Якушка остался доволен княжьим ответом. Вышел в сени, улыбнулся, сдвинул колпак на затылок. Ну и чудной же князь! Сроду его не поймешь: то гневен, то милостями сыплет. Опять повезло Ивашке.
А князь, оставшись один, вновь уселся за стол и углубился в хозяйские расчеты. От приказчика Гордея давно нет вестей. Не напали ли на хлебный обоз лихие люди? А может, монахи обворовали, прикрываясь христовым именем? Теперь никому нет веры.
Андрей Андреевич взялся за гусиное перо и принялся выводить мелким кудреватым почерком цифирь за цифирью. Думал. На, Москве хлеб вон как подорожал. Самая пора последнюю житницу открыть. Жаль, Гордейка далеко. Он на эти дела горазд. Мигом все распродаст и в барыше останется...
Снизу, со двора, через распахнутое оконце громко раздалось:
- Эгей, Тимошка! Сыщи-ка мне Болотникова. Куда он опять запропастился?
Телятевский отбросил перо. Вспомнил боярский Совет, всклоченную редкую бороденку низкорослого Василия Шуйского с хитрыми и пронырливыми белесыми глазами. Шуйский, опираясь обеими руками на рогатый посох, доказывал царю и Думе, что хана Казы-Гирея надлежит задобрить богатыми подарками. Крымский хан до посулов20 жаден. Смягчится и басурманскую рать свою снова в степи отведет. Князь Шуйский говорил также, чтобы Новгородское войско к Москве на подмогу не посылать-де шведский король Иоанн вот-вот нападет на порубежные северные земли.
Телятевский высказывал другое. Богатыми дарами татар не прельстишь, не остановишь. Войско следует слить воедино, в один кулак. Стянуть все рати спешно под Москву и ударить первыми по хану. Шведский король Иоанн, после разгрома под Нарвой и уступки порубежных крепостей Яма, Иван-города и Копорья не посмеет вторгнуться на Русь без помощи Литвы и Польши, которые заключили дружественный союз с русским государем.
Доводы Телятевского поддержала Борис Годунов, оружничий21 боярин Богдан Бельский, князь Тимофей Трубецкой...
Андрей Андреевич, закрыв обтянутую красным бархатом толстую книгу с золотыми застежками, снова отпил из кубка и недобро подумал о Шуйском. Хитрит князь, козни плетет неустанно, к власти рвется. Что ему Русь? Родной матери в угоду басурманину не пожалеет, черная душа. И всюду свой нос сует, пакостник. Вот и Кирьяк его человеком оказался.
...В тот день по дороге в Боярскую думу один из холопов напомнил Телятевскому:
- Прости, батюшка князь. О Кирьяке, про которого мужик Афонька толковал, я много наслышан.
- А мне до него дела нет, - отрезал Телятевский.
Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:
- Человек, этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.
Телятевский вспыхнул.
- Отчего раньше молчал, холоп?
Челядинец виновато развел руками.
"Не бывать тому, чтобы людишки Шуйского моих крестьян на дыбу вешали. Не бывать!" - негодовал Телятевский, подъезжая к государеву Кремлю.
После боярского Совета князь сразу же направился к Борису Годунову...
В дверь постучали. Вошел дворецкий Пафнутий, сгибаясь в низком поклоне.
- От приказчика Гордея человек, батюшка князь.
- Впускай немедля.
В покои вошел рослый молодец в разодранном суконном кафтане и стоптанных рыжих сапогах. Дышал часто. Лицо усталое, болезненное. Глаза лихорадочно горят.
"Знать, беда приключилась", - в тревоге подумал Андрей Андреевич и подошел вплотную к изможденному гонцу.
- С добром или худом?
Холоп истово перекрестился на киот с божницей и повалился на колени.
"Так и есть - пропал хлеб", - меняясь в лице, решил князь и рывком поднял гонца на ноги.
- С добром, князь, - наконец выдавил из себя холоп. - Велел приказчик Гордей сказать, что весь хлебушек распродан в Вологде по двадцати три алтына за четверть. Дня через три приказчик в Москве будет.
Телятевский выпустил из рук гонца и с довольной улыбкой опустился в кресло. Слава богу! Ох и пронырлив Гордейка. По самой высокой цене хлеб распродал. Придется наградить достойно за радение.
Андрей Андреевич внимательно глянул на холопа, спросил:
- Отчего сам невесел? Или хворь одолела? Да и кафтан весь изодран.
- По дороге в Москву разбойные люди на меня под Ярославлем напали. Коня свели, платье порвали да полтину денег отобрали. Едва отбился от ватажки. А тут еще лихоманка замаяла.
- Плохо отбивался, ежели без коня и денег остался, - промолвил князь.
Однако за добрые вести гонцов кнутом не жалуют. Спросил миролюбиво:
- Чьи шиши22 тебя повстречали?
- Атаманом у них Федька Берсень. Лихой бродяга. Сам-то он из пашенных мужиков князя Шуйского. А вот в ватажке его разбойной и наши беглые крестьяне очутились.
Андрей Андреевич нахмурился. Хотел было что-то резко высказать гонцу, но передумал и махнул рукой.
- Ступай на двор. Покличь мне Якушку.
Глава 56
НА ДВОРЕ КНЯЖЬЕМ
В княжьей поварне Болотникова накормили вдоволь. Иванка озадаченно вышел во двор и не спеша побрел на конюшню проведать Савраску. Шел и удивлялся. Отродясь так не везло. От смерти его сам боярин Борис Годунов вызволил. Тот самый боярин, который в народе нелюбим. Непонятно! И какое дело цареву боярину до мужика. Здесь что-то не так. А может, Афоня Шмоток к государеву правителю пробился? Не должно. Не так просто бобылю во дворец пройти. Государева стража мигом бердышами вытолкает. Мудрено...
Болотников вошел в распахнутые настежь ворота княжьей конюшни и зашагал по проходу между стойл к концу полутемного сруба, где стояли на привязи кони ратников.
Иванку окликнул невысокого роста сухонький старичок в лыковых лаптях и кожаном запоне.
- Чего надобно, молодец?
- Аль не признал, Ипатыч? Ратник я княжий. Иду к своему Гнедку, отозвался Иванка.
Старичок глянул на Болотникова подслеповатыми глазами, но, видимо, так и не признал. Подошел ближе, осенил себя крестом.
- А не врешь, молодец. Уж не лиходей ли? Наведешь порчу на лошадей, чего доброго. Ты постой тут, а я до наибольшего конюха добегу. Он-то глазастый. Разберет что к чему, - промолвил старичок.
- Да ты что, Ипатыч? Совсем у тебя память отшибло. Нешто забыл, как я тебе два дня назад пару навильников топором выстругал?
- Вот так бы и толковал сразу, Иванка. Уж ты прости меня старого. Глазами ослаб, запамятовал. Ступай к своей лошадушке.
В последнем стойле слабо заржал конь. Поднялся на ноги и потянулся мордой к человеку.
- Узнал, Гнедок. Ох и соскучился я по тебе! - тепло проронил Болотников и обнял коня за шею. И почему-то сразу вспомнились Иванке сев, отец в чистой и белой рубахе, первая, теплая, комковатая борозда...
Болотников опустился на копну свежего сена и закрыл глаза. Дурманяще пахло чуть привядшей травяной зеленью - чебрецом, вьюночком, манником, пыреем, мятликой. И до чего ж хорошо лежать на мягком сене!
На селе сейчас страда. Взлеты и шарканье кос, потные спины мужиков, духовитые стога...
В соседнем стойле послышался неторопливый разговор двух крестьян.
- В деревеньку тянет, ох, тянет...
- Топерь не скоро в вотчину возвернемся. Князь повел для конюшни стога в лугах метать.
- У тя лошаденка есть?
- Угу. Добрый коняга. Соху легко тянет. Три года его выхаживал. А у тебя?
- Нету, братец. Прошлым летом загубили мою Каурку. Князь себе летние хоромы ставил. Лошаденку к плотничьей артели приписал. Лесины таскала Каурка. А она у меня по десятому году, слабосильная. Возле хором и пала. Потом не купил.
- А чяво ж?
- Хе, братец. Откуда эких денег набраться? В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. Ребятенок-то тринадцать душ!
- Пропадешь без лошаденки.
- Пропаду, братец... К соседу пойду. Богатющий, изба-пятистенка. Приеду с боярщины и в ноги кинусь Никите Силычу. Коня попрошу. Вспашу десятину как-нито.
- Дорого дерет, поди, Силыч?
- Свирепый. Без бога живет. За каждый день по чети хлебушка обирает.
- Ох, сгинешь...
- Сгину, братец.
- Оброк велик князю даете?
Уж куда больше. На Евдокию в сусеках един ветер гуляет.
- А деревенька у вас большая?
- Не. Года три назад стояло десять изб, а теперь всего пять дворов осталось. Кои мрут с голодухи, кои в бегах. У меня два братана шестой год в бегах. Бродяжная Русь нонче...
Болотников протянул руку к Гнедку. Конь лизнул сухую ладонь шершавым языком и снова тихо заржал. Иванка поднялся и долго молча стоял, прижавшись щекой к теплому лошадиному, боку.
"Надо Шмотка искать. Где-то здесь на конюшне, сказывают, обитается. С ним, говоруном, легче станет", - подумал Болотников и вышел.
Бобыля нашел в просторном приземистом сарае, где хранились княжьи зимние колымаги. Афоня Шмоток сидел на деревянном обрубке и, тихонько посвистывая, чинил подвесной ремень. Рядом, незлобиво переругиваясь, елозили коленями по земле двое холопов, обтягивая деревянную дверцу красным сукном.
- Эгей, умелец колымажный!
Афоня вздрогнул, поднял голову и оторопел. Выронил ремень из рук, изумленно заморгал глазами, а затем обрадованно метнулся к Иванке.
- Ах, голубок ты мой!
Восторгу Афони не было предела. Он крутился возле Болотникова, толкал его кулаками в грудь, обнимал за плечи.
Друзья отошли в сторонку, присели на телегу. Бобыль бойко принялся рассказывать о своих похождениях и мытарствах.
- Неспроста приказчик задумал тебя воротить в вотчину. Ужель о сундучке проведал? - тихо и озабоченно проговорил Болотников, когда бобыль закончил свою длинную речь.
- Сумлеваюсь. Кажись, следов не оставляли... Ну да бог с ним. Сам-то как из Пыточной выбрался?
Иванка лишь руками развел.
- Уму непостижимо, друже. Сам Борис Годунов за меня заступился.
Глава 57
ЕЛЕНА
Наконец-то княгиня Елена дождалась своего часа. Князь Андрей, получив добрую весть от приказчика Гордея, сдался на ласковые мольбы молодой супруги. Елене было дозволено прогуляться верхом на коне.
В это раннее утро, спровадив ратников на Воронцово поле, а холопов и челядинцев загнав в подклет, князь самолично вывел из конюшни молодого рысака. Подвел его княгине, слегка поклонился, молвил шутливо:
- Потешайся, Елена. Но ежели с коня упадешь - разлюблю.
Княгиня низко поклонилась князю, вспыхнула ярким румянцем.
Конь облачен богатым убранством. Седельные луки горят золотом. Сидение и крыльца седла обтянуты аксамитом. Поверх седла - попона из вишневого бархата, шитая золотом и жемчугом; по краям ее тянется густая золотая бахрома. Подшейная кисть - из шелковых нитей с жемчужной сеткой. Стремена серебряные, чеканные. Попона, закрывающая круп коня, из атлабаса23, полосатая, расшитая золотом и серебром.
Андрей Андреевич подсадил княгиню на коня, а затем вошел на красное крыльцо. На обширном опустевшем дворе осталась одна Елена.
Спохватилась княгиню мамка Секлетея. Не сказала ей Елена о готовящейся потехе. Принялась спрашивать сенных девок, но те лишь озорно фыркали и молчали. Так ничего и не добилась старая.
Выглянула мамка ненароком из косящетого24 окна светлицы во двор да так и ахнула. Пресвятая богородица! И надо же такому привидеться! Выглянула Секлетея еще раз на двор и пала на колени перед киотом, сотворив крестное знамение.
Затем долго стояла возле окна, качала головой, сварливо бормотала. Срам какой, прости господи! Блудница, греховодница. Ох, падет на княгиню божья кара. Гляди как вырядилась. Мужичьи порты натянула и по двору скачет, аки дьяволица. Ох, святотатство! Уж лучше бы на белом свете не родиться, чтобы такого сраму не видеть.
А князь Андрей стоял тем временем на красном крыльце и откровенно любовался Еленой. Думал, улыбаясь. Знатно скачет. Сидит в седле, как добрый молодец. Ну и княгинюшка!
Елена раскраснелась, глаза ее блестели. Из-под кокошника выбилась на спину пышная черная коса. Весело и звонко покрикивала на рысака, смеялась на всю усадьбу Еще бы! Стосковалась по былым девичьим забавам. Бывало, у батюшки Григория Петровича Шаховского в каждый воскресный день, окромя постов, по вотчине на резвом скакуне тешилась.
Елена резко осадила коня возле крыльца. Взгоряченный рысак поднялся на дыбы и пронзительно заржал. Андрей Андреевич побледнел: как бы не сбросил княгиню. Но Елена легко укротила своего скакуна, задорно крикнула:
- Дозволь на простор, государь мой. Тесно в подворье. В луга хочу!
Телятевский сошел с крыльца и протянул жене руки.
- На первый раз хватит, любушка моя. Теперь вижу - знатная наездница. Ну, иди же ко мне, Еленушка.
Княгиня соскользнула с седла, к князю прильнула, поцеловала в губы. Андрей Андреевич на руках понес Елену в светлицу.
Глава 58
ГОСУДАРЬ ВСЕЯ РУСИ
Государь Федор Иванович обыкновенно просыпался чуть свет. И в это раннее утро царь поднялся с постели, когда на Фроловской башне ударили в часовой колокол четырехкратно.
Государь зевнул, потянулся и босиком, в длинной белой исподней рубахе посеменил к оконцу. Глянул на золоченые купола храма Успенья и часто закрестился.
Царю - немногим за тридцать. Малого роста, худощав, с простоватым, вечно печально улыбающимся лицом, с жидкой белесой бородкой.
Федор Иванович, помолившись на собор, подошел к столу и звякнул серебряным колокольчиком. В покой вошли постельничий25 и двое спальников. Низко поклонились государю.
- В добром ли здравии, государь и царь наш батюшка Федор Иванович?
- На все божья воля, дети мои. Сон мне дурной привиделся. Уж и не знаю - к добру ли.
- О чем, батюшка царь? - спросил постельничий.
- О том и высказать страшно, Сенька. Иду эдак я от патриарха Иова, а стречу мне пятеро рыбаков с челном на плечах. Сами в скоморошьих платьях, а в левой руке у каждого - щука до земли стелется. Остановился перед ними, спросил: "Отчего, дети мои неразумные, эдак по Кремлю бродите?" Поставили рыбаки челн на землю, в ноги мне поклонились. А сам я так и обмер, Сенька. Вижу, в челне покойный князь Иван Петрович Шуйский лежит, коего в Белоозере удавили26, и на меня перстом тычет да слова говорит. А вот о чем запамятовал, Сенька. Ох, не к добру это. Закажу седни молебен. Помолюсь господу усердно.
- Рыбаки с челном - к добру, батюшка царь, - успокоил государя постельничий.
- Дай-то бог, - широко перекрестившись, промолвил Федор Иванович и приказал. - Наряжайте меня, дети. Кафтан наденьте смирный. Поспешайте, поспешайте, Поди, заждался меня духовник.
В моленной ожидали государя духовник Филарет и крестовые дьяки27. В палате пахнет воском, ладаном, сухими цветами, плывет сладковатый кадильный чад. Горят лампады, свечи в золоченых шандалах. Лучи солнца, пробиваясь сквозь оконца, зажгли драгоценные каменья на окладе многочисленных икон, паникадилах.
На святом отце - риза серебряная, травчато-белое оплечье низано крупным, средним и мелким жемчугом и золотою битью. На груди духовника серебряный крест с мощами святых.
Филарет благословил царя крестом, возлагая его на чело и ланиты. Федор Иванович, опустившись на колени, приложился к кресту и правой руке духовника, а затем потянулся к святцам. Но книжицу, облаченную красным бархатом, раскрывать не стал. Поднялся с колен и с блаженной улыбкой вымолвил:
- Знаю, знаю, отец мой. Сегодня день святого Тихона. Вели принести икону.
Крестовый дьяк внес в моленную образ святого Тихона, поставил его перед иконостасом на аналой. Федор Иванович облобызал святого и зачал утреннюю молитву.
Набожный царь истово выполнял все седмицы. В воскресенье он поминал по церковному обычаю воскресение Христово, в понедельник - ангелов божьих, во вторник - пророков, в среду - предательство Христа Иудой, в четверг святителей христианских, в пятницу - распятие Христа на кресте, в субботу всех святителей православной церкви и умерших.
Крестовый дьяк со святцами стоял позади государя и, закрыв глаза, тихо шептал молитвы. Вдруг тяжелая книжица выпала из его рук и шлепнулась на пол. Филарет сердито затряс бородой, погрозил служителю перстом.
Федор Иванович, оторвавшись от образа, долго и умиленно, со слезами на глазах смотрел на суровые лики святых. А затем рухнул тощими коленями на тонкий узорчатый коврик.
И начались государевы низкие поклоны, тягостные вздохи, молитвенные стенания...
Царь молится!
При трепетном пламени свечей Федор Иванович молится о священном чине, о всякой душе скорбящей, об избавлении от гладу, хладу и мору, огня, меча, нашествия басурманского и междоусобиц...
И поминутно разносится в палате протяжно, просяще и скорбно:
- Господи-и-и, поми-и-луй! Го-осподи поми-илуй!
По окончании утренней молитвы, Филарет окропил святой водой государя, а дьяк принялся читать духовное слово из Иоанна Златоуста.
Царь с благочестивым лицом внимал дьяку и все покачивал головой.
- Великий богомолец был праведник Иоанн. Помолюсь и за его душу, сказал царь, утирая слезы.
- Помолись, царь. Да токмо к государыне-матушке самая пора. Заутреню скоро зачинать, - промолвил духовник.
- Пошли к царице Сеньку, святой отец.
Постельничий вскоре вернулся и с низким поклоном доложил:
- Матушка наша, великая государыня еще почивает.
Федор Иванович забеспокоился - грех заутреню просыпать - и поспешил в соседнюю палату - покои царицы.
На широких лавках спали сенные девки. Царь ухватил одну за косу. Девка вздрогнула, подняла сонные припухшие глаза на государя и бухнулась с лавки на пол, встав на колени.
Но Федор Иванович после молитвы по обычаю был кроток, спросил лишь тихо:
- Отчего государыня не поднялась?
- Прости меня, грешную, государь и царь наш. С вечеру скоморохи царицу тешили, припозднились. Проспали, батюшка.
Федор Иванович подошел к спящей царице. Ирина - молодая, цветущая, темноволосая, безмятежно спала, чуть приоткрыв полные вишневые губы.
В опочивальне под низкими каменными сводами душно, Легкое тонкое покрывало сползло на пол, устланный яркими заморскими коврами. Ирина чему-то улыбается во сне, лежит на спине, широко раскинув смуглые обнаженные руки. На подушке вокруг головы - пышный венец кос.
Царь поднимает с ковра одеяльце и тихо покрывает им разметавшуюся во сне супругу. Но снова вспоминает о богослужении и слегка трогает царицу за плечо.
- Вставай, Иринушка. К молитве пора.
Государыня просыпается, по-детски трет кулачком глаза. Глянула на постное болезненное лицо царя, потянулась и грустно вздохнула.
- Нешто уже заутреня скоро, батюшка?
Федор Иванович кивает головой и возвращается к духовнику. Садится на лавку и, пока царицу одевают, вновь рассказывает Филарету о привидевшемся челне с мертвым Иваном Шуйским.
- Скорбит душа моя, святой отец. Растолкуй, к чему бы это?
Филарет осенил царя крестом, подумал с минуту и пояснил:
- Все от господа, государь. Да токмо я так разумею. Рыбаки в скоморошьих кафтанах - то к вечерней потехе, к травле медвежьей. Челн путь в монастырь на богомолье. Покойный князь Иван Петрович - к брани боярской на Совете... А вот щука - к покойнику, сохрани нас, господи.
Федор Иванович часто и испуганно закрестился на лики святых, забормотал долгую молитву. Потом молвил тихо:
- А Сенька меня обманул. Прогоню его из постельничьих. Пущай в звонари идет, пустомеля.
Глава 59
НА КРЕМЛЕВСКОЙ ЗВОННИЦЕ
Вскоре после заутрени в покои государя вошел ближний боярин правитель и советник, наместник царств Казанского и Астраханского, конюший Борис Федорович Годунов. Ему лет сорок, статный, румяный, чернокудрый. На боярине белый атласный кафтан со стоячим козырьком, унизанным мелким жемчугом, бархатные малиновые штаны, сафьяновые сапоги с серебряными подковами. На голове - белая парчовая шапка, украшенная по верху дорогими самоцветами.
Борис Федорович отвесил поясной поклон царю, сказал по издревле заведенному обычаю:
- Доброго здоровья тебе, государь, и многие лета счастливого царствования.
Царь Федор Иванович, забывшись, сидел в мягком резном кресле, подперев вздрагивающую голову липкими узкими ладонями. На нем легкий зарбафный28 кафтан, желтые сафьяновые сапоги, шитые по голенищу жемчугом.
Позади царя стоял с открытым Евангелием крестовый дьяк, который при входе в опочивальню Бориса Годунова низко поклонился всесильному наместнику.
Не дождавшись ответа от царя, Борис Федорович подошел близко к креслу, наклонился к Федору и вымолвил:
- В Грановитой бояре собрались. Ждем тебя на Совет, государь.
- А, это ты, Борис? О чем глаголишь?
Годунова не удивляла странная забывчивость царя. Вот уже три года Федор Иванович впадал порой в задумчивость. Наместник повторил свои слова.
Царь вздохнул, чему-то печально улыбнулся и поднялся.
- Идем, боярин. Идем дела державные вершить.
В кремлевских церквах ударили к ранней обедне. Понесся протяжный, медлительный звон.
Федор Иванович остановился, широко осенил себя крестом, затем приложил палец к губам и молвил задушевно:
- Ишь благовест-то какой, господи. Пойдем, боярин, на звонницу. Сон мне недобрый привиделся. Надо о том сказать всевышнему. Бог-то любит, когда цари возле колокола с молитвой стоят. Идем, Борис, идем, а бояре дождутся. Превыше всего господь...
- Твоя воля, государь, - нахмурившись, обмолвился Борис Федорович.
Царь неровной старческой походкой побрел по сеням к выходу. За ним потянулись многочисленные слуги, духовные лица. Попадавшиеся навстречу бояре, окольничие29 и думные люди30, завидев государя, пятились к стенам, низко кланялись, касаясь рукавами цветных кафтанов с золотыми кистями до самого пола.
Годунов слегка кивал боярам величавой головой и с досадой думал: "Непристойно ближнему боярину по звонницам, словно захудалому пономарю, лазить. Да что делать. Набожному царю нонче не до мирской суеты".
Возле храма на паперти толпились нищие, калеки, бездомные бродяги, юродивые, калики перехожие. В рубищах, с обезображенными морщинистыми лицами, стонали, бормотали молитвы, истово крестились на златоверхие купола храма.
Увидев царя, упали на колени и ползком, с загоревшимися исступленными взорами потянулись к помазаннику31 божьему, протягивая руки.
Федор Иванович остановился и, ласково улыбаясь, промолвил:
- Мир вам, дети мои. Молитесь за царя Федора.
Государь потянулся в карман кафтана, где у него всегда находились мелкие серебряные и медные монеты - денежки, полушка, копейки и алтыны - и принялся выкидывать их на паперть.
Нищая братия взвыла, взметнулась вокруг царя дико орущим клубком. Давка, хрипы, вопли!
Борис Федорович едва оттащил царя от грязной толпы. Его тошнило от этих лохмотьев, беззубых ртов, затхлого зловонного запаха гниющих и кровоточащих тел. Будь его воля - давно бы выгнал всех этих горбунов и уродов из Кремля.
На колокольне великого государя всея Руси встретил старый звонарь с тремя плечистыми сыновьями.
- Звон твой - богу угодный, старик. Душу тревожит. Дозволь мне, Трифон, в колокол ударить. Пущай господь меня услышит на небесах своих.
- Завсегда рады, батюшка царь, - опустившись на колени, проговорил звонарь, к которому царь приходил, почитай, каждую неделю. - Вставай, государь, за малый колокол.
- Не-е-ет, Трифон. Сегодня в набольший хочу ударить, - затряс худым перстом Федор Иванович.
- Осилишь ли царь-батюшка? - засомневался звонарь.
- Ежели бог поможет - осилю. Дай-ось веревку, Трифон,
Федор Иванович широко перекрестился, по-мужичьи поплевал на ладони и принялся раскачивать многопудовый язык. Прошла секунда, другая, но тяжелый язык так и не коснулся колокола.
Царь опустился на пол и заплакал.
Звонарю стало жалко слабосильного государя.
- Давай вдвоем потянем, батюшка.
- Нет, Тришка, я сам, - заупрямился Федор Иванович и снова шагнул к веревке, подняв бледное лицо на сверкающие в лучах солнца кресты.
- Помоги, господи. Придай силы рабу твоему верному, прида-а-ай...
Царь из последних сил потянул за веревку - раз, другой, третий. И наконец-то колокол загудел, вначале робко и слабо, а затем все мощнее и мощнее.
- Услышал меня господь, услыша-а-ал! - в исступлении прокричал Федор Иванович, судорожно вцепившись руками в веревку.
Борис Годунов, привалившись к каменному своду, тоскливо поглядывал на государя, тайно усмехался и думал:
"Юродивый царь! И это Рюрикович - сын самого Ивана Васильевича, грозного и всесильного самодержца. Наградил же господь великую Русь блаженным царем. Федор - духом младенец, превосходит старцев в набожности, занимается делами церковными ревностнее, нежели державою, беседует с иноками охотнее, нежели с боярами. Государь больше похож на пономаря, чем на царя великодержавного. В келье он был бы больше на месте, чем на престоле. Умом скуден, телесами слаб, водянке подвержен. Сестрицу Ирину жаль. Скушно ей с немощным, слабоумным Федором. От того и детей все нет. А может, это и к лучшему. К чему еще один наследник престола. Слава богу, Дмитрия не стало. А хворый царь недолго протянет. Немного лет ему богом отведено на этом свете. И тогда путь к престолу открыт. И никому более, как ему, Борису, Русью править..."
Душно стало боярину. Распахнул кафтан, рванул ворот шелковой рубахи. Сильными холеными пальцами стиснул широкий малиновый кушак с золотыми кистями.
Царь Федор упал на руки старого звонаря - обессиленный, с красными пятнами и крупными каплями пота на побледневшем лице. Выпучив глаза и вскинув редкую бороденку на замолкнувший колокол, дышал часто и все приговаривал:
- Теперь господь доволен мной, Тришка...
Возле дворца государя всея Руси встретили десятка два челобитчиков из посадских. Загалдели разом, сгибаясь в низких поклонах и протягивая царю грамотки.
- Укажи праведному суду быть, великий государь.
- Задавили нас купчишки. Притесняют, ремесло захирело.
- Князь Василий Шуйский у себя во дворе беглых тяглецов укрывает, а пошлину с нас со всей слободы взимают.
- Защити, надежа и заступник наш!..
Федор Иванович тоскливо вздохнул и сказал своему ближнему боярину:
- Докучают меня мирские заботы. Прими челобитчиков, рассуди всех праведно и без корысти. А я помолюсь за детей своих.
- Сегодня в думе от свейского32 короля послов встречаем. Надлежит государю на троне заморских гостей приветствовать, - поднимаясь на крыльцо, напомнил царю о державных делах Борис Федорович.
- Притомился я, боярин. Примай послов без меня да глаголь моим именем. А мне из Чудова монастыря архимандрита33 Паисия пришли. В христово воскресенье на молебен к нему собираюсь. Ступай, боярин, с богом...
1 Посошные люди - крестьяне, призванные на военную службу.
2 Лавра - название крупных и важных по своему положению мужских монастырей.
3 В мухояровом кафтане - сделанном из мухояра, т. е. старинной бумажной ткани с примесью шерсти или шелка.
4 Позумент - шитая золотом или серебром тесьма, предназначенная для украшения одежды.
5 Байберк - плотная шелковая и парчовая ткань.
6 Разрядный приказ - одно из ведущих государственных учреждений, ведавшее служилым дворянством. В московском Разряде хранились списки столичных и уездных дворян, а также детей боярских.
7 Соха - в данном случае - мера земли в древней Руси, являвшаяся единицей налогового обложения
8 Беломестцы - лица, не несшие общего тягла и повинностей в силу их принадлежности к привилегированным сословиям феодального общества. Белая земля - или "обельная земля" - название в Московском государстве XVI - XVII вв. земли, освобожденной от податей. Обеление части дворянской земли установлено было около 1590 г. (причем, освобождалась от податей часть боярской запашки). В XVII в. с введением "живущей четверти" (податной единицы обложения земель), а потом двора, в качестве единицы обложения, боярская запашка тем самым освобождалась от обложения. Белыми в посадах (городах) были также дворы служилых людей, монастырей и архиереев, что вызывало со стороны посадских людей, подлежащих тяглу, сильнейшие протесты.
9 Плавучий москворецкий мост - мост, сделанный из деревянных брусьев, связанных толстыми веревками из липовой коры, концы которых прикреплялись к башням и противоположному берегу. Мост лежал прямо на воде.
10 Сбитенщик - продавец сбитня. Сбитень - горячий напиток, приготовленный из воды, меда и пряностей (употреблялся до середины XIX века).
11 Бахарь - сказитель-певец.
12 Тать - вор, грабитель, разбойник, злодей.
13 Тиунская изба - своеобразная биржа свободных попов и дьяконов, нанимавшихся жителями Москвы для выполнения различных религиозных "треб". В XVI веке Тиунская изба стояла возле храма Василия Блаженного.
14 Вершок - русская мера длины, равная 4,4 см.
15 Чуйка - суконный кафтан.
16 Бирюч - глашатай.
17 Козел - скамья, к которой привязывали преступников и избивали батогами или плетьми.
18 Каты - палачи
19 7211 -1591 год
20 Посулы - подарки.
21 Оружничий - один из высших боярских чинов феодальной Руси, заведовавший мастерскими оружейной палаты московского Кремля.
22 Шиши - разбойные люди.
23 Атлабас - персидская ткань.
24 Косящетое окно - окно, сделанное из дощатых косяков, в отличие от окна "волоково" - маленького задвижного оконца.
25 Постельничий - придворный чин в русском государстве XV - XVIII вв., лицо, стоявшее во главе приказа, ведавшего постелью царя, его личной казной, мастерской, в которой шили платье и белье царю и т. п.
26 Князь Иван Петрович Шуйский участвовал вместе с другими знатнейшими боярами в заговоре против Б. Ф. Годунова. В 1587 г. И. П. Шуйский был отправлен в ссылку в Белоозеро, а затем умерщвлен.
27 Крестовые дьяки - церковнослужители домашней церкви, царя, Крестовой палаты.
28 Зарбафный - из парчовой ткани.
29 Окольничий - один из высших боярских чинов феодальной Руси.
30 Думные люди - чины должностных лиц ("думцев"), в XVI - XVII вв. имевших право участвовать в заседаниях Боярской думы и в работе думных комиссий. К думным людям относились бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки, а также казначей, постельничий, дворецкий, оружничий, ясельничий и кравчий.
31 Помазанник - при возведении в сан царя "помазание на царство", употреблявшееся в значении - восшествие царя на престол; "помазанник божий" - царь.
32 Свейского - шведского.
33 Архимандрит - высшее звание священника - монаха, обычно настоятеля мужского монастыря.
А князь, оставшись один, вновь уселся за стол и углубился в хозяйские расчеты. От приказчика Гордея давно нет вестей. Не напали ли на хлебный обоз лихие люди? А может, монахи обворовали, прикрываясь христовым именем? Теперь никому нет веры.
Андрей Андреевич взялся за гусиное перо и принялся выводить мелким кудреватым почерком цифирь за цифирью. Думал. На, Москве хлеб вон как подорожал. Самая пора последнюю житницу открыть. Жаль, Гордейка далеко. Он на эти дела горазд. Мигом все распродаст и в барыше останется...
Снизу, со двора, через распахнутое оконце громко раздалось:
- Эгей, Тимошка! Сыщи-ка мне Болотникова. Куда он опять запропастился?
Телятевский отбросил перо. Вспомнил боярский Совет, всклоченную редкую бороденку низкорослого Василия Шуйского с хитрыми и пронырливыми белесыми глазами. Шуйский, опираясь обеими руками на рогатый посох, доказывал царю и Думе, что хана Казы-Гирея надлежит задобрить богатыми подарками. Крымский хан до посулов20 жаден. Смягчится и басурманскую рать свою снова в степи отведет. Князь Шуйский говорил также, чтобы Новгородское войско к Москве на подмогу не посылать-де шведский король Иоанн вот-вот нападет на порубежные северные земли.
Телятевский высказывал другое. Богатыми дарами татар не прельстишь, не остановишь. Войско следует слить воедино, в один кулак. Стянуть все рати спешно под Москву и ударить первыми по хану. Шведский король Иоанн, после разгрома под Нарвой и уступки порубежных крепостей Яма, Иван-города и Копорья не посмеет вторгнуться на Русь без помощи Литвы и Польши, которые заключили дружественный союз с русским государем.
Доводы Телятевского поддержала Борис Годунов, оружничий21 боярин Богдан Бельский, князь Тимофей Трубецкой...
Андрей Андреевич, закрыв обтянутую красным бархатом толстую книгу с золотыми застежками, снова отпил из кубка и недобро подумал о Шуйском. Хитрит князь, козни плетет неустанно, к власти рвется. Что ему Русь? Родной матери в угоду басурманину не пожалеет, черная душа. И всюду свой нос сует, пакостник. Вот и Кирьяк его человеком оказался.
...В тот день по дороге в Боярскую думу один из холопов напомнил Телятевскому:
- Прости, батюшка князь. О Кирьяке, про которого мужик Афонька толковал, я много наслышан.
- А мне до него дела нет, - отрезал Телятевский.
Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:
- Человек, этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.
Телятевский вспыхнул.
- Отчего раньше молчал, холоп?
Челядинец виновато развел руками.
"Не бывать тому, чтобы людишки Шуйского моих крестьян на дыбу вешали. Не бывать!" - негодовал Телятевский, подъезжая к государеву Кремлю.
После боярского Совета князь сразу же направился к Борису Годунову...
В дверь постучали. Вошел дворецкий Пафнутий, сгибаясь в низком поклоне.
- От приказчика Гордея человек, батюшка князь.
- Впускай немедля.
В покои вошел рослый молодец в разодранном суконном кафтане и стоптанных рыжих сапогах. Дышал часто. Лицо усталое, болезненное. Глаза лихорадочно горят.
"Знать, беда приключилась", - в тревоге подумал Андрей Андреевич и подошел вплотную к изможденному гонцу.
- С добром или худом?
Холоп истово перекрестился на киот с божницей и повалился на колени.
"Так и есть - пропал хлеб", - меняясь в лице, решил князь и рывком поднял гонца на ноги.
- С добром, князь, - наконец выдавил из себя холоп. - Велел приказчик Гордей сказать, что весь хлебушек распродан в Вологде по двадцати три алтына за четверть. Дня через три приказчик в Москве будет.
Телятевский выпустил из рук гонца и с довольной улыбкой опустился в кресло. Слава богу! Ох и пронырлив Гордейка. По самой высокой цене хлеб распродал. Придется наградить достойно за радение.
Андрей Андреевич внимательно глянул на холопа, спросил:
- Отчего сам невесел? Или хворь одолела? Да и кафтан весь изодран.
- По дороге в Москву разбойные люди на меня под Ярославлем напали. Коня свели, платье порвали да полтину денег отобрали. Едва отбился от ватажки. А тут еще лихоманка замаяла.
- Плохо отбивался, ежели без коня и денег остался, - промолвил князь.
Однако за добрые вести гонцов кнутом не жалуют. Спросил миролюбиво:
- Чьи шиши22 тебя повстречали?
- Атаманом у них Федька Берсень. Лихой бродяга. Сам-то он из пашенных мужиков князя Шуйского. А вот в ватажке его разбойной и наши беглые крестьяне очутились.
Андрей Андреевич нахмурился. Хотел было что-то резко высказать гонцу, но передумал и махнул рукой.
- Ступай на двор. Покличь мне Якушку.
Глава 56
НА ДВОРЕ КНЯЖЬЕМ
В княжьей поварне Болотникова накормили вдоволь. Иванка озадаченно вышел во двор и не спеша побрел на конюшню проведать Савраску. Шел и удивлялся. Отродясь так не везло. От смерти его сам боярин Борис Годунов вызволил. Тот самый боярин, который в народе нелюбим. Непонятно! И какое дело цареву боярину до мужика. Здесь что-то не так. А может, Афоня Шмоток к государеву правителю пробился? Не должно. Не так просто бобылю во дворец пройти. Государева стража мигом бердышами вытолкает. Мудрено...
Болотников вошел в распахнутые настежь ворота княжьей конюшни и зашагал по проходу между стойл к концу полутемного сруба, где стояли на привязи кони ратников.
Иванку окликнул невысокого роста сухонький старичок в лыковых лаптях и кожаном запоне.
- Чего надобно, молодец?
- Аль не признал, Ипатыч? Ратник я княжий. Иду к своему Гнедку, отозвался Иванка.
Старичок глянул на Болотникова подслеповатыми глазами, но, видимо, так и не признал. Подошел ближе, осенил себя крестом.
- А не врешь, молодец. Уж не лиходей ли? Наведешь порчу на лошадей, чего доброго. Ты постой тут, а я до наибольшего конюха добегу. Он-то глазастый. Разберет что к чему, - промолвил старичок.
- Да ты что, Ипатыч? Совсем у тебя память отшибло. Нешто забыл, как я тебе два дня назад пару навильников топором выстругал?
- Вот так бы и толковал сразу, Иванка. Уж ты прости меня старого. Глазами ослаб, запамятовал. Ступай к своей лошадушке.
В последнем стойле слабо заржал конь. Поднялся на ноги и потянулся мордой к человеку.
- Узнал, Гнедок. Ох и соскучился я по тебе! - тепло проронил Болотников и обнял коня за шею. И почему-то сразу вспомнились Иванке сев, отец в чистой и белой рубахе, первая, теплая, комковатая борозда...
Болотников опустился на копну свежего сена и закрыл глаза. Дурманяще пахло чуть привядшей травяной зеленью - чебрецом, вьюночком, манником, пыреем, мятликой. И до чего ж хорошо лежать на мягком сене!
На селе сейчас страда. Взлеты и шарканье кос, потные спины мужиков, духовитые стога...
В соседнем стойле послышался неторопливый разговор двух крестьян.
- В деревеньку тянет, ох, тянет...
- Топерь не скоро в вотчину возвернемся. Князь повел для конюшни стога в лугах метать.
- У тя лошаденка есть?
- Угу. Добрый коняга. Соху легко тянет. Три года его выхаживал. А у тебя?
- Нету, братец. Прошлым летом загубили мою Каурку. Князь себе летние хоромы ставил. Лошаденку к плотничьей артели приписал. Лесины таскала Каурка. А она у меня по десятому году, слабосильная. Возле хором и пала. Потом не купил.
- А чяво ж?
- Хе, братец. Откуда эких денег набраться? В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. Ребятенок-то тринадцать душ!
- Пропадешь без лошаденки.
- Пропаду, братец... К соседу пойду. Богатющий, изба-пятистенка. Приеду с боярщины и в ноги кинусь Никите Силычу. Коня попрошу. Вспашу десятину как-нито.
- Дорого дерет, поди, Силыч?
- Свирепый. Без бога живет. За каждый день по чети хлебушка обирает.
- Ох, сгинешь...
- Сгину, братец.
- Оброк велик князю даете?
Уж куда больше. На Евдокию в сусеках един ветер гуляет.
- А деревенька у вас большая?
- Не. Года три назад стояло десять изб, а теперь всего пять дворов осталось. Кои мрут с голодухи, кои в бегах. У меня два братана шестой год в бегах. Бродяжная Русь нонче...
Болотников протянул руку к Гнедку. Конь лизнул сухую ладонь шершавым языком и снова тихо заржал. Иванка поднялся и долго молча стоял, прижавшись щекой к теплому лошадиному, боку.
"Надо Шмотка искать. Где-то здесь на конюшне, сказывают, обитается. С ним, говоруном, легче станет", - подумал Болотников и вышел.
Бобыля нашел в просторном приземистом сарае, где хранились княжьи зимние колымаги. Афоня Шмоток сидел на деревянном обрубке и, тихонько посвистывая, чинил подвесной ремень. Рядом, незлобиво переругиваясь, елозили коленями по земле двое холопов, обтягивая деревянную дверцу красным сукном.
- Эгей, умелец колымажный!
Афоня вздрогнул, поднял голову и оторопел. Выронил ремень из рук, изумленно заморгал глазами, а затем обрадованно метнулся к Иванке.
- Ах, голубок ты мой!
Восторгу Афони не было предела. Он крутился возле Болотникова, толкал его кулаками в грудь, обнимал за плечи.
Друзья отошли в сторонку, присели на телегу. Бобыль бойко принялся рассказывать о своих похождениях и мытарствах.
- Неспроста приказчик задумал тебя воротить в вотчину. Ужель о сундучке проведал? - тихо и озабоченно проговорил Болотников, когда бобыль закончил свою длинную речь.
- Сумлеваюсь. Кажись, следов не оставляли... Ну да бог с ним. Сам-то как из Пыточной выбрался?
Иванка лишь руками развел.
- Уму непостижимо, друже. Сам Борис Годунов за меня заступился.
Глава 57
ЕЛЕНА
Наконец-то княгиня Елена дождалась своего часа. Князь Андрей, получив добрую весть от приказчика Гордея, сдался на ласковые мольбы молодой супруги. Елене было дозволено прогуляться верхом на коне.
В это раннее утро, спровадив ратников на Воронцово поле, а холопов и челядинцев загнав в подклет, князь самолично вывел из конюшни молодого рысака. Подвел его княгине, слегка поклонился, молвил шутливо:
- Потешайся, Елена. Но ежели с коня упадешь - разлюблю.
Княгиня низко поклонилась князю, вспыхнула ярким румянцем.
Конь облачен богатым убранством. Седельные луки горят золотом. Сидение и крыльца седла обтянуты аксамитом. Поверх седла - попона из вишневого бархата, шитая золотом и жемчугом; по краям ее тянется густая золотая бахрома. Подшейная кисть - из шелковых нитей с жемчужной сеткой. Стремена серебряные, чеканные. Попона, закрывающая круп коня, из атлабаса23, полосатая, расшитая золотом и серебром.
Андрей Андреевич подсадил княгиню на коня, а затем вошел на красное крыльцо. На обширном опустевшем дворе осталась одна Елена.
Спохватилась княгиню мамка Секлетея. Не сказала ей Елена о готовящейся потехе. Принялась спрашивать сенных девок, но те лишь озорно фыркали и молчали. Так ничего и не добилась старая.
Выглянула мамка ненароком из косящетого24 окна светлицы во двор да так и ахнула. Пресвятая богородица! И надо же такому привидеться! Выглянула Секлетея еще раз на двор и пала на колени перед киотом, сотворив крестное знамение.
Затем долго стояла возле окна, качала головой, сварливо бормотала. Срам какой, прости господи! Блудница, греховодница. Ох, падет на княгиню божья кара. Гляди как вырядилась. Мужичьи порты натянула и по двору скачет, аки дьяволица. Ох, святотатство! Уж лучше бы на белом свете не родиться, чтобы такого сраму не видеть.
А князь Андрей стоял тем временем на красном крыльце и откровенно любовался Еленой. Думал, улыбаясь. Знатно скачет. Сидит в седле, как добрый молодец. Ну и княгинюшка!
Елена раскраснелась, глаза ее блестели. Из-под кокошника выбилась на спину пышная черная коса. Весело и звонко покрикивала на рысака, смеялась на всю усадьбу Еще бы! Стосковалась по былым девичьим забавам. Бывало, у батюшки Григория Петровича Шаховского в каждый воскресный день, окромя постов, по вотчине на резвом скакуне тешилась.
Елена резко осадила коня возле крыльца. Взгоряченный рысак поднялся на дыбы и пронзительно заржал. Андрей Андреевич побледнел: как бы не сбросил княгиню. Но Елена легко укротила своего скакуна, задорно крикнула:
- Дозволь на простор, государь мой. Тесно в подворье. В луга хочу!
Телятевский сошел с крыльца и протянул жене руки.
- На первый раз хватит, любушка моя. Теперь вижу - знатная наездница. Ну, иди же ко мне, Еленушка.
Княгиня соскользнула с седла, к князю прильнула, поцеловала в губы. Андрей Андреевич на руках понес Елену в светлицу.
Глава 58
ГОСУДАРЬ ВСЕЯ РУСИ
Государь Федор Иванович обыкновенно просыпался чуть свет. И в это раннее утро царь поднялся с постели, когда на Фроловской башне ударили в часовой колокол четырехкратно.
Государь зевнул, потянулся и босиком, в длинной белой исподней рубахе посеменил к оконцу. Глянул на золоченые купола храма Успенья и часто закрестился.
Царю - немногим за тридцать. Малого роста, худощав, с простоватым, вечно печально улыбающимся лицом, с жидкой белесой бородкой.
Федор Иванович, помолившись на собор, подошел к столу и звякнул серебряным колокольчиком. В покой вошли постельничий25 и двое спальников. Низко поклонились государю.
- В добром ли здравии, государь и царь наш батюшка Федор Иванович?
- На все божья воля, дети мои. Сон мне дурной привиделся. Уж и не знаю - к добру ли.
- О чем, батюшка царь? - спросил постельничий.
- О том и высказать страшно, Сенька. Иду эдак я от патриарха Иова, а стречу мне пятеро рыбаков с челном на плечах. Сами в скоморошьих платьях, а в левой руке у каждого - щука до земли стелется. Остановился перед ними, спросил: "Отчего, дети мои неразумные, эдак по Кремлю бродите?" Поставили рыбаки челн на землю, в ноги мне поклонились. А сам я так и обмер, Сенька. Вижу, в челне покойный князь Иван Петрович Шуйский лежит, коего в Белоозере удавили26, и на меня перстом тычет да слова говорит. А вот о чем запамятовал, Сенька. Ох, не к добру это. Закажу седни молебен. Помолюсь господу усердно.
- Рыбаки с челном - к добру, батюшка царь, - успокоил государя постельничий.
- Дай-то бог, - широко перекрестившись, промолвил Федор Иванович и приказал. - Наряжайте меня, дети. Кафтан наденьте смирный. Поспешайте, поспешайте, Поди, заждался меня духовник.
В моленной ожидали государя духовник Филарет и крестовые дьяки27. В палате пахнет воском, ладаном, сухими цветами, плывет сладковатый кадильный чад. Горят лампады, свечи в золоченых шандалах. Лучи солнца, пробиваясь сквозь оконца, зажгли драгоценные каменья на окладе многочисленных икон, паникадилах.
На святом отце - риза серебряная, травчато-белое оплечье низано крупным, средним и мелким жемчугом и золотою битью. На груди духовника серебряный крест с мощами святых.
Филарет благословил царя крестом, возлагая его на чело и ланиты. Федор Иванович, опустившись на колени, приложился к кресту и правой руке духовника, а затем потянулся к святцам. Но книжицу, облаченную красным бархатом, раскрывать не стал. Поднялся с колен и с блаженной улыбкой вымолвил:
- Знаю, знаю, отец мой. Сегодня день святого Тихона. Вели принести икону.
Крестовый дьяк внес в моленную образ святого Тихона, поставил его перед иконостасом на аналой. Федор Иванович облобызал святого и зачал утреннюю молитву.
Набожный царь истово выполнял все седмицы. В воскресенье он поминал по церковному обычаю воскресение Христово, в понедельник - ангелов божьих, во вторник - пророков, в среду - предательство Христа Иудой, в четверг святителей христианских, в пятницу - распятие Христа на кресте, в субботу всех святителей православной церкви и умерших.
Крестовый дьяк со святцами стоял позади государя и, закрыв глаза, тихо шептал молитвы. Вдруг тяжелая книжица выпала из его рук и шлепнулась на пол. Филарет сердито затряс бородой, погрозил служителю перстом.
Федор Иванович, оторвавшись от образа, долго и умиленно, со слезами на глазах смотрел на суровые лики святых. А затем рухнул тощими коленями на тонкий узорчатый коврик.
И начались государевы низкие поклоны, тягостные вздохи, молитвенные стенания...
Царь молится!
При трепетном пламени свечей Федор Иванович молится о священном чине, о всякой душе скорбящей, об избавлении от гладу, хладу и мору, огня, меча, нашествия басурманского и междоусобиц...
И поминутно разносится в палате протяжно, просяще и скорбно:
- Господи-и-и, поми-и-луй! Го-осподи поми-илуй!
По окончании утренней молитвы, Филарет окропил святой водой государя, а дьяк принялся читать духовное слово из Иоанна Златоуста.
Царь с благочестивым лицом внимал дьяку и все покачивал головой.
- Великий богомолец был праведник Иоанн. Помолюсь и за его душу, сказал царь, утирая слезы.
- Помолись, царь. Да токмо к государыне-матушке самая пора. Заутреню скоро зачинать, - промолвил духовник.
- Пошли к царице Сеньку, святой отец.
Постельничий вскоре вернулся и с низким поклоном доложил:
- Матушка наша, великая государыня еще почивает.
Федор Иванович забеспокоился - грех заутреню просыпать - и поспешил в соседнюю палату - покои царицы.
На широких лавках спали сенные девки. Царь ухватил одну за косу. Девка вздрогнула, подняла сонные припухшие глаза на государя и бухнулась с лавки на пол, встав на колени.
Но Федор Иванович после молитвы по обычаю был кроток, спросил лишь тихо:
- Отчего государыня не поднялась?
- Прости меня, грешную, государь и царь наш. С вечеру скоморохи царицу тешили, припозднились. Проспали, батюшка.
Федор Иванович подошел к спящей царице. Ирина - молодая, цветущая, темноволосая, безмятежно спала, чуть приоткрыв полные вишневые губы.
В опочивальне под низкими каменными сводами душно, Легкое тонкое покрывало сползло на пол, устланный яркими заморскими коврами. Ирина чему-то улыбается во сне, лежит на спине, широко раскинув смуглые обнаженные руки. На подушке вокруг головы - пышный венец кос.
Царь поднимает с ковра одеяльце и тихо покрывает им разметавшуюся во сне супругу. Но снова вспоминает о богослужении и слегка трогает царицу за плечо.
- Вставай, Иринушка. К молитве пора.
Государыня просыпается, по-детски трет кулачком глаза. Глянула на постное болезненное лицо царя, потянулась и грустно вздохнула.
- Нешто уже заутреня скоро, батюшка?
Федор Иванович кивает головой и возвращается к духовнику. Садится на лавку и, пока царицу одевают, вновь рассказывает Филарету о привидевшемся челне с мертвым Иваном Шуйским.
- Скорбит душа моя, святой отец. Растолкуй, к чему бы это?
Филарет осенил царя крестом, подумал с минуту и пояснил:
- Все от господа, государь. Да токмо я так разумею. Рыбаки в скоморошьих кафтанах - то к вечерней потехе, к травле медвежьей. Челн путь в монастырь на богомолье. Покойный князь Иван Петрович - к брани боярской на Совете... А вот щука - к покойнику, сохрани нас, господи.
Федор Иванович часто и испуганно закрестился на лики святых, забормотал долгую молитву. Потом молвил тихо:
- А Сенька меня обманул. Прогоню его из постельничьих. Пущай в звонари идет, пустомеля.
Глава 59
НА КРЕМЛЕВСКОЙ ЗВОННИЦЕ
Вскоре после заутрени в покои государя вошел ближний боярин правитель и советник, наместник царств Казанского и Астраханского, конюший Борис Федорович Годунов. Ему лет сорок, статный, румяный, чернокудрый. На боярине белый атласный кафтан со стоячим козырьком, унизанным мелким жемчугом, бархатные малиновые штаны, сафьяновые сапоги с серебряными подковами. На голове - белая парчовая шапка, украшенная по верху дорогими самоцветами.
Борис Федорович отвесил поясной поклон царю, сказал по издревле заведенному обычаю:
- Доброго здоровья тебе, государь, и многие лета счастливого царствования.
Царь Федор Иванович, забывшись, сидел в мягком резном кресле, подперев вздрагивающую голову липкими узкими ладонями. На нем легкий зарбафный28 кафтан, желтые сафьяновые сапоги, шитые по голенищу жемчугом.
Позади царя стоял с открытым Евангелием крестовый дьяк, который при входе в опочивальню Бориса Годунова низко поклонился всесильному наместнику.
Не дождавшись ответа от царя, Борис Федорович подошел близко к креслу, наклонился к Федору и вымолвил:
- В Грановитой бояре собрались. Ждем тебя на Совет, государь.
- А, это ты, Борис? О чем глаголишь?
Годунова не удивляла странная забывчивость царя. Вот уже три года Федор Иванович впадал порой в задумчивость. Наместник повторил свои слова.
Царь вздохнул, чему-то печально улыбнулся и поднялся.
- Идем, боярин. Идем дела державные вершить.
В кремлевских церквах ударили к ранней обедне. Понесся протяжный, медлительный звон.
Федор Иванович остановился, широко осенил себя крестом, затем приложил палец к губам и молвил задушевно:
- Ишь благовест-то какой, господи. Пойдем, боярин, на звонницу. Сон мне недобрый привиделся. Надо о том сказать всевышнему. Бог-то любит, когда цари возле колокола с молитвой стоят. Идем, Борис, идем, а бояре дождутся. Превыше всего господь...
- Твоя воля, государь, - нахмурившись, обмолвился Борис Федорович.
Царь неровной старческой походкой побрел по сеням к выходу. За ним потянулись многочисленные слуги, духовные лица. Попадавшиеся навстречу бояре, окольничие29 и думные люди30, завидев государя, пятились к стенам, низко кланялись, касаясь рукавами цветных кафтанов с золотыми кистями до самого пола.
Годунов слегка кивал боярам величавой головой и с досадой думал: "Непристойно ближнему боярину по звонницам, словно захудалому пономарю, лазить. Да что делать. Набожному царю нонче не до мирской суеты".
Возле храма на паперти толпились нищие, калеки, бездомные бродяги, юродивые, калики перехожие. В рубищах, с обезображенными морщинистыми лицами, стонали, бормотали молитвы, истово крестились на златоверхие купола храма.
Увидев царя, упали на колени и ползком, с загоревшимися исступленными взорами потянулись к помазаннику31 божьему, протягивая руки.
Федор Иванович остановился и, ласково улыбаясь, промолвил:
- Мир вам, дети мои. Молитесь за царя Федора.
Государь потянулся в карман кафтана, где у него всегда находились мелкие серебряные и медные монеты - денежки, полушка, копейки и алтыны - и принялся выкидывать их на паперть.
Нищая братия взвыла, взметнулась вокруг царя дико орущим клубком. Давка, хрипы, вопли!
Борис Федорович едва оттащил царя от грязной толпы. Его тошнило от этих лохмотьев, беззубых ртов, затхлого зловонного запаха гниющих и кровоточащих тел. Будь его воля - давно бы выгнал всех этих горбунов и уродов из Кремля.
На колокольне великого государя всея Руси встретил старый звонарь с тремя плечистыми сыновьями.
- Звон твой - богу угодный, старик. Душу тревожит. Дозволь мне, Трифон, в колокол ударить. Пущай господь меня услышит на небесах своих.
- Завсегда рады, батюшка царь, - опустившись на колени, проговорил звонарь, к которому царь приходил, почитай, каждую неделю. - Вставай, государь, за малый колокол.
- Не-е-ет, Трифон. Сегодня в набольший хочу ударить, - затряс худым перстом Федор Иванович.
- Осилишь ли царь-батюшка? - засомневался звонарь.
- Ежели бог поможет - осилю. Дай-ось веревку, Трифон,
Федор Иванович широко перекрестился, по-мужичьи поплевал на ладони и принялся раскачивать многопудовый язык. Прошла секунда, другая, но тяжелый язык так и не коснулся колокола.
Царь опустился на пол и заплакал.
Звонарю стало жалко слабосильного государя.
- Давай вдвоем потянем, батюшка.
- Нет, Тришка, я сам, - заупрямился Федор Иванович и снова шагнул к веревке, подняв бледное лицо на сверкающие в лучах солнца кресты.
- Помоги, господи. Придай силы рабу твоему верному, прида-а-ай...
Царь из последних сил потянул за веревку - раз, другой, третий. И наконец-то колокол загудел, вначале робко и слабо, а затем все мощнее и мощнее.
- Услышал меня господь, услыша-а-ал! - в исступлении прокричал Федор Иванович, судорожно вцепившись руками в веревку.
Борис Годунов, привалившись к каменному своду, тоскливо поглядывал на государя, тайно усмехался и думал:
"Юродивый царь! И это Рюрикович - сын самого Ивана Васильевича, грозного и всесильного самодержца. Наградил же господь великую Русь блаженным царем. Федор - духом младенец, превосходит старцев в набожности, занимается делами церковными ревностнее, нежели державою, беседует с иноками охотнее, нежели с боярами. Государь больше похож на пономаря, чем на царя великодержавного. В келье он был бы больше на месте, чем на престоле. Умом скуден, телесами слаб, водянке подвержен. Сестрицу Ирину жаль. Скушно ей с немощным, слабоумным Федором. От того и детей все нет. А может, это и к лучшему. К чему еще один наследник престола. Слава богу, Дмитрия не стало. А хворый царь недолго протянет. Немного лет ему богом отведено на этом свете. И тогда путь к престолу открыт. И никому более, как ему, Борису, Русью править..."
Душно стало боярину. Распахнул кафтан, рванул ворот шелковой рубахи. Сильными холеными пальцами стиснул широкий малиновый кушак с золотыми кистями.
Царь Федор упал на руки старого звонаря - обессиленный, с красными пятнами и крупными каплями пота на побледневшем лице. Выпучив глаза и вскинув редкую бороденку на замолкнувший колокол, дышал часто и все приговаривал:
- Теперь господь доволен мной, Тришка...
Возле дворца государя всея Руси встретили десятка два челобитчиков из посадских. Загалдели разом, сгибаясь в низких поклонах и протягивая царю грамотки.
- Укажи праведному суду быть, великий государь.
- Задавили нас купчишки. Притесняют, ремесло захирело.
- Князь Василий Шуйский у себя во дворе беглых тяглецов укрывает, а пошлину с нас со всей слободы взимают.
- Защити, надежа и заступник наш!..
Федор Иванович тоскливо вздохнул и сказал своему ближнему боярину:
- Докучают меня мирские заботы. Прими челобитчиков, рассуди всех праведно и без корысти. А я помолюсь за детей своих.
- Сегодня в думе от свейского32 короля послов встречаем. Надлежит государю на троне заморских гостей приветствовать, - поднимаясь на крыльцо, напомнил царю о державных делах Борис Федорович.
- Притомился я, боярин. Примай послов без меня да глаголь моим именем. А мне из Чудова монастыря архимандрита33 Паисия пришли. В христово воскресенье на молебен к нему собираюсь. Ступай, боярин, с богом...
1 Посошные люди - крестьяне, призванные на военную службу.
2 Лавра - название крупных и важных по своему положению мужских монастырей.
3 В мухояровом кафтане - сделанном из мухояра, т. е. старинной бумажной ткани с примесью шерсти или шелка.
4 Позумент - шитая золотом или серебром тесьма, предназначенная для украшения одежды.
5 Байберк - плотная шелковая и парчовая ткань.
6 Разрядный приказ - одно из ведущих государственных учреждений, ведавшее служилым дворянством. В московском Разряде хранились списки столичных и уездных дворян, а также детей боярских.
7 Соха - в данном случае - мера земли в древней Руси, являвшаяся единицей налогового обложения
8 Беломестцы - лица, не несшие общего тягла и повинностей в силу их принадлежности к привилегированным сословиям феодального общества. Белая земля - или "обельная земля" - название в Московском государстве XVI - XVII вв. земли, освобожденной от податей. Обеление части дворянской земли установлено было около 1590 г. (причем, освобождалась от податей часть боярской запашки). В XVII в. с введением "живущей четверти" (податной единицы обложения земель), а потом двора, в качестве единицы обложения, боярская запашка тем самым освобождалась от обложения. Белыми в посадах (городах) были также дворы служилых людей, монастырей и архиереев, что вызывало со стороны посадских людей, подлежащих тяглу, сильнейшие протесты.
9 Плавучий москворецкий мост - мост, сделанный из деревянных брусьев, связанных толстыми веревками из липовой коры, концы которых прикреплялись к башням и противоположному берегу. Мост лежал прямо на воде.
10 Сбитенщик - продавец сбитня. Сбитень - горячий напиток, приготовленный из воды, меда и пряностей (употреблялся до середины XIX века).
11 Бахарь - сказитель-певец.
12 Тать - вор, грабитель, разбойник, злодей.
13 Тиунская изба - своеобразная биржа свободных попов и дьяконов, нанимавшихся жителями Москвы для выполнения различных религиозных "треб". В XVI веке Тиунская изба стояла возле храма Василия Блаженного.
14 Вершок - русская мера длины, равная 4,4 см.
15 Чуйка - суконный кафтан.
16 Бирюч - глашатай.
17 Козел - скамья, к которой привязывали преступников и избивали батогами или плетьми.
18 Каты - палачи
19 7211 -1591 год
20 Посулы - подарки.
21 Оружничий - один из высших боярских чинов феодальной Руси, заведовавший мастерскими оружейной палаты московского Кремля.
22 Шиши - разбойные люди.
23 Атлабас - персидская ткань.
24 Косящетое окно - окно, сделанное из дощатых косяков, в отличие от окна "волоково" - маленького задвижного оконца.
25 Постельничий - придворный чин в русском государстве XV - XVIII вв., лицо, стоявшее во главе приказа, ведавшего постелью царя, его личной казной, мастерской, в которой шили платье и белье царю и т. п.
26 Князь Иван Петрович Шуйский участвовал вместе с другими знатнейшими боярами в заговоре против Б. Ф. Годунова. В 1587 г. И. П. Шуйский был отправлен в ссылку в Белоозеро, а затем умерщвлен.
27 Крестовые дьяки - церковнослужители домашней церкви, царя, Крестовой палаты.
28 Зарбафный - из парчовой ткани.
29 Окольничий - один из высших боярских чинов феодальной Руси.
30 Думные люди - чины должностных лиц ("думцев"), в XVI - XVII вв. имевших право участвовать в заседаниях Боярской думы и в работе думных комиссий. К думным людям относились бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки, а также казначей, постельничий, дворецкий, оружничий, ясельничий и кравчий.
31 Помазанник - при возведении в сан царя "помазание на царство", употреблявшееся в значении - восшествие царя на престол; "помазанник божий" - царь.
32 Свейского - шведского.
33 Архимандрит - высшее звание священника - монаха, обычно настоятеля мужского монастыря.