Страница:
Сделать модельку большого размера с целью получения большой скорости полета…»[8]
Эта программа свидетельствует о научном подходе изобретателя к решению поставленной задачи. А намеченное им испытание «маленьких площадей на задней части крыльев» было не чем иным, как испытанием элеронов, причем за 30 лет до Фармана и за 25 лет до искривления крыльев на самолете братьев Райт.
К изготовлению новой модели аэроплана были привлечены механик Карл Вольфрам, столярные мастера Николай Яковлев и Александр Арсеньев. После упорного труда модель была готова к испытаниям, которые также состоялись в манеже. Наблюдавшие полеты этой модели отмечали, что она «летала совершенно свободно и опускалась очень плавно: полет происходил тогда, когда на модель клали кортик, что сравнительно представляет груз весьма значительного размера»[9].
Царская казна отпускала деньги неохотно. С февраля 1877 года по май 1878 года Можайский получил на свои опыты 2192 рубля вместо обещанных 3000 рублей. Материальное положение изобретателя оставалось тяжелым. Он вынужден был жить с семьей на пенсию, что заставило его вновь обратиться в Военное ведомство за помощью. По распоряжению министра изобретателю было выдано в виде пособия в 1877 и 1878 годах всего лишь по 475 рублей в год. Для продолжения исследований ему пришлось продавать и закладывать все свое имущество. К весне 1878 года основные опыты были завершены, после чего Можайский принял решение построить такой аппарат, на котором силовой установкой и планером мог бы управлять человек.
23 марта 1878 года Александр Федорович писал в докладной записке, адресованной в Главное инженерное управление:
В докладной Можайским был поставлен вопрос о строительстве первого в мире самолета прогрессивной схемы. Его проект был хорошо обдуман и рассчитан. Сохранилось описание аппарата, где изобретатель, разъясняя чертеж, писал: «Проектированный мною воздухоплавательный аппарат, как это видно на чертеже, состоит:
1) из лодки, служащей для помещения машины и людей;
2) из двух неподвижных крыльев;
3) из хвоста, который может подыматься и опускаться и служить для изменения направления полета вверх и вниз, равно через движущуюся в нем вертикальную площадь вправо и влево получать направление аппарата в стороны;
4) из винта большого переднего…
Машину для вращения винта я предполагаю поставить системы Брайтона (углеводородную), нефтяную. Машина этой системы не имеет котла и потребляет нефти 2/3 фунта в час…
Взяв в соображение силу, потребную для вращения корабельных винтов в воде, и сравнительную плотность воды и воздуха, я нахожу, что машины в 30 лошадиных сил дадут мне желанную скорость винтам и аппарату»[11].
Из описания ясно, что Можайский предложил моноплан с прямоугольным крылом, фюзеляжем, колесным шасси и вполне современными органами управления. Общая масса аппарата составляла по проекту 800 кг .
Предложение Можайского о постройке самолета было направлено в комиссию под председательством профессора Инженерной академии генерал-лейтенанта Г. Е. Паукера. 12 апреля 1878 года комиссия пригласила изобретателя в Михайловский замок, где помещалось Главное инженерное управление. Можайский обстоятельно рассказал о своих опытах, обращаясь к чертежам и расчетам. Однако Паукер не проявил никакого интереса к словам докладчика. Затем посыпались нелепые вопросы, очень удивившие Можайского. Так, Паукер утверждал, что попытка полета с неподвижными крыльями ошибочна. Тон генерала и надменное лицо выдавали предвзятость суждений и выводов председателя. В итоге комиссия, усомнившись в расчетах Можайского, просила дать более подробные данные и расчеты о возможности аппарата «парить в воздухе» с помощью винтов.
Дополнительные расчеты были выполнены, но Паукер не желал открыто обсуждать проект в присутствии Можайского. Этот ход генерала был рассчитан на оттяжку времени. Напрасно ждал Александр Федорович, что ему предоставят возможность защитить проект.
Вместо этого 20 июня 1878 года он получил из канцелярии Инженерного управления бумагу с уведомлением, что комиссия не считает себя обязанной вступать в объяснения по своим замечаниям, и, сделав свое заключение о проекте, представила его начальству. При этом было подчеркнуто, что «сумма, испрашиваемая ныне г. Можайским, настолько значительна, что комиссия не решается присоветовать ее ассигнования на опыты, ныне уже по обещающие, судя по сделанным опытам, какого-либо полезного результата»[12].
Можайский пробует протестовать, но военный министр, получив заключение комиссии, утвердил ее решение. Смертный приговор аэроплану был вынесен…
Удар Паукера оказался сильным, однако он не сломил Можайского. Человек исключительной настойчивости, убежденный в правоте своих суждений, Александр Федорович не прекратил работ по созданию самолета. Уверенность в правоте научных предпосылок он черпал в поддержке и внимании профессора Менделеева. И это давало ему силу преодолеть все преграды. Кроме того, единомышленником Можайского был замечательный специалист в области кораблестроения преподаватель Морского кадетского корпуса генерал-майор И. П. Алымов. В нескольких статьях Алымов ознакомил научную общественность с идеями Можайского, старался помочь изобретателю завершить начатое дело.
Чтобы обезопасить свое изобретение от разных посягательств, Можайский 4 июня 1880 года подал патентную заявку на новое техническое решение и 3 ноября 1881 года получил привилегию от Департамента торговли и мануфактур министерства финансов сроком на пять лет. Это был первый патент на летательный аппарат под названием «воздухоплавательный снаряд», содержащий все основные элементы классической схемы аэроплана. Изобретение Можайского ознаменовало собой важный этап в развитии авиационной техники.
В привилегии было записано:
С большими оговорками английская фирма Арбекер — Хамкенс, поставлявшая паровые машины для миноносцев, взялась изготовить два «компаунда» облегченной конструкции мощностью в 10 и 20 лошадиных сил. Проект этих двигателей выполнил сам Можайский. К маю 1881 года они были готовы, а к лету того же года удалось построить основные части самолета. 25 июня Можайский обратился с просьбой выдать 5 тыс. рублей для окончательной сборки аэроплана. Эта просьба была отклонена «высочайшим повелением от 7 июля 1881 года». Тем не менее изобретатель использовал все возможности и весной 1882 года на военном поле под Дудергофом приступил к окончательной сборке самолета, которая производилась вблизи казарм кавалерийского военного училища, расположенных в нескольких километрах от Гатчины.
Летом 1882 года аппарат был собран, но из-за спешки первая попытка взлета была предпринята на недоведенном самолете. В Центральном военно-историческом архиве сохранился подлинник секретной депеши от 23 июля 1882 года «Об осмотре самолета… 24 июля, в 3 часа пополудни…»[14]. Доводка самолета продолжалась, и в течение трех лет изобретатель ежегодно подавал прошения об испытаниях.
Историки и специалисты отмечают, что Можайскому удалось выполнить всю программу испытаний своего самолета: воздухоплавательный аппарат был построен, испытан, на нем был совершен непродолжительный, исчисляемый секундами, полет. Кроме Военной Энциклопедии 1914 года об этом свидетельствуют также «Лекции, читанные полковником В. Ф. Найденовым в Офицерской воздухоплавательной школе»[15]. В своих расчетах Можайский завысил аэродинамическое качество крыла, поэтому мощность двигателей для полета аэроплана массой 934 кг была недостаточной. На последние деньги он заказал на Обуховском заводе дополнительно две паровые машины для повышения тяговооруженности самолета. Но смерть изобретателя оборвала программу дальнейших испытаний «воздухоплавательного снаряда», который был лучшим достижением того времени, выдающимся вкладом в развитие мирового самолетостроения.
Минуло десятилетие со времени выдачи привилегии А. Ф. Можайскому, когда внимание военных привлекла «летучая мышь» французского инженера Клемана Адера. Но, несмотря на все его старания, только в 1897 году адеровский «Анион» смог оторваться от земли и пролететь несколько десятков метров.
В это же время в России Евгений Степанович Федоров приступил к постройке пятиплана — второго натурного отечественного самолета.
Еще через шесть лет, 14 декабря 1903 года, американец Вильбур Райт оторвал от земли биплан с бензиновым мотором, но через несколько секунд он упал на крыло из-за потери скорости и устойчивости. Через три дня Вильбур вместе с братом Орвилем восстановили аппарат, и 17 декабря Орвиль Райт совершил несколько взлетов, пробыв в воздухе от 12 до 59 секунд. В том же году братья получили патент.
Три года спустя во Франции появляется аппарат Сантоса — Дюмона, а 25 июля 1909 года Луи Блерио на своем моноплане «Блерио-XI» за 37 минут пересек Ла-Манш и приземлился в Дувре. Счастливчик получил большой приз и открыл авиационный салон в Ле-Бурже. По совету конструктора Шарля Вуазена 20-летняя баронесса Раймонда де Лярош сдала летный экзамен и, получив диплом пилота-авиатора аэроклуба Франции за № 36, стала первой летчицей в мире. С 1909 года во Франции начинают обучаться летному делу русские подданные, в том числе Ш. Ламбер, Н. Попов, М. Ефимов. Примечательно, что проживавшие в ото время в Париже В. И. Ленин и Н. К. Крупская с интересом следили за развитием авиации и часто бывали на аэродроме Жювизи, где делал свои первые взлеты Н. Е. Попов.
Колыбель военной авиации
Эта программа свидетельствует о научном подходе изобретателя к решению поставленной задачи. А намеченное им испытание «маленьких площадей на задней части крыльев» было не чем иным, как испытанием элеронов, причем за 30 лет до Фармана и за 25 лет до искривления крыльев на самолете братьев Райт.
К изготовлению новой модели аэроплана были привлечены механик Карл Вольфрам, столярные мастера Николай Яковлев и Александр Арсеньев. После упорного труда модель была готова к испытаниям, которые также состоялись в манеже. Наблюдавшие полеты этой модели отмечали, что она «летала совершенно свободно и опускалась очень плавно: полет происходил тогда, когда на модель клали кортик, что сравнительно представляет груз весьма значительного размера»[9].
Царская казна отпускала деньги неохотно. С февраля 1877 года по май 1878 года Можайский получил на свои опыты 2192 рубля вместо обещанных 3000 рублей. Материальное положение изобретателя оставалось тяжелым. Он вынужден был жить с семьей на пенсию, что заставило его вновь обратиться в Военное ведомство за помощью. По распоряжению министра изобретателю было выдано в виде пособия в 1877 и 1878 годах всего лишь по 475 рублей в год. Для продолжения исследований ему пришлось продавать и закладывать все свое имущество. К весне 1878 года основные опыты были завершены, после чего Можайский принял решение построить такой аппарат, на котором силовой установкой и планером мог бы управлять человек.
23 марта 1878 года Александр Федорович писал в докладной записке, адресованной в Главное инженерное управление:
«…модельки можно было только приводить в движение пружинными или резиновыми механизмами,сила которых беспрерывно изменялась и не могла быть определена с точностью, а вследствие свойства этих механизмов в начале действия моментально развивать наибольшую свою силу и производить как бы быстрый удар на вал и двигатель модельки они ломались сами или часто ломали вал или двигатель. Исправление машин требовало много времени, а исправленные или вновь сделанные вследствие несовершенства технической работы ломались опять или развивали уже другую силу, так что не было возможности связать предыдущие опыты с последующими и получить ряд параллельных верных выводов. Кроме того, во время производства опыта нельзя было дирижировать силою машины, увеличивать или уменьшать ее и переменять направление аппарата»[10].Можайский просил предоставить ему средства на постройку большого аппарата, «стоимость которого определена в смете, при сем приложенной». Из сметы было видно, что на постройку аппарата изобретателю требовалось 18 895 рублей.
В докладной Можайским был поставлен вопрос о строительстве первого в мире самолета прогрессивной схемы. Его проект был хорошо обдуман и рассчитан. Сохранилось описание аппарата, где изобретатель, разъясняя чертеж, писал: «Проектированный мною воздухоплавательный аппарат, как это видно на чертеже, состоит:
1) из лодки, служащей для помещения машины и людей;
2) из двух неподвижных крыльев;
3) из хвоста, который может подыматься и опускаться и служить для изменения направления полета вверх и вниз, равно через движущуюся в нем вертикальную площадь вправо и влево получать направление аппарата в стороны;
4) из винта большого переднего…
Машину для вращения винта я предполагаю поставить системы Брайтона (углеводородную), нефтяную. Машина этой системы не имеет котла и потребляет нефти 2/3 фунта в час…
Взяв в соображение силу, потребную для вращения корабельных винтов в воде, и сравнительную плотность воды и воздуха, я нахожу, что машины в 30 лошадиных сил дадут мне желанную скорость винтам и аппарату»[11].
Из описания ясно, что Можайский предложил моноплан с прямоугольным крылом, фюзеляжем, колесным шасси и вполне современными органами управления. Общая масса аппарата составляла по проекту 800 кг .
Предложение Можайского о постройке самолета было направлено в комиссию под председательством профессора Инженерной академии генерал-лейтенанта Г. Е. Паукера. 12 апреля 1878 года комиссия пригласила изобретателя в Михайловский замок, где помещалось Главное инженерное управление. Можайский обстоятельно рассказал о своих опытах, обращаясь к чертежам и расчетам. Однако Паукер не проявил никакого интереса к словам докладчика. Затем посыпались нелепые вопросы, очень удивившие Можайского. Так, Паукер утверждал, что попытка полета с неподвижными крыльями ошибочна. Тон генерала и надменное лицо выдавали предвзятость суждений и выводов председателя. В итоге комиссия, усомнившись в расчетах Можайского, просила дать более подробные данные и расчеты о возможности аппарата «парить в воздухе» с помощью винтов.
Дополнительные расчеты были выполнены, но Паукер не желал открыто обсуждать проект в присутствии Можайского. Этот ход генерала был рассчитан на оттяжку времени. Напрасно ждал Александр Федорович, что ему предоставят возможность защитить проект.
Вместо этого 20 июня 1878 года он получил из канцелярии Инженерного управления бумагу с уведомлением, что комиссия не считает себя обязанной вступать в объяснения по своим замечаниям, и, сделав свое заключение о проекте, представила его начальству. При этом было подчеркнуто, что «сумма, испрашиваемая ныне г. Можайским, настолько значительна, что комиссия не решается присоветовать ее ассигнования на опыты, ныне уже по обещающие, судя по сделанным опытам, какого-либо полезного результата»[12].
Можайский пробует протестовать, но военный министр, получив заключение комиссии, утвердил ее решение. Смертный приговор аэроплану был вынесен…
Удар Паукера оказался сильным, однако он не сломил Можайского. Человек исключительной настойчивости, убежденный в правоте своих суждений, Александр Федорович не прекратил работ по созданию самолета. Уверенность в правоте научных предпосылок он черпал в поддержке и внимании профессора Менделеева. И это давало ему силу преодолеть все преграды. Кроме того, единомышленником Можайского был замечательный специалист в области кораблестроения преподаватель Морского кадетского корпуса генерал-майор И. П. Алымов. В нескольких статьях Алымов ознакомил научную общественность с идеями Можайского, старался помочь изобретателю завершить начатое дело.
Чтобы обезопасить свое изобретение от разных посягательств, Можайский 4 июня 1880 года подал патентную заявку на новое техническое решение и 3 ноября 1881 года получил привилегию от Департамента торговли и мануфактур министерства финансов сроком на пять лет. Это был первый патент на летательный аппарат под названием «воздухоплавательный снаряд», содержащий все основные элементы классической схемы аэроплана. Изобретение Можайского ознаменовало собой важный этап в развитии авиационной техники.
В привилегии было записано:
«…по рассмотрении изобретения сего в Совете торговли и мануфактур управляющий министерством финансов… удостоверяя, что на сие изобретение прежде сего никому другому в России привилегии выдано не было, дает капитану 1 ранга Александру Можайскому сию привилегию на пятилетнее от нижеписанного числа исключительное право вышеозначенное изобретение, по представленным описанию и чертежу, во всей Российской империи употреблять, продавать, дарить, завещать и иным образом уступать другому на законном основании…»[13]По условиям привилегии Можайский был обязан построить свой самолет за один год и три месяца. Это требование беспокоило автора изобретения, так как рассчитывать на поддержку официальных кругов не приходилось. Правда, после долгих хлопот ему удалось в мае 1880 года получить от министерства финансов 2500 рублей на покупку двигателей. Однако их хватило лишь на оплату командировочных расходов. Пришлось снова вложить собственные средства. Поездки в Америку и Англию стоили дорого, а в России тогда ни один завод не производил мощных и вместе с тем легких паровых машин.
С большими оговорками английская фирма Арбекер — Хамкенс, поставлявшая паровые машины для миноносцев, взялась изготовить два «компаунда» облегченной конструкции мощностью в 10 и 20 лошадиных сил. Проект этих двигателей выполнил сам Можайский. К маю 1881 года они были готовы, а к лету того же года удалось построить основные части самолета. 25 июня Можайский обратился с просьбой выдать 5 тыс. рублей для окончательной сборки аэроплана. Эта просьба была отклонена «высочайшим повелением от 7 июля 1881 года». Тем не менее изобретатель использовал все возможности и весной 1882 года на военном поле под Дудергофом приступил к окончательной сборке самолета, которая производилась вблизи казарм кавалерийского военного училища, расположенных в нескольких километрах от Гатчины.
Летом 1882 года аппарат был собран, но из-за спешки первая попытка взлета была предпринята на недоведенном самолете. В Центральном военно-историческом архиве сохранился подлинник секретной депеши от 23 июля 1882 года «Об осмотре самолета… 24 июля, в 3 часа пополудни…»[14]. Доводка самолета продолжалась, и в течение трех лет изобретатель ежегодно подавал прошения об испытаниях.
Историки и специалисты отмечают, что Можайскому удалось выполнить всю программу испытаний своего самолета: воздухоплавательный аппарат был построен, испытан, на нем был совершен непродолжительный, исчисляемый секундами, полет. Кроме Военной Энциклопедии 1914 года об этом свидетельствуют также «Лекции, читанные полковником В. Ф. Найденовым в Офицерской воздухоплавательной школе»[15]. В своих расчетах Можайский завысил аэродинамическое качество крыла, поэтому мощность двигателей для полета аэроплана массой 934 кг была недостаточной. На последние деньги он заказал на Обуховском заводе дополнительно две паровые машины для повышения тяговооруженности самолета. Но смерть изобретателя оборвала программу дальнейших испытаний «воздухоплавательного снаряда», который был лучшим достижением того времени, выдающимся вкладом в развитие мирового самолетостроения.
Минуло десятилетие со времени выдачи привилегии А. Ф. Можайскому, когда внимание военных привлекла «летучая мышь» французского инженера Клемана Адера. Но, несмотря на все его старания, только в 1897 году адеровский «Анион» смог оторваться от земли и пролететь несколько десятков метров.
В это же время в России Евгений Степанович Федоров приступил к постройке пятиплана — второго натурного отечественного самолета.
Еще через шесть лет, 14 декабря 1903 года, американец Вильбур Райт оторвал от земли биплан с бензиновым мотором, но через несколько секунд он упал на крыло из-за потери скорости и устойчивости. Через три дня Вильбур вместе с братом Орвилем восстановили аппарат, и 17 декабря Орвиль Райт совершил несколько взлетов, пробыв в воздухе от 12 до 59 секунд. В том же году братья получили патент.
Три года спустя во Франции появляется аппарат Сантоса — Дюмона, а 25 июля 1909 года Луи Блерио на своем моноплане «Блерио-XI» за 37 минут пересек Ла-Манш и приземлился в Дувре. Счастливчик получил большой приз и открыл авиационный салон в Ле-Бурже. По совету конструктора Шарля Вуазена 20-летняя баронесса Раймонда де Лярош сдала летный экзамен и, получив диплом пилота-авиатора аэроклуба Франции за № 36, стала первой летчицей в мире. С 1909 года во Франции начинают обучаться летному делу русские подданные, в том числе Ш. Ламбер, Н. Попов, М. Ефимов. Примечательно, что проживавшие в ото время в Париже В. И. Ленин и Н. К. Крупская с интересом следили за развитием авиации и часто бывали на аэродроме Жювизи, где делал свои первые взлеты Н. Е. Попов.
Колыбель военной авиации
На аэронавигационных картах… Гатчина всего лишь точка — никаких тебе особых знаков, никаких пометок, но летчики знают, что пролетают над священным для истории нашего Отечества местом — бывшим Гатчинским аэродромом, на котором более семи десятилетий назад зародилась воздушная мощь нашей страны[16].
Время основания Гатчины относится к 1499 году, когда в Новгородской писцовой книге впервые упоминается «село Хотчино». С основанием Петербурга Гатчина стала пригородом новой столицы. Первым ее владельцем был Петр I, который вскоре подарил загородный дом (мызу) своей сестре Наталье Алексеевне. Мыза около полувека переходила от одних хозяев к другим. В 1765 году Екатерина II пожаловала Гатчину графу Г. Г. Орлову. Приглашая к себе Жан-Жака Руссо, Орлов писал, что в Гатчине воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок и побуждающие к мечтательности. В 1766 году по проекту Антонио Ринальди в орловском поместье было начато возведение дворца и одновременно устройство парка на берегах Белого озера. Когда стройка закончилась, в столице заговорили о гатчинском поместье с восторженным удивлением. Во дворце, построенном Ринальди, как и в Мраморном дворце в Петербурге, проявились черты нового стиля — классицизма.
После смерти графа Орлова в 1783 году Екатерина II выкупила гатчинское поместье и передала его сыну, будущему императору Павлу 1. С пребыванием в Гатчине великого князя Павла Петровича связано появление «гатчинских войск», обученных и одетых по образцу прусской армии. Бывшая орловская усадьба стала похожа на военный лагерь. На месте луга перед дворцом устроили плац для муштровки солдат. Шлагбаум преграждал Большую дорогу к дворцу.
В 1796 году, на пятый день своего царствования, Павел I объявил Гатчину городом. Вскоре Гатчинский дворцово-парковый ансамбль был окончательно оформлен. Загородная барская усадьба превратилась в летнюю царскую резиденцию. К работам были привлечены лучшие архитекторы — В. И. Баженов, А. Н. Воронихин, В. Ф. Бренна, И. Е. Старов, А. Д. Захаров, Н. А. Львов. В парках Гатчины появились новые сооружения: Павильон Венеры, Березовый домик с порталом «Маска», Адмиралтейские ворота. Большой гатчинский дворец стал сокровищницей произведений искусства. Сюда были привезены из Эрмитажа 158 картин, была пополнена коллекция старинного оружия, в Греческой галерее и Белом зале установлены античные статуи и бюсты.
После смерти Павла I Гатчина утратила воинственный вид и парадность. Поселившаяся во дворце вдовствующая Мария Федоровна пробавлялась ханжеской благотворительностью. Но четверть века спустя Николай I возродил военную муштру и парады. Гатчина стала его штаб-квартирой во время весенних и осенних маневров в Красном Селе. Заросший травой плац перед дворцом был расчищен, бастионы облицованы камнем, рвы заполнены водой, пушки начищены. На плацу появилась бронзовая скульптура Павла I работы И. П. Витали. В городе вновь зазвучала дробь барабанов, сопровождавшая бесконечные смотры и учения.
Пуск Царскосельской железной дороги и движение дилижансов из Гатчины в Царское Село улучшили связь со столицей. В 1857 году из Петергофа сюда была переведена царская охота. Большой гатчинский дворец снова был перестроен. В одном из его каре с 80-х годов XVIII века размещался дворцовый театр. На музыкально-литературных вечерах во дворце бывали поэт В. А. Жуковский, историк Н. М. Карамзин, баснописец И. А. Крылов.
В 1881 году, после убийства царя Александра II народовольцем Игнатием Гриневецким, Александр III избирает Гатчину своим местопребыванием. Укрывшись во дворце за оградой сотен штыков и живой стеной жандармов, он трусливо прозябал в ситцевых комнатах. «Гатчинский пленник» — так иронически называли тогда за границей русского императора. А К. Маркс и Ф. Энгельс назвали его «военнопленным революции».
В те годы в городе развернулись работы по благоустройству. На дворцовом плацу зажглись электрические свечи Яблочкова, улицы были вымощены камнем или заасфальтированы. Началась проводка водоснабжения и канализации. Утопавший в зелени городок стал местом дачного отдыха многих жителей Петербурга. Гатчинскими гостями кроме В. А. Жуковского, Н. М. Карамзина и И. А. Крылова были Т. Г. Шевченко, А. М. Горький, А. Н. Толстой, И. Е. Репин, П. И. Чайковский, Ф. И. Шаляпин и многие другие литераторы, художники и мастера сцены. В Гатчине постоянно жили или отдыхали в летние месяцы А. И. Куприн, А. К. Глазунов, М. М. Ипполитов-Иванов. Создатель первого оркестра русских народных инструментов В. В. Андреев написал вальс «Воспоминания о Гатчине».
Сильное потрясение испытал дворцовый пригород в дни первой русской революции. К ужасу гатчинских богачей, в декабре 1905 года по улицам города прошли демонстранты с красными флагами. В Гатчине начала пробуждаться общественная жизнь. Открылись гимназии, залы для демонстрации кинофильмов, выходили газеты. Возрождались лучшие традиции Сиротского института, где до 1859 года преподавал великий русский педагог К. Д. Ушинский. Здесь же учился знаменитый шахматист М. И. Чигорин.
К 1908 году Россия, не желая отставать от Франции и Германии, возобновила основательно забытый процесс развития отечественной авиации. Были созданы аэроклубы в Петербурге и Одессе, а генерал А. М. Кованько запросил средства для постройки самолетов конструкции М. В. Агапова, Б. В. Голубова, Б. Ф. Гебауэра и А. И. Шабского.
Кованько заверил начальство, что если ему отпустят 75 тыс. рублей, то он поручит офицерам Учебного воздухоплавательного парка построить пять аэропланов. Но русское Военное ведомство, отрицательно относясь к аппаратам тяжелее воздуха, долго не проявляло интереса к авиации, а поэтому неохотно и скупо финансировало работы по созданию отечественных самолетов. Только восторженные отзывы о полетах братьев Райт в Америке и Европе заставили Главное инженерное управление раскошелиться. Летом 1909 года четыре аппарата были доведены до стадии общей сборки и в сентябре доставлены на Гатчинское военное поле. Испытания шли с декабря по июнь следующего года. В докладной записке полковника В. А. Семковского фактически признавалось, что из этой затеи ничего не вышло и зря было истрачено 23 450 рублей. Только переделанный впоследствии аэроплан капитана М. В. Агапова смог взлететь и хорошо держаться в воздухе, как отметил летавший на нем поручик Е. В. Руднев. В дальнейшем аэроплан Агапова использовался в учебных полетах на Гатчинском аэродроме.
1909 год стал знаменательным для России. В июле этого года член Одесского аэроклуба А. А. Ван-дер-Шкруф совершил первый в России полет на аэроплане «вуазеп». Следующий публичный полет состоялся 18 сентября в Москве. На этот раз в воздух поднялся французский пилот Жорж Леганье, посетивший ранее на биплане «вуазен» Вену и Варшаву. А 11 октября он уже демонстрировал свое искусство в Петербурге. Для взлета и посадки после долгих переговоров ему было предоставлено военное поле в Гатчине.
Корреспонденты неоднозначно освещали эти полеты. Пессимисты писали о провале Леганье, оптимисты — о некотором успехе. В одном из репортажей говорилось, что в присутствии 20 тыс. зрителей белая «этажерка» Леганье побежала по траве, затем аэроплан немного оторвался от земли, пролетел около 2 км и сел. Подоспевшие солдаты снова доставили аэроплан на старт. Вторая попытка была неудачной. Только в третий раз, писалось в репортаже, полет начался более удачно. Авиатор быстро перегнал сопровождавших его автомобилистов, перелетел все поле и направил аэроплан к опушке леса. Другой газетчик делал акцент на том, что на развороте порыв ветра качнул аэроплан, едва не перевернув его, и бросил в болото. Публика покидала Гатчину разочарованной.
Но несмотря на это, у авиации в России появились меценаты и могущественные покровители в лице одесских банкиров И. С. Ксидиаса и А. А. Анатры, а также великого князя Александра Михайловича — председателя комитета по усилению флота на добровольные пожертвования. Даже французский подданный Василий Захаров передал отделу воздушного флота этого комитета 200 тыс. рублей, «на проценты от которых должны быть образованы курсы авиации для учеников практической школы авиации»[17]. Нельзя не вспомнить также русского подданного графа Шарля де Ламбера, который из «земляческих побуждений» дал первые уроки и провозные полеты вольноопределяющемуся ученику Н. Е. Попову в школе Райтов во Франции.
Осенью 1909 года внимание Главного инженерного управления окончательно было остановлено на Гатчинском военном поле. Оно было ровное и достаточно широкое, позволяло ориентировать взлетно-посадочную полосу по «розе ветров»; поблизости имелись железнодорожная станция и воздухоплавательный полигон в деревне Сализи. Поскольку Гатчина относилась к дворцовому ведомству, генералитет обратился к нему за разрешением использовать военное поле под аэродром. Такое разрешение было получено, и уже 22 сентября 1909 года в Гатчину перевезли упомянутые ранее четыре аппарата из мастерских Учебного воздухоплавательного парка. 1909 год стал годом основания первого военного аэродрома России. Сохранилось много документов, подтверждающих приоритет Гатчины. Красноречив, например, доклад начальника Главного инженерного управления инженер-генерала Н. Ф. Александрова в Военный совет:
Главное инженерное управление спешило подкрепить отчет министру практическими делами. Уже 20 апреля заведующий электротехнической частью ГИУ генерал А. П. Павлов сообщал, что заказанный управлением аэроплан будет доставлен фирмой «Иохим и К°» на Гатчинский аэродром 21—22 апреля, а обучение будет производиться под руководством пилота общества «Ариель» Попова, для чего на Гатчинском аэродроме должно быть подготовлено все необходимое для беспрепятственного производства обучения. 23 апреля 1910 года генерал Кованъко назначил штабс-капитана Г. Г. Горшкова заведующим Гатчинским аэродромом и выделил ему десять нижних чинов, знакомых с устройством аэропланов и обращением с моторами, а 15 мая Горшков писал Кованько:
Гатчинский историк и журналист В. И. Николаев приводит интересный архивный документ — «Сведения об офицерских чинах Офицерской воздухоплавательной школы, принимавших участие в полетах на аэропланах в 1910 году». В нем указано, что поручик Е. В. Руднев приступил к учебным полетам с 3 мая 1910 года, поручик И. Л. Когутов — с 13 мая, а штабс-капитан Г. Г. Горшков — с 21 мая[20]. Первыми инструкторами в Гатчине были участники 1-й авиационной недели Н. Е. Попов и французский пилот Эдмонд. Попов начал обучать поручика Руднева, а Эдмонд — Когутова и Горшкова. В связи с аварией самолета 21 мая и отъездом Н. Е. Попова на лечение во Францию поручик Руднев из-за отсутствия инструктора почти два месяца не летал.
Из обзора деятельности ГИУ за 1910 год можно судить о количестве и типах аэропланов в созданном к тому времени временном авиационном отделе Офицерской воздухоплавательной школы в Гатчине. У Руднева был «фарман» с мотором «Гном», приобретенный у французов через фирму «Иохим и К°», у Когутова — «фарман» с мотором «Рено», купленный у Эдмонда, а у Горшкова — «фарман» с мотором «Гном», приобретенный у голландца Христианса. Для подполковника С. А. Ульянина был куплен новейший «фарман» у М. Н. Ефимова за 12 тыс. рублей. К октябрю был также получен «фарман» с завода «Авиатик» в Варшаве, а несколько позже — «фарман-соммер», построенный в мастерских Учебного воздухоплавательного парка. На заводе 1-го товарищества воздухоплавания строился самолет конструкции Ульянина.
Время основания Гатчины относится к 1499 году, когда в Новгородской писцовой книге впервые упоминается «село Хотчино». С основанием Петербурга Гатчина стала пригородом новой столицы. Первым ее владельцем был Петр I, который вскоре подарил загородный дом (мызу) своей сестре Наталье Алексеевне. Мыза около полувека переходила от одних хозяев к другим. В 1765 году Екатерина II пожаловала Гатчину графу Г. Г. Орлову. Приглашая к себе Жан-Жака Руссо, Орлов писал, что в Гатчине воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок и побуждающие к мечтательности. В 1766 году по проекту Антонио Ринальди в орловском поместье было начато возведение дворца и одновременно устройство парка на берегах Белого озера. Когда стройка закончилась, в столице заговорили о гатчинском поместье с восторженным удивлением. Во дворце, построенном Ринальди, как и в Мраморном дворце в Петербурге, проявились черты нового стиля — классицизма.
После смерти графа Орлова в 1783 году Екатерина II выкупила гатчинское поместье и передала его сыну, будущему императору Павлу 1. С пребыванием в Гатчине великого князя Павла Петровича связано появление «гатчинских войск», обученных и одетых по образцу прусской армии. Бывшая орловская усадьба стала похожа на военный лагерь. На месте луга перед дворцом устроили плац для муштровки солдат. Шлагбаум преграждал Большую дорогу к дворцу.
В 1796 году, на пятый день своего царствования, Павел I объявил Гатчину городом. Вскоре Гатчинский дворцово-парковый ансамбль был окончательно оформлен. Загородная барская усадьба превратилась в летнюю царскую резиденцию. К работам были привлечены лучшие архитекторы — В. И. Баженов, А. Н. Воронихин, В. Ф. Бренна, И. Е. Старов, А. Д. Захаров, Н. А. Львов. В парках Гатчины появились новые сооружения: Павильон Венеры, Березовый домик с порталом «Маска», Адмиралтейские ворота. Большой гатчинский дворец стал сокровищницей произведений искусства. Сюда были привезены из Эрмитажа 158 картин, была пополнена коллекция старинного оружия, в Греческой галерее и Белом зале установлены античные статуи и бюсты.
После смерти Павла I Гатчина утратила воинственный вид и парадность. Поселившаяся во дворце вдовствующая Мария Федоровна пробавлялась ханжеской благотворительностью. Но четверть века спустя Николай I возродил военную муштру и парады. Гатчина стала его штаб-квартирой во время весенних и осенних маневров в Красном Селе. Заросший травой плац перед дворцом был расчищен, бастионы облицованы камнем, рвы заполнены водой, пушки начищены. На плацу появилась бронзовая скульптура Павла I работы И. П. Витали. В городе вновь зазвучала дробь барабанов, сопровождавшая бесконечные смотры и учения.
Пуск Царскосельской железной дороги и движение дилижансов из Гатчины в Царское Село улучшили связь со столицей. В 1857 году из Петергофа сюда была переведена царская охота. Большой гатчинский дворец снова был перестроен. В одном из его каре с 80-х годов XVIII века размещался дворцовый театр. На музыкально-литературных вечерах во дворце бывали поэт В. А. Жуковский, историк Н. М. Карамзин, баснописец И. А. Крылов.
В 1881 году, после убийства царя Александра II народовольцем Игнатием Гриневецким, Александр III избирает Гатчину своим местопребыванием. Укрывшись во дворце за оградой сотен штыков и живой стеной жандармов, он трусливо прозябал в ситцевых комнатах. «Гатчинский пленник» — так иронически называли тогда за границей русского императора. А К. Маркс и Ф. Энгельс назвали его «военнопленным революции».
В те годы в городе развернулись работы по благоустройству. На дворцовом плацу зажглись электрические свечи Яблочкова, улицы были вымощены камнем или заасфальтированы. Началась проводка водоснабжения и канализации. Утопавший в зелени городок стал местом дачного отдыха многих жителей Петербурга. Гатчинскими гостями кроме В. А. Жуковского, Н. М. Карамзина и И. А. Крылова были Т. Г. Шевченко, А. М. Горький, А. Н. Толстой, И. Е. Репин, П. И. Чайковский, Ф. И. Шаляпин и многие другие литераторы, художники и мастера сцены. В Гатчине постоянно жили или отдыхали в летние месяцы А. И. Куприн, А. К. Глазунов, М. М. Ипполитов-Иванов. Создатель первого оркестра русских народных инструментов В. В. Андреев написал вальс «Воспоминания о Гатчине».
Сильное потрясение испытал дворцовый пригород в дни первой русской революции. К ужасу гатчинских богачей, в декабре 1905 года по улицам города прошли демонстранты с красными флагами. В Гатчине начала пробуждаться общественная жизнь. Открылись гимназии, залы для демонстрации кинофильмов, выходили газеты. Возрождались лучшие традиции Сиротского института, где до 1859 года преподавал великий русский педагог К. Д. Ушинский. Здесь же учился знаменитый шахматист М. И. Чигорин.
К 1908 году Россия, не желая отставать от Франции и Германии, возобновила основательно забытый процесс развития отечественной авиации. Были созданы аэроклубы в Петербурге и Одессе, а генерал А. М. Кованько запросил средства для постройки самолетов конструкции М. В. Агапова, Б. В. Голубова, Б. Ф. Гебауэра и А. И. Шабского.
Кованько заверил начальство, что если ему отпустят 75 тыс. рублей, то он поручит офицерам Учебного воздухоплавательного парка построить пять аэропланов. Но русское Военное ведомство, отрицательно относясь к аппаратам тяжелее воздуха, долго не проявляло интереса к авиации, а поэтому неохотно и скупо финансировало работы по созданию отечественных самолетов. Только восторженные отзывы о полетах братьев Райт в Америке и Европе заставили Главное инженерное управление раскошелиться. Летом 1909 года четыре аппарата были доведены до стадии общей сборки и в сентябре доставлены на Гатчинское военное поле. Испытания шли с декабря по июнь следующего года. В докладной записке полковника В. А. Семковского фактически признавалось, что из этой затеи ничего не вышло и зря было истрачено 23 450 рублей. Только переделанный впоследствии аэроплан капитана М. В. Агапова смог взлететь и хорошо держаться в воздухе, как отметил летавший на нем поручик Е. В. Руднев. В дальнейшем аэроплан Агапова использовался в учебных полетах на Гатчинском аэродроме.
1909 год стал знаменательным для России. В июле этого года член Одесского аэроклуба А. А. Ван-дер-Шкруф совершил первый в России полет на аэроплане «вуазеп». Следующий публичный полет состоялся 18 сентября в Москве. На этот раз в воздух поднялся французский пилот Жорж Леганье, посетивший ранее на биплане «вуазен» Вену и Варшаву. А 11 октября он уже демонстрировал свое искусство в Петербурге. Для взлета и посадки после долгих переговоров ему было предоставлено военное поле в Гатчине.
Корреспонденты неоднозначно освещали эти полеты. Пессимисты писали о провале Леганье, оптимисты — о некотором успехе. В одном из репортажей говорилось, что в присутствии 20 тыс. зрителей белая «этажерка» Леганье побежала по траве, затем аэроплан немного оторвался от земли, пролетел около 2 км и сел. Подоспевшие солдаты снова доставили аэроплан на старт. Вторая попытка была неудачной. Только в третий раз, писалось в репортаже, полет начался более удачно. Авиатор быстро перегнал сопровождавших его автомобилистов, перелетел все поле и направил аэроплан к опушке леса. Другой газетчик делал акцент на том, что на развороте порыв ветра качнул аэроплан, едва не перевернув его, и бросил в болото. Публика покидала Гатчину разочарованной.
Но несмотря на это, у авиации в России появились меценаты и могущественные покровители в лице одесских банкиров И. С. Ксидиаса и А. А. Анатры, а также великого князя Александра Михайловича — председателя комитета по усилению флота на добровольные пожертвования. Даже французский подданный Василий Захаров передал отделу воздушного флота этого комитета 200 тыс. рублей, «на проценты от которых должны быть образованы курсы авиации для учеников практической школы авиации»[17]. Нельзя не вспомнить также русского подданного графа Шарля де Ламбера, который из «земляческих побуждений» дал первые уроки и провозные полеты вольноопределяющемуся ученику Н. Е. Попову в школе Райтов во Франции.
Осенью 1909 года внимание Главного инженерного управления окончательно было остановлено на Гатчинском военном поле. Оно было ровное и достаточно широкое, позволяло ориентировать взлетно-посадочную полосу по «розе ветров»; поблизости имелись железнодорожная станция и воздухоплавательный полигон в деревне Сализи. Поскольку Гатчина относилась к дворцовому ведомству, генералитет обратился к нему за разрешением использовать военное поле под аэродром. Такое разрешение было получено, и уже 22 сентября 1909 года в Гатчину перевезли упомянутые ранее четыре аппарата из мастерских Учебного воздухоплавательного парка. 1909 год стал годом основания первого военного аэродрома России. Сохранилось много документов, подтверждающих приоритет Гатчины. Красноречив, например, доклад начальника Главного инженерного управления инженер-генерала Н. Ф. Александрова в Военный совет:
«…во исполнение сего ГИУ заказало во Франции аэропланы бр. Райт и Вуазен… и вместе с тем приобрело 7 бензиновых моторов для постановки их на аэропланах и для испытания пригодности для таких аппаратов моторов различных типов. Постройка пяти аэропланов в Учебном воздухоплавательном парке заканчивается, и предстоящей осенью аэропланы эти будут испробованы полетом на Гатчинском военном поле…»[18].Из секретного доклада начальника ГИУ Н. Ф. Александрова военному министру В. А. Сухомлинову от 27 октября 1909 года также следовало, что почти одновременно близ Гатчины разворачивался учебный полигон для военных воздухоплавателей. Речь шла о заготовляемых «для Гатчине» управляемых аэростатах и строительстве сооружений. Упоминались аэростат «Лебедь» объемом 3700 куб. м , аэростат генерала Н. Л. Кирпичева объемом 5600 куб. м , а также переносные и стационарные эллинги. Далее в докладе говорилось, что для полетов на военном поле в Гатчине были построены сараи (ангары), а полеты будут вестись с весны 1910 года.
Главное инженерное управление спешило подкрепить отчет министру практическими делами. Уже 20 апреля заведующий электротехнической частью ГИУ генерал А. П. Павлов сообщал, что заказанный управлением аэроплан будет доставлен фирмой «Иохим и К°» на Гатчинский аэродром 21—22 апреля, а обучение будет производиться под руководством пилота общества «Ариель» Попова, для чего на Гатчинском аэродроме должно быть подготовлено все необходимое для беспрепятственного производства обучения. 23 апреля 1910 года генерал Кованъко назначил штабс-капитана Г. Г. Горшкова заведующим Гатчинским аэродромом и выделил ему десять нижних чинов, знакомых с устройством аэропланов и обращением с моторами, а 15 мая Горшков писал Кованько:
«…доношу, что вчера, 14 мая с. г., в Гатчине работы по удалению камней с аэродрома окончены, камни вынуты и увезены, а ямы засыпаны. Чтобы оградить все три сарая со сторожкой от любопытных со стороны вокзала, необходимо 150 сажен колючей проволоки и 80 кольев. Для предохранения сараев и аэропланов от пожара необходимо по крайней мере по одному огнетушителю…»[19]Таким образом, в истории Гатчинского аэродрома обозначились три знаменательные даты: доставка четырех самолетов 22 сентября 1909 года, полеты Леганье 11 октября того же года и готовность военного аэродрома к учебным полетам 14 мая 1910 года.
Гатчинский историк и журналист В. И. Николаев приводит интересный архивный документ — «Сведения об офицерских чинах Офицерской воздухоплавательной школы, принимавших участие в полетах на аэропланах в 1910 году». В нем указано, что поручик Е. В. Руднев приступил к учебным полетам с 3 мая 1910 года, поручик И. Л. Когутов — с 13 мая, а штабс-капитан Г. Г. Горшков — с 21 мая[20]. Первыми инструкторами в Гатчине были участники 1-й авиационной недели Н. Е. Попов и французский пилот Эдмонд. Попов начал обучать поручика Руднева, а Эдмонд — Когутова и Горшкова. В связи с аварией самолета 21 мая и отъездом Н. Е. Попова на лечение во Францию поручик Руднев из-за отсутствия инструктора почти два месяца не летал.
Из обзора деятельности ГИУ за 1910 год можно судить о количестве и типах аэропланов в созданном к тому времени временном авиационном отделе Офицерской воздухоплавательной школы в Гатчине. У Руднева был «фарман» с мотором «Гном», приобретенный у французов через фирму «Иохим и К°», у Когутова — «фарман» с мотором «Рено», купленный у Эдмонда, а у Горшкова — «фарман» с мотором «Гном», приобретенный у голландца Христианса. Для подполковника С. А. Ульянина был куплен новейший «фарман» у М. Н. Ефимова за 12 тыс. рублей. К октябрю был также получен «фарман» с завода «Авиатик» в Варшаве, а несколько позже — «фарман-соммер», построенный в мастерских Учебного воздухоплавательного парка. На заводе 1-го товарищества воздухоплавания строился самолет конструкции Ульянина.