Страница:
– Сядь, Бультерьер! Я тебя не шантажирую, я говорю правду. Неужели тебе не хочется жить спокойно вместе с любимой? Не надоело скрываться от всего мира? Ответь, Ступин!
Я вздохнул глубоко, тряхнул головой, медленно выдохнул. Как говорится – «взял себя в руки».
– Честно говоря, надоело. – Я поднял с пола вертлявое кресло, уселся на теплый дерматин. Да, мне до чертиков, до поросячьего визга надоело держать удары судьбы. Когда проходит неожиданный удар в болевую точку души, это больно, очень больно. – Откуда ты узнал про нас с Кларой? Ты ее допрашивал?
– Обижаешь, Семен Андреич! Дорогие моим сотрудникам люди дороги и мне. Я умный руководитель.
– Даже чересчур умный. Кроме нас с Кларой, никто...
Впрочем, ты все равно не раскроешь свои источники информации... Ладно, давай заканчивать с лирикой. Чего, конкретно, от меня надо?
– Согласен, довольно лирики. Но все-таки я уточню: твои прошлые подвиги я документально проведу как выполнение наших заданий. И в дальнейшем – документы, деньги, жилплощадь, статус – все у тебя будет. Официально, без всяких...
– Это само собой! Давай по делу. Чувствую, я срочно понадобился и, конечно, смогу встретиться с Кларой только, когда... когда удовлетворю твою... Вашу надобность. Я прав?
– Почти. Ты нужен был нам... мне еще позавчера, фигурально выражаясь. Ты понадобился мне... нам позарез. Конкретно ты. Семен Андреевич Ступин. Бультерьер. Победитель «боев без правил» и подследственный.
– Я польщен, что дальше?
– Бумажки на столе прочитал?
– Три листочка просмотрел. Про садистов и мазохистов из СС, про чудодейственный эликсир и про нахально живучего викинга.
– Отлично. – Кореец расстегнул пиджак, ослабил узел галстука и, как бы извиняясь, объяснил: – Устал. Вторую ночь не сплю. Курить хочешь, Семен Андреич?
– Спасибо. Крестьянин Колька Кузьмин поглощал «Беломор» пачками, Бультерьер не курит.
– А я закурю.
Он курил трубку. Он прятал ее в карман и, разумеется, имел при себе кисет с табаком. Как только табак появился на Востоке, лазутчики-сульса первыми оценили его, что называется, «вторичные качества». Пригоршня табака, даже без всяких примесей, умело брошенная в глаза, лишает противника способности видеть на некоторое время. Кисет всегда под рукой у курильщика, а не совсем обычной формы трубка, что держит Кореец, не вызывает подозрений у досужего обывателя.
– Красивая у тебя трубочка.
– Заметил? Дедовская трубка. Память.
– Интересно, какому количеству врагов эта трубочка помогла отправиться на тот свет? Зарубок на ней случайно нету? Для памяти?
– Зарубок?.. Гм... Остроумно. Нет, зарубок ни дед, ни отец, ни я не делали. А идея с зарубками забавна, согласен... Гм... Сам просил переходить к делу и сам меня отвлекаешь.
– Больше не буду. Вещай, я весь – внимание.
Будто Сталин в Кремле, Кореец неспешно мерил шагами тесное пространство кабинета. Чуть опустив голову, рассеянно глядя под ноги, он собирался с мыслями. Наконец он заговорил. Опять же, как Сталин – медленно, взвешивая каждую фразу, каждое слово:
– Нацисты – единственные правители новейшего времени, которые относились к магии серьезно, на государственном уровне. В какой-то мере правомерно утверждение, что нацизм возрос на почве мистицизма. В одна тысяча девятьсот восемнадцатом немецкий мистик Гвидо фон Лист основал «Общество Туле», его членами были молодые Адольф, Гесс, Геринг, Гиммлер. Туле означает «далекая северная земля». Согласно легендам, она располагалась где-то между Скандинавией, Гренландией и Полярным кругом. Континент Туле исчез во время последнего ледникового периода, раса сверхлюдей, населявшая Туле, рассеялась по миру. Адольф мечтал возродить сверхрасу. И не только дух, но и плоть.
Кореец затянулся, выдохнул облачко голубоватого дыма, подождал, пока дым рассеется, продолжил:
– Магия, как ты знаешь, – это не только ментальные воздействия на астральные тела. Магия – это не только древние заклинания, но и забытые рецепты. Третий рейх щедро расходовал средства на поиски древних знаний и рецептов. Для эликсира, про который ты читал, необходим женьшень. Немцы пытались выращивать корень жизни, пробовали заменить его сходными видами, снаряжали экспедиции за женьшенем, не скупились... Как правильно написано в той бумажке, результаты лабораторных исследований наци достались нашим спецслужбам. И не только по эликсиру от переохлаждения, не только...
Трубка потухла. Кореец поискал взглядом пепельницу, не нашел, досадливо покачал головой.
– Некуда золу высыпать, – пожаловался Кореец.
– Выколоти трубку об стол, – посоветовал я. – Шестерки уберут.
– Не приучен мусорить... – Кореец сгреб на угол стола листочки с прочитанными и непрочитанными мною текстами, высыпал на них пепел, смял бумагу, спрятал комок в карман пиджака.
– Слыхал о берсеркерах? – спросил Кореец.
– О берсеркерах? Ага, слыхал. Живучий Хрут из «Саги об Эгиле» был берсеркер?
– И не он один. Таких было много. Целая каста.
– Я знаю. Берсеркер – это некто в медвежьей шкуре. Еще термин «берсеркер» можно перевести, как «некто, воплотившийся в медведя». Были еще, кажется, ульфхенднеры – перевоплотившиеся в волков...
– А как они перевоплощались? Как ты думаешь?
– Предположительно, жрали мухоморы. Так говорят... Я понял, к чему ты клонишь. Фашисты мечтали создать сверхсолдат, да? Берсеркеры и ульфхенднеры – идеальный прообраз супербойца. Яростные, не чувствительные к боли.
– Не восприимчивые к болевому шоку, – поправил Кореец. – Их ярость не есть безумие. Все резервы организма мобилизованы для боя. Они, как киборги из фантастических романов. Запрограммированы на победу любой ценой, они...
– Погоди, погоди! Я понял – феномен берсеркера имеет химическую природу, да? Да! Фашисты работали над... Как бы обозвать поизящнее? Ничего лучшего, чем «озверин» из первой серии мультика про Кота Леопольда, в голову не приходит.
– Гм... Озверин... Смешно. – Кореец вежливо улыбнулся. – Немцы называли этот препарат «эликсир Тора». Top – бог войны в германской мифологии. Наци считали, что германские боги воскресли в ноябре восемнадцатого года и победили Галилеянина, то есть Иисуса Христа. В Вестфалии население целых городов возвращалось к язычеству. Люди крушили кресты на кладбищах, справляли свадьбы под вековыми дубами, устраивали оргии в кирхах...
– Но берсеркеры не возродились, правда?
– Природа частенько устраивает сюрпризы. Скандинавские саги полны описаний нечеловеческих подвигов людей-зверей. Христианство воцарилось в Европе, и как отрезало. Люди-медведи и люди-волки исчезли. Похоже на чудо господне, правда? Но чудес, к несчастью, не бывает. Никакой мистики, чистая биология – мутировали грибы, которые являлись основным ингредиентом «эликсира Тора». Немцы докопались до этого факта и попытались, как и в случае с женьшенем, найти подходящую замену.
– Не успели?
– Они нет. А мы... Советские биохимики, получив в наследство от наци результаты лабораторных исследований, вынесли вердикт – тема бесперспективна. Но наука находится в постоянном развитии, и то, что в сороковые казалось бесперспективным, в восьмидесятые стало просто трудоемким. Работы по «теме Тор» возобновили при Андропове. К девяносто первому работы почти завершились...
– Почти? – Мне надоело подгонять его, постоянно переспрашивая, однако иначе пришлось бы пережидать длинные паузы между глубокомысленными репликами Корейца.
– Уместное уточнение. Мы не знаем. Есть версия, что сотрудник, который вел тему, синтезировал «эликсир Тора» уже в девяносто восьмом. Ученый почуял, куда дует ветер перемен, дождался разгула демократии и сгинул, прихватив с собой все разработки. Это, если вкратце, упрощает историю его исчезновения до полного примитива. Предприимчивый деятель науки дал о себе знать в прошлом году. Его посланец объявился на Западе. Эликсир продается. За миллиард долларов, ни больше ни меньше.
Покупатели, естественно, заподозрили то же, что и мы, – аферу. Потребовали доказательств.
Кореец положил на стол фотографию. Как и откуда он достал фото, я не заметил, занятый своими невеселыми мыслями. Фотография нечеткая, без ретуши, скорее всего, увеличенный снимок прямоугольника три на четыре из служебного удостоверения. С глянца фотобумаги на меня глядело черно-белое продолговатое мужское лицо. Волосы светлые, короткие. На диво маленькие уши, практически без мочек. Белесые ресницы, выцветшие глаза. Аккуратный носик, волевой рот. Глубокие морщины перечеркнули высокий лоб. Ямочка на подбородке. Видна мощная шея, рост господина с детскими ушками и носом-кнопочкой явно превышает стандартные сто семьдесят пять.
– Фото восемьдесят девятого года, – пояснил Кореец. – Сейчас ему пятьдесят восемь. Рост сто восемьдесят два, остальное можно видоизменить. До девяносто первого его звали Игорем Ивановичем. Фамилия – Баранов. Доктор наук. Полковник... В прошлом полковник. Полагаю, он нашел спонсоров. И, предполагаю, спонсоры Игоря Ивановича с удовольствием вытянули бы клещами из яйцеобразной головы Баранова формулу эликсира, да боятся повредить информацию вместе с ее носителем. Кроме Баранова, синтезировать эликсир на сегодняшний день никто не умеет. По сути, Игорь Иванович собирается продать на Запад самого себя, отстегнув спонсорам их долю. Так что миллиард – сумма чисто гипотетическая, повод для торга.
– Покупатели, ясен пень, отказываются платить деньги спонсорам без доказательств ценности яйцеголового, – закончил я мысль Корейца. – Баранов отчасти босс, отчасти пленник. Каков же компромисс?
– Синтезированный «эликсир Тора» сохраняет свои свойства не столь долго, как хотелось бы спонсорам Баранова. И секрет эликсира не только в его составе, но и в технологии получения. Компромисс в следующем – один на один с лабораторным оборудованием Игорь Иванович создает несколько скоропортящихся доз, представители покупателя выставляют для испытания действия эликсира свое «мясо», фиксируют эксперимент на видео и позже, за бугром, принимается решение о...
– Айн момент! – перебил я. – Давай определимся в терминологии. «Мясо» – это то же самое, что «кукла»?
– Не совсем, – покачал головой Кореец. – В КГБ «куклами» называли приговоренных к смерти уголовников, на которых сотрудники отрабатывали приемы реального рукопашного боя. В ГРУ объекты тренировок называли «мясом». Гэрэушное «мясо» – пленные диверсанты. «Мясо» качественнее «кукол».
– Понятно. – Я почесал затылок. Отрадно, конечно, числиться качественным «мясом», а не второсортной «куклой», однако не очень приятно. – Все ясно, начальник! Заказчику необходимо «мясо», так сказать, с биографией. Остро требуется зарекомендовавший себя в деле реальный рукопашник.
– Истинно так, Семен Андреич. Вы – идеальный кандидат. Вот уже несколько лет вы фигурируете в ориентировках МВД и ФСБ, про ваши прошлые подвиги до сих пор рассказывают шепотом в определенных преступных кругах. Вы – подарок для зарубежных экспериментаторов.
– Ага. Сначала Ступина тестируют на профпригодность, потом снимают на видео, как «мясо», – Ступин разделывает под орех какую-нибудь «куклу»-Петрушку, потом едут к продавцам и полуживому Петрушке делают инъекцию «вакцины Тора», и «кукла»-недобиток, по идее, должен урыть непобедимого Бультерьера. И у вас, разумеется, придуман изящный план, как превратить меня в «мясо» для экспериментов?
– О да! Легенда практически и теоретически безупречна. Вся информация о продаже эликсира поступила из-за бугра. Дома мы никаких следственных мероприятий не производили. Боялись спугнуть Баранова и его спонсоров. Но мы знаем, кто помогает покупателю искать «мясо». Догадываешься, кто?
– Откуда! Хотя... – Я жестом попросил Корейца молчать. – Хотя, секундочку, попробую угадать... Неужели... Акула? Сергей Дмитриевич Акулов? Жив курилка?
– Да. Он. Сергей Акулов.
Как причудлива линия моей извилистой жизни! Когда-то я, Семен Андреевич Ступин, подрабатывал, участвуя в полуподпольных «боях без правил» под патронажем владельца элитного спортклуба «Атлетик» Сергея Дмитриевича Акулова. Тогда, эпоху тому назад, Акула помогал забугорным дельцам искать «мясо» с чистой биографией, сейчас заказ диаметрально противоположный, и снова я – идеальный кандидат!
Кусок первосортного «мяса» удивлялся превратностям судьбы, а его новоявленный хозяин продолжал тем временем вводный инструктаж:
– Акулову расскажешь все, как было. Расскажешь, как тебя повязали с документами Кузьмина Николая Семеновича во время крупномасштабной охоты на группу террористов из Закавказья. Акулов поверит – завтра про сегодняшнюю операцию раструбят все средства массовой информации. Расскажешь, как тебя пять часов подряд допрашивал милицейский следователь, усомнившийся в достоверности документов гражданина Кузьмина. Ну и все, чего дальше случится, расскажешь.
– А чего случится дальше?
– Отправишься в камеру. Там полно всякого сброда, будь начеку. На допросы задержанных в облаве таскают часто. Конвоиры – двое омоновцев, «отличившихся» в девяносто шестом в Чечне. Толкали «чехам» боеприпасы по сходной цене. Сам понимаешь, конвой не в курсе, что мы его заочно приговорили. Конвоиры – «куклы», их не жалей. Отсветишься в камере и мочи «кукол», беги...
– Стоп! Как?! В тельнике на мороз?
– Не прибедняйся, Ступин. И не перебивай. Сумеешь удрать. И кроме «кукол», постарайся никого более особо не калечить. Заметь: я сказал «особо». Все должно быть достоверно. Застрахуемся – пусть болтуны в камере обеспечат новость для тюремной почты: крутой мэн замочил ментов и сдернул из обезьянника. Можешь обзываться в камере Бультерьером.
– Не стоит, это уже перебор. Кстати, а где мы находимся? В Твери?
– В райцентре. Можешь мне объяснить, почему этот городишко все подряд называют не иначе, как «райцентр»?
– Сам всю дорогу удивляюсь... Итак, я сдернул с кичи, добрался до Москвы. Нахожу Акулова, свищу ему: дескать, давненько за тобой слежу с того света, за тобой, мол, должок со старых времен остался, ситуация, говорю, у меня пиковая, гони, говорю, бабки... Да?
– Придумаешь, что сказать. Главное – дай себя уговорить тряхнуть стариной и поучаствовать в боях.
– Слушаюсь, гражданин начальник. Последний вопрос, пустяковый. Мне поручается отловить для вашей милости товарища Баранова, я правильно понимаю?
Кореец взглянул на меня пристально, прищурив и без того узкие глаза.
– Ошибаешься, Семен Андреевич. Твоя... наша задача закрыть тему «Тора» раз и навсегда. Помнишь кино про Штирлица? Помнишь поговорку папаши Мюллера:
«Что знают трое, то знает свинья»? Пьяная эпоха Ельцина оставила нам в наследство структуры с течью из всех щелей. Удержать в секрете формулу эликсира на сегодняшний день проблематично, а делить секреты опасно. Я рискую, Ступин. Я сделал на тебя ставку. Лишь на тебя одного. Запоминай номер моей мобилы и отправляйся в камеру. Отзвонишь, когда Баранов испустит дух. Запоминай: семьсот...
– Погоди! Ты забыл представиться. Как тебя называть?
– Зови меня Кореец... Да! Чуть не забыл сказать самое важное. Если тебя... Если с тобой что-нибудь случится, то...
– Говори прямо: если я погибну.
– Если ты погибнешь, то я позабочусь о твоей женщине.
– Спасибо.
– Я слов на ветер не бросаю. Я обещаю о ней позаботиться.
– Большое спасибо. Погибать, зная, что в тылу все нормально, наверное, проще... Так какой у тебя телефон?..
Глава 2
Я вздохнул глубоко, тряхнул головой, медленно выдохнул. Как говорится – «взял себя в руки».
– Честно говоря, надоело. – Я поднял с пола вертлявое кресло, уселся на теплый дерматин. Да, мне до чертиков, до поросячьего визга надоело держать удары судьбы. Когда проходит неожиданный удар в болевую точку души, это больно, очень больно. – Откуда ты узнал про нас с Кларой? Ты ее допрашивал?
– Обижаешь, Семен Андреич! Дорогие моим сотрудникам люди дороги и мне. Я умный руководитель.
– Даже чересчур умный. Кроме нас с Кларой, никто...
Впрочем, ты все равно не раскроешь свои источники информации... Ладно, давай заканчивать с лирикой. Чего, конкретно, от меня надо?
– Согласен, довольно лирики. Но все-таки я уточню: твои прошлые подвиги я документально проведу как выполнение наших заданий. И в дальнейшем – документы, деньги, жилплощадь, статус – все у тебя будет. Официально, без всяких...
– Это само собой! Давай по делу. Чувствую, я срочно понадобился и, конечно, смогу встретиться с Кларой только, когда... когда удовлетворю твою... Вашу надобность. Я прав?
– Почти. Ты нужен был нам... мне еще позавчера, фигурально выражаясь. Ты понадобился мне... нам позарез. Конкретно ты. Семен Андреевич Ступин. Бультерьер. Победитель «боев без правил» и подследственный.
– Я польщен, что дальше?
– Бумажки на столе прочитал?
– Три листочка просмотрел. Про садистов и мазохистов из СС, про чудодейственный эликсир и про нахально живучего викинга.
– Отлично. – Кореец расстегнул пиджак, ослабил узел галстука и, как бы извиняясь, объяснил: – Устал. Вторую ночь не сплю. Курить хочешь, Семен Андреич?
– Спасибо. Крестьянин Колька Кузьмин поглощал «Беломор» пачками, Бультерьер не курит.
– А я закурю.
Он курил трубку. Он прятал ее в карман и, разумеется, имел при себе кисет с табаком. Как только табак появился на Востоке, лазутчики-сульса первыми оценили его, что называется, «вторичные качества». Пригоршня табака, даже без всяких примесей, умело брошенная в глаза, лишает противника способности видеть на некоторое время. Кисет всегда под рукой у курильщика, а не совсем обычной формы трубка, что держит Кореец, не вызывает подозрений у досужего обывателя.
– Красивая у тебя трубочка.
– Заметил? Дедовская трубка. Память.
– Интересно, какому количеству врагов эта трубочка помогла отправиться на тот свет? Зарубок на ней случайно нету? Для памяти?
– Зарубок?.. Гм... Остроумно. Нет, зарубок ни дед, ни отец, ни я не делали. А идея с зарубками забавна, согласен... Гм... Сам просил переходить к делу и сам меня отвлекаешь.
– Больше не буду. Вещай, я весь – внимание.
Будто Сталин в Кремле, Кореец неспешно мерил шагами тесное пространство кабинета. Чуть опустив голову, рассеянно глядя под ноги, он собирался с мыслями. Наконец он заговорил. Опять же, как Сталин – медленно, взвешивая каждую фразу, каждое слово:
– Нацисты – единственные правители новейшего времени, которые относились к магии серьезно, на государственном уровне. В какой-то мере правомерно утверждение, что нацизм возрос на почве мистицизма. В одна тысяча девятьсот восемнадцатом немецкий мистик Гвидо фон Лист основал «Общество Туле», его членами были молодые Адольф, Гесс, Геринг, Гиммлер. Туле означает «далекая северная земля». Согласно легендам, она располагалась где-то между Скандинавией, Гренландией и Полярным кругом. Континент Туле исчез во время последнего ледникового периода, раса сверхлюдей, населявшая Туле, рассеялась по миру. Адольф мечтал возродить сверхрасу. И не только дух, но и плоть.
Кореец затянулся, выдохнул облачко голубоватого дыма, подождал, пока дым рассеется, продолжил:
– Магия, как ты знаешь, – это не только ментальные воздействия на астральные тела. Магия – это не только древние заклинания, но и забытые рецепты. Третий рейх щедро расходовал средства на поиски древних знаний и рецептов. Для эликсира, про который ты читал, необходим женьшень. Немцы пытались выращивать корень жизни, пробовали заменить его сходными видами, снаряжали экспедиции за женьшенем, не скупились... Как правильно написано в той бумажке, результаты лабораторных исследований наци достались нашим спецслужбам. И не только по эликсиру от переохлаждения, не только...
Трубка потухла. Кореец поискал взглядом пепельницу, не нашел, досадливо покачал головой.
– Некуда золу высыпать, – пожаловался Кореец.
– Выколоти трубку об стол, – посоветовал я. – Шестерки уберут.
– Не приучен мусорить... – Кореец сгреб на угол стола листочки с прочитанными и непрочитанными мною текстами, высыпал на них пепел, смял бумагу, спрятал комок в карман пиджака.
– Слыхал о берсеркерах? – спросил Кореец.
– О берсеркерах? Ага, слыхал. Живучий Хрут из «Саги об Эгиле» был берсеркер?
– И не он один. Таких было много. Целая каста.
– Я знаю. Берсеркер – это некто в медвежьей шкуре. Еще термин «берсеркер» можно перевести, как «некто, воплотившийся в медведя». Были еще, кажется, ульфхенднеры – перевоплотившиеся в волков...
– А как они перевоплощались? Как ты думаешь?
– Предположительно, жрали мухоморы. Так говорят... Я понял, к чему ты клонишь. Фашисты мечтали создать сверхсолдат, да? Берсеркеры и ульфхенднеры – идеальный прообраз супербойца. Яростные, не чувствительные к боли.
– Не восприимчивые к болевому шоку, – поправил Кореец. – Их ярость не есть безумие. Все резервы организма мобилизованы для боя. Они, как киборги из фантастических романов. Запрограммированы на победу любой ценой, они...
– Погоди, погоди! Я понял – феномен берсеркера имеет химическую природу, да? Да! Фашисты работали над... Как бы обозвать поизящнее? Ничего лучшего, чем «озверин» из первой серии мультика про Кота Леопольда, в голову не приходит.
– Гм... Озверин... Смешно. – Кореец вежливо улыбнулся. – Немцы называли этот препарат «эликсир Тора». Top – бог войны в германской мифологии. Наци считали, что германские боги воскресли в ноябре восемнадцатого года и победили Галилеянина, то есть Иисуса Христа. В Вестфалии население целых городов возвращалось к язычеству. Люди крушили кресты на кладбищах, справляли свадьбы под вековыми дубами, устраивали оргии в кирхах...
– Но берсеркеры не возродились, правда?
– Природа частенько устраивает сюрпризы. Скандинавские саги полны описаний нечеловеческих подвигов людей-зверей. Христианство воцарилось в Европе, и как отрезало. Люди-медведи и люди-волки исчезли. Похоже на чудо господне, правда? Но чудес, к несчастью, не бывает. Никакой мистики, чистая биология – мутировали грибы, которые являлись основным ингредиентом «эликсира Тора». Немцы докопались до этого факта и попытались, как и в случае с женьшенем, найти подходящую замену.
– Не успели?
– Они нет. А мы... Советские биохимики, получив в наследство от наци результаты лабораторных исследований, вынесли вердикт – тема бесперспективна. Но наука находится в постоянном развитии, и то, что в сороковые казалось бесперспективным, в восьмидесятые стало просто трудоемким. Работы по «теме Тор» возобновили при Андропове. К девяносто первому работы почти завершились...
– Почти? – Мне надоело подгонять его, постоянно переспрашивая, однако иначе пришлось бы пережидать длинные паузы между глубокомысленными репликами Корейца.
– Уместное уточнение. Мы не знаем. Есть версия, что сотрудник, который вел тему, синтезировал «эликсир Тора» уже в девяносто восьмом. Ученый почуял, куда дует ветер перемен, дождался разгула демократии и сгинул, прихватив с собой все разработки. Это, если вкратце, упрощает историю его исчезновения до полного примитива. Предприимчивый деятель науки дал о себе знать в прошлом году. Его посланец объявился на Западе. Эликсир продается. За миллиард долларов, ни больше ни меньше.
Покупатели, естественно, заподозрили то же, что и мы, – аферу. Потребовали доказательств.
Кореец положил на стол фотографию. Как и откуда он достал фото, я не заметил, занятый своими невеселыми мыслями. Фотография нечеткая, без ретуши, скорее всего, увеличенный снимок прямоугольника три на четыре из служебного удостоверения. С глянца фотобумаги на меня глядело черно-белое продолговатое мужское лицо. Волосы светлые, короткие. На диво маленькие уши, практически без мочек. Белесые ресницы, выцветшие глаза. Аккуратный носик, волевой рот. Глубокие морщины перечеркнули высокий лоб. Ямочка на подбородке. Видна мощная шея, рост господина с детскими ушками и носом-кнопочкой явно превышает стандартные сто семьдесят пять.
– Фото восемьдесят девятого года, – пояснил Кореец. – Сейчас ему пятьдесят восемь. Рост сто восемьдесят два, остальное можно видоизменить. До девяносто первого его звали Игорем Ивановичем. Фамилия – Баранов. Доктор наук. Полковник... В прошлом полковник. Полагаю, он нашел спонсоров. И, предполагаю, спонсоры Игоря Ивановича с удовольствием вытянули бы клещами из яйцеобразной головы Баранова формулу эликсира, да боятся повредить информацию вместе с ее носителем. Кроме Баранова, синтезировать эликсир на сегодняшний день никто не умеет. По сути, Игорь Иванович собирается продать на Запад самого себя, отстегнув спонсорам их долю. Так что миллиард – сумма чисто гипотетическая, повод для торга.
– Покупатели, ясен пень, отказываются платить деньги спонсорам без доказательств ценности яйцеголового, – закончил я мысль Корейца. – Баранов отчасти босс, отчасти пленник. Каков же компромисс?
– Синтезированный «эликсир Тора» сохраняет свои свойства не столь долго, как хотелось бы спонсорам Баранова. И секрет эликсира не только в его составе, но и в технологии получения. Компромисс в следующем – один на один с лабораторным оборудованием Игорь Иванович создает несколько скоропортящихся доз, представители покупателя выставляют для испытания действия эликсира свое «мясо», фиксируют эксперимент на видео и позже, за бугром, принимается решение о...
– Айн момент! – перебил я. – Давай определимся в терминологии. «Мясо» – это то же самое, что «кукла»?
– Не совсем, – покачал головой Кореец. – В КГБ «куклами» называли приговоренных к смерти уголовников, на которых сотрудники отрабатывали приемы реального рукопашного боя. В ГРУ объекты тренировок называли «мясом». Гэрэушное «мясо» – пленные диверсанты. «Мясо» качественнее «кукол».
– Понятно. – Я почесал затылок. Отрадно, конечно, числиться качественным «мясом», а не второсортной «куклой», однако не очень приятно. – Все ясно, начальник! Заказчику необходимо «мясо», так сказать, с биографией. Остро требуется зарекомендовавший себя в деле реальный рукопашник.
– Истинно так, Семен Андреич. Вы – идеальный кандидат. Вот уже несколько лет вы фигурируете в ориентировках МВД и ФСБ, про ваши прошлые подвиги до сих пор рассказывают шепотом в определенных преступных кругах. Вы – подарок для зарубежных экспериментаторов.
– Ага. Сначала Ступина тестируют на профпригодность, потом снимают на видео, как «мясо», – Ступин разделывает под орех какую-нибудь «куклу»-Петрушку, потом едут к продавцам и полуживому Петрушке делают инъекцию «вакцины Тора», и «кукла»-недобиток, по идее, должен урыть непобедимого Бультерьера. И у вас, разумеется, придуман изящный план, как превратить меня в «мясо» для экспериментов?
– О да! Легенда практически и теоретически безупречна. Вся информация о продаже эликсира поступила из-за бугра. Дома мы никаких следственных мероприятий не производили. Боялись спугнуть Баранова и его спонсоров. Но мы знаем, кто помогает покупателю искать «мясо». Догадываешься, кто?
– Откуда! Хотя... – Я жестом попросил Корейца молчать. – Хотя, секундочку, попробую угадать... Неужели... Акула? Сергей Дмитриевич Акулов? Жив курилка?
– Да. Он. Сергей Акулов.
Как причудлива линия моей извилистой жизни! Когда-то я, Семен Андреевич Ступин, подрабатывал, участвуя в полуподпольных «боях без правил» под патронажем владельца элитного спортклуба «Атлетик» Сергея Дмитриевича Акулова. Тогда, эпоху тому назад, Акула помогал забугорным дельцам искать «мясо» с чистой биографией, сейчас заказ диаметрально противоположный, и снова я – идеальный кандидат!
Кусок первосортного «мяса» удивлялся превратностям судьбы, а его новоявленный хозяин продолжал тем временем вводный инструктаж:
– Акулову расскажешь все, как было. Расскажешь, как тебя повязали с документами Кузьмина Николая Семеновича во время крупномасштабной охоты на группу террористов из Закавказья. Акулов поверит – завтра про сегодняшнюю операцию раструбят все средства массовой информации. Расскажешь, как тебя пять часов подряд допрашивал милицейский следователь, усомнившийся в достоверности документов гражданина Кузьмина. Ну и все, чего дальше случится, расскажешь.
– А чего случится дальше?
– Отправишься в камеру. Там полно всякого сброда, будь начеку. На допросы задержанных в облаве таскают часто. Конвоиры – двое омоновцев, «отличившихся» в девяносто шестом в Чечне. Толкали «чехам» боеприпасы по сходной цене. Сам понимаешь, конвой не в курсе, что мы его заочно приговорили. Конвоиры – «куклы», их не жалей. Отсветишься в камере и мочи «кукол», беги...
– Стоп! Как?! В тельнике на мороз?
– Не прибедняйся, Ступин. И не перебивай. Сумеешь удрать. И кроме «кукол», постарайся никого более особо не калечить. Заметь: я сказал «особо». Все должно быть достоверно. Застрахуемся – пусть болтуны в камере обеспечат новость для тюремной почты: крутой мэн замочил ментов и сдернул из обезьянника. Можешь обзываться в камере Бультерьером.
– Не стоит, это уже перебор. Кстати, а где мы находимся? В Твери?
– В райцентре. Можешь мне объяснить, почему этот городишко все подряд называют не иначе, как «райцентр»?
– Сам всю дорогу удивляюсь... Итак, я сдернул с кичи, добрался до Москвы. Нахожу Акулова, свищу ему: дескать, давненько за тобой слежу с того света, за тобой, мол, должок со старых времен остался, ситуация, говорю, у меня пиковая, гони, говорю, бабки... Да?
– Придумаешь, что сказать. Главное – дай себя уговорить тряхнуть стариной и поучаствовать в боях.
– Слушаюсь, гражданин начальник. Последний вопрос, пустяковый. Мне поручается отловить для вашей милости товарища Баранова, я правильно понимаю?
Кореец взглянул на меня пристально, прищурив и без того узкие глаза.
– Ошибаешься, Семен Андреевич. Твоя... наша задача закрыть тему «Тора» раз и навсегда. Помнишь кино про Штирлица? Помнишь поговорку папаши Мюллера:
«Что знают трое, то знает свинья»? Пьяная эпоха Ельцина оставила нам в наследство структуры с течью из всех щелей. Удержать в секрете формулу эликсира на сегодняшний день проблематично, а делить секреты опасно. Я рискую, Ступин. Я сделал на тебя ставку. Лишь на тебя одного. Запоминай номер моей мобилы и отправляйся в камеру. Отзвонишь, когда Баранов испустит дух. Запоминай: семьсот...
– Погоди! Ты забыл представиться. Как тебя называть?
– Зови меня Кореец... Да! Чуть не забыл сказать самое важное. Если тебя... Если с тобой что-нибудь случится, то...
– Говори прямо: если я погибну.
– Если ты погибнешь, то я позабочусь о твоей женщине.
– Спасибо.
– Я слов на ветер не бросаю. Я обещаю о ней позаботиться.
– Большое спасибо. Погибать, зная, что в тылу все нормально, наверное, проще... Так какой у тебя телефон?..
Глава 2
Я – супер
В камеру меня вели те двое омоновцев, которых Кореец разрешил «мочить». Здоровые парни по метр девяносто и в каждом килограммов за двести живого жирного веса на двоих. Один несет на пузе автомат, другой толкает меня в спину резиновой дубинкой. И оба матерят задержанного почем зря. Пока мы топали до дверей камеры, бойцы «отряда милиции особого назначения» успели рассказать множество пикантных подробностей из интимной жизни моих предков вплоть до десятого колена (как те рыночные азеры, помните?), и тот, что с дубиной, честное слово, вспотел, проверяя, чего гнется лучше – резиновая палка или мой многострадальный позвоночник. Особенно усердствовал парень с гибкой дубиной, когда автоматчик открывал дверь в камеру, а я стоял в позе: «харей в стену, руки до горы, ноги поперек себя шире». Хвала Будде, истязание резиной у стены плача закончились довольно быстро, и, получив прощальный тычок в правую почку, я споткнулся о порог камеры.
Глухо хлопнула дверь за истерзанной спиной, в носу защипало от запаха пота и человеческих испражнений, глаза поморгали и привыкли к приглушенному свету в каменном мешке.
Народу в камере, как сельдей в бочке. Народ разный и по возрасту, и по социальному положению. Жмутся друг к другу оттесненные к параше интеллигенты, тут и там сидят на полу суровые мужики крестьянской наружности, на единственных нарах вольготно расположились блатные. Камера явно не рассчитана на такое количество задержанных. На улице мороз, а здесь душно и жарко, здесь плохо всем, кроме привычных к тюремным реалиям урок.
Особей уголовной породы – две штуки. Парочка уркаганов – живая пародия на дуэт «кукол»-омоновцев. Конвоиры большие и толстые, урки мелкие и дистрофичные. Омоновцы наряжены в камуфляж темно-синих тонов, уголовники разделись до пояса и выставили на всеобщее обозрение бледно-голубую вязь тюремных татуировок. Омоновцы вели себя как хозяева душ и тел задержанных, короли на нарах реально «качали мазу» в среде пленников каменного мешка. Менты-конвоиры были не в чинах, и уркаганы в камере явно не козырной масти.
С нар лениво сполз урка с кривым, когда-то неудачно сломанным носом. Распихивая ногами в клешах мужиков на полу, шаркая ботинками-говнодавами без шнурков, кривоносый подгреб ко мне, новенькому, и гнусаво спросил:
– Курево есть, ко-озел?
Рогатое словечко «ко-озел» он процедил сквозь редкие гнилые зубы с бесподобным презрением.
«Козел» на лагерном жаргоне – это тот, кто открыто сотрудничает с администрацией, это «ссученный» зэк, который надел «косяк» – красную повязку и вступил в СПП – «секцию профилактики правонарушений».
Я взглянул на белую полоску бинта, обвившуюся вокруг моего правого плеча, скосил глаза на уркагана, ответил, улыбнувшись уголком рта:
– Ты чего, кореш? Марлю с «косяком» спутал?
Блатной прищурил глаз, оглядел меня более внимательно. Очевидно, он искал на обнаженных участках моего тела следы татуировок, в камере темновато, и легко можно не углядеть синий перстень на пальце, например. Я проявил некоторую осведомленность в терминологии, и теперь урка пытался меня идентифицировать, как собрата по уголовному сообществу.
Еще Миклухо-Маклай, живя среди папуасов, подметил некоторую схожесть правил и табу первобытного общества и уголовного элемента за решеткой. Попавшие в неволю люди, как первобытные папуасы моментально делятся на касты, придумывают для себя правила-запреты, совершают ритуальные гомосексуальные акты и украшают тело знакомыми татуировками.
Урка, не отыскав на моей коже опознавательных знаков, зло оскалил редкие зубы:
– Под «делового» косишь, понтуешься? – Кривоносый уркаган указал большим пальцем себе за спину. – Гармонь видишь?
Я заглянул через плечо уголовника, увидел «гармонь», сиречь чугунную батарею центрального отопления у стены с маленьким зарешеченным окошком. Все ясно – уголовник возомнил себя «авторитетом» и решил устроить «прописку» подозрительно эрудированному фраеру.
– Если ты батарею «гармошкой» называешь, то да, вижу «гармонь», не слепой.
– Сыграй.
– На «гармошке»? Да ради бога, какие проблемы?! Подай «гармонь» и растяни мехи, а я, так уж и быть, сбацаю матросский танец «яблочко».
Ответить урка не успел. За моей спиной лязгнули дверные запоры, скрипнули петли, пахнуло свежим воздухом в затылок. И знакомый тупой конец резиновой дубинки уткнулся в мою почку. Конвоиры, как и обещал Кореец, вернулись быстро. Злятся за то, что их гоняют туда-сюда, ругаются:
– Мать твою...
– Уйди с прохода на...
– Захотел по...
– Отлынь, обсосок, а то...
Как и было задумано Корейцем, в камере я засветился, и теперь, по его же хитроумному плану, надлежит максимально реалистично, при свидетелях, изобразить побег. Как в том анекдоте: «Драку заказывали?.. Извольте получить!..»
Кручусь на пятках, колени скрещиваются, бедра скручиваются, нога «заряжается» для удара. Разрешаю ноге ударить. Стопа в кроссовке без шнурков, описав широкую дугу, бьет камуфляжного парнишку с автоматом в висок. Автоматчик падает, нога замирает в воздухе.
Рукой с забинтованным плечом хватаюсь за резину дубинки. Застывшая на весу нога приходит в движение, толкает пяткой хозяина дубинки в мясистую грудь.
Дубинка у меня. Встаю на обе ноги, пружиню коленями, замахиваюсь дубинкой. Контрольный удар тугой резиной по черепу поверженного автоматчика, и рука с дубинкой вновь пошла на замах. Незанятой рукой хватаюсь за автомат.
Возвращаю дубину владельцу. Броском, резко разогнув локоть, скорректировав кистью траекторию полета «де мократизатора».
Тяну к себе автомат обеими руками, лямка автоматного ремешка приподнимает стриженую голову омоновца, а в это время дубинка, как и задумано, попадает знакомым моей спине концом точно в глазницу своему хозяину.
Автомат у меня. «АКС-73У». Вес – три кило, емкость магазина – тридцать патронов, откидной приклад.
Хорошая машинка.
Снимаю оружие с предохранителя – и ходу! Сзади вопит ослепший на один глаз омоновец. Быстрее в конец коридора, а там налево.
Бежать в кроссовках, лишенных шнурков, удивительно неудобно. Чей это топот сзади? Оглядываюсь и вижу, как следом за мной драпанул из камеры кривоносый уркаган.
Из-за угла в конце коридора появляется мент. Он идет по своим делам, на ходу жует бутерброд с колбасой. Вопль собрата омоновца мента с бутербродом не особо волнует, наверное, привык к воплям задержанных после знакомства с резиновым «демократизатором». Но вот мент замечает меня, и надкусанный колбасный блин падает на пол. Мент комкает в кулаке кусок ржаного хлеба, из открытого рта сыплются крошки.
Стреляю короткой очередью поверх головы оголодавшего милиционера. Мусор живо отскакивает к стенке смешно прикрывает голову руками, жмурится. Пробегаю мимо, оглядываюсь.
Кривоногий урка бежит за мной, отстав от меня шагов на десять, а из камеры в коридор выскакивает его татуированный кореш. Нежданно-негаданно побег получается коллективный. Реалистично, блин, получается, даже чересчур...
Сворачиваю за угол. Впереди вестибюль, загончик для дежурного, люди в штатском и в форме. У всех в ушах еще звенит эхо автоматной очереди, большинство растерялись, но один молоденький сержант спешно расстегивает кобуру у пояса.
– Ложись!!! – ору что есть мочи и – «та-та-та...» – длинной очередью крушу лампы дневного света под потолком.
Бесстрашный сержант, как стойкий оловянный солдатик из сказки, единственный остается на ногах. Сержанту везет, хотя он, конечно, считает наоборот – кобура никак не хочет расстегиваться.
Имитирую обход сержанта справа. Служивый кидается наперерез. Притормаживаю, обхожу его слева, маневрирую, как бывалый баскетболист на игровой площадке. Походя задеваю автоматным стволом ребра смельчака.
– Ху... – выдыхает сержант, скособочившись.
Извини, мальчик, но так надо, мне очень надо убежать, мне приказали, и я послушно выполняю чужую волю.
Прямо передо мной услужливо открываются двери на улицу, на свободу. Усатого да молодцеватого старшего лейтенанта угораздило на диво не вовремя шагнуть под родную милицейскую «крышу». Валю летеху ударом коленки в живот, чуть замешкавшись в дверях, выбегаю на морозный зимний воздух.
«Бабах!..» – грохнул пистолетный выстрел в только что покинутом помещении. Не иначе, стойкий сержантик справился и с болью, и с кобурой. Кого, интересно, он завалил? Моего недавнего собеседника с кривым носом?
Нет, кривоносый догоняет меня на полпути к новенькому милицейскому «Мерседесу» со «светомузыкой» на крыше. Возле «мерса» торчит столбом господин Кореец. Мой новоявленный босс талантливо изображает растерянность. Левая передняя дверца машины открыта, и, я уверен, ключи торчат в замке зажигания.
– Убью! – кричу Корейцу, вскидывая автомат.
– Не стрелять! – кричит он, но не мне, а ментам, что виднеются поодаль, подле разнообразных казенных автомобилей еще советского производства.
С наслаждением бью Корейца пяткой в прыжке по коленке. Босс валится на снег весьма натурально. Мужественно пожертвовал коленной чашечкой ради достоверности спектакля со мною в роли главного антигероя.
А как там второстепенный злодей, не предусмотренный сценарием? Нормально. Урка-кривонос первым ныряет в машину, предусмотрительно оставив свободным водительское кресло. Прыгаю за руль, завожу тачку, что называется с пол-оборота. Едем! Рвем с места, как в американском кинобоевике. Для пущего эффекта включаю «светомузыку» – мигалку и сирену. Жму что есть сил на педаль газа, кручу баранку, автомат прыгает на коленях, а перед глазами мелькают дома, домишки, озябшие деревья, равнодушные столбы, заборы, прохожие. На молодежном сленге это называется «качественный драйв», оттяг, супер!
Глухо хлопнула дверь за истерзанной спиной, в носу защипало от запаха пота и человеческих испражнений, глаза поморгали и привыкли к приглушенному свету в каменном мешке.
Народу в камере, как сельдей в бочке. Народ разный и по возрасту, и по социальному положению. Жмутся друг к другу оттесненные к параше интеллигенты, тут и там сидят на полу суровые мужики крестьянской наружности, на единственных нарах вольготно расположились блатные. Камера явно не рассчитана на такое количество задержанных. На улице мороз, а здесь душно и жарко, здесь плохо всем, кроме привычных к тюремным реалиям урок.
Особей уголовной породы – две штуки. Парочка уркаганов – живая пародия на дуэт «кукол»-омоновцев. Конвоиры большие и толстые, урки мелкие и дистрофичные. Омоновцы наряжены в камуфляж темно-синих тонов, уголовники разделись до пояса и выставили на всеобщее обозрение бледно-голубую вязь тюремных татуировок. Омоновцы вели себя как хозяева душ и тел задержанных, короли на нарах реально «качали мазу» в среде пленников каменного мешка. Менты-конвоиры были не в чинах, и уркаганы в камере явно не козырной масти.
С нар лениво сполз урка с кривым, когда-то неудачно сломанным носом. Распихивая ногами в клешах мужиков на полу, шаркая ботинками-говнодавами без шнурков, кривоносый подгреб ко мне, новенькому, и гнусаво спросил:
– Курево есть, ко-озел?
Рогатое словечко «ко-озел» он процедил сквозь редкие гнилые зубы с бесподобным презрением.
«Козел» на лагерном жаргоне – это тот, кто открыто сотрудничает с администрацией, это «ссученный» зэк, который надел «косяк» – красную повязку и вступил в СПП – «секцию профилактики правонарушений».
Я взглянул на белую полоску бинта, обвившуюся вокруг моего правого плеча, скосил глаза на уркагана, ответил, улыбнувшись уголком рта:
– Ты чего, кореш? Марлю с «косяком» спутал?
Блатной прищурил глаз, оглядел меня более внимательно. Очевидно, он искал на обнаженных участках моего тела следы татуировок, в камере темновато, и легко можно не углядеть синий перстень на пальце, например. Я проявил некоторую осведомленность в терминологии, и теперь урка пытался меня идентифицировать, как собрата по уголовному сообществу.
Еще Миклухо-Маклай, живя среди папуасов, подметил некоторую схожесть правил и табу первобытного общества и уголовного элемента за решеткой. Попавшие в неволю люди, как первобытные папуасы моментально делятся на касты, придумывают для себя правила-запреты, совершают ритуальные гомосексуальные акты и украшают тело знакомыми татуировками.
Урка, не отыскав на моей коже опознавательных знаков, зло оскалил редкие зубы:
– Под «делового» косишь, понтуешься? – Кривоносый уркаган указал большим пальцем себе за спину. – Гармонь видишь?
Я заглянул через плечо уголовника, увидел «гармонь», сиречь чугунную батарею центрального отопления у стены с маленьким зарешеченным окошком. Все ясно – уголовник возомнил себя «авторитетом» и решил устроить «прописку» подозрительно эрудированному фраеру.
– Если ты батарею «гармошкой» называешь, то да, вижу «гармонь», не слепой.
– Сыграй.
– На «гармошке»? Да ради бога, какие проблемы?! Подай «гармонь» и растяни мехи, а я, так уж и быть, сбацаю матросский танец «яблочко».
Ответить урка не успел. За моей спиной лязгнули дверные запоры, скрипнули петли, пахнуло свежим воздухом в затылок. И знакомый тупой конец резиновой дубинки уткнулся в мою почку. Конвоиры, как и обещал Кореец, вернулись быстро. Злятся за то, что их гоняют туда-сюда, ругаются:
– Мать твою...
– Уйди с прохода на...
– Захотел по...
– Отлынь, обсосок, а то...
Как и было задумано Корейцем, в камере я засветился, и теперь, по его же хитроумному плану, надлежит максимально реалистично, при свидетелях, изобразить побег. Как в том анекдоте: «Драку заказывали?.. Извольте получить!..»
Кручусь на пятках, колени скрещиваются, бедра скручиваются, нога «заряжается» для удара. Разрешаю ноге ударить. Стопа в кроссовке без шнурков, описав широкую дугу, бьет камуфляжного парнишку с автоматом в висок. Автоматчик падает, нога замирает в воздухе.
Рукой с забинтованным плечом хватаюсь за резину дубинки. Застывшая на весу нога приходит в движение, толкает пяткой хозяина дубинки в мясистую грудь.
Дубинка у меня. Встаю на обе ноги, пружиню коленями, замахиваюсь дубинкой. Контрольный удар тугой резиной по черепу поверженного автоматчика, и рука с дубинкой вновь пошла на замах. Незанятой рукой хватаюсь за автомат.
Возвращаю дубину владельцу. Броском, резко разогнув локоть, скорректировав кистью траекторию полета «де мократизатора».
Тяну к себе автомат обеими руками, лямка автоматного ремешка приподнимает стриженую голову омоновца, а в это время дубинка, как и задумано, попадает знакомым моей спине концом точно в глазницу своему хозяину.
Автомат у меня. «АКС-73У». Вес – три кило, емкость магазина – тридцать патронов, откидной приклад.
Хорошая машинка.
Снимаю оружие с предохранителя – и ходу! Сзади вопит ослепший на один глаз омоновец. Быстрее в конец коридора, а там налево.
Бежать в кроссовках, лишенных шнурков, удивительно неудобно. Чей это топот сзади? Оглядываюсь и вижу, как следом за мной драпанул из камеры кривоносый уркаган.
Из-за угла в конце коридора появляется мент. Он идет по своим делам, на ходу жует бутерброд с колбасой. Вопль собрата омоновца мента с бутербродом не особо волнует, наверное, привык к воплям задержанных после знакомства с резиновым «демократизатором». Но вот мент замечает меня, и надкусанный колбасный блин падает на пол. Мент комкает в кулаке кусок ржаного хлеба, из открытого рта сыплются крошки.
Стреляю короткой очередью поверх головы оголодавшего милиционера. Мусор живо отскакивает к стенке смешно прикрывает голову руками, жмурится. Пробегаю мимо, оглядываюсь.
Кривоногий урка бежит за мной, отстав от меня шагов на десять, а из камеры в коридор выскакивает его татуированный кореш. Нежданно-негаданно побег получается коллективный. Реалистично, блин, получается, даже чересчур...
Сворачиваю за угол. Впереди вестибюль, загончик для дежурного, люди в штатском и в форме. У всех в ушах еще звенит эхо автоматной очереди, большинство растерялись, но один молоденький сержант спешно расстегивает кобуру у пояса.
– Ложись!!! – ору что есть мочи и – «та-та-та...» – длинной очередью крушу лампы дневного света под потолком.
Бесстрашный сержант, как стойкий оловянный солдатик из сказки, единственный остается на ногах. Сержанту везет, хотя он, конечно, считает наоборот – кобура никак не хочет расстегиваться.
Имитирую обход сержанта справа. Служивый кидается наперерез. Притормаживаю, обхожу его слева, маневрирую, как бывалый баскетболист на игровой площадке. Походя задеваю автоматным стволом ребра смельчака.
– Ху... – выдыхает сержант, скособочившись.
Извини, мальчик, но так надо, мне очень надо убежать, мне приказали, и я послушно выполняю чужую волю.
Прямо передо мной услужливо открываются двери на улицу, на свободу. Усатого да молодцеватого старшего лейтенанта угораздило на диво не вовремя шагнуть под родную милицейскую «крышу». Валю летеху ударом коленки в живот, чуть замешкавшись в дверях, выбегаю на морозный зимний воздух.
«Бабах!..» – грохнул пистолетный выстрел в только что покинутом помещении. Не иначе, стойкий сержантик справился и с болью, и с кобурой. Кого, интересно, он завалил? Моего недавнего собеседника с кривым носом?
Нет, кривоносый догоняет меня на полпути к новенькому милицейскому «Мерседесу» со «светомузыкой» на крыше. Возле «мерса» торчит столбом господин Кореец. Мой новоявленный босс талантливо изображает растерянность. Левая передняя дверца машины открыта, и, я уверен, ключи торчат в замке зажигания.
– Убью! – кричу Корейцу, вскидывая автомат.
– Не стрелять! – кричит он, но не мне, а ментам, что виднеются поодаль, подле разнообразных казенных автомобилей еще советского производства.
С наслаждением бью Корейца пяткой в прыжке по коленке. Босс валится на снег весьма натурально. Мужественно пожертвовал коленной чашечкой ради достоверности спектакля со мною в роли главного антигероя.
А как там второстепенный злодей, не предусмотренный сценарием? Нормально. Урка-кривонос первым ныряет в машину, предусмотрительно оставив свободным водительское кресло. Прыгаю за руль, завожу тачку, что называется с пол-оборота. Едем! Рвем с места, как в американском кинобоевике. Для пущего эффекта включаю «светомузыку» – мигалку и сирену. Жму что есть сил на педаль газа, кручу баранку, автомат прыгает на коленях, а перед глазами мелькают дома, домишки, озябшие деревья, равнодушные столбы, заборы, прохожие. На молодежном сленге это называется «качественный драйв», оттяг, супер!