Страница:
Поручник Юлиуш Петшик, новоиспеченный помощник могильщика, не прерывал старика. Он безропотно брел за ним, несколько ошеломленный этим неожиданным для себя вторжением в иной, незнакомый мир. Оживился он только возле склепа, над которым скорбно склонялся белый мраморный ангел с поникшими крыльями. Именно к этому склепу привело группу Вроны наблюдение за Котарским.
В пятницу – на следующий день после фотографирования аэродрома – Котарский, как обычно, вернулся в полдень домой обедать. Потом он опять был в поле, присматривал за уборкой хлебов. К концу дня обошел несколько домов. С одним из крестьян ходил на луг, что-то ему там показывал, объяснял. Вечером отправился на озеро. Здесь немного постоял, поболтал с рыбаком, сидевшим на берегу с удочкой.
Наблюдавший за ним Здислав Галенза сообщил своему напарнику, что «объект» направился в сторону костела. Наблюдение принял Рудзик. Делая вид, что рассматривает архитектуру костела, Рудзик заметил, как агроном не торопясь двинулся в направлении боковой калитки, ведущей на кладбище. Рудзик последовал за ним. Довольно быстро темнело, и наблюдать становилось труднее. Силуэт Котарского сливался с окружающим кустарником, то и дело исчезая из вида. Рудзик перебегал от дерева к дереву, от куста к кусту, боясь упустить главное. Так они добрались до склепа. Здесь Котарский остановился, огляделся по сторонам. Рудзик притаился за ближайшим надгробием. Он видел, как агроном наклонился, потом присел. По движениям рук можно было догадаться, что он роется где-то у основания надгробной плиты.
Затем Котарский встал и не спеша двинулся обратно, к воротам. Рудзик некоторое время следовал за ним, пока не убедился, что тот действительно уходит. «Наверное, оставил пленку», – решил он и тут же передал по радиотелефону Галензе, чтобы тот принял дальнейшее наблюдение за агрономом, а Броне сообщил, что он, Рудзик, остается на кладбище возле склепа и ждет дальнейших указаний.
Врона связался с ним неожиданно быстро. Похвалил за решение остаться на кладбище.
– Сиди, не сходя с места, пока тебя не сменит Галенза. Если возле склепа кто-либо появится, примешь за ним наблюдение, – приказал Врона.
И Рудзик сидел. Он только переменил позицию, укрывшись за соседним деревом, густо обросшим кустарником. До боли в глазах всматривался в склеп. Скоро он почувствовал, как шорты его промокли от росы. Становилось прохладно. Хотелось курить. «Хоть бы в рукав, да вот беда – рукавов нет». Наблюдение он принял в чем был, не успев даже переодеться. И вот теперь сидел на мокрой траве в одной легкой тенниске и шортах. Во рту с утра ни маковой росинки. «Ничего себе курорт! Черт его знает, сколько еще придется здесь торчать!»
Сумерки почти мгновенно сменились густым мраком. Ночь стерла контуры деревьев и кустов. И лишь склеп выделялся из тьмы светлым пятном. Кое-где сквозь заросли пробивались далекие огоньки деревни. Потом погасли и они… Не отрывая взгляда от скорбного ангела, Рудзик напряженно вслушивался в тревожные шорохи ночи. Порой ему казалось, что где-то поблизости раздаются шаги. Он до боли в глазах всматривался в темноту, но шаги стихали. Звуки замирали, растворяясь в беспокойном шелесте листвы. Поднялся ветер. Вдруг рядом с ним что-то промчалось. Что-то мягкое коснулось его лица. Он вскочил, едва не вскрикнул. Взмахнул рукой – ничего, пусто. «Привидение?» Ему стало не по себе. Снова между деревьями что-то мелькнуло. Он напряг зрение. Сжался в комок. И вдруг удар в голову. Перед глазами поплыли, завертелись все быстрее и быстрее разноцветные круги. И мрак…
В три часа ночи в бессознательном состоянии нашел Рудзика Галенза, присланный Вроной на смену. Не теряя ни минуты, Галенза вызвал Врону. Вместе они вынесли товарища из кустов, осторожно уложили на траве. Врона ощупал его голову.
– Кажется, цела. Только шишка на затылке. Будто от удара палкой или камнем. Что будем делать?
Посовещавшись, они решили везти его в госпиталь. Полчаса спустя Врона на бешеной скорости мчал все еще не пришедшего в себя Рудзика в Варшаву.
В госпитале раненого тщательно осмотрели.
– Ничего страшного. Череп цел. Только шишка на макушке. Пару дней полежит, и все будет в порядке, – успокоил Врону дежурный врач.
Убедившись, что Рудзик вне опасности, Врона в пять часов утра отправился к Бежану. Они обсудили сложившуюся ситуацию и наметили план дальнейших действий. Врона вернулся в деревню. А днем позже туда прибыл поручник Петшик в качестве новоиспеченного помощника местного смотрителя кладбища с заданием выяснить на месте все обстоятельства происшествия.
Бежан опасался, что Рудзик спугнул агента, явившегося за пленкой. «В этом случае, – инструктировал он Петшика, – дальнейшее наблюдение за склепом не имеет смысла. Они, конечно, сменят почтовый ящик, и опять придется долгое время наблюдать за Котарским, чтобы выйти на новый тайник. Но Рудзика мог стукнуть и какой-нибудь пьяница, случайно забредший на кладбище и принявший его с пьяных глаз за привидение. Во всяком случае, пока от наблюдения за тайником отказываться не следует».
– Желаю успехов! – напутствовал Петшика Бежан. – С завтрашнего дня ты помощник могильщика.
Смотритель кладбища поначалу принял новичка холодно.
– На кой ляд мне помощник… – бурчал он себе под нос. – И что им взбрело в голову? Хотят план захоронений досрочно выполнить, что ли?
Но после беседы с Петшиком, когда тот объяснил, что направлен сюда временно, на практику, и подкрепил свои объяснения бутылкой чистой «Выборовой», старик смягчился. Посвящение новичка в тайны профессии он начал с ознакомления его с кладбищем. И вот теперь на вопрос Петшика о «приглянувшемся» ему склепе он снова пустился в пространные объяснения:
– Это склеп Тырлинских. Всю семью их уничтожили немцы, хозяйство спалили. Уцелел один старик. Да и тот после пережитого умом тронулся. Чуть не всю землю продал, чтобы поставить этот памятник. Сам живет теперь в развалюхе на краю деревни. Хозяйство забросил, ничем не занимается, только и делает, что склеп оберегает. Почитай, все время здесь проводит. А намедни его в больницу забрали – занедужил старик…
Они еще раз обошли кладбище и вернулись в сторожку, где за небольшую плату и поселился Петшик. Наскоро перекусив, он отправился в деревню.
За околицей его уже поджидал Врона.
Глава IX
Глава X
Глава XI
В пятницу – на следующий день после фотографирования аэродрома – Котарский, как обычно, вернулся в полдень домой обедать. Потом он опять был в поле, присматривал за уборкой хлебов. К концу дня обошел несколько домов. С одним из крестьян ходил на луг, что-то ему там показывал, объяснял. Вечером отправился на озеро. Здесь немного постоял, поболтал с рыбаком, сидевшим на берегу с удочкой.
Наблюдавший за ним Здислав Галенза сообщил своему напарнику, что «объект» направился в сторону костела. Наблюдение принял Рудзик. Делая вид, что рассматривает архитектуру костела, Рудзик заметил, как агроном не торопясь двинулся в направлении боковой калитки, ведущей на кладбище. Рудзик последовал за ним. Довольно быстро темнело, и наблюдать становилось труднее. Силуэт Котарского сливался с окружающим кустарником, то и дело исчезая из вида. Рудзик перебегал от дерева к дереву, от куста к кусту, боясь упустить главное. Так они добрались до склепа. Здесь Котарский остановился, огляделся по сторонам. Рудзик притаился за ближайшим надгробием. Он видел, как агроном наклонился, потом присел. По движениям рук можно было догадаться, что он роется где-то у основания надгробной плиты.
Затем Котарский встал и не спеша двинулся обратно, к воротам. Рудзик некоторое время следовал за ним, пока не убедился, что тот действительно уходит. «Наверное, оставил пленку», – решил он и тут же передал по радиотелефону Галензе, чтобы тот принял дальнейшее наблюдение за агрономом, а Броне сообщил, что он, Рудзик, остается на кладбище возле склепа и ждет дальнейших указаний.
Врона связался с ним неожиданно быстро. Похвалил за решение остаться на кладбище.
– Сиди, не сходя с места, пока тебя не сменит Галенза. Если возле склепа кто-либо появится, примешь за ним наблюдение, – приказал Врона.
И Рудзик сидел. Он только переменил позицию, укрывшись за соседним деревом, густо обросшим кустарником. До боли в глазах всматривался в склеп. Скоро он почувствовал, как шорты его промокли от росы. Становилось прохладно. Хотелось курить. «Хоть бы в рукав, да вот беда – рукавов нет». Наблюдение он принял в чем был, не успев даже переодеться. И вот теперь сидел на мокрой траве в одной легкой тенниске и шортах. Во рту с утра ни маковой росинки. «Ничего себе курорт! Черт его знает, сколько еще придется здесь торчать!»
Сумерки почти мгновенно сменились густым мраком. Ночь стерла контуры деревьев и кустов. И лишь склеп выделялся из тьмы светлым пятном. Кое-где сквозь заросли пробивались далекие огоньки деревни. Потом погасли и они… Не отрывая взгляда от скорбного ангела, Рудзик напряженно вслушивался в тревожные шорохи ночи. Порой ему казалось, что где-то поблизости раздаются шаги. Он до боли в глазах всматривался в темноту, но шаги стихали. Звуки замирали, растворяясь в беспокойном шелесте листвы. Поднялся ветер. Вдруг рядом с ним что-то промчалось. Что-то мягкое коснулось его лица. Он вскочил, едва не вскрикнул. Взмахнул рукой – ничего, пусто. «Привидение?» Ему стало не по себе. Снова между деревьями что-то мелькнуло. Он напряг зрение. Сжался в комок. И вдруг удар в голову. Перед глазами поплыли, завертелись все быстрее и быстрее разноцветные круги. И мрак…
В три часа ночи в бессознательном состоянии нашел Рудзика Галенза, присланный Вроной на смену. Не теряя ни минуты, Галенза вызвал Врону. Вместе они вынесли товарища из кустов, осторожно уложили на траве. Врона ощупал его голову.
– Кажется, цела. Только шишка на затылке. Будто от удара палкой или камнем. Что будем делать?
Посовещавшись, они решили везти его в госпиталь. Полчаса спустя Врона на бешеной скорости мчал все еще не пришедшего в себя Рудзика в Варшаву.
В госпитале раненого тщательно осмотрели.
– Ничего страшного. Череп цел. Только шишка на макушке. Пару дней полежит, и все будет в порядке, – успокоил Врону дежурный врач.
Убедившись, что Рудзик вне опасности, Врона в пять часов утра отправился к Бежану. Они обсудили сложившуюся ситуацию и наметили план дальнейших действий. Врона вернулся в деревню. А днем позже туда прибыл поручник Петшик в качестве новоиспеченного помощника местного смотрителя кладбища с заданием выяснить на месте все обстоятельства происшествия.
Бежан опасался, что Рудзик спугнул агента, явившегося за пленкой. «В этом случае, – инструктировал он Петшика, – дальнейшее наблюдение за склепом не имеет смысла. Они, конечно, сменят почтовый ящик, и опять придется долгое время наблюдать за Котарским, чтобы выйти на новый тайник. Но Рудзика мог стукнуть и какой-нибудь пьяница, случайно забредший на кладбище и принявший его с пьяных глаз за привидение. Во всяком случае, пока от наблюдения за тайником отказываться не следует».
– Желаю успехов! – напутствовал Петшика Бежан. – С завтрашнего дня ты помощник могильщика.
Смотритель кладбища поначалу принял новичка холодно.
– На кой ляд мне помощник… – бурчал он себе под нос. – И что им взбрело в голову? Хотят план захоронений досрочно выполнить, что ли?
Но после беседы с Петшиком, когда тот объяснил, что направлен сюда временно, на практику, и подкрепил свои объяснения бутылкой чистой «Выборовой», старик смягчился. Посвящение новичка в тайны профессии он начал с ознакомления его с кладбищем. И вот теперь на вопрос Петшика о «приглянувшемся» ему склепе он снова пустился в пространные объяснения:
– Это склеп Тырлинских. Всю семью их уничтожили немцы, хозяйство спалили. Уцелел один старик. Да и тот после пережитого умом тронулся. Чуть не всю землю продал, чтобы поставить этот памятник. Сам живет теперь в развалюхе на краю деревни. Хозяйство забросил, ничем не занимается, только и делает, что склеп оберегает. Почитай, все время здесь проводит. А намедни его в больницу забрали – занедужил старик…
Они еще раз обошли кладбище и вернулись в сторожку, где за небольшую плату и поселился Петшик. Наскоро перекусив, он отправился в деревню.
За околицей его уже поджидал Врона.
Глава IX
– Состояние здоровья Зелинского? – Шедший по коридору в сопровождении двух медицинских сестер врач приостановился у окна. – Без перемен. – Он взглянул на Бежана. – Жизнь его по-прежнему под угрозой. В сознание так и не приходил…
Едва белые халаты скрылись в глубине коридора, Бежан тайком пробрался в палату. Изможденное, мертвенно-бледное лицо, запавшие глаза. Беспокойные, словно лихорадочно что-то ищущие по одеялу руки. Едва заметно подергиваются губы. Бежан склонился над изголовьем.
– Еврон, – чуть слышный шепот. Потом стон и, похоже, какое-то имя. Бежан наклонился еще ниже, но шепот не повторился.
«Черт побери! Человек в таком состоянии, а при нем ни души». Бежан надавил кнопку звонка. Никто не приходил. Он нажал еще раз, второй, третий.
Наконец дверь отворилась.
– Что вы тут делаете? – набросилась на него сестра. – Сюда нельзя входить. Врач запретил.
– Сейчас же займитесь больным! Как вы можете человека в таком состоянии оставлять одного?! – Бежан едва сдерживался.
Сестра взглянула на больного, схватила его за руку, стала щупать пульс.
– Похоже, коллапс… Побудьте здесь минутку, я сбегаю за врачом.
Вскоре целый сонм эскулапов окружил койку больного. На Бежана никто не обращал внимания. Он стоял у окна и весь кипел от негодования. «Не войди я случайно…»
– Это называется у вас уход за больным?! – набросился он на врача, когда Адама наконец с трудом вернули к жизни. – Вы здесь лечите или помогаете умирать? – цедил он сквозь зубы. – Вы меня уверяли, что при нем постоянно дежурит сиделка. Где она?! – Бежан круто повернулся и быстро вышел. «Надо сюда наведываться чаще», – решил он.
Вернувшись к себе, Бежан позвонил в городское управление милиции.
– Что удалось установить по делу журналиста Зелинского?
– Пока немного. Мы обследовали котельную, в которой его нашли. Судя по всему, преступник был не один. Но обнаружить каких-либо следов не удалось. Даже крови. Все смыто водой после ливня.
– Ну и темпы у вас, копошитесь как мухи в смоле! Прошу о ходе расследования регулярно меня информировать!
Бежан положил трубку. Просмотрел телеграммы, поступившие из воеводств. И тут пусто – не обнаружен ни один человек со значком фирмы «Еврон».
«Что же предпринять еще? – Бежан задумался. – Да! Ведь Адам просил помочь Янке Ковальчик. Я совершенно забыл…»
Он достал записную книжку. В трубке позабытый голос. В нем вдруг радостные нотки, как только он себя назвал.
– Наконец-то! Чему обязана?
– У тебя, кажется, ко мне какое-то дело? – спросил он, тут же подумав, что «дело» – это, вероятнее всего, просто предлог для восстановления знакомства.
– Да. Мне очень хотелось бы с тобой встретиться.
Бежан взглянул на часы. Было около часа дня. До шести – до сеанса связи с группой Вроны – он был свободен.
– Хорошо. В два в «Бонбоньерке». Тебя устраивает?
– Вполне. Буду ждать.
Янка сидела на открытой террасе и скучающе смотрела на уличную суету. Увидев Бежана, она подняла сразу посветлевшее лицо.
– А я уже решила, что ты и на этот раз меня подведешь.
– До трех раз не считается, – отшутился он, заказывая коктейль. – Ну, что у тебя стряслось?
– Ты торопишься? Это длинная история. А рассказывать надо все с самого начала.
Бежан поморщился. Он и впрямь не выносил, когда женщины начинали рассказывать «с самого начала». Это значит: длинно, путано и не по существу.
– Ладно, излагай.
– Ты помнишь наш отпуск? – спросила она. Он кивнул.
– Я жила тогда на даче у дяди в Сопоте. Он каждый год меня приглашал. Не помню, я говорила тебе, что он служил поваром на пароходе? Плавал на линии Амстердам – Дюнкерк – Гавр – Латакия – Гамбург – Колдинг. Я знаю эту линию наизусть – он присылал мне открытки из каждого порта. И вообще он очень хорошо ко мне относился. Купил мне в Варшаве кооперативную квартиру, обставил ее. А год назад он умер.
– Что же приключилось с дядей? – нетерпеливо прервал Бежан сильно затянувшуюся, на его взгляд, историю.
– Видимо, внезапный сердечный приступ. Капитан сообщил о его смерти в гданьский порт по радио. Я хотела похоронить дядю рядом с его сестрой и попросила доставить тело на родину. Но когда корабль вернулся из рейса и я приехала в порт, оказалось, что труп дяди исчез…
Теперь Бежан стал слушать внимательней.
– Может быть, его просто, по морской традиции, похоронили в море? – высказал он предположение.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет, тело исчезло из холодильной камеры, которая была заперта и опечатана. Когда камеру открыли, капитан сам был поражен. Причем исчезло не только тело, по и все дядины документы.
– Фамилия твоего дяди тоже Ковальчик?
– Да, – кивнула она головой.
– Насколько я понимаю, у тебя с этой историей связано что-то еще?
Она опять кивнула головой.
– После смерти дяди я, как единственная наследница – других родственников у него нет, – продала дачу в Сопоте, рассчитала его домработницу, словом, сделала все, что положено, и вернулась в Варшаву. И вот десять дней назад на мое имя приводит вдруг письмо. Из Амстердама. Адресовано дяде. Вот оно, прочитай сам, – она протянула густо исписанный лист бумаги.
Он пробежал его глазами. Ничего особенного – обычные вопросы о здоровье, о погоде. Но в конце:
– Каким образом письмо, адресованное дяде, пришло на твой адрес?
– Все письма, адресованные ему, и раньше приходили на мой адрес. Он месяцами был в плавании и потому просил, чтобы я получала его письма. Возвращаясь из рейса, он обычно всегда звонил и справлялся. Если письма были, он приезжал за ними в Варшаву и гостил у меня иногда день, иногда два.
– А что, твой дядя был болен?
– Особенно нет. Правда, жаловался иногда на печень и даже лечился у варшавских светил. Он был страшно мнительным и всегда заботился о своем здоровье. Водки в рот не брал – ему сказали, что это вредно для печени. Поэтому я удивилась, когда узнала, что в каюте у него в ночь смерти обнаружили несколько бутылок виски. Все: и смерть, и исчезновение трупа, и виски – показалось мне крайне странным. А теперь еще и письмо. Посоветуй, как быть? Мне кажется, что там, в Амстердаме, осталось что-то очень ценное. Иначе этот Лиссэ не стал бы писать письма, а просто выслал сверток почтой. Я хочу за ним съездить…
– У тебя затруднения с заграничным паспортом? – догадался Бежан.
– Да. Мне сказали, что сейчас, в летний сезон, большой наплыв туристов и получение паспорта требует нескольких месяцев… У тебя нет каких-либо связей? Друзей или знакомых?
Янка не знала, где он работал, и считала его военным юристом.
– Ладно, я подумаю, – пообещал он, прощаясь, – Через пару дней позвоню.
– Надеюсь, не через год? – улыбнулась она.
Едва белые халаты скрылись в глубине коридора, Бежан тайком пробрался в палату. Изможденное, мертвенно-бледное лицо, запавшие глаза. Беспокойные, словно лихорадочно что-то ищущие по одеялу руки. Едва заметно подергиваются губы. Бежан склонился над изголовьем.
– Еврон, – чуть слышный шепот. Потом стон и, похоже, какое-то имя. Бежан наклонился еще ниже, но шепот не повторился.
«Черт побери! Человек в таком состоянии, а при нем ни души». Бежан надавил кнопку звонка. Никто не приходил. Он нажал еще раз, второй, третий.
Наконец дверь отворилась.
– Что вы тут делаете? – набросилась на него сестра. – Сюда нельзя входить. Врач запретил.
– Сейчас же займитесь больным! Как вы можете человека в таком состоянии оставлять одного?! – Бежан едва сдерживался.
Сестра взглянула на больного, схватила его за руку, стала щупать пульс.
– Похоже, коллапс… Побудьте здесь минутку, я сбегаю за врачом.
Вскоре целый сонм эскулапов окружил койку больного. На Бежана никто не обращал внимания. Он стоял у окна и весь кипел от негодования. «Не войди я случайно…»
– Это называется у вас уход за больным?! – набросился он на врача, когда Адама наконец с трудом вернули к жизни. – Вы здесь лечите или помогаете умирать? – цедил он сквозь зубы. – Вы меня уверяли, что при нем постоянно дежурит сиделка. Где она?! – Бежан круто повернулся и быстро вышел. «Надо сюда наведываться чаще», – решил он.
Вернувшись к себе, Бежан позвонил в городское управление милиции.
– Что удалось установить по делу журналиста Зелинского?
– Пока немного. Мы обследовали котельную, в которой его нашли. Судя по всему, преступник был не один. Но обнаружить каких-либо следов не удалось. Даже крови. Все смыто водой после ливня.
– Ну и темпы у вас, копошитесь как мухи в смоле! Прошу о ходе расследования регулярно меня информировать!
Бежан положил трубку. Просмотрел телеграммы, поступившие из воеводств. И тут пусто – не обнаружен ни один человек со значком фирмы «Еврон».
«Что же предпринять еще? – Бежан задумался. – Да! Ведь Адам просил помочь Янке Ковальчик. Я совершенно забыл…»
Он достал записную книжку. В трубке позабытый голос. В нем вдруг радостные нотки, как только он себя назвал.
– Наконец-то! Чему обязана?
– У тебя, кажется, ко мне какое-то дело? – спросил он, тут же подумав, что «дело» – это, вероятнее всего, просто предлог для восстановления знакомства.
– Да. Мне очень хотелось бы с тобой встретиться.
Бежан взглянул на часы. Было около часа дня. До шести – до сеанса связи с группой Вроны – он был свободен.
– Хорошо. В два в «Бонбоньерке». Тебя устраивает?
– Вполне. Буду ждать.
Янка сидела на открытой террасе и скучающе смотрела на уличную суету. Увидев Бежана, она подняла сразу посветлевшее лицо.
– А я уже решила, что ты и на этот раз меня подведешь.
– До трех раз не считается, – отшутился он, заказывая коктейль. – Ну, что у тебя стряслось?
– Ты торопишься? Это длинная история. А рассказывать надо все с самого начала.
Бежан поморщился. Он и впрямь не выносил, когда женщины начинали рассказывать «с самого начала». Это значит: длинно, путано и не по существу.
– Ладно, излагай.
– Ты помнишь наш отпуск? – спросила она. Он кивнул.
– Я жила тогда на даче у дяди в Сопоте. Он каждый год меня приглашал. Не помню, я говорила тебе, что он служил поваром на пароходе? Плавал на линии Амстердам – Дюнкерк – Гавр – Латакия – Гамбург – Колдинг. Я знаю эту линию наизусть – он присылал мне открытки из каждого порта. И вообще он очень хорошо ко мне относился. Купил мне в Варшаве кооперативную квартиру, обставил ее. А год назад он умер.
– Что же приключилось с дядей? – нетерпеливо прервал Бежан сильно затянувшуюся, на его взгляд, историю.
– Видимо, внезапный сердечный приступ. Капитан сообщил о его смерти в гданьский порт по радио. Я хотела похоронить дядю рядом с его сестрой и попросила доставить тело на родину. Но когда корабль вернулся из рейса и я приехала в порт, оказалось, что труп дяди исчез…
Теперь Бежан стал слушать внимательней.
– Может быть, его просто, по морской традиции, похоронили в море? – высказал он предположение.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет, тело исчезло из холодильной камеры, которая была заперта и опечатана. Когда камеру открыли, капитан сам был поражен. Причем исчезло не только тело, по и все дядины документы.
– Фамилия твоего дяди тоже Ковальчик?
– Да, – кивнула она головой.
– Насколько я понимаю, у тебя с этой историей связано что-то еще?
Она опять кивнула головой.
– После смерти дяди я, как единственная наследница – других родственников у него нет, – продала дачу в Сопоте, рассчитала его домработницу, словом, сделала все, что положено, и вернулась в Варшаву. И вот десять дней назад на мое имя приводит вдруг письмо. Из Амстердама. Адресовано дяде. Вот оно, прочитай сам, – она протянула густо исписанный лист бумаги.
Он пробежал его глазами. Ничего особенного – обычные вопросы о здоровье, о погоде. Но в конце:
«Твои приятели с корабля разыскали меня. Спрашивали, не оставил ли ты случайно у меня партии кружков. Я сказал, что нет, как мы и договорились. Сверток ты должен забрать в течение ближайших трех месяцев. Со своими приятелями будь осторожен.Бежан прочитал письмо еще раз, теперь более внимательно. «Кружки» – так на жаргоне валютчиков именовались золотые двадцатидолларовые монеты. «Похоже, речь идет о контрабанде валюты?»
Лиссэ».
– Каким образом письмо, адресованное дяде, пришло на твой адрес?
– Все письма, адресованные ему, и раньше приходили на мой адрес. Он месяцами был в плавании и потому просил, чтобы я получала его письма. Возвращаясь из рейса, он обычно всегда звонил и справлялся. Если письма были, он приезжал за ними в Варшаву и гостил у меня иногда день, иногда два.
– А что, твой дядя был болен?
– Особенно нет. Правда, жаловался иногда на печень и даже лечился у варшавских светил. Он был страшно мнительным и всегда заботился о своем здоровье. Водки в рот не брал – ему сказали, что это вредно для печени. Поэтому я удивилась, когда узнала, что в каюте у него в ночь смерти обнаружили несколько бутылок виски. Все: и смерть, и исчезновение трупа, и виски – показалось мне крайне странным. А теперь еще и письмо. Посоветуй, как быть? Мне кажется, что там, в Амстердаме, осталось что-то очень ценное. Иначе этот Лиссэ не стал бы писать письма, а просто выслал сверток почтой. Я хочу за ним съездить…
– У тебя затруднения с заграничным паспортом? – догадался Бежан.
– Да. Мне сказали, что сейчас, в летний сезон, большой наплыв туристов и получение паспорта требует нескольких месяцев… У тебя нет каких-либо связей? Друзей или знакомых?
Янка не знала, где он работал, и считала его военным юристом.
– Ладно, я подумаю, – пообещал он, прощаясь, – Через пару дней позвоню.
– Надеюсь, не через год? – улыбнулась она.
Глава X
Антковяк был явно не в духе. Шеф чуть ли не каждый день с нескрываемой иронией интересовался «открытиями» в деле Вейля. А никаких открытий пока не было. Если, правда, не считать одного показавшегося подозрительным факта. Два Дня назад некий рыбак, постоянный поставщик Вейля, как обычно, приехал «Под пихты» со своим живым товаром. Вейль, как обычно, товар получил и расплатился наличными. Но, кроме денег, он ловко и почти незаметно сунул рыбаку какую-то небольшую плоскую коробочку. Рыбак положил ее в карман. Содержимое коробочки установить не удалось.
Антковяк старательно листал и перелистывал доклады группы наблюдения. В них по-прежнему не было ничего примечательного. Вейль жил и работал с однообразием часового механизма. Все его шаги и действия можно было чуть ли не предсказать заранее. «Быть может, я ошибаюсь, стараясь выявить необычные его поступки, – размышлял Антковяк. – А что, если сделки с валютой проходят в рамках его обыденных занятий?» Эту мысль подтверждал и случай с рыбаком: вполне возможно, что в коробочке Вейль сунул ему монеты.
Антковяк немедленно поручил группе наблюдения усилить внимание к постоянным, повседневным контактам Вейля.
Снова потянулись томительные дни ожидания. И опять ничего. Служба наблюдения выявила лишь имена частных торговцев, постоянных клиентов Вейля. И вот сегодня Антковяк напал на след. Собственно, даже не на след. На тень следа.
Просматривая киноленту, доставленную группой Жука, Антковяк заметил, что Вейль, выйдя, как обычно, из управления финансов, коснулся клыка бампера своей «Волги». Антковяк еще раз прокрутил ленту. «Да, так и есть. Но если он коснулся клыка, выходя из здания, значит, он что-то получил, что хотел спрятать в тайник. Новую партию монет? Следовательно, источник их получения находится в этом здании? Но в нем трудится более двух тысяч человек, а в отделах, где побывал Вейль, более пятидесяти. Организовать наблюдение за всеми? Где взять столько людей? Шеф и без того рвет и мечет».
После долгих размышлений Антковяк решил ждать результатов дальнейших наблюдений за визитами в управление финансов, а пока заняться более тщательным изучением биографии Вейля и его старых связей. «Не исключено, что на этом пути удастся быстрее отыскать источник, укрытый в здании управления финансов».
И вот документы у него на столе. Он углубился в иx изучение. Увы, опять ничего интересного.
Вейль родился и воспитывался в Плонске, где его отец – владелец бакалейной лавки – до войны был довольно заметной фигурой. Ян Вейль перед самой войной окончил гимназию, как и пристало отпрыску преуспевающего мещанского рода, а затем вдруг неожиданно для всех сбежал из дома. Во время оккупации перебивался случайными заработками в Варшаве, а после освобождения подался на Побережье, где нанялся на судно в качестве юнги. Десять лет плавал на морском судне «Ополе», здесь дослужился до стюарда. В 1955 году перешел на линию, которую обслуживал теплоход «Анна» В 1963 году списался на берег. Приехал в Варшаву. Некоторое время служил метрдотелем в ресторане «Эспланада», потом уволился и отсюда. Организовал собственное дело, купив за 600 тысяч злотых дом «Под пихтами». После оформления этой сделки финансовые органы заинтересовались источником такой значительной суммы, Вейль представил подробный, документально подтвержденный перечень своих заработков за восемнадцать лет службы на торговых судах.
Биография Вейля натолкнула Антковяка на мысль проверить, не поддерживает ли он связей с матросами, своими прежними сослуживцами. «Быть может, именно по этим каналам фальшивые монеты и слитки доставляются из-за границы и потом передаются Вейлю для реализации?» Эта версия показалась Антковяку весьма вероятной.
Через Гданьское управление милиции он получил полные списки команд всех судов за период, когда на них гглавал Вейль, и решил их сравнить с перечнем нынешних его знакомых.
Просмотрел состав команды «Ополя». Ни одна фамилия не подходила. То же и с «Анной». «А если выделить только тех матросов, с которыми Вейль поддерживал приятельские отношения?»
Антковяк отметил их крестиками. Сравнил со своим списком. Оказалось, что все приятели Вейля того времени, как и он, с кораблей в разное время списались и с морем порвали.
В списках команды судна «Анна» единственным из приятелей Вейля оставался кок Ковальчик, но и он отпадал – в графе «Особые замечания» против его фамилии значилось, что он умер во время рейса год тому назад.
«Опять промах? Что же делать, как сдвинуть с мертвой точки это проклятое дело?» В голове не было ни одной стоящей мысли. «Пойти посоветоваться? С кем?» К своим обращаться не хотелось. И тут он вспомнил о товарище по университету. Прежде он, бывало, обращался за советами к Бежану и, как оказывалось, не зря. «Если кто и может мне помочь, так это он», – решил Антковяк и, не откладывая дела в долгий ящик, набрал номер телефона Ежи.
– Приходи, но только сейчас, позже я буду занят, – Бежан рад был слышать товарища по учебе.
Они сели в кресла. Бежап приготовил кофе.
– Ну рассказывай, что там у тебя приключилось.
Антковяк подробно, со всеми деталями, опуская лишь совсем несущественное, изложил состояние дела.
Бежан слушал с интересом.
– Любопытно, – раздумчиво проговорил он, – а не проходил ли этот твой тип по нашим учетам?
У Антковяка загорелись глаза:
– Это можно сейчас проверить?
Бежан куда-то позвонил и попросил дать ему нужную справку.
– Погоди-ка, – положив трубку, он хлопнул себя по лбу. – Я что-то припоминаю. По какому-то прежнему делу у меня тоже проходила большая партия золотых двадцатидолларовых монет. Погоди, погоди… Что же это за дело?… Вот черт! Ах да! – Он чуть не подскочил в кресле. – Это же Дело Шпадов. Интересно, не такие ли монеты были обнаружены и у них?
Он снова направился к телефону, но в этот момент в дверях появился сотрудник учетного отдела.
– Товарищ майор, Ян Вейль по нашим учетам не числится.
– Спасибо, можете идти. – Бежан набирал уже номер телефона своего заместителя капитана Погоры. – Сташек, во что бы то ни стало срочно найди хотя бы пару монет, проходивших по делу Шпадов. Помнишь, катастрофа самолета? Как только получишь, сразу на экспертизу. Пусть определят их вес, содержание золота и сравнят со стандартными монетами того же достоинства.
Настроение у Антковяка заметно улучшалось: да, вместе с Бежаном они, пожалуй, что-нибудь придумают. Разговор Ежи с заместителем натолкнул на мысль проверить старые уголовные дела, по которым проходили золотые монеты и слитки. «Не окажется ли там идентичных?»
Бежан, закончив разговор с Погорой, стал расспрашивать Антковяка обо всех обстоятельствах дела, казалось бы, даже самых маловажных и несущественных.
– Так, говоришь, Вейль восемнадцать лет плавал на «Ополе» и «Анне»?
– Да.
– А на этих кораблях в последнее время не было каких-нибудь ЧП?
– Не знаю. Этого я не проверял. Правда, сравнивая списки матросов, бывших друзей Вейля, с перечнем теперешних его знакомых, я чисто случайно выяснил, что в одном из рейсов умер кок «Анны».
Реакция Бежана его изумила
– Что ты сказал?! Повтори!!! – Бежан так и подпрыгнул.
Антковяк взглянул на него с изумлением:
– Я сказал, что на теплоходе «Анна» умер кок. Повар по-морскому.
– Анна Кок, – повторил Бежан. – Анна Кок… Ах ты черт! Вот это да!
Бежан стиснул Антковяка в объятиях.
– Ты даже не представляешь себе, какую услугу… Сейчас же привези мне эти списки! Бери мою машину. – Он возбужденно заходил по кабинету.
«Что ему далась эта фраза?» – размышлял Антковяк, сбегая вниз по лестнице.
Антковяк старательно листал и перелистывал доклады группы наблюдения. В них по-прежнему не было ничего примечательного. Вейль жил и работал с однообразием часового механизма. Все его шаги и действия можно было чуть ли не предсказать заранее. «Быть может, я ошибаюсь, стараясь выявить необычные его поступки, – размышлял Антковяк. – А что, если сделки с валютой проходят в рамках его обыденных занятий?» Эту мысль подтверждал и случай с рыбаком: вполне возможно, что в коробочке Вейль сунул ему монеты.
Антковяк немедленно поручил группе наблюдения усилить внимание к постоянным, повседневным контактам Вейля.
Снова потянулись томительные дни ожидания. И опять ничего. Служба наблюдения выявила лишь имена частных торговцев, постоянных клиентов Вейля. И вот сегодня Антковяк напал на след. Собственно, даже не на след. На тень следа.
Просматривая киноленту, доставленную группой Жука, Антковяк заметил, что Вейль, выйдя, как обычно, из управления финансов, коснулся клыка бампера своей «Волги». Антковяк еще раз прокрутил ленту. «Да, так и есть. Но если он коснулся клыка, выходя из здания, значит, он что-то получил, что хотел спрятать в тайник. Новую партию монет? Следовательно, источник их получения находится в этом здании? Но в нем трудится более двух тысяч человек, а в отделах, где побывал Вейль, более пятидесяти. Организовать наблюдение за всеми? Где взять столько людей? Шеф и без того рвет и мечет».
После долгих размышлений Антковяк решил ждать результатов дальнейших наблюдений за визитами в управление финансов, а пока заняться более тщательным изучением биографии Вейля и его старых связей. «Не исключено, что на этом пути удастся быстрее отыскать источник, укрытый в здании управления финансов».
И вот документы у него на столе. Он углубился в иx изучение. Увы, опять ничего интересного.
Вейль родился и воспитывался в Плонске, где его отец – владелец бакалейной лавки – до войны был довольно заметной фигурой. Ян Вейль перед самой войной окончил гимназию, как и пристало отпрыску преуспевающего мещанского рода, а затем вдруг неожиданно для всех сбежал из дома. Во время оккупации перебивался случайными заработками в Варшаве, а после освобождения подался на Побережье, где нанялся на судно в качестве юнги. Десять лет плавал на морском судне «Ополе», здесь дослужился до стюарда. В 1955 году перешел на линию, которую обслуживал теплоход «Анна» В 1963 году списался на берег. Приехал в Варшаву. Некоторое время служил метрдотелем в ресторане «Эспланада», потом уволился и отсюда. Организовал собственное дело, купив за 600 тысяч злотых дом «Под пихтами». После оформления этой сделки финансовые органы заинтересовались источником такой значительной суммы, Вейль представил подробный, документально подтвержденный перечень своих заработков за восемнадцать лет службы на торговых судах.
Биография Вейля натолкнула Антковяка на мысль проверить, не поддерживает ли он связей с матросами, своими прежними сослуживцами. «Быть может, именно по этим каналам фальшивые монеты и слитки доставляются из-за границы и потом передаются Вейлю для реализации?» Эта версия показалась Антковяку весьма вероятной.
Через Гданьское управление милиции он получил полные списки команд всех судов за период, когда на них гглавал Вейль, и решил их сравнить с перечнем нынешних его знакомых.
Просмотрел состав команды «Ополя». Ни одна фамилия не подходила. То же и с «Анной». «А если выделить только тех матросов, с которыми Вейль поддерживал приятельские отношения?»
Антковяк отметил их крестиками. Сравнил со своим списком. Оказалось, что все приятели Вейля того времени, как и он, с кораблей в разное время списались и с морем порвали.
В списках команды судна «Анна» единственным из приятелей Вейля оставался кок Ковальчик, но и он отпадал – в графе «Особые замечания» против его фамилии значилось, что он умер во время рейса год тому назад.
«Опять промах? Что же делать, как сдвинуть с мертвой точки это проклятое дело?» В голове не было ни одной стоящей мысли. «Пойти посоветоваться? С кем?» К своим обращаться не хотелось. И тут он вспомнил о товарище по университету. Прежде он, бывало, обращался за советами к Бежану и, как оказывалось, не зря. «Если кто и может мне помочь, так это он», – решил Антковяк и, не откладывая дела в долгий ящик, набрал номер телефона Ежи.
– Приходи, но только сейчас, позже я буду занят, – Бежан рад был слышать товарища по учебе.
Они сели в кресла. Бежап приготовил кофе.
– Ну рассказывай, что там у тебя приключилось.
Антковяк подробно, со всеми деталями, опуская лишь совсем несущественное, изложил состояние дела.
Бежан слушал с интересом.
– Любопытно, – раздумчиво проговорил он, – а не проходил ли этот твой тип по нашим учетам?
У Антковяка загорелись глаза:
– Это можно сейчас проверить?
Бежан куда-то позвонил и попросил дать ему нужную справку.
– Погоди-ка, – положив трубку, он хлопнул себя по лбу. – Я что-то припоминаю. По какому-то прежнему делу у меня тоже проходила большая партия золотых двадцатидолларовых монет. Погоди, погоди… Что же это за дело?… Вот черт! Ах да! – Он чуть не подскочил в кресле. – Это же Дело Шпадов. Интересно, не такие ли монеты были обнаружены и у них?
Он снова направился к телефону, но в этот момент в дверях появился сотрудник учетного отдела.
– Товарищ майор, Ян Вейль по нашим учетам не числится.
– Спасибо, можете идти. – Бежан набирал уже номер телефона своего заместителя капитана Погоры. – Сташек, во что бы то ни стало срочно найди хотя бы пару монет, проходивших по делу Шпадов. Помнишь, катастрофа самолета? Как только получишь, сразу на экспертизу. Пусть определят их вес, содержание золота и сравнят со стандартными монетами того же достоинства.
Настроение у Антковяка заметно улучшалось: да, вместе с Бежаном они, пожалуй, что-нибудь придумают. Разговор Ежи с заместителем натолкнул на мысль проверить старые уголовные дела, по которым проходили золотые монеты и слитки. «Не окажется ли там идентичных?»
Бежан, закончив разговор с Погорой, стал расспрашивать Антковяка обо всех обстоятельствах дела, казалось бы, даже самых маловажных и несущественных.
– Так, говоришь, Вейль восемнадцать лет плавал на «Ополе» и «Анне»?
– Да.
– А на этих кораблях в последнее время не было каких-нибудь ЧП?
– Не знаю. Этого я не проверял. Правда, сравнивая списки матросов, бывших друзей Вейля, с перечнем теперешних его знакомых, я чисто случайно выяснил, что в одном из рейсов умер кок «Анны».
Реакция Бежана его изумила
– Что ты сказал?! Повтори!!! – Бежан так и подпрыгнул.
Антковяк взглянул на него с изумлением:
– Я сказал, что на теплоходе «Анна» умер кок. Повар по-морскому.
– Анна Кок, – повторил Бежан. – Анна Кок… Ах ты черт! Вот это да!
Бежан стиснул Антковяка в объятиях.
– Ты даже не представляешь себе, какую услугу… Сейчас же привези мне эти списки! Бери мою машину. – Он возбужденно заходил по кабинету.
«Что ему далась эта фраза?» – размышлял Антковяк, сбегая вниз по лестнице.
Глава XI
– Наконец-то головоломка начинает проясняться! – Бежан без стука ворвался в кабинет Зентары. – Ты только подумай, особу по фамилии Анна Кок мы искали бы до скончания века. А ключ к загадке – теплоход «Анна» и смерть корабельного кока!
– Не говори гоп… – Зентара, склонившись над столом, рисовал в блокноте чертиков. – Что ты собираешься предпринять?
– Прежде всего затребую из Гданьска списки и подробные сведения о команде теплохода «Анна». Необходимо также дело Вейля взять мне на себя вместе со следователем капитаном Антковяком. Его опыт в валютных делах и знание связанного с ними преступного мира очень пригодятся. Он дельный парень, я давно его знаю.
– А ты не намерен, часом, привлечь себе в помощницы и эту твою протеже Ковальчик?
Бежан умолк и несколько смешался.
– Ага, я вижу, тебя волнуют не только проблемы финансирования иностранной агентуры, – Зентара чуть улыбнулся.
Бежан промолчал и на этот раз. Да и что скажешь? Зантра случайно угодил не в бровь, а в глаз. Девушка действительно его заинтересовала. Так или иначе, но встречи с ней доставляли ему удовольствие, а телефонные разговоры порой затягивались далеко за полночь. Во всяком случае, вчера Погора никак не мог дозвониться и даже думал, что испорчен телефон. А на столе у Погоры в это время лежало заключение экспертизы монет, привезенных четой Шпадов. Из него вытекало, что содержание золота в них и его проба ниже, чем предусмотрено стандартом. Монеты фальшивые. Об этом-то и спешил сообщить Погора.
– Как ты додумался? – недоумевал он.
Бежан в общих чертах рассказал ему о деле Вейля. Сейчас в разговоре с Зентарой он вновь вернулся к результатам экспертизы:
– Я думаю, нужно сравнить результаты обеих экспертиз. Если окажется, что монеты, привезенные Шпадами и найденные в автомобиле Вейля, идентичны, то будут серьезные основания полагать, что появились они из одного и того же источника. Есть и еще одно совпадение в этих двух делах. Вейль постоянно посещает управление финансов. Номер коммутатора этого управления был и в записной книжке Шпада. Хотя, правда, если принять версию Погоры, что все это звенья разветвленной агентурной сети, то не все концы с концами тут сходятся.
– А что именно не сходится?
– Тот факт, что монеты фальшивые, безусловно, затрудняет их реализацию и облегчает разоблачение агента. Трудно допустить, чтобы иностранная разведка подвергала свою агентуру риску провалиться из-за фальшивых монет.
– Тут ты, пожалуй, прав, – согласился Зентара. – Фальшивомонетчики – это люди иного толка. Однако возможен вариант, что Шпады, выполняя задания разведцентра, решили подработать и по собственной инициативе занялись производством фальшивой валюты. Так мог поступить и Вейль.
Бежан с сомнением покачал головой.
– Не думаю. Слишком большой риск. Нет, что-то тут не так…
– Хорошо, поживем – увидим. Кстати, что нового в деле Котарского?
– Котарский вложил в «почтовый ящик» кассету с пленкой и зашифрованное донесение, содержащее общие сведения об аэродроме, количестве учебных полетов, а также вычерченную от руки схему объектов, расположенных в лесу севернее аэродрома. Мы подменили и кассету, и все другие материалы. Так сказать, небольшой сюрприз его хозяевам.
– А не догадаются?
– Нечего и думать. В худшем случае сочтут, что у него не было возможности сделать более четкие снимки. А записи подделаны так, что он и сам бы не догадался. Вероятнее всего, центр поручит ему повторить операцию. Мы выиграем время, а он будет действовать «свободно». Для них пользы никакой, а для нас огромная. Выявим каналы связи, посредников и сам центр. Надеюсь, за это время мы распутаем весь клубок.
– Не говори гоп… – Зентара, склонившись над столом, рисовал в блокноте чертиков. – Что ты собираешься предпринять?
– Прежде всего затребую из Гданьска списки и подробные сведения о команде теплохода «Анна». Необходимо также дело Вейля взять мне на себя вместе со следователем капитаном Антковяком. Его опыт в валютных делах и знание связанного с ними преступного мира очень пригодятся. Он дельный парень, я давно его знаю.
– А ты не намерен, часом, привлечь себе в помощницы и эту твою протеже Ковальчик?
Бежан умолк и несколько смешался.
– Ага, я вижу, тебя волнуют не только проблемы финансирования иностранной агентуры, – Зентара чуть улыбнулся.
Бежан промолчал и на этот раз. Да и что скажешь? Зантра случайно угодил не в бровь, а в глаз. Девушка действительно его заинтересовала. Так или иначе, но встречи с ней доставляли ему удовольствие, а телефонные разговоры порой затягивались далеко за полночь. Во всяком случае, вчера Погора никак не мог дозвониться и даже думал, что испорчен телефон. А на столе у Погоры в это время лежало заключение экспертизы монет, привезенных четой Шпадов. Из него вытекало, что содержание золота в них и его проба ниже, чем предусмотрено стандартом. Монеты фальшивые. Об этом-то и спешил сообщить Погора.
– Как ты додумался? – недоумевал он.
Бежан в общих чертах рассказал ему о деле Вейля. Сейчас в разговоре с Зентарой он вновь вернулся к результатам экспертизы:
– Я думаю, нужно сравнить результаты обеих экспертиз. Если окажется, что монеты, привезенные Шпадами и найденные в автомобиле Вейля, идентичны, то будут серьезные основания полагать, что появились они из одного и того же источника. Есть и еще одно совпадение в этих двух делах. Вейль постоянно посещает управление финансов. Номер коммутатора этого управления был и в записной книжке Шпада. Хотя, правда, если принять версию Погоры, что все это звенья разветвленной агентурной сети, то не все концы с концами тут сходятся.
– А что именно не сходится?
– Тот факт, что монеты фальшивые, безусловно, затрудняет их реализацию и облегчает разоблачение агента. Трудно допустить, чтобы иностранная разведка подвергала свою агентуру риску провалиться из-за фальшивых монет.
– Тут ты, пожалуй, прав, – согласился Зентара. – Фальшивомонетчики – это люди иного толка. Однако возможен вариант, что Шпады, выполняя задания разведцентра, решили подработать и по собственной инициативе занялись производством фальшивой валюты. Так мог поступить и Вейль.
Бежан с сомнением покачал головой.
– Не думаю. Слишком большой риск. Нет, что-то тут не так…
– Хорошо, поживем – увидим. Кстати, что нового в деле Котарского?
– Котарский вложил в «почтовый ящик» кассету с пленкой и зашифрованное донесение, содержащее общие сведения об аэродроме, количестве учебных полетов, а также вычерченную от руки схему объектов, расположенных в лесу севернее аэродрома. Мы подменили и кассету, и все другие материалы. Так сказать, небольшой сюрприз его хозяевам.
– А не догадаются?
– Нечего и думать. В худшем случае сочтут, что у него не было возможности сделать более четкие снимки. А записи подделаны так, что он и сам бы не догадался. Вероятнее всего, центр поручит ему повторить операцию. Мы выиграем время, а он будет действовать «свободно». Для них пользы никакой, а для нас огромная. Выявим каналы связи, посредников и сам центр. Надеюсь, за это время мы распутаем весь клубок.