Попрощавшись с Поповым, Голубев шел на станцию и думал. "Порфиша-то? Учитель географии?" - вспомнилось Голубеву.
   Порфиша историей Алтайского края занимался усердно, брошюркиписал - о знаменитых заводчиках Демидовых, об изобретателе первой вмире паровой машины технике барнаульского завода Иване ИвановичеПолзунове, который столь страстно желал "облегчить труд по нас грядущим"и "славы отечеству достигнуть".
   Маленький Порфиша был большим патриотом, он с Алтая был родом,изречения выдающихся деятелей Алтая коллекционировал, историей краяувлекался и в 1937 году был арестован. И тогда же, или чуть позже, былрасстрелян.
   В дороге от Сейды до Москвы Голубев заметил: на платформы своркутинским углем (они шли состав за составом) вскакивали странного видалюди и железными штырями прощупывали угольную насыпь. Уголь лежалплотно, надо было стараться, погружая в него штырь.
   Голубев спрашивал у пассажиров, что эти люди ищут. Пассажиры,пожимая плечами, отдалялись от Голубева. И только один лохматый человекобъяснил:
   - Каторжников с Воркуты ищут. Они, воркутинские каторжники, какизобрели? Закапываются в уголь и едут кто куда!
   - Так ведь и сутки и двое надо провести в угле! Без воды? Без пищи?
   - А в карцере лучше ли? Тут хотя бы лежишь, а в карцере стоятьприходится. Тут во тьме, а там лампу направят на тебя электрическую -поджаривайся заживо! Нет и нет - каторжнику терять вовсе нечего!
   - Но Пятьсот первая ликвидирована?
   - А Воркута? Кто там уголек будет рубать, ежели все каторжникиразбегутся?
   Туг какой-то старичок заметил:
   - Будто бы Пятьсот первая у нас единственная? Особенная?!..
   Особенная! - стал объяснять Голубев случившимся тут пассажирам. Впроекте Пятьсот первой было два варианта перехода железнодорожного пути через Обь. Первый - переход мостовой, но он трудноосуществим: глубина Оби тридцать пять метров, в мировой практике кессонные работы при возведении мостовых опор на такой глубине никогда не проводились. Второй применялся на Байкале, пока не была построена кругобайкальская железная дорога: летом поезда переправлялись через Байкал на паромах, зимой рельсы прокладывались по льду. Весной и осенью движение прерывалось.
   Какое решение принял бы товарищ Сталин? Чтобы воевать Америку черезБерингов пролив, нельзя было допустить перерывов в железнодорожномсообщении, и, вернее всего, он опускал бы зэков в Обь на глубину тридцатьпять метров, в Енисей - еще глубже, Енисей еще более могучая река.(Максимальный расход Оби 42 800, Енисея 154 тысячи кубометров в секунду!) Ну поработал бы на невероятных глубинах зэк с полчаса-час, потом через шлюзовое устройство вытащили бы из кессона труп - и что?
   И ничего! - пришли к выводу слушатели Голубева, и он продолжал: второй вариант не исключался, и вот он, Голубев, нанимал рабочих и самдолбил с рабочими лед в Ангальском створе - определял толщину льда по всейдлине створа, интенсивность нарастания ледяного покрова с октября по май.Конечно, ледовые наблюдения велись всегда, но тут потребовались дополнительные данные. Нынче Голубев знает, для чего эти данные были нужны, акогда долбил - не знал. В голову не могло прийти.
   Ну откуда же могло прийти? - опять-таки соглашались слушатели, астаричок, лысый и с бородой, который заявил, что Пятьсот первая далеко неединственная, тот заметил:
   - Никто не догадывался, что воины - победители фашизма после войны станут каторжниками Пятьсот первой?! А ведь было?
   После этого стариковского замечания публика разошлась по своим купе, ушел и Голубев и стал думать: след гусеничного трактора в тундре зарастает слабой травкой и мхами через сто лет. Когда же зарастут все следы Пятьсот первой?
   В Москве Голубев провел два дня и напросился на встречу с Александром Трифоновичем Твардовским. Как напросился? Сообщил письмом, что хотел бы написать статью о великих стройках коммунизма. В редакции "Нового мира" шел ремонт, они сидели на столе, свесив ноги, - кругом ведра с известкой, краской, цементом. Разговор был кратким, отрывистым. Хрущев, кажется, только что снял Твардовского с поста главного, Твардовский был слегка под градусом, но держался очень строго. Лицо красное, глаза прозрачные.
   Голубев спросил:
   - А если я напишу о Пятьсот первой?
   - Я уже не главный, - пожал плечами Твардовский.
   - Если бы были?
   - Не пропустил бы... - И объяснил, почему не пропустил бы: что было, то прошло. Вспоминать - слишком больно.
   - А - повторится!
   - Никогда в жизни! - заверил Твардовский. У Голубева на душе полегчало. Голубев Твардовскому верил, кому же еще было верить?
   Но все равно Голубев чувствовал себя хранителем страшной тайны: он один, казалось ему, понимал, чем была Пятьсот первая для природы, однако объяснить это было некому.
   Когда в семье Голубевых появилась дочка Анечка, старший, Алешка,возмутился:
   - И зачем мне сестричка? Мне одному лучше! Только и слышу: "Анечка, Анечка!" Алешки как будто и вовсе нет...
   - Ну как это нет? - успокаивал сына Голубев. - Вот же ты - передо мной. Стоишь такой самостоятельный и разговариваешь, но говоришь - тебя нет? Смешно!
   - Если я самостоятельный, если я взрослый, почему вы не спросилименя нужна мне сестренка или не нужна? Отвезите меня к маминой маме, к моей бабушке Оле в Ленинград. Я в Ленинграде четыре раза был в цирке, а здесь за всю свою жизнь только два раза. Ленинград лучше - там Нева.
   Ленинград лучше, потому что там Нева, - в этом Голубева не былонеобходимости убеждать, он подумал: "Может быть, Алешка гидрологомбудет? Реки будет изучать и защищать?" В этой надежде он погладил сына по голове, по щекам.
   - Поживи у нас еще с полгодика, я уверен, ты привыкнешь к Анечке,будешь ее любить. Все будет в порядке...
   Нельзя сказать, чтобы, по мере того как дети росли, между нимисохранялся антагонизм, - не было. Брат и сестра везде отзывались друг о друге доброжелательно. Везде, но не дома, дома не прекращалось соревнование - кто кого обсмеет, кто кому "выдаст".
   Выдать больше, конечно, мог старший, Алешка, но он не очень старался и меньше радовался собственным удачам, Анютка же была в восторге, если ей удавалось рассердить брата.
   Она приходила из школы и говорила матери:
   - Мамочка! А нет ли у нас ложки?
   - Ложки? - удивлялась мать. - Да возьми, пожалуйста, любую!
   - Мне не нужно. Ты Алешке отдай ложку.
   - Алеша, зачем тебе?
   - Мне? Мне не нужно, - удивлялся сын.
   - Он секретничает, - объясняла, Анютка. - А на самом деле переживает: Ниночка Бокий потеряла в буфете ложку, и Алешка тут же получил похимии тройку. Если, мамочка, ты не хочешь, чтобы Алешка стал круглымтроечником, подари ему ложечку. Чайную!
   - Дура ты, Анька! Честное слово - дура! К тому же вредная, -возмущался Алешка.
   Анютка же делала вид, будто очень обижена. Любой вид в ее исполненииполучался достоверным.
   Умер Сталин, и Анютка опять выдала:
   - Везде только и твердят: умер, умер, умер! На площади давку устроили, много людей совсем задавили. А чего особенного? И я когда-нибудь тожеумру. Слоны какие большие, а все равно умирают!
   - Анютка! Но ты же пионерка! - напомнила мать.
   - Оттого, что я пионерка, Сталин бессмертен, что ли? В нашем пятом "б"никто так не думает.
   - Ничего, ничего! - подтвердил и Алешка. - Партия без рулевого неостанется - как можно? Если и сама-то партия советскому народу рулевой?А ты заткнись, Анютка. Ты еще маленькая, в пятом классе. Вот уж перейдешь в шестой - тогда...
   Дети не знали, что все поколения шли мимо настоящей цели, правее,левее, ниже, выше, но - мимо, дети не догадывались, что, когда они станутвзрослыми, они тоже пройдут мимо, а взрослые забывали, что когда-то онибыли детьми и верили в великие достижения. Таким образом, возрастстановился как бы партийностью, хотя и с неписаными, а все-таки уставами,программами, с межпартийной и внутрипартийной борьбой, с понятиямипартийной чести и партийного бесчестия.
   Голубев партийно-возрастной системы избежал, никогда не был нипионером, ни комсомольцем, ни членом партии, не потому не был, чтоубеждения не позволяли, просто у него была потребность в той естественности, которой чужда партийность. Природа же беспартийна? Теперь емухотелось, чтобы дети возвели беспартийность отца в его достоинство, но имбыло все равно, кто их отец - партийный функционер или беспартийныйинженер, инженер-гидролог или инженер-механик.
   Дети были за тридевять земель от природы и воспринимали ее только какшкольный предмет, как географию с астрономией и с биологией в придачу.Надо сдать экзамены по всем этим предметам - вот и все.
   Возвращаясь из очередной командировки, Голубев всякий раз составлялв уме сюжет беседы: вечерком за ужином, строго следуя этому сюжету, онрасскажет о своих впечатлениях от поездки, сыну расскажет, дочери, жене ивсеми будет понят.
   Из Салехарда он приехал под вечер, пока добрался, стемнело, он вошел,и Татьяна сказала:
   - А-а-а! Это ты? Ну здравствуй, здравствуй!
   Дочка с невыразительным восклицательным знаком протянула:
   - А-а-а...
   Сын со знаком почти вопросительным:
   -А-а-а?..
   И Голубев сказал, что очень устал и хочет спать. Что если у кого-то и естьжелание поговорить - лучше завтра.
   Назавтра другой, кажется, столь же незначительный инцидент. Жена по какому-то поводу: "Ну, положим, настоящий муж так бы несделал"; а через минуту-другую дочка: "Настоящий отец сделал бы так..."Жена тут же взвилась: "Цытъ! Ты как с отцом, дрянь этакая, разговариваешь?Смотри у меня - я тебя научу!"
   Сын молчал. Это в отца: он умел молчать, хотя очень любил потрепаться. Ну а Голубев как думал один, так один и думал. О том, что человек ичеловечество убеждены, будто только они обладают смыслом. На самом жеделе смысл - это содержание природы, и насколько человек способенпроникнуть в ее содержание, настолько он и умен, настолько же обладаетправом жить.
   Еще он думал, что Татьяна, славная женщина, всеми уважаемый экономист треста гражданского строительства, энергичная, инициативная наработе, дома тиха и задумчива, а все, что говорил ей муж, было для нееистиной. Поэтому ее не в чем было убеждать и не о чем с ней говорить, ипочему-то нельзя было Голубеву признаться Татьяне в том, что он человекприродный.
   Глава третьяНИЖНЕ-ОБСКАЯ ГЭС
   Киловатт - единица мощности, кратная от ватта, равная 1,36 лошадинойсилы, или 859,84 килокалориям в час.
   Киловатт-час - внесистемная единица измерения энергии или работы,равная работе, совершаемой в течение одного часа при мощности тока в одинкиловатт. Обозначается как кВт, или 859,84 килокалорий/час.
   Киловатт-час при внешней своей незамысловатости поделил историючеловечества на две неравные части: одна до, другая после его появления.
   Христианство, ислам, буддизм этого не сделали, киловатт-час сумел, иничто так не определило антиприродную сущность человека, как киловатт-час, и вот уже время каждого из нас - деятельное и бездеятельное, счастливоеи несчастное, время сна и яви - где-то и кем-то обязательно пересчитываетсяна киловатт-часы: сколько их истрачено в этой действительности? И скольков той же действительности надлежало истратить в соответствии с существующими нормами - больше, меньше или точь-в-точь?
   Всякий предмет потребления, всякое передвижение и движение, любоетеатральное представление пересчитываются на кВт/ч. Ну разве еще и накилокалории, потому что они сродни киловатт-часам.
   А если представить себе человека, который владеет всеми киловаттами икиловатт-часами мира?
   Более могущественного правителя никогда не было и не будет, и Сталинэто знал, когда замыслил великое преобразование природы, когда началстроить самые мощные в мире ГЭС на Волге, Каме, Дону, Оби, Енисее. Он не оставлял живыми течения великих русских рек на всем их протяжении -только через водохранилища.
   И выдающиеся умы науки его времени - Келдыш, Александров, Лаврентьев, Курчатов, Королев, удивляя современников научными открытиями,гордились своей причастностью к антиприродному сталинизму, не моглипредставить себя вне, а только в - в нем, в нем с ног до головы.
   А Голубев был вне. Не потому, что был умнее, но потому, что былприродное.
   До сих пор "вне" давалось ему естественно и просто, однако он знал,всегда предчувствовал: наступит для его природности время испытаний!
   Надо же случиться: Голубев стал сотрудником (начальником отделагидрологии!) колоссального учреждения, монопольного проектировщикагидроэлектрических станций в СССР.
   Его многократно реорганизовывали, это учреждение, давали ему разныеназвания, а Голубев назвал так: "киловатт-час". Или "кВч".
   Как произошло?
   Точно так, как происходит обычно.
   Голубев учился на одном курсе, в одной группе с Мотькой Краевым, аМотьку Краева почему-то знали все. Мотька Краев тоже знал всех. Странно,что Мотька выбрал гидрологию, науку и практику маломодную, но этот выборМотька объяснял по собственной логике:
   - Гидрологов не так уж и много! Можно всех знать!
   К тому же Мотька и до университета и после приобрел множествоспециальностей - он работал в лесных, землеустроительных и геологическихпартиях, отлично разбирался в лошадях и собаках, в процессуальном игражданском кодексе законов и в людях соображал: "Петрову верить нельзя: он вбок глядит!", "Иванов жуткий карьерист, за карьеру мать родную продаст!Ты посмотри, как он газеты читает? Он читает, кого и куда выдвинули!"
   И подтверждались Мотьки Краева прогнозы.
   Голубев же всегда и всюду считался индивидуалистом, на антиобщественника тоже смахивал, и только с Мотькой Краевым было у него повседневноеобщение. Он о Мотьке думал: трепач! Он Мотьке не раз говорил: "Трепач!" - а Мотьке это нравилось: "Ничего, ничего! Без таких, как я, люди необходятся, ты - не обходишься, а главное, я не обхожусь!" Когда Мотькестало под сорок и он - с брюшком и лысоват - встречался с Голубевым, онобязательно говорил: "Зови меня Мотькой! Очень хорошее имя! Очень мненравится!" И дело кончилось тем, что он устроил Голубева в "кВч".
   Запросто у него получилось: он послушал, что и как Голубев говорит оприроде, и сделал вывод:
   - Тебе, Голубев, надо идти в очень мощную, очень авторитетную, оченьбогатую контору. Пока не скажу в какую - скоро узнаешь! Голубев возражал:
   - Вот еще! Я в гидрометеорологической службе на всю жизнь!
   - Да ты что - с ума сошел! "На всю"! Ты за реками наблюдаешь, и вседела! Поверь мне: твое дело - реки спасать! Пора!
   Мотька был прав...
   И завертелось: кто-то из "кВч" ему звонил, у кого-то в "кВч" он побывал, с кем-то в МГУ консультировался, а потом сказал о своем намерении Татьяне.
   Татьяна спросила:
   - Не страшно тебе?
   - Страшновато... Но Твардовский обещал: никогда не повторитсяПятьсот первая стройка. Каховская ГЭС - никогда!
   - Что-то я не представлю тебя в роли киловатт-часика. К тому же ужочень процветающая контора...
   - Роли не выбираются. Они сами нас выбирают. Алешка, тот одобрил:
   - Слышал, слышал: очень престижная организация! Поздравляю! И Анютка сказала:
   - Ай да папка!
   В Москве на престижном перекрестке двух престижных городскихартерий "кВч" построил престижную контору: шестнадцать этажей.
   Поначалу Голубеву хотелось узнать: а численность? На шестнадцатиэтажах, должно быть, тысячи две-три человек, а в филиалах? В союзныхреспубликах, в краях, областях? В Ленинграде, Киеве, Кишиневе, Харькове,Ростове-на-Дону, Ташкенте, Красноярске, Хабаровске - всего, говорили,филиалов тоже было шестнадцать.
   Однако свою любознательность Голубев удовлетворить так и не смог,никто полной численности "кВч" в "кВч" не знал, все говорили: "Нас много!" - еще: "Мы - ордена Трудового Красного Знамени!"
   Может быть, только самые большие начальники знали цифру, можетбыть, и они не знали. Голубев решил: шестнадцать тысяч!
   "КВч" был организацией технической, но это на первый и поверхностный взгляд. Чего бы техника сама по себе, без политики стоила?
   Раскладка примерно была такая: 1) Политбюро, 2) Совмин, 3) Госплан,4) министерства, 5) и т. д., - а в промежутке между 3) и 4) находился "кВч".Не будучи министерством, "кВч" был вхож в Госплан и выше (вплоть доПолитбюро), в то время как многие министерства подобной вхожестью необладали.
   Разумеется, Минобороны, министерства оборонной промышленности,КГБ, МВД - эти стояли над, тягаться с ними смешно, только искатьсотрудничества, кое-кого из своих сотрудников к ним приближать, кое-какие объекты для них проектировать, кое-кому звонить, поздравлять с днемрождения, приглашать на охоту: вблизи многих объектов "кВч" располагались прекрасные охотничьи угодья, охотничьи избушки, сауны и т. д.
   С Минэнерго, куда (отдельной строкой) входил "кВч", "кВч" всегда могпоторговаться за один-другой миллиард рубликов, мог припугнуть: не дадите полтора - сорву план!
   Если же сорвет план "кВч", значит, и Минэнерго из прорыва не вылезет.
   И весь кадровый состав "кВч", включая вахтеров и старушек-гардеробщиц, понимал престиж своего учреждения. По выражению лиц своихначальников понимали, по матерщинкам шоферов персональных машин и потой старательности, с которой пудрились и красили губки секретарши всехприемных, на всех этажах, - понимали.
   Это чувство, его безошибочность было не чем иным, как единымдуховным потенциалом многотысячного коллектива "кВч".
   Элитарность "кВч" распространялась далеко-далеко за его пределы: настроительстве гидроэлектрических (преимущественно самых крупных в мире)станций использовался только тот контингент зэков, которые имели сроки несвыше десяти лет.
   Морально-политический уровень "кВч" тоже был безупречен - в егостенах немыслимо было услышать антисоветский анекдот, встретить алкоголика или инженера с судимостью, и соцсоревнование было здесь реальнойдвижущей силой - если фотопортрет передовика вывешивался на Доскупочета, то и на рабочем столе его появлялись цветы: букетик в стекляннойбаночке из-под овощных или фруктовых консервов.
   Само собою, Доска почета сопровождалась премиями в размере месячного оклада и выше. Оклады же в "кВч" могли сравниться разве только сучреждениями оборонной промышленности и даже превышали таковые.
   Кстати говоря, в свое время (при Сталине) некоторые руководители "кВч"носили генеральские звания, после ухода вождя в мир иной звания игенеральская форма были отменены, однако это не отразилось на материальном положении бывших генералов, но всему "кВч" придало респектабельнуюсветскость.
   Было у "кВч" и славное прошлое.
   У его истоков стояло строительство Беломорско-Балтийского канала, входе которого успешно перевоспитались тысячи зэков, сотни инженеров-вредителей. Об этом в соавторстве с начальником строительства Берманомсоветским людям было широко поведано самим Максимом Горьким.
   Канал имени Москвы тоже нельзя сбросить со счета.
   Была на вооружении у "кВч" и ленинская формула: "Советская властьплюс электрификация всей страны". Действительно: советскую власть нельзяведь представить без плюса, а плюс без советской власти, вот и возник на всехшестнадцати этажах "кВч" сладкий вкус советской благодати: гарантия,устойчивость высокооплачиваемого труда, жилищный, социальный, лечебно-санаторный, детский и другие фонды, а в то же время свобода - нет никонвоя, ни перекличек, ни решеток на окнах.
   Вот какую услугу оказал, Мотька Краев своему дружку! Голубев решил -ненадолго. Он окунется в эту благодать, познакомится вплотную с проблемойэнергетического использования рек Советского Союза - и обратно вгидрометслужбу. Еще был вариант - преподаватель вуза, у Голубева былозвание кандидата географических наук.
   Вот уж чем не пахло в "кВч", так это географией: проектируя каналы иГЭС на реках одной шестой части суши, на советской ее части, а также вАфрике, на Ближнем Востоке, в Китае, во Вьетнаме, проектировщики частои в глаза не видели этих рек, природа им, природопользователям, была долампочки, на планах строительных площадок они ориентировались нестолько по странам света, сколько по надписям, чтобы надписи читалисьслева направо.
   Голубеву это тем более было удивительно, что, шагая по любой измосковских улиц, по улицам тех городов, в которых он бывал, он всегда знал, откуда и куда он шагает - с севера на юг, с юга на север, восток или запад. Одним словом, откуда - куда. О реках же и говорить нечего - где исток реки, какой у нее коэффициент извилистости, какой среднегодовой, максимальный и минимальный стоки - если Голубев ничего этого не знал, ему на берегу реки и показываться было стыдно, разве только если это была не река, а речушка, ручеек.
   Если все кровеносные сосуды человеческого организма, включая самые крохотные, вытянуть в одну нить, нитью этой можно три с лишним раза опоясать шар Земли по экватору.
   О чем это говорит? Не о том ли, что возможна некая равнозначностьмежду каждым человеком и всем земным шаром? Голубев уповал на этуравнозначность.
   Ежегодно в "кВч" два дня приобретали особое значение. (Оба имели место вскоре после прихода Голубева в эту организацию.)
   День первый наступал, когда в Госплане окончательно утверждалсябюджет Минэнерго и отдельной строкой - бюджет "кВч". Это Голубеву было понятно: этот день не в такой мере, а все-таки почитался и Главнымуправлением гидрометеорологической службы СССР (ГУГМС).
   Для "кВч" же день первый был днем победы, собственным Девятым мая. Конечно, годовой бюджет в миллиардах был известен заранее, но кто и что сказал при утверждении бюджета на заседании Совмина, на коллегии Госплана что сказал министр энергетики (выходец из рядов "кВч", гидротехник и приятель Хрущева), как вели себя предсовмина и предгосплана - вот это было очень важно, потому что из всего этого руководство "кВч" делало и тактические и стратегические выводы на ближайшее будущее: от кого можно ждать поддержки в дальнейшем, с кем надо ухо держать востро.
   День второй оказался для Голубева полной неожиданностью, это был день окончания работы инвентаризационной комиссии, которая подписывала "Акт о списании". Списывались проекты, строительство которых заведомо не будет осуществляться. Причина? Причина единственная: эти проекты составлялись не для того, чтобы их осуществить в натуре, а на всякий случай - вдруг пригодятся? Списывалось от пятидесяти до ста проектов в год, в несколькораз больше тех, по которым открывалось строительство.
   У Голубева был заместитель по отделу гидрологии под именем Три В Вадим Васильевич Виноградский, он Голубеву пытался объяснить что к чему:
   - А вдруг понадобятся? Ведь оборонка - она как? Оборонка выпускает пушки, танки, самолеты, снаряды, а войны нет и нет - значит? Значит, все это списывается.
   - Но мы-то, "кВч", не оборонная промышленность? Нет? - удивлялся Голубев.
   - Мало ли что нет! - в свою очередь был удивлен мешковатый и толстый, медлительный Три В. - Мало ли что?! А работаем-то по режиму оборонки.
   - Почему?
   - Потому что - выгодно!
   Еще бы невыгодно: "кВч" сам для себя составлял текущие и перспективные программы гидростроительства, сам проводил изыскания объектов строительства, сам проектировал, сам проекты утверждал, сам осуществлял авторский надзор на строительстве, сам участвовал в сдаче построенных объектов эксплуатационникам и тоже сам - собственные проекты списывал!Вот уж монополия так монополия!
   И надо же - Голубев завелся, жалко ему, видите ли, стало трудаизыскателей и проектировщиков, государственных средств жалко, "кВч"жалко! Он и не подумал, что "списание" это прекрасно - многие рекибудут оставлены в покое, - и вот бегал по этажам "кВч", уяснял: чтопроисходит? как сами-то проектировщики реагируют на эту ужасную бессмыслицу?
   В курилке на четвертом этаже (Голубев не курил, но где же еще ипослушать разговоры) один мужик спросил другого:
   - Твою-то, Каменскую, списали?
   - Представляешь? До сегодняшнего дня толком было неизвестно.Сегодня списали! - Окончательно?
   - Своими глазами видел акт. Не слыхал: говорят, в "Спартаке" тренераменять будут?
   - Не может быть! Брехня, больше ничего!На пятом этаже:
   - Василий Петрович, твой-то проект - он как?
   - Как можно! Он еще не готов. - А перспектива?
   - Перспектива есть: краевое начальство изменило свое мнение. Краевому предложили мощную ТЭЦ, оно склоняется. На седьмом:
   - Проект Куликова запускают в дело.
   - Куликова? Ну ничего - парень молодой, выдержит!
   На шестнадцатом этаже, в архиве...
   Архивные девочки в "киловатт-часе" выглядели современно, знали множество анекдотов (не политических, преимущественно армянских), умели ихрассказывать и заразительно смеяться, постреливая глазками на молодых,среднего возраста, а не так уж редко и на пожилых инженеров-проектировщиков. Не всегда это было безрезультатно: кое-кто из них выскакивал заразновозрастных. Сегодня они весело таскали в печь, на двор синие папки, итак как собственными силами не справлялись, им активно помогал инженерно-технический персонал. Девочки и Голубева пригласили помочь, несомневаясь в том, что только ради этого он к ним и явился. Голубев невежливо ушел, отправился к Васильеву на шестой этаж (Васильевых на разныхэтажах было порядочное число).
   С экс-чемпионом "кВч" по шахматам Рудольфом ВалерьяновичемВасильевым у Голубева складывались хорошие отношение - вместе ониездили в метро с работы домой. Вместе, если только Васильев и после звонкане оставался сыграть блиц, нормальную партию, а то разобрать замысловатыйэтюд.
   Васильев был тощий, длинный и прыщеватый. Не бог весть как, а все-такипрыщеватый. Еще он был скучный, и это привлекало Голубева: среди людей, не склонных к болтовне, больше достойных собеседников, вообщеГолубев, кое-как играя в шахматы, шахматистов уважал - народ с головой.