Страница:
----------------------------------------------------------------------------
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(Около 60 г. - около 140 г. н. э.)
Децим Юний Ювенал (Decimus Junius Juvenalis) - выдающийся римский
поэт-сатирик. Получив хорошее образование, он много лет выступал в качестве
ритора-декламатора и только в сорокалетнем возрасте стал известен как поэт.
Расцвет его литературной деятельности падает на время около 100 г. н. э.
Сведения о его жизни в значительной мере разноречивы и недостоверны. По всей
вероятности, он был сослан за какие-то стихи, направленные против пантомима
Париса, фаворита императора.
От Ювенала до нас дошло 16 сатир. В первых 10 сатирах поэт с позиции
средних общественных групп, положение которых было неустойчиво и которые
попадали в зависимость от крупных богачей, гневно бичует пороки верхов, дает
яркую картину падения их нравов, с гневом рисует контраст между царящей там
роскошью и нищетой народа, клеймит позором своих современников. Ювенал этими
сатирами стяжал себе мировую славу. В них поэт ставил вопросы, носящие
философско-морализующий характер.
Ювенал с большим мастерством показывает жизнь мелкого трудящегося люда,
принужденного жить впроголодь в шумной столице в то время, когда богачи не
знают предела в удовлетворении своих извращенных вкусов и прихотей. Он
рисует жизнь клиентов, принужденных пресмыкаться перед своими патронами.
Основная идея этих сатир - страстный протест против власти денег. Ради
богатства, по мнению Ювенала, творятся в Риме ужасные преступления, богатые
угнетают бедных, даже талант без денег - ничто, и чтобы иметь возможность
писать и выпускать в свет свои произведения, бедный поэт должен искать себе
богатого покровителя.
Эти сатиры Ювенала отличаются высокой патетикой. Излюбленный прием
поэта - гипербола. Чтобы заклеймить порок, поэт сгущает краски, нагромождает
факты. Ювенал часто пользуется и столь излюбленным ораторским приемом, как
риторический вопрос. От риторических же декламаций идет и прием повторения в
разной словесной форме одной и той же мысли.
Ювенал, бесспорно, является самым ярким римским сатириком, который
показал противоречия современной ему жизни. С его именем связано
представление о сатире как о жанре обличительной, гневной поэзии. Но вместе
с тем надо указать и на ограниченность сатиры Ювенала: поэт не поднимается
до критики социальной системы в целом, не призывает к уничтожению власти
императоров, а ограничивается лишь критикой нравов и некоторых общественных
противоречий своего времени.
Если в эпоху средневековья больше интересовались моральными сентенциями
некоторых сатир Ювенала и считали его "нравственным поэтом", то читатели и
поэты эпохи Ренессанса и особенно времен первой французской буржуазной
революции подняли на щит Ювенала - сатирика, обличителя, идеализируя его и
изображая ярым борцом за республиканскую свободу. В речах французских
революционеров Ювенал стал символом борца с деспотизмом. В русской
литературе особый интерес к Юве налу проявляли поэты-декабристы - Рылеев,
Кюхельбекер, Пушкин ("Ювеналов бич") и писатели и общественные деятели 60-х
годов.
Полные переводы сатир Ювенала - А. Фета (М., 1885), А. Адольфа
(1888), Недовича и Петровского ("Academia", 1937).
Долго мне слушать еще? Неужели же не отплачу я,
Вовсе измученый сам, "Тесеидой" охрипшего Корда {1}?
Иль безнаказанно будут читать мне - элегии этот,
Тот же - тогаты {2}? Займет целый день "Телеф" {3}
бесконечный
Или "Орест", что полей не оставил в исписанной книге,
Занял изнанку страниц и все же еще не окончен?
Я ведь совсем у себя, как дома, в Марсовой роще
Или в пещере Вулкана, соседней с утесом Эола.
Чем занимаются ветры, какие Эак истязает
10 Тени, откуда крадут и увозят руно золотое,
Что за огромные ясени мечет Моних {4} по лапифам, -
Вот о чем вечно кричат платаны Фронтона {5}, и мрамор,
Шаткий уже, и колонны, все в трещинах от декламаций:
Эти приемы одни у больших и у малых поэтов.
Ну, так и мы - отнимали же руку от розги, и мы ведь
Сулле давали совет - спать спокойно, как частные лица;
Школу прошли! Когда столько писак расплодилось повсюду.
Глупо бумагу щадить, все равно обреченную смерти.
Но почему я избрал состязанье на поприще, где уж
20 Правил конями великий питомец Аврунки - Луцилий,
Я объясню, коль досуг у вас есть и терпенье к резонам.
Трудно сатир не писать, когда женится евнух раскисший,
Мевия {5} тукского вепря разит и копьем потрясает,
Грудь обнажив; когда вызов бросает патрициям тот, кто
Звонко мне - юноше - брил мою бороду, ставшую жесткой;
Если какой-нибудь нильский прохвост, этот раб из Канопа {6},
Этот Криспин {7} поправляет плечом свой пурпурный
тирийский
Плащ и на потной руке все вращает кольцо золотое,
Будто не может снести от жары он большую тяжесть
30 Геммы, - как тут не писать? Кто настолько терпим
к извращеньям
Рима, настолько стальной, чтоб ему удержаться от гнева,
Встретив юриста Матона {8} на новой лектике, что тушей
Всю заполняет своей; позади же доносчик на друга
Близкого, быстро хватающий все, что осталось от крахов
Знатных людей: его Масса {9} боится, его улещают
Кар и дрожащий Латин {10}, свою подсылая Тимелу.
Здесь оттеснят тебя те, кто за ночь получает наследство,
Те, кого к небу несет наилучшим путем современным
Высших успехов - путем услуженья богатой старушке:
40 Унцийка у Прокулея, у Гилла одиннадцать унций {11}, -
Каждому доля своя, соответственно силе мужчины.
Пусть получает награду за кровь - и бледнеет, как будто
Голой ногой наступил на змею, или будто оратор,
Что принужден говорить перед жертвенником лугудунским {12}.
Ясно, каким раздраженьем пылает иссохшая печень,
Ежели давит народ толпой провожатых грабитель
Мальчика, им развращенного, то осужденный бесплодным
Постановленьем суда: что такое бесчестье - при деньгах?
Изгнанный Марий {13}, богов прогневив, уже пьет спозаранку:
50 Он веселится - и стоном провинция правит победу.
Это ли мне не считать венузинской лампады {14} достойным.
Этим ли мне не заняться? А что еще более важно?
Путь Диомеда, Геракла, мычанье внутри Лабиринта
Или летящий Дедал и падение в море Икара?
Сводник добро у развратника взял, коли права наследства
Нет у жены, зато сводник смотреть в потолок научился
И наловчился за чашей храпеть недремлющим носом.
Ведь на когорту {15} надежду питать считает законным
Тот, кто добро промотал на конюшни и вовсе лишился
60 Предков наследия, мчась в колеснице дорогой Фламинской {16}
Автомедоном {17} младым, ибо вожжи держал самолично
Он, перед легкой девицей, одетой в лацерну {18}, рисуясь.
Разве не хочется груду страниц на самом перекрестке
Враз исписать, когда видишь, как шестеро носят на шее
Видного всем отовсюду, совсем на открытом сиденье
К ложу склоненного мужа, похожего на Мецената, -
Делателя подписей на подлогах, что влажной печатью
На завещаньях доставил себе и известность и средства.
Там вон матрона, из знатных, готова в каленское {19} с мягким
70 Вкусом вино подмешать для мужа отраву из жабы;
Лучше Локусты она своих родственниц неискушенных
Учит под говор толпы хоронить почерневших супругов.
Хочешь ты кем-то прослыть? Так осмелься на то, что
достойно
Малых Гиар {20} да тюрьмы: восхваляется честность, но зябнет;
Лишь преступленьем себе наживают сады и палаты,
Яства, и старый прибор серебра, и кубки с козлами.
Даст ли спокойно уснуть вам скупой снохи совратитель
Или же гнусные жены да в детской одежде развратник?
Коль дарования нет, порождается стих возмущеньем,
80 В меру уменья - будь стих это мой или стих Клувиена {21}.
С самой потопа поры, когда при вздувшемся море
Девкалион на судне всплыл на гору, судьбы пытая.
И понемногу согрелись дыханьем размякшие камни,
И предложила мужам обнаженных девушек Пирра,
Все, что ни делают люди, - желания, страх, наслажденья,
Радости, гнев и раздор, - все это начинка для книжки.
Разве когда-либо были запасы пороков обильней,
Пазуха жадности шире открыта была и имела
Наглость такую игра? Ведь нынче к доске не подходят,
90 Взяв кошелек, но, сундук на карту поставив, играют.
Что там за битвы увидишь при оруженосце-кассире!
Есть ли безумие хуже, чем бросить сто тысяч сестерций {22},
И не давать на одежду рабу, что от холода дрогнет?
Кто из отцов воздвигал столько вилл, кто в домашнем обеде
Семь перемен поедал? Теперь же на самом пороге
Ставят подачку, - ее расхищает толпа, что одета
В тоги. Однако сперва вам в лицо поглядят, опасаясь,
Не подставной ли пришел и не ложным ли именем просишь;
Признан, - получишь и ты. Чрез глашатая кличет хозяин
100 Даже потомков троян {23}: и они обивают пороги
Так же, как мы. "Вот претору дай, а потом и трибуну".
Вольноотпущенник первый из нас: "Я раньше, мол, прибыл.
Что мне бояться и смело свое не отстаивать место:
Пусть я рожден у Евфрата, в ушах моих женские дырки, -
Сам я не спорю; но пять моих лавок четыреста тысяч
Прибыли мне принесут; что желаннее пурпур широкий {24}
Даст, коль Корвин {25} сторожит наемных овец
в лаврентийском {26}
Поле, а я - побогаче Палланта или Лицина" {27}.
Стало быть, пусть ожидают трибуны, и пусть побеждают
110 Деньги: не должен же нам уступать в священном почете
Тот, кто недавно был в Рим приведен с ногой набеленной {28},
Раз между нами священней всего - величие денег.
Мы не воздвигли еще алтарей, и монетам не создан
Культ, как Верности, Миру, как Доблести, или Победе,
Или Согласью, что щелкает нам из гнезда на приветы {29}.
Если ж почтенный патрон сосчитает в годичном итоге,
Сколько подачек сберег и много ль доходу прибавил, -
Что он клиентам дает, у которых и тога отсюда,
120 Обувь и хлеб, и домашний огонь? За сотней квадрантов {30}
Так и теснятся носилки, и жены идут за мужьями -
Хворая эта, беременна та - всюду тянутся жены.
Муж, наторевший в привычном искусстве, для той, кого нету.
Просит, а вместо жены - пустое закрытое кресло:
"Галла моя, - говорит. - Поскорей отпусти; что ты
медлишь?
Галла, лицо покажи! Не тревожьте ее - отдыхает".
Распределяется день примерно в таком вот порядке:
Утром подачка, там форум, потом Аполлон-юрисконсульт {31},
Статуи знавших триумф, и меж ними нахальная надпись
130 То из Египта неведомых лиц, то арабского князя,
Перед которым не грех помочиться, а может, и больше.
Вот уж из сеней уходят, устав, пожилые клиенты:
Как ни живуча у них надежда - авось пообедать,
Но расстаются с мечтой, покупают дрова и капусту;
Их же патрон будет жрать между тем все, что лучшего
шлет нам
Лес или море, и сам возлежать на просторных подушках:
Ибо со скольких прекрасных столов, и широких и древних,
Так вот в единый присест проедают сразу наследства.
Если ж не будет совсем паразитов, то кто перенес бы
140 Роскоши скупость такую? И что это будет за глотка
Целых глотать кабанов - животных, рожденных для
пиршеств?
Впрочем, возмездье придет, когда ты снимаешь одежду,
Пузо набив, или в баню идешь, объевшись павлином:
Без завещания старость отсюда, внезапные смерти,
И - для любого обеда совсем не печальная новость -
Тело несут среди мрачных друзей и на радость народу.
Нечего будет прибавить потомству к этаким нравам
Нашим: такие дела и желанья у внуков пребудут.
Всякий порок стоит на стремнине: используй же парус,
150 Все полотно распускай! Но здесь ты, может быть, скажешь:
"Где же талант, равносильный предмету? Откуда у древних
Эта письма прямота обо всем, что придет сгоряча им
В голову?" - Я не осмелюсь назвать какое-то имя?
Что мне за дело, простит или нет мои Муций {32} намеки. -
"Выставь-ка нам Тигеллина {33} - и ты засветишься, как
факел,
Стоя, ты будешь пылать и с пронзенною грудью дымиться.
Борозду вширь проводя по самой средине арены".
- Значит, кто дал аконит трем дядьям, тот может с носилок
Нас презирать, поглядев с высоты своих мягких подушек? -
160 "Если ты встретишься с ним - запечатай уста себе
пальцем;
Будет доносчиком тот, кто слова вымолвит: "Вот он!"
Сталкивать можно спокойно Энея с свирепым Рутулом,
Не огорчится никто несчастною долей Ахилла
Или пропавшего Гила {34}, ушедшего по воду с урной;
Только взмахнет как мечом обнаженным пылкий Луцилий,
Сразу краснеет пред ним охладевший от преступленья
Сердцем, и пот прошибет виновника тайных деяний;
Слезы отсюда и гнев. Поэтому раньше обдумай
Это в душе своей, после ж труби; а в шлеме уж поздно
Схватки бежать". - Попробую, что позволительно против
Тех, кого пепел покрыт на Фламинской или Латинской {35}.
Перевод Д.С. Недовича и Ф.А. Петровского
1 Эпическая поэма "Тесеида" и автор ее Корд неизвестны. Вероятно, имя
его придумано Ювеналом, чтобы, пользуясь им, иметь возможность высказать
свое отрицательное отношение к современным ему поэтам-архаистам, пытающимся
писать эпические поэмы на мифологические сюжеты.
2 Тогата - комедия с римским сюжетом; она противополагается комедии
плаща (palliata), которая пользовалась греческими сюжетами.
3 Телеф - участник Троянской войны, раненный копьем Ахиллеса. На тему о
Телефе написано немало трагедий.
4 Моних - один из кентавров, сражавшихся с лапифами, мифическим
фессалийским племенем.
6 Фронтон - римский богач. В его помещении и парке обычно поэты читали
свои произведения.
Во всем этом отрывке Ювенал выражает свой протест против
поэтов-архаистов, которые используют мифологические сюжеты вместо того,
чтобы обращаться к актуальной современной тематике.
5 Мевия - какая-то женщина, занимавшаяся не свойственной ее полу
профессией вроде "охоты" на диких зверей в цирке.
6 Каноп - город в устье Нила.
7 Криспин - фаворит Домициана.
8 Матон - вероятно, историческое лицо. О нем говорит не только Ювенал,
но и Марциал.
9 Бебий Масса и Метий Кар - доносчики времен Домициана.
10 Латин - актер, выступающий в мимах, любимец императора Домициана.
Тимела - танцовщица и, вероятно, жена или любовница Латина.
11 Унция - двенадцатая часть наследства.
12 Лугудун - нынешний Лион. В этом городе устраивались риторические
состязания,
13 Марий Приск, проконсул Африки в 99-100 гг., известный своими
грабежами и насилиями. Был присужден к изгнанию из Италии.
14 Венузинская лампада - горациева лампада, так как Гораций был родом
из Венузии. Под этой метафорой Ювенал разумеет создание сатир, которые писал
и Гораций.
15 Когорта - одно из подразделений в римском войске.
16 Фламинская дорога - дорога из Рима в Аримин, проходившая через
Марсово поле.
17 Автомедон - возница Ахиллеса.
18 Лацерна - плащ.
19 Каленское вино - одно из лучших вин Кампании.
20 Гиары - один из Кикладских островов. Во времена римской империи -
место ссылки государственных преступников.
21 Клувиен - неизвестный автор.
22 Сто тысяч сестерций - около 600 рублей.
23 Знатные римские фамилии возводили свое происхождение к троянцам, под
предводительством Энея переселившимся после падения Трои в Италию.
24 Пурпур широкий - широкая пурпурная кайма на одежде сенаторов.
25 Род Корвинов был когда-то знатен. Ювенал смеется над тем, что в его
время представители этого знатного рода обеднели и принуждены пасти овец.
26 Лаврент - маленький городок в Лациуме.
27 Паллант и Лицин - разбогатевшие вольноотпущенники императора Клавдия
и Юлия Цезаря.
28 Набеленные ноги - признак рабов, выводимых на продажу.
29 На кровле храма богини Согласия, стоявшего на склоне Капитолия, было
гнездо аиста.
30 Квадрант - мелкая римская монета.
31 Аполлон-юрисконсульт - статуя Аполлона на форуме Августа. Около этой
статуи разбирались тяжбы.
32 Публий Муций - консул 133 г. до н. э. Его осмеивал сатирик Луцилий.
33 Тигеллин - начальник преторианцев, любимец Нерона. Здесь под именем
Тигеллина, может быть, разумеется вообще фаворит императора, отличающийся
жестокостью и мстительностью.
34 Гил - один из аргонавтов, похищенный нимфами.
35 На Фламинской дороге была могила римского актера Париса,
прославившегося своей игрой в мимах, любимца императора Домициана, а на
Латинской дороге была могила самого императора Домициана. Ювенал в этих
стихах хочет сказать, что поэту-сатирику нельзя задевать не только
императора, но и его любимцев.
Правда, я огорчен отъездом старинного друга,
Но одобряю решенье его - поселиться в пустынных
Кумах, еще одного гражданина даруя Сивилле {1}.
Кумы - преддверие Бай {2}, прибрежье, достойное сладкой
Уединенности: я предпочту хоть Прохиту {3} - Субуре {4}.
Как бы ни были жалки места и заброшены видом, -
Хуже мне кажется страх пред пожарами, перед развалом
Частым домов, пред другими несчастьями жуткого Рима,
Вплоть до пиит, что читают стихи даже в августе знойном.
10 Друг мой, пока его скарб размещался в единой повозке,
Остановился у старых ворот отсыревшей Камены {5}.
Здесь, где Нума бывал по ночам в общенье с подругой,
Ныне и роща святого ключа сдана иудеям,
И алтари: вся утварь у них - корзина да сено.
(Каждое дерево здесь уплачивать подать народу
Должно и после Камен дает пристанище нищим.)
Вот мы сошли в Эгерии дол и спустились к пещерам
Ложным: насколько в водах божество предстало бы ближе,
Если б простая трава окаймляла зеленью воды;
20 Если б насильственный мрамор не портил природного туфа.
Здесь Умбриций сказал: "Уж раз не находится места
В Риме для честных ремесл и труд не приносит дохода,
Если имущество нынче не то, что вчера, а назавтра
Меньше станет еще, то лучше будет уйти нам
В Кумы, где сам Дедал сложил утомленные крылья.
Родину брошу, пока седина еще внове и старость
Стана не гнет, пока у Лахесы {6} пряжа не вышла,
Сам на ногах я хожу и на посох не опираюсь.
Пусть остаются себе здесь жить Арторий и Катул {7},
30 Пусть остаются все те, кто черное делает белым,
Те, что на откуп берут и храмы, и реки, и гавань,
Чистят клоаки, тела мертвецов на костер выставляют
Или продажных рабов ведут под копье {8} господина.
Эти-то вот трубачи, завсегдатаи бывшие разных
Мелких арен, в городах известные всем как горланы, -
Зрелища сами дают и по знаку условному черни,
Ей угождая, любого убьют, а с игр возвратившись,
Уличный нужник на откуп берут; скупили бы все уж!
Именно этих людей Судьба ради шутки выводит
40 С самых низов к делам большим и даже почетным.
Что мне тут делать еще? Я лгать не могу, не умею
Книгу хвалить и просить, когда эта книга плохая;
С ходом я звезд незнаком, не желаю предсказывать" сыну
Смерти отца, никогда не смотрел в утробу лягушки;
Несть подарки жене от любовника, несть порученья -
Могут другие, а я никогда не пособничал вору.
Вот почему я Рим покидаю, не бывши клиентом,
Точно калека какой сухорукий, к труду неспособный.
Кто в наши дни здесь любим? Лишь сообщник с корыстной
душою,
50 Алчной до тайн, о которых нельзя нарушить молчанье.
Тот, кто сделал тебя участником тайны почтенной,
Вовсе как будто не должен тебе и делиться не будет;
Верресу дорог лишь тот, кем может немедленно Веррес
Быть уличен. Не цени же пески затененного Тага,
Злато катящего в море, настолько, чтобы лишиться
Сна из-за них и, положенный дар принимая печально,
Вечно в страхе держать хотя бы и сильного друга.
Высказать я поспешу - и стыд мне не будет помехой -
Что за народ стал приятнее всем богачам нашим римским;
60 Я ж от него и бегу. Переносить не могу я, квириты,
Греческий Рим! Пусть слой невелик осевших ахейцев,
Но ведь давно уж Оронт {9} сирийский стал Тибра притоком,
Внес свой обычай, язык, самбуку с косыми струнами,
Флейтщиц своих, тимпаны туземные, разных девчонок:
Велено им возле цирка стоять. - Идите, кто любит
Этих развратных баб в их пестрых варварских лентах!
Твой селянин, Квирин, оделся теперь паразитом,
Знаком побед цирковых отличил умащенную шею!
Греки же все, - кто с высот Сикиона, а кто амидонец,
70 Этот с Андроса, а тот с Самоса, из Тралл, Алабанды, -
Все стремятся к холму Эсквилинскому иль Виминалу {10},
В недра знатных домов, где будут они господами.
Ум их проворен, отчаянна дерзость, а быстрая речь их,
Как у Исея {11}, течет. Скажи, за кого ты считаешь
Этого мужа, что носит в себе кого только хочешь:
Ритор, грамматик, авгур, геометр, художник, цирюльник.
Канатоходец, и врач, и маг, - все с голоду знает
Этот маленький грек; велишь - залезет на небо;
Тот, кто на крыльях летал {12}, - не мавр, не сармат, не
фракиец,
80 Нет, это был человек, родившийся в самых Афинах.
Как не бежать мне от их багряниц? Свою руку приложит
Раньше меня и почетней, чем я, возляжет на ложе.
Тот, кто в Рим завезен со сливами вместе и смоквой?
Что-нибудь значит, что мы авентинский {13} воздух впивали
В детстве, когда мы еще сабинской {14} оливкой питались?
Тот же народ, умеющий льстить, наверно, похвалит
Неуча речь, кривое лицо покровителя-друга,
Или сравнит инвалида длинную шею с затылком
Хоть Геркулеса, что держит Антея далеко от почвы.
90 Иль восхвалит голосок, которому не уступает
Крик петуха, когда он по обычаю курицу топчет.
Все это можно и нам похвалить, но им только вера.
Греков нельзя удивить ни Стратоклом, ни Антиохом,
Ни обаятельным Гемом с Деметрием {15}: комедианты -
100 Весь их народ. Где смех у тебя - у них сотрясенье
Громкого хохота, плач - при виде слезы у другого,
Вовсе без скорби. Когда ты зимой попросишь жаровню,
Грек оденется в шерсть; скажешь "жарко" - он уж потеет.
С ними никак не сравнимся мы: лучший здесь - тот,
кто умеет
Денно и нощно носить на себе чужую личину,
Руки свои воздевать, хвалить покровителя-друга.
Раз уж о греках зашла наша речь, прогуляйся в гимнасий, -
Слышишь, что говорят о проступках высшего рода:
Стоиком слывший старик, уроженец того побережья,
Где опустилось перо крылатой клячи Горгоны {16},
Друг и учитель Бареи {17}, Барею он угробил доносом. -
Римлянам места нет, где уже воцарился какой-то
120 Иль Протоген, иль Дефил, иль Гермарх {18}, что по скверной
привычке
Другом владеет один, никогда и ни с кем не деляся;
Стоит лишь греку вложить в легковерное ухо патрона
Малую долю отрав, естественных этой породе, -
Гонят с порога меня, и забыты былые услуги:
Ценится меньше всего такая утрата клиента.
Чтоб и себе не польстить, - какая в общем заслуга,
Если бедняк еще ночью бежит, хоть сам он и в тоге,
К дому патрона: ведь также и претор торопит и гонит
Ликтора, чтобы поспеть приветствовать раньше коллеги
130 Модию или Альбину {19}, когда уж проснулись старухи.
Здесь богачей из рабов провожает сын благородных -
Тоже клиент, ибо тот Кальвине иль Катиене
Столько заплатит за каждый раз, что он ей обладает,
Сколько имеет трибун за службу свою в легионе;
Если ж тебе приглянется лицо разодетой блудницы,
Ты поколеблешься взять Хиону с высокого кресла.
Пусть твой свидетель настолько же свят, как идейской
богини
Гостеприимец {20}, пускай выступает Нума Помпилий
Или же тот, кто спас из пламени храма Минерву {21}, -
140 Спросят сперва про ценз (про нравы - после всего лишь):
Сколько имеет рабов, да сколько земельных угодий,
Сколько съедает он блюд за столом и какого размера?
Рим доверяет тому, кто хранит в ларце своем деньги:
Больше монет - больше веры; клянись алтарем сколько
хочешь.
Самофракийским {22} иль нашим, - бедняк, говорят, презирает
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(Около 60 г. - около 140 г. н. э.)
Децим Юний Ювенал (Decimus Junius Juvenalis) - выдающийся римский
поэт-сатирик. Получив хорошее образование, он много лет выступал в качестве
ритора-декламатора и только в сорокалетнем возрасте стал известен как поэт.
Расцвет его литературной деятельности падает на время около 100 г. н. э.
Сведения о его жизни в значительной мере разноречивы и недостоверны. По всей
вероятности, он был сослан за какие-то стихи, направленные против пантомима
Париса, фаворита императора.
От Ювенала до нас дошло 16 сатир. В первых 10 сатирах поэт с позиции
средних общественных групп, положение которых было неустойчиво и которые
попадали в зависимость от крупных богачей, гневно бичует пороки верхов, дает
яркую картину падения их нравов, с гневом рисует контраст между царящей там
роскошью и нищетой народа, клеймит позором своих современников. Ювенал этими
сатирами стяжал себе мировую славу. В них поэт ставил вопросы, носящие
философско-морализующий характер.
Ювенал с большим мастерством показывает жизнь мелкого трудящегося люда,
принужденного жить впроголодь в шумной столице в то время, когда богачи не
знают предела в удовлетворении своих извращенных вкусов и прихотей. Он
рисует жизнь клиентов, принужденных пресмыкаться перед своими патронами.
Основная идея этих сатир - страстный протест против власти денег. Ради
богатства, по мнению Ювенала, творятся в Риме ужасные преступления, богатые
угнетают бедных, даже талант без денег - ничто, и чтобы иметь возможность
писать и выпускать в свет свои произведения, бедный поэт должен искать себе
богатого покровителя.
Эти сатиры Ювенала отличаются высокой патетикой. Излюбленный прием
поэта - гипербола. Чтобы заклеймить порок, поэт сгущает краски, нагромождает
факты. Ювенал часто пользуется и столь излюбленным ораторским приемом, как
риторический вопрос. От риторических же декламаций идет и прием повторения в
разной словесной форме одной и той же мысли.
Ювенал, бесспорно, является самым ярким римским сатириком, который
показал противоречия современной ему жизни. С его именем связано
представление о сатире как о жанре обличительной, гневной поэзии. Но вместе
с тем надо указать и на ограниченность сатиры Ювенала: поэт не поднимается
до критики социальной системы в целом, не призывает к уничтожению власти
императоров, а ограничивается лишь критикой нравов и некоторых общественных
противоречий своего времени.
Если в эпоху средневековья больше интересовались моральными сентенциями
некоторых сатир Ювенала и считали его "нравственным поэтом", то читатели и
поэты эпохи Ренессанса и особенно времен первой французской буржуазной
революции подняли на щит Ювенала - сатирика, обличителя, идеализируя его и
изображая ярым борцом за республиканскую свободу. В речах французских
революционеров Ювенал стал символом борца с деспотизмом. В русской
литературе особый интерес к Юве налу проявляли поэты-декабристы - Рылеев,
Кюхельбекер, Пушкин ("Ювеналов бич") и писатели и общественные деятели 60-х
годов.
Полные переводы сатир Ювенала - А. Фета (М., 1885), А. Адольфа
(1888), Недовича и Петровского ("Academia", 1937).
Долго мне слушать еще? Неужели же не отплачу я,
Вовсе измученый сам, "Тесеидой" охрипшего Корда {1}?
Иль безнаказанно будут читать мне - элегии этот,
Тот же - тогаты {2}? Займет целый день "Телеф" {3}
бесконечный
Или "Орест", что полей не оставил в исписанной книге,
Занял изнанку страниц и все же еще не окончен?
Я ведь совсем у себя, как дома, в Марсовой роще
Или в пещере Вулкана, соседней с утесом Эола.
Чем занимаются ветры, какие Эак истязает
10 Тени, откуда крадут и увозят руно золотое,
Что за огромные ясени мечет Моних {4} по лапифам, -
Вот о чем вечно кричат платаны Фронтона {5}, и мрамор,
Шаткий уже, и колонны, все в трещинах от декламаций:
Эти приемы одни у больших и у малых поэтов.
Ну, так и мы - отнимали же руку от розги, и мы ведь
Сулле давали совет - спать спокойно, как частные лица;
Школу прошли! Когда столько писак расплодилось повсюду.
Глупо бумагу щадить, все равно обреченную смерти.
Но почему я избрал состязанье на поприще, где уж
20 Правил конями великий питомец Аврунки - Луцилий,
Я объясню, коль досуг у вас есть и терпенье к резонам.
Трудно сатир не писать, когда женится евнух раскисший,
Мевия {5} тукского вепря разит и копьем потрясает,
Грудь обнажив; когда вызов бросает патрициям тот, кто
Звонко мне - юноше - брил мою бороду, ставшую жесткой;
Если какой-нибудь нильский прохвост, этот раб из Канопа {6},
Этот Криспин {7} поправляет плечом свой пурпурный
тирийский
Плащ и на потной руке все вращает кольцо золотое,
Будто не может снести от жары он большую тяжесть
30 Геммы, - как тут не писать? Кто настолько терпим
к извращеньям
Рима, настолько стальной, чтоб ему удержаться от гнева,
Встретив юриста Матона {8} на новой лектике, что тушей
Всю заполняет своей; позади же доносчик на друга
Близкого, быстро хватающий все, что осталось от крахов
Знатных людей: его Масса {9} боится, его улещают
Кар и дрожащий Латин {10}, свою подсылая Тимелу.
Здесь оттеснят тебя те, кто за ночь получает наследство,
Те, кого к небу несет наилучшим путем современным
Высших успехов - путем услуженья богатой старушке:
40 Унцийка у Прокулея, у Гилла одиннадцать унций {11}, -
Каждому доля своя, соответственно силе мужчины.
Пусть получает награду за кровь - и бледнеет, как будто
Голой ногой наступил на змею, или будто оратор,
Что принужден говорить перед жертвенником лугудунским {12}.
Ясно, каким раздраженьем пылает иссохшая печень,
Ежели давит народ толпой провожатых грабитель
Мальчика, им развращенного, то осужденный бесплодным
Постановленьем суда: что такое бесчестье - при деньгах?
Изгнанный Марий {13}, богов прогневив, уже пьет спозаранку:
50 Он веселится - и стоном провинция правит победу.
Это ли мне не считать венузинской лампады {14} достойным.
Этим ли мне не заняться? А что еще более важно?
Путь Диомеда, Геракла, мычанье внутри Лабиринта
Или летящий Дедал и падение в море Икара?
Сводник добро у развратника взял, коли права наследства
Нет у жены, зато сводник смотреть в потолок научился
И наловчился за чашей храпеть недремлющим носом.
Ведь на когорту {15} надежду питать считает законным
Тот, кто добро промотал на конюшни и вовсе лишился
60 Предков наследия, мчась в колеснице дорогой Фламинской {16}
Автомедоном {17} младым, ибо вожжи держал самолично
Он, перед легкой девицей, одетой в лацерну {18}, рисуясь.
Разве не хочется груду страниц на самом перекрестке
Враз исписать, когда видишь, как шестеро носят на шее
Видного всем отовсюду, совсем на открытом сиденье
К ложу склоненного мужа, похожего на Мецената, -
Делателя подписей на подлогах, что влажной печатью
На завещаньях доставил себе и известность и средства.
Там вон матрона, из знатных, готова в каленское {19} с мягким
70 Вкусом вино подмешать для мужа отраву из жабы;
Лучше Локусты она своих родственниц неискушенных
Учит под говор толпы хоронить почерневших супругов.
Хочешь ты кем-то прослыть? Так осмелься на то, что
достойно
Малых Гиар {20} да тюрьмы: восхваляется честность, но зябнет;
Лишь преступленьем себе наживают сады и палаты,
Яства, и старый прибор серебра, и кубки с козлами.
Даст ли спокойно уснуть вам скупой снохи совратитель
Или же гнусные жены да в детской одежде развратник?
Коль дарования нет, порождается стих возмущеньем,
80 В меру уменья - будь стих это мой или стих Клувиена {21}.
С самой потопа поры, когда при вздувшемся море
Девкалион на судне всплыл на гору, судьбы пытая.
И понемногу согрелись дыханьем размякшие камни,
И предложила мужам обнаженных девушек Пирра,
Все, что ни делают люди, - желания, страх, наслажденья,
Радости, гнев и раздор, - все это начинка для книжки.
Разве когда-либо были запасы пороков обильней,
Пазуха жадности шире открыта была и имела
Наглость такую игра? Ведь нынче к доске не подходят,
90 Взяв кошелек, но, сундук на карту поставив, играют.
Что там за битвы увидишь при оруженосце-кассире!
Есть ли безумие хуже, чем бросить сто тысяч сестерций {22},
И не давать на одежду рабу, что от холода дрогнет?
Кто из отцов воздвигал столько вилл, кто в домашнем обеде
Семь перемен поедал? Теперь же на самом пороге
Ставят подачку, - ее расхищает толпа, что одета
В тоги. Однако сперва вам в лицо поглядят, опасаясь,
Не подставной ли пришел и не ложным ли именем просишь;
Признан, - получишь и ты. Чрез глашатая кличет хозяин
100 Даже потомков троян {23}: и они обивают пороги
Так же, как мы. "Вот претору дай, а потом и трибуну".
Вольноотпущенник первый из нас: "Я раньше, мол, прибыл.
Что мне бояться и смело свое не отстаивать место:
Пусть я рожден у Евфрата, в ушах моих женские дырки, -
Сам я не спорю; но пять моих лавок четыреста тысяч
Прибыли мне принесут; что желаннее пурпур широкий {24}
Даст, коль Корвин {25} сторожит наемных овец
в лаврентийском {26}
Поле, а я - побогаче Палланта или Лицина" {27}.
Стало быть, пусть ожидают трибуны, и пусть побеждают
110 Деньги: не должен же нам уступать в священном почете
Тот, кто недавно был в Рим приведен с ногой набеленной {28},
Раз между нами священней всего - величие денег.
Мы не воздвигли еще алтарей, и монетам не создан
Культ, как Верности, Миру, как Доблести, или Победе,
Или Согласью, что щелкает нам из гнезда на приветы {29}.
Если ж почтенный патрон сосчитает в годичном итоге,
Сколько подачек сберег и много ль доходу прибавил, -
Что он клиентам дает, у которых и тога отсюда,
120 Обувь и хлеб, и домашний огонь? За сотней квадрантов {30}
Так и теснятся носилки, и жены идут за мужьями -
Хворая эта, беременна та - всюду тянутся жены.
Муж, наторевший в привычном искусстве, для той, кого нету.
Просит, а вместо жены - пустое закрытое кресло:
"Галла моя, - говорит. - Поскорей отпусти; что ты
медлишь?
Галла, лицо покажи! Не тревожьте ее - отдыхает".
Распределяется день примерно в таком вот порядке:
Утром подачка, там форум, потом Аполлон-юрисконсульт {31},
Статуи знавших триумф, и меж ними нахальная надпись
130 То из Египта неведомых лиц, то арабского князя,
Перед которым не грех помочиться, а может, и больше.
Вот уж из сеней уходят, устав, пожилые клиенты:
Как ни живуча у них надежда - авось пообедать,
Но расстаются с мечтой, покупают дрова и капусту;
Их же патрон будет жрать между тем все, что лучшего
шлет нам
Лес или море, и сам возлежать на просторных подушках:
Ибо со скольких прекрасных столов, и широких и древних,
Так вот в единый присест проедают сразу наследства.
Если ж не будет совсем паразитов, то кто перенес бы
140 Роскоши скупость такую? И что это будет за глотка
Целых глотать кабанов - животных, рожденных для
пиршеств?
Впрочем, возмездье придет, когда ты снимаешь одежду,
Пузо набив, или в баню идешь, объевшись павлином:
Без завещания старость отсюда, внезапные смерти,
И - для любого обеда совсем не печальная новость -
Тело несут среди мрачных друзей и на радость народу.
Нечего будет прибавить потомству к этаким нравам
Нашим: такие дела и желанья у внуков пребудут.
Всякий порок стоит на стремнине: используй же парус,
150 Все полотно распускай! Но здесь ты, может быть, скажешь:
"Где же талант, равносильный предмету? Откуда у древних
Эта письма прямота обо всем, что придет сгоряча им
В голову?" - Я не осмелюсь назвать какое-то имя?
Что мне за дело, простит или нет мои Муций {32} намеки. -
"Выставь-ка нам Тигеллина {33} - и ты засветишься, как
факел,
Стоя, ты будешь пылать и с пронзенною грудью дымиться.
Борозду вширь проводя по самой средине арены".
- Значит, кто дал аконит трем дядьям, тот может с носилок
Нас презирать, поглядев с высоты своих мягких подушек? -
160 "Если ты встретишься с ним - запечатай уста себе
пальцем;
Будет доносчиком тот, кто слова вымолвит: "Вот он!"
Сталкивать можно спокойно Энея с свирепым Рутулом,
Не огорчится никто несчастною долей Ахилла
Или пропавшего Гила {34}, ушедшего по воду с урной;
Только взмахнет как мечом обнаженным пылкий Луцилий,
Сразу краснеет пред ним охладевший от преступленья
Сердцем, и пот прошибет виновника тайных деяний;
Слезы отсюда и гнев. Поэтому раньше обдумай
Это в душе своей, после ж труби; а в шлеме уж поздно
Схватки бежать". - Попробую, что позволительно против
Тех, кого пепел покрыт на Фламинской или Латинской {35}.
Перевод Д.С. Недовича и Ф.А. Петровского
1 Эпическая поэма "Тесеида" и автор ее Корд неизвестны. Вероятно, имя
его придумано Ювеналом, чтобы, пользуясь им, иметь возможность высказать
свое отрицательное отношение к современным ему поэтам-архаистам, пытающимся
писать эпические поэмы на мифологические сюжеты.
2 Тогата - комедия с римским сюжетом; она противополагается комедии
плаща (palliata), которая пользовалась греческими сюжетами.
3 Телеф - участник Троянской войны, раненный копьем Ахиллеса. На тему о
Телефе написано немало трагедий.
4 Моних - один из кентавров, сражавшихся с лапифами, мифическим
фессалийским племенем.
6 Фронтон - римский богач. В его помещении и парке обычно поэты читали
свои произведения.
Во всем этом отрывке Ювенал выражает свой протест против
поэтов-архаистов, которые используют мифологические сюжеты вместо того,
чтобы обращаться к актуальной современной тематике.
5 Мевия - какая-то женщина, занимавшаяся не свойственной ее полу
профессией вроде "охоты" на диких зверей в цирке.
6 Каноп - город в устье Нила.
7 Криспин - фаворит Домициана.
8 Матон - вероятно, историческое лицо. О нем говорит не только Ювенал,
но и Марциал.
9 Бебий Масса и Метий Кар - доносчики времен Домициана.
10 Латин - актер, выступающий в мимах, любимец императора Домициана.
Тимела - танцовщица и, вероятно, жена или любовница Латина.
11 Унция - двенадцатая часть наследства.
12 Лугудун - нынешний Лион. В этом городе устраивались риторические
состязания,
13 Марий Приск, проконсул Африки в 99-100 гг., известный своими
грабежами и насилиями. Был присужден к изгнанию из Италии.
14 Венузинская лампада - горациева лампада, так как Гораций был родом
из Венузии. Под этой метафорой Ювенал разумеет создание сатир, которые писал
и Гораций.
15 Когорта - одно из подразделений в римском войске.
16 Фламинская дорога - дорога из Рима в Аримин, проходившая через
Марсово поле.
17 Автомедон - возница Ахиллеса.
18 Лацерна - плащ.
19 Каленское вино - одно из лучших вин Кампании.
20 Гиары - один из Кикладских островов. Во времена римской империи -
место ссылки государственных преступников.
21 Клувиен - неизвестный автор.
22 Сто тысяч сестерций - около 600 рублей.
23 Знатные римские фамилии возводили свое происхождение к троянцам, под
предводительством Энея переселившимся после падения Трои в Италию.
24 Пурпур широкий - широкая пурпурная кайма на одежде сенаторов.
25 Род Корвинов был когда-то знатен. Ювенал смеется над тем, что в его
время представители этого знатного рода обеднели и принуждены пасти овец.
26 Лаврент - маленький городок в Лациуме.
27 Паллант и Лицин - разбогатевшие вольноотпущенники императора Клавдия
и Юлия Цезаря.
28 Набеленные ноги - признак рабов, выводимых на продажу.
29 На кровле храма богини Согласия, стоявшего на склоне Капитолия, было
гнездо аиста.
30 Квадрант - мелкая римская монета.
31 Аполлон-юрисконсульт - статуя Аполлона на форуме Августа. Около этой
статуи разбирались тяжбы.
32 Публий Муций - консул 133 г. до н. э. Его осмеивал сатирик Луцилий.
33 Тигеллин - начальник преторианцев, любимец Нерона. Здесь под именем
Тигеллина, может быть, разумеется вообще фаворит императора, отличающийся
жестокостью и мстительностью.
34 Гил - один из аргонавтов, похищенный нимфами.
35 На Фламинской дороге была могила римского актера Париса,
прославившегося своей игрой в мимах, любимца императора Домициана, а на
Латинской дороге была могила самого императора Домициана. Ювенал в этих
стихах хочет сказать, что поэту-сатирику нельзя задевать не только
императора, но и его любимцев.
Правда, я огорчен отъездом старинного друга,
Но одобряю решенье его - поселиться в пустынных
Кумах, еще одного гражданина даруя Сивилле {1}.
Кумы - преддверие Бай {2}, прибрежье, достойное сладкой
Уединенности: я предпочту хоть Прохиту {3} - Субуре {4}.
Как бы ни были жалки места и заброшены видом, -
Хуже мне кажется страх пред пожарами, перед развалом
Частым домов, пред другими несчастьями жуткого Рима,
Вплоть до пиит, что читают стихи даже в августе знойном.
10 Друг мой, пока его скарб размещался в единой повозке,
Остановился у старых ворот отсыревшей Камены {5}.
Здесь, где Нума бывал по ночам в общенье с подругой,
Ныне и роща святого ключа сдана иудеям,
И алтари: вся утварь у них - корзина да сено.
(Каждое дерево здесь уплачивать подать народу
Должно и после Камен дает пристанище нищим.)
Вот мы сошли в Эгерии дол и спустились к пещерам
Ложным: насколько в водах божество предстало бы ближе,
Если б простая трава окаймляла зеленью воды;
20 Если б насильственный мрамор не портил природного туфа.
Здесь Умбриций сказал: "Уж раз не находится места
В Риме для честных ремесл и труд не приносит дохода,
Если имущество нынче не то, что вчера, а назавтра
Меньше станет еще, то лучше будет уйти нам
В Кумы, где сам Дедал сложил утомленные крылья.
Родину брошу, пока седина еще внове и старость
Стана не гнет, пока у Лахесы {6} пряжа не вышла,
Сам на ногах я хожу и на посох не опираюсь.
Пусть остаются себе здесь жить Арторий и Катул {7},
30 Пусть остаются все те, кто черное делает белым,
Те, что на откуп берут и храмы, и реки, и гавань,
Чистят клоаки, тела мертвецов на костер выставляют
Или продажных рабов ведут под копье {8} господина.
Эти-то вот трубачи, завсегдатаи бывшие разных
Мелких арен, в городах известные всем как горланы, -
Зрелища сами дают и по знаку условному черни,
Ей угождая, любого убьют, а с игр возвратившись,
Уличный нужник на откуп берут; скупили бы все уж!
Именно этих людей Судьба ради шутки выводит
40 С самых низов к делам большим и даже почетным.
Что мне тут делать еще? Я лгать не могу, не умею
Книгу хвалить и просить, когда эта книга плохая;
С ходом я звезд незнаком, не желаю предсказывать" сыну
Смерти отца, никогда не смотрел в утробу лягушки;
Несть подарки жене от любовника, несть порученья -
Могут другие, а я никогда не пособничал вору.
Вот почему я Рим покидаю, не бывши клиентом,
Точно калека какой сухорукий, к труду неспособный.
Кто в наши дни здесь любим? Лишь сообщник с корыстной
душою,
50 Алчной до тайн, о которых нельзя нарушить молчанье.
Тот, кто сделал тебя участником тайны почтенной,
Вовсе как будто не должен тебе и делиться не будет;
Верресу дорог лишь тот, кем может немедленно Веррес
Быть уличен. Не цени же пески затененного Тага,
Злато катящего в море, настолько, чтобы лишиться
Сна из-за них и, положенный дар принимая печально,
Вечно в страхе держать хотя бы и сильного друга.
Высказать я поспешу - и стыд мне не будет помехой -
Что за народ стал приятнее всем богачам нашим римским;
60 Я ж от него и бегу. Переносить не могу я, квириты,
Греческий Рим! Пусть слой невелик осевших ахейцев,
Но ведь давно уж Оронт {9} сирийский стал Тибра притоком,
Внес свой обычай, язык, самбуку с косыми струнами,
Флейтщиц своих, тимпаны туземные, разных девчонок:
Велено им возле цирка стоять. - Идите, кто любит
Этих развратных баб в их пестрых варварских лентах!
Твой селянин, Квирин, оделся теперь паразитом,
Знаком побед цирковых отличил умащенную шею!
Греки же все, - кто с высот Сикиона, а кто амидонец,
70 Этот с Андроса, а тот с Самоса, из Тралл, Алабанды, -
Все стремятся к холму Эсквилинскому иль Виминалу {10},
В недра знатных домов, где будут они господами.
Ум их проворен, отчаянна дерзость, а быстрая речь их,
Как у Исея {11}, течет. Скажи, за кого ты считаешь
Этого мужа, что носит в себе кого только хочешь:
Ритор, грамматик, авгур, геометр, художник, цирюльник.
Канатоходец, и врач, и маг, - все с голоду знает
Этот маленький грек; велишь - залезет на небо;
Тот, кто на крыльях летал {12}, - не мавр, не сармат, не
фракиец,
80 Нет, это был человек, родившийся в самых Афинах.
Как не бежать мне от их багряниц? Свою руку приложит
Раньше меня и почетней, чем я, возляжет на ложе.
Тот, кто в Рим завезен со сливами вместе и смоквой?
Что-нибудь значит, что мы авентинский {13} воздух впивали
В детстве, когда мы еще сабинской {14} оливкой питались?
Тот же народ, умеющий льстить, наверно, похвалит
Неуча речь, кривое лицо покровителя-друга,
Или сравнит инвалида длинную шею с затылком
Хоть Геркулеса, что держит Антея далеко от почвы.
90 Иль восхвалит голосок, которому не уступает
Крик петуха, когда он по обычаю курицу топчет.
Все это можно и нам похвалить, но им только вера.
Греков нельзя удивить ни Стратоклом, ни Антиохом,
Ни обаятельным Гемом с Деметрием {15}: комедианты -
100 Весь их народ. Где смех у тебя - у них сотрясенье
Громкого хохота, плач - при виде слезы у другого,
Вовсе без скорби. Когда ты зимой попросишь жаровню,
Грек оденется в шерсть; скажешь "жарко" - он уж потеет.
С ними никак не сравнимся мы: лучший здесь - тот,
кто умеет
Денно и нощно носить на себе чужую личину,
Руки свои воздевать, хвалить покровителя-друга.
Раз уж о греках зашла наша речь, прогуляйся в гимнасий, -
Слышишь, что говорят о проступках высшего рода:
Стоиком слывший старик, уроженец того побережья,
Где опустилось перо крылатой клячи Горгоны {16},
Друг и учитель Бареи {17}, Барею он угробил доносом. -
Римлянам места нет, где уже воцарился какой-то
120 Иль Протоген, иль Дефил, иль Гермарх {18}, что по скверной
привычке
Другом владеет один, никогда и ни с кем не деляся;
Стоит лишь греку вложить в легковерное ухо патрона
Малую долю отрав, естественных этой породе, -
Гонят с порога меня, и забыты былые услуги:
Ценится меньше всего такая утрата клиента.
Чтоб и себе не польстить, - какая в общем заслуга,
Если бедняк еще ночью бежит, хоть сам он и в тоге,
К дому патрона: ведь также и претор торопит и гонит
Ликтора, чтобы поспеть приветствовать раньше коллеги
130 Модию или Альбину {19}, когда уж проснулись старухи.
Здесь богачей из рабов провожает сын благородных -
Тоже клиент, ибо тот Кальвине иль Катиене
Столько заплатит за каждый раз, что он ей обладает,
Сколько имеет трибун за службу свою в легионе;
Если ж тебе приглянется лицо разодетой блудницы,
Ты поколеблешься взять Хиону с высокого кресла.
Пусть твой свидетель настолько же свят, как идейской
богини
Гостеприимец {20}, пускай выступает Нума Помпилий
Или же тот, кто спас из пламени храма Минерву {21}, -
140 Спросят сперва про ценз (про нравы - после всего лишь):
Сколько имеет рабов, да сколько земельных угодий,
Сколько съедает он блюд за столом и какого размера?
Рим доверяет тому, кто хранит в ларце своем деньги:
Больше монет - больше веры; клянись алтарем сколько
хочешь.
Самофракийским {22} иль нашим, - бедняк, говорят, презирает