даже для зорких глаз Живущих в Ночи, обретая плащ и ужимки, характерные для живого существа, сомнений не осталось.
Лично прибыл тот, кто пришел за…
Так, об этом не думать. А приготовиться к схватке. В которой скорее всего и он, упыриный маг, и охранник, упыриный воин, имени которого он не знает, погибнут. Потому что Понтей не чувствовал ничего. Ни ауры, ни магических полей, ни запахов. Значит, противник очень серьезный.
– Господа упыри, мои поздравления, – произнес вдруг враг, поправляя черный капюшон. – Вам удалось отбить мои Пики Травы…
«Все-таки модификация Травяных Копий, – с облегчением и с возникшим вдруг весельем подумал Понтей. – Значит, еще можно побарахтаться…»
– Однако, и вы поймете это хотя бы по тому, что я с вами заговорил, – продолжил враг, – больше вам ничего не удастся предпринять. Умрите!
И он атаковал.
Кто-то спускался.
Хранитель погладил «волчицу». Спускался не жрец, и не жрица, и не проверяющий, и не маг. Все они ходят по-другому.
Жрец – тот идет мелкими шагами, будто следит за каждым движением. При этом кажется, что он вот-вот споткнется и упадет, но он не спотыкается и не падает.
Жрица – эта идет осторожно, словно несет драгоценность, и сосредоточенна так, точно перед этим уже несла подобную драгоценность и разбила ее.
Проверяющий – тот идет неторопливо, но так, словно готов в любой момент сорваться и побежать. За кем-то или от кого-то.
Маг – этот впечатывает ноги в ступени, точно воображает, что не ступени это, а история и он просто обязан оставить в ней свой след.
Тот, кто сейчас спускался по лестнице, шел совсем по-другому. Он будто и не шел, словно его не существовало, но каждый его шаг заставлял морщиться, потому что шаг этот делался так, что маги обзавидовались бы – не в истории он должен остаться, а история должна начать послушно извиваться вокруг него.
Хранитель улыбнулся.
Мир, которого нет, преподнес ему сюрприз, на время прикинувшись существующим. Он коснулся верхнего лезвия «волчицы», и она отозвалась одобрительным звоном. Она полностью разделяла его чувства.
Чтобы спуститься к нему, посетитель должен пройти два уровня с ловушками. Если он один из тех, кто посадил его, Хранителя, сюда, то он минует ловушки, не активировав их. В противном случае…
Заскрипели колеса, приводя в действие первую западню.
Хранитель печально улыбнулся. Значит, что-то изменилось в мире, которого нет, если к нему спускается не один из его покровителей. Но будет жалко, если он не дойдет…
Шаги зазвучали вновь. Здорово!
Он миновал первую ловушку – два огромных вертящихся диска, которые должны разрезать незнакомца наискось и пополам.
Как здорово!
Когда день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом повторяется одно и то же, перестаешь понимать, зачем существуешь ты в этом вечном повторении. Ведь не станет тебя – и кто-то другой займет твое место. А перестав понимать свое существование, ты уже начинаешь переставать существовать. А если нет тебя – значит, не должно быть и окружающего тебя мира.
Весь мир – обман. Иллюзия…
Горька та ирония, которая сквозит в мыслях Живущего в Ночи из клана Таабил, считающего мир иллюзией.
Первый раз иллюзия дала трещину и показала мир настоящий, когда ему дали «волчью метлу». Дали – но он принял ее как дар.
А потом водоворот вечного повторения снова швырнул их в мир, которого нет. Но у них двоих уже был осколок настоящего мира. Они вдвоем продолжали хранить его, создав свой островок реальности в мире, которого нет.
И вот сейчас, когда раздался скрежет второй взломанной ловушки – выскакивающих из стен двух молотов, способных превратить смертного в блин, – настоящий мир вторгался в вечный повтор.
Настоящий мир может прийти по-разному. Хранитель это понял давно.
Настоящий мир прорывается в те моменты, когда ты сам остро чувствуешь свое существование.
А все остальное – ложь. Обман. Иллюзия. Мир, которого нет.
Сердце Хранителя забилось чаще. Он начинал чувствовать свое существование.
Сейчас он был рад. Так, как раньше, в далекие времена, радовался приходу матери, когда каждый день был наполнен пусть и простым, но существованием…
Свист арбалетных болтов – и спуск продолжается. Еще одна ловушка пройдена.
Шипение ядовитого газа, от которого глаза лопаются и вытекают из глазниц, пока руки раздирают собственное горло, – но шаги звучат.
Смыкающиеся со всех сторон стены – и тут слышны глухие удары, – а потом снова спуск.
Хранитель ждал. И радовался. Радовался, как ребенок новой игрушке…
Второй уровень ловушек использовал магию. Здесь шипел воздух, свернутый в упругие пружины заклятием Пронзающего Ветра. Здесь ревело пламя, бесноватым потоком мчавшееся по коридору в форме Голодного Языка Огня. Здесь вода обрушивалась водопадом, а водопад оборачивался Водяными Змеями, укус которых не просто ядовит – он обращает все в воду. Здесь взрывался камень, тысячами осколков Земного Облака целясь в нарушителя…
Здесь тот, кто спускался, задержался.
И Хранителю с «волчицей» даже подумалось, что он не дойдет, но…
Но Пронзающий Ветер рассасывался, не успев догнать незнакомца.
Но Голодные Языки Огня гасли, не добравшись до плоти незнакомца.
Но Водяные Змеи не успевали жалить – и обращались обратно во влагу.
Но Земное Облако ни в кого не попадало – и переставали дрожать камни.
А потом затрещала дверь, последняя преграда на пути в схрон. Славная крепкая дверь из красного дерева, растущего в Голодных лесах. С не менее крепкими и вдобавок заговоренными засовами.
Дверь выдержала двадцать два удара. А потом треснула, впуская незнакомца в обитель Хранителя.
– Здравствуй, – сказал Хранитель. – И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?
Магия. Олекс терпеть не мог магию. Несмотря на то что магия помогала им, сейчас она убоговски все и усложнила. Нет, его способности и морфе помогли пройти сквозь разрушительные сгустки Силы, однако знакомый кислый привкус во рту заставлял думать, что слишком дорогой ценой он прошел сквозь колдовские преграды.
Неожиданно мог начаться новый приступ – вот что означал этот убогов кислый привкус. Неужели снадобье Мастера перестает ему помогать? Тогда лучше провалиться в Нижние Реальности, чем снова и снова испытывать эти боли и сумасшествие, неизменно заканчивавшиеся одним и тем же…
Ну почему из всех только у Олекса после Изменения появился побочный эффект? Что это за шутка богов?
…и презрительно кривящиеся губы Эваны…
В дверь, последнюю помеху на пути к цели – он чувствовал это, он ударил со всей силы.
Так, как если бы бил по Эване.
Если бы смог.
Олекс бил и бил, пока трещавшая под ударами дверь не выдержала и не развалилась пополам, открывая доступ к этому…
«Ну и где этот Хранитель?» – успел подумать Олекс, пролезая сквозь дверной проем, когда услышал – на чистом Всеобщем, без акцента, который накладывается на этот язык родным говором:
– Здравствуй. И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?
Голос был приятным и каким-то… по-юношески задорным, что ли. И принадлежал он…
Олекс сначала не поверил своим глазам. Как это понимать?
Посреди огромного зала с разрисованным полом, с даратскими колоннами вдоль стен и со столом в дальней его половине, с факелами на стенах (а они упырям зачем?) стоял светловолосый упырь. Высокий, стройный, одетый в простой кожаный доспех поверх кольчуги, доходящей до колен, с наголенниками и наручами из кожи, в сандалиях из беаргского шелка, которые любят носить философы Морского Союза, выходя в парк порассуждать. Он держал в руках «волчий хвост», копье с зазубренными шипообразными веточками от наконечника до середины древка, которое Олекс видел только на картинках в книгах Мастера.
Упырь, чьи глаза были скрыты повязкой. Олекс захохотал. Говорят, боги лишают разума того, над кем хотят подшутить. Обман. Врут. Можно даже сказать – безбожно врут.
Боги не лишают разума того, над кем хотят подшутить. Боги лишают того удачи. Олекс пришел драться. Олекс пришел выплеснуть копящееся в нем безумие.
Но удача снова отвернулась от него. Как можно драться – с этим? Со слепым мальчишкой?
Упырь озадаченно повел головой, услышав смех.
– Твой смех… Ты рад? – спросил он.
– Рад?! – воскликнул Олекс. – Рад?!! Да я зол так, как не злились убоги, когда боги прогнали их в Нижние Реальности. Рад?! Как можно радоваться, когда ожидаешь встретить достойного противника, а видишь непонятно кого? О нет, кровосос, я не рад! Я убоговски не рад!
– Ты смеялся… – Упырь пожал плечами и задумчиво прикоснулся к ближайшей веточке «хвоста». – Она тоже не понимает… Но ты не ответил на мой вопрос, нежданный гость.
– Какие, к убогам, вопросы? – Злость поднималась от живота к голове. Именно в животе злость возникала – как будто голод охватывал Олекса. Начинало покалывать в желудке, а потом вверх-вверх, до самого мозга, тысячами мелких лапок топоча по сознанию. – Если только ты хочешь спросить, пожалею ли я тебя…
– О нет! – покачал головой упырь. – Я просто повторю сказанное раньше. Хочешь ли ты умереть?
– Ты мне угрожаешь, кровосос? – осклабился Олекс.
Смешно. Не слишком ли шутка затянулась, а, боги?
– Это не ответ, человек.
Олекс, готовящий едкую реплику, запнулся. Как, убоги дери, он узнал?.. Как этот упырь узнал, что перед ним – человек? Он не должен…
– Ответом твоим должно быть: «Да, хочу» или «Нет, не хочу».
Злость окутывала сердце Олекса, черными – наверняка черными – коготками покалывая его.
– Уж поверь, кровосос, умирать я пока не собираюсь, – сжав кулаки, прошипел он сквозь зубы. – Доволен? А вот ты…
– Тогда, если не хочешь умереть, – перебил упырь, – ты должен немедленно покинуть это место.
«Ах ты тварь! – Чернота злости скользнула по горлу Олекса. – Да как ты смеешь… как ты смеешь?..»
– Я – Хранитель. Если тебе это о чем-нибудь говорит. И я из клана Таабил. Если и это что-либо тебе скажет.
Злость почти опутала Олекса, но остатки разума фиксировали сказанное упырем, воскрешая в памяти наставления Мастера.
– Таабил… – повторил Олекс. – Кровососы, чья Сила Крови – Правдивая ложь, создание иллюзий… Однако…
Что там говорил Мастер? Таабил порождает иллюзию в сознании смертного, а затем из воздуха создает вторичную внешнюю иллюзию, соответствующую ментальной. Таким образом, иллюзии Таабил никогда не могут быть настоящими, они не существуют, они лишь кажутся реальными благодаря воображению, как поддельное золото алхимиков, которое выглядит настоящим, но таковым не является. Нужно четко это понимать, иначе последствия будут самыми неблагоприятными. Это не реальные воздействия, а всего лишь phantasticam apparitionem – воображаемое появление, но и оно способно навредить, если ему поддаться…
Но!
Таабил могут создавать иллюзии только посредством своих глаз. То ли лучи из них какие-то испускают, то ли гипнотизируют смертного сменой красок в зрачках. Подробности Олекс уже не помнил.
Боги, вы продолжаете шутить?
– Что может сделать Таабил с повязкой на глазах, а, мертвяк? – издевательски спросил Олекс.
– Да, я слеп, – признался Хранитель. – Это моя слабость и мой позор как Живущего в Ночи из клана Таабил. Но и твой ущерб тяготит тебя и не позволяет быть достойным твоей силы воина.
Снова? Откуда он знает? Нет, как он узнает?
– Поэтому я и говорю тебе – уходи. Я не хочу убивать того, кто подарил мне и ей мгновения настоящего. Но если не уйдешь, значит, ты соврал, и на самом деле ты хочешь умереть. Тогда я убью тебя.
– Если кто здесь и умрет, то только ты! – заорал разнервничавшийся Олекс. – Готовься, мертвяк, я вырву твое сердце, и оно сгорит в моих руках!
Злость стальной проволокой скрутила Олекса. Он мял эту злость в своих руках, ее чернота топила в себе его разум. И Олекс знал, кто причина этой злости.
Проклятый мертвяк-кровосос, провались он в Посмертие Тысячи Болей! Он не верит в силу Олекса! Он презирает его! Он смотрит… Ну, хорошо, смотреть он не может, но если бы и мог, то точно смотрел бы на Олекса сверху вниз!
Становилось больно. Как и злость, боль рождалась в животе, повторяя проложенную злостью дорогу. От этой боли хотелось, чтобы бытие стало небытием, лишь бы боль исчезла. И Олекс знал, как он мог избавиться от этой боли. Ненадолго. Но избавиться.
– Скажи, Хранитель, – улыбнувшись уголками рта, сказал Олекс, – есть ли в тебе дух? – Он чуть нагнулся вперед, напрягая мышцы и прикидывая расстояние до упыря. – Есть ли в тебе дух?
– Вот, значит, как? – Живущий в Ночи поднес древко «волчьего хвоста» к лицу и словно прислушался к нему. – Хорошо, человек. Ты выбрал.
Вот сейчас. Решить дело одним ударом, пока он отвлекается на свое копье…
Что? Олекс застыл, боясь пошевелиться. Где… Где этот мертвяк, который только что стоял посреди зала, прямо на рисунке, изображающем какой-то цветок, и вдруг исчез…
Но самое плохое… Олекс сглотнул. Самое плохое, что кто-то стоял позади него, а Олекс даже не почувствовал, чтобы кто-то приближался. Неужели все-таки наведенный морок? Но как? Ведь он не видел глаза Хранителя!
– Все дело в том… – прошептал сзади кто-то – не кто-то, убоги побери, а Хранитель! – Все дело в том, что для того, кто не видит, расстояний не существует. Расстояние – ложь.
А затем в спину будто вонзились звериные клыки, стараясь пробраться как можно глубже. Олекс закричал. Мощный удар швырнул его вперед, на рисунок, изображавший закат Солнца. Падая, человек успел сгруппироваться и развернуться, чтобы ударить ногами.
Но перед Олексом никого не было.
Упырь продолжил стоять возле двери, обеими руками держа «волчий хвост» перед собой и смотря… нет, не смотря, не может он этого делать… наверное, просто направил лицо на свое копье, у которого…
Олекс нахмурился. Ну, не может этот упырь создавать иллюзии! Тогда почему ему кажется, будто веточки-лезвия «хвоста» шевелятся, словно настоящие ветки под напором ветра?
– Она говорит, на тебе было заклятье, – сказал Хранитель. – Хотя нет, не заклятие, точнее, не только заклятие. Что-то другое. Но ей и это понравилось…
Она? Ей? О ком это он?
– Видишь ли, – Хранитель неспешно, будто и не опасался ответного нападения, зашагал к Олексу, постукивая копьем о пол, – древко моей «волчицы» сделано из груши кровавой, очень редкой разновидности дерева, растущего только в местах, пораженных некротическим гниением. Достать это дерево трудно, но можно. А лезвия выкованы из темного мифрила и закалены в Вечном Пламени Сердца Гор, в которое бросаются старые индрик-звери, когда чувствуют приближение смерти. Поэтому у моей «волчицы» есть талант. Она способна замечать магию во всех ее проявлениях, каковы бы они ни были. Даже самые ничтожные проявления. Даже самые сложные, с защитой самих себя. А заметив – она пожирает магию.
Он остановился и направил копье на Олекса. Веточки-лезвия снова задвигались. Но теперь они напоминали клыки хищного зверя, пережевывавшего добычу.
Как же так? Ведь Мастер сказал…
…Игла вошла в вену легко, как и много раз до этого. Но сейчас Олекс почувствовал совсем другое, чем раньше. Руке стало жарко, хотя температура в комнате была невысокая.
– Что это? – полюбопытствовал Затон.
Конечно, спросить хотели все, но обычно излишние вопросы прощались только Затону.
– Сюрприз для Живущих в Ночи, – ответил Мастер, подходя к Тавилу, который терпеть не мог уколов и поэтому зажмурился, чтобы не видеть, как его будут колоть. – Немного магии, немного трав, немного того, чего вам не понять. С этим вы легко обойдете их Силу Крови.
– Это Заклинание из высшей магии? – благоговейно спросила Эвана, в отличие от них не прикованная к креслам, а стоящая в стороне.
– Я же сказал – немного магии, – раздраженно бросил Мастер. – Дайкар в первую очередь обнаружат волшебство, не зря же их понаставили вокруг того, что нам нужно. Поэтому магия в этом растворе минимальна и начнет распадаться в крови первой. Она – фундамент, но вам поможет в первую очередь стоящее на фундаменте здание! – Это Мастер говорил уже им четверым. Эвана и Сельхоф с ними не шли…
Ну да! Как же он мог забыть? То, что Мастер ввел им в кровь, было направлено против Силы Крови упырей. А этот Таабил не использует Силу Крови. И его убоговское копье – оно не только пожрало заклятие, положенное в фундамент снадобья Мастера, оно разрушило и все здание, ведь без фундамента постройке не устоять…
Значит, Олекс теперь слабее этого кровососа? Значит, Хранитель сильнее? Сильнее? Нет уж! Как бы не так!
Вот теперь…
Хранитель нахмурился и резко отдернул копье. Он не видел, но почувствовал перемену настроения в противнике и неожиданное изменение его реакций и движений. Звук, иное распределение жара от факелов и тянущийся из помещения ветер быстро сообщили ему, что там, где только что была «волчица», будто ураган пронесся, всю свою ярость обрушивший вместо копья на пол…
Хранитель отступил на шаг.
Он ощутил: место, куда был нанесен удар, основательно разрушено, словно по нему ударили пульсаром или огненным шаром.
Но конституция человека, после того как «волчица» поглотила ту странную магию, что он излучал, не должна была позволить ему наносить удары с той же силой, с которой он прошел оба уровня ловушек и снес дверь.
Или дело совсем не в магии? Неужели есть еще что-то?
– Слышишь, ублюдок?!
Странно. Голос изменился. Теперь он принадлежал человеку другой телесной организации и другого склада ума. Но магии никакой не было! Иначе «волчица» снова бы пожрала ее!