Юрий Сотник. Вовка Грушин и другие (сборник)

   Ребята посильнее принялись тянуть веревки вверх. Смолкли крики. Наступила полная тишина. Человек восемьдесят смотрели, как подымается из воды труба перископа. И когда наконец появился зеленый верх «Архимеда», такое раздалось «ура», что казалось, солнце подпрыгнуло.
   Потом снова наступила тишина. Крышка люка на подводной лодке шевельнулась и открылась. Из отверстия высунулась сначала одна нога, потом другая, затем медленно появилась Вовкина спина, затем плечи и голова.
   Изобретатель был бледен и лязгал зубами от холода, но важности у него хватило бы на двадцать капитанов Немо.
   Вовка срочно был доставлен в лагерь. Там его переодели и стали согревать чаем. Мы в это время чувствовали себя очень скверно. Леля, проходя мимо, так на нас посматривала, что мы поняли: будет крупный разговор.
   Огромная толпа ребят окружала Вовку, пока он пил чай, глазела на него и засыпа́ла вопросами:
   – Сколько времени ты строил свою лодку?
   – А как ты ее рассчитывал?
   – Никак. Построил, да и всё.
   – Ты, значит, ошибся в расчете, и потому она затонула. Да?
   – Ну конечно, не рассчитал! – сказал кто-то из старших ребят. – Не рассчитал соотношения между весом лодки и ее объемом.
   К Вовке протиснулся маленький Буся Кацман и прижался носом к краю стола:
   – А что Архимед – это рыба такая?
   Изобретатель презрительно взглянул на него, отхлебнул из кружки чаю, прожевал кусок хлеба и только тогда ответил:
   – «Рыба»! Чудак ты! Это полководец!
   Вот всё, что я могу рассказать об «Архимеде» Вовки Грушина.
 
   1939 г.

Дрессировщики

   В передней раздался короткий звонок. Бабушка вышла из кухни и открыла дверь. На площадке лестницы стоял мальчик, которого бабушка еще не видела. Он слегка поклонился и очень вежливо спросил:
   – Извините, пожалуйста. Тут живет Гриша Уточкин?
   – Ту-ут, – протянула бабушка, подозрительно оглядывая гостя.
   Сам мальчик произвел на нее довольно приятное впечатление. Он был одет в тщательно отутюженные синие брюки и чистенькую желтую тенниску с короткими рукавчиками. На груди у него алел шелковый галстук, золотистые волосы его были аккуратно расчесаны на пробор.
   При всем этом он держал под мышкой очень грязную и рваную ватную стеганку, а в другой его руке был зажат конец веревки, привязанной к ошейнику криволапой, неопределенной масти собаки с торчащей клочьями шерстью. Вот эта стеганка и эта собака заставили бабушку насторожиться.
   – Скажите, а можно видеть Гришу?
   – Мо-о-ожно, – после некоторого колебания протянула бабушка. Она хотела было сказать, что собак не следует водить в комнаты, что от них одна только грязь, но сдержалась и лишь добавила: – В ту дверь иди.
   Однако мальчик не повел собаку в комнату, а строгим голосом сказал:
   – Пальма, сидеть! Сидеть! Пальма, кому говорят? Сидеть!
   Пальма зевнула и села с выражением безнадежной скуки на бородатой морде. Мальчик привязал конец веревки к перилам лестницы и только после этого постучал в указанную бабушкой дверь.
   Гриша, коренастый, с копною темных взъерошенных волос и с суровым выражением лица, пилил в это время какую-то дощечку, прижав ее коленкой к сиденью стула. Он несколько удивился, узнав в пришельце Олега Волошина, с которым он учился в параллельных классах и с которым почти не был знаком. Гриша выпрямился и, заправляя рубаху в штаны, молча уставился на гостя.
   – Здравствуй, Уточкин, – сказал тот, прикрыв за собой дверь. – Ты не удивляйся, что я к тебе пришел. У меня к тебе одна просьба.
   – Ну? – коротко спросил Гриша.
   – Ты мог бы помочь мне дрессировать собаку?
   Гриша всегда был готов взяться за любое дело, но говорить много не любил:
   – Мог бы. А как?
   – Понимаешь, я ее дрессирую на собаку охранно-сторожевой службы. Я уже научил ее ходить рядом, садиться по команде, ложиться… Теперь я с ней отрабатываю команду «фас»… Чтобы она бросалась, на кого я прикажу. А для этого нужен ассистент, совсем незнакомый для собаки человек.
   – Чтобы она на него бросалась?
   – Ага. Мы ее уже дрессировали с ребятами нашего класса, и она очень хорошо на них бросалась, но теперь она с ними перезнакомилась и больше не бросается. А надо закрепить рефлекс. Вот я тебя и прошу…
   Гриша в раздумье почесал широкий нос:
   – А если покусает?
   – Во-первых, я ее буду держать на поводке, а во-вторых, ассистент надевает защитную спецодежду. – Олег развернул стеганку и вынул из нее такие же драные ватные штаны. – Со мной все мальчишки из нашего класса ее дрессировали, а она только одного Сережку Лаптева немножко укусила. Согласен?
   – Согласен. А где твоя собака?
   – Я ее на лестнице оставил, чтобы она не знала, что мы с тобой знакомы. Я сейчас выйду с ней и буду ждать тебя на Тихой улице. А ты надевай спецодежду, приходи туда и подкрадывайся к Пальме, как будто злоумышленник. Ладно?
   – Ладно. Иди!
   Олег удалился. Гриша надел кепку и принялся облачаться в спецовку. Это оказалось делом нелегким, потому что брюки были огромных размеров. Стянув их ремнем под мышками и завязав тесемочками у щиколоток, Гриша стал похож на очень большую, диковинной формы гармошку. Ватная куртка, которую он надел, несколько поправила дело: свисая ниже колен, она почти совсем скрыла брюки. Рукава, болтавшиеся сантиметров на двадцать ниже кистей рук, Гриша засучивать не стал.
   Грише, конечно, не хотелось, чтобы бабушка увидела его в таком костюме, поэтому, прежде чем выйти из комнаты, он приоткрыл дверь и прислушался, а потом уж выскользнул из квартиры.
   Улица Тихая была и в самом деле очень тихой улочкой. Здесь вдоль тротуаров вкривь и вкось росли старые липы, за которыми прятались маленькие домики в один и два этажа. Движение тут было такое небольшое, что между булыжниками мостовой зеленела травка.
   Придя сюда, Гриша издали увидел Олега, который расхаживал по мостовой, громко приговаривая:
   – Рядом! Пальма, рядом!
   – Эй! – негромко крикнул «ассистент».
   Дрессировщик остановился, скомандовал Пальме сидеть и кивнул Грише головой: можно, мол, начинать.
 

 
   Ассистент надвинул на нос кепку, свирепо выпятил нижнюю челюсть и, слегка приседая, болтая концами рукавов, зигзагами стал подбираться к собаке.
   Пальма заметила ассистента и, сидя, принялась разглядывать его, склоняя бородатую морду то вправо, то влево. Когда Гриша приблизился к ней метров на десять, она поднялась и негромко зарычала.
   – Пальма! Фу! Сидеть! – сказал Олег.
   И Пальма неохотно села, продолжая скалить зубы.
   Ассистент стал на четвереньки и тоже зарычал.
   – Фас! – крикнул Олег.
   Пальма рявкнула и так стремительно бросилась на Гришу, что дрессировщик еле удержал ее за веревку.
   Гриша вскочил и шарахнулся в сторону.
   – Видал? – тихонько сказал Олег.
   – Ага, – так же тихо ответил Гриша. – Только она и без твоего «фаса» бросилась бы… Ведь я ее дразнил.
   – Теперь знаешь что? Теперь давай без дразнений. Ты спрячься за угол, а потом выйди и спокойно иди по тротуару. И даже не смотри в нашу сторону. Ладно?
   – Ладно!
   Гриша добежал до перекрестка, спрятался за угол и, подождав там минуту, степенно зашагал по противоположному от Олега тротуару. Вот он поравнялся с ними… Вот прошел мимо…
   – Фас!
   «Рррав! Рав-рав!»
   Обернувшись, Гриша увидел, как Пальма, натягивая веревку, рвется к нему.
   – Здо́рово! – сказал Олег с другого тротуара. – Всё! Спасибо! Проверка сделана. Снимай спецодежду и иди сюда.
   Гриша снял ватник и, отирая пот со лба, приблизился к дрессировщику. Пальма попыталась цапнуть его за ногу, но Олег прикрикнул на нее и заставил сесть. Он улыбался, голубые глаза его блестели, а лицо разгорелось.
   – Видел? Видел, что такое дрессировка? Ты даже не взглянул на нее, а она уже бросилась!
   Стоя несколько поодаль от Пальмы, Гриша ковырял в носу.
   – Ну и что ж, что бросилась! Я ее дразнил, она меня запомнила, вот и бросилась. И в такой одежде она на каждого бросится. Вот если бы она на ту тетеньку бросилась, тогда другое дело было бы! – И Гриша указал глазами на полную гражданку, которая вразвалочку шла по противоположному тротуару, держа в руке сумку с продуктами.
   Олег перестал улыбаться и тоже посмотрел на гражданку. Когда она прошла мимо, он присел рядом с Пальмой и, вытянув руку в направлении прохожей, тихонько скомандовал:
   – Пальма, фас!
   В ту же секунду раздался звонкий лай, и веревка дернула Олега за руку.
   – Пальма, фу! – Олег с торжеством обратился к Грише: – Ну что, а? Ну что, видел?
   Только теперь Гриша уверовал в силу дрессировки. Держа под мышкой свою лохматую спецодежду, он присел на корточки перед Пальмой и стал разглядывать ее.
   – Это какая порода? Дворняжка?
   – В том-то и дело, что дворняжка!
   – Если бы овчарка, она еще лучше бросилась бы, – заметил Гриша.
   – А я, ты думаешь, для чего ее дрессирую? Я выучу ее, пойду в питомник, где служебных собак разводят, покажу, как я умею дрессировать, и мне дадут на воспитание щенка-овчарку.
   Гриша поднялся. Он все еще смотрел на Пальму.
   – Наверняка дадут? – спросил он.
   – Не совсем наверняка, а просто я так думаю.
   – А у нас в городе есть… эти самые… где овчарок разводят?
   – Питомники? Конечно, есть… При ДОСААФе есть, при Управлении милиции есть… Я в ДОСААФ пойду. Вот только отработаю с ней лестницу, барьер и выдержку и пойду показывать.
   – А что такое лестница, барьер и выдержка?
   – Лестница – это чтобы она умела подниматься и спускаться по приставной лестнице. Барьер – это чтобы она умела преодолевать заборы, а выдержка – это так: я, например, скомандую ей сидеть, потом уйду куда-нибудь, хотя бы на полчаса, и она не сойдет с места до тех пор, пока я не вернусь.
   До сих пор Гриша мало был знаком со служебным собаководством. Он слышал, что есть собаки-ищейки, раза два он видел в кино замечательно умных овчарок, совершавших подвиги вместе с пограничниками. Но всегда ему казалось, что воспитание подобных собак доступно лишь особым специалистам.
   И вот теперь он увидел, что не специалист, а простой школьник заставляет не овчарку, а самую паршивенькую дворняжку по команде садиться, по команде ходить рядом, по команде бросаться на прохожих.
   С виду флегматичный, угрюмый, Гриша был человеком страстным, увлекающимся. Он представлял себе, как идет рядом с огромной овчаркой, от которой все шарахаются в стороны, как он приходит с ней в школу и как на глазах у изумленных ребят этот свирепый, клыкастый зверь по одному его, Гришиному, слову перебирается через забор, поднимается по приставной лестнице на чердак сарая и спокойно, не сходя с места, сидит во дворе, пока Гриша занимается в классе.
   – Волошин, а где ты научился… это самое… дрессировать?
   – Очень просто. Купил себе в магазине книжку, «Служебное собаководство» называется, по ней и научился.
   – Я себе тоже такую куплю. С собаками вот плохо… Я бы мог какую-никакую дворняжку поймать, только бабушка прогонит.
   Ребята долго беседовали, стоя на краю тротуара. Олег показал Грише все штуки, какие умела проделывать Пальма. Гриша был так увлечен этим, что только раз оглянулся, услышав в отдалении неторопливые, четкие шаги. По противоположному тротуару шел милиционер – высокий, стройный, подтянутый, с лейтенантскими погонами. Заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он поглядывал на ребят, возившихся со смешной собакой, и улыбался. Олег тоже заметил милиционера.
   – Смотрит, – тихо сказал он.
   Польщенные вниманием лейтенанта, ребята снова оглянулись на него и тоже улыбнулись. Тот слегка им подмигнул. И вдруг Гриша вспомнил, что, по словам Олега, в Управлении милиции тоже ведь есть питомник. Он тихонько толкнул Олега в бок и зашептал:
   – Покажи ему! Покажи ему, как она бросается!
   – Неудобно.
   – Ну, чего неудобно! Шутя ведь. Покажи!
   Олег секунду поколебался, потом присел, вытянул руку в направлении милиционера и громко, чтобы тот слышал, крикнул:
   – Пальма, фас! Фас!
   Пальма рванулась, выдернула веревку из руки Олега и с яростным лаем понеслась к милиционеру.
   – Тикай! – в ту же секунду крикнул Гриша.
   Что было дальше с Пальмой, ребята не видели. Кинув стеганку на тротуар, Гриша юркнул в ближайшие ворота. Олег бросился за ним.
   Ребята даже не разглядели двора, в который они забежали, они заметили только, что у забора, справа от ворот, возвышается большая поленница, а между поленницей и забором есть щель шириной сантиметров в тридцать, если не меньше. Оба, словно сговорившись, свернули направо, втиснулись в эту щель и замерли.
   Через несколько секунд до них донеслись размеренные шаги, затем стук пальцев по стеклу окна. Все это слышалось совсем близко, почти у самой поленницы. Прошло еще несколько секунд. Щелкнула задвижка, скрипнула дверь. Женский голос немного встревоженно спросил:
   – Вам кого?
   – Это ваши дети хулиганят, собак на прохожих натравливают?
   – Де-ети? – протянула женщина. – У нас во всем доме ни одного ребенка нет.
   – Ни одного ребенка нет, а я видел, как двое сюда побежали… Видите, что она мне сделала? Видите?
   – Пожалуйста, войдите да посмотрите, если не верите. Двор у нас проходной. Вон калитка! Наверно, туда и убежали.
   Несколько секунд длилось молчание.
   – Ну, виноват… – пробормотал наконец лейтенант.
   – Пожалуйста, – сухо ответила женщина.
   Хлопнула дверь. Шаги милиционера стали удаляться в сторону, противоположную от ворот, и скоро совсем затихли.
   Все это время мальчики простояли не шевелясь, не дыша, стиснутые между кирпичным забором и поленьями.
   – Вылезай, – прошептал Гриша.
   – Тише ты, дурак! – прошипел Олег и вцепился пальцами в Гришину руку повыше локтя. Он весь дрожал от испуга.
   – Вылезай! А то вернется – здесь искать будет, – сказал Гриша и силой вытолкнул Олега из-за поленницы.
   Не взглянув во двор, не поинтересовавшись, там ли милиционер или нет, ребята выскочили за ворота и со всех ног помчались по улице.
   Они остановились только в подъезде Гришиного дома. На носу и щеке ассистента красовались большие ссадины: он ободрал лицо о поленья. Новенькие синие брюки дрессировщика были испачканы смолой, к ним прилипли мелкие щепочки и чешуйки сосновой коры.
   – Вот это влипли! – медленно проговорил он, когда отдышался. – Дурак я был, что тебя послушался.
   – Дурак, что веревку выпустил, – буркнул Гриша и сел на ступеньку, подперев подбородок кулаками, надув губы.
   Олег подошел к Грише и наклонился над ним:
   – Ты знаешь, что теперь будет? Думаешь, это дело так оставят? На представителя власти собак натравливать!
   – И ничего не будет. Скажем, что нечаянно: показать хотели, – проворчал Гриша.
   – «Показать хотели»! – передразнил Олег. – А кто тебе поверит, что показать хотели? Как ты докажешь, что хотели показать?
   Гриша угрюмо молчал. На душе у него было тошно.
   – А ты еще спецодежду потерял, – продолжал допекать его Олег. – Мне она не нужна, а знаешь, что теперь будет? Нас найти могут по этой спецовке.
   – Как еще – найти? – уныло спросил Гриша.
   – А очень даже просто: приведут ищейку, дадут ей понюхать спецодежду, и она по запаху найдет и меня и тебя, потому что ты тоже ее надевал.
   Гришу совсем взяла тоска. Он встал, заложил руки за спину и, вцепившись пальцами в локти, прошелся по площадке. Через минуту он остановился перед Олегом:
   – Слушай! Давай так: если тебя поймают, ты не говори, где я живу, скажи, что не знаешь. А если меня поймают, я не буду говорить, ладно?
   – Ладно. – Помолчав немного, Олег вздохнул: – Пока! Пошел. Тут уроки надо готовить…
   Высунув голову из двери, он посмотрел направо, посмотрел налево и рысцой затрусил по улице, то и дело оглядываясь… Гриша поплелся на второй этаж, в свою квартиру.
   Бабушка, открывшая ему дверь, сразу заметила ссадины на его лице:
   – Ишь ободрался! Где это тебя угораздило?
   – Так просто… – буркнул Гриша и прошел в комнату.
   До вечера он слонялся по квартире без дела, часто подходил к двери, со страхом прислушиваясь к шагам на лестнице, ожидая, что вот-вот раздастся звонок и на пороге появится милиционер с овчаркой.
   А на дворе, как назло, стоял чудесный сентябрьский день. На улице, под окнами у Гриши, происходил напряженный матч между командой ребят из Гришиного дома, в которой он всегда играл вратарем, и футболистами соседнего двора.
   – Гришк! Иди! Проигрываем без тебя! – кричали ему ребята, когда он выглядывал в окно.
   – Не хочется, – угрюмо отвечал Гриша и отходил в глубину комнаты.
   Настал вечер. Пришли папа и мама. Сели ужинать. Глядя себе в тарелку, Гриша жевал котлету так медленно, так неохотно, что мама встревожилась:
   – Гришунь, что это ты скучный такой?
   – Так…
   Потянувшись через стол, мама пощупала ладонью Гришин лоб:
   – Всегда такой аппетит у ребенка, а тут еле жует.
   – Похоже, с ребятами чего не поделил. Видишь, нос ему поцарапали, – сказал папа. – Верно я говорю, Григорий Иванович?
   Гриша ничего не ответил. Он молчал до конца ужина и только за чаем обратился к отцу:
   – Пап, вот у нас один мальчишка натравил собаку на милиционера, и она его укусила. Что ему будет, этому мальчишке, если его поймают?
   – Как – что будет? Родителей оштрафуют, в школу сообщат… За такое хулиганство по головке не погладят.
   – Это сегодняшний небось натравил, – заметила бабушка.
   – Какой «сегодняшний»? – переспросил папа.
   – Да приходил тут к Гришке один. С виду аккуратный такой, а с ним собака… ну до того отвратительная – прямо глядеть тошно.
 
   На следующий день было воскресенье. Все семейство собралось идти обедать к Гришиной тетке, которая праздновала день своего рождения.
   Гриша хотел было сказать, что ему нездоровится, и остаться дома, но потом представил себе, как он будет томиться в квартире один-одинешенек в то время, когда можно было бы сидеть среди веселых тетиных гостей, есть всякие вкусные вещи и слушать радиолу…
   Гриша отважился пойти. Как назло, папа, мама и бабушка решили не ехать на автобусе, а прогуляться пешком. В каждом милиционере Грише чудился тот самый лейтенант, и он не шел по улице, а все время маневрировал. Едва увидев человека в милицейской форме впереди себя, он сразу отставал от родных и шел за ними, почти уткнувшись лицом в папину спину. Обнаружив милиционера сзади, он забегал вперед и шел так близко от родителей, что они наступали ему на пятки.
   – Слушай, друг, да иди ты, как люди ходят, что ты вертишься как заведенный! – не выдержал отец.
   В этот момент шагах в пятнадцати от Гриши из какого-то магазина вышел высокий милиционер и направился прямо к нему. Гриша не успел разглядеть его лица, не заметил, какие на нем погоны. Он тут же юркнул в ближайший подъезд и взбежал на площадку второго этажа. Минуты две все семейство Уточкиных стояло перед подъездом, тщетно покрикивая:
   – Григорий! А ну, довольно тебе дурить! Что, маленький, в самом деле?
   – Гришка, будешь озорничать, домой отправишься, слышишь?
   …С не меньшими предосторожностями шел Гриша на следующее утро в школу.
   У школьного подъезда он встретил Олега. На нем вместо синих брюк были теперь серые, вместо желтой тенниски была белая рубаха. На голове у Олега сидела соломенная крымская шляпа с огромными полями, которая делала его похожим на гриб.
   – Ну как? – спросил Гриша, поздоровавшись с Олегом.
   – Пока ничего. Я костюм переменил для маскировки. Видишь?
   – Пальма вернулась?
   – Вчера еще. А у тебя как?
   – Пока в порядке.
   Прошло три дня. Никаких неприятностей за это время не случилось. Гриша постепенно осмелел. Он снова начал играть с ребятами в футбол и уже не шарахался в подъезды при виде милиционера. То же было и с Олегом. Скоро Гриша опять стал мечтать о воспитании овчарки и однажды, встретив во время перемены Олега, спросил его:
   – Ну как, дрессируешь?
   – Нет. У меня Пальма сейчас больна.
   – Чем больна?
   – Да так что-то… Ничего не ест, не пьет да все лежит…
   – Когда будешь опять дрессировать, возьми меня, ладно? Я поучиться хочу.
   Дрессировщик обещал позвать Гришу, а в следующее воскресенье случилось вот что.
   Папа, мама и Гриша сидели за обеденным столом. Бабушка ушла зачем-то в кухню. Вдруг раздался звонок, бабушка открыла дверь и ввела в комнату Олега. Тот тяжело дышал, не то от волнения, не то от быстрого бега. На лбу и носу его блестели мелкие капельки пота.
   – Здрасте! – сказал он и, помолчав, добавил: – Приятного аппетита!
   Затем он помолчал еще немного, вобрал в себя воздуха и вдруг выпалил:
   – Уточкин, я пришел тебе сказать, что тебе нужно делать прививки!
   В комнате на секунду стало очень тихо.
   – Какие прививки? – спросил Гриша.
   – От бешенства. У нас Пальма заболела, перестала есть и пить, а потом ушла куда-то и пропала. Мама пошла в ветеринарную поликлинику, и ей там сказали, что у Пальмы могло быть бешенство, только тихое. Вот! И теперь мне, маме, тебе и другим ассистентам надо делать прививки.
   – Та-ак! – негромко сказал Гришин папа.
   – Ну, вот словно сердце чуяло! – проговорила бабушка. – Только он пришел со своей собакой этой, так… ну словно в меня что-то стрельнуло: не бывать добра от этой собаки, не бывать!
   Олег добавил, что прививки надо делать срочно, потому что Пальма могла болеть уже давно, и ушел. Гриша расспросил отца о том, как проявляется бешенство, и после этого весь вечер бегал на кухню к крану пить воду, чтобы проверить, не начинается ли у него водобоязнь.
   Он лег спать в очень мрачном настроении, проснулся на следующее утро тоже не в духе. Но, придя в школу, сразу развеселился.
   У школьного крыльца большая толпа ребят встретила его хохотом и громкими криками:
   – Во! Еще один бешеный!
   – Привет взбесившемуся!
   Оказалось, что у Олега в школе, помимо Гриши, было еще целых тринадцать ассистентов и всем им нужно было сегодня идти на Пастеровскую станцию.
   Вся школа уже знала об этом, и шуткам не было конца. «Бешеные» не обижались, а, наоборот, сами развлекались вовсю. Среди школьниц нашлось несколько девочек, которые боялись подходить к помощникам Олега, считая их уже заразными. К великому удовольствию всех ребят, ассистенты на каждой перемене гонялись за этими девчонками, щелкая зубами и страшно завывая.
   По окончании уроков десятка четыре школьников задумали провожать ассистентов и дрессировщика на Пастеровскую станцию.
   – Олег, командуй!.. Олег, построй своих бешеных! – раздавались крики, когда наши герои вышли на улицу.
   – Бешеные! Построиться! Правое плечо вперед, шагом марш! – скомандовал Олег.
   Ухмыляющиеся ассистенты парами замаршировали по тротуару, а провожающие густой толпой последовали за ними, играя на губах веселый марш.
   Войдя во двор, где помещалась станция, ребята подняли такой шум, что все медицинские работники повысовывались из окон.
   Врачи и сестры сначала рассердились на ребят, но, узнав, что это провожают Олега, о котором они уже слышали вчера от его мамы, и что с ним четырнадцать ассистентов, они сами начали смеяться.
   Провожающие остались во дворе, а дрессировщик и его помощники вошли в помещение станции и выстроились в очередь у окошка с табличкой: «Запись первичноукушенных». Эта табличка всех еще больше развеселила. Гриша даже выбежал во двор, чтобы сообщить ребятам:
   – Мы теперь не бешеные, а первичноукушенные!
   Получив от врача направление на укол, ассистенты вышли во двор. Олег скомандовал: «Первичноукушенные, построиться!» – и все торжественным маршем направились в районную амбулаторию, где ассистентам и дрессировщику впрыснули по порции сыворотки в животы. И, хотя уколы были довольно болезненны, всем по-прежнему было очень весело.
   После прививок «первичноукушенные» и провожающие кучками разошлись по домам в разные стороны. Гриша и Олег жили дальше всех, поэтому они скоро остались одни.
   Бодро шагая рядом с Гришей, Олег вспомнил все пережитое за сегодняшний день.
   – Мы теперь благодаря Пальме на всю школу прославились! – говорил он, улыбаясь. – Хотя нам и уколы теперь делают…
   – Угу, зато смеха было сколько! – вставил Гриша.
   – Главное – ко всему относиться с юмором, – философствовал Олег. – Если будешь ко всему относиться с юмором, то никакие неприятности тебе… – Он вдруг умолк, глядя куда-то вперед, в одну точку. Он уже не улыбался. Лицо его побледнело и приняло самое разнесчастное выражение.
   Гриша взглянул в том направлении, куда смотрел Олег, и тоже весь как-то осунулся. Недалеко от них на середине перекрестка стоял постовой милиционер низенького роста, с большими, закрученными вверх усами.
   Секунд пятнадцать ребята молча смотрели на этого милиционера, потом взглянули друг на друга.
   – Э-э, а лейтенант-то?.. – совсем тихо, упавшим голосом сказал Гриша.
   Олег молчал. Ребята машинально тронулись дальше и долго шли, не говоря ни слова.
   – А может, она его не покусала, – сказал наконец Гриша.
   – Почем я знаю, – почти шепотом ответил Олег.
   – А может, она и вовсе не бешеная, да?
   Олег вдруг остановился.
   – А если бешеная? А если покусала, тогда что? – вскрикнул он неожиданно тоненьким, пискливым голоском.
   – Предупредить нужно, да? – глядя себе под ноги, сказал Гриша.
   – А ты думаешь, не надо? Думаешь, не надо? А если человек из-за нас умрет? Тогда что?