Залотуха Валерий. Мусульманин

   - Круто, да? Я уже третий раз смотрю! - поделилась Верка.
   Коля опустил голову, на лбу его выступил пот.
   - Вер, пойдем отсюда, - попросил он, не поднимая глаз.
   - Да ты чего? - удивилась Верка.
   - Если хочешь, смотри, я тебя на улице подожду, - предложил Коля и пошел, пригибаясь, к выходу.
   - Ну, дела, - удивленно проговорила Верка, засмеялась и заторопилась за ним.
   Неизвестный в черных очках увлекся фильмом и не заметил того момента, когда Коля исчез из поля зрения. Он выскочил из кинотеатра, выбежал на тротуар и, сняв очки, вертел головой, вытягивал шею, щурил, вглядываясь вдаль, глаза, искал - и не находил.
   А Коля и Верка были далеко, на набережной, где прогуливалось много нарядного по случаю выходного дня люда. Верка не обиделась на Колю за то, что не дал до-смотреть кино, а только незло посмеялась над ним и теперь задавала вопросы:
   - И ты там ни разу в кино не ходил?
   - Я же говорю, там нет кино. И электричества нет. Это горный кишлак, маленький, - терпеливо отвечал Коля.
   - А что есть?
   - Все есть... Все, что человеку надо... Дома, огороды, сады... Мечеть.
   - А свободное время как проводил?
   - С бобо Амриддином разговаривал, он мне Коран объяснял.
   - Кто?
   - Бобо... Ну, дедушка Амриддин.
   - А, это тот, у кого ты в рабстве был, да? В деревне говорили, что он тебя купил.
   - Не купил, а выкупил. Меня расстреливать вели, а он на осле мимо ехал.
   - На осле? - засмеялась Верка. - А зачем ты ему был нужен?
   - Он один остался. У него сын перед тем на войне погиб.
   - Его наши убили?
   - Да.
   - А-а... - начала о чем-то догадываться Верка. - А как его звали, сына?
   - Абдалла...
   Сильный теплый дождь пролился из одной-единственной тучи, неожиданно появившейся на небе, когда Коля и Верка шли от автобусной остановки к своей деревне. Сначала они попытались спрятаться под деревьями в придорожной посадке, потом побежали, не сговариваясь, рассчитывая убежать от дождя, и, только промокнув до нитки, смирились и пошли, взглядывая друг на друга и смеясь, оскальзываясь на мокрой глине и смеясь от этого еще больше. Неподалеку стояла старая деревянная церковь, с куполом, покрашенным до половины по старому ржавому сурику новой серебрянкой. Калитка церковной ограды была открыта, Коля и Верка, переглянувшись, побежали туда - под просторный навес крыльца.
   Верка тихо смеялась, отжимая одной рукой волосы, а другой отлепляя от тела прилипшее платье. Коля сел на лавочку, оробев. Из открытых дверей храма доносилось пение. Это был хор, небольшой, состоящий исключительно из высоких старушечьих голосов, немножко смешных. И пели они тоже немного смешно по-застольному вытягивая окончания фраз.
   Мелко семеня, к церкви бежала, укрывшись мешковиной, старушка.
   - Во, гляди, шпарит! - с азартом прокомментировала Верка. - Это еще что! Зимой на работу идешь утром, мороз тридцать градусов, темно, снегу навалит, а они ползут... согнутся и ползут... Даже зло берет! Ну, сидели бы дома, в тепле, помирать ведь скоро...
   Старушка остановилась у открытой двери, перекрестилась, сняла с головы мешковину и вошла в церковь.
   У Верки загорелись глаза.
   - Слушай, пошли поглядим, а? Ну пошли, чего ты? - Она тянула Колю за руку, неуверенного, даже испуганного. - Тут поп, я с него умираю! Знаешь кто? Мишка Матвеев, он с твоим Федькой в одном классе учился. А теперь поп, представляешь!
   Они остановились сразу, как вошли, и первой их увидела стоящая к ним лицом псаломщица. Глядя удивленно на Колю, она вдруг стала сбиваться и замолчала. И следом хор запел раздрызганно и замолк. Стоящие к ним спиной старушки начали оборачиваться одна за другой и перешептываться.
   Отворилась алтарная дверь, и, по-домашнему деловитый и озабоченный, вышел батюшка - полноватый, лысоватый, с добрыми глазами. Мельком глянув на Колю и Верку, он посмотрел вопросительно на псаломщицу и запел красивым сильным голосом. Псаломщица подхватила, за ней выстроил голоса хор, прихожанки повернулись к алтарю, крестясь, - служба продолжилась.
   III
   Если бы кто увидел Верку той ночью, решил бы, наверное, что она с ума сошла. А иначе как понимать то, что она делала той ночью?
   Около самой полуночи Верка тихо вышла из своего дома, прошмыгнула через улицу и, пригибаясь, побежала огородами к речке. Потом быстро перешла узкий опасный мосток, промчалась, страшась темноты, по неширокому полю и остановилась около маленького озерка с черной водой, скрывающегося в низине, за мертвыми, страшноватыми ветлами. Здесь Верка быстро разделась донага и, сутулясь и озираясь, пошла к воде. Ойкнула, опустив в нее ногу, поежилась и решительно бросилась вперед. Быстро доплыв до середины, Верка приподнялась над водой и добровольно пошла ко дну. Однако скоро вода вытолкнула ее, Верка выскочила - с открытым ртом и вытаращенными глазами, но вновь набрала полные легкие воздуха и опять скрылась под водой. Теперь ее не было на поверхности довольно долго, и вынырнула она в стороне от места, где ныряла, сильно кашляя и отплевываясь.
   - Мамочка... - пробормотала Верка сдавленно и по-собачьи поплыла к берегу.
   Подхватив одежду и одеваясь кое-как на ходу, кашляя и всхлипывая, Верка бежала и ругала себя:
   - Дура! Дура, черт, дура! Вот дура-то! Дура и есть дура! Черт...
   Вот что делала Верка той ночью. И любой, кто увидел бы ее тогда, решил бы определенно, что она с ума сошла.
   Любой, но только не аржановский. Потому что аржановские про то озеро кое-что знали... Называлось оно - Бучило. Давно когда-то, очень давно на этом месте стояла церковь. И однажды ночью провалилась она под землю. А на ее месте образовалось озеро. Бучило. Так что - сверху вода, а внизу - церковь. Только очень глубоко - не достать. А кто достанет и до креста дотронется, тот как бы заново родится... То есть, если был ты больным, то станешь здоровым, был плохим - станешь хорошим, а проще говоря, все грехи тебе прощены будут... Нельзя сказать, что аржановские так уж в это все верили. Но сами в Бучиле купаться остерегались. Даже коров поить опасались. Может, конечно, потому, что народу в Бучиле перетонуло уйма. Мужики, ясное дело. Выпьют на бережку, разгорячатся и на спор - кто дно достанет. Нырнул - и не вынырнул. Вот тебе и Бучило... Так что, если бы аржановские видели в ту ночь Верку, они бы не подумали, что она с ума сошла. Подумали бы, что припекло девку, и связали бы это с Колей. Аржановские - они ведь не дураки, кое-что в жизни понимают. Однако никто не видел ночного Веркиного купания, а раз никто не видел, то, считай, того и не было...
   А вот что на следующий день произошло, про то аржановские поговорили, языки почесали. Потому что на глазах у всей деревни это случилось. И не только языки почесали потом аржановские, не только языки... Но и макушки. Дело-то шло к братоубийству...
   А день был как день, разве что субботний, банный. Тетка Соня пошла в магазин за хлебом, впервые оставив после той драки Федьку с Колей вдвоем. Она уже решила, что все, утихомирились сыновья, пошла в магазин и там задержалась. Причин тому было две. Первая: надо было замиряться с Валькой, как-никак подружка, да и ругаться со своей продавщицей - все одно, что против ветра плевать. А вторая: хотелось послушать Капитаншу. Капитанша утверждала, что ее дочь-учительница привезла из города книгу "Богатые тоже плачут", и в ней написано, как все дальше будет в кино. "Богатых" в Аржановке смотрели все: бабы и мужики, старухи и старики, даже самые древние; глухие то и дело переспрашивали, раздражая смотрящих, слепые же смотрели, то есть слушали молча. Да не только в Аржановке, а и в Мукомолове "Богатых" все без исключения смотрели... Ну и, конечно, все хотели знать, что же там будет дальше? Капитанша утверждала, что знает. Кто-то ей верил, кто-то нет; тетка Соня, например, не верила, но слушала и только иногда на Вальку-продавщицу поглядывала, виноватилась как бы. А что дома у нее происходит, не знала. А происходило там вот что...
   Федька пришел из бани - распаренный, потный, довольный, встал в дверях и давай на брата глядеть. А Коля в это время стоял на табурете и вытаскивал тот злосчастный крюк, о чем мать давно его просила. Федька нагляделся на это и говорит:
   - Иди в баню-то, пока не остыла, - и сказал это Федька очень даже миролюбиво.
   А Коля, возможно, не услышал, все тянул крюк обеими руками и даже покраснел от натуги.
   - Оставь, - тогда Федька сказал, голос повысив. - В баню иди.
   Коля услышал, соскочил с табурета и стал собираться в баню. А Федька усмехнулся и пошутил:
   - Может, он тебе еще пригодится...
   Потом Федька осушил в несколько глотков литровую банку молока, громко рыгнул и, кривясь в усмешке, спросил:
   - А ты чего это в баню со мной вместе не ходишь? Обрезанный свой прячешь? - Федька хохотнул, а Коля молчал, и тогда Федька продолжил: - Не жалко было под нож подставлять? - Федька не задирался, ему просто поговорить маленько хотелось после баньки. Но Коля молчал, и это Федьку заедать стало. - Эх, Колян, Колян, - в голосе Федькином уже издевка появилась. - Был ты парень как парень, русский, а стал... Чучмек, чурка с глазами. Воешь на всю округу: "ала-мала"... Над нами уже вся деревня смеется. - Федька заводился, а Коля как бы не слышал, и от этого Федька еще больше заводился: - Тебя, знаешь, как бабки в церкви называют? Христопродавец...
   Но и это Коля не услышал. Он уже собрался и к двери подошел, когда Федька сказал:
   - И для чего только ты сюда приехал?
   Коля дверь открыл, когда Федька сказал:
   - Сидел бы в своем Чуркистане...
   Не сказал - крикнул, но Коля все как бы не слышал. А когда он вышел и дверь за собой закрыл, Федька сказал, не крикнул - сказал, негромко и уже не Коле, а так просто, в воздух, чтобы закончить:
   - ...со своим вонючим Аллахом...
   И что бы Коле сделать вид, что и это он не слышал, чего бы проще, ведь и дверь уже за собой закрыл? И ничего бы не было... Да и Федька не ожидал совсем этого, он даже удивлялся потом, вспоминая, что же такого особенного он сказал? Но так или иначе дверь распахнулась, Колька влетел обратно в комнату и бросился на Федьку. Упали они на стол, со стола на пол свалились и покатились по полу...
   А тетка Соня в магазине разинула рот, слушает.
   А потом туда вбежал Колин крестный. Дверь распахнул и стоит. Капитанша замолкла, и все на него удивленно взглянули, даже разозлиться не успели за то, что слушать помешал. Он еще почему-то правой рукой левый глаз закрывал. И вдруг как заорет, обнаружив, наконец, тетку Соню:
   - Сонька! Лясы точишь? А сыновья твои там насмерть убиваются!
   Тетка Соня охнула - и в дверь, а за нею и все остальные. Только Валька-продавщица не побежала и не пошла даже - и тут принцип выдержала.
   Около дома Ивановых уже полно народу собралось. Бабы шептались, головами качали, ладони ко рту прижимали. Мужики курили и мнениями обменивались. И все на Ивановых дом глядели.
   А в нем что-то страшное творилось: там гремело, и звенело, и стучало так, что, казалось, дом по бревнышку раскатиться может.
   - Убивают друг дружку, убивают, - говорили бабы горестно и кончиками платков вытирали слезы.
   - Мужики, совести у вас нет! - еще на бегу закричала Капитанша. Она всех, кто в магазине был, обогнала, но не Колиного крестного, конечно, он уже тут был, закуривал.
   - Я их хотел разнять, да вон. - Колин крестный убрал ладонь и показал всем свой синий заплывший глаз.
   - Разнимешь, а они потом зарежут! - определенно высказался какой-то мужик из заднего ряда, и с ним спорить не стали.
   Тут и тетка Соня подоспела. Задыхаясь и привывая, она растолкала плотно стоящих людей и вбежала в дом. Народ двинулся за ней, но тут из окна вместе с рамой и звенящими стеклами вылетел телевизор.
   - Взорвется! - крикнул крестный, и народ отпрянул.
   Тетка Соня вбежала в дом и увидела стоящих посреди разгрома, вцепившихся друг в дружку сыновей. Она даже не разобрала, где Федька, а где Коля, это был один кровавый, рычащий человеческий ком.
   Тетка Соня кинулась к ним, плача, обнимая и растаскивая, но кто-то ненароком двинул локтем, и она, охнув, отлетела к стене и, побелев лицом, сползла на пол. И хотя с улицы никто этого не видел, там будто почувствовали и закричали сразу несколько человек:
   - Убили! Соньку убили!
   - Эх вы, а еще мужики! - выкрикнула напоследок Капитанша и героически бросилась к дому, но Колин крестный ее задержал:
   - Кричи "Вышка!", поняла? "Вышка!" кричи, они тогда перестанут!
   - Вышка, вышка, вышка, - забубнила Капитанша, но, вбегая в дом, споткнулась о приступку, сбилась и заорала истошно: - Башня!
   Хотя можно было уже и не орать. Закончилась драка. Федька уткнулся лицом в угол и, елозя коленками по мокрым от крови половицам, тщетно пытался подняться.
   А Коля стоял на коленях над теткой Соней и испуганно, как маленький ребенок, повторял:
   - Мама... мама... мама...
   Ничего страшного с теткой Соней, однако, не случилось, даже синяка не осталось на теле. Она потом бабам рассказывала, что нарочно упала притворилась, чтобы сыновья испугались и остановились...
   После драки народу набился полный дом, все стали тетку Соню поднимать и порядок какой-никакой наводить, и все, ясное дело, со слезами, с причитаниями и с ругней. Про драчунов забыли. А когда вспомнили, их уже в доме не было. Испугались, что те отправились куда-нибудь друг дружку добивать, кинулись искать и обнаружили Федьку на заднем дворе. Он мочился там и жаловался, что брат ему почки отбил.
   А Коли не было. Тетка Соня в себя пришла и покултыхала по деревне искать. Когда ей сказали, что видели, как Колька к речке быстро шел, взвыла и побежала туда. Там она сына и увидела.
   Он стоял в воде по пояс и смывал с себя кровь. Тетка Соня перекрестилась и скорей домой, Федька ей чего-то не понравился...
   Вечером Коля помолился на крутояре без своего коврика, потому что он остался дома, а идти туда не хотелось, да и сил вдруг никаких не стало. Чуть не падая от усталости, Коля добрел до сосновой рощицы, лег на сухую, теплую хвою и заснул.
   Проснулся он ночью от рычания трактора и матерной ругани. Сел, ежась от прохлады и приходя в себя. Мужики, их было трое, выбрались из трактора и стали рубить сосенки.
   Коля поднялся и ушел, стараясь остаться незамеченным.
   Аржановка спала. Света не было ни в окнах его дома, ни в окнах дома крестного. Только в окне Веркиного домишки мерцал бледным светом работающий телевизор.
   Коля вздохнул и направился к Верке. Он постучал в окно, не сильно, но занавеска тут же отдернулась, будто Верка сидела у окна и ждала, кто постучит. Она даже и не удивилась, увидев Колино лицо, а распахнула окно и приказала шепотом:
   - Залезай.
   - Кто, Верк? - послышался из глубины дома слабый старушечий голос.
   - Кто-кто... Хрен в пальто! - отозвалась Верка раздраженно и стала с интересом разглядывать синяки и ссадины на Колином лице.
   - Что, страшный? - спросил он и отвернулся.
   - Ты бы Федьку видел, - засмеялась Верка. - Я зашла сегодня к вам, а он под одеялом спрятался, думал, это ты... Все! Кончилась Федькина власть.
   - Вера, можно, я у тебя сегодня переночую? - спросил Коля неожиданно жалобно и опустился на табурет.
   Занавеска над печкой зашевелилась и отодвинулась. Там лежала на боку древняя старуха и с интересом смотрела на Колю. Он поднялся, улыбнулся, проговорил приветливо:
   - Здравствуйте, бабушка!
   Бабушка смотрела на Колю неподвижно и удивленно.
   Верка подскочила к печке и крикнула старухе в лицо:
   - Ба!
   - А? - откуда-то издалека отозвалась та.
   - Помрешь когда? - привычно срифмовала Верка и задернула занавеску.
   Глянув на Колю уже совсем другими глазами, она пожала плечами и сказала тихо:
   - Ночуй, конечно. Хочешь, на полу, а хочешь... - Она показала на свою высокую железную кровать.
   - Я на полу... - торопливо проговорил Коля.
   - Да где хочешь, хоть в курятнике, - согласилась Верка почти равнодушно. Все равно завтра скажут, что я тебя... - И, глянув с раздражением на орущий телевизор, дернула за шнур.
   В комнате было темно и тихо. Никто не спал. Коля лежал на полу, на спине, с открытыми глазами. Верка ворочалась на кровати.
   - Коль, - зашептала она, - можно, я с тобой лягу? Полежу, и все... Мы же с тобой до армии лежали так, и ничего не было...
   Коля не отвечал. Верка поднялась. Она была в коротенькой белой комбинации. На цыпочках она подошла к нему и легла рядом под серое суконное одеяло.
   - Помнишь? - Голос ее дрожал.
   - Да... - отозвался Коля.
   - Колька, Колька, знаешь, как я жалела, что ты меня до армии не взял! зашептала Верка, подаваясь к нему, но не решаясь дотронуться. - Ты не думай, Коль, я ждала тебя, еще как ждала! А потом... Фигня одна получилась... Но разве это главное, правда, Коль? Не в этом дело! Я же все равно тебя... А потом, когда из военкомата приехали, сказали, что ты без вести пропал... Что тут было! Я тоже в город поехала, напилась, думаю: пропади все пропадом! Ну и пошло-поехало...
   Не мигая Коля смотрел в потолок.
   - Да не так уж их и много было, мужиков этих, если разобраться... А денег я не брала, никогда не брала, не верь!
   - Спи, Вера, - попросил Коля, громко вздохнув.
   - Спи, - повторила Верка и тоже вздохнула. - Дай мне руку... Ну, дай, не бойся... Холодная как лед... Ну, а ты-то там? Небось танец живота тебе исполняли? Были у тебя там телки-то?
   Коля молчал. Верка приподнялась, стала пристально смотреть в Колины глаза и все увидела.
   - Коля! - зашептала она. - Так ты мальчик еще? Маленький мой... Миленький мой, Коленька... - Она обняла его, прижалась всем телом.
   Коля сжался и закрыл глаза.
   - Миленький мой, маленький мой... - шептала Верка, часто целуя его в щеку и ухо.
   - Нет! - крикнул вдруг Коля, вскочил и зажег свет. Был он смешной, всклокоченный, в майке и черных трусах.
   - Ты чего? - спросила Верка испуганно и обиженно.
   - Я не хочу так... Понимаешь, не хочу - так... - сказал он с мольбой во взгляде.
   Верка села.
   - А как?.. Все так... - Она пожала плечами.
   - Я хочу... чтобы мы... поженились...
   - Поженились? - не поверила своим ушам Верка.
   - Мы поженимся, и тогда у нас будет... это... - продолжал Коля, глядя не на Верку, а куда-то вверх. - А потом от этого будут дети, и ты будешь растить их. А я вас буду кормить. Я буду ходить на работу и приходить с работы. А вы будете провожать меня и встречать.
   Верка медленно закрыла глаза, но ресницы ее часто дрожали, потому что наружу пробивались слезы.
   - А когда они вырастут и у них будут свои дети, а мы станем старыми, старший сын возьмет нас к себе. И от него мы будем ездить ко всем остальным, и все будут уважать нас...
   - И потом похоронят рядом? - сдавленным чужим голосом спросила Верка.
   - Конечно! - воскликнул Коля. - Ведь мы и на том свете вместе будем.
   - А это видел? - закричала вдруг Верка, вскакивая и показывая Коле руку от локтя. - Меня в ад! Я туда давно записалась!
   Стуча голыми пятками о половицы, она подбежала к кровати, села, бросила ладони между широко расставленными ногами и смотрела на Колю насмешливо-вопрошающе.
   - Аллах милостив, милосерден... - тихо проговорил Коля.
   - Заколебал - Аллах, Аллах! - снова закричала Верка. - Это у вас - Аллах! А у нас Бог! Христос! И еще там святые всякие! Понял? Абдула...
   Коля улыбнулся и тихо, спокойно заговорил:
   - Аллах - это только имя. Имя Бога... Бог один... А имен у него много...
   - Много... И какое ж - настоящее? - Верка была удивлена.
   - Настоящего имени пока никто не знает... А когда оно откроется, Его позовут, и Он придет... И тогда все станет по-другому... Хорошо... Правильно... Понимаешь?
   Верка удивленно и растерянно спросила:
   - И... когда это будет?
   - Этого тоже никто не знает... Но это будет! Обязательно будет!
   Спустя несколько дней, когда у Ивановых более-менее успокоилось и болячки на лицах драчунов стали заживать, тетка Соня отправилась в церковь к отцу Михаилу, заказала молебен и попросила священника прийти в гости.
   Хотя церковь недалеко была, аржановские туда не ходили, почти не ходили, очень редко ходили - когда уж совсем припечет.
   На обратном пути тетка Соня присела под ветлу на берегу Бучилы. Обманула тетка Соня всех, сказав, что притворялась тогда, когда сыновья дрались. Ударили ее, может, и нечаянно, но сильно, и хотя синяка и вправду не было, болело что-то внутри, тянуло вниз так, что, когда тетка Соня шла, хотелось все время сесть и посидеть.
   День был жаркий, и тетка Соня платок сняла и верхнюю пуговицу на кофте расстегнула. Хорошо было, и собралась она в одиночестве поплакать, как увидела, что к Бучиле подъехала машина красная и из нее выбрался парень в черных очках. Он в Аржановке давно всех интересовал, но никто про него ничего не знал, и тетка Соня решила понаблюдать и затаилась. Сперва он снял очки и положил на капот машины, потом куртку, потом расстегнул рубашку и стал расстегивать джинсы.
   Тут тетка Соня смутилась, застегнула пуговицу на кофте, повязала кое-как платок и направилась к неизвестному. А он, как увидел тетку Соню, надел сразу очки.
   - А ты чего ж, купаться здесь собираешься? - спросила тетка Соня, остановившись в нескольких метрах.
   - Собираюсь, - кивнул он и усмехнулся.
   - А здесь не купаются. - Тетка Соня сказала это и для убедительности помотала головой: - Не-а.
   - Это почему же? - Неизвестный разговаривал с теткой Соней, как с маленькой или глупенькой, иронично и насмешливо.
   - Нельзя, - ответила она и нахмурилась. Не объяснять же было ему, что здесь внизу, под водой, - церковь, дурой ведь посчитает, да, пожалуй, и прав будет.
   - Здесь столько народу перетонуло, ужас, - нашлась тетка Соня.
   - Здесь? - удивился неизвестный, указывая пальцем на Бучило.
   - А ты не гляди, что оно маленькое, у него, может, дна нет... высказалась тетка Соня неуверенно.
   - Как это - нет? - удивился он и улыбнулся.
   - Нет, - настаивала тетка Соня.
   - Это мы сейчас проверим... - Он снял рубашку и бросил на капот машины.
   - А ты чей же, сынок, будешь? - задала тетка Соня вопрос, ради которого и подошла сюда.
   - В каком смысле - чей? - спросил он, склонив набок голову.
   Тетка Соня растерялась, ей казалось, что она спросила понятно.
   - Ну, вот, к примеру, я Иванова Софья Пантелеймоновна, я здесь, в Аржановке, родилась, прожила всю жизнь, здесь, значит, и... - Она махнула рукой и за-смеялась, не выдержав серьезности своего заявления.
   Он еще сильнее склонил голову набок и медленно снял очки. Он понял, с кем разговаривает, и внимательно рассматривал тетку Соню. Так внимательно, что тетка Соня смутилась.
   - Так чей же ты, сынок? - повторила вопрос она, но очень неуверенно.
   - А я, мать, ничей, - ответил он негромко.
   - Как это - ничей, разве так бывает? - спросила тетка Соня, а у самой, как она потом рассказывала, мурашки по спине побежали.
   - Бывает, мать, редко, но бывает. - Он сказал это, а потом опустил голову и тихо попросил: - Ты прости меня, мать...
   Тетка Соня ничего не поняла, а только на шаг отступила.
   - Прости, мать, - повторил он, не поднимая головы.
   Тут тетка Соня решила, что человек этот, неизвестный, маленько не в своем уме, и еще больше испугалась.
   - Ладно, ладно, - закивала она, пятясь. - Ладно, сынок, ладно... Ты только не ныряй в Бучило-то... - Она повернулась и заторопилась прочь.
   С минуту он смотрел ей вслед, потом повернулся к воде, скинул джинсы и, оставшись в одних плавках, красиво, ласточкой вошел в воду. Он быстро доплыл до середины Бучилы, остановился там и, набрав воздуха в легкие, скрылся под водой.
   Тетка Соня шла, не оглядываясь, но не выдержала, конечно, и оглянулась на ходу, а не увидев никого, остановилась и встревоженно вытянула шею.
   Он пробкой выскочил из-под воды, дыша громко и лихорадочно, вновь набрал воздуха и нырнул.
   Тетка Соня плюнула в сердцах и заторопилась в Аржановку, не оглядываясь больше.
   Неизвестный вынырнул и, отдыхая на спине, медленно поплыл к берегу. У берега он вывернул из земли большой белый камень и медленно, с напряжением вновь поплыл на середину озера. Там, сделав несколько глубоких вдохов, он пошел ко дну с камнем в руках.
   Сначала со дна поднялись пузыри, а потом вынырнул неизвестный.
   - Достал! - закричал он. - Достал! - В победно поднятой руке он держал ком черной донной грязи.
   Батюшка пришел неожиданно, хотя тетка Соня с утра готовилась и ждала его, то и дело в окно выглядывая, но проглядела.
   Отец Михаил был в рясе, подпоясанной кожаным пояском, в шапочке-скуфейке, с большим крестом на груди. Глянув на божницу, он перекрестился, поклонился и, улыбаясь, поприветствовал всех:
   - Здравствуйте!
   Тетка Соня кинулась к нему, поцеловала руку, и он быстро, почти торопливо, благословил ее.
   Коля стоял у окна. Он выглядел растерянным, испуганным даже.
   Улыбаясь, поп шел к нему, протягивая руку:
   - Такое рассказывают про вас, что идти было страшно. Но увидел - и не страшно совсем, наоборот...
   Коля быстро вытер ладонь о штаны и пожал протянутую руку.
   - Я им не стала говорить! - объяснила суетящаяся рядом тетка Соня. - А то, думаю, сбегут еще, испугаются!
   - Кто испугается? - спросил, входя в кухню и потирая ладонь о грудь, улыбающийся Федька. - Здорово, Миш! - Он громко хлопнул ладонью о протянутую ладонь.
   - Федька! - шлепнула его по затылку тетка Соня. - Какой он тебе Миша!
   - А чо? - довольно улыбался Федька. - На одной парте сидели? Сидели! Списывать давал? Давал! Он, мам, всему классу давал списывать!
   Батюшка смущенно улыбался и часто, коротко кивал:
   - Грешен, грешен...
   Они уселись за накрытый стол, который украшал, задрав ноги, вареный петух. Предвкушая скорую выпивку, Федька радовался гостю больше всех.
   - А я думаю, чего мать колготится? Петуха зарубила. И все молчком! делился он радостными мыслями.
   Тетка Соня, словно фокусник в цирке, ловко выхватила откуда-то из-за спины бутылку водки и поставила ее на стол.