Страница:
Кракс. Кажется мне знакома ваша располагающая манера обращения,
мадам... Это не вы работали администратором в ресторане
"Славянский базар"? Нет, нет, вы работаете крупье в казино
"Валгалла"!
Проводница. Я пять лет, почитай, не выхожу из этого вагона.
Вокзал, запасные пути, уборка, сон - а там и обратный рейс.
Кракс. Правильно, в этом самом вагоне я вас и видел. Два года
назад! (Оглядывается.) Не очень-то успешно идут у вас дела, как я
погляжу. Нужно что-то менять. В нынешнем виде на ваш рейс можно
заманить только сатанистов. Для начала откройте в вагоне бар,
бильярдную, сауну, поставьте сюда одноруких бандитов. Оставим два
спальных купе - для тех, кому захочется уединиться. Вагон изнутри
надо заново отделать, корпус тоже заменить на "мерседесовский",
рессоры новые поставить. Рельсы для него потребуются литые, без
стыков... Климат за окном и ландшафты тоже придется сменить, а
потому переводим состав на маршрут "Майами - Лас-Вегас". Конечно,
зубы вам придется новые вставить, кожу тоже, сделать пару-другую
пластических операций... Как у вас с английским ?
Проводница. Учить не собираюсь.
Кракс. Сожалею, но вы уволены. Вместо вас в этом рейсе будет
молодая симпатичная проводница с отличным знанием английского.
Проводница. Почему будет? Такой рейс уже есть где-то за бугром. И
проводница там другая. А вот тебя там нет, едешь ты, милок,
поездом "Москва-Калинов", и всю жизнь будешь кататься этим
маршрутом.
Кракс. Не надо о грустном, мадам. Сколько ваше МПС берет?
Проводница. За стакан?
Кракс. Не за ведро же!
Проводница. Кофе - шестьсот. Чай - двести.
Кракс (копаясь в бумажнике) . Шестьсот... Шестьсот... Без сдачи,
пожалуйста!..
Проводница (твердо) . Чаевых не беру. (Отсчитывая сдачу, ворчит.)
Всю мелочь подгребли, окаянные.
Кракс. Я недавно прочитал, что гордыня - матерь бед человеческих.
И вот что я скажу вам: если бы русский человек не отказывался от
чаевых, мы давно бы давно задавили весь мир культурой быта.
Кракс с двумя стаканами кофе величественно идет по коридору. У
дверей купе, где сидят Юля и бородач, он на минуту
останавливается, снова качает головой, и заходит к себе. Из купе
выходит женщина с малиновым халатом в руках и заходит в туалет. Из
других дверей выходит интеллигент и пробирается в служебный отсек.
Интеллигент. Нельзя ли еще стаканчик чаю, да?
Проводница. Чай ему подавай!.. Привык, небось, чтобы все перед ним
на цирлах бегали!..
Интеллигент. Ничего не понимаю!
Проводница. Не придуривайся! Скажи лучше, давно ли в крестные отцы
подался?
Интеллигент. Я понимаю, отношение к церкви меняется, но проблема в
том, что я - атеист...
Проводница. Он меня за девочку считает! Ничего, наши власть
возьмут, тогда попляшете!
Интеллигент. Извините, а кто такие "наши", да?
Проводница. Наши - это наши, а не твои, ирод!.. Вот чай, чтоб ты
им захлебнулся!
Интеллигент. Спасибо! Я вас, конечно, не осуждаю...
Интеллигент уходит с чаем к себе. Из туалете выходит переодетая в
халат с верхней одеждой в руках женщина.
Женщина. Что, приставал? Они с виду тихие, а как что, сразу под
юбку лезут.
Проводница. Если бы под юбку!.. (Шепчет ей на ухо.)
Женщина. Батюшки-светы! Кто бы мог подумать!
Проводница. Только не на таковскую нарвался! Мне хоть крестный
отец, хоть папа римский - вмиг шваброй окрещу, оглянуться не
успеет!
Женщина. Кстати, папа римский - поляк.
Проводница. Да ну?
Женщина. Ей-ей, врать не буду. Я в Польше была - своими глазами
его видела.
Проводница. И что, похож на этого?
Женщина. На этого? (Задумывается.) Как две капли воды. Тоже не
молоденький и страсть какой терпеливый. Два часа чего-то языком
молол, всех крестил - я бы сто раз плюнула, а он как заведенный.
Проводница. Но этот, который наш, вроде бы атеист.
Женщина. Тогда точно - не римский папа. У поляков атеистов нет,
они все в Бога верят. Нет, не папа. И потом, откуда папа римский в
поезде Калинов - Москва? Да еще под номером 666? Нет, не папа.
Наш, русский. Точно говорю.
Проводница. Да. И как только нам в голову такая чушь пришла?
Женщина. Да, вроде взрослые женщины. Время, наверное, позднее. Вот
и лезет вякая дичь в башку...
Поезд останавливается. Голос диспетчерши сообщает: "Скорый поезд
666 Калинов-Москва прибыл на первую платформу". Проводница выходит
в тамбур, слышно, как гремит, опускаясь, лестница. Женщина
возвращается к себе в купе.
Уходят. Занавес.
* ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ *
Перегон третий. Рамешки-Неяхта
Август 1991 года. Поезд трогается. В коридор выходят Писатель и
Дрюндель.
Дрюндель (с сомнением) Значит, с ходу - и в дамки?
Писатель. В ферзи, Дрюндель, в ферзи. Шашки и домино - для
плебеев. Осваивай благородные манеры. Тебе это проще, чем Вовчику.
Дрюндель (с любовью) . Вовчик!.. Сама невинность, цивилизация в
нем отдыхает...
Из купе слышен истошный крик Вовчика. Из своих купе бегут на крик
проводница с двумя стаканами чая в руках, женщина, интеллигент.
Проводница. Вы что, на пятнадцать суток захотели? Высажу вас в
Ярославле и с плеч долой!
Женщина. Молодые люди, у меня мать только что уснула. Совесть надо
иметь, хотя бы по молодости.
Дрюндель. Ладно, ладно! Ну, привиделось что-то человеку во сне.
Может, он в эти минуты Белый дом и нашу с вами свободу защищал.
Писатель, посмотри, что с ним такое.
Писатель заходит в купе и выводит за руку ошалелого спросонок
Вовчика . Тот трясет головой, будто пытаясь отогнать от себя
наваждение.
Вовчик. Опять пожар! Казарма горит. Ротный в мыле. Бегу за водой.
Вместо крана - колодец. Наклонился. А там портвейн. Перевесился
через край. И камнем вниз. Больно.
Писатель. Не надо было его на верхнюю полку укладывать.
Дрюндель (собравшимся) . Я же говорил - сон. У него за неделю до
дембеля казарма сгорела, а в ней - несколько солдат. Вовчик в
одних портянках во двор выбежал, но с тех пор, как выпьет
кошмары по ночам. Часть потом расформировали.
Женщина (в ужасе) . Что, так много народу погорело?
Дрюндель. Сгорело три деда и один салабон. А вместе с ними, как на
грех, - знамя части. Ну, и полетели офицерские головы. Весь
Забайкальский округ проверками замучили.
Проводница. Ладно, как хотите, а чтобы я даже писка от вас не
слышала. Чай будете?
Дрюндель. Обязательно. Почем у вас один стаканец?
Проводница. Вы что, родились только что? Можно подумать, не в СССР
живете. Пятнадцать копеек - с одной порцией сахара.
Дрюндель. А покрепче ничего нет?... Молчу, молчу! Ассортимент и цены
- две самые неизменные вещи в нашей жизни. Одного стакана хватит
посуду принесем сами.
Жадно отпивает чаю, передает стакан Писателю, тот, хлебнув,
Вовчику. Проводница и женщина возвращаются к себе.
Писатель (Вовчику) . Ну, как, оклемался? .
Вовчик. Почти. Голова болит. Душно.
Дрюндель. А теперь попробуй угадать, Вовчик, куда мы едем?
Вовчик. Глупый юмор. Куда можно ехать? Такой номер! Ха! К чертовой
бабушке! Правильно?
Писатель. Неправильно. Я бы сказал - трижды неправильно. И вообще,
плюнь на свои дурацкие суеверия, Вовчик!
Вовчик. Есть! (Три раза плюет через левое плечо.)
Писатель (увернувшись) . Вовчик, дело не в форме, а в содержании,
не в номере поезда, а в пассажирах, которые в нем едут.
Дрюндель (утираясь) . А едут в нем три классных чувака, старые
кореши, один из которых, не спросясь других, перевел стрелку на
боковую ветку.
Вовчик. А мне ваша ветка!.. По боку! (Начинает включаться в смысл
сказанного.) Почему боковую? А?
Писатель. Это Дрюнделю так кажется, что на боковую. На самом деле
я вас вывожу на магистральный путь, по которому давным-давно
движется все человечество.
Вовчик. На большую дорогу? Ночью? Рентабельный вариант. Кооператив
"Трое с большой дороги". Ты уверен? У нас есть задатки?
Писатель. Вовчик, не придуривайся. Я говорю о пути демократии и
прогресса. Сейчас в Москве решают судьбу России...
Вовчик. Так вот зачем едем? Защищать Белый дом! Мужики! Это не
проханже! Мама не в курсе. Погибну за свободу - убьет не глядя!
Писатель. Долой предрассудки, Вовчик! Жизнь твоя гарантирована во
всех отношениях. Поезд - что надо, и едем мы в Москву, но не
бухать в продолжение праздника, и не стоять на баррикадах, потому
что все там решится без нас, а чтобы начать новую жизнь. Вы в
своем Калинове всего-то год с лишком, а уже закисли. Я за
вчерашний день весь этот городишко осмотрел. Перспектив - никаких,
развлечений - на копейку. Не век же Дрюнделю таскать тебя пьяного,
словно хоругвь на крестном ходе, по калиновским улицам. Мы,
конечно, друг за друга жизнь готовы отдать, но не так же задешево!
Ты видел наших попутчиков по вагону? Паноптикум! Возможно,
неплохой народ, но что ни случись, им все по барабану. По ним
проедут поездом -так и будут ходить, перерезанные надвое, с
вывалившимися кишками, а если им на это укажут, удивятся и тут же
забудут. А вот мы имеем шанс, мы вообще их последний шанс на
перемены в этой скотской жизни.
Дрюндель (Вовчику) . Он и мне все это говорил. Я-то думал, мы едем
чистить морду ротному, а вон как дело поворачивается. Не знаю, не
знаю...
Писатель. В Калинов вы уже не вернетесь. Разве что через мой труп.
Да, господа, пора совершать поступки! Как мы говорили в армии:
"Масло съели, день прошел"? Хватит! В жизни должно быть что-то
позначительнее пайки масла. Мы дадим последний и решительный бой
старым хозяевам жизни. По большому счету, их время прошло. Грядет
новый порядок вещей, без насилия, без войн, без идеологии. История
кончается, и это даже немного грустно. Эти партийные старперы иих
сынки немедленно ринутся в новую власть, а мы их опередим. Втроем
мы черта переиграем... Вот ты, Дрюндель, что хочешь получить в
Москве?
Дрюндель. Основать театр своего имени . Только ради Бога,
Писатель, не думай, что я согласен. Отнюдь!
Писатель. Собственный театр? Запросто! Как тебе понравится
Европейский художественный академический театр имени Дрюнделя?
Звучит? Звучит!.. А ты, Вовчик, чем хочешь в Москве заняться?
Вовчик. Водить иностранцев. На экскурсии. От Василия Блаженного.
До Исторического музея. (Приходя в волнение.) Вы не поверите, но я
мог бы хоть сейчас с завязанными глазами провести вас по музею
Прадо в Мадриде или Лувру, где ни разу не был, но знаю наизусть,
на какой стене висит любая картина.
Писатель. А потому вместо того, чтобы работать умственным
пролетарием на приезжую публику, ты создашь в Москве собственное
агентство Кука - и овладеешь туристическим рынком страны. Впрочем,
по двадцатым числам каждого августа тебе разрешается, тряхнув
стариной, водить нас по Лувру и Прадо. А мы тебя за это угостим
пивом.
Пауза.
Дрюндель. Понятно, Вовчика ты тоже не убедил. Писатель, меня так и
подмывает спросить: а чем ты займешься? Писать репортажи о нас в
свой молодежный журнал?
Писатель. С журналом покончено, я с прошлой недели там больше не
работаю. Вы тоже напишите заявления об уходе. Я нашел подходящие
места для всех троих...А через годик-полтора, когда мы встанем на
ноги, я на свои деньги напечатаю книгу - тиражом, как у Евтушенко,
а качеством - как у Бродского. Кстати, вот вам одно стихотворение,
родилось по дороге в Калинов. Называется "Разговор в конце
новогодней ночи". (Декламирует.)
Уснувшие улицы, хлебозавод, гаражи и заборы и наконец-то
- ступени подъезда.
Снятые перчатки, повешенная на ветку шапка и чуть
дрожащий голос:
"Как я разочарована. Вы этого просто не видите!" Хорошо,
разве я против?
Целуемся. Снова целуемся.
Снежные сумерки ее опущенных век.
Первая капель января в сердце.
Дрюндель. Писатель, а тебе не кажется, что это - перебор? Сколько
можно сидеть на игле у прошлого, я бы так сказал.
Писатель. Это не прошлое. Это вечное.
Дрюндель. Пускай вечное, но жизнь-то у нас преходящая - бренная,
тленная, местами гниловатая, поганая, по большому счету, жизнь. Я
бы на твоем месте, например, постучался в дверь соседнего купе. Ты
как хочешь, но я-то видел...
Писатель. То, что ты видел - только видимость. Я хочу жить и
радоваться жизни всеми доступными средствами, но только по полной
выкладке. Запомни, Дрюндель, если уж охмурять женщину, под ноги ей
ты должен бросить если не всю Вселенную, то уж Москву - совершенно
точно.
Дрюндель. Скажешь тоже! Моим бросишь Москву на растерзание, так
потом собственных костей не соберешь. Да что там я - они друг
другу глаза выцарапают, а женщина без глаз - это моветон. Ты
впредь поосторожнее в выражениях, не дай Бог, кто услышит, примет
всерьез.
Писатель.Ребята, моя и ваша судьба решена. Утром у нас назначена
встреча, которая перевернет нашу жизнь. Умнейший парень, зовут
Марат. Откуда-то узнал про мои планы и тут же взял в оборот.
Завтра с ним познакомимся воочию.
Дрюндель. Я бы лучше с какой-нибудь феминой дружбу завел. Неделю
назад сидели мы с моей бывшей супружницей, праздновали развод, так
я честно сказал: если не найду тебе какую-нибудь замену, тронусь
умом, и мне напишут диагноз - спермопсихоз. Coitus, ergo sum,
говорили по этому поводу древние римляне. А насчет Москвы
пожалей ее, родимую! Когда я вхожу в раж, идет такой выброс
энергии, что тают вечные снега на полюсах. Как говорил мой любимый
русский поэт Пастернак, "во всем мне хочется дойти до самой сути".
И я это делаю раз за разом. В нашем доме культуры мне постоянно
забивали баки разговорами о нехватке денег на самодеятельный
театр. Я предложил, в духе времени, сдавать пустующие площади
коммерческим организациям, сам нашел первых клиентов. Сейчас не
осталось ни одного не сданного в аренду помещения и нашему театру
негде репетировать и ставить пьесы. Денегу меня почему-то тоже не
прибавилось. Пожалей Москву, Писатель!
Писатель. Я одного не понял: вы со мной или нет?
Дрюндель. Писатель, ты нас к стенке не припирай! Вспомни, не мы ли
тебя от губы спасли, когда ты заснул на посту?
Писатель. Вы. Дальше!
Дрюндель. Не мы ли тебя из петли за три дня до дембеля вынули?
Писатель. Я тебя о такой услуге не просил, можешь не козырять. И
хватит полоскать прошлое. Остаетесь вы со мной в Москве, чтобы
делать наше общее дело, или нет?
Дрюндель. Наше дело? Ты нас без нашего согласия женил - да ладно
бы женил, я не против! - втюхался в какой-то гешефт, суть которого
не можешь объяснить, а теперь говоришь: "наше дело"!
Писатель. Значит, нас больше ничего не связывает? Ладно, в гробу я
нашу дружбу видел. Тащитесь по своей колее, я как-нибудь без вас
справлюсь!
Уходит в тамбур в голове вагона, хлопнув дверью.
Дрюндель. Лучше скажи, на какие шиши мы назад поедем? В Москве
сейчас комендантский час, будем нищенствовать - враз загребут...
Ушел...
Голос диспетчерши сообщает: "Скорый поезд 666 Калинов-Москва
прибыл на первую платформу". Проводница выходит в тамбур, слышно,
как гремит, опускаясь, лестница.
Что он там делает, хотел бы я знать? Курит?
Вовчик. Проверить бы. На всякий. Пожарный.
Идут к двери тамбура и заглядывают туда.
Дрюндель. Где он, не вижу его на платформе. Ага, вон из буфета
выбежал. Пива купил. Все нормально.
Уходят. Писатель появляется на входе вагона с сигаретой в зубах и
бутылкой пива в руке. Гудок, мелькание света и огней, - движется
встречный поезд. В коридор выходит и курит сигарету в конце вагона
Юля. Оба с разных концов вагона смотрят друг на друга, после чего
Юля, быстренько докурив, возвращается к себе в купе. Снова ровный
свет и мерный стук колес. Писатель возвращается к себе в купе.
Поезд трогается. Проводница занимает свое место в голове вагона.
Перегон четвертый. Неяхта-Ярославль
Октябрь 1993 года. Появляются Кракс и Левый. На лице Левого
пьяная улыбка. Он похож сейчас на чеширского кота.
Кракс. Тебе категорически нельзя пить, дружище - теряешь грань
между человеком и свиньей.
Левый. Швейцар! Такси! Шнеллер! (Плюхается на пол.)
Кракс. Это, что называется, Левый у нас интеллектуально пукнул. Ты
вот только что беспокоился по поводу Сашки. Я понимаю, тебе его
жаль, но не до такой же степени? Сашка нам не пара. Он, конечно,
всего лишь водила и фигура в этой ситуации страдательная, но разве
не он предлагал по писателеву делу пустить нас в расход ? И
вообще,в жизни его всегда радовали три вещи - первое, второе и
третье. А мы с тобой - личности интеллектуальные. По большому
счету, мы его вовсе не обязаны жалеть.
Левый. Я сказал - такси! Офонарели? Администратора ко мне!
Кракс. И по штангистам скорбеть не стоит. Да, принимали нас
роскошно и душевно, как на поминках, только они думали, что
поминки по нам справляют, а вышло-то наоборот. Ты вот говоришь,
они гуманнее наших? Так на то она и периферия ! Здесь достаточно
кулак показать, лоток разбомбить, дочку или сестру изнасиловать
клиент шелковый становится. Кстати, если помнишь... Нет, откуда тебе
помнить! Ты тогда в сауне лежал, пьяный в стельку, ну, примерно,
как сейчас, бормотал какую-то невнятицу и улыбался без разбору
штангистам и блядям, совершенно не различая пола и статуса.
Левый. Это кто здесь? На братков возникаешь? А по башне?
Кракс. Хороший ты собеседник, Левый! Умеешь слушать - как
следователь на допросе! Так вот, пока ты лежал, одинаково
равнодушный к прекрасному и безобразному полу, Шершень, их
авторитет, и, как выяснилось, родич, усадил меня в джип и со всей
спортивной братвой отвез в Буняково. Все калиновские штангисты
родом из этого села, там у них хорошая спортивная секция в школе.
И временами на штангистов, как на поэта Есенина, находит тоска по
дому, они возвращаются под родную сельскую крышу, до утра пашут
поле на тракторе "Беларусь" и хлещут с доярками джин и тоник в
местном коровнике. (Смотрит на часы.) Точнее, хлестали. Похоже,
именно в эту минуту тяжелая атлетика понесла тяжелейшую утрату, и
буняковским девкам придется искать себе других хахалей.
Левый. Приказываю на всех казино и борделях приспустить
государственные флаги, а в ресторанах и на концертных площадках
исполнять только траурную музыку! (Икает)
Кракс (морщится) . Только не надо этого кликушества, Левый! Я не
любитель обрядовых песен.
Появляется интеллигент.
Интеллигент. Я не ослышался? Вы про музыку разговариваете, да?
Кракс. В некотором роде.
Интеллигент. Знаете, я преподаю гармонию в консерватории и
подрабатываю на полставки в Калиновском пединституте, а вот в
жизни не получается гармонии! Сплошной диссонанс на диссонансе.
Кракс. Ну, это не только у вас! Взять к примеру меня. У вас есть
свободное время? Спасибо! (Закуривает сигару.) Карьеру в Москве я
начал с должности корреспондента газеты "Еврейский комсомолец"
той, что зарегистрирована в Биробиджане, а издается в Москве.
Отличная полиграфия, классный фоторяд, мягкий, ненавязчивый
сортирный юмор, в общем - любимый таблоид нынешней московской
интеллигенции. Я подсказал беспроигрышную универсальную
версию-макет первой страницы: слева - фотография из серии "Офигеть
можно!", справа - статейка и карикатура из разряда "Фиг вам!", по
центру - всякая фигня, а в газетном подвале петитом - криминальное
чтиво по разделу "Вот так не фига себе!" Тираж пошел в гору, но
после того, как у меня зарубили статью, где я предлагал перенести
действующую столицу России из Вашингтона в Иерусалим, пришлось
уйти. Я стал пресс-атташе патриотического общества "Вечная
память". Для новых коллег я разработал беспроигрышную тактику:
первые тридцать три года великий русский наш народ лежит на печи и
философствует, а на тридцать четвертый, зевая, встает, видит, что
все командные высоты захватили инородцы, и начинает огонь по
штабам. Я набирал популярность, но после того, как на одной из
пресс-конференций вручил журналистам по сувенирному топору, меня
попросили. Оставался один путь - в администрацию президента. Там я
предложил нашим микромакроэкономам программу разрешения всех
проблем России в исторически короткие сроки и назвал ее "40 дней".
Ключевая идея - массовое внедрение в российскую практику на основе
конверсии отечественной оборонки и привлечения западных кредитов
дешевой, эффективной, социально ориентированной эвтаназии. Я и
слоган придумал классный: "Ударим эвтаназией по жизни
безобразиям". "Ты, Кракс, наша фрейдовская оговорка, - сказал на
прощание начальник отдела. - То, что у нас в головах еще не
дозрело, у тебя уже на языке. Иди лучше в публичную политику и
пори, что хочешь, направо и налево - там нравы короткие, как в
публичном доме"... К чему я клоню? Я, как художник, искал
совершенства в каждой из сфер деятельности и пришел к
фундаментальному выводу, а именно: совершенство достижимо, но имя
ему - абсурд!
Интеллигент. Категорически не согласен с вами, да? Какой-то
слишком мрачный итог! Вот, к примеру, проводница вагона, судя по
всему, принимает меня за какого-то мафиози. Абсурд?.. Абсурд! Но
совершенством или гармонией здесь даже не пахнет. Вот если бы вас,
к примеру, назвали бандитами...
Кракс. А мы и есть бандиты...
Интеллигент (смущенный) . И вам не стыдно признаваться в этом?
Кракс. Правда - не стыд, глаза не выест... Ну, ладно, хватит,
сантиментов. (Вытаскивает пистолет.) Теперь скажи без дураков: ты
зачем подошел к нам?
Интеллигент . Услышал разговор про музыку, да?
Кракс. Только не надо нам пули отливать. Если приставлен от
конкурентов - пришьем, извини, конечно, но пришьем. Если желаешь
бабки выклянчить - не смущайся, возможно, я тебя проспонсирую.
Интеллигент. Какие бабки? Я в жизни ни у кого и ничего не клянчил,
и сейчас не собираюсь.
Левый. Точно! Засланный! (Что-то бормочет с прежней улыбкой.)
Кракс. Слушай, а почему твое лицо мне знакомо? Я тебя среди
чеховской братвы не мог видеть?
Интеллигент (запальчиво) . Если мы и встречались, то в прошлой
жизни!
Кракс. Я православный!
Интеллигент . А я - атеист!
Кракс. Стало быть, не встречались!
Интеллигент. И я никогда ни у кого ничего не клянчил, да?.. Я,
между прочим, зарплату в Калинове получил - вот, глядите!
(Вытаскивает и торжествующе демонстрирует Краксу и Левому облезлое
портмоне.)
Кракс (двумя пальцами достает из портмоне металлические монетки и
со звоном роняет их обратно) . Левый, мы ошиблись. Человек с таким
лопатником - либо бомж, либо интеллигент, и в любом случае скоро
вымрет и перейдет в гумус.
Левый . В гумус сапиенс! Я бы так сказал. А?
Кракс (интеллигенту.) Прошу прощения. Бывает всякое... Нервы,
понимаете ли!.. Белый дом в осаде, президент в растерянности,
судьба демократии под угрозой. (Великодушным жестом отпускает
интеллигента на волю.) Вы свободны! Паспорт, так и быть, можете не
показывать... Левый, за мной!..
Уходят.
Интеллигент (совершенно уничтоженный, вслед им) . Я - клянчу!..
Уходит. В коридоре появляются бородач и Юля.
Юля. Откуда вы взялись?
Бородач. По-моему, мы успели перейти на "ты".
Юля. Пускай на "ты"! Откуда ты взялся на мою голову? Если правда,
что мы ехали два года назад в одном поезде...
Пронзительный гудок. Мелькание огней и теней, оглушительный грохот
- идет встречный. Затем, также внезапно - ровный свет огней и
мерный стук колес.
Почему? Почему тогда ты ко мне не подошел, не заговорил? И я не
подошла. Как теперь проверить, не ошибаемся ли мы?
Бородач. А зачем проверять? Надо верить себе, и больше ни чему
ни прошлому, ни будущему.
Юля. Ты знаешь, мне кажется, будто двое пассажиров из соседнего
купе - это те самые друзья, с которыми ты ехал в Москву два года
назад.
Бородач. Нет, вот это, как раз, исключено. Ты ошибаешься.
Юля. Вот-вот, а вдруг ошиблись мы оба?.. Ну, ладно. Я так и не
знаю, откуда ты взялся? Из преисподней? Из рая?
Бородач. Из астрала. Душа после смерти сорок дней проходит через
мытарства. Мне это объяснил один священник - тоже в поезде. В моем
случае тело полгода бродило в поисках души.
Юля. А что с ней, с бедной душой произошло? Ты ничего не
рассказывал про это.
Бородач. Я оставил ее в этом самом поезде, в этом самом вагоне,
отвернувшись от женщины, посланной мне судьбой.
Юля. Спасибо, конечно. "В горах мое сердце, а сам я внизу"... А чуть
подробнее?
Бородач. А потом понемногу кануло все остальное, что составляет
человека - друзья, родные, работа, призвание, имя... Раньше всех
друзья, потому что оказалось, что в бизнесе, как и в астрале,
друзей быть не может. Я мечтал срывать звезды с неба, а пропал ни
за грош. Странно вспомнить! Я был надутый, важный, сидел в
евроофисе, оснащенном компьютерными прибамбасами, спонсировал,
мадам... Это не вы работали администратором в ресторане
"Славянский базар"? Нет, нет, вы работаете крупье в казино
"Валгалла"!
Проводница. Я пять лет, почитай, не выхожу из этого вагона.
Вокзал, запасные пути, уборка, сон - а там и обратный рейс.
Кракс. Правильно, в этом самом вагоне я вас и видел. Два года
назад! (Оглядывается.) Не очень-то успешно идут у вас дела, как я
погляжу. Нужно что-то менять. В нынешнем виде на ваш рейс можно
заманить только сатанистов. Для начала откройте в вагоне бар,
бильярдную, сауну, поставьте сюда одноруких бандитов. Оставим два
спальных купе - для тех, кому захочется уединиться. Вагон изнутри
надо заново отделать, корпус тоже заменить на "мерседесовский",
рессоры новые поставить. Рельсы для него потребуются литые, без
стыков... Климат за окном и ландшафты тоже придется сменить, а
потому переводим состав на маршрут "Майами - Лас-Вегас". Конечно,
зубы вам придется новые вставить, кожу тоже, сделать пару-другую
пластических операций... Как у вас с английским ?
Проводница. Учить не собираюсь.
Кракс. Сожалею, но вы уволены. Вместо вас в этом рейсе будет
молодая симпатичная проводница с отличным знанием английского.
Проводница. Почему будет? Такой рейс уже есть где-то за бугром. И
проводница там другая. А вот тебя там нет, едешь ты, милок,
поездом "Москва-Калинов", и всю жизнь будешь кататься этим
маршрутом.
Кракс. Не надо о грустном, мадам. Сколько ваше МПС берет?
Проводница. За стакан?
Кракс. Не за ведро же!
Проводница. Кофе - шестьсот. Чай - двести.
Кракс (копаясь в бумажнике) . Шестьсот... Шестьсот... Без сдачи,
пожалуйста!..
Проводница (твердо) . Чаевых не беру. (Отсчитывая сдачу, ворчит.)
Всю мелочь подгребли, окаянные.
Кракс. Я недавно прочитал, что гордыня - матерь бед человеческих.
И вот что я скажу вам: если бы русский человек не отказывался от
чаевых, мы давно бы давно задавили весь мир культурой быта.
Кракс с двумя стаканами кофе величественно идет по коридору. У
дверей купе, где сидят Юля и бородач, он на минуту
останавливается, снова качает головой, и заходит к себе. Из купе
выходит женщина с малиновым халатом в руках и заходит в туалет. Из
других дверей выходит интеллигент и пробирается в служебный отсек.
Интеллигент. Нельзя ли еще стаканчик чаю, да?
Проводница. Чай ему подавай!.. Привык, небось, чтобы все перед ним
на цирлах бегали!..
Интеллигент. Ничего не понимаю!
Проводница. Не придуривайся! Скажи лучше, давно ли в крестные отцы
подался?
Интеллигент. Я понимаю, отношение к церкви меняется, но проблема в
том, что я - атеист...
Проводница. Он меня за девочку считает! Ничего, наши власть
возьмут, тогда попляшете!
Интеллигент. Извините, а кто такие "наши", да?
Проводница. Наши - это наши, а не твои, ирод!.. Вот чай, чтоб ты
им захлебнулся!
Интеллигент. Спасибо! Я вас, конечно, не осуждаю...
Интеллигент уходит с чаем к себе. Из туалете выходит переодетая в
халат с верхней одеждой в руках женщина.
Женщина. Что, приставал? Они с виду тихие, а как что, сразу под
юбку лезут.
Проводница. Если бы под юбку!.. (Шепчет ей на ухо.)
Женщина. Батюшки-светы! Кто бы мог подумать!
Проводница. Только не на таковскую нарвался! Мне хоть крестный
отец, хоть папа римский - вмиг шваброй окрещу, оглянуться не
успеет!
Женщина. Кстати, папа римский - поляк.
Проводница. Да ну?
Женщина. Ей-ей, врать не буду. Я в Польше была - своими глазами
его видела.
Проводница. И что, похож на этого?
Женщина. На этого? (Задумывается.) Как две капли воды. Тоже не
молоденький и страсть какой терпеливый. Два часа чего-то языком
молол, всех крестил - я бы сто раз плюнула, а он как заведенный.
Проводница. Но этот, который наш, вроде бы атеист.
Женщина. Тогда точно - не римский папа. У поляков атеистов нет,
они все в Бога верят. Нет, не папа. И потом, откуда папа римский в
поезде Калинов - Москва? Да еще под номером 666? Нет, не папа.
Наш, русский. Точно говорю.
Проводница. Да. И как только нам в голову такая чушь пришла?
Женщина. Да, вроде взрослые женщины. Время, наверное, позднее. Вот
и лезет вякая дичь в башку...
Поезд останавливается. Голос диспетчерши сообщает: "Скорый поезд
666 Калинов-Москва прибыл на первую платформу". Проводница выходит
в тамбур, слышно, как гремит, опускаясь, лестница. Женщина
возвращается к себе в купе.
Уходят. Занавес.
* ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ *
Перегон третий. Рамешки-Неяхта
Август 1991 года. Поезд трогается. В коридор выходят Писатель и
Дрюндель.
Дрюндель (с сомнением) Значит, с ходу - и в дамки?
Писатель. В ферзи, Дрюндель, в ферзи. Шашки и домино - для
плебеев. Осваивай благородные манеры. Тебе это проще, чем Вовчику.
Дрюндель (с любовью) . Вовчик!.. Сама невинность, цивилизация в
нем отдыхает...
Из купе слышен истошный крик Вовчика. Из своих купе бегут на крик
проводница с двумя стаканами чая в руках, женщина, интеллигент.
Проводница. Вы что, на пятнадцать суток захотели? Высажу вас в
Ярославле и с плеч долой!
Женщина. Молодые люди, у меня мать только что уснула. Совесть надо
иметь, хотя бы по молодости.
Дрюндель. Ладно, ладно! Ну, привиделось что-то человеку во сне.
Может, он в эти минуты Белый дом и нашу с вами свободу защищал.
Писатель, посмотри, что с ним такое.
Писатель заходит в купе и выводит за руку ошалелого спросонок
Вовчика . Тот трясет головой, будто пытаясь отогнать от себя
наваждение.
Вовчик. Опять пожар! Казарма горит. Ротный в мыле. Бегу за водой.
Вместо крана - колодец. Наклонился. А там портвейн. Перевесился
через край. И камнем вниз. Больно.
Писатель. Не надо было его на верхнюю полку укладывать.
Дрюндель (собравшимся) . Я же говорил - сон. У него за неделю до
дембеля казарма сгорела, а в ней - несколько солдат. Вовчик в
одних портянках во двор выбежал, но с тех пор, как выпьет
кошмары по ночам. Часть потом расформировали.
Женщина (в ужасе) . Что, так много народу погорело?
Дрюндель. Сгорело три деда и один салабон. А вместе с ними, как на
грех, - знамя части. Ну, и полетели офицерские головы. Весь
Забайкальский округ проверками замучили.
Проводница. Ладно, как хотите, а чтобы я даже писка от вас не
слышала. Чай будете?
Дрюндель. Обязательно. Почем у вас один стаканец?
Проводница. Вы что, родились только что? Можно подумать, не в СССР
живете. Пятнадцать копеек - с одной порцией сахара.
Дрюндель. А покрепче ничего нет?... Молчу, молчу! Ассортимент и цены
- две самые неизменные вещи в нашей жизни. Одного стакана хватит
посуду принесем сами.
Жадно отпивает чаю, передает стакан Писателю, тот, хлебнув,
Вовчику. Проводница и женщина возвращаются к себе.
Писатель (Вовчику) . Ну, как, оклемался? .
Вовчик. Почти. Голова болит. Душно.
Дрюндель. А теперь попробуй угадать, Вовчик, куда мы едем?
Вовчик. Глупый юмор. Куда можно ехать? Такой номер! Ха! К чертовой
бабушке! Правильно?
Писатель. Неправильно. Я бы сказал - трижды неправильно. И вообще,
плюнь на свои дурацкие суеверия, Вовчик!
Вовчик. Есть! (Три раза плюет через левое плечо.)
Писатель (увернувшись) . Вовчик, дело не в форме, а в содержании,
не в номере поезда, а в пассажирах, которые в нем едут.
Дрюндель (утираясь) . А едут в нем три классных чувака, старые
кореши, один из которых, не спросясь других, перевел стрелку на
боковую ветку.
Вовчик. А мне ваша ветка!.. По боку! (Начинает включаться в смысл
сказанного.) Почему боковую? А?
Писатель. Это Дрюнделю так кажется, что на боковую. На самом деле
я вас вывожу на магистральный путь, по которому давным-давно
движется все человечество.
Вовчик. На большую дорогу? Ночью? Рентабельный вариант. Кооператив
"Трое с большой дороги". Ты уверен? У нас есть задатки?
Писатель. Вовчик, не придуривайся. Я говорю о пути демократии и
прогресса. Сейчас в Москве решают судьбу России...
Вовчик. Так вот зачем едем? Защищать Белый дом! Мужики! Это не
проханже! Мама не в курсе. Погибну за свободу - убьет не глядя!
Писатель. Долой предрассудки, Вовчик! Жизнь твоя гарантирована во
всех отношениях. Поезд - что надо, и едем мы в Москву, но не
бухать в продолжение праздника, и не стоять на баррикадах, потому
что все там решится без нас, а чтобы начать новую жизнь. Вы в
своем Калинове всего-то год с лишком, а уже закисли. Я за
вчерашний день весь этот городишко осмотрел. Перспектив - никаких,
развлечений - на копейку. Не век же Дрюнделю таскать тебя пьяного,
словно хоругвь на крестном ходе, по калиновским улицам. Мы,
конечно, друг за друга жизнь готовы отдать, но не так же задешево!
Ты видел наших попутчиков по вагону? Паноптикум! Возможно,
неплохой народ, но что ни случись, им все по барабану. По ним
проедут поездом -так и будут ходить, перерезанные надвое, с
вывалившимися кишками, а если им на это укажут, удивятся и тут же
забудут. А вот мы имеем шанс, мы вообще их последний шанс на
перемены в этой скотской жизни.
Дрюндель (Вовчику) . Он и мне все это говорил. Я-то думал, мы едем
чистить морду ротному, а вон как дело поворачивается. Не знаю, не
знаю...
Писатель. В Калинов вы уже не вернетесь. Разве что через мой труп.
Да, господа, пора совершать поступки! Как мы говорили в армии:
"Масло съели, день прошел"? Хватит! В жизни должно быть что-то
позначительнее пайки масла. Мы дадим последний и решительный бой
старым хозяевам жизни. По большому счету, их время прошло. Грядет
новый порядок вещей, без насилия, без войн, без идеологии. История
кончается, и это даже немного грустно. Эти партийные старперы иих
сынки немедленно ринутся в новую власть, а мы их опередим. Втроем
мы черта переиграем... Вот ты, Дрюндель, что хочешь получить в
Москве?
Дрюндель. Основать театр своего имени . Только ради Бога,
Писатель, не думай, что я согласен. Отнюдь!
Писатель. Собственный театр? Запросто! Как тебе понравится
Европейский художественный академический театр имени Дрюнделя?
Звучит? Звучит!.. А ты, Вовчик, чем хочешь в Москве заняться?
Вовчик. Водить иностранцев. На экскурсии. От Василия Блаженного.
До Исторического музея. (Приходя в волнение.) Вы не поверите, но я
мог бы хоть сейчас с завязанными глазами провести вас по музею
Прадо в Мадриде или Лувру, где ни разу не был, но знаю наизусть,
на какой стене висит любая картина.
Писатель. А потому вместо того, чтобы работать умственным
пролетарием на приезжую публику, ты создашь в Москве собственное
агентство Кука - и овладеешь туристическим рынком страны. Впрочем,
по двадцатым числам каждого августа тебе разрешается, тряхнув
стариной, водить нас по Лувру и Прадо. А мы тебя за это угостим
пивом.
Пауза.
Дрюндель. Понятно, Вовчика ты тоже не убедил. Писатель, меня так и
подмывает спросить: а чем ты займешься? Писать репортажи о нас в
свой молодежный журнал?
Писатель. С журналом покончено, я с прошлой недели там больше не
работаю. Вы тоже напишите заявления об уходе. Я нашел подходящие
места для всех троих...А через годик-полтора, когда мы встанем на
ноги, я на свои деньги напечатаю книгу - тиражом, как у Евтушенко,
а качеством - как у Бродского. Кстати, вот вам одно стихотворение,
родилось по дороге в Калинов. Называется "Разговор в конце
новогодней ночи". (Декламирует.)
Уснувшие улицы, хлебозавод, гаражи и заборы и наконец-то
- ступени подъезда.
Снятые перчатки, повешенная на ветку шапка и чуть
дрожащий голос:
"Как я разочарована. Вы этого просто не видите!" Хорошо,
разве я против?
Целуемся. Снова целуемся.
Снежные сумерки ее опущенных век.
Первая капель января в сердце.
Дрюндель. Писатель, а тебе не кажется, что это - перебор? Сколько
можно сидеть на игле у прошлого, я бы так сказал.
Писатель. Это не прошлое. Это вечное.
Дрюндель. Пускай вечное, но жизнь-то у нас преходящая - бренная,
тленная, местами гниловатая, поганая, по большому счету, жизнь. Я
бы на твоем месте, например, постучался в дверь соседнего купе. Ты
как хочешь, но я-то видел...
Писатель. То, что ты видел - только видимость. Я хочу жить и
радоваться жизни всеми доступными средствами, но только по полной
выкладке. Запомни, Дрюндель, если уж охмурять женщину, под ноги ей
ты должен бросить если не всю Вселенную, то уж Москву - совершенно
точно.
Дрюндель. Скажешь тоже! Моим бросишь Москву на растерзание, так
потом собственных костей не соберешь. Да что там я - они друг
другу глаза выцарапают, а женщина без глаз - это моветон. Ты
впредь поосторожнее в выражениях, не дай Бог, кто услышит, примет
всерьез.
Писатель.Ребята, моя и ваша судьба решена. Утром у нас назначена
встреча, которая перевернет нашу жизнь. Умнейший парень, зовут
Марат. Откуда-то узнал про мои планы и тут же взял в оборот.
Завтра с ним познакомимся воочию.
Дрюндель. Я бы лучше с какой-нибудь феминой дружбу завел. Неделю
назад сидели мы с моей бывшей супружницей, праздновали развод, так
я честно сказал: если не найду тебе какую-нибудь замену, тронусь
умом, и мне напишут диагноз - спермопсихоз. Coitus, ergo sum,
говорили по этому поводу древние римляне. А насчет Москвы
пожалей ее, родимую! Когда я вхожу в раж, идет такой выброс
энергии, что тают вечные снега на полюсах. Как говорил мой любимый
русский поэт Пастернак, "во всем мне хочется дойти до самой сути".
И я это делаю раз за разом. В нашем доме культуры мне постоянно
забивали баки разговорами о нехватке денег на самодеятельный
театр. Я предложил, в духе времени, сдавать пустующие площади
коммерческим организациям, сам нашел первых клиентов. Сейчас не
осталось ни одного не сданного в аренду помещения и нашему театру
негде репетировать и ставить пьесы. Денегу меня почему-то тоже не
прибавилось. Пожалей Москву, Писатель!
Писатель. Я одного не понял: вы со мной или нет?
Дрюндель. Писатель, ты нас к стенке не припирай! Вспомни, не мы ли
тебя от губы спасли, когда ты заснул на посту?
Писатель. Вы. Дальше!
Дрюндель. Не мы ли тебя из петли за три дня до дембеля вынули?
Писатель. Я тебя о такой услуге не просил, можешь не козырять. И
хватит полоскать прошлое. Остаетесь вы со мной в Москве, чтобы
делать наше общее дело, или нет?
Дрюндель. Наше дело? Ты нас без нашего согласия женил - да ладно
бы женил, я не против! - втюхался в какой-то гешефт, суть которого
не можешь объяснить, а теперь говоришь: "наше дело"!
Писатель. Значит, нас больше ничего не связывает? Ладно, в гробу я
нашу дружбу видел. Тащитесь по своей колее, я как-нибудь без вас
справлюсь!
Уходит в тамбур в голове вагона, хлопнув дверью.
Дрюндель. Лучше скажи, на какие шиши мы назад поедем? В Москве
сейчас комендантский час, будем нищенствовать - враз загребут...
Ушел...
Голос диспетчерши сообщает: "Скорый поезд 666 Калинов-Москва
прибыл на первую платформу". Проводница выходит в тамбур, слышно,
как гремит, опускаясь, лестница.
Что он там делает, хотел бы я знать? Курит?
Вовчик. Проверить бы. На всякий. Пожарный.
Идут к двери тамбура и заглядывают туда.
Дрюндель. Где он, не вижу его на платформе. Ага, вон из буфета
выбежал. Пива купил. Все нормально.
Уходят. Писатель появляется на входе вагона с сигаретой в зубах и
бутылкой пива в руке. Гудок, мелькание света и огней, - движется
встречный поезд. В коридор выходит и курит сигарету в конце вагона
Юля. Оба с разных концов вагона смотрят друг на друга, после чего
Юля, быстренько докурив, возвращается к себе в купе. Снова ровный
свет и мерный стук колес. Писатель возвращается к себе в купе.
Поезд трогается. Проводница занимает свое место в голове вагона.
Перегон четвертый. Неяхта-Ярославль
Октябрь 1993 года. Появляются Кракс и Левый. На лице Левого
пьяная улыбка. Он похож сейчас на чеширского кота.
Кракс. Тебе категорически нельзя пить, дружище - теряешь грань
между человеком и свиньей.
Левый. Швейцар! Такси! Шнеллер! (Плюхается на пол.)
Кракс. Это, что называется, Левый у нас интеллектуально пукнул. Ты
вот только что беспокоился по поводу Сашки. Я понимаю, тебе его
жаль, но не до такой же степени? Сашка нам не пара. Он, конечно,
всего лишь водила и фигура в этой ситуации страдательная, но разве
не он предлагал по писателеву делу пустить нас в расход ? И
вообще,в жизни его всегда радовали три вещи - первое, второе и
третье. А мы с тобой - личности интеллектуальные. По большому
счету, мы его вовсе не обязаны жалеть.
Левый. Я сказал - такси! Офонарели? Администратора ко мне!
Кракс. И по штангистам скорбеть не стоит. Да, принимали нас
роскошно и душевно, как на поминках, только они думали, что
поминки по нам справляют, а вышло-то наоборот. Ты вот говоришь,
они гуманнее наших? Так на то она и периферия ! Здесь достаточно
кулак показать, лоток разбомбить, дочку или сестру изнасиловать
клиент шелковый становится. Кстати, если помнишь... Нет, откуда тебе
помнить! Ты тогда в сауне лежал, пьяный в стельку, ну, примерно,
как сейчас, бормотал какую-то невнятицу и улыбался без разбору
штангистам и блядям, совершенно не различая пола и статуса.
Левый. Это кто здесь? На братков возникаешь? А по башне?
Кракс. Хороший ты собеседник, Левый! Умеешь слушать - как
следователь на допросе! Так вот, пока ты лежал, одинаково
равнодушный к прекрасному и безобразному полу, Шершень, их
авторитет, и, как выяснилось, родич, усадил меня в джип и со всей
спортивной братвой отвез в Буняково. Все калиновские штангисты
родом из этого села, там у них хорошая спортивная секция в школе.
И временами на штангистов, как на поэта Есенина, находит тоска по
дому, они возвращаются под родную сельскую крышу, до утра пашут
поле на тракторе "Беларусь" и хлещут с доярками джин и тоник в
местном коровнике. (Смотрит на часы.) Точнее, хлестали. Похоже,
именно в эту минуту тяжелая атлетика понесла тяжелейшую утрату, и
буняковским девкам придется искать себе других хахалей.
Левый. Приказываю на всех казино и борделях приспустить
государственные флаги, а в ресторанах и на концертных площадках
исполнять только траурную музыку! (Икает)
Кракс (морщится) . Только не надо этого кликушества, Левый! Я не
любитель обрядовых песен.
Появляется интеллигент.
Интеллигент. Я не ослышался? Вы про музыку разговариваете, да?
Кракс. В некотором роде.
Интеллигент. Знаете, я преподаю гармонию в консерватории и
подрабатываю на полставки в Калиновском пединституте, а вот в
жизни не получается гармонии! Сплошной диссонанс на диссонансе.
Кракс. Ну, это не только у вас! Взять к примеру меня. У вас есть
свободное время? Спасибо! (Закуривает сигару.) Карьеру в Москве я
начал с должности корреспондента газеты "Еврейский комсомолец"
той, что зарегистрирована в Биробиджане, а издается в Москве.
Отличная полиграфия, классный фоторяд, мягкий, ненавязчивый
сортирный юмор, в общем - любимый таблоид нынешней московской
интеллигенции. Я подсказал беспроигрышную универсальную
версию-макет первой страницы: слева - фотография из серии "Офигеть
можно!", справа - статейка и карикатура из разряда "Фиг вам!", по
центру - всякая фигня, а в газетном подвале петитом - криминальное
чтиво по разделу "Вот так не фига себе!" Тираж пошел в гору, но
после того, как у меня зарубили статью, где я предлагал перенести
действующую столицу России из Вашингтона в Иерусалим, пришлось
уйти. Я стал пресс-атташе патриотического общества "Вечная
память". Для новых коллег я разработал беспроигрышную тактику:
первые тридцать три года великий русский наш народ лежит на печи и
философствует, а на тридцать четвертый, зевая, встает, видит, что
все командные высоты захватили инородцы, и начинает огонь по
штабам. Я набирал популярность, но после того, как на одной из
пресс-конференций вручил журналистам по сувенирному топору, меня
попросили. Оставался один путь - в администрацию президента. Там я
предложил нашим микромакроэкономам программу разрешения всех
проблем России в исторически короткие сроки и назвал ее "40 дней".
Ключевая идея - массовое внедрение в российскую практику на основе
конверсии отечественной оборонки и привлечения западных кредитов
дешевой, эффективной, социально ориентированной эвтаназии. Я и
слоган придумал классный: "Ударим эвтаназией по жизни
безобразиям". "Ты, Кракс, наша фрейдовская оговорка, - сказал на
прощание начальник отдела. - То, что у нас в головах еще не
дозрело, у тебя уже на языке. Иди лучше в публичную политику и
пори, что хочешь, направо и налево - там нравы короткие, как в
публичном доме"... К чему я клоню? Я, как художник, искал
совершенства в каждой из сфер деятельности и пришел к
фундаментальному выводу, а именно: совершенство достижимо, но имя
ему - абсурд!
Интеллигент. Категорически не согласен с вами, да? Какой-то
слишком мрачный итог! Вот, к примеру, проводница вагона, судя по
всему, принимает меня за какого-то мафиози. Абсурд?.. Абсурд! Но
совершенством или гармонией здесь даже не пахнет. Вот если бы вас,
к примеру, назвали бандитами...
Кракс. А мы и есть бандиты...
Интеллигент (смущенный) . И вам не стыдно признаваться в этом?
Кракс. Правда - не стыд, глаза не выест... Ну, ладно, хватит,
сантиментов. (Вытаскивает пистолет.) Теперь скажи без дураков: ты
зачем подошел к нам?
Интеллигент . Услышал разговор про музыку, да?
Кракс. Только не надо нам пули отливать. Если приставлен от
конкурентов - пришьем, извини, конечно, но пришьем. Если желаешь
бабки выклянчить - не смущайся, возможно, я тебя проспонсирую.
Интеллигент. Какие бабки? Я в жизни ни у кого и ничего не клянчил,
и сейчас не собираюсь.
Левый. Точно! Засланный! (Что-то бормочет с прежней улыбкой.)
Кракс. Слушай, а почему твое лицо мне знакомо? Я тебя среди
чеховской братвы не мог видеть?
Интеллигент (запальчиво) . Если мы и встречались, то в прошлой
жизни!
Кракс. Я православный!
Интеллигент . А я - атеист!
Кракс. Стало быть, не встречались!
Интеллигент. И я никогда ни у кого ничего не клянчил, да?.. Я,
между прочим, зарплату в Калинове получил - вот, глядите!
(Вытаскивает и торжествующе демонстрирует Краксу и Левому облезлое
портмоне.)
Кракс (двумя пальцами достает из портмоне металлические монетки и
со звоном роняет их обратно) . Левый, мы ошиблись. Человек с таким
лопатником - либо бомж, либо интеллигент, и в любом случае скоро
вымрет и перейдет в гумус.
Левый . В гумус сапиенс! Я бы так сказал. А?
Кракс (интеллигенту.) Прошу прощения. Бывает всякое... Нервы,
понимаете ли!.. Белый дом в осаде, президент в растерянности,
судьба демократии под угрозой. (Великодушным жестом отпускает
интеллигента на волю.) Вы свободны! Паспорт, так и быть, можете не
показывать... Левый, за мной!..
Уходят.
Интеллигент (совершенно уничтоженный, вслед им) . Я - клянчу!..
Уходит. В коридоре появляются бородач и Юля.
Юля. Откуда вы взялись?
Бородач. По-моему, мы успели перейти на "ты".
Юля. Пускай на "ты"! Откуда ты взялся на мою голову? Если правда,
что мы ехали два года назад в одном поезде...
Пронзительный гудок. Мелькание огней и теней, оглушительный грохот
- идет встречный. Затем, также внезапно - ровный свет огней и
мерный стук колес.
Почему? Почему тогда ты ко мне не подошел, не заговорил? И я не
подошла. Как теперь проверить, не ошибаемся ли мы?
Бородач. А зачем проверять? Надо верить себе, и больше ни чему
ни прошлому, ни будущему.
Юля. Ты знаешь, мне кажется, будто двое пассажиров из соседнего
купе - это те самые друзья, с которыми ты ехал в Москву два года
назад.
Бородач. Нет, вот это, как раз, исключено. Ты ошибаешься.
Юля. Вот-вот, а вдруг ошиблись мы оба?.. Ну, ладно. Я так и не
знаю, откуда ты взялся? Из преисподней? Из рая?
Бородач. Из астрала. Душа после смерти сорок дней проходит через
мытарства. Мне это объяснил один священник - тоже в поезде. В моем
случае тело полгода бродило в поисках души.
Юля. А что с ней, с бедной душой произошло? Ты ничего не
рассказывал про это.
Бородач. Я оставил ее в этом самом поезде, в этом самом вагоне,
отвернувшись от женщины, посланной мне судьбой.
Юля. Спасибо, конечно. "В горах мое сердце, а сам я внизу"... А чуть
подробнее?
Бородач. А потом понемногу кануло все остальное, что составляет
человека - друзья, родные, работа, призвание, имя... Раньше всех
друзья, потому что оказалось, что в бизнесе, как и в астрале,
друзей быть не может. Я мечтал срывать звезды с неба, а пропал ни
за грош. Странно вспомнить! Я был надутый, важный, сидел в
евроофисе, оснащенном компьютерными прибамбасами, спонсировал,