Збых Анджей. Ставка больше, чем жизнь

 

 
   Симона стояла около бара.
   — Коньяк? — спросила она равнодушно. — Ужин?
   — Если можно, коньяк. Поужинаю немного позже.
   Девушка поставила перед Клосом рюмку.
   — Позже? — спросила она. — Вы думаете, что еще будет это «позже»?
   — Не понимаю! — удивился Клос.
   — Дежурный офицер сказал мне, зачем приехали сюда гестаповцы из Дюберитза, — ответила Симона.
   — Это правда? — Клос спокойно попивал коньяк. — Ну и зачем же?
   — Вы не знаете?
   — Еще нет.
   — Удивляюсь вашей выдержке и хладнокровию, — тихо произнесла Симона. — Кто вы на самом деле?
   — Мы давно уже знакомы, Симона, и ваш вопрос кажется странным.
   — Кто убил гестаповца в Дюберитзе? Тот, кто ехал на мотоцикле. Этого человека разыскивают. Если бы гестаповцы узнали, что один немецкий офицер заменил номерной знак на своем мотоцикле по приезде в штаб дивизии, то, видимо, им бы стало все ясно. — Она сказала это по-французски. — Я видела этого офицера!
   — Интересно, это очень интересно. — Клос отодвинул от себя пустую рюмку. — Ну и что дальше?
   — Этот офицер был не очень осторожен. Закопал номерной знак под моим окном у стены казино. Я могла бы его показать, номер помню точно: 3837. Вы согласны, господин капитан?
   Клос молчал.
   — Прошу вас, скажите же что-нибудь!
   Он повел плечами:
   — Мне нечего сказать. Что вы намерены теперь делать, Симона?
   — Мне противна ваша грязная война, — прошептала она, — но, как вы полагаете, это сообщение могло бы быть достаточной платой за жизнь Рольфа?
   Клос молчал.
   — Ну как вы думаете? Жизнь за жизнь! Это было бы справедливо, не правда ли?
   Клос встал. Просить? Убеждать? Разъяснять, что этим она ничего не добьется? Он посмотрел на лицо Симоны. Под ее глазами были темные круги, губы, не тронутые помадой, слегка потрескались.
   — А что потом? — спросил ее Клос. — Как можно будет жить после этого?
   Внезапно послышался гул авиационных моторов, близкие взрывы сотрясли стены особняка.
   — Они неплохо знают цели, не правда ли? — тихо промолвила она.
   «Может быть, ее застрелить? — подумал Клос. — Нет, я не должен этого делать».
   Услышал, как хлопнула входная дверь; на пороге появился штурмбанфюрер Кнох. Еще ближе взрыв — посыпались осколки разбитого стекла… Кнох посмотрел на Клоса, потянулся к кобуре.
   — Руки!.. — крикнул он.
   Он не успел сказать больше ничего. Прозвучали два выстрела. Кнох замертво свалился на пол.
   Симона неподвижно стояла около бара, прикрыв ладонью рот.
   Из казино Клос поднялся наверх; у него в комнате спрятаны несколько предметов, которые не должны попасть в руки гестаповцев: непроявленный микрофильм, новый шифр, миниатюрный фотоаппарат…
   Он уже спустился на первый этаж, когда ему встретился посыльный.
   — Вас вызывает генерал, — обратился он к Клосу.
   — Буду через пять минут.
   — Генерал требует немедленно. Он сказал, что вы ему нужны по очень важному делу.
   — Хорошо. Сейчас буду…
   В коридоре показался генерал Пфистер.
   — Прошу вас, Клос, зайти ко мне.
   «Ну, теперь все», — подумал Клос и пошел вслед за генералом. В кабинете было уютно и тихо. Пфистер закурил сигарету.
   — Через минуту, — сказал он, — все будут здесь. Следствие ведет штурмбанфюрер Кнох из Дюберитза. Как вы полагаете, господин капитан, может ли быть правдоподобным, чтобы кто-то из наших офицеров…
   Клос молчал.
   — Завтра или не далее как послезавтра начнется наступление, — медленно проговорил Пфистер. — Я не должен допустить, чтобы в нашем штабе что-то случилось. Вы понимаете меня, господин Клос?
   — Да.
   — Поэтому я решил, что от имени нашего штаба вы примете участие в расследовании этого необычного дела. Сейчас я об этом поставлю в известность Кноха.
   — Возможно ли это, господин генерал, я же нахожусь в числе подозреваемых, — сказал Клос.
   — Какой вздор, — решительно махнул рукой генерал. — Вы же, господин Клос, офицер нашей контрразведки.
   В дверях показался адъютант.
   — Офицеры ожидают вас, господин генерал.
   — Просите.
   Клос, не спрашивая разрешения, закурил сигарету. «Теперь все кончено… поздно», — промелькнуло в голове Клоса.
   Первым в кабинет вошел Лехман, за ним — все, кто пользовался в течение последних часов мотоциклами; Коэллер, Куссау, Вальтер… Куссау был заметно пьян.
   — А где Кнох? — спросил генерал.
   — Появится с минуты на минуту, — ответил Лехман. — Я уже послал за ним своего человека…
   — Тогда прошу вас, начинайте. — Пфистер нетерпеливо посмотрел на часы. — Ах да… Я должен сообщить вам, что от моего имени в следствии примет участие капитан Клос. Он будет меня информировать о ходе следствия и в конце доложит о результатах.
   — Как это можно, господин генерал? — с удивлением проговорил гестаповец. — Я должен напомнить, что капитан Клос является одним из…
   — Прошу вас, господин Лехман, начинайте, — прервал его генерал.
   — Необходимо подождать Кноха. Он видел того человека, — настаивал гестаповец.
   — В моем распоряжении слишком мало времени, — раздраженно проговорил Пфистер, усаживаясь за письменный стол.
   — Прошу, пусть каждый из приглашенных офицеров назовет трассу, по которой проезжал сегодня на мотоцикле, — начал Лехман.
   — Я был в лесу Вейперта, — отозвался первым Клос.
   — А я ездил по подразделениям дивизии. — Куссау широко расставил ноги. — Намотал немало километров, изрядно устал.
   — Прошу поточнее… — сказал Пфистер.
   Однако Куссау не успел удовлетворить просьбу генерала. В кабинет, запыхавшись, вбежал один из подчиненных Кноха.
   — Господин генерал, штурмбанфюрер Кнох убит!
   Генерал сорвался с места:
   — Как это убит? Во время «налета?
   — Нет, господин генерал. Застрелен в казино.
   — Прошу всех за мной! — повелительно сказал Пфистер.
   Никакого шанса на побег… В зале столпились уже офицеры штаба дивизии, создав своеобразные шпалеры, через которые шел генерал со своей свитой, Лехман не отставал от Клоса, капитан чувствовал на себе пристальный взгляд гестаповца.
   На полу в казино лежал Кнох. Врач наклонился над ним. Увидев генерала, он поднялся и отошел в сторону.
   — Смерть наступила несколько минут назад, господин генерал, — отрапортовал он. — Два выстрела. Оба в область сердца.
   Клос в этот момент увидел Симону: она продолжала стоять около бара, а рядом с ней был гестаповец в черном мундире.
   «Все уже рассказала? Нет, не может быть», — подумал Клос.
   Гестаповец вытянулся по стойке «смирно».
   — Она должна была видеть убийцу, господин генерал.
   — Призналась?
   — Нет, она заявила, что расскажет обо всем только в вашем присутствии, господин генерал.
   — Тогда пусть говорит. — Пфистер даже не посмотрел на Симону. Казалось, он совсем не замечает ее.
   Девушка подбежала к генералу:
   — Господин генерал…
   — Ну и кого же вы видели? — нехотя пробормотал он.
   Около него стоял Лехман и смотрел на Симону, как охотник на добычу. Немного в стороне стоял Куссау, за ним — Коэллер и Вальтер, а около окна — Клос… Что делать, если она обо всем расскажет? Конечно, стрелять. Сначала в Лехмана, потом в Куссау. Во всяком случае надо как можно дороже продать свою жизнь…
   Все молча стояли и ждали, что скажет девушка.
   — Господин генерал, — начала наконец Симона, — прошу вас дать обещание, что вы отмените свой приказ и сохраните жизнь Рольфу Кахлерту. Тогда я расскажу обо всем, что знаю…
   — Пообещайте, господин генерал, — шепнул ему Лехман.
   Пфистер выпрямился и холодно посмотрел на девушку.
   — Я ничего не могу вам обещать, — сухо сказал он. — Обер-лейтенант Кахлерт два часа назад расстрелян.
   Казалось, что она сейчас упадет. Посмотрела на гауптштурмфюрера Куссау, потом на Клоса.
   — Он расстрелян, — повторила она. — Больше не живет…
   — Кто убил Кноха? — Лехман повысил голос почти до крика.
   — Скажу, — вдруг вскрикнула Симона, — все скажу! Думаете, я буду молчать? Нет, я скажу, кто убийца! Это он, господин генерал. — Она протянула руку в сторону Куссау. — Пусть теперь расплачивается! Я была здесь и все видела…
   Куссау, еле стоящий на ногах, выхватил пистолет из кобуры.
   — Ты лжешь! — крикнул он. Не целясь, он выстрелил. Вальтер и Коэллер вырвали из его рук пистолет, но выстрел оказался смертельным. Симона опустилась на пол… Лехман и врач склонились над ней. Пфистер даже не посмотрел на убитую.
   — Куссау… — прошептала, умирая, Симона.
   Лехман вытащил из кармана фартука Симоны согнутый номерной знак.
   — Это тот самый номер, — сказал он.
   — Вы ей верите? — Куссау пытался вырваться из рук Коэллера и Вальтера. — Это она была большевистским шпионом, это она убила Кноха…
   — И она ездила сегодня на мотоцикле, так? — с иронией вставил Лехман. — Ты дал ей номерной знак, чтобы она его спрятала. Она сотрудничала с тобой!
   — Лехман, ты сошел с ума, — взвыл Куссау, как затравленный зверь.
   — Куссау провел с ней эту ночь, — сказал капитан Коэллер.
   — Достаточно! Все ясно! — спокойно проговорил генерал. — Арестуйте его и допросите как следует. Полевой суд дивизии вынесет ему приговор. Следствие продолжать и вести его, как я приказал…
   — Допросим его вместе, — сказал Лехман, обращаясь к Клосу. — Для этого потребуется немало времени, господин капитан, но мы должны вытянуть из него все, что известно этому изменнику.
   Клос не слушал гестаповца. Он смотрел на убитую Симону.

 

 
   Слившись с толпою беженцев, участники операции благополучно добрались до леса Вейперта. Теперь же ждали на западной опушке, укрывшись в зарослях кустарника. Луга и пустошь тянулись до самого Добжице. Волновались: высадятся ли десантники, как было запланировано? А если ветер снесет парашюты на восток, на лес, где расположился немецкий полк, или на юг в направлении шоссе, которое беспрерывно патрулируют жандармы?
   Томаля раздал карманные фонарики: три короткие вспышки означали, что парашютисты находятся над местностью, где их ожидают.
   Самолеты появились раньше, чем предполагали подпольщики. Через минуту раздались взрывы бомб. Начался пожар, который неожиданно осветил лес, послышались автоматные очереди и грохот зенитных установок. На западе пылало зарево — это горел Добжице.
   В этот момент подпольщики увидели купола парашютов, медленно опускающихся на землю. Десант высаживался под аккомпанемент взрывов, раздававшихся где-то в центре бушующего пожара. Высадились точно в назначенном месте. Заметили мигающие огоньки, разбросанные, словно светлячки, по поляне, — они то ярко загорались, то внезапно гасли, становясь все ближе и ближе к приземлившимся парашютистам. Подпольщики выбежали из кустарника навстречу десантникам. Еще раз повторили свои световые сигналы… Издалека еще доносились взрывы. Где-то прострочила автоматная очередь, потом наступила тишина…
   — Кто вы? — прозвучал голос из темноты.
   — Дубовый лист, — ответил Томаля.
   Молодой десантник в каске подошел к старику.
   — Командир группы десантников поручик Кожух, — представился он, взяв под козырек.
   Томаля стоял по стойке «смирно», молчал — он не мог оторвать взгляда от шинели и каски с белым орлом.
   — Не думал, что дождусь, — тихо проговорил он. Сделав над собой усилие, собрался с мыслями и точно доложил обстановку.
   Поручик слушал молча и недоверчиво.
   — Нас заверили, что лес Вейперта чист. — Он еще раз посмотрел на карту.
   — Был чист. Но сейчас в нем немцы. Нам не удалось установить с вами радиосвязь, чтобы предупредить об этом и предложить другое место высадки.
   Десантники уже собрались вокруг них. Проверили: приземлилась вся группа.
   — Кто из десантников знает немецкий? — спросил Томаля.
   Утвердительно ответили уроженец Шленска и абитуриент из Люблина. Парни Томали принесли немецкие мундиры. Сасик и Скалка, а также два десантника должны были выступить в качестве конвойных.
   — Ребята, — приказал поручик, — снимите пояса. Автоматы и пояса спрятать под шинели. Гранаты — в карманы. Если потребуется, то я стреляю первым.
   Двинулись прямо на лес Вейперта.
   Поручик посмотрел на часы:
   — Два часа. Должны успеть.
   Шли лугом, потом опушкой добрались до лесного тракта. Вдруг неожиданно блеснули лучи рефлекторов, осветившие Томалю и двух парней из конвоя. Мотор вездехода застонал на полуоборотах и заглох. Офицер выскочил из машины. Томаля подал команду «Стой!» и доложил. Он когда-то служил в кайзеровских войсках, поэтому его рапорт был безупречен.
   — Сопровождаете в штаб дивизии, — повторил офицер СС. — А откуда?
   — Это специальная диверсионная группа, — повторил Томаля слова, которым научил его Клос перед выходом на операцию. — Схватили их на юго-восточной окраине Дюберитза. Они из диверсионного вражеского десанта…
   Офицер СС смотрел на них с недоверием. Что-то ему не нравилось, возбуждало подозрение. В машине остался только один водитель, к нему подошел десантник — солдат из Шленска. Эсэсовец прошел вдоль группы «пленных». Остановился около поручика:
   — Офицер? — Тот молчал. — Отвечай!
   — Не понимаю по-немецки.
   Эсэсовец сорвал с его плеча планшет. Раскрыл. Осветил фонариком. Увидел на карте лес Вейперта и обозначенную синим карандашом западную опушку.
   — Что это значит? — Поручик молчал. — Кто может перевести? — крикнул фашист.
   Около него вырос Сасик. Немец спросил:
   — У тебя русское оружие? — Сасик не понял вопроса. — Отвечай!
   — Я не знаю. — Это было единственное, что Сасик мог произнести на немецком языке.
   — Документы! — обратился немец к Томале. Он передвинул кобуру с пистолетом под руку, беспокойно оглядываясь.
   Теперь у них не было выбора. Поручик принял решение — не вынимая руки из кармана, он выстрелил в немца. Паренек из Шленска ударил прикладом водителя. Наступила тишина…
   — Нам повезло, — сказал поручик, — что они были одни. Но там, в лесу?
   Томаля пожал плечами:
   — Мы должны рискнуть. Это единственный выход…
   Двинулись дальше. Песчаная дорога вела через лес. На полянах виднелись контуры военных машин и темные силуэты людей. Здесь никто не разжигал костров. Под деревьями прохаживались часовые, которые бросали на проходящих внимательные взгляды. Десантники старались не смотреть на немцев… Руками, заложенными в карманы шинелей, которые без поясов висели на них как мешки, крепко сжимали шероховатую поверхность гранат… Казалось, что у этой дороги не будет конца. Взобрались на песчаную возвышенность, все дальше углубляясь в густые заросли, проходили мимо военных грузовиков и штабных автомашин…
   Поручик, следуя за Томалей, старался все запомнить. «Никаких укреплений, — подумал он, — видимо, еще не успели…»
   Какой-то немецкий офицер подошел к Томале:
   — Что это за сброд?
   — Поляки. Пленные, господин обер-лейтенант, — быстро ответил Томаля.
   — Куда вы их ведете? На первую линию обороны? Вы что, сошли с ума? — закричал офицер.
   — В штаб дивизии, господин обер-лейтенант.
   — Что вы с ними возитесь? Прикончите их здесь, на месте!
   — Не имеем права. У нас приказ: сопроводить их в штаб! — отчеканил Томаля.
   Офицер удивленно пожал плечами и отошел в сторону.
   Двинулись дальше, поручик еще раз с беспокойством посмотрел на часы. На востоке царила тишина, но он знал, что пройдет еще совсем немного времени — и… Им предстояло миновать небольшой отрезок пути вдоль позиций гренадерского полка…

 

 
   — Вы с ума сошли! — Лицо капитана Куссау было покрыто обильным потом. — Это не я, не я, понимаете? Шпион на свободе! — Он с трудом переводил дыхание. — А вы меня здесь…
   Лехман ударил его по лицу. Куссау свалился со стула; через минуту он с трудом поднялся с пола. В разорванной на груди рубашке, с разбитыми в кровь губами, он выглядел страшно. Несколько секунд Куссау стоял неподвижно, угрожающе упершись взглядом в Лехмана. Казалось, что он бросится на гестаповца, но он, только покачнувшись, снова опустился на стул, тяжело дыша.
   — Ну, теперь ты скажешь? — крикнул Лехман. — Если скажешь всю правду, то, может быть, и останешься в живых. Давно на них работаешь?
   — Можете проверить, где я был в этот день после обеда, — прошептал Куссау наконец.
   — Ты же сам сказал, что под Дюберитзом.
   — У старого приятеля — лесника…
   — Не беспокойся, завтра он все выложит на допросе, — с усмешкой сказал Лехман.
   — Идиот! — крикнул Куссау. — Проклятый идиот!
   Лехман снова ударил с размаху. Куссау отлетел к двери.
   Клос посмотрел на часы. Уже должны быть! Через несколько минут он увидит в окно, как они будут входить во двор особняка. Охрану штаба уберут без особого труда.
   Нельзя допустить, чтобы генерал Пфистер успел отдать приказ о взрыве моста… Десантники должны снять посты и захватить предмостный плацдарм. Но долго ли они смогут продержаться? Первая линия немецкой обороны могла оказать упорное сопротивление… А если они не прошли через лес Вейперта?
   — Клос, — сказал Лехман, — эта свинья не хочет ни в чем признаваться. Думаю, он все еще не понимает, что его ждет. А ведь он должен об этом знать…
   — Идиот, проклятый идиот! — пробормотал опять Куссау.
   — А теперь попробуй ты, — сказал Лехман, обращаясь к Клосу. — Он изрядно измучил меня.
   В этот момент Клос увидел их. Они смело вошли во двор. Томаля перебросился несколькими словами с часовым, потом остановил группу невдалеке от особняка. Клос заметил рослого парня, судя по всему, командира десантников; он внимательно осмотрелся вокруг, взглядом указал на пост, где стоял солдат, вооруженный ручным пулеметом. «Начинается», — промелькнуло в голове Клоса.
   Томаля разделил группу, пятеро в сопровождении одного «конвоира» двинулись к особняку. Это не возбудило у немцев никакого подозрения.
   — Клос, — сказал Лехман, — начинай же наконец…
   В этот момент к труппе «пленных» подошел капитан Коэллер, дежуривший в штабе.
   «Сейчас, сейчас…» — подумал Клос.
   Польский офицер выхватил из-под шинели пистолет, выстрелил. И началось… Ручной пулемет был моментально уничтожен взрывом гранаты. Эсэсовцы из охраны штаба отстреливались, укрывшись за грузовиками. Из особняка выбегали немецкие офицеры и падали от метких выстрелов десантников.
   Поручик с группой солдат уже штурмовал особняк.
   — Поляки! — взревел Лехман. — Предательство!
   Куссау бросился к окну. Лехман попытался задержать его, но Куссау неожиданно схватил со стола пистолет и спрыгнул во двор.
   — Стой, Куссау! — закричал Лехман. — Клос, стреляй!
   Куссау уже был внизу. На ходу он выстрелил в бегущего парашютиста, но промахнулся и через минуту упал, подкошенный автоматной очередью.
   — Однако, — удивленно протянул Лехман, — он не предатель… Но кто же тогда?
   Клос выбежал из комнаты. В коридоре никого не было, внизу раздавались выстрелы, десантники уже штурмовали большой зал особняка.
   Кабинет генерала был в другом конце коридора; когда Клос подбегал к двери, особняк внезапно задрожал, посыпались стекла из окон, гул артиллерийской канонады донесся с востока.
   Началось наступление!
   Клос с силой толкнул дверь, ведущую в кабинет генерала. Пфистер сидел неподвижно за письменным столом, как будто все, что происходило там, внизу, совсем его не касалось.
   Клос стоял в дверях, тяжело дыша.
   — Прошу вас, господин капитан, доложите, — обратился к нему генерал, — что там происходит?
   Клос отрапортовал. Он никогда еще не находился в таком идиотском положении. Он лихорадочно соображал, что предпринять.
   Если Томаля не появится здесь через минуту, Клос вынужден будет дам помешать Пфистеру отдать приказ о взрыве моста. Война еще не окончена, и он не имеет права деконспирироваться, но бывают ситуации…
   — Десант! — проговорил генерал. Вернее, он кричал, чтобы Клос мог его услышать среди оглушительных взрывов: — Наступление началось, прошу соединить меня с охраной моста!
   Клос подошел к телефону. Теперь как раз время пустить в ход оружие. Пистолет Пфистера лежал на письменном столе, он не успеет дотянуться до него…
   — Быстрее, Клос! — торопил его генерал.
   Клос поднял трубку и отстегнул кобуру. В этот момент с шумом открылась дверь. На пороге стоял Томаля, а за ним — польский офицер.
   — Руки вверх! — крикнул Томаля на безукоризненном немецком языке. — Руки вверх — оба!
   Пфистер повиновался.
   — Я командир дивизии, — сказал он, как будто бы требуя, чтобы те тоже представились.
   — Знаю, знаю, — пробормотал Томаля. — Прошу вас, господин генерал, взять трубку и вызвать в штаб командира саперов. — Щелкнул предохранитель пистолета Томали. — Ну, побыстрее!
   — Я не сделаю этого!
   — Вам что, надоело жить?
   Пфистер поднял трубку.
   — Соедините меня с Четвертым, — пробормотал он.
   Это было весьма рискованно. Томаля не был уверен в том, что генерал не отдаст приказа о взрыве моста. Но бесспорным было одно: если охрана моста останется без командира, это облегчит выполнение задания. Ну а если генерал, вместо того чтобы сказать: «Прошу прибыть в штаб», прикажет: «Взорвать!»? Если он не испугается угрозы?.. Понимает ли Пфистер, что в этом случае он погибнет? А может быть, Томаля знает лучше психику немецких генералов, чем он, Клос?
   Ждали молча несколько секунд.
   — Фогель, — услышали они голос Пфистера, — прошу вас немедленно прибыть в штаб.
   Однако Томаля оказался прав!
   Генерал положил трубку.
   — Я был принужден это сделать, подчиняясь насилию, — оправдывался генерал Пфистер.
   — Вы останетесь здесь, — сказал польский офицер, обращаясь к Томале. — Сторожите их.
   «Все идет так, как запланировали, — подумал Клос. — Сейчас будет разыгран побег Пфистера, чтобы я мог и дальше действовать, оставаясь вне подозрений».
   Клос подошел к окну. Во двор особняка въезжала автомашина майора саперных войск Фореля. Ее сразу же окружили десантники. Через несколько минут она с отрядом польских солдат уже следовала к предмостному укреплению. Мост был спасен.
   Артиллерийская канонада постепенно утихала, только слышался треск пулеметов и автоматных очередей.
   — Можно закурить? — спросил Клос. Это был условный сигнал.
   — Курите, — спокойно ответил Томаля.
   Клос подошел к нему и одним быстрым движением свалил с ног. «Не слишком ли ушиб его? — подумал Клос. — Нет, видимо, нет…» Выхватил автомат из рун Томали.
   — Бежим, господин генерал!
   Спустились вниз по лесенке и через казино вышли на задний двор особняка. Потом, пробежав узкой дорожкой вдоль берега реки, никем не замеченные, добрались до леса Вейперта.
   Когда они поднялись на пригорок и увидели внизу реку, городок и поля, тянувшиеся вдоль берегов, к окраинам Осека уже подходили танки… Польские и советские танки свободно шли через мост…
   «Какая жалость, — подумал Клос, — какая жалость, что я не могу здесь остаться».
   — Вы, господин капитан, спасли мне жизнь, я так благодарен вам! — сказал генерал. — Но я могу надеяться, что?.. — Он замолк на полуслове.
   Клос молчал.
   «Боишься, что трусость твоя станет известна! — подумал Клос. — Бойся, бойся, так нужно! Пока ты необходим мне — обеспечишь надежное алиби».
   — Будьте спокойны, господин генерал, никто не узнает о том, что случилось в штабе, — заверил его Клос. — Даю вам слово немецкого офицера.
   Генерал Пфистер глубоко вздохнул.

Осада

   Шел снег с дождем, бушевал шторм. Клос поднял воротник плаща и прибавил шагу. Кругом было тихо. Двери домов заперты, окна наглухо закрыты. Девушка со знаком «П» на рукаве плаща пробежала по тротуару и скрылась в подъезде. Послышался хрипловатый голос из мегафона:
   — «Ахтунг, ахтунг… Комендант полиции и СС города Тольберга приказывает; завтра, 18 марта 1945 года, женщины с детьми до пятнадцати лет должны прибыть в шесть утра в порт. Повторяю…»
   «Решили эвакуировать город… — усмехнулся про себя Клос. — Думают удержать? Надолго ли?» Советские и польские войска прорвали Поморский вал. Седьмого марта польские солдаты вышли к Балтике, хотя приморские города все еще удерживают немцы. Используя заранее подготовленную систему укреплений, гитлеровцы упорно сопротивляются. Гиммлер запретил даже думать о капитуляции. Значит, и этот город, как и многие другие, придется брать с боем. Клос понимал, что и его ожидает еще немало испытаний.
   Посмотрел на часы. Через десять минут он должен докладывать командующему обороной Тольберга полковнику Броху о разработанных им мероприятиях.
   А вечером он снова вернется на Кайзерштрассе, где в подвале разрушенного во время налета каменного дома его ждет радист, сержант Косек, заброшенный в тыл немцам неделю назад, когда польская дивизия подошла к Тольбергу. Радист ежедневно выходил на связь. Таким образом все приказы Броха становились известны польскому командованию.
   В адъютантской Броха Клос застал штурмбанфюрера. Бруннера, который сообщил, что полковник появится через несколько минут, а за это время они, Бруннер и Клос, смогут спокойно поговорить. Он угостил Клоса сигарой и подошел к большому плану города, висящему на стене. Клос внимательно наблюдал за штурмбанфюрером: военные дороги не раз сводили его с Бруннером. Клосу всегда удавалось перехитрить врага. Но никогда, даже в последние минуты борьбы, нельзя расслабляться, терять бдительность.