Збых Анджей. Ночь в больнице

Анджей Збых
Ночь в больнице

1

   Самые трудные – те минуты, когда уже ничего не можешь сделать и остаётся только украдкой поглядывать на часы.
   Обер-лейтенант Клос нервничал. День был тревожным. Операция по захвату инженера фон Круцке была подготовлена тщательно, хотя времени для этого было мало.
   Клос бросил взгляд на стрелки часов, равнодушно отсчитывающих время.
   Закончить операцию по плану предполагалось не позднеё шести часов вечера. Около семи Ева уже вернётся в город.
   В семь часов Клос должен быть на Бенедиктинской. Местом встречи избран небольшой кирпичный домик, в котором проживало несколько польских семей. В этой захолустной части города никто из немцев обычно не появлялся. Вход в домик был со двора, что давало возможность проникнуть в него почти незамеченным.
   А если кто-нибудь из жильцов увидит Клоса на лестничной клетке? Что может делать немецкий офицер в этом убогом жилище на Бенедиктинской улице? Может быть, переодеться в штатское? Но стоит ли? После окончания операции необходимо сменить явку. Ева поступила неосторожно, назначая место встречи, но это не её вина – девушка ещё не имела опыта конспиративной работы.
   Клос снова взглянул на часы. Было около двух. Ещё четыре часа…
   Полковник фон Роде, шеф местного отделения абвера, внимательно посмотрел на Клоса.
   – Господин обер-лейтенант не слушает меня, – сказал он.
   – Слушаю, господин полковник. Вы говорили об инженере фон Круцке.
   – Да, говорил. – Роде взглянул на часы. – Видимо, он уже выехал из Кельце. Надеюсь сегодня вечером увидеться с ним. Прошу вас, Клос, ещё раз проверить личные дела людей, выделенных для охраны полигона.
   – Слушаюсь, – ответил Клос.
   Он с облегчением покинул кабинет полковника фон Роде. Вернулся к себе, вынул из шкафа личные дела охранников, но думал только об операции, которая должна была вот-вот начаться.
   Всё ли они предусмотрели? Операция готовилась в спешке. Вчера утром Клос узнал, что фон Круцке выезжает из Кельце сегодня днём, в два часа. В их распоряжении оставалось не более суток на подготовку.
   Решено было захватить Круцке в пути от Кельце до полигона. Другой возможности не оставалось.
   Только инженер Круцке и полковник Роде знали о том, когда начнутся испытания нового секретного оружия немцев под кодовым наименованием «Х-8». Но узнать что-либо определённое от полковника было так же сложно, как и похитить инженера Круцке с полигона, который днём и ночью охранялся подразделениями СС. Поэтому и было принято то единственное решение, которое диктовалось сложившимися обстоятельствами.
   Дорога от Кельце до Божентова на восемнадцатом километре проходила вдоль леса и приближалась к лесничеству. Именно здесь необходимо было задержать машину, а Круцке доставить в домик лесника.
   Выполнить это предстояло группе партизан из отряда Лиса. Клос приказал и Еве, связной отряда, принять участие в этой операции. Девушка должна была сообщить Клосу о выполнении задания. Сегодня обер-лейтенант пришёл на службу пораньше. Выждав какое-то время, он отправился на Бенедиктинскую. Его уже ждал Лис – молодой парень со светлой шевелюрой и по-детски округлым лицом. Он партизанил с самого начала войны.
   – Всё будет в порядке, – заверил Лис. – И не такие задания выполняли…
   Клос снова посмотрел на часы. Было около трех. Он подумал, что именно сейчас начнётся задуманная операция.
   Ещё три часа. Клос решил пойти в казино пообедать и узнать от офицера штаба лейтенанта Барта о положении на фронте.
   «Немцы на Дону, Подходят к Сталинграду, – подумал Клос. – Как долго это будет продолжаться? Сталинград должен остановить наступление гитлеровцев».

2

   Было три часа пять минут. Над лесом висели низкие, хмурые облака. Шоссе вилось между холмами и низинами.
   Парни из отряда Лиса лежали в нескольких метрах от шоссе на возвышенности, поросшей густым кустарником. И только Лис и Барсук, более старший по возрасту, которого в отряде называли Дедом, в немецких касках и жандармских мундирах вышли на дорогу.
   Ева поднесла к глазам бинокль. Вот со стороны Кельце на шоссе показалась едва заметная чёрная точка. Это, вероятно, машина инженера фон Круцке. А если там окажутся две машины, тогда и охранников будет больше, чем предполагалось. Ева внимательно посмотрела на ближайшую возвышенность.
   Дикая груша, растущая там, вдруг резко наклонилась и почти сразу же выпрямилась. Это с наблюдательного поста, выдвинутого вперёд в сторону Кельце, подали сигнал о том, что всё в порядке: машина с фон Круцке проследовала, и проследовала одна.
   Барсук и Лис поправили жандармские мундиры, подтянули пояса и уверенно зашагали по шоссе. Парень, лежавший около Евы, щёлкнул затвором автомата, приложил приклад к плечу. Ещё минута, две…
   Машина резко затормозила. Трое эсэсовцев из охраны Круцке, сидевших на заднем сиденье, держали наготове автоматы.
   – В чём дело? – обратился один из них к жандармам, подошедшим к машине.
   – Кто из вас господин фон Круцке? – спросил по-немецки Лис. Эти слова он старательно заучивал всё утро, и даже акцент был теперь вполне сносный.
   Высокий мужчина в плаще, сидевший около шофёра, открыл дверцу машины. Того как раз и ждали партизаны в засаде. Затрещали автоматы. Мнимые жандармы упали на землю. Лис выстрелил из пистолета, но это было уже лишним. Эсэсовцы не успели даже выскочить из машины. Только один из них вывалился на шоссе и пополз ко рву, но через минуту и он замер.
   Барсук выстрелил в шофёра, который в страхе старался завести мотор. Круцке, побледневший от испуга, сидел в машине, не пытаясь даже выхватить из кармана пистолет.
   Парни Лиса выбежали из укрытия к машине.
   – Быстро уходим! – сказала Ева.
   Шофёр, придя в себя, громко стонал.
   – Пристрелить! – приказал Лис, но в эту минуту со стороны Божентова показались грузовики с солдатами. – Всем в лес! – крикнул Лис.
   Два парня подхватили Круцке под руки и вытащили из машины. Ева пошла рядом с ними, неся тяжёлый портфель немца.
   – Что вам от меня нужно? В чём дело? – повторял Круцке, не спуская глаз с Евы. – Я только инженер, немец кий учёный.
   Никто ему не отвечал. Они побежали через редкий перелесок, за которым начинались поля и луга, тянувшиеся километра на два до большого леса. Бежали пригнувшись, подталкивая Круцке. Они были видны как на ладони. Как назло, окружающая местность была ровной, без каких-либо возвышенностей.
   Со стороны шоссе всё отчётливее слышались крики немцев, потом затрещали автоматы. Огонь не достигал партизан, фашисты стреляли вслепую, для устрашения.
   Над лесом взвилась красная ракета, и через несколько секунд – белая, выпущенная с левой стороны, почти над их головами. И тогда они заметили цепь немецких солдат. Немцы двигались по полю со стороны Божентова, отсекая от леса партизан, которых они хорошо видели. Затрещали автоматы, затарахтел ручной пулемёт. Партизаны бросились на землю, прижались к траве.
   – Барсук и Ева, бегите со швабом к лесу! – крикнул Лис. – Мы постараемся задержать их!
   Стрельба усилилась, пули ложились всё плотнее и ближе. Немцы также залегли. Они держали партизан под непрерывным огнём, не позволяя им даже поднять головы.
   Парни из отряда Лиса стреляли всё реже, берегли патроны. Над лугом ежеминутно взвивались ввысь ракеты и медленно гасли, опускаясь на землю.
   Было около шести часов.

3

   Ровно в шесть вечера Клос покинул казино. Он однако решил не торопиться, выждать ещё час. Не хотел показываться там дважды… Он подумал, что нужно бы сменить конспиративную квартиру, лучше всего использовать для этого какую-нибудь небольшую лавку, кому какое дело, куда немецкому офицеру вздумается зайти по дороге.
   Клос жил на первом этаже довольно приличного домика, который занимали исключительно немцы. Его сосед, капитан Эцкель, уехал в отпуск, и Клос был доволен, что наконец-то он побудет один в спокойной обстановке. Эцкель всегда возвращался со службы поздно, скучал, добивался дружбы с Клосом, предлагал распить бутылку коньяка и поиграть в шахматы, рассказывал о своей дочери, состоящей в союзе гитлеровской молодёжи.
   Клос прилёг на кровать, не сняв кителя. Нетерпеливо посматривал на часы. Пятнадцать минут седьмого, половина седьмого… Своего ординарца Курта Клос отпустил до восьми вечера.
   Курт проявлял трогательную заботу о своём офицере. Иногда Клосу казалось, что он о чем-то догадывается. Можно было заменить Курта каким-нибудь другим солдатом, не умеющим говорить по-польски. Однако ему жаль было этого скромного парня, к которому он уже привык и которому доверял.
   Клос вышел из дома в начале восьмого. Смеркалось. Приближался комендантский час. Мимо Клоса прошёл жандармский патруль. Улица была безлюдна, только одинокая фигура маячила на тротуаре, но через несколько минут и она исчезла за углом дома.
   Клос вышел на Бенедиктинскую, осмотрелся, но ничего подозрительного не заметил. Вошёл со двора в подъезд небольшого каменного домика. На лестничной клетке было темно, скрипели деревянные ступеньки. Клос подошёл к двери и постучал условным стуком. Подождал. Потом постучал ещё раз. В квартире было тихо.
   Клос нажал на дверную ручку – двери были заперты: Зажёг спичку и посмотрел на часы. Было уже половина восьмого…
   Если Ева не появится…
   Он подождал ещё несколько минут. Может быть, лучше вернуться на службу и поинтересоваться у полковника Роде, прибыл ли Круцке? Если его ещё нет, то Роде может позвонить в Кельце и узнать, в чём дело. Но почему ещё нет Евы? Что случилось?
   Послышался стук кованных сапог по мостовой – это приближался жандармский патруль. Клос ускорил шаги. Жандармы не должны видеть его здесь. Он решил вернуться на Бекнедиктинскую через два часа, хотя ему нельзя приходить, если Еву схватили… Больше всего ему хотелось сейчас быть вместе с ними на шоссе, а не здесь, где он лишён возможности что-то предпринять и обречён на долгое ожидание.
   «Да, война – это не только боевые действия», – подумал Клос.
   В кухне Курт колдовал над ужином. Увидев вошедшего обер-лейтенанта, он встал по стойке «смирно».
   – Кто-нибудь звонил? – спросил Клос.
   – Нет, господин обер-лейтенант. Я пришёл только в восьмом часу, – лукаво улыбнулся Курт.
   Клос вошёл в свою комнату, бросил фуражку и плащ на кровать и поднял телефонную трубку. Попросил соединить его с полковником фон Роде.
   Дежурный ответил, что господина полковника на месте нет, что об обер-лейтенанте Клосе он не спрашивал, а только сказал перед уходом, что вечером должен встретиться с инженером Круцке.
   «Неужели провал?» – подумал Клос.
   На пороге стоял Курт с подносом в руках.
   – Ужин готов, господин обер-лейтенант.
   – Что-то не хочется, – сказал Клос.
   Однако Курт настаивал:
   – Господин обер-лейтенант обедал только в казино, а там известно как кормят. От вашей офицерской еды ноги протянешь.
   – Хватит, Курт, оставь меня в покое, – с раздражением ответил Клос.
   Он остался в комнате один. Сел за стол. Через секунду вскочил, снова сел… И вдруг послышалось хлопанье дверей, потом раздался чей-то голос в кухне. Кто-то пришёл к Курту? Но у Курта не было близких друзей, он сторонился даже ординарцев других офицеров.
   – Господин обер-лейтенант, – сказал Курт, появившись на пороге его комнаты, – к вам пришла какая-то девушка.
   – Кто? – машинально спросил Клос.
   – Полька, – ответил Курт.
   Ординарец был удивлён. Обер-лейтенант редко принимал девушек, и тем более никогда не приходили к нему польки.
   Клос тоже не сразу догадался, что это могла быть Ева.
   Когда девушка вошла в комнату, Курт мгновенно исчез.
   Девушка была бледная, возбуждённая. Тяжело дыша, она прислонилась к стене.
   Клоса охватило чувство радости, что Ева возвратилась, но уже через минуту он был вне себя от злости:
   – Зачем ты пришла сюда? Сколько раз я говорил… Я ждал тебя в условленном месте… Инженера взяли?
   – Операция провалилась, очевидно, все погибли, – с трудом вымолвила Ева. – Мы попали в облаву, не успели добежать до леса.
   И только сейчас Клос заметил, что девушка ранена. Она упала на пол, пыталась встать, но не смогла. Клос легко поднял её, уложил на кровать, снял с неё куртку. Девушка застонала. Она лежала с закрытыми глазами, и Клосу показалось, что Ева уже не дышит. Пульс едва прощупывался. На правое плечо была наложена примитивная повязка, уже пропитавшаяся кровью. Клос подбежал к шкафу, отыскал бинты и сделал перевязку. Девушка застонала, когда он хотел её приподнять, а потом заплакала.
   – Я сейчас же уйду отсюда, – прошептала она сквозь слёзы. – Меня ранили немцы на опушке леса. Но я всё же добралась до лесного домика, там меня перевязали… Янек, Янек, зачем я пришла сюда?
   Клос никогда ещё не чувствовал себя таким беспомощным. Уже наступил комендантский час, и не было никого, к кому бы он мог обратиться за помощью. Все они остались там, на лугу около леса. Сколько потребуется времени, чтобы вновь установить связь с партизанским отрядом? Долго ли может протерпеть Ева? Откуда взять врача?
   В эту минуту послышались голоса на кухне. Тяжёлые шаги приближались к двери его комнаты.
   – Обер-лейтенант Клос у себя? – Это был полковник фон Роде.
   Клос забеспокоился. Что он скажет, если сюда войдёт его шеф? Он вынул из кобуры пистолет… Если застрелить фон Роде и исчезнуть… А как же Ева? Девушка ранена, ей необходима помощь врача…
   Послышался голос Курта:
   – Господин обер-лейтенант дома, но у него девушка.
   Клос вложил пистолет в кобуру. Мгновенно расстегнул пуговицы и снял мундир.
   – Значит, девушка, – проговорил фон Роде, стоя, вероятно, посредине кухни. – Полька?
   – Не знаю…
   Клосу показалось, что он слышит дыхание Курта. Он решил выйти на кухню.
   – Красивая, – добавил Курт.
   – Солдаты должны отвечать только на вопросы… Постучите!
   Клос отскочил от порога, потом крикнул:
   – Кто там, Курт?
   – Господин полковник фон Роде! – ответил ординарец.
   Клос выждал ещё несколько минут и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
   – Хайль Гитлер! Рад вас видеть, господин полковник, но, извините, был не готов…
   – Вижу, – сухо перебил его фон Роде. – Должен сказать вам, обер-лейтенант, что сейчас не слишком подходящее время, чтобы заниматься любовными утехами.
   – Курт, открой-ка нам бутылку коньяка… Мы же не монахи, господин полковник. В этой проклятой стране…
   Роде внимательно приглядывался к Клосу.
   – Мне не нравится подобный тон у моих офицеров, – сухо сказал он. – А пить я не буду.
   – Господин полковник, – продолжал Клос, – мы живём один раз!..
   – Что-то я не узнаю вас, господин обер-лейтенант. – Роде говорил тихо, однако в его голосе звучала нотка угрозы. – Вы ещё будете иметь возможность повеселиться…
   Клос тотчас же изменил тон.
   – Что-нибудь случилось, господин полковник? – спросил он.
   – Вы должны немедленно выпроводить эту девушку.
   – Для этого потребуется около часа. Прошу понять меня, господин полковник.
   Роде бросил взгляд на дверь комнаты Клоса, видно, хотел войти, однако не решился.
   – Полька? – спросил он, почти не сомневаясь в этом.
   Клос на мгновение заколебался. Сказать неправду было слишком рискованно.
   – Да, полька, – ответил он сдержанно.
   – Полька, – повторил фон Роде. – Поосторожнее с польками, господин обер-лейтенант. И прошу запомнить, я не люблю ни вульгарности, ни сентиментальности. Хайль Гитлер!
   Клос с ординарцем остались на кухне одни. Курт по-армейски вытянулся, и Клосу показалось, что он чего-то ожидает. Объяснения? Благодарности? Указания? Клос положил руку на его плечо. У него не было времени для разговора с Куртом, который и так понял, что обер-лейтенант одобрил его поведение с полковником Роде.
   Клос уже размышлял, что предпринять дальше… Оставалась единственная возможность – городская больница.
   – Никого в квартиру не впускай, – сказал он Курту. – Ни под каким предлогом. Понял? Я скоро вернусь. К девушке на заходи, она спит. – Мундир он застегнул уже на лестнице.

4

   Больница в Божентове – небольшое одноэтажное строение, ограждённое забором из колючей проволоки, – размещалась невдалеке от дома Клоса. До войны больных чаще всего возили в Кельце или Радом, и никто не проявлял особого интереса к больнице в Божентове. Сейчас в ней было около шестидесяти больных. Кровати стояли в палатах, коридорах, даже в двух врачебных кабинетах. Заведующий, он же главный врач, находился в небольшой комнате для дежурных.
   Доктор Ян Ковальский окончил медицинский институт в тридцать восьмом году и был направлен на практику в Божентов. Он мечтал, что будет практиковаться под руководством опытных врачей, однако работать ему пришлось одному. Был ещё доктор Фейерс, но гитлеровцы вывезли его в гетто в Кельце. Теперь Ковальский сам ставил диагноз, делал уколы и ночами просиживал над медицинскими справочниками, стараясь найти ответы на вопросы, о которых в учебниках и не упоминалось. Так молодой практикант в течение двух лет стал заведующим больницей.
   В тот вечер доктор Ян Ковальский, как всегда, находился в больнице. Медсестра Клара принесла ему чай. Эта девушка, лет двадцати, с большими выразительными глазами, с заплетёнными и красиво уложенными на голове косами, не имела почти никакого понятия о медицине и не могла даже самостоятельно сделать укол больному.
   Ковальский промолчал.
   – Я приготовлю вам ещё пару бутербродов, – продолжала Клара. – Мама привезла вчера из села небольшой кусочек свинины… Ведь кто-то должен заботиться о вас, пан доктор. Вы должны беречь себя.
   – Как чувствует себя тот, из тяжелобольных? – спросил Ковальский.
   – Всё ещё не пришёл в себя, – ответила Клара. – Как бы сегодня не скончался, лежит без сознания.
   – Дай ему кордиамин.
   – Вы же говорили, доктор, что это бесполезно.
   – И всё же дай, – повторил Ковальский.
   Кто-то без стука открыл дверь.
   – О боже! – вскрикнула Клара, увидев немецкого офицера.
   Это был Клос. Он подошёл к Ковальскому, который медленно поднимался со стула.
   – Вы доктор? – спросил офицер по-польски.
   – Да.
   – Пойдёте со мной, – сказал Клос и тут же заметил беспокойство на лице Клары.
   – Я хотел бы предупредить господина офицера, – на чал доктор Ковальский, – что в больнице я единственный врач…
   – Мне известно об этом, – сказал Клос и обратился к Кларе: – Прошу вас выйти. – Когда девушка скрылась за дверью, он продолжал: – Пан доктор, вы пойдёте со мной к больной. Возьмите всё, что нужно для перевязки раны.
   – Лечить немецких граждан я не имею права.
   – Заверяю вас, доктор, вам ничто не угрожает.
   Доктор Ковальский положил всё необходимое в сумку.
   – Господин офицер отлично говорит по-польски, – заметил он.
   Не успел доктор открыть дверь, как на пороге появилась медсестра Кристина. Эта девушка была немного постарше Клары. Чистая, опрятная, стройная, с гладко зачёсанными волосами и бледными губами.
   – Пан доктор, – сказала она, – привезли мужчину, тяжелобольного, без сознания. Какой-то крестьянин… – В этот момент она увидела Клоса и умолкла.
   – Говорите дальше! – бросил Клос.
   – Я уже сказала: тяжелобольной мужчина, без сознания.
   – Положите его в коридоре, – распорядился доктор Koвальский. – А вас я прошу подождать минутку, – обратился он к Клосу. – Я должен осмотреть больного, которого только что привезли.
   – Пять минут, не больше, – ответил Клос.
   Больной вовсе не был похож на крестьянина. Его плащ и пиджак были не польского покроя. Доктор наклонился над больным. Симптомы были ясны. Почти как по медицинскому справочнику: отсутствие сознания, посеревшая кожа. Типичный коллапс.
   – Шок, – сказал Ковальский сестре Кристине. – Посмотрите, вот здесь, на предплечье, небольшая рана. Необходимо перевязать.
   В сторонке переминался с ноги на ногу крестьянин, не решаясь обратиться к доктору. Он долго мял в руках шапку и наконец спросил:
   – Могу ли я ехать, пан доктор?
   Ковальский только сейчас заметил его:
   – Конечно, конечно!.. А где вы его подобрали?
   – На поле, вблизи леса. Там был настоящий бой, потом немцы ушли, а он остался лежать в канаве… Наверное, не заметили его…
   – Вы кому-нибудь сообщали об этом?
   – Что я, совсем глупый? – крестьянин внезапно умолк, увидев Клоса, выходившего из комнаты для дежурных.
   – Пять минут прошло, – сказал Клос.
   Доктор Ковальский взял свою сумку и молча направился к выходу…
   Когда они вошли в квартиру Клоса, Курт сидел на кухне и ужинал. Но можно ли было сказать с уверенностью, что он ещё не заглядывал в комнату, где находилась Ева? А доктор?.. Сейчас Ковальский увидит раненую девушку и всё поймёт. Что потом делать с Евой? Как переправить её в лес к партизанам? Если Лис убит, то для связи с партизанами потребуется не менее двух дней.
   Клос посмотрел на часы. Фон Роде уже ждёт. Он пунктуален и придирчив. Подозревает ли он что-нибудь? Он предупредил тогда: «Поосторожнее с польками». Что бы это значило? А-а, да чёрт с ним!.. Главное – это Ева.
   – Дайте какой-нибудь ремешок, – сказал доктор. Он отложил в сторону шприц и стал перевязывать раненое плечо Евы.
   Девушка открыла глаза, Клос наклонился над ней.
   – Янек, – тихо произнесла она и, увидев Ковальского испугалась: – Кто это?
   – Доктор, – ответил Клос. – Ни о чём не говори.
   Ковальский накладывал повязку на раненое плечо Евы.
   Казалось, он не слушает их разговора, но, скорее всего, делал вид, что не слушает. Потом встал, закрыл свою сумку:
   – Её необходимо доставить в больницу.
   – Это исключено! Будете лечить здесь.
   Ковальский пожал плечами. Сухим тоном он объяснил, что повреждена плечевая артерия, необходимо зашить её в течение двух часов, ибо, если кровотечение не будет остановлено…
   – Операция сложная? – спросил Клос.
   – Серьёзная. Прошу отвезти её в немецкий госпиталь.
   «Притворяется этот Ковальский или действительно ничего не понимает?» – подумал Клос и спросил:
   – Вы, доктор, сможете сделать эту операцию? – Он говорил почти шёпотом, чувствуя на себе пристальный взгляд Ковальского.
   – Вы же знаете, господин обер-лейтенант, что о таких операциях я обязан докладывать немецким властям.
   – Всё беру на себя.
   – Тем не менее я подвергаю себя риску, – ответил Ковальский.
   – Понимаю, но вы, пан доктор, и так уже многое знаете. – Клос почувствовал, что почти открывается перед ним. Но иного выхода не было.
   – Хорошо, – согласился Ковальский, – давайте машину.
   – У меня нет машины.
   Клос позвал Курта. Ординарец спокойно доедал ужин. Казалось, его ничто не трогает. Клос приказал ему найти пролётку и отвезти девушку в больницу. Сам он уже должен был идти к полковнику Роде, потому Еву и пришлось пере-1 дать в руки Ковальского и Курта. Когда он выходил из подъезда, к дому подкатила пролётка.
   Старик, сидевший на козлах, увидев немецкого офицера, немного струсил и дрожащим голосом сказал Курту.
   – Комендантский час ещё продолжается, но если господину солдату так необходимо…
   «Всё в порядке, – подумал Клос, – только бы их не встретил жандармский патруль. Лишь бы только проскочили, а там доктор Ковальский сделает всё возможное, чтобы помочь Еве».

5

   В больнице медсестра Кристина не отходила от мужчины, которого привезли в шоковом состоянии. Она сделала ему укол, а теперь прослушивала пульс и ждала, когда раненый придёт в себя. Она очень хотела, чтобы он открыл глаза и что-нибудь сказал. У него был интеллигентный облик, мужчина наверняка не был сельским жителем, больше всего он напоминал учителя гимназии.
   Кристина проверила карманы его пиджака и плаща. Никаких документов, только пачка немецких сигарет, чистый носовой платок с вышитой монограммой «ИК» и два банкнота достоинством в одну марку. Девушка взяла раненого за руку – на пальце было золотое обручальное кольцо. И тут сестра заметила санитара Стефана. Он стоял за ней и внимательно смотрел на пострадавшего.
   – Кто он? – спросил Стефан.
   – Не знаю, – ответила Кристина. – Его привезли из деревни.
   – Это его пиджак? – Стефан начал обшаривать карманы.
   – Оставь, я ничего не нашла! – Она вдруг почувствовала прилив уже давно накопившейся неприязни к Стефану: – Где ты был вчера?
   Парень безразлично пожал плечами:
   – Не помню.
   – Тебе бы всё шутить да отговариваться, – тихо произнесла Кристина.
   – Если бы! – Стефан рассмеялся, потом обнял девушку за плечи: – Не сердись!
   – Сегодня вечером придёшь ко мне? – спросила Кристина.
   – Возможно, – буркнул парень, но Кристина уже отвернулась от него.
   Мужчина приходил в себя. Он открыл глаза, и Кристина положила ладонь на его лоб.
   – Где я? – прошептал неизвестный. – Что со мной?
   Говорил он по-немецки. Однако Кристине показалось, что он понимает и по-польски. Она ответила, что он находится в больнице и вскоре будет здоров. Раненый закрыл глаза, и через минуту Кристина снова услышала его голос. Он бредил. Разобрать можно было только отдельные слова, какие-то числа… Раненый дважды повторил: «29 сентября или… через неделю». Потом снова потерял сознание.
   Операционная, переоборудованная из бывшего врачебного кабинета, была крохотной.