Нападающие замерли, застыли не завершив прыжка. Вытаращенные глаза уставились на мой комбинезон, их руки повисли, ладони одного выпустили палку, которая со стуком покатилась ко мне. Тот, которого я пнул, как раз поднимался с земли. Он посмотрел на меня и остался стоять на одном колене, опершись на руку, выпучив глаза.
– Не трыфить, – просипел он. – Лунак!
– Не лунак! – бросил другой. – Смотри, что у него! ДОЦЕНТ!
– Ты что, доцента не видел? – фыркнул третий. – Это космак!
– Гволишь! Космаков не бывает!
– Фул с ним. Я згволиваю! – решил главарь и длинными прыжками перебежал на другую сторону улицы.
Я направил на него ствол парализатора и не целясь нажал кнопку. Видимо я задел его самым краем рассеянного поля, потому как у него подогнулись ноги, но он удержал равновесие, оперся о стену и громко сопя стал растирать ляжки. Остальные застыли глядя то на меня, то на него.
– Космак! – отозвался один из них доверенно, с некоторым уважением. – Дай жить, мы уйдем! Ну?
Я сделал красноречивый жест вооруженной рукой. Они разбежались по сторонам и исчезли в одно мгновение, словно поглощенные витринами магазинов. Тот, кому досталось из парализатора, ковылял по другой стороне улицы. Я подошел к лежащему парню. Мертв. Верхняя часть туловища раздавлена. Круглые остекленевшие глаза уставились в землю.
– Чем могу служить? – послышалось рядом.
Я оглянулся. За мной стоял робот. Тот, что свалился со столба. Он ждал приказаний. Наверное, он предназначен для облегчения жизни прохожим. Случайно он стал убийцей, хотя было бы не удивительно, если он сделал это из мести…
– Подними его и пойдем со мной, – сказал я, показывая на труп.
Не оглядываясь я направился к видневшемуся в нескольких метрах газону. Робот топал за мной.
– Копай яму, – сказал я отчеркивая носком ботинка прямоугольник. – Вот такую. Потом зароешь тело.
Робот осторожно уложил труп на траву, присел и растопыренными пальцами механических рук поднял слой дерна. Но через минуту металлические ногти зазвенели по твердой поверхности. Под двадцатисантиметровым слоем почвы был бетон. Я забыл, что настоящая земля находится где-то глубоко, закрытая и забытая. То что нагромоздилось над ней было болезненным новообразованием, чрезмерно разросшимся чужеродным телом.
– Оставь. Сделай с ним что-нибудь! – сказал я роботу.
– Я вызову погребальную машину, – услужливо подсказал он.
Я кивнул, даже не зная, понял ли он этот жест, и пошел обратно, к выходу из подземки.
Только теперь я понял, насколько трудным и сложным мероприятием будет то, что казалось самым простым. Этот город был чужим, другим, выросшим над тем, что я знал. Без геодезических карт найти место, которое я искал, нельзя… А если я и найду это место, смогу ли добраться туда, на сто метров вниз, через множество этажей и слоев до поверхности грунта, под которым находится цилиндр? А если и доберусь, найду ли его ниже нижних подвалов главного корпуса?
Здание института было восьмиэтажным. Оно стояло с тех времен, когда высокие дома строили из бетонных элементов, укрепленных сталью. Вряд ли оно исчезло. Судя по тому, что я видел и о чем догадывался, принятая система модернизации города появилась из-за трудностей с разборкой подобных зданий. Уже в те времена, когда я покидал Землю, эта проблема сказывалась в центральных районах больших городов. Строить большие непересекающиеся трассы можно было только возводя все более высокие виадуки и эстакады над существующими дорогами. Многоуровневые артерии и узлы уже тогда достигали окон третьего или четвертого этажей соседних зданий. А извивающиеся развязки как змеи опутывали стоящие возле дорог здания, становясь кошмаром для жителей близлежащих домов, круглые сутки им не давал покоя шум.
Я начал понимать механизм этого урбанистического явления. Улицы поднимались над домами, а дома сравнивались с уровнем улиц. Через некоторое время, на нижних уровнях неизбежно возникало мертвое пространство, отрезанное от света слоями эстакад и стенами домов, нижние этажи уже не годились ни для жилья, ни для работы людей. Необходимо было отсекать мертвые слои города, непосещаемые, неприбранные, пригодные лишь для нужд городской инженерии, подземных линий сообщения или полностью автоматизированных промышленных предприятий. Наконец сеть эстакад слилась в одну плоскость, обозначив новый нулевой уровень города. Маленькие дома исчезли внизу, большие выбивались наверх только верхними этажами. Возможно, для укрепления этой плоскости, в некоторых местах было необходимо опереть ее на старые здания, стены которых заполнялись веществом увеличивающим их прочность.
Сколько раз, пока меня здесь не было, повторялась подобная операция? Три, четыре, больше? Сколько очередных уровней города исчезло под новыми артериями и новой застройкой? Этот процесс может быть лавинным… Я помню, что когда жил здесь, почти каждая новая магистраль, современно и внешне перспективно спроектированная, переставала удовлетворять потребностям уже к моменту постройки.
Строения, увиденные мною на самом верхнем уровне, самом младшем, являющемся последней фазой развития города, выглядели очень легкими и ажурными. Это подтверждало гипотезу: по мере возвышения города использовались все более легкие материалы и конструкции, чтобы не напрягать сверх меры опорные слои расположенные ниже. Я надеялся, что нижние уровни, хоть и стали клеточной структурой, проходимы хотя бы в некоторой степени. Для проверки надо было пробраться вглубь, под кожуру города. Мне казалось, что одной из возможных дорог на нижние уровни должны быть шахты, ведущие к станциям подземки. Я опускался вниз на очередном эскалаторе и внимательно осматривал стены шахты. Несмотря на не слишком аккуратную оболочку из искусственного материала, было видно, что это стены старых домов. По мере погружения я мог проследить, как на геологическом срезе, очередные слои застройки и слои разделяющие их. На двух уровнях, отстоящих всего метров на двадцать, я нашел следы заделанных проходов, вероятно выходных туннелей для пассажиров подземки. Однако, меня интересовал уровень грунта. Я помнил, что до моего отлета существовало два уровня туннелей метро. Два обнаружились и здесь, но было неизвестно, не проходил ли нижний уже над уровнем грунта. По мере разрастания города вверх, подземные коммуникации также могли сместиться на верхние уровни оставленные населением. Я вышел на перрон верхней линии подземки, идущей перпендикулярно направлению, откуда прибыл. Мне казалось, что отправившись по этой ветке направо я должен приблизиться к реке. Должна же она где-то существовать. Ее не могли уничтожить полностью. Она необходима для функционирования города. Если я найду ее, скрытую где-то на дне города, она послужит отсчетной точкой для топографической ориентировки. И все же я слишком устал, чтобы продолжать поиски ночью. Я повернулся к лестнице. Проходя по перрону я заметил двух рыжих крыс. Одна нажимала носом на кнопку, а вторая подставляла мордочку под струю вытекающей жидкости. Увидев меня они съежились, одна предупредительно пискнула и обе прошмыгнули к лестнице. Прежде чем я дошел до ее подножия, оба животных были уже наверху и быстро преодолевали последние ступени. Лестница тронулась только тогда, когда я к ней подошел. Видимо автомат не реагировал на крыс…
Улица опустела, только под стеной с противоположной стороны стоял все тот же робот. Я узнал его по поврежденной оболочке. Я взглянул на газон. Останков парня там не было. Какая-то машина приводила в порядок дерн разрытый роботом.
– Робот! – позвал я андроида.
– Слушаю, – отозвался он и подошел ко мне. – Чем могу служить?
– Где можно найти что-нибудь поесть?
– Я отведу вас к магазину, это рядом.
Я пошел за ним и он указал на двери большого магазина, распахнувшиеся передо мной. Я взял с первой попавшейся полки цветную пластиковую упаковку и вышел на улицу. Робот ждал у двери.
– Где можно поспать? – спросил я.
– В этом доме есть свободные комнаты, – он показал на ближайший подъезд дома. – Желаю спокойной ночи.
– Спасибо, – машинально ответил я.
Этот робот, о ирония, был единственной «личностью», которая вела себя как… человек в этом странном городе.
Я вошел в небольшой холл, на потолке сразу же зажглась лампа. Через открытую дверь лифта была видна просторная кабина с рядом кнопок на стене. Я вошел и нажал на первую попавшуюся. Дверь закрылась, лифт тронулся. Я вышел на втором этаже. В обе стороны тянулся коридор. Я остановился перед ближайшей дверью. Она отворилась, за ней было небольшое помещение залитое светом, почти пустое. Кроме низкой лежанки, столика с видеофоном и двух кресел здесь ничего не было. В нише за перегородкой находились раздатчик напитков с запасом пластиковых стаканчиков и крышка мусоропровода. За небольшой дверью сбоку – санитарное помещение с душем. Дверь закрывалась изнутри и я решил остаться здесь до утра. Содержимое пакета, прихваченного из магазина внизу, оказалось вполне съедобным, хотя по вкусу – ничего земного. Напиток из автомата тоже не вызывал отвращения. Я искупался и лег спать. Уже лежа в темноте я услышал шаги и возбужденные голоса в коридоре, но подниматься и выглядывать не стал. Я дотянулся до переключателя видеофона и попросил сообщить точное время. Механический голос стал монотонно повторять часы и минуты. Одновременно на экране появились цифры. Я сравнил меняющиеся цифры секунд со своими часами. Час был не тем, что на Луне, видно там время подгоняли под другой часовой пояс, но минуты и секунды сходились. Точные хронометры отмеряли один ритм времени и здесь и там, несмотря на то, что прошел век долгой разлуки… Одно и то же безразличное к происходящему время отмеряло срок гибели и тех и других, общее для всех людей с тех пор, как они научились его отмерять…
Я выключил видеофон и лег на подушку. Из глубин памяти всплыла новая картина, навеянная видом меняющихся цифр секундомера…
– В чем тут фокус? – спросил я наконец, в то время как он задерживал объяснения, наслаждаясь моим удивлением.
– Долго рассказывать, – сообщил он потрепав меня по плечу. – Пойдем наверх. Здесь влажно, а мой ревматизм этого не любит. На обратном пути Ван Трофф тщательно запер за собой таинственный проход, после чего объяснил, как его открывать.
– Я люблю вас обоих, – сказал он, когда мы опять оказались в его комнате. – Тебя и Йетту. Мне жалко вас, когда я думаю, что вы можете никогда больше не встретиться… Хочется вам помочь. Мне это изобретение уже не понадобится, я слишком поздно довел дело до конца и не вижу смысла в его распространении. Но оно пригодится именно вам. Хотите – воспользуйтесь. Тогда я могу думать, что моя работа все-таки имела смысл. Одним словом, я хочу дать тебе молодость Йетты, сохранить ее для тебя к твоему возвращению…
– Разве это возможно? – спросил я.
– Конечно. Она тебя подождет. Насколько я разбираюсь в женщинах, она не откажется.
– Думаешь, профессор, ее чувства сохранятся пол века?
– Ты ничего не понял! – засмеялся он, сочувственно качая головой. – Я не предлагаю тебе эликсир молодости для девушки! Я хочу дать ее тебе такой, как она есть, но через пятьдесят лет.
– Значит, то что ты сделал с часами?…
– Это не фокус. Внизу, под люком, находится цилиндрическая камера.
Внутри нее, после закрытия люка, время останавливается.
– Как это? Совсем останавливается? – я никак не мог разобраться, когда «Мефи» шутит, а когда говорит серьезно.
– Ну, не совсем. Но течет очень медленно. По законам общей теории поля, рассмотренной относительно…
– Я не настолько понимаю…
– Знаю. Ты никогда не был силен в этих вопросах, насколько я помню.
Не стесняйся, я один из немногих физиков, которые в этом разбираются…
Воспользуюсь аналогией, так будет понятнее.
Как ты помнишь, в неинерционных системах время течет по разному. Близнец, посланный в космос в ракете разогнанной до скорости близкой к световой, вернувшись будет младше своего брата, оставшегося на Земле…
– Но… цилиндр же все время остается здесь, не двигается… – перебил его я.
– Потерпи. Известно также, что вблизи больших масс материи, в сильном гравитационном поле, время течет медленнее, чем вдали от них. Примером могут быть явления, происходящие вблизи так называемых «черных дыр». Это эквивалентно, с другой стороны, искривлению пространства, оно тем больше, чем сильнее поле. Но на Земле гравитация невелика. Можно ли локально искривить пространство так, чтобы достичь эффекта замедления времени? Да, можно. Достаточно соответствующим образом использовать ту гравитацию, которую создает Земля…
– Но ведь земное поле слишком слабое, как ты сказал!
– Поле да, а масса? Представь себе, что вся масса Земли сосредоточится в шаре диаметром в один метр. Как ты думаешь, на сколько «g» вырастет ускорение на поверхности такого шара?
– Надо посчитать… Ну, допустим, миллион?
– Умножь еще на миллион и все еще будет мало! – Засмеялся Ван Трофф.
– Такой шар обладал бы свойствами «черной дыры»!
– Но… в реальных условиях, на Земле… такого не достигнешь?!
– Дорогой мой! – Ван Трофф улыбнулся. – Чтобы поджечь лист бумаги, тебе приходиться лететь с ним к Солнцу?
– Достаточно линзы…
– Ты слишком умен для космонавта, – добродушно проворчал он. – Сам устранил свои сомнения. Линза дает тебе локальный, маленький образ солнца, который в одно мгновение прожжет дыру в бумаге, хотя само Солнце, освещая лист бумаги ничего подобного не вызывает. И все. Закрытие крышки люка цилиндра приводит к соответственной установке «гравитационных линз», если можно их так назвать, и сосредоточению поля в небольшой области внутри камеры.
– Непонятно, но приходится верить, профессор, – сознался я, – Значит время в камере вообще не идет?
– Это невозможно. Время не остановишь. Но можно произвольно задерживать его течение по сравнению со временем в другой системе, в данном случае с Землей… Все зависит от эффективности «линз»… Мне удалось получить совсем неплохой результат: сто лет нашего времени в цилиндре длятся около восьми минут…
– То есть, ты хочешь сказать, что часы оставленные в цилиндре на сто лет, уйдут вперед только на восемь минут?
– Примерно… Я проводил довольно точные измерения. Мои часы пробыли там год и ушли на неполные пять секунд…
– Но… человек? Может ли он…
– Да.
– Ты проверял?
– Мои часы были пристегнуты к запястью молодого шимпанзе. Через год шимпанзе вышел оттуда абсолютно здоровым и даже не утомленным пребыванием там… Хотя… я тоже… недавно сделал себе трехмесячный отпуск. Все думали, что я уехал. Но я был там, в цилиндре. Закрыл люк и сразу его открыл. Не стоит объяснять, что в этом отпуске я не успел отдохнуть. Для меня все длилось секунду…
Тогда я не знал, что получится из идеи старого профессора…
Уборочные автоматы терпеливо подметали улицу, однако никто не мешал явно скучающим парням в поисках странных развлечений. «Город детей? – подумал я, глядя на все это. – Какие-то новые методы воспитания?»
Нет! Ведь эти «дети» настроились убить меня вчера вечером… Или здесь нет взрослых? Похоже все на улице были подростками… А те, с окраины? Это люди старшего возраста…
Когда меня атаковали в городе, на мне был костюм из предместья. Это стало причиной? Кажется, да. Я начал сопоставлять факты. Те – ободранные и грязные, живут в старых полуразрушенных домах, а здесь стоят пустые квартиры, в магазинах есть все необходимое для нормальной жизни… И молодые и раскованные, нападающие кучей на предполагаемого пришельца оттуда…
Видимо существовал конфликт между первыми и вторыми, какое-то странное разделение общества. Завладевшие центром города безжалостно прогоняли других, травили их и били… Я вспомнил осторожное поведение оборванцев, как они крались под прикрытием тени, «гашение» фонарей… Кого они боялись? От кого прятались? От этих сопляков? Кто систематически разрушал пищевые автоматы в безлюдных поселках на окраинах города? Может лунаты были правы, когда говорили, что Землю населяет дегенерировавшая разновидность людей?
Меня поразило еще одно – ни среди молодежи на улице, ни в банде с окраины, не было женщин. Я не понимал, что здесь происходит, хотя и находил некоторые закономерности. По большому счету, пока меня не интересовали детали организации местного общества. Я стремился найти нужное место, оказаться там, как можно скорее… Но справлюсь ли я без посторонней помощи?
Я отошел от окна и сел поразмыслить над планом дальнейших поисков. Я посмотрел на видеофон, стоящий передо мной на столике, он работал. После нажатия кнопки экран засветился, зазвучал голос автомата:
– Городской коммутатор, – назовите номер или имя абонента.
– Дайте городскую справку, – попросил я.
– Справочная, слушаю.
– Кто управляет администрацией города?
– Центральная Система Координации.
– Соедините меня с начальником.
– Ц.С.К. – система компьютеров.
– Я хочу поговорить со следящим за ней человеком.
– Система работает без надзора.
– Тогда дайте полицейский участок.
– Такой организации нет.
– Черт! – вырвалось у меня.
– Абонент неизвестен, – спокойно ответил автомат.
Разговаривать так можно было долго.
– Три семерки, три единицы, – сказал я наугад.
Экран потемнел, из динамика донеслось несколько гудков, и наконец на экране появилось лицо мужчины. Выглядел он лет на тридцать – небритые щеки и длинные растрепанные волосы.
– Чего? – буркнул он, глядя на меня с экрана.
– У тебя есть немного времени? – спросил я.
– Ну, может и есть. Ты кто? Минутку…
– Он повернулся к кому-то еще. Я услышал как он произнес:
– Не знаю. Какой-то чужак. – А потом мне. – Ну, говори, в чем дело.
– Я прилетел вчера, давно здесь не был и не знаю города, – объяснил я.
– Откуда прилетел? – перебил он внимательно меня рассматривая.
– С Луны, – выпалил я, глядя ему в глаза.
Он на секунду замолчал.
– Гволишь. Я видел лунака… На згреда ты тоже не похож… – медленно произнес он задумавшись. – Кто ты на самом деле? Отойди от камеры, хочу на тебя посмотреть!
Я отошел на три шага назад и увидел как меняется выражение его лица.
– Ты! Ты космак! Смотри, Битт, гныпель не брехал, в городе космак!
На экране появилось лицо второго мужчины, лысеющего бородача.
– С чего ты взял, что он космак? – недоверчиво проворчал он.
– Не видишь? У него звезда, так я их узнаю! И говорит странно, по старому. Космак, оружие есть?
– Есть. Я вернулся с Дзеты. У меня здесь есть одно дело…
– Это утрясешь не с нами, – прервал меня бородач, – я, дырба, еще не свихнулся!
– А ты не продашь свое оружие? – спросил второй придвигаясь к экрану.
– Смотри, как продаст!
– Поговорим! – нехотя ответил я, чтобы как-то продолжить разговор.
– Я с тобой торговаться не буду. Но помогу, уж слишком ты, дырба, вежливый. Пришлю к тебе доцента, есть у меня знакомый. Старый фул, но договоритесь. Может и мне что перепадет. Какой у тебя номер?
– Номер?
– Видеофона.
– Сто одиннадцать, пятьсот пятнадцать, – сказал я посмотрев на табличку аппарата.
– Хорошо. Это где-то в центре. На улицу лучше не выходи, а то гныпли тебя догволят. Их там в центре много. В случае чего гволи их головы, ничего не бойся, здесь без этого не проживешь. Я звоню доценту. Экран погас, а я задумался, следовало ли давать номер своего видеофона. Кто знает, что сделают эти подозрительные типы… От нескольких сопляков я могу кое-как защититься, но… Хотя, другого выхода нет. Эти двое хоть выглядели и говорили нормально, для этого ненормального мира. Я уже понял, что в моем внешнем виде производило такое яркое впечатление на всех, кто меня видел: эмблема в форме звезды, нашитая на комбинезон – традиционный символ издавна используемый экипажами межзвездный кораблей. Это он идентифицировал меня как «космака», что должно было означать астронавта вернувшегося из Космоса, а словом «лунак» здесь определяли жителя Луны… Видимо, временами здесь появлялись и те и другие, но, как мне кажется, относились к ним по-разному. Во всяком случае, космак внушал почтение, а это мне на руку.
Мой лексикон продолжал обогащаться. «Гныпли» – это те молодые громкие ребята с палками за пазухой. А еще были «згреды» – наверное те из домов на окраине. И «доценты», о которых я ничего пока не знал.
Почти до момента отлета «Гелиоса» на паркинговую орбиту, Ван Трофф при каждом удобном случае уговаривал меня принять его предложение. Он поверил, просто убедил себя, что это единственный способ подтвердить полезность дела всей своей жизни.
– Вы же любите друг друга! – с патетическим подъемом говорил он. – Есть ли что-нибудь более прекрасное и ценное, чем большое и настоящее чувство?
Тогда я не был так уверен в своих чувствах. Быть может Йетта и любила меня именно такой любовью, как представлял себе «Мефи». Но я? Будь я влюблен так сильно, разве не отказался бы от полета к Дзете? Ван Трофф словно не хотел замечать противоречий… или хотел чтобы я поверил в это чувство… Задуманный эксперимент стал последней целью в его жизни.
– Ты боишься, что любовь Йетты не продлиться и нескольких минут после твоего отлета? – Временами шутил он, пытаясь сыграть на моем мужском самолюбии. – Это все равно как чуть-чуть опоздать на свидание, наверняка она будет терпеливо ждать…
– Я не смогу предложить это, – однажды сознался я, – можно не вернуться, или…
– Думаешь влюбиться в одну из прекрасных жительниц системы Дзеты?
– Это серьезно. Я могу не вернуться. Что тогда? Йетта останется одна в чужом мире…
– Не преувеличивай. Пятьдесят лет не такой большой прыжок во времени, чтобы она не справилась. Женщины находчивы, легко приспосабливаются…
– Не знаю, захочет ли она… Зная, что нельзя вернуться в свое время, к прежней жизни…
– Не требуй от меня слишком многого, – пробормотал он и замолчал. – Я сказал тебе, что это лишь половина открытия. На остальное потребуется еще одна жизнь… А она… она согласится. Я сам скажу ей, независимо от твоего решения. В конце концов, ее это тоже касается…
– Не делай этого, не создавай иллюзий!
– Каких иллюзий? Поверь наконец, то, чему я посвятил жизнь, чего-то да стоит! Я бы сделал и больше, если б успел… Тогда, возможно, вам удалось бы… или ей одной, если тебя не будет, все вернуть…
– Что ты имеешь ввиду? Вернуть? Возвратить?
– Возможно… Я же сказал – это вопрос еще многих лет работы…
Антигравитация… Теоретически достаточно, изменить знаки в уравнениях… Или еще и знак переменной времени?… Не знаю. Извини, не знаю… Пока только чувствую, но одной интуиции мало…
Он настоял на своем, все рассказал ей, а она не раздумывая ухватилась за эту возможность. Мы говорили об этом только однажды. Ее энтузиазм заглушил голос моего рассудка. Она сказала: «До свидания. Ты знаешь где меня найти. Даже если пройдет больше пятидесяти лет…» Таким было прощание. Когда я вошел в автокар, Йетта помахала мне рукой, а потом сложила ладони, склонила голову и улеглась на них щекой. Этим детским жестом она напомнила, что «идет спать»… Точно также она прощалась много раз, когда вечером, проводив ее домой, я стоял под окнами, чтобы перед уходом увидеться еще раз. Правда, через несколько дней мы встречались снова. Теперь расставание затянется, во всяком случае для меня, потому что она…
Я не знал, когда она воспользуется цилиндром. Сразу, через год, два… Она всегда была такой нетерпеливой… Когда я не встречался с ней неделю, занимаясь в центре подготовки, она ежедневно звонила с упреками или с ласками. Она не переносила моего отсутствия. Однако ни словом не вспоминала о скором отлете. А я, зная, что придется ее покинуть, тоже трусливо избегал этой темы. Возможно, сначала она верила, что ее чувства в состоянии остановить меня, что я откажусь от экспедиции? А может она с самого начала знала про изобретение Ван Троффа? Из раздумий меня вырвал звонок видеофона. На экране появилось лицо мужчины лет шестидесяти, с седыми волосами и гладко выбритым лицом.
– Не трыфить, – просипел он. – Лунак!
– Не лунак! – бросил другой. – Смотри, что у него! ДОЦЕНТ!
– Ты что, доцента не видел? – фыркнул третий. – Это космак!
– Гволишь! Космаков не бывает!
– Фул с ним. Я згволиваю! – решил главарь и длинными прыжками перебежал на другую сторону улицы.
Я направил на него ствол парализатора и не целясь нажал кнопку. Видимо я задел его самым краем рассеянного поля, потому как у него подогнулись ноги, но он удержал равновесие, оперся о стену и громко сопя стал растирать ляжки. Остальные застыли глядя то на меня, то на него.
– Космак! – отозвался один из них доверенно, с некоторым уважением. – Дай жить, мы уйдем! Ну?
Я сделал красноречивый жест вооруженной рукой. Они разбежались по сторонам и исчезли в одно мгновение, словно поглощенные витринами магазинов. Тот, кому досталось из парализатора, ковылял по другой стороне улицы. Я подошел к лежащему парню. Мертв. Верхняя часть туловища раздавлена. Круглые остекленевшие глаза уставились в землю.
– Чем могу служить? – послышалось рядом.
Я оглянулся. За мной стоял робот. Тот, что свалился со столба. Он ждал приказаний. Наверное, он предназначен для облегчения жизни прохожим. Случайно он стал убийцей, хотя было бы не удивительно, если он сделал это из мести…
– Подними его и пойдем со мной, – сказал я, показывая на труп.
Не оглядываясь я направился к видневшемуся в нескольких метрах газону. Робот топал за мной.
– Копай яму, – сказал я отчеркивая носком ботинка прямоугольник. – Вот такую. Потом зароешь тело.
Робот осторожно уложил труп на траву, присел и растопыренными пальцами механических рук поднял слой дерна. Но через минуту металлические ногти зазвенели по твердой поверхности. Под двадцатисантиметровым слоем почвы был бетон. Я забыл, что настоящая земля находится где-то глубоко, закрытая и забытая. То что нагромоздилось над ней было болезненным новообразованием, чрезмерно разросшимся чужеродным телом.
– Оставь. Сделай с ним что-нибудь! – сказал я роботу.
– Я вызову погребальную машину, – услужливо подсказал он.
Я кивнул, даже не зная, понял ли он этот жест, и пошел обратно, к выходу из подземки.
Только теперь я понял, насколько трудным и сложным мероприятием будет то, что казалось самым простым. Этот город был чужим, другим, выросшим над тем, что я знал. Без геодезических карт найти место, которое я искал, нельзя… А если я и найду это место, смогу ли добраться туда, на сто метров вниз, через множество этажей и слоев до поверхности грунта, под которым находится цилиндр? А если и доберусь, найду ли его ниже нижних подвалов главного корпуса?
Здание института было восьмиэтажным. Оно стояло с тех времен, когда высокие дома строили из бетонных элементов, укрепленных сталью. Вряд ли оно исчезло. Судя по тому, что я видел и о чем догадывался, принятая система модернизации города появилась из-за трудностей с разборкой подобных зданий. Уже в те времена, когда я покидал Землю, эта проблема сказывалась в центральных районах больших городов. Строить большие непересекающиеся трассы можно было только возводя все более высокие виадуки и эстакады над существующими дорогами. Многоуровневые артерии и узлы уже тогда достигали окон третьего или четвертого этажей соседних зданий. А извивающиеся развязки как змеи опутывали стоящие возле дорог здания, становясь кошмаром для жителей близлежащих домов, круглые сутки им не давал покоя шум.
Я начал понимать механизм этого урбанистического явления. Улицы поднимались над домами, а дома сравнивались с уровнем улиц. Через некоторое время, на нижних уровнях неизбежно возникало мертвое пространство, отрезанное от света слоями эстакад и стенами домов, нижние этажи уже не годились ни для жилья, ни для работы людей. Необходимо было отсекать мертвые слои города, непосещаемые, неприбранные, пригодные лишь для нужд городской инженерии, подземных линий сообщения или полностью автоматизированных промышленных предприятий. Наконец сеть эстакад слилась в одну плоскость, обозначив новый нулевой уровень города. Маленькие дома исчезли внизу, большие выбивались наверх только верхними этажами. Возможно, для укрепления этой плоскости, в некоторых местах было необходимо опереть ее на старые здания, стены которых заполнялись веществом увеличивающим их прочность.
Сколько раз, пока меня здесь не было, повторялась подобная операция? Три, четыре, больше? Сколько очередных уровней города исчезло под новыми артериями и новой застройкой? Этот процесс может быть лавинным… Я помню, что когда жил здесь, почти каждая новая магистраль, современно и внешне перспективно спроектированная, переставала удовлетворять потребностям уже к моменту постройки.
Строения, увиденные мною на самом верхнем уровне, самом младшем, являющемся последней фазой развития города, выглядели очень легкими и ажурными. Это подтверждало гипотезу: по мере возвышения города использовались все более легкие материалы и конструкции, чтобы не напрягать сверх меры опорные слои расположенные ниже. Я надеялся, что нижние уровни, хоть и стали клеточной структурой, проходимы хотя бы в некоторой степени. Для проверки надо было пробраться вглубь, под кожуру города. Мне казалось, что одной из возможных дорог на нижние уровни должны быть шахты, ведущие к станциям подземки. Я опускался вниз на очередном эскалаторе и внимательно осматривал стены шахты. Несмотря на не слишком аккуратную оболочку из искусственного материала, было видно, что это стены старых домов. По мере погружения я мог проследить, как на геологическом срезе, очередные слои застройки и слои разделяющие их. На двух уровнях, отстоящих всего метров на двадцать, я нашел следы заделанных проходов, вероятно выходных туннелей для пассажиров подземки. Однако, меня интересовал уровень грунта. Я помнил, что до моего отлета существовало два уровня туннелей метро. Два обнаружились и здесь, но было неизвестно, не проходил ли нижний уже над уровнем грунта. По мере разрастания города вверх, подземные коммуникации также могли сместиться на верхние уровни оставленные населением. Я вышел на перрон верхней линии подземки, идущей перпендикулярно направлению, откуда прибыл. Мне казалось, что отправившись по этой ветке направо я должен приблизиться к реке. Должна же она где-то существовать. Ее не могли уничтожить полностью. Она необходима для функционирования города. Если я найду ее, скрытую где-то на дне города, она послужит отсчетной точкой для топографической ориентировки. И все же я слишком устал, чтобы продолжать поиски ночью. Я повернулся к лестнице. Проходя по перрону я заметил двух рыжих крыс. Одна нажимала носом на кнопку, а вторая подставляла мордочку под струю вытекающей жидкости. Увидев меня они съежились, одна предупредительно пискнула и обе прошмыгнули к лестнице. Прежде чем я дошел до ее подножия, оба животных были уже наверху и быстро преодолевали последние ступени. Лестница тронулась только тогда, когда я к ней подошел. Видимо автомат не реагировал на крыс…
Улица опустела, только под стеной с противоположной стороны стоял все тот же робот. Я узнал его по поврежденной оболочке. Я взглянул на газон. Останков парня там не было. Какая-то машина приводила в порядок дерн разрытый роботом.
– Робот! – позвал я андроида.
– Слушаю, – отозвался он и подошел ко мне. – Чем могу служить?
– Где можно найти что-нибудь поесть?
– Я отведу вас к магазину, это рядом.
Я пошел за ним и он указал на двери большого магазина, распахнувшиеся передо мной. Я взял с первой попавшейся полки цветную пластиковую упаковку и вышел на улицу. Робот ждал у двери.
– Где можно поспать? – спросил я.
– В этом доме есть свободные комнаты, – он показал на ближайший подъезд дома. – Желаю спокойной ночи.
– Спасибо, – машинально ответил я.
Этот робот, о ирония, был единственной «личностью», которая вела себя как… человек в этом странном городе.
Я вошел в небольшой холл, на потолке сразу же зажглась лампа. Через открытую дверь лифта была видна просторная кабина с рядом кнопок на стене. Я вошел и нажал на первую попавшуюся. Дверь закрылась, лифт тронулся. Я вышел на втором этаже. В обе стороны тянулся коридор. Я остановился перед ближайшей дверью. Она отворилась, за ней было небольшое помещение залитое светом, почти пустое. Кроме низкой лежанки, столика с видеофоном и двух кресел здесь ничего не было. В нише за перегородкой находились раздатчик напитков с запасом пластиковых стаканчиков и крышка мусоропровода. За небольшой дверью сбоку – санитарное помещение с душем. Дверь закрывалась изнутри и я решил остаться здесь до утра. Содержимое пакета, прихваченного из магазина внизу, оказалось вполне съедобным, хотя по вкусу – ничего земного. Напиток из автомата тоже не вызывал отвращения. Я искупался и лег спать. Уже лежа в темноте я услышал шаги и возбужденные голоса в коридоре, но подниматься и выглядывать не стал. Я дотянулся до переключателя видеофона и попросил сообщить точное время. Механический голос стал монотонно повторять часы и минуты. Одновременно на экране появились цифры. Я сравнил меняющиеся цифры секунд со своими часами. Час был не тем, что на Луне, видно там время подгоняли под другой часовой пояс, но минуты и секунды сходились. Точные хронометры отмеряли один ритм времени и здесь и там, несмотря на то, что прошел век долгой разлуки… Одно и то же безразличное к происходящему время отмеряло срок гибели и тех и других, общее для всех людей с тех пор, как они научились его отмерять…
Я выключил видеофон и лег на подушку. Из глубин памяти всплыла новая картина, навеянная видом меняющихся цифр секундомера…
* * *
Я вспомнил насмешливый взгляд Ван Троффа, когда сравнивал часы, одни из которых с минуту пробыли в колодце. Должно быть лицо мое в тот момент было не очень умным.– В чем тут фокус? – спросил я наконец, в то время как он задерживал объяснения, наслаждаясь моим удивлением.
– Долго рассказывать, – сообщил он потрепав меня по плечу. – Пойдем наверх. Здесь влажно, а мой ревматизм этого не любит. На обратном пути Ван Трофф тщательно запер за собой таинственный проход, после чего объяснил, как его открывать.
– Я люблю вас обоих, – сказал он, когда мы опять оказались в его комнате. – Тебя и Йетту. Мне жалко вас, когда я думаю, что вы можете никогда больше не встретиться… Хочется вам помочь. Мне это изобретение уже не понадобится, я слишком поздно довел дело до конца и не вижу смысла в его распространении. Но оно пригодится именно вам. Хотите – воспользуйтесь. Тогда я могу думать, что моя работа все-таки имела смысл. Одним словом, я хочу дать тебе молодость Йетты, сохранить ее для тебя к твоему возвращению…
– Разве это возможно? – спросил я.
– Конечно. Она тебя подождет. Насколько я разбираюсь в женщинах, она не откажется.
– Думаешь, профессор, ее чувства сохранятся пол века?
– Ты ничего не понял! – засмеялся он, сочувственно качая головой. – Я не предлагаю тебе эликсир молодости для девушки! Я хочу дать ее тебе такой, как она есть, но через пятьдесят лет.
– Значит, то что ты сделал с часами?…
– Это не фокус. Внизу, под люком, находится цилиндрическая камера.
Внутри нее, после закрытия люка, время останавливается.
– Как это? Совсем останавливается? – я никак не мог разобраться, когда «Мефи» шутит, а когда говорит серьезно.
– Ну, не совсем. Но течет очень медленно. По законам общей теории поля, рассмотренной относительно…
– Я не настолько понимаю…
– Знаю. Ты никогда не был силен в этих вопросах, насколько я помню.
Не стесняйся, я один из немногих физиков, которые в этом разбираются…
Воспользуюсь аналогией, так будет понятнее.
Как ты помнишь, в неинерционных системах время течет по разному. Близнец, посланный в космос в ракете разогнанной до скорости близкой к световой, вернувшись будет младше своего брата, оставшегося на Земле…
– Но… цилиндр же все время остается здесь, не двигается… – перебил его я.
– Потерпи. Известно также, что вблизи больших масс материи, в сильном гравитационном поле, время течет медленнее, чем вдали от них. Примером могут быть явления, происходящие вблизи так называемых «черных дыр». Это эквивалентно, с другой стороны, искривлению пространства, оно тем больше, чем сильнее поле. Но на Земле гравитация невелика. Можно ли локально искривить пространство так, чтобы достичь эффекта замедления времени? Да, можно. Достаточно соответствующим образом использовать ту гравитацию, которую создает Земля…
– Но ведь земное поле слишком слабое, как ты сказал!
– Поле да, а масса? Представь себе, что вся масса Земли сосредоточится в шаре диаметром в один метр. Как ты думаешь, на сколько «g» вырастет ускорение на поверхности такого шара?
– Надо посчитать… Ну, допустим, миллион?
– Умножь еще на миллион и все еще будет мало! – Засмеялся Ван Трофф.
– Такой шар обладал бы свойствами «черной дыры»!
– Но… в реальных условиях, на Земле… такого не достигнешь?!
– Дорогой мой! – Ван Трофф улыбнулся. – Чтобы поджечь лист бумаги, тебе приходиться лететь с ним к Солнцу?
– Достаточно линзы…
– Ты слишком умен для космонавта, – добродушно проворчал он. – Сам устранил свои сомнения. Линза дает тебе локальный, маленький образ солнца, который в одно мгновение прожжет дыру в бумаге, хотя само Солнце, освещая лист бумаги ничего подобного не вызывает. И все. Закрытие крышки люка цилиндра приводит к соответственной установке «гравитационных линз», если можно их так назвать, и сосредоточению поля в небольшой области внутри камеры.
– Непонятно, но приходится верить, профессор, – сознался я, – Значит время в камере вообще не идет?
– Это невозможно. Время не остановишь. Но можно произвольно задерживать его течение по сравнению со временем в другой системе, в данном случае с Землей… Все зависит от эффективности «линз»… Мне удалось получить совсем неплохой результат: сто лет нашего времени в цилиндре длятся около восьми минут…
– То есть, ты хочешь сказать, что часы оставленные в цилиндре на сто лет, уйдут вперед только на восемь минут?
– Примерно… Я проводил довольно точные измерения. Мои часы пробыли там год и ушли на неполные пять секунд…
– Но… человек? Может ли он…
– Да.
– Ты проверял?
– Мои часы были пристегнуты к запястью молодого шимпанзе. Через год шимпанзе вышел оттуда абсолютно здоровым и даже не утомленным пребыванием там… Хотя… я тоже… недавно сделал себе трехмесячный отпуск. Все думали, что я уехал. Но я был там, в цилиндре. Закрыл люк и сразу его открыл. Не стоит объяснять, что в этом отпуске я не успел отдохнуть. Для меня все длилось секунду…
Тогда я не знал, что получится из идеи старого профессора…
* * *
Проснулся я поздно. За окном по улицам ходили группки молодежи. Они останавливались, громко разговаривали, у некоторых в руках были инструменты, издающие пронзительные звуки. Они сильно шумели, из дверей магазинов на улицы вылетали разные предметы. Кое-где возникали драки, но быстро заканчивались без видимых результатов. Пол часа я наблюдал за жизнью улицы, многого не понимая. Кем были эти разошедшиеся юнцы? Разве никто не поддерживает здесь порядок?Уборочные автоматы терпеливо подметали улицу, однако никто не мешал явно скучающим парням в поисках странных развлечений. «Город детей? – подумал я, глядя на все это. – Какие-то новые методы воспитания?»
Нет! Ведь эти «дети» настроились убить меня вчера вечером… Или здесь нет взрослых? Похоже все на улице были подростками… А те, с окраины? Это люди старшего возраста…
Когда меня атаковали в городе, на мне был костюм из предместья. Это стало причиной? Кажется, да. Я начал сопоставлять факты. Те – ободранные и грязные, живут в старых полуразрушенных домах, а здесь стоят пустые квартиры, в магазинах есть все необходимое для нормальной жизни… И молодые и раскованные, нападающие кучей на предполагаемого пришельца оттуда…
Видимо существовал конфликт между первыми и вторыми, какое-то странное разделение общества. Завладевшие центром города безжалостно прогоняли других, травили их и били… Я вспомнил осторожное поведение оборванцев, как они крались под прикрытием тени, «гашение» фонарей… Кого они боялись? От кого прятались? От этих сопляков? Кто систематически разрушал пищевые автоматы в безлюдных поселках на окраинах города? Может лунаты были правы, когда говорили, что Землю населяет дегенерировавшая разновидность людей?
Меня поразило еще одно – ни среди молодежи на улице, ни в банде с окраины, не было женщин. Я не понимал, что здесь происходит, хотя и находил некоторые закономерности. По большому счету, пока меня не интересовали детали организации местного общества. Я стремился найти нужное место, оказаться там, как можно скорее… Но справлюсь ли я без посторонней помощи?
Я отошел от окна и сел поразмыслить над планом дальнейших поисков. Я посмотрел на видеофон, стоящий передо мной на столике, он работал. После нажатия кнопки экран засветился, зазвучал голос автомата:
– Городской коммутатор, – назовите номер или имя абонента.
– Дайте городскую справку, – попросил я.
– Справочная, слушаю.
– Кто управляет администрацией города?
– Центральная Система Координации.
– Соедините меня с начальником.
– Ц.С.К. – система компьютеров.
– Я хочу поговорить со следящим за ней человеком.
– Система работает без надзора.
– Тогда дайте полицейский участок.
– Такой организации нет.
– Черт! – вырвалось у меня.
– Абонент неизвестен, – спокойно ответил автомат.
Разговаривать так можно было долго.
– Три семерки, три единицы, – сказал я наугад.
Экран потемнел, из динамика донеслось несколько гудков, и наконец на экране появилось лицо мужчины. Выглядел он лет на тридцать – небритые щеки и длинные растрепанные волосы.
– Чего? – буркнул он, глядя на меня с экрана.
– У тебя есть немного времени? – спросил я.
– Ну, может и есть. Ты кто? Минутку…
– Он повернулся к кому-то еще. Я услышал как он произнес:
– Не знаю. Какой-то чужак. – А потом мне. – Ну, говори, в чем дело.
– Я прилетел вчера, давно здесь не был и не знаю города, – объяснил я.
– Откуда прилетел? – перебил он внимательно меня рассматривая.
– С Луны, – выпалил я, глядя ему в глаза.
Он на секунду замолчал.
– Гволишь. Я видел лунака… На згреда ты тоже не похож… – медленно произнес он задумавшись. – Кто ты на самом деле? Отойди от камеры, хочу на тебя посмотреть!
Я отошел на три шага назад и увидел как меняется выражение его лица.
– Ты! Ты космак! Смотри, Битт, гныпель не брехал, в городе космак!
На экране появилось лицо второго мужчины, лысеющего бородача.
– С чего ты взял, что он космак? – недоверчиво проворчал он.
– Не видишь? У него звезда, так я их узнаю! И говорит странно, по старому. Космак, оружие есть?
– Есть. Я вернулся с Дзеты. У меня здесь есть одно дело…
– Это утрясешь не с нами, – прервал меня бородач, – я, дырба, еще не свихнулся!
– А ты не продашь свое оружие? – спросил второй придвигаясь к экрану.
– Смотри, как продаст!
– Поговорим! – нехотя ответил я, чтобы как-то продолжить разговор.
– Я с тобой торговаться не буду. Но помогу, уж слишком ты, дырба, вежливый. Пришлю к тебе доцента, есть у меня знакомый. Старый фул, но договоритесь. Может и мне что перепадет. Какой у тебя номер?
– Номер?
– Видеофона.
– Сто одиннадцать, пятьсот пятнадцать, – сказал я посмотрев на табличку аппарата.
– Хорошо. Это где-то в центре. На улицу лучше не выходи, а то гныпли тебя догволят. Их там в центре много. В случае чего гволи их головы, ничего не бойся, здесь без этого не проживешь. Я звоню доценту. Экран погас, а я задумался, следовало ли давать номер своего видеофона. Кто знает, что сделают эти подозрительные типы… От нескольких сопляков я могу кое-как защититься, но… Хотя, другого выхода нет. Эти двое хоть выглядели и говорили нормально, для этого ненормального мира. Я уже понял, что в моем внешнем виде производило такое яркое впечатление на всех, кто меня видел: эмблема в форме звезды, нашитая на комбинезон – традиционный символ издавна используемый экипажами межзвездный кораблей. Это он идентифицировал меня как «космака», что должно было означать астронавта вернувшегося из Космоса, а словом «лунак» здесь определяли жителя Луны… Видимо, временами здесь появлялись и те и другие, но, как мне кажется, относились к ним по-разному. Во всяком случае, космак внушал почтение, а это мне на руку.
Мой лексикон продолжал обогащаться. «Гныпли» – это те молодые громкие ребята с палками за пазухой. А еще были «згреды» – наверное те из домов на окраине. И «доценты», о которых я ничего пока не знал.
* * *
Как сильно отличался этот мир от всего, что я мог себе представить во время путешествия. Если честно, в воображении я не пытался строить его слишком подробно. Это лишь добавляло сомнений к тем, которые овладевали мной в минуты раздумий. Наличие непохожего на наш мира будущего, независимо от реалий, было достаточным поводом для беспокойства. Приближение старта увеличивало психическое напряжение между мной и Йеттой. Судя по себе, я считал ее спокойствие маской, подобной той, под которой и сам скрывал свое душевное состояние. А тут еще и «Мефи» со своим дьявольским искушением…Почти до момента отлета «Гелиоса» на паркинговую орбиту, Ван Трофф при каждом удобном случае уговаривал меня принять его предложение. Он поверил, просто убедил себя, что это единственный способ подтвердить полезность дела всей своей жизни.
– Вы же любите друг друга! – с патетическим подъемом говорил он. – Есть ли что-нибудь более прекрасное и ценное, чем большое и настоящее чувство?
Тогда я не был так уверен в своих чувствах. Быть может Йетта и любила меня именно такой любовью, как представлял себе «Мефи». Но я? Будь я влюблен так сильно, разве не отказался бы от полета к Дзете? Ван Трофф словно не хотел замечать противоречий… или хотел чтобы я поверил в это чувство… Задуманный эксперимент стал последней целью в его жизни.
– Ты боишься, что любовь Йетты не продлиться и нескольких минут после твоего отлета? – Временами шутил он, пытаясь сыграть на моем мужском самолюбии. – Это все равно как чуть-чуть опоздать на свидание, наверняка она будет терпеливо ждать…
– Я не смогу предложить это, – однажды сознался я, – можно не вернуться, или…
– Думаешь влюбиться в одну из прекрасных жительниц системы Дзеты?
– Это серьезно. Я могу не вернуться. Что тогда? Йетта останется одна в чужом мире…
– Не преувеличивай. Пятьдесят лет не такой большой прыжок во времени, чтобы она не справилась. Женщины находчивы, легко приспосабливаются…
– Не знаю, захочет ли она… Зная, что нельзя вернуться в свое время, к прежней жизни…
– Не требуй от меня слишком многого, – пробормотал он и замолчал. – Я сказал тебе, что это лишь половина открытия. На остальное потребуется еще одна жизнь… А она… она согласится. Я сам скажу ей, независимо от твоего решения. В конце концов, ее это тоже касается…
– Не делай этого, не создавай иллюзий!
– Каких иллюзий? Поверь наконец, то, чему я посвятил жизнь, чего-то да стоит! Я бы сделал и больше, если б успел… Тогда, возможно, вам удалось бы… или ей одной, если тебя не будет, все вернуть…
– Что ты имеешь ввиду? Вернуть? Возвратить?
– Возможно… Я же сказал – это вопрос еще многих лет работы…
Антигравитация… Теоретически достаточно, изменить знаки в уравнениях… Или еще и знак переменной времени?… Не знаю. Извини, не знаю… Пока только чувствую, но одной интуиции мало…
Он настоял на своем, все рассказал ей, а она не раздумывая ухватилась за эту возможность. Мы говорили об этом только однажды. Ее энтузиазм заглушил голос моего рассудка. Она сказала: «До свидания. Ты знаешь где меня найти. Даже если пройдет больше пятидесяти лет…» Таким было прощание. Когда я вошел в автокар, Йетта помахала мне рукой, а потом сложила ладони, склонила голову и улеглась на них щекой. Этим детским жестом она напомнила, что «идет спать»… Точно также она прощалась много раз, когда вечером, проводив ее домой, я стоял под окнами, чтобы перед уходом увидеться еще раз. Правда, через несколько дней мы встречались снова. Теперь расставание затянется, во всяком случае для меня, потому что она…
Я не знал, когда она воспользуется цилиндром. Сразу, через год, два… Она всегда была такой нетерпеливой… Когда я не встречался с ней неделю, занимаясь в центре подготовки, она ежедневно звонила с упреками или с ласками. Она не переносила моего отсутствия. Однако ни словом не вспоминала о скором отлете. А я, зная, что придется ее покинуть, тоже трусливо избегал этой темы. Возможно, сначала она верила, что ее чувства в состоянии остановить меня, что я откажусь от экспедиции? А может она с самого начала знала про изобретение Ван Троффа? Из раздумий меня вырвал звонок видеофона. На экране появилось лицо мужчины лет шестидесяти, с седыми волосами и гладко выбритым лицом.