Miner70.jpg Сростки амазонита и микроклина
Первым, кому удалось "прочесть", разгадать зашифрованную информацию природы, был создатель учения о пегматитах академик А. Е. Ферсман. Путем тщательных кристаллографических измерений он установил, что в графическом пегматите кварц и полевой шпат имеют не беспорядочную, как кажется на первый взгляд, а строго закономерную взаимную ориентировку; они срастаются между собой по определенному правилу, которое получило название правила (или закона) Ферсмана. А способ совместной кристаллизации, при котором возникает подобная "письменная" структура (она хорошо известна, например, металлографам, изучающим строение металлических сплавов), называется в физической химии эвтектическим. Таким путем А. Е. Ферсман доказал, что письменный гранит представляет собой настоящую кварц-полевошпатовую эвтектику. Среди калиевых полевых шпатов, как и среди плагиоклазов, есть иризирующие - лунные и солнечные разновидности. Кроме них, пожалуй, самый популярный калиевый полевой шпат - амазонит, который назван в честь реки Амазонки, откуда будто бы были привезены первые образцы этого яркого самоцвета. Окраска амазонита бирюзово-зеленая, но оттенки ее разнообразны. Забайкальский амазонит бледный, зеленовато-голубой, очень похожий на цвет несколько выцветшей бирюзы. Амазонит Украины очень яркий и по интенсивности не только не уступает бирюзе, но часто превосходит ее. А вот амазонит Кольского полуострова ярко-зеленый, голубизна в нем почти неощутима. Характерная особенность амазонитов - белые крапинки, рябинки, маленькие вросточки натриевого полевого шпата альбита. Редкие кристаллы амазонита, как всякого другого микроклина, представлены короткими столбиками. Амазонит - один из самых ярких и "живых" поделочных камней. Но еще эффектнее выглядят очень редкие винно-желтые прозрачные кристаллы низкотемпературного калиевого шпата ювелирного адуляра, встречающиеся в пегматитах Мадагаскара. А где применяются полевые шпаты вообще? Неужели человек мог оставить без внимания этот щедрый дар природы? Разумеется, не оставил. Судьбу и роль полевого шпата в технике определила его способность при расплавлении образовывать вязкую массу, застывающую в плотное стекло. Мне хочется, чтобы однажды вы, оглядев свой привычный родной дом, вдруг увидели, что из чего, из каких веществ, из каких минералов. Пусть на миг каждая вещь покроется плащом блестящих кристаллов, послуживших некогда их основой! Сколько здесь было бы неожиданных сюрпризов! И в точности, как и в земной коре, одно из первых мест в вашем доме занял бы полевой шпат! Оглядите хотя бы вашу теплую уютную кухню. Фаянсовая раковина, сияющая молочной белизной, голубая плитчатая стена над ней содержат не меньше 8 15% полевых шпатов. Красивая, легко моющаяся эмаль плиты и холодильника, красных, зеленых, синих кружек, чайников, чугунных жаровен и обливных половников и того больше - в них 17, 28, 56% полевых шпатов. А взгляните на накрытый к ужину стол: сахарница с цветочками и фаянсовая кружка с домиками, высокий папин бокал и хрупкая мамина фарфоровая чашка - все они не обошлись без полевых шпатов: от 10 до 30% содержит их каждая фаянсовая или фарфоровая посудина. Но все же больше всего полевых шпатов расходуют, пожалуй, электротехники. Только представьте на миг, какой путь пробегает электрический ток от турбин электростанций до лампы на вашем письменном столе! Бесчисленными реперами сопровождают бег электрического тока фарфоровые изоляторы, ограждающие провода от соприкосновения со всем, что может воспламениться. Самые огромные и тяжелые из них достигают сотен килограммов, а самые маленькие - около двух граммов. Но в каждом из них не видимая глазом основа - полевой шпат. Так же, как видимую основу, составляет он в гранитах обелисков и колонн, набережных, фонтанов, памятников; вглядитесь только, и вот перед вами наш неизменный спутник, самый распространенный и с детства известный минерал - полевой шпат.
СИМФОНИЯ РАДУГИ (О ПРИЧИНАХ ОКРАСКИ МИНЕРАЛОВ)
Поверил я алгеброй гармонию...
А. С. Пушкин
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан - красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый - эти слова как простенькая мелодия всего из семи нот. Но как величаво звучит она в исполнении стихий - неба, моря, небесных светил; им вторят цветы и птицы, бабочки, жуки, ящерицы, змеи и звери! С каким истинным блеском исполняют ее кристаллы! Но вот чудо - каждое семейство минералов "проигрывает" все те же семь классических цветовых нот на свой лад. Темпераментно, с жаром и звездным мерцаньем - рубины и все многоцветные сапфиры. Нежно, лирично, в легких теплых оттенках - бериллы: розовый морганит, оранжевые и желтые гелио-доры, светло-зеленые бериллы Украины, изумруды, голубые и синие аквамарины, сиреневые бериллы Мадагаскара. Чисты, холодны, хрустально ясны окраски полихромных кварцев. Гранаты рассыпают разноцветную дробь; их особенность - богатство оттенками и густота тона: огненно-красные пиропы, лилово-красные альмандины, оранжево-розовые спессартины, коричнево-оранжевые и медово-желтые гессониты, желто-зеленые гроссу-ляры, травяно-зеленые уваровиты и оливковые деман-тоиды. Вся симфония минеральных окрасок усложняется, делается сочнее и богаче еще и оттого, что в каждой из минеральных групп есть и свой особый акцент в этой радуге: в группе корунда - красный и глубоко-синий, в группе берилла - изумрудный и аквамариновый, среди гранатов - огненный. А тут еще густые, глубокие "ноты" минералов, приверженных одному энергичному цвету: малахитово-зеленому, бирюзовому, лазуритово-синему! А если попытаться "поверить алгеброй гармонию"? Задуматься, чем же обязаны мы этому фантастическому разнообразию? Почему "белый" солнечный луч, падая на минералы, окрашивает их так разно? Поисками ответа на этот вопрос занимались и занимаются ученые всего мира - минералоги, химики, физики. Ведь ключ к отгадке можно найти только совместными усилиями. И для того, чтобы хоть слегка коснуться сути этих явлений, нам придется совершить посильный экскурс в область физики и кристаллохимии. В океане электромагнитных колебаний видимый нами свет - лишь узкая полоска, лишь волны от 3800 (фиолетовый) до 7600 (красный свет) ангстрем. Более короткие ультрафиолетовые волны (3800 - 100 ангстрем) глаз человека не видит, некоторые из этих волн (3600 - 510 ангстрем) различают фасеточные глаза насекомых, еще более короткие - рентгеновские и Y-лучи "чувствует" лишь эмульсия фотопленки. А волны длиннее красных? Инфракрасные (7600 - 10 000 000 ангстрем) мы ощущаем как тепло; немного подлиннее - миллиметровые и сантиметровые волны микроволнового диапазона, на которых работают локаторы и мазеры; более длинноволновые электромагнитные колебания - радиоволны (107 - 1013 ангстрем, или 0,1 106 см); еще более длинные используются в электротехнике. Из них самую большую, бесконечную длину волны имеет постоянный ток.
Miner71.jpg Зеленый турмалин - верделит
Любое нагретое тело излучает все волны, хотя и в разной степени. Максимум излучения Солнца лежит как раз в середине видимого диапазона. Поэтому и человеческий глаз в процессе эволюции приобрел максимальную чувствительность к этим длинам волн, к желто-зеленым лучам. Потоки лучистой энергии Солнца падают на все большие и малые предметы Земли, падают и на наши минералы. Как же реагируют минералы на свет? Это зависит от их строения и состава. Поэтому придется сказать несколько слов о строении минералов. Нейтральные атомы некоторых элементов, таких, как кислород, сера, фтор и др., входя в состав минерала, вырывают наиболее подвижные "валентные" электроны у своих соседей - атомов металлов - и превращаются в отрицательные ионы (анионы), а покладистые соседи, упустившие эти электроны, становятся положительно заряженными ионами (катионами). Электрические силы притяжения между этими разно заряженными частицами и удерживают в равновесии ионные постройки - кристаллические решетки минералов. Бесконечно разнообразны пространственные комбинации ионов или их группировок (тетраэдров, октаэдров и др.): то это великолепные, идеально прочные каркасы (например, кварц), то объемы их моделируются цепочками (асбест) или колоннами ионов (берилл), то строятся целыми "панелями" - слоями (слюды). Окраска минералов во многом зависит от архитектуры их кристаллической решетки. Наиболее совершенные сооружения свет пронизывает, ничего не меняя в них. Таковы бесцветные и прозрачные кубики поваренной соли, ромбоэдры оптического кальцита или всем известные кристаллы горного хрусталя. Но законы природы всегда сопровождаются бесчисленными оговорками, исключениями, уточнениями - они-то и создают невоспроизводимую прелесть, бесконечную "игру" природы! Достаточно нарушить это совершенство - вот тут-то и начинается цвет! Вот, скажем, если сами ионы, из которых строится решетка минерала, не совсем правильны, не совсем симметричны. Из классической химии известно, что большинство элементов таблицы Менделеева по мере увеличения атомного веса наращивают внешние электронные уровни. Есть, однако, элементы - так называемые переходные, нарушающие это правило: в них формируются, "достраиваются" не внешние, а более глубокие электронные оболочки. Сами по себе электроны внутренних уровней не могут перескочить на внешние, как не взлетит с земли камень; но свет - энергия, и, поглотив часть энергии падающего света, они перескакивают, или, как говорят, "возбуждаются". А из кристалла выходит уже не полный спектр лучей, а лишь его оставшаяся непоглощенной часть: она-то и окрашивает минерал. Этим элементам, способным избирательно поглощать энергию пададощего света, мы и обязаны главным образом красочностью минерального мира. Они так и называются "хромофоры" - несущие цвет. К ним относятся титан, ванадий, хром, марганец, железо, кобальт, никель да еще медь, редкоземельные элементы и уран. Каждый из элементов-хромофоров поглощает свет по-разному: нагляднее всего "свой", индивидуальный характер поглощения света можно передать с помощью спектра поглощения, кривой, которая получится, если по горизонтальной оси отложить длину волн разного цвета, а по вертикальной интенсивность, с которой поглощает их минерал. На такой кривой сразу видно, какие лучи поглощаются сильнее всего и, значит, не входят в окраску, а для каких минерал прозрачен. Вот, к примеру, малахит: красные лучи поглощаются им максимально, т. е. гасятся, а зеленые проходят почти полностью. Минералы, в которых элементы-хромофоры играют ведущую роль, имеют обычно яркие интенсивные и постоянные цвета: оранжевый крокоит и зеленый гранат-уваровит окрашены ионами хрома в разных валентных состояниях, бирюза - медью. Но элемент-хромофор не всегда бывает хозяином в минерале: нередко он забирается "в гости", вытесняя хозяев из узлов кристаллической решетки или заполняя в этой решетке "дырки" - вакантные места. И бесцветный кристалл становится ярким самоцветом. Например, примесь в 1,5% окислов железа сообщает бериллу окраску аквамарина или гелиодора, 0,3 - 0,4% окиси хрома превращают этот минерал в драгоценный изумруд, а всего только тысячные доли процента марганца - в розовый воробьевит.
Miner72.jpg Розовый турмалин - рубеллит лучистый сросток
Но есть и совсем удивительный минерал - александрит, его тоже окрашивают ионы хрома, да так хитро, что при солнечном свете он ярко-зеленый, а при электрическом - красный. Можно разобраться и в этой загадке: окраска александрита создается и красными и зелеными лучами, он прозрачен для тех и других, но в дневном спектре сине-зеленые "энергичные" лучи преобладают (помните, чувствительность глаза максимальна к зеленым лучам) и как бы забивают красные, а в спектре электрической лампы сине-зеленых лучей очень мало, преобладают более длинные волны - тут-то и берут реванш красные! Солнечный свет словно просеивается сквозь сита кристаллических решеток минералов, и каждое из них согласно своему симметричному рисунку и своим индивидуальным размерам и несовершенствам "выбирает" и поглощает свою часть солнечного спектра, пропуская такую узкоспецифическую часть спектра, что мы тотчас отличаем густую насыщенную зелень изумруда от солнечной, светящейся "золотой" зелени хризолита или пронзительной едкой зелени диоптаза. Но у этого трио (свет - минерал - глаз) есть и другая игра - блеск! Ведь не весь свет солнца попадает внутрь минерала - часть его сразу же отбрасывается поверхностью кристалла, и мы получаем ее неизменной. Это и есть блеск. Блесков много! Они тоже сильно разнятся. "Блеск минерала не зависит от его цвета",-гласят учебники минералогии. Это непреложная истина, но давайте отвлечемся от нее. Давайте вообще отрешимся от цвета. Есть столько прекрасных минералов, изливающих свое совершенство, минуя цвет, одним чистым блеском. Алмазы и горный хрусталь. Соль и лед. Оптический исландский шпат и гипс. Своеобразный матово-белый халцедон кахалонг отличается восковым блеском. И наконец, эталон отсутствия блеска - матовый школьный мел, прочные поры-ловушки которого гасят всякий блеск. В немой и мрачноватой толще темно-серых песчаников и сланцев Крыма, красиво именуемой таврикой, сверкают мелкие, идеально прозрачные шестигранные пирамидки горного хрусталя. В безотрадной таврике они кажутся просто бриллиантами. Впрочем, в Карпатах подобные кристаллики так и называются "мар-марошские диаманты". Но достаточно положить подобный "диамант" рядом с истинным бриллиантом, чтобы увидеть, что они "и близко не лежали", - настолько меркнет стеклянный блеск горного хрусталя рядом с алмазным, играющим всеми цветами спектра. А вот свежий осколок прозрачной поваренной соли можно было бы спутать с кварцем, но оставьте его часа на два на воздухе и его поверхность, впитав влагу воздуха, словно подернется маслянистой пленкой, блеск из стеклянного превратится в жирный. Прозрачные ромбоэдры исландского шпата и пластинчатые кристаллы гипса на плоскостях спайности часто отливают перламутром. Перламутровый блеск порождает интерференция света, отражающегося не только от поверхности кристалла, но и от внутренних спайных плоскостей, подобно тому как перламутровый отлив возникает в стопке тонких стеклышек. Случается, что гипс заполняет трещины в породе в виде параллельно-волокнистой массы с шелковистым блеском, подобным блеску мотка шелковых нитей. Исследования минералогов показали: будет ли у минерала стеклянный, алмазный, металлический и полуметаллический блеск, зависит от соотношения отраженного и поглощенного света, а это соотношение прежде всего непосредственно связано с показателем преломления. Здесь наблюдается почти прямая зависимость: по мере увеличения показателя преломления все больше света отражается от поверхности минерала и стеклянный блеск сменяется сперва алмазным, а затем полуметаллическим и металлическим. Точнее, зависимость коэффициента отражения от показателя преломления минерала может быть выражены формулой: (п - 1)2 /(п + 2) где п - показатель преломления. Коэффициент отражения для кварца 4%, для алмаза - 17%. Природный блеск минерала можно усилить, направить и "заострить". Насколько ярче сверкают ограненные камни, замечал каждый. В чем же секрет огранки? Ограненный драгоценный камень словно маленькая ловушка для солнечного луча. Луч, отражаясь от одной грани, падает на следующую, от нее на соседнюю и так далее, обегая и освечивая изнутри весь объем камня. Но вот вы неожиданно поворачиваете камень, и угол падения этого "запертого" в граненой ловушке луча резко меняется: свет уже не скользит вдоль грани, не откидывается на соседнюю плоскость, он упал почти под прямым углом и способен выскочить резким узким пучком - граненый кристалл сверкнул. Чем дольше лучик будет метаться внутри и отражаться, не выбегая из ловушки, тем сильнее сможет "сфокусировать и заострить" формы огранка, тем ярче, резче будет сверкание самоцвета. Огранка кристаллов - необычайно сложное, тонкое и точное ремесло. Чтобы ловить и резко отбрасывать свет узким пучком, кристалл должен быть огранен в строгом соответствии с его природными кристаллооптическими характеристиками, законами преломления и отражения, да еще с учетом особенностей нашего зрения. Особенно важен выбор правильных углов огранки, когда речь идет не только о ярком сверкании (как это, например, бывает у лейкосапфира), но и о разноцветной бриллиантовой игре, характерной для алмаза, циркона, меньше у топаза. Для этих минералов характерна, как вы помните, дисперсия оптических осей, т. е. кристалл разлагает белый луч, как призма, на радугу цветных лучиков, каждый из которых выходит из граненого самоцвета под своим углом. Теперь понятно, почему из бриллианта "сыплется" дождь цветных лучей: внезапный их "выход" из граненой ловушки, когда необходимый угол становится возможным, то для малинового, то для голубого или оранжевого луча - это уже зависит от вашего нечаянного движения. Даже не верится сразу, что подоплекой нечаянной подвижной игры радужных искр является самый точный, выверенный до третьего знака математический расчет углов огранки.
КАК ИЛИ ЗАЧЕМ? НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ШЕДЕВРАХ (МУЗЕИ И КОЛЛЕКЦИИ)
Но я должен еще сказать о кристаллах, формах, законах, красках. Есть кристаллы огромные, как колоннада храма, нежные, как плесень, острые, как шипы; чистые, лазурные, зеленые, как ничто другое в мире, огненные, черные; математически точные, совершенные, похожие на конструкции сумасбродных ученых...
К. Чапек
Книжки о камне традиционно кончаются главой, как собирать камни. Оно понятно: автора и читателя обычно объединяет общий интерес, их встреча не случайна, и давать полезные советы начинающему собрату всегда приятно, а порой и небесполезно. А не задавались ли вы странным вопросом: зачем собирать коллекцию минералов? Вы любите камень. Но любить и иметь не одно и то же. Любить и знать уже ближе. Нет спора - собирать камни увлекательно. Но в целом с коллекцией обстоит примерно так же, как с собакой. Хотят собаку все: так приятно иметь рядом четвероногого друга. Но очень многих удерживает от приобретения собаки чувство ответственности за ее судьбу. Камни молчат. По отношению к ним чувство аналогичной ответственности может притупиться. Между тем ваша коллекция потребует не меньшей заботы и труда, чем самый породистый пес. Она поглотит без остатка ваш досуг и скромные сбережения, заполнив все емкости вашего сознания и подсознания, или погибнет бесполезно, бесследно и, главное, быстро. Когда любишь камни, хочется видеть каждый минерал в полном блеске его наивысшего возможного совершенства. Перед мысленным взором всплывают классические шедевры минералогии. Но шедеврам место в музее - ни у кого ведь не возникнет нескромное желание иметь дома для себя одного Нику Самофракийскую или, скажем, "Последний день Помпеи"! Между тем кому не случалось видеть на пыльных подоконниках квартир уникальные друзы килограммов в 100! Зрелище грустное. Еще грустнее слышать о бесценных коллекциях, собираемых двумя-тремя поколениями любителей и проданных их непричастными к камню наследниками с молотка в два-три дня... То ли дело музеи! Ими можно "заболевать" и любить долго и неизменно, узнавать их все более глубоко. Можно изучать их постепенно - зал за залом; можно даже самому приносить в музей собственные интересные находки. И они будут жить там своей торжественной и размеренной музейной жизнью, рядом с именитыми или скромными каменными собратьями. Музеев минералов и руд в нашей стране немало. Классических, с традициями и вековыми коллекциями, и сравнительно новых, и даже таких, которые еще находятся в стадии возникновения. Интересны все. Ведь известный еще в Древней Греции тезис о том, что в природе нет двух одинаковых капель воды, классически подтверждается и на примере кристаллов: не может быть в природе двух одинаковых кристаллов берилла или граната, даже двух одинаковых кубиков пирита, ведь каждый кристалл прошел свой индивидуальный путь и вся его жизнь буквально отложила на нем следы: гранями, включениями, бороздками, штриховкой, треугольниками растворения или зонами разной окраски. И в каждом новом музее ваши старые знакомцы встретят вас неожиданностью, новизной. Обо всех минералогических музеях Советского Союза не расскажешь, пожалуй, и в целой книжке, тем более в маленькой главе. Поэтому хочется сказать несколько слов о лучших.
Miner73.jpg Орудие каменного века Нефрит
Более 200 лет назад в Петербурге одновременно с Горным институтом и в его "недрах" был создан "из Российских и иностранных минералов и ископаемых тел кабинет" - зерно, разросшееся в один из крупнейших музеев мира Горный музей ЛГИ. Музей этот истинно ленинградский: Васильевский остров, набережная Невы, фасад по проекту А. Н. Воронихина. Знаменитый архитектор XIX в., создавая фасад Горного института, вдохновился идеей Горы: тяжелый треугольный фриз покоится на двенадцати массивных дорических колоннах, и античные образы встречают вас при входе. Сын Земли (Геи) - Антей; изгибаясь, он тянется к матери - Земле, но Геракл уже оторвал его от материнской груди могучим рывком26. Прозерпину, молоденькую дочь плодоносящей и щедрой Деметры, силой уносит в подземное царство ее дядя, брат Зевса, Аид. В подземном мире ему нужна хозяйка. Словно хотели сказать нам создатели классического ансамбля: каждый, вошедший в храм Горы, всегда будет тянуться к матери Гее (будь то геология, геохимия, геофизика или геотектоника), каждому судьба, словно Прозерпине, предрекла полжизни провести в недрах подземного царства... Первый зал - введение в минералогию - науку о природных химических соединениях и их формах: кристаллах. Словно Алиса в стране Чудес, мы уменьшаемся до бесконечности и над нами парят все элементы таблицы Менделеева в полной красе их кристаллической структуры. Вокруг вздымаются сложные постройки - модели кристаллических структур минералов. Тут и давно знакомые "здания" - поваренная соль, алмаз, графит, кварц, слюда и сотни пока неведомых вам конструкций. Шаг за шагом, двигаясь по периметру зала, вы постигаете, как тесна связь всех многообразных свойств кристаллов с особенностями их кристаллических решеток: преломление света, блеск, цвет, твердость, спайность, отдельность, магнитные свойства подчинены расположению кристаллических сеток, пространственному узору ионов и атомов. Вы видите, как зарождаются кристаллы, следите за их ростом, срастанием в двойники и друзы. Замечаете, что жизнь их не всегда идет "гладко": они могут сломаться и вновь нарастать на обломках, залечивать трещины, скручиваться, сгибаться, наконец, попасть в среду, где их ожидает снова растворение, иногда замещение новыми кристаллическими формами других веществ, иногда гибель... Вся центральная часть вводного зала занята одной из самых изящных коллекций музея. Здесь от простых к сложным выстроились кристаллы-"везунчики" - полногранные, попавшие в идеальные условия роста кристаллы, сумевшие во всей красе проявить форму, свойственную данному минералу: кубы пирита и га-лита, октаэдры алмаза и алой шпинели, гранатоэдры и тетрагонтриоктаэдры граната, призмы берилла, ромбоэдры корунда... Но это лишь введение. Дальше в торжественных залах с белыми кариатидами или высокой колоннадой, с лепкой, позолотой и старинной росписью развертывается вся панорама минерального мира, строго классифицированная по принятым классам химических соединений, таких, как самородные элементы, сульфиды, сульфаты, карбонаты, силикаты, фосфаты и все прочие, пока менее вам известные. Среди них встречаются подлинные "монстры": самая большая в мире глыба малахита массой в 1504 кг, подаренная музею Екатериной II, плоский самородок меди в 860 кг, огромный 500-килограммовый кристалл кварца. Необыкновенной красоты салатно-зеленый прозрачный берилл, покрытый фигурами природного травления, тоже старинный царский подарок. Не меньшее удивление вызывают и приобретения более позднего времени: сизо-синий кристалл берилла длиной 1,5 м, ярко-голубой 330-килограммовый кри-стал флюорита, кристалл винно-желтого оптического кальцита тоже почти в 300 кг. Но богатство природных соединений демонстрируется в музее скорее не этими колоссами, а разнообразными прекрасно подобранными кристаллами и их сростками, позволяющими видеть каждый минерал в естественном окружении сопутствующих ему, как говорят геологи, парагенных минералов. "Число и фантазия, закон и изобилие - вот живые творческие силы природы... Не сидеть под зеленым деревом, а создавать кристаллы и идеи, вот что значит идти в ногу с природой..." Эти слова Карела Чапека подтвержаются всей коллекцией Горного музея. Пойдем дальше и окажемся в зале синтетической минералогии: искусственные слюды и гранаты, рубины и изумруды, шпинели и алмазы и совсем новые соединения, неизвестные природе, но необходимые в технике, предстанут тут перед нами. И наконец, как заключительный аккорд - маленький зал с драгоценными и поделочными камнями, десятками красивейших самоцветных вещиц: вазы темно-голубые из лазурита и темно-розовые - родонитовые, резной китайский нефрит от почти белого цвета свиного сала до черно-зеленого, агатовые, сердоликовые и хрустальные печатки, граненые самоцветы и, конечно же, традиционная и все равно таинственная малахитовая шкатулка с ключиком.
Первым, кому удалось "прочесть", разгадать зашифрованную информацию природы, был создатель учения о пегматитах академик А. Е. Ферсман. Путем тщательных кристаллографических измерений он установил, что в графическом пегматите кварц и полевой шпат имеют не беспорядочную, как кажется на первый взгляд, а строго закономерную взаимную ориентировку; они срастаются между собой по определенному правилу, которое получило название правила (или закона) Ферсмана. А способ совместной кристаллизации, при котором возникает подобная "письменная" структура (она хорошо известна, например, металлографам, изучающим строение металлических сплавов), называется в физической химии эвтектическим. Таким путем А. Е. Ферсман доказал, что письменный гранит представляет собой настоящую кварц-полевошпатовую эвтектику. Среди калиевых полевых шпатов, как и среди плагиоклазов, есть иризирующие - лунные и солнечные разновидности. Кроме них, пожалуй, самый популярный калиевый полевой шпат - амазонит, который назван в честь реки Амазонки, откуда будто бы были привезены первые образцы этого яркого самоцвета. Окраска амазонита бирюзово-зеленая, но оттенки ее разнообразны. Забайкальский амазонит бледный, зеленовато-голубой, очень похожий на цвет несколько выцветшей бирюзы. Амазонит Украины очень яркий и по интенсивности не только не уступает бирюзе, но часто превосходит ее. А вот амазонит Кольского полуострова ярко-зеленый, голубизна в нем почти неощутима. Характерная особенность амазонитов - белые крапинки, рябинки, маленькие вросточки натриевого полевого шпата альбита. Редкие кристаллы амазонита, как всякого другого микроклина, представлены короткими столбиками. Амазонит - один из самых ярких и "живых" поделочных камней. Но еще эффектнее выглядят очень редкие винно-желтые прозрачные кристаллы низкотемпературного калиевого шпата ювелирного адуляра, встречающиеся в пегматитах Мадагаскара. А где применяются полевые шпаты вообще? Неужели человек мог оставить без внимания этот щедрый дар природы? Разумеется, не оставил. Судьбу и роль полевого шпата в технике определила его способность при расплавлении образовывать вязкую массу, застывающую в плотное стекло. Мне хочется, чтобы однажды вы, оглядев свой привычный родной дом, вдруг увидели, что из чего, из каких веществ, из каких минералов. Пусть на миг каждая вещь покроется плащом блестящих кристаллов, послуживших некогда их основой! Сколько здесь было бы неожиданных сюрпризов! И в точности, как и в земной коре, одно из первых мест в вашем доме занял бы полевой шпат! Оглядите хотя бы вашу теплую уютную кухню. Фаянсовая раковина, сияющая молочной белизной, голубая плитчатая стена над ней содержат не меньше 8 15% полевых шпатов. Красивая, легко моющаяся эмаль плиты и холодильника, красных, зеленых, синих кружек, чайников, чугунных жаровен и обливных половников и того больше - в них 17, 28, 56% полевых шпатов. А взгляните на накрытый к ужину стол: сахарница с цветочками и фаянсовая кружка с домиками, высокий папин бокал и хрупкая мамина фарфоровая чашка - все они не обошлись без полевых шпатов: от 10 до 30% содержит их каждая фаянсовая или фарфоровая посудина. Но все же больше всего полевых шпатов расходуют, пожалуй, электротехники. Только представьте на миг, какой путь пробегает электрический ток от турбин электростанций до лампы на вашем письменном столе! Бесчисленными реперами сопровождают бег электрического тока фарфоровые изоляторы, ограждающие провода от соприкосновения со всем, что может воспламениться. Самые огромные и тяжелые из них достигают сотен килограммов, а самые маленькие - около двух граммов. Но в каждом из них не видимая глазом основа - полевой шпат. Так же, как видимую основу, составляет он в гранитах обелисков и колонн, набережных, фонтанов, памятников; вглядитесь только, и вот перед вами наш неизменный спутник, самый распространенный и с детства известный минерал - полевой шпат.
СИМФОНИЯ РАДУГИ (О ПРИЧИНАХ ОКРАСКИ МИНЕРАЛОВ)
Поверил я алгеброй гармонию...
А. С. Пушкин
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан - красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый - эти слова как простенькая мелодия всего из семи нот. Но как величаво звучит она в исполнении стихий - неба, моря, небесных светил; им вторят цветы и птицы, бабочки, жуки, ящерицы, змеи и звери! С каким истинным блеском исполняют ее кристаллы! Но вот чудо - каждое семейство минералов "проигрывает" все те же семь классических цветовых нот на свой лад. Темпераментно, с жаром и звездным мерцаньем - рубины и все многоцветные сапфиры. Нежно, лирично, в легких теплых оттенках - бериллы: розовый морганит, оранжевые и желтые гелио-доры, светло-зеленые бериллы Украины, изумруды, голубые и синие аквамарины, сиреневые бериллы Мадагаскара. Чисты, холодны, хрустально ясны окраски полихромных кварцев. Гранаты рассыпают разноцветную дробь; их особенность - богатство оттенками и густота тона: огненно-красные пиропы, лилово-красные альмандины, оранжево-розовые спессартины, коричнево-оранжевые и медово-желтые гессониты, желто-зеленые гроссу-ляры, травяно-зеленые уваровиты и оливковые деман-тоиды. Вся симфония минеральных окрасок усложняется, делается сочнее и богаче еще и оттого, что в каждой из минеральных групп есть и свой особый акцент в этой радуге: в группе корунда - красный и глубоко-синий, в группе берилла - изумрудный и аквамариновый, среди гранатов - огненный. А тут еще густые, глубокие "ноты" минералов, приверженных одному энергичному цвету: малахитово-зеленому, бирюзовому, лазуритово-синему! А если попытаться "поверить алгеброй гармонию"? Задуматься, чем же обязаны мы этому фантастическому разнообразию? Почему "белый" солнечный луч, падая на минералы, окрашивает их так разно? Поисками ответа на этот вопрос занимались и занимаются ученые всего мира - минералоги, химики, физики. Ведь ключ к отгадке можно найти только совместными усилиями. И для того, чтобы хоть слегка коснуться сути этих явлений, нам придется совершить посильный экскурс в область физики и кристаллохимии. В океане электромагнитных колебаний видимый нами свет - лишь узкая полоска, лишь волны от 3800 (фиолетовый) до 7600 (красный свет) ангстрем. Более короткие ультрафиолетовые волны (3800 - 100 ангстрем) глаз человека не видит, некоторые из этих волн (3600 - 510 ангстрем) различают фасеточные глаза насекомых, еще более короткие - рентгеновские и Y-лучи "чувствует" лишь эмульсия фотопленки. А волны длиннее красных? Инфракрасные (7600 - 10 000 000 ангстрем) мы ощущаем как тепло; немного подлиннее - миллиметровые и сантиметровые волны микроволнового диапазона, на которых работают локаторы и мазеры; более длинноволновые электромагнитные колебания - радиоволны (107 - 1013 ангстрем, или 0,1 106 см); еще более длинные используются в электротехнике. Из них самую большую, бесконечную длину волны имеет постоянный ток.
Miner71.jpg Зеленый турмалин - верделит
Любое нагретое тело излучает все волны, хотя и в разной степени. Максимум излучения Солнца лежит как раз в середине видимого диапазона. Поэтому и человеческий глаз в процессе эволюции приобрел максимальную чувствительность к этим длинам волн, к желто-зеленым лучам. Потоки лучистой энергии Солнца падают на все большие и малые предметы Земли, падают и на наши минералы. Как же реагируют минералы на свет? Это зависит от их строения и состава. Поэтому придется сказать несколько слов о строении минералов. Нейтральные атомы некоторых элементов, таких, как кислород, сера, фтор и др., входя в состав минерала, вырывают наиболее подвижные "валентные" электроны у своих соседей - атомов металлов - и превращаются в отрицательные ионы (анионы), а покладистые соседи, упустившие эти электроны, становятся положительно заряженными ионами (катионами). Электрические силы притяжения между этими разно заряженными частицами и удерживают в равновесии ионные постройки - кристаллические решетки минералов. Бесконечно разнообразны пространственные комбинации ионов или их группировок (тетраэдров, октаэдров и др.): то это великолепные, идеально прочные каркасы (например, кварц), то объемы их моделируются цепочками (асбест) или колоннами ионов (берилл), то строятся целыми "панелями" - слоями (слюды). Окраска минералов во многом зависит от архитектуры их кристаллической решетки. Наиболее совершенные сооружения свет пронизывает, ничего не меняя в них. Таковы бесцветные и прозрачные кубики поваренной соли, ромбоэдры оптического кальцита или всем известные кристаллы горного хрусталя. Но законы природы всегда сопровождаются бесчисленными оговорками, исключениями, уточнениями - они-то и создают невоспроизводимую прелесть, бесконечную "игру" природы! Достаточно нарушить это совершенство - вот тут-то и начинается цвет! Вот, скажем, если сами ионы, из которых строится решетка минерала, не совсем правильны, не совсем симметричны. Из классической химии известно, что большинство элементов таблицы Менделеева по мере увеличения атомного веса наращивают внешние электронные уровни. Есть, однако, элементы - так называемые переходные, нарушающие это правило: в них формируются, "достраиваются" не внешние, а более глубокие электронные оболочки. Сами по себе электроны внутренних уровней не могут перескочить на внешние, как не взлетит с земли камень; но свет - энергия, и, поглотив часть энергии падающего света, они перескакивают, или, как говорят, "возбуждаются". А из кристалла выходит уже не полный спектр лучей, а лишь его оставшаяся непоглощенной часть: она-то и окрашивает минерал. Этим элементам, способным избирательно поглощать энергию пададощего света, мы и обязаны главным образом красочностью минерального мира. Они так и называются "хромофоры" - несущие цвет. К ним относятся титан, ванадий, хром, марганец, железо, кобальт, никель да еще медь, редкоземельные элементы и уран. Каждый из элементов-хромофоров поглощает свет по-разному: нагляднее всего "свой", индивидуальный характер поглощения света можно передать с помощью спектра поглощения, кривой, которая получится, если по горизонтальной оси отложить длину волн разного цвета, а по вертикальной интенсивность, с которой поглощает их минерал. На такой кривой сразу видно, какие лучи поглощаются сильнее всего и, значит, не входят в окраску, а для каких минерал прозрачен. Вот, к примеру, малахит: красные лучи поглощаются им максимально, т. е. гасятся, а зеленые проходят почти полностью. Минералы, в которых элементы-хромофоры играют ведущую роль, имеют обычно яркие интенсивные и постоянные цвета: оранжевый крокоит и зеленый гранат-уваровит окрашены ионами хрома в разных валентных состояниях, бирюза - медью. Но элемент-хромофор не всегда бывает хозяином в минерале: нередко он забирается "в гости", вытесняя хозяев из узлов кристаллической решетки или заполняя в этой решетке "дырки" - вакантные места. И бесцветный кристалл становится ярким самоцветом. Например, примесь в 1,5% окислов железа сообщает бериллу окраску аквамарина или гелиодора, 0,3 - 0,4% окиси хрома превращают этот минерал в драгоценный изумруд, а всего только тысячные доли процента марганца - в розовый воробьевит.
Miner72.jpg Розовый турмалин - рубеллит лучистый сросток
Но есть и совсем удивительный минерал - александрит, его тоже окрашивают ионы хрома, да так хитро, что при солнечном свете он ярко-зеленый, а при электрическом - красный. Можно разобраться и в этой загадке: окраска александрита создается и красными и зелеными лучами, он прозрачен для тех и других, но в дневном спектре сине-зеленые "энергичные" лучи преобладают (помните, чувствительность глаза максимальна к зеленым лучам) и как бы забивают красные, а в спектре электрической лампы сине-зеленых лучей очень мало, преобладают более длинные волны - тут-то и берут реванш красные! Солнечный свет словно просеивается сквозь сита кристаллических решеток минералов, и каждое из них согласно своему симметричному рисунку и своим индивидуальным размерам и несовершенствам "выбирает" и поглощает свою часть солнечного спектра, пропуская такую узкоспецифическую часть спектра, что мы тотчас отличаем густую насыщенную зелень изумруда от солнечной, светящейся "золотой" зелени хризолита или пронзительной едкой зелени диоптаза. Но у этого трио (свет - минерал - глаз) есть и другая игра - блеск! Ведь не весь свет солнца попадает внутрь минерала - часть его сразу же отбрасывается поверхностью кристалла, и мы получаем ее неизменной. Это и есть блеск. Блесков много! Они тоже сильно разнятся. "Блеск минерала не зависит от его цвета",-гласят учебники минералогии. Это непреложная истина, но давайте отвлечемся от нее. Давайте вообще отрешимся от цвета. Есть столько прекрасных минералов, изливающих свое совершенство, минуя цвет, одним чистым блеском. Алмазы и горный хрусталь. Соль и лед. Оптический исландский шпат и гипс. Своеобразный матово-белый халцедон кахалонг отличается восковым блеском. И наконец, эталон отсутствия блеска - матовый школьный мел, прочные поры-ловушки которого гасят всякий блеск. В немой и мрачноватой толще темно-серых песчаников и сланцев Крыма, красиво именуемой таврикой, сверкают мелкие, идеально прозрачные шестигранные пирамидки горного хрусталя. В безотрадной таврике они кажутся просто бриллиантами. Впрочем, в Карпатах подобные кристаллики так и называются "мар-марошские диаманты". Но достаточно положить подобный "диамант" рядом с истинным бриллиантом, чтобы увидеть, что они "и близко не лежали", - настолько меркнет стеклянный блеск горного хрусталя рядом с алмазным, играющим всеми цветами спектра. А вот свежий осколок прозрачной поваренной соли можно было бы спутать с кварцем, но оставьте его часа на два на воздухе и его поверхность, впитав влагу воздуха, словно подернется маслянистой пленкой, блеск из стеклянного превратится в жирный. Прозрачные ромбоэдры исландского шпата и пластинчатые кристаллы гипса на плоскостях спайности часто отливают перламутром. Перламутровый блеск порождает интерференция света, отражающегося не только от поверхности кристалла, но и от внутренних спайных плоскостей, подобно тому как перламутровый отлив возникает в стопке тонких стеклышек. Случается, что гипс заполняет трещины в породе в виде параллельно-волокнистой массы с шелковистым блеском, подобным блеску мотка шелковых нитей. Исследования минералогов показали: будет ли у минерала стеклянный, алмазный, металлический и полуметаллический блеск, зависит от соотношения отраженного и поглощенного света, а это соотношение прежде всего непосредственно связано с показателем преломления. Здесь наблюдается почти прямая зависимость: по мере увеличения показателя преломления все больше света отражается от поверхности минерала и стеклянный блеск сменяется сперва алмазным, а затем полуметаллическим и металлическим. Точнее, зависимость коэффициента отражения от показателя преломления минерала может быть выражены формулой: (п - 1)2 /(п + 2) где п - показатель преломления. Коэффициент отражения для кварца 4%, для алмаза - 17%. Природный блеск минерала можно усилить, направить и "заострить". Насколько ярче сверкают ограненные камни, замечал каждый. В чем же секрет огранки? Ограненный драгоценный камень словно маленькая ловушка для солнечного луча. Луч, отражаясь от одной грани, падает на следующую, от нее на соседнюю и так далее, обегая и освечивая изнутри весь объем камня. Но вот вы неожиданно поворачиваете камень, и угол падения этого "запертого" в граненой ловушке луча резко меняется: свет уже не скользит вдоль грани, не откидывается на соседнюю плоскость, он упал почти под прямым углом и способен выскочить резким узким пучком - граненый кристалл сверкнул. Чем дольше лучик будет метаться внутри и отражаться, не выбегая из ловушки, тем сильнее сможет "сфокусировать и заострить" формы огранка, тем ярче, резче будет сверкание самоцвета. Огранка кристаллов - необычайно сложное, тонкое и точное ремесло. Чтобы ловить и резко отбрасывать свет узким пучком, кристалл должен быть огранен в строгом соответствии с его природными кристаллооптическими характеристиками, законами преломления и отражения, да еще с учетом особенностей нашего зрения. Особенно важен выбор правильных углов огранки, когда речь идет не только о ярком сверкании (как это, например, бывает у лейкосапфира), но и о разноцветной бриллиантовой игре, характерной для алмаза, циркона, меньше у топаза. Для этих минералов характерна, как вы помните, дисперсия оптических осей, т. е. кристалл разлагает белый луч, как призма, на радугу цветных лучиков, каждый из которых выходит из граненого самоцвета под своим углом. Теперь понятно, почему из бриллианта "сыплется" дождь цветных лучей: внезапный их "выход" из граненой ловушки, когда необходимый угол становится возможным, то для малинового, то для голубого или оранжевого луча - это уже зависит от вашего нечаянного движения. Даже не верится сразу, что подоплекой нечаянной подвижной игры радужных искр является самый точный, выверенный до третьего знака математический расчет углов огранки.
КАК ИЛИ ЗАЧЕМ? НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ШЕДЕВРАХ (МУЗЕИ И КОЛЛЕКЦИИ)
Но я должен еще сказать о кристаллах, формах, законах, красках. Есть кристаллы огромные, как колоннада храма, нежные, как плесень, острые, как шипы; чистые, лазурные, зеленые, как ничто другое в мире, огненные, черные; математически точные, совершенные, похожие на конструкции сумасбродных ученых...
К. Чапек
Книжки о камне традиционно кончаются главой, как собирать камни. Оно понятно: автора и читателя обычно объединяет общий интерес, их встреча не случайна, и давать полезные советы начинающему собрату всегда приятно, а порой и небесполезно. А не задавались ли вы странным вопросом: зачем собирать коллекцию минералов? Вы любите камень. Но любить и иметь не одно и то же. Любить и знать уже ближе. Нет спора - собирать камни увлекательно. Но в целом с коллекцией обстоит примерно так же, как с собакой. Хотят собаку все: так приятно иметь рядом четвероногого друга. Но очень многих удерживает от приобретения собаки чувство ответственности за ее судьбу. Камни молчат. По отношению к ним чувство аналогичной ответственности может притупиться. Между тем ваша коллекция потребует не меньшей заботы и труда, чем самый породистый пес. Она поглотит без остатка ваш досуг и скромные сбережения, заполнив все емкости вашего сознания и подсознания, или погибнет бесполезно, бесследно и, главное, быстро. Когда любишь камни, хочется видеть каждый минерал в полном блеске его наивысшего возможного совершенства. Перед мысленным взором всплывают классические шедевры минералогии. Но шедеврам место в музее - ни у кого ведь не возникнет нескромное желание иметь дома для себя одного Нику Самофракийскую или, скажем, "Последний день Помпеи"! Между тем кому не случалось видеть на пыльных подоконниках квартир уникальные друзы килограммов в 100! Зрелище грустное. Еще грустнее слышать о бесценных коллекциях, собираемых двумя-тремя поколениями любителей и проданных их непричастными к камню наследниками с молотка в два-три дня... То ли дело музеи! Ими можно "заболевать" и любить долго и неизменно, узнавать их все более глубоко. Можно изучать их постепенно - зал за залом; можно даже самому приносить в музей собственные интересные находки. И они будут жить там своей торжественной и размеренной музейной жизнью, рядом с именитыми или скромными каменными собратьями. Музеев минералов и руд в нашей стране немало. Классических, с традициями и вековыми коллекциями, и сравнительно новых, и даже таких, которые еще находятся в стадии возникновения. Интересны все. Ведь известный еще в Древней Греции тезис о том, что в природе нет двух одинаковых капель воды, классически подтверждается и на примере кристаллов: не может быть в природе двух одинаковых кристаллов берилла или граната, даже двух одинаковых кубиков пирита, ведь каждый кристалл прошел свой индивидуальный путь и вся его жизнь буквально отложила на нем следы: гранями, включениями, бороздками, штриховкой, треугольниками растворения или зонами разной окраски. И в каждом новом музее ваши старые знакомцы встретят вас неожиданностью, новизной. Обо всех минералогических музеях Советского Союза не расскажешь, пожалуй, и в целой книжке, тем более в маленькой главе. Поэтому хочется сказать несколько слов о лучших.
Miner73.jpg Орудие каменного века Нефрит
Более 200 лет назад в Петербурге одновременно с Горным институтом и в его "недрах" был создан "из Российских и иностранных минералов и ископаемых тел кабинет" - зерно, разросшееся в один из крупнейших музеев мира Горный музей ЛГИ. Музей этот истинно ленинградский: Васильевский остров, набережная Невы, фасад по проекту А. Н. Воронихина. Знаменитый архитектор XIX в., создавая фасад Горного института, вдохновился идеей Горы: тяжелый треугольный фриз покоится на двенадцати массивных дорических колоннах, и античные образы встречают вас при входе. Сын Земли (Геи) - Антей; изгибаясь, он тянется к матери - Земле, но Геракл уже оторвал его от материнской груди могучим рывком26. Прозерпину, молоденькую дочь плодоносящей и щедрой Деметры, силой уносит в подземное царство ее дядя, брат Зевса, Аид. В подземном мире ему нужна хозяйка. Словно хотели сказать нам создатели классического ансамбля: каждый, вошедший в храм Горы, всегда будет тянуться к матери Гее (будь то геология, геохимия, геофизика или геотектоника), каждому судьба, словно Прозерпине, предрекла полжизни провести в недрах подземного царства... Первый зал - введение в минералогию - науку о природных химических соединениях и их формах: кристаллах. Словно Алиса в стране Чудес, мы уменьшаемся до бесконечности и над нами парят все элементы таблицы Менделеева в полной красе их кристаллической структуры. Вокруг вздымаются сложные постройки - модели кристаллических структур минералов. Тут и давно знакомые "здания" - поваренная соль, алмаз, графит, кварц, слюда и сотни пока неведомых вам конструкций. Шаг за шагом, двигаясь по периметру зала, вы постигаете, как тесна связь всех многообразных свойств кристаллов с особенностями их кристаллических решеток: преломление света, блеск, цвет, твердость, спайность, отдельность, магнитные свойства подчинены расположению кристаллических сеток, пространственному узору ионов и атомов. Вы видите, как зарождаются кристаллы, следите за их ростом, срастанием в двойники и друзы. Замечаете, что жизнь их не всегда идет "гладко": они могут сломаться и вновь нарастать на обломках, залечивать трещины, скручиваться, сгибаться, наконец, попасть в среду, где их ожидает снова растворение, иногда замещение новыми кристаллическими формами других веществ, иногда гибель... Вся центральная часть вводного зала занята одной из самых изящных коллекций музея. Здесь от простых к сложным выстроились кристаллы-"везунчики" - полногранные, попавшие в идеальные условия роста кристаллы, сумевшие во всей красе проявить форму, свойственную данному минералу: кубы пирита и га-лита, октаэдры алмаза и алой шпинели, гранатоэдры и тетрагонтриоктаэдры граната, призмы берилла, ромбоэдры корунда... Но это лишь введение. Дальше в торжественных залах с белыми кариатидами или высокой колоннадой, с лепкой, позолотой и старинной росписью развертывается вся панорама минерального мира, строго классифицированная по принятым классам химических соединений, таких, как самородные элементы, сульфиды, сульфаты, карбонаты, силикаты, фосфаты и все прочие, пока менее вам известные. Среди них встречаются подлинные "монстры": самая большая в мире глыба малахита массой в 1504 кг, подаренная музею Екатериной II, плоский самородок меди в 860 кг, огромный 500-килограммовый кристалл кварца. Необыкновенной красоты салатно-зеленый прозрачный берилл, покрытый фигурами природного травления, тоже старинный царский подарок. Не меньшее удивление вызывают и приобретения более позднего времени: сизо-синий кристалл берилла длиной 1,5 м, ярко-голубой 330-килограммовый кри-стал флюорита, кристалл винно-желтого оптического кальцита тоже почти в 300 кг. Но богатство природных соединений демонстрируется в музее скорее не этими колоссами, а разнообразными прекрасно подобранными кристаллами и их сростками, позволяющими видеть каждый минерал в естественном окружении сопутствующих ему, как говорят геологи, парагенных минералов. "Число и фантазия, закон и изобилие - вот живые творческие силы природы... Не сидеть под зеленым деревом, а создавать кристаллы и идеи, вот что значит идти в ногу с природой..." Эти слова Карела Чапека подтвержаются всей коллекцией Горного музея. Пойдем дальше и окажемся в зале синтетической минералогии: искусственные слюды и гранаты, рубины и изумруды, шпинели и алмазы и совсем новые соединения, неизвестные природе, но необходимые в технике, предстанут тут перед нами. И наконец, как заключительный аккорд - маленький зал с драгоценными и поделочными камнями, десятками красивейших самоцветных вещиц: вазы темно-голубые из лазурита и темно-розовые - родонитовые, резной китайский нефрит от почти белого цвета свиного сала до черно-зеленого, агатовые, сердоликовые и хрустальные печатки, граненые самоцветы и, конечно же, традиционная и все равно таинственная малахитовая шкатулка с ключиком.