Забирко Виталий. Галактический хищник

   Труп Тхэна уже со всех сторон облепили копошащиеся насекомые, и в полутьме, еле озаряемой светильником автоматического сачка, казалось, что он ожил и шевелится. Так, пожалуй, до завтрашнего дня от него останется один скелет. Только сейчас я заметил на Тхэне свои кроссовки. Называется упаковался! Я встал с тюка, подошел к трупу, тряпкой из остатков рубашки обмахнул с ног насекомых и снял кроссовки. Оставлять здесь целое состояние я не собирался.
   И в этот самый момент из глубины долины, эхом отражаясь от купола волновой защиты, донесся перепуганный визг долгоносое, тут же заглушенный раскатами торжествующего рева пиренского голого тигра.
   Я повернулся в сторону рева и широко улыбнулся.
   - С удачной охотой! - крикнул я в темноту во всю мощь своих легких.
   Часть вторая
   ИМИТАЦИЯ
   Глава 1
   Когда я прибыл на станцию "Пояс астероидов-VI", беспилотная яхта Мальконенна уже ждала меня в доках. Пронаблюдав, как станционные киберы перегрузили багаж из межгалактического лайнера на яхту, я проверил страховочное крепление, задраил люки и запросил разрешение на старт. И через пять минут вывел яхту в открытый космос.
   Лететь предстояло не более часа, яхта, расправив паруса под солнечным ветром, шла в автоматическом режиме, и заняться было абсолютно нечем. В корне неверно представление, что в Поясе астероидов корабли чуть ли не ежеминутно подвергаются метеоритной атаке. Ее вероятность здесь всего в два раза выше, чем на околоземной орбите, а использование современных средств защиты полностью исключает возможность столкновения. Корабль даже не сочтет нужным оповещать экипаж об опасности, по собственному усмотрению искривляя пространство на пути следования метеоритного потока. Поэтому я расслабленно сидел в кресле, отрешенно уставившись в обзорный экран, усыпанный неподвижными звездами, и прокручивал в голове варианты предстоящего разговора.
   С крелофонистом Тоттом Мальконенном мы познакомились на Трапсидоре, где по просьбе местного министерства искусств демонстрировалась моя коллекция экзопарусников. На Трапсидоре празд новали двухсотую годовщину независимости от метрополии, и на месячнике экзоискусств были представлены столь разнообразные виды творчества, что о многих из них я не имел ни малейшего представления (конечно, речь идет не о крелофонии - этим видом экзомузыки увлечено более двадцати процентов гуманоидов, - однако я к ней как раз равнодушен). Наше знакомство с Мальконенном можно было бы считать случайным, если бы не последующие обстоятельства. Мы познакомились у стойки бара, и разговор, как это часто бывает на подобных мероприятиях, завязался весьма непринужденный. Лишь потом, дня через три, когда Мальконенн начал обихаживать меня намеками на свои проблемы, я догадался, что он имел обо мне обширную информацию и отнюдь не случайно сел рядом в баре.
   С первого взгляда Тотт Мальконенн производил впечатление уверенного в себе корифея крелофонии, но, познакомившись поближе, я увидел за маской артистической надменности комплексующего, надломленного человека с неуравновешенной психикой. Несколько позже, дав Мальконенну предварительное, со многими оговорками и ни к чему меня не обязывающее согласие подумать над его предложением, я собрал о нем сведения и понял причину неуравновешенности крелофониста.
   Тотт Мальконенн был внуком знаменитого астрофизика Мирама Нуштради, обосновавшего теорию гиперперехода в макрокосмосе, и слава деда не Давала внуку покоя. К естественным наукам Мальконенн тяги не испытывал и попытался проявить себя на ниве искусства, увлекшись экзомузыкальными экзерсисами. Как ни странно, но года через три после первых невыразительных выступлений на сцене одна из его композиций вошла в десятку лучших произведений года, и афиши концертных программ виртуоза-крелофониста Тотта Мальконенна запестрели в различных уголках обжитой Вселенной. Однако слава в мире крелофонии - вещь сиюминутная, если не подтверждается высококлассными хитами. К сожалению, новые композиции Мальконенна не блистали оригинальностью, и он постепенно начал терять рейтинг в хит-парадах. Сейчас Тотт Мальконенн занимал место где-то в пятом десятке, и его звезда потихоньку скатывалась за черту рейтинга в небытие. Естественно, Мальконенн не хотел с этим мириться.
   Я редко берусь за чужие дела, тем более когда они не совсем по моему профилю. Но иногда приходится. Гонораров за демонстрацию коллекции эк-зопарусников на выставках хватает только на содержание скромной виллы в окрестностях системы Друянова, поэтому для финансирования экспедиций за новыми экспонатами приходится искать меценатов. В чистом виде меценатов сейчас не найти днем с огнем, а спонсоры порой оказываются хуже ростовщиков (в лучшем случае осчастлививший тебя толстосум требует, чтобы его имя увековечили в названии нового вида экзопарусника, в худшем - присваивает экспонат себе), да и выделяемые ими субсидии обычно весьма скромны. Мальконенн же обещал такую сумму, что она с лихвой окупила бы мою давнюю и, казалось, несбыточную мечту - сафари на Сивилле.
   Полгода я скрупулезно разрабатывал обстоятельный план, как получше удовлетворить желание заказчика и при этом уцелеть самому, затем еще два месяца ждал удобного момента, а когда он наступил, отправил астрограмму Мальконенну. Ответ получил через час и немедленно вылетел в Солнечную систему рейсовым лайнером компании "Пангалактика".
   С расстояния в пятьсот километров вилла Мальконенна была похожа на исламский полумесяц со звездочкой. В реестре частных владений Пояса астероидов вилла значилась под названием "Выеденное яйцо", и по мере приближения, когда плоскостное изображение начало приобретать объемность, она в самом деле стала напоминать половинку скорлупы выеденного яйца, ярко освещаемую со стороны заполненной атмосферой котловины искусственным светилом, а с противоположной - сумеречным светом далекого Солнца. Ради любопытства я провел спектральный анализ искусственного светила и убедился в его полной идентичности спектру естественного аналога. Хорошо быть наследником богатого деда, я для своей виллы такую роскошь позволить не мог.
   Яхта свернула парус, двигаясь по инерции, зашла в сумеречную безатмосферную область над астероидом, и я увидел под собой хаотическое нагромождение скальных пород, возможное в своей причудливости только в поле малой гравитации. Унылое, безрадостное зрелище дикой свалки. Не зря теневые области космических вилл называют задворками поместья. Гася скорость маневровыми дюзами, яхта неторопливо проплыла над скалами, направляясь к мигающей россыпи сигнальных огней причального створа. Как только мы оказались над створом, диафрагма шлюза распахнулась и силовое поле втянуло яхту внутрь астероида. Гулко громыхнули амортизационные захваты, диафрагма шлюза захлопнулась, отсекая меня от неподвижных звезд, на причале зажегся свет, и в ангар, клубясь инверсионным паром, хлынул воздух. Когда дымка, рассеялась, включилось искусственное гравитационное поле и входной люк яхты со щелчком распахнулся. Одно удовольствие наблюдать, как четко, отлаженно и синхронно действует автоматика.
   Выйдя на причальную палубу, я огляделся. Вопреки ожиданию, Мальконенн меня не встречал. Воздух был морозным и влажным, как всегда после резкой декомпрессии, но, против обыкновения, в нем не ощущалось запаха пластика и привкуса железа, как бывает обычно при заполнении шлюзовых камер из цистерн сжатого воздуха. Пахло травой и хвоей, а влага имела привкус настоящей росы. Мальконенн не скупился и заполнял причал воздухом поместья.
   Я аккуратно выгрузил багаж на кибертележку и, приказав ей следовать за собой, взошел на платформу лифта, которая и доставила меня на поверхность. Как я ни был подготовлен внешним видом виллы из космоса, но подобной роскоши не ожидал. Поместье Мальконенна представляло собой небольшую благодатную долину, окруженную со всех сторон высокими горами. Понятно, что горы были наведенным стереоэффектом, но около пяти квадратных километров площади долины являлись настоящими. Половину долины занимало озеро с кристально-чистой водой, метрах в трех от гладкого, словно вылизанного, песчаного берега начинался редковатый сосновый лес, который ближе к горам густел и, незаметно переходя на склонах в стереоэффект, превращался в непроходимые дебри. Метрах в ста от платформы лифта высился трехэтажный коттедж сложной архитектуры готического стиля, но без присущей позднему Средневековью мрачности. Островерхие башенки, балкончики, открытые террасы из розового псевдотуфа придавали строению вид сказочного замка. Здесь действительно все было как в сказке. Или как на настоящей Земле. В теплом влажном воздухе разливался терпкий аромат сосновой смолы, по пронзительно-голубому небу неторопливо дрейфовали редкие облачка. Одна тучка заслонила солнце, на песок набежала тень, и это обыденное для настоящей Земли явление повергло меня в изумление. Такого нельзя добиться стереоэффектом - мираж не способен отбрасывать тень. Очевидно, где-то высоко на склоне котловины астероида был замаскирован парогенератор, который время от времени продуцировал в атмосферу легкие облака. Не удивлюсь, если окажется, что в программе экосистемы поместья заложены дожди, грозы, ветры, сезонные изменения.
   Странно, Мальконенн не встречал меня и здесь. Я немного потоптался на подъемной площадке лифта, но так и не дождавшись появления хозяина, ступил на тропинку, ведущую к коттеджу. Кибертележка послушно последовала за мной.
   Песок скрипел под ногами, где-то вдалеке гулким эхом стучал по сосне дятел, а вокруг, перепархивая с дерева на дерево, пересвистывались синички. Стайка бабочек-белянок сорвалась с куста можжевельника и нестройной гурьбой полетела к озеру. Откуда ни возьмись появилась большая синяя стрекоза и принялась сопровождать меня, с неутомимостью геликоптера делая огромные круги. В то, что она настоящая, не очень верилось - вряд ли для ее пропитания Мальконенн разводил в поместье мошек и комаров. С другой стороны, чем черт не шутит! По поверхности озера то и дело расходились круги от играющей в воде рыбы, а ей чем-то кормиться нужно?
   На ступеньках коттеджа Мальконенн меня тоже не встретил, и это обстоятельство начинало тревожить. Нужен я был Мальконенну как воздух, и такое отношение к моему приезду настораживало. Но едва я вошел в коттедж, как все понял - пол под ногами ритмично подрагивал от неслышных уху частот крелогенератора. Тотт Мальконенн творил, и ему было не до условностей гостеприимства.
   Ох, уж эти творческие натуры! По роду своей деятельности я изредка посещаю выставки и вернисажи, где приходится контактировать с людьми подобного типа. Так что знаком с ними не понаслышке. Предельно рассеянные, но в то же время импульсивные, излишне эмоциональные, полностью подчиненные своему внутреннему не в меру разболтанному чувственному миру. С трудом переносят контакт с реальностью, поэтому неделями хандрят, хнычут, что у них ничего не получается, но лишь только нисходит озарение, с головой погружаются в творчество, порой изнуряя себя до полного физического истощения и эмоционального опустошения. Скорее всего импульсом, подвигшим Мальконенна в данный момент на творческий порыв, оказалась моя астрограмма. Воодушевленный ее содержанием, он не смог удержаться и ушел в творческий поиск. Элементарная логика, что своими экзерсисами Он может поломать свои же далеко идущие планы, на таких людей в момент вдохновения не действует. Сиюминутное озарение для них превыше всего.
   Холл коттеджа был увешан картинами древних мастеров. В конце жизни дед Мальконенна увлекся коллекционированием раритетов - скульптуры, живописи, - причем собирал произведения изобразительного искусства самой высокой пробы. Мог себе позволить - в начале массового внедрения транспортных средств гиперперехода отчисления за использование его открытия составляли астрономическую сумму, и даже до сих пор проценты по унаследованным авторским правам продолжали капать на банковский счет внука. Среди раритетов, приобретенных Мирамом Нуштради, значились полотна Леонардо да Винчи, Иеронима Босха, Сальвадора Дали, скульптуры Родена, но вершиной его коллекции был песчаниковый бюст египетской царицы Нэфр'диэт, датируемый XXIII веком до нашей эры и относящийся к смутным временам конца Древнего Царства.
   Придирчивым взглядом окинув холл, я не обнаружил среди экспонатов жемчужины коллекции. Вероятно, она была выставлена в другом зале. Если бы не увлечение знаменитого астрофизика в конце жизни, не знаю, как бы я смог выполнить заказ его внука. Возможно, нашел бы иной путь, но на сто процентов уверен, что его осуществление было бы гораздо сложнее.
   В третьем по счету зале, оборудованном под студию крелозаписи, я, наконец, обнаружил Тотта Мальконенна. Маленький, щуплый, с куцым чубчиком белокурых волос, он был похож на подростка, страдающего анемией. По всей видимости, в детстве он напоминал херувимчика, но сейчас занимался отнюдь не богоугодным делом - развалясь в кресле и запрокинув голову, Мальконенн пребывал в прострации, стеклянными, невидящими глазами уставившись в потолок. От стоящего в углу зала крелогенератора по полу змеились тонкие прозрачные шланги, заканчивающиеся присосками, прилепленными к гладко выбритому затылку крелофониста. Шланги подергивались живыми щупальцами, внутри их белесой дымкой клубился нейронный активатор, отчего возникало жутковатое впечатление, будто крелогенератор высасывает из Мальконенна мозги. Не знаю, какая именно композиция крутилась в голове крелофониста, но, судя по асинхронным толчкам крови у меня в висках и неприятному зуду под черепной коробкой в районе темени, была она весьма неудобоваримой. Хотя я не знаток, а по отголоскам резонирующего вторичного нейронного контура даже истинному ценителю трудно угадать, что за тема сейчас звучит - шедевр или дикая какофония.
   На столике перед Тоттом Мальконенном лежала груда кювет с псевдоожиженным наполнителем для крелозаписи - некоторые были полностью закристаллизованы, некоторые частично, - стояла начатая бутылка "Алазорского", пустой бокал, рядом с бокалом лежал разорванный пакет стерильной ваты, а на ней покоился небольшой пузырек с оранжевой наклейкой.
   Я взял пузырек, прочитал название и покачал головой. Мальконенн дошел до точки, если начал использовать пантакатин. По капле в глаза, затем ватку, смоченную препаратом, в ноздри, в уши, под язык, между пальцами... то есть к наиболее чувствительным рецепторам всех органов чувств. Сильный галлюциноген, вроде бы не вызывающий привыкания, но основательно опустошающий нервную систему.
   Глаза Мальконенна слезились, из ноздрей и ушей выглядывала вата, губы были плотно стиснуты, пальцы сжаты в кулаки так, что побелели костяшки. Не удивлюсь, если ватные тампоны, смоченные пантакатином, находятся и под каждой из присосок.
   Первым делом я разобрал багаж и отослал из зала кибертележку. Затем пододвинул к столику напротив Мальконенна кресло и установил вокруг пять гасящих акустику буйков, стараясь, чтобы получилась равносторонняя пентаграмма. Углы замкнутого звукового экрана всегда должны быть больше девяноста градусов, поэтому ни квадрат, ни треугольник не подходили. Удивительные параллели наблюдаются порой между строго обоснованными научными теориями и верованиями древних, защищавших себя от нечистой силы меловой пентаграммой или крутом. В нечистую силу я не верил, но система жизнеобеспечения поместья настроена таким образом, что фиксирует все происходящее внутри ее. А я не хотел, чтобы когда-нибудь наш конфиденциальный разговор был кем-либо прослушан.
   Усевшись в кресло, я налил Мальконенну полный бокал вина, отключил крелогенератор и принялся ждать. С минуту ничего не происходило, затем тело крелофониста начало мелко подрагивать, на лице проявилась гримаса недовольства, выступили крупные капли пота. Мальконенн тяжело, с присвистом задышал, заперхал и, наконец, очнулся. Возвращение в реальность было бурным. Мальконенн судорожными движениями сдирал с себя присоски, вырывал вату из ноздрей и ушей, натужно кашлял, отплевывался. Освободившись от тампонов, двумя руками схватил бокал с вином и принялся жадно пить, икая, захлебываясь и обливаясь.
   Я брезгливо поморщился. Не используй он галлюциноген, ничего подобного не было бы.
   Когда Мальконенн допил вино, его сильно передернуло, но на этом конвульсии прекратились. Некоторое время он сидел неподвижно, дыхание постепенно успокаивалось. Затем он поднял голову и обвел комнату не совсем осмысленным взглядом.
   - А? - испуганно вскрикнул он, увидев меня. - Ты... Ты кто?!
   Я молчал. Не люблю фамильярности, да и говорить что-либо в таких случаях бесполезно. Беспричинный страх всегда сопутствует окончанию действия пантакатина, что отчасти объясняет отсутствие привыкания к препарату.
   Мальконенн дрожащей рукой поставил бокал на столик, оторвал комок ваты, вытер слезящиеся глаза, потное лицо.
   - Так кто ты?! - снова спросил он, пытаясь опознать меня сквозь туман галлюциногена, медленно выветривающегося из головы.
   Зашарив по карманам, Мальконенн достал ампулу, сломал кончик непослушными пальцами, поднес к ноздрям и глубоко вдохнул. Раз, второй. Взгляд прояснел, он немного успокоился.
   - Бу... Бугой? - недоверчиво протянул он, в конце концов узнав меня, и расслабленно откинулся на спинку кресла. - Так ты уже прилетел?
   - Да.
   - Ух... - выдохнул Мальконенн, разминая ладонями лицо. - Извини, что не встретил, заработался...
   - Вижу, - мрачно сказал я.
   - Что? - вскинулся он и перехватил мой взгляд, брошенный на стол. Ах, это... Вот, решил попробовать пантакатин. Дрянь, прямо скажу, та еще.
   Врал Мальконенн безбожно. Судя по его реакции, дозу он употребил порядочную и использовал ее весьма квалифицированно. Но мне было безразлично, какой у него стаж наркомана.
   - Это твое личное дело, - сказал я.
   - Надеюсь, все останется между нами? - тихо попросил он. - Сам понимаешь...
   Я понимал. Слух о том, что Мальконенн употребляет галлюциноген, поставил бы жирный крест на его карьере. Продюсеры не жалуют крелофонистов, подстегивающих воображение медикаментозными средствами, справедливо полагая, что такие исполнители уже на пределе своих возможностей.
   - Останется, - поморщился я. - Как и все остальное.
   Мальконенн недоуменно посмотрел на меня, снова поднес ампулу к лицу, шумно втянул пары носом, поочередно зажимая ноздри, задержал дыхание и тряхнул головой. В этот раз его сознание прочистил ось основательно. Руки перестали дрожать, глаза заблестели.
   - Да, конечно, - криво усмехнулся он. Его увлечение пантакатином, по сравнению с нашим общим делом, выглядело детской шалостью.
   - "Алазорского"? - предложил он.
   - Нет. И вам больше не советую.
   Следовало сказать: "Когда закончим дело - хоть залейся", - но я промолчал. Не хотелось "тыкать", уподобляясь Мальконенну. И напрасно, потому что он потянулся за бутылкой.
   - Как хочешь, - пожал он плечами, - а мне надо.
   Однако, перехватив мой взгляд, налил в стакан всего на два пальца. Лучшим средством после такой дозы пантакатина было для Мальконенна напиться и проспаться, но я ему этот шанс предоставлять не собирался. Я прибыл сюда заключать сделку, а не пьянствовать.
   - Вы получили приглашение на выставку экспонатов древнего искусства Земли на Раймонде? - спросил я.
   - Что? - Мальконенн поперхнулся вином и ошарашенно заморгал белесыми ресницами. Как и все альбиносы, крелофонист был чрезвычайно впечатлителен, вдобавок на его психику накладывалось остаточное действие пантакатина.
   Он поставил бокал на столик и прокашлялся.
   - Значит, это твои штучки, - заносчиво проговорил он. - А я подумал, чья-то гнусная шутка.
   - Какие могут быть шутки, к тому же гнусные? - пожал я плечами. - К вам в вежливой форме обратились с официальной просьбой выставить для показа экспонат из коллекции вашего деда. К тому же и гонорар за показ весьма приличный.
   - Плевать я хотел и на деньги, и на побрякушки деда! - взорвался Мальконенн. - Я - крелофонист и только в этом качестве отвечаю на приглашения!
   Именно на такую реакцию я и рассчитывал. Слава деда не давала покоя внуку, поэтому он ни в грош не ставил антикварную коллекцию, доставшуюся в наследство. Что и требовалось доказать, иначе об успехе моей акции не могло идти и речи.
   - На гонорар за показ скульптуры Нэфр'диэт вы могли бы официальным путем приобрести не двух, а десяток поющих занзур или несколько контрабандных яиц на черном рынке экзотических животных, - спокойно заметил я.
   Щека Мальконенна нервно дернулась.
   - Мне не нужны взрослые занзуры - ни одной оригинальной композиции от них не дождешься. Стоит только занзуре в неволе услышать какую-либо мелодию, и она забывает свой дар, а всю оставшуюся жизнь занимается аранжировкой услышанного. Мне необходимы яйца занзуры, из которых я в изолированном отсеке с природными условиями Раймонды выращу диких особей. Их пение будет моим вдохновением и позволит создать такие крелокомпозиции, которых еще никто не слышал. Но об этом никто - подчеркиваю, НИКТО! - знать не должен! Это должны быть МОИ композиции! Поэтому мне не подходят контрабандные яйца с черного рынка - лига защиты животных внимательно отслеживает всех охотников-контрабандистов, и рано или поздно покупатель экзотических животных становится известен.
   Я покивал головой, соглашаясь. Какое, к черту, вдохновение? Красть собирался Мальконенн чужие мелодии, но, как любой жулик, мнящий себя неординарной артистической личностью, вуалировал свои намерения напыщенными фразами. Уже не раз я слышал сентенции Тотта Мальконенна по этому поводу. И не верил, что завораживающее пение дикой занзуры - по слухам, оно сродни пению мифических сирен - подвигнет Тотта Мальконенна на создание эпохальных композиций, однако гипертрофированным амбициям посредственного крелофониста не было границ. Как говорится, утопающий хватается за соломинку. Меня его проблемы не касались, мне нужны были деньги для сафари на Сивилле, и только из-за этого наши интересы пересекались. Что общего у благородного махаона с бабочкой-капустницей, кроме принадлежности к насекомым? Если случайно и встретятся в воздухе, то тут же и разлетятся.
   - И все-таки на предложение выставить скульптуру на Раймонде вам придется согласиться, - сказал я.
   - Ни-ког-да! - отрезал Мальконенн.
   - В таком случае из нашей затеи ничего не получится, - с нажимом проговорил я. Чванливое упрямство Мальконенна начинало раздражать.
   Мальконенн никак не отреагировал. Сидел, спесиво поджав губы, и свое мнение менять не соби-Рался. Личный имидж был для него превыше всего.
   - Никто вам не предлагает сопровождать скульптуру на Раймонду, смягчил я тон. - Туда поеду я в качестве вашего доверенного лица. По вполне правдоподобной "легенде", которая не уронит вашего достоинства, таким образом вы как бы субсидируете мою экспедицию на Сивиллу. Кстати, если вам так уж безразлична сумма за показ экспоната, можете приплюсовать ее к моему гонорару.
   Некоторое время Тотт Мальконенн сидел неподвижно, обдумывая сложившуюся ситуацию. На его излишне эмоциональном лице играла противоречивая гамма чувств, по которой легко читался ход мыслей. Взвесив все "за" и "против" и найдя такой поворот вполне приемлемым, он пришел к заранее предсказанному мною решению. Все-таки я неплохой аналитик человеческих душ.
   - Хорошо, - все еще натянутым голосом произнес он. - Пусть будет по-вашему. Что от меня требуется?
   - Для начала показать мне бюст Нэфр'диэт.
   - Сезам, доставить сюда экспонат номер тридцать два! - приказал Мальконенн. В общении с системой жизнеобеспечения хозяин виллы был неоригинален - половина моих знакомых именно так обращалась к своим киберам.
   Я усмехнулся и покачал головой.
   - Придется вам принести самому. Система жизнеобеспечения не слышит.
   - Почему? - изумился Мальконенн и только тогда заметил стоящие на полу контракустические буйки. - А это еще зачем?
   - Не вы один хотите полной конфиденциальности, - с легкой, почти неощутимой иронией в голосе заявил я. Настолько легкой, что надеялся, она понятна только мне.
   Однако сверхчувствительный Тотт Мальконенн уловил практически незаметный иронический оттенок. Насупился, недовольно глянул исподлобья, порывисто встал и вышел из зала.
   Через пару минут он вернулся, неся в руках подставку со скульптурой, накрытой прозрачным цилиндрическим колпаком. Молча поставил ее на стол и снова уселся в кресло напротив.
   Ваятель, сотворивший шедевр, несомненно, был выдающимся скульптором, хотя история не донесла до нас его имени. Ему удалось сотворить то, что редко у кого выходит из-под резца, - придать точеным чертам лица египетской царицы одухотворенность. И это впечатление было настолько сильным, что вызывало светлое чувство, будто красавица живет в одно время с нами и, мало того, я с ней неоднократно встречался.
   - Вы позволите? - спросил я, указывая на скульптуру.
   Мальконенн натянуто кивнул.
   Аккуратно отстегнув гравитационные защелки, я снял колпак. Тысячелетия изрядно потрудились над песчаниковым бюстом. Напрочь исчезла некогда покрывавшая его краска, и лицо египетской царицы испещрили мелкие оспины эрозии. Песчаник весьма недолговечный материал, и просто удивительно, что бюст сохранился до нашего времени, не рассыпавшись в прах. Медленно вращая мраморную подставку, я оглядел скульптуру. В XX-XXI веках ее пропитали скрепляющим составом, и это замедлило эрозию, однако со временем стало приводить к необратимым структурным изменениям - кое-где крупинки песчаника потемнели и будто спеклись, тускло поблескивая бугристой поверхностью. Не знали реставраторы того времени других способов предотвращения эрозии, кроме химических, и теперь вялотекущая сухофазная реакция между рыхлым песчаником и связующей пропиткой грозила через несколько веков превратить скульптуру в монолитное кремниевое изваяние.