Страница:
Петя. Товарищи, вы видите перед собой олицетворение буржуазно-помещичьего класса, упавшего в бездну распада. Он пустил по ветру все, что имел:
состояние, собственность, родину... дочерей!.. Одну довел до монастыря, другую насильно женил на своем... своем...
Любовь Андреевна. Любовнике?
Петя. Я этого не выдержу!.. Обратите внимание с какой легкостью буржуазки и помещицы она произносит это слово!
Любовь Андреевна. Петя, меня удивляет, что ко всем своим обвинениям вы не прибавили, что я утопила своего десятилетнего сына. Кстати, если не ошибаюсь, когда он утонул, вы были у него учителем.
Петя. Важен не факт физической смерти. Да, вы бы и сына продали, прокутили, погубили. Вы давно уже труп, и вокруг вас - разложение, смрад, могилы.
Любовь Андреевна. Петя, с чего вы взяли, что я мертва? В этом подвале я живее всех вас вместе взятых. Возможно, это свинство с моей стороны, быть счастливой, когда я осталась без дома и пропитания, без здоровья, без детей, с одним только любовником на руках...
Петя. Боже, что она говорит!
Любовь Андреевна. Но я ничего не могу с собой поделать. Я счастлива, как только может быть счастлива женщина.
Шарлотта мягко подходит к Пете и встает между карабином и Раневской.
Яша. Сообщаю всем товарищам: оно стреляет.
Петя. Товарищ Ларина, я не понимаю тебя!
Шарлотта. Я подумала и решила. Я не разрешаю никому убивать мою вторую мать.
Петя. Но она же и тебя бросила!
Любовь Андреевна. Мадам, вы мне симпатичны своим сходством с моей бывшей знакомой, но, право, не стоит становится на пути ружья. Вы еще так молоды... В ваши годы...
Шарлотта. Петя! Ein, zwei...
Петя бросает карабин и, зарыдав, падает на пол.
Любовь Андреевна. Петя, чудак! Я вас чем-то обидела! Что я сказала такого?
Петя. Я вас ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. Все это время я шел в самых первых рядах, прокладывал человечеству дорогу к царству разума и свободы... Но кому я теперь его подарю? Кому оно нужно? Аня-Анечка!
Любовь Андреевна. Петя, но причем здесь я? Разве я не была бы рада видеть вас мужем Анечки, а Ермолая Алексеевича - мужем Вари? Но почему же вы пальцем не ударили, чтобы стать их мужьями? Не предложили им руку и сердце? Не увели, на худой конец, за собой?... Ладно, у меня были свои капризы. Но какой же мужчина считается с этим? Если женщина говорит "Нет" или молчит, это может означать всего лишь, что она ждет, пока мужчина услышит, как сердце ее кричит "Да! Да!
Да! Господи, да!"
Петя. И вы хотите сказать, что этот ваш... любовник слышал, как кричат сердца ваши... и Анечки?
Любовь Андреевна. Да, да, да!.. В отличие от вас, русских недотеп, Жан-Луи пришел и взял мое сердце, а потом - прости меня, Господи - сердце моей дочери!
Анечка любила вас, Петя! Но когда вы отвергаете любовь, а потом пропадаете в своих бессрочных ссылках и каторгах, что ей делать? И что делать мне? Он поставил мне условие - либо они с дочерью женятся по любви, либо он оставляет меня... Я слабая женщина, Петя. Но до самой смерти Анечки я была всего лишь тещей. Теперь, когда не осталось никого и ничего, за что мне еще хвататься в этом мире?.. Конечно, он страшный человек!
Кретьен. Льюба, c'est moveton!
Любовь Андреевна. Лжец, обманщик, альфонс, развратное и ничтожное существо. Но он приходит и требует любви, нежности и жалости, совершенно их не заслуживая, совсем как ребенок... или как мой брат, который, в сущности, был, есть и будет ребенком, ребенком же и умрет.
Гаев. Ах, так! Я ребенок? Тогда я и тебе скажу, все как есть. Ты, сестра вавилонская блудница. Падшая женщина, желтого наискосок! И пусть кто-то попробует надо мной смеяться. При всех объявляю: между нами все кончено.
(в ярости ломает об колено кий и тут же растерянно смотрит на него)
Шарлотта. К сожалению, третьего кия здесь нет. За портьерой случайно валялся целый - его я вам подарила. Теперь у вас два сломанных кия. Это утешает.
Это больше, чем один сломанный кий. (подбирает с пола карабин, заглядывает в дуло, затем прижимает карабин к сердцу и закрывает глаза) Моя мать - классовая борьба. Моя родина - социальная революция. Мой жених - наган. (открывает глаза.) Но кто же такая я?
Любовь Андреевна. Не переживайте, милочка. Мне долгие годы казалось, что я, будучи плохой матерью, плохой экономкой, плохой патриоткой, все же остаюсь хорошей сестрой и хорошей хозяйкой для своих слуг. Насчет сестры Леонид Андреевич только что высказался. А слуги... Одного я заживо похоронила в проданном доме, из другого вырастила вора и христопродавца...
Яша. Боже, какое невежество!... Товарищи, вы слышите, что говорит этот вымирающий класс?
Любовь Андреевна. ... А еще я бросила одну гувернантку - очень похожую на вас, сударыня. Моя бедная, добрая, несчастная Шарлотта. Чистейшей души человек - я тоже ее погубила!
Шарлотта. Mein Gott! Я не требую признать меня той самой Шарлоттой.
Жизнь пустила ее на переплавку, и тогда на свет вышла холодная, как сталь, комиссар Ларина. А все потому, что ее не заколотили в доме вместе с дворецким Фирсом...
Я вас не знаю, мадам. Я никогда не желаю вас знать. (уходит в сторону)
Епходов, заинтересовавшись звуками за занавесом, тихонько проскальзывает за портьеру.
Любовь Андреевна. Что за день! Я не могу сказать ни слова, чтобы не обидеть кого-то. Жан-Луи, объясни, что происходит?
Кретьен. Э-э-э...
Любовь Андреевна. Тебя смущает моя откровенность? (жадно целует его.) Ты стыдишься отношений со старой женщиной?
Кретьен. Ньет, Льюба, ньет. Я способьен обмануть, бросить, обокрасть тьебья, но стыдьится? Ты знаешь, ты сказала, что я - альфонс. Признаюсь тьебе, когда я пытаюсь представьить сьебья внье этой роль, то чьювствую пустоту - то, что вы, русские назьиваетье уничтожьеством.
Любовь Андреевна. И тебя не смущает, что я больна, и не могу ухаживать за тобой, как прежде?
Кретьен. Ньет, Льюба. Я замечьаю каждую хорошенькую дьевушку, но я сльишком здрав умом, чтобы расчитать в моем возрастье успьех. Мне зараньее страшно, что мьеня бросьят. Не захотьят возьиться с моими капризами. Я боюсь пропасть без тьебья в этой странье. Ты мой талисман. Ты даешь мнье надьежду снова попасть во Франс, когда наступьит мир и ньет военного призьива.
Любовь Андреевна. Мой родной! Лишь бы твой талисман не оказался для тебя могильным камнем. Я плохо понимаю, что происходит, но, кажется, нас всех могут расстрелять. Красные за то, что мы буржуазия. Белые за то, что мы сидели рядом с членами демократического правительства. Смешно!
Кретьен. Ничьего смьешного нье вижу. Вы дьеретесь мьежду собой, но при чьем здьесь я?
Любовь Андреевна. Ни при чем! Ты просто при мне... Куда ты?..
Кретьен. Чьерта с три!.. (вырвается и громко объявляет) Месье, всье, что наговорьила вам эта женьщина - ложь. Я быль ей тьестьем, а тьеперь сплыль. Я нье имьею свьязь с ньей, я гражданьин Франс. Объяснитье всье это сльедствию.
Петя. Какое может быть следствие в наше время? Пуля во дворе, вот и все следствие.
Шарлотта. Я дам показания, что вы наш старый знакомый.
Гаев. И мой, желтого в угол!
Петя. И мой. Заочно.
Кретьен. Ах, так! (бежит к двери и колотит в нее) Месье охранньики! Я гражданьин Франс, пытаюсь пробьиться на родьину. Расстрельяйте этих людьей, но мьенья оставьтье в живых.
Любовь Андреевна. Жан-Луи, ты меня бросаешь?
Кретьен. Нье знаю! Нье желаю знать! Хочью во Франс! Хочью жить!
Любовь Андреевна. Кто-нибудь, помогите мне подняться.
Кретьен. Тьебе? Ты больеть не умьеешь - только ухаживать за другими!
(отходит в сторону)
Гаев. Желтого в угол. (прижимается к стене)
Петя. Н-да. (подумав, ложится на пол и смотрит в потолок)
Любовь Андреевна. Неужели это я здесь сижу? Или я сплю? Так мне никто не поможет?
Шарлотта. Нет. Мы вас не знаем. А вы - нас.
Из-за занавеса выныривает Епиходов.
Епиходов. Актеры, прошу прощения, очень даже готовы. Последнее действие я им посоветовал играть, куда кривая вывезет, - усмехаясь над ударами судеб, без излишних оптимистических поползновений.
Шарлотта. Ура, мы садимся смотреть.
Все рассаживаются.
Любовь Андреевна. Да, конечно. Похоже, это все-таки Шарлотта.
Пауза.
Епиходов. Актеры в некотором смысле просили...
Гаев. Тишины.
Любовь Андреевна. Да, конечно. И как я не поняла сразу.
Кретьен. Дьействие начьнается.
Шарлотта. Смотрим, смотрим, смотрим!
Занавес поднимается.
(По ходу действия Раневская чуть приподнимается в кресле-коляске, но тут же оседает в нем.
Петя незаметно подходит к Раневской и нагибается к ней. Тут же быстро идет к Шарлотте и что-то шепчет ей на ухо.
Шарлотта осторожно подходит к Кретьену и что-то говорит ему. Тот отмахивается, потом прислушивается. Оглянувшись, делает шаг к креслу-коляске и останавливается. Шарлотта показывает на Гаева, Кретьен скивает головой.
Петя подходит к Епиходову и тихо разговаривает с ним. Епиходов картинно вздымает вверх руки со связкой ключей, затем забивается в дальний угол)
(R II, D)
АКТ 5.
По лестнице в подвал сбегает Лопахин, с его одежды стекают струи воды.
Лопахин (всем присутствующим). Жив! Не верил в Бога, ни в черта, а кто-то из них двоих вынес! Вы меня слушаете? Всегда боялся умереть от старости или от какого ни на есть удара - а теперь с умилением думаю о такой возможности!
Гаев. Кого?
Лопахин. Любовь Андреевна, не поверите - вспомнил вас, вспомнил себя мальчонкой, и так захотелось жить - невмоготу! Ведут нас, как баранов, на баржу, а я кумекаю - куда это поплывем, если река простреливается красной шантрапой. Ясное дело - на корм рыбам. Я рыбу терпеть не могу, и раков вареных тоже.
Петя. Понятно. Где Пищик?
Лопахин. Как где? Расстреляли. Дочку его, Дашу, тоже. Один я, (бьет себя в грудь) один я уцелел!
Пауза.
Нет, я Борису Борисовичу предлагал втроем бежать - в разные стороны, чтобы хоть кто-то спасся, так он не поверил мне. Что вы, говорит, нездешнего рассудка человек. Это ж наша гвардия - последняя надежда отечества. Да и куда, говорит, мне бежать с моей одышкой. (снова оживившись) Как только они на баржу нас заводить стали, я - в воду. У солдат по-ради мороза руки закостенели, пока они затворы передергивали, я уже возле островка. Они, чай, не особенно в меня целились - им остальных кончать надо было, а потом то ли на фронт, то ли в бега направляться. Тоже посочувствовать бедолагам можно. (смеется)
Небось не ждали снова увидеть Ермолая Алексеевича. Ан вот он я: здрасьте-мордасте!
Петя. Поздравляю...
Лопахин. Любовь Андреевна...
Пауза.
Что вы все на меня глазеете?.. Любовь Андреевна, бежать надо. Я сюда пробирался закоулками - в городе тишина, как на погосте. (смеется.)
Мужичок!
Пусть я и мужик - а живой! Господа, вам тоже рекомендую долго не раздумывать.
Бежать надо, бежать!
Кретьен. Для чьего? Гдье нас ждьют?
Петя. Ермолай Алексееич, не кричи. И не маши руками - я тебе однажды говорил.
Товарищ Кретьен, будучи буржуа, вопрос поставил правильно: куда бежать?
От исторической справедливости?
Лопахин. Ну, господа! В жизни не видел менее деловых людей! Дверь распахнута - иди, спасайся, живи! А вы чего-то ждете. Через час здесь снова будут красные.
Или белые. А может, и вовсе черные! Извините, мои хорошие, но мне тут не с руки задерживаться. Прямиком к станции - а там дрезина...
Петя. Ты иди, Ермолай Алексеич!
Лопахин. Нет уж, голубчик! Я тебе последнего слова на своих похоронах не дам.
Любил я тебя, студент, но больно уж сильно ты поглупел, якшаясь с большевичками. Сам вместо университета по ссылкам и арестам шлялся, и мужика русского тому же научил. Думаешь, твои китайцы да евреи-музыканты тебя освободят? А не хочешь ли вот этого!
Вытаскивает из кармана и сует Трофимову листовку. Тот ее не берет, и Лопахин громогласно читает сам.
"Товарищи! Наш героический командир, товарищ Штыков (так они, кажется, тебя обзывают?) зверски замучен в белогвардейских застенках. Ответим на его смерть взятием города прямо сегодня - в годовщину 2-го Всероссийского съезда рабочих, крестьянских и батрацких депутатов. На каждого убитого у нас поднимутся семеро живых. Будь спокоен, товарищ Штыков - твое имя навсегда сохранится в наших пролетарских сердцах. Командир бронепоезда Давид Недобейко". (Трофимову)
Будь спокоен, Петя. Твое место уже заняли... семеро живых. Скоро ты будешь отомщен... товарищ!..
Петя. Давид всегда хотел быть первым...
Лопахин. Вот наваждение!... (остальным.) Ну, положим, до вас мне нет дела.
Если б не моя дурацкая причуда, вы бы меня здесь не увидели... Любовь Андреевна! Слышите? Любовь Андреевна! Уходить надо.
Кретьен. Она ужье отошоль.
Лопахин. Куда?.. Нашли время для шуток, господа. (подходит к креслу Раневской и топчется на месте, не решаясь до нее дотронуться.) Любовь Андреевна, если будете спорить, я вас силой отсюда уведу! (трогает ее за руку) Почему вы сразу не сказали?...
Кретьен. Я жье говориль, что Льюба отошель. Дальеко-дальоко - в Ельисейские полья. О, этьи полья! Монмартр, Мулен Руж...
Лопахин. Любовь Андреевна! Никого вы не спасли! Ни сына, ни дочь, ни приемную дочь. А теперь и себя не спасли!..
Пауза.
Дрянь! (глядя в потолок, пожимает плечами) Нет теперь у меня родины. А ведь казалось... (подносит к уху часы, встряхивает их. Из часов льется вода.
Бросает часы об пол и, махнув рукой, с топотом взбегает вверх по ступенькам)
Яша, осторожненько оглядываясь, подбирает часы, подносит их к уху. Лицо его расплывается в счастливой, самодовольной улыбке.
Кретьен. (ни к кому не обращаясь) Вьидит Бог, я быль привьязан к Льюбе.
Да, я захотель бросьить ее сьегодня, но не со злья.
Петя. Вы эгоист. А всех эгоистов мы расстреляем. Не должно быть никакого "я".
Личное благо - это зло. Нужно растворить себя в общей пользе без остатка.
Кретьен. Почьему жье вы так скорбьитье об Анье? Она не хотьела нигдье растворьяться, что вам за дьело до ньее?
Гаев. Это не смерть, это просто шутка, правда? Вы знаете, господа, мы с сестрой в детстве часто ссорились, и всегда она доводила меня до слез.
Закрывала глаза, откидывалась навзничь в креслах, замолкала, а я пугался и просил прощения, долго, долго... И сейчас она решила наказать меня и притворилась неживою. Я подожду, Люба, я подожду... (садится возле кресла, поймав Раневскую за руку)
Епиходов. Господа, хотя вас всем надлежит от меня, извините за выражение, шарахаться, как от проказы, но сейчас я хотел бы хоть на минуту послать к черту свой рок и просто побыть человеком. Как вы, позвольте озадачится соображением, касательно этой части думаете?
Шарлотта. Мне, камраден, почему-то кажется, что Любовь Андреевна никуда не ушла. И Анечка с Варечкой живы. И те, кого я расстреливала, с нами, со мной. И Париж все там же, и кий у Леонида Андреевича цел, и божественная революция осеняет нас своей классовой благодатью.
Через подвальную дверь из-за кулис падает на сцену косой луч солнца.
Солнце выглянуло!
Кретьен. И сньег наконец-то пошель! Взгляните!
Петя. Какая тишина!
Кретьен. Я вьерью, вьерью! Пьервый сньег... L'impression!
Яша. (вынимая часы, снова и снова слушая их) А может, они навсегда ушли?
И те, и эти. Ушли и не вернутся...
Епиходов. А мы никуда не выйдем. Главное - не выходить из подвала, и все будет, как надо.
Все. Да, да... Именно так... Все будет как надо!..
Петя. Кстати, мы здесь не одни.
Яша. Вы меня пугаете, Петр ... Что вы хотите сказать своими словами?
Шарлотта. Там, за занавеской, народ.
Кретьен. Это нье народ. И нье льюди. Иллюзьон. Повьерьте, мнье приходьилось имьеть дьело с актрисс. Спльошной мульяж, охмурьяжь...
Петя. Пусть иллюзия. Не всякий имеет смелость смотреть ей прямо в глаза.
Большинство лишь косится исподтишка, а само живет по уши в гнусной реальности!
Гаев. Господа, уберем этот занавес. Это будет представление в честь Любы.
Может быть, тогда она нас простит.
Кретьен. Дольой занавьес! Сотрьем граньи!
Епиходов. Легко сказать. А кто, выражаясь фигурально, это сделает?
Кретьен. Я! Месье, надо накрьить покойную. Ньеприлично оставльять ее в таком вьиде.
Шагает вперед и дергает за занавес. Тот с шумом падает вниз.
(R I, 6)
АКТ 6 На внутренней сцене в декорациях первого действия сидят вокруг самовара персонажи "Дяди Вани" в костюмах эпохи и, попивая чай, смотрят на авансцену, на обитателей подвала в бывшем особняке княгини Тенишевой.
КОНЕЦ
Пьеса II У ДЯДИ ВАНИ Четыре скетча на слова А.Чехова Действующие лица:
Серебряков Александр Владимирович, отставной профессор.
Елена Андреевна, его жена, 27 лет.
Софья Александровна (Соня), его дочь от первого брака.
Войницкая Мария Васильевна, вдова тайного советника, мать первой жены профессора Войницкий Иван Петрович, ее сын.
Астров Михаил Львович, врач.
Телегин Илья Ильич, обедневший помещик.
Марина, старая няня.
Работник.
Черт.
Половые.
Действие происходит в усадьбе Серебрякова.
Примечание для постановщика: Четыре нижеприведенных скетча образуют четыре стороны стилистического "черного квадрата":
а) Абсурд, б) Куклы, в) Дель'Арто, в) Брехт.
Очередность этих миниатюр в приведенном ниже тексте отнюдь не случайна, но не носит характера фатальной неизбежности, поскольку, как известно, от перемены мест сторон квадрат не перестает быть квадратом
A АБСУРД Сад. Пасмурно. У самовара вяжет носок няня Марина, вокруг нее нервно расхаживает Астров.
Марина (наливая стакан). Кушай, батюшка.
Астров (нехотя принимает стакан). Что-то не хочется.
Марина. Может, водочки выпьешь?
Астров. Нет. Я не каждый день водку пью. К тому же душно.
Пауза.
Нянька, сколько лет мы знакомы?
Марина (раздумывая). Сколько? Дай бог память...
Астров большими шагами идет к краю сцены.
Ты приехал в эти края... когда?.. еще жива была Вера Петровна, Сонечкина мать. Ну, значит, лет одиннадцать прошло. (подумав). А может, и больше...
Астров возвращается к столику.
Астров. Сильно я изменился с тех пор?
Марина. Сильно.
Астров снова идет к краю сцены Тогда ты молодой был, красивый, а теперь постарел. И красота уже не та.
Астров возвращается к столику.
Астров (смотрит на Марину в упор). Я стал чудаком, нянька... Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого я не люблю... Вот разве тебя только люблю.
(целует ее в голову). У меня в детстве была такая же нянька.
Марина. Может, ты кушать хочешь?
Астров. Нет.
Входит Войницкий. Он выспался после завтрака и имеет помятый вид; садится на скамью, поправляет свой щегольский галстук.
Войницкий. Да...
Пауза. Астров присаживается рядом, дружески обнимает Войницкого.
Да...
Астров. Выспался?
Войницкий. Да... Очень... (зевает). С тех пор, как здесь живет профессор со своею супругой... (виновато). Нехорошо!
Марина. Порядки! Порядки! Самовар уже два часа на столе, а они гулять пошли.
Войницкий. Идут, идут...
Слышны голоса; из глубины сада, возвращаясь с прогулки, идут Серябряков, Елена Андреевна, Соня и Телегин. Астров встает и снова садится.
Телегин. Замечательно, ваше превосходительство.
Соня. Мы завтра поедем в лесничество, папа. Хочешь?
Войницкий (обняв Астрова). Господа, чай пить.
Сереябряков входит в дом. Елена Андреевна и следуют за ним. Телегин садится возле Марины Пауза.
Телегин. Еду ли я по полю, Марина Тимофеевна, гуляю ли в тенистом саду, смотрю ли на этот стол, я испытывают неизъяснимое блаженство! Погода очаровательная, птички поют, живем мы все в мире и согласии, - чего еще нам.
(Принимает стакан.) Чувствительно вам благодарен.
Пауза.
Астров. Расскажи-ка нам, Иван Петрович. Нового нет ли чего?
Войницкий. Ничего. Все старо.
Астров. А профессор.
Войницкий. А профессор по-прежнему от утра до глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет. Он вышел в отставку, и его не знает ни одна живая душа, он совершенно не известен. А посмотри: шагает, как полубог!
Астров. Ну, ты, кажется, завидуешь.
Войницкий. Да, завидую! Ни один Дон-Жуан не знал такого полного успеха! Его первая жена, моя сестра, любила его так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами. Моя мать, его теща, до сих пор обожает его, и до сих пор он внушает ей священный ужас. Его вторая жена, красавица, умница - вы только что ее видели, - вышла за него, когда уж он был стар, отдала ему молодость, красоту, свободу, свой блеск. За что?
Почему?
Пауза.
Телегин. (плачущим голосом). Ваня, я не люблю, когда ты это говоришь.
Войицкий. (с досадой). Заткни фонтан, Вафля!
Телегин. Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности.
После того я своего долга не нарушал. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота под влиянием законов природы поблекла, любимый человек скончался... Что же у нее осталось?
Входят Соня и Елена Андреевна; немного погодя - Мария Васильевна с книгой; она садится и читает; ей дают чаю, и она пьет, не глядя.
Астров (Елене Андреевне). Я ведь к вашему мужу. Вы писали...
Елена Андреевна. Вчера вечером он хандрил, жаловался на боли в ногах...
Астров. Останусь у вас до завтра.
Соня (пьет). Холодный чай.
Телегин. В самоваре уже значительно понизилась температура.
Елена Андреевна. Ничего, Иван Иванович, мы и холодный выпьем.
Телегин. Виноват-с... Не Иван Иванович, и Илья Ильич-с... Илья Ильич Телегин, или, как некоторые зовут меня по причине моего рябого лица, Вафля.
Я когда-то крестил Сонечку, и его превосходительство, ваш супруг, знает меня очень хорошо. Я теперь у вас живу-с, в этом имении-с... Если изволили заметить, я каждый день с вами обедаю...
Мария Васильевна. Ах!
Соня. Что с вами, бабушка?
Мария Васильевна. Забыла я сказать Александру... Сегодня получила я письмо от Павла Александровича... Прислал свою новую брошюру.
Войницкий. Пейте, maman, чай!
Мария Васильевна. Прости, Жан, но в последний год я тебя не узнаю.
Пауза.
Войницкий. В такую погоду хорошо повесится...
Телегин играет польку; все молча слушают; входит работник.
Работник. Господин доктор здесь?
Астров (отыскивая глазами фуражку). Досадно... (работнику). Вот что, притащи-ка мне любезный, рюмку водки в самом деле.
Работник уходит.
(Нашел фуражку.) Ну, честь имею господа.... У меня небольшое именьишко, образцовый сад, питомник, казенное лесничество.
Елена Андреевна. Лес... лес...
Соня. Леса смягчают суровый климат. В странах, где мягкий климат, процветают науки и искусства, философия не мрачна, отношения к женщине полны изящного благородства.
Астров (Елене Андреевне). Сударыня... (Увидев работника, который принес на подносе рюмку водки) Однако... (Пьет.) Честь имею кланяться...
Уходит вместе с Соней, отвечая ей на ходу.
Не знаю... Не знаю...
Пауза.
Елена Андреевна (Войницкому). Сегодня за завтраком вы опять спорили с Александром.
Войницкий. Но я...
Елена Андреевна. Он такой же, как и все.
Войницкий. Если бы вы могли видеть...
Пауза Елена Андреевна. У этого доктора утомленное, нервное лицо.
(Разговаривая с собой.) Он подумал, что я зла. (Войницкому.) Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! нудные!
Войницкий что-то бормочет ей.
Тише, нас могут слышать.
Идут в дому, Войницкий продолжает говорить.
Это мучительно.
Уходят в дом. Телегин и Мария Васильевна смотрят друг на друга тяжелым взглядом, и тут же опускают головы: она - к брошюре, он - к гитаре, на которой наигрывает английскую мелодию XVII в. для лютни "Ричеркар".
(R I, 2)
B КУКЛЫ Занавес, с прорезями для лиц, поддельных рук и поддельных ног. Кукла Серебрякова и Кукла Елены Андреевны - оба дремлют.
Кукла Серебрякова (очнувшись). Кто здесь? Соня, ты?
Кукла Елены Андреевны (открывает глаза). Это я.
Кукла Серебрякова. Это ты, Леночка? Невыносимая боль!..
Кукла Елены Андреевны. У тебя плед упал. (Кутает ему поддельные ноги.)
Я, Александр, затворю окно.
Кукла Серебрякова (протестующе). Нет, мне душно... Я сейчас задремал, и мне снилось, будто у меня (поднимает по очереди поддельные ноги, останавливается на левой) левая нога чужая. Проснулся от мучительной боли. Нет, это не подагра, скорей ревматизм. Который теперь час?
Кукла Елены Андреевны (поворачивает голову к нарисованным на занавесе часам). Двадцать минут первого.
Пауза.
Кукла Серебрякова (неприязненно). Утром поищи в библиотеке Батюшкова.
Кажется, он есть у нас.
Кукла Елены Андреевны (Украдкой зевает и торопливо крестит рот). А?
Кукла Серебрякова. Поищи утром Батюшкова. Помнится, он был у нас.
(Хватается за горло.) Но от чего мне так тяжело дышать?
Кукла Елены Андреевны (сонно). Ты устал. Вторую ночь не спишь.
Кукла Серебрякова. Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба.
(Хватается за нарисованную грудь.) Боюсь, как бы у меня не было.
Проклятая, отвратительная старость. Черт бы ее побрал. (Вытаскивает зеркало и смотрится в него) Когда я постарел, я стал себе противен. (Пристально смотрит на Елену Андреену.) Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.
Кукла Елены Андреевны (сонно). Ты говоришь о своей старости таким тоном, будто все мы виноваты, что ты стар.
Кукла Серебрякова (тыча в нее пальцем). Тебе же я первой я противен.
Елена Андреевна отворачивается.
Конечно, ты права. Я не глуп и понимаю.(Схватившись за голову.) Ты молода, здорова, красива, жить хочешь, а я старик, почти труп. Что ж? Разве я не понимаю? И, конечно, глупо, что я до сих пор жив.
состояние, собственность, родину... дочерей!.. Одну довел до монастыря, другую насильно женил на своем... своем...
Любовь Андреевна. Любовнике?
Петя. Я этого не выдержу!.. Обратите внимание с какой легкостью буржуазки и помещицы она произносит это слово!
Любовь Андреевна. Петя, меня удивляет, что ко всем своим обвинениям вы не прибавили, что я утопила своего десятилетнего сына. Кстати, если не ошибаюсь, когда он утонул, вы были у него учителем.
Петя. Важен не факт физической смерти. Да, вы бы и сына продали, прокутили, погубили. Вы давно уже труп, и вокруг вас - разложение, смрад, могилы.
Любовь Андреевна. Петя, с чего вы взяли, что я мертва? В этом подвале я живее всех вас вместе взятых. Возможно, это свинство с моей стороны, быть счастливой, когда я осталась без дома и пропитания, без здоровья, без детей, с одним только любовником на руках...
Петя. Боже, что она говорит!
Любовь Андреевна. Но я ничего не могу с собой поделать. Я счастлива, как только может быть счастлива женщина.
Шарлотта мягко подходит к Пете и встает между карабином и Раневской.
Яша. Сообщаю всем товарищам: оно стреляет.
Петя. Товарищ Ларина, я не понимаю тебя!
Шарлотта. Я подумала и решила. Я не разрешаю никому убивать мою вторую мать.
Петя. Но она же и тебя бросила!
Любовь Андреевна. Мадам, вы мне симпатичны своим сходством с моей бывшей знакомой, но, право, не стоит становится на пути ружья. Вы еще так молоды... В ваши годы...
Шарлотта. Петя! Ein, zwei...
Петя бросает карабин и, зарыдав, падает на пол.
Любовь Андреевна. Петя, чудак! Я вас чем-то обидела! Что я сказала такого?
Петя. Я вас ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. Все это время я шел в самых первых рядах, прокладывал человечеству дорогу к царству разума и свободы... Но кому я теперь его подарю? Кому оно нужно? Аня-Анечка!
Любовь Андреевна. Петя, но причем здесь я? Разве я не была бы рада видеть вас мужем Анечки, а Ермолая Алексеевича - мужем Вари? Но почему же вы пальцем не ударили, чтобы стать их мужьями? Не предложили им руку и сердце? Не увели, на худой конец, за собой?... Ладно, у меня были свои капризы. Но какой же мужчина считается с этим? Если женщина говорит "Нет" или молчит, это может означать всего лишь, что она ждет, пока мужчина услышит, как сердце ее кричит "Да! Да!
Да! Господи, да!"
Петя. И вы хотите сказать, что этот ваш... любовник слышал, как кричат сердца ваши... и Анечки?
Любовь Андреевна. Да, да, да!.. В отличие от вас, русских недотеп, Жан-Луи пришел и взял мое сердце, а потом - прости меня, Господи - сердце моей дочери!
Анечка любила вас, Петя! Но когда вы отвергаете любовь, а потом пропадаете в своих бессрочных ссылках и каторгах, что ей делать? И что делать мне? Он поставил мне условие - либо они с дочерью женятся по любви, либо он оставляет меня... Я слабая женщина, Петя. Но до самой смерти Анечки я была всего лишь тещей. Теперь, когда не осталось никого и ничего, за что мне еще хвататься в этом мире?.. Конечно, он страшный человек!
Кретьен. Льюба, c'est moveton!
Любовь Андреевна. Лжец, обманщик, альфонс, развратное и ничтожное существо. Но он приходит и требует любви, нежности и жалости, совершенно их не заслуживая, совсем как ребенок... или как мой брат, который, в сущности, был, есть и будет ребенком, ребенком же и умрет.
Гаев. Ах, так! Я ребенок? Тогда я и тебе скажу, все как есть. Ты, сестра вавилонская блудница. Падшая женщина, желтого наискосок! И пусть кто-то попробует надо мной смеяться. При всех объявляю: между нами все кончено.
(в ярости ломает об колено кий и тут же растерянно смотрит на него)
Шарлотта. К сожалению, третьего кия здесь нет. За портьерой случайно валялся целый - его я вам подарила. Теперь у вас два сломанных кия. Это утешает.
Это больше, чем один сломанный кий. (подбирает с пола карабин, заглядывает в дуло, затем прижимает карабин к сердцу и закрывает глаза) Моя мать - классовая борьба. Моя родина - социальная революция. Мой жених - наган. (открывает глаза.) Но кто же такая я?
Любовь Андреевна. Не переживайте, милочка. Мне долгие годы казалось, что я, будучи плохой матерью, плохой экономкой, плохой патриоткой, все же остаюсь хорошей сестрой и хорошей хозяйкой для своих слуг. Насчет сестры Леонид Андреевич только что высказался. А слуги... Одного я заживо похоронила в проданном доме, из другого вырастила вора и христопродавца...
Яша. Боже, какое невежество!... Товарищи, вы слышите, что говорит этот вымирающий класс?
Любовь Андреевна. ... А еще я бросила одну гувернантку - очень похожую на вас, сударыня. Моя бедная, добрая, несчастная Шарлотта. Чистейшей души человек - я тоже ее погубила!
Шарлотта. Mein Gott! Я не требую признать меня той самой Шарлоттой.
Жизнь пустила ее на переплавку, и тогда на свет вышла холодная, как сталь, комиссар Ларина. А все потому, что ее не заколотили в доме вместе с дворецким Фирсом...
Я вас не знаю, мадам. Я никогда не желаю вас знать. (уходит в сторону)
Епходов, заинтересовавшись звуками за занавесом, тихонько проскальзывает за портьеру.
Любовь Андреевна. Что за день! Я не могу сказать ни слова, чтобы не обидеть кого-то. Жан-Луи, объясни, что происходит?
Кретьен. Э-э-э...
Любовь Андреевна. Тебя смущает моя откровенность? (жадно целует его.) Ты стыдишься отношений со старой женщиной?
Кретьен. Ньет, Льюба, ньет. Я способьен обмануть, бросить, обокрасть тьебья, но стыдьится? Ты знаешь, ты сказала, что я - альфонс. Признаюсь тьебе, когда я пытаюсь представьить сьебья внье этой роль, то чьювствую пустоту - то, что вы, русские назьиваетье уничтожьеством.
Любовь Андреевна. И тебя не смущает, что я больна, и не могу ухаживать за тобой, как прежде?
Кретьен. Ньет, Льюба. Я замечьаю каждую хорошенькую дьевушку, но я сльишком здрав умом, чтобы расчитать в моем возрастье успьех. Мне зараньее страшно, что мьеня бросьят. Не захотьят возьиться с моими капризами. Я боюсь пропасть без тьебья в этой странье. Ты мой талисман. Ты даешь мнье надьежду снова попасть во Франс, когда наступьит мир и ньет военного призьива.
Любовь Андреевна. Мой родной! Лишь бы твой талисман не оказался для тебя могильным камнем. Я плохо понимаю, что происходит, но, кажется, нас всех могут расстрелять. Красные за то, что мы буржуазия. Белые за то, что мы сидели рядом с членами демократического правительства. Смешно!
Кретьен. Ничьего смьешного нье вижу. Вы дьеретесь мьежду собой, но при чьем здьесь я?
Любовь Андреевна. Ни при чем! Ты просто при мне... Куда ты?..
Кретьен. Чьерта с три!.. (вырвается и громко объявляет) Месье, всье, что наговорьила вам эта женьщина - ложь. Я быль ей тьестьем, а тьеперь сплыль. Я нье имьею свьязь с ньей, я гражданьин Франс. Объяснитье всье это сльедствию.
Петя. Какое может быть следствие в наше время? Пуля во дворе, вот и все следствие.
Шарлотта. Я дам показания, что вы наш старый знакомый.
Гаев. И мой, желтого в угол!
Петя. И мой. Заочно.
Кретьен. Ах, так! (бежит к двери и колотит в нее) Месье охранньики! Я гражданьин Франс, пытаюсь пробьиться на родьину. Расстрельяйте этих людьей, но мьенья оставьтье в живых.
Любовь Андреевна. Жан-Луи, ты меня бросаешь?
Кретьен. Нье знаю! Нье желаю знать! Хочью во Франс! Хочью жить!
Любовь Андреевна. Кто-нибудь, помогите мне подняться.
Кретьен. Тьебе? Ты больеть не умьеешь - только ухаживать за другими!
(отходит в сторону)
Гаев. Желтого в угол. (прижимается к стене)
Петя. Н-да. (подумав, ложится на пол и смотрит в потолок)
Любовь Андреевна. Неужели это я здесь сижу? Или я сплю? Так мне никто не поможет?
Шарлотта. Нет. Мы вас не знаем. А вы - нас.
Из-за занавеса выныривает Епиходов.
Епиходов. Актеры, прошу прощения, очень даже готовы. Последнее действие я им посоветовал играть, куда кривая вывезет, - усмехаясь над ударами судеб, без излишних оптимистических поползновений.
Шарлотта. Ура, мы садимся смотреть.
Все рассаживаются.
Любовь Андреевна. Да, конечно. Похоже, это все-таки Шарлотта.
Пауза.
Епиходов. Актеры в некотором смысле просили...
Гаев. Тишины.
Любовь Андреевна. Да, конечно. И как я не поняла сразу.
Кретьен. Дьействие начьнается.
Шарлотта. Смотрим, смотрим, смотрим!
Занавес поднимается.
(По ходу действия Раневская чуть приподнимается в кресле-коляске, но тут же оседает в нем.
Петя незаметно подходит к Раневской и нагибается к ней. Тут же быстро идет к Шарлотте и что-то шепчет ей на ухо.
Шарлотта осторожно подходит к Кретьену и что-то говорит ему. Тот отмахивается, потом прислушивается. Оглянувшись, делает шаг к креслу-коляске и останавливается. Шарлотта показывает на Гаева, Кретьен скивает головой.
Петя подходит к Епиходову и тихо разговаривает с ним. Епиходов картинно вздымает вверх руки со связкой ключей, затем забивается в дальний угол)
(R II, D)
АКТ 5.
По лестнице в подвал сбегает Лопахин, с его одежды стекают струи воды.
Лопахин (всем присутствующим). Жив! Не верил в Бога, ни в черта, а кто-то из них двоих вынес! Вы меня слушаете? Всегда боялся умереть от старости или от какого ни на есть удара - а теперь с умилением думаю о такой возможности!
Гаев. Кого?
Лопахин. Любовь Андреевна, не поверите - вспомнил вас, вспомнил себя мальчонкой, и так захотелось жить - невмоготу! Ведут нас, как баранов, на баржу, а я кумекаю - куда это поплывем, если река простреливается красной шантрапой. Ясное дело - на корм рыбам. Я рыбу терпеть не могу, и раков вареных тоже.
Петя. Понятно. Где Пищик?
Лопахин. Как где? Расстреляли. Дочку его, Дашу, тоже. Один я, (бьет себя в грудь) один я уцелел!
Пауза.
Нет, я Борису Борисовичу предлагал втроем бежать - в разные стороны, чтобы хоть кто-то спасся, так он не поверил мне. Что вы, говорит, нездешнего рассудка человек. Это ж наша гвардия - последняя надежда отечества. Да и куда, говорит, мне бежать с моей одышкой. (снова оживившись) Как только они на баржу нас заводить стали, я - в воду. У солдат по-ради мороза руки закостенели, пока они затворы передергивали, я уже возле островка. Они, чай, не особенно в меня целились - им остальных кончать надо было, а потом то ли на фронт, то ли в бега направляться. Тоже посочувствовать бедолагам можно. (смеется)
Небось не ждали снова увидеть Ермолая Алексеевича. Ан вот он я: здрасьте-мордасте!
Петя. Поздравляю...
Лопахин. Любовь Андреевна...
Пауза.
Что вы все на меня глазеете?.. Любовь Андреевна, бежать надо. Я сюда пробирался закоулками - в городе тишина, как на погосте. (смеется.)
Мужичок!
Пусть я и мужик - а живой! Господа, вам тоже рекомендую долго не раздумывать.
Бежать надо, бежать!
Кретьен. Для чьего? Гдье нас ждьют?
Петя. Ермолай Алексееич, не кричи. И не маши руками - я тебе однажды говорил.
Товарищ Кретьен, будучи буржуа, вопрос поставил правильно: куда бежать?
От исторической справедливости?
Лопахин. Ну, господа! В жизни не видел менее деловых людей! Дверь распахнута - иди, спасайся, живи! А вы чего-то ждете. Через час здесь снова будут красные.
Или белые. А может, и вовсе черные! Извините, мои хорошие, но мне тут не с руки задерживаться. Прямиком к станции - а там дрезина...
Петя. Ты иди, Ермолай Алексеич!
Лопахин. Нет уж, голубчик! Я тебе последнего слова на своих похоронах не дам.
Любил я тебя, студент, но больно уж сильно ты поглупел, якшаясь с большевичками. Сам вместо университета по ссылкам и арестам шлялся, и мужика русского тому же научил. Думаешь, твои китайцы да евреи-музыканты тебя освободят? А не хочешь ли вот этого!
Вытаскивает из кармана и сует Трофимову листовку. Тот ее не берет, и Лопахин громогласно читает сам.
"Товарищи! Наш героический командир, товарищ Штыков (так они, кажется, тебя обзывают?) зверски замучен в белогвардейских застенках. Ответим на его смерть взятием города прямо сегодня - в годовщину 2-го Всероссийского съезда рабочих, крестьянских и батрацких депутатов. На каждого убитого у нас поднимутся семеро живых. Будь спокоен, товарищ Штыков - твое имя навсегда сохранится в наших пролетарских сердцах. Командир бронепоезда Давид Недобейко". (Трофимову)
Будь спокоен, Петя. Твое место уже заняли... семеро живых. Скоро ты будешь отомщен... товарищ!..
Петя. Давид всегда хотел быть первым...
Лопахин. Вот наваждение!... (остальным.) Ну, положим, до вас мне нет дела.
Если б не моя дурацкая причуда, вы бы меня здесь не увидели... Любовь Андреевна! Слышите? Любовь Андреевна! Уходить надо.
Кретьен. Она ужье отошоль.
Лопахин. Куда?.. Нашли время для шуток, господа. (подходит к креслу Раневской и топчется на месте, не решаясь до нее дотронуться.) Любовь Андреевна, если будете спорить, я вас силой отсюда уведу! (трогает ее за руку) Почему вы сразу не сказали?...
Кретьен. Я жье говориль, что Льюба отошель. Дальеко-дальоко - в Ельисейские полья. О, этьи полья! Монмартр, Мулен Руж...
Лопахин. Любовь Андреевна! Никого вы не спасли! Ни сына, ни дочь, ни приемную дочь. А теперь и себя не спасли!..
Пауза.
Дрянь! (глядя в потолок, пожимает плечами) Нет теперь у меня родины. А ведь казалось... (подносит к уху часы, встряхивает их. Из часов льется вода.
Бросает часы об пол и, махнув рукой, с топотом взбегает вверх по ступенькам)
Яша, осторожненько оглядываясь, подбирает часы, подносит их к уху. Лицо его расплывается в счастливой, самодовольной улыбке.
Кретьен. (ни к кому не обращаясь) Вьидит Бог, я быль привьязан к Льюбе.
Да, я захотель бросьить ее сьегодня, но не со злья.
Петя. Вы эгоист. А всех эгоистов мы расстреляем. Не должно быть никакого "я".
Личное благо - это зло. Нужно растворить себя в общей пользе без остатка.
Кретьен. Почьему жье вы так скорбьитье об Анье? Она не хотьела нигдье растворьяться, что вам за дьело до ньее?
Гаев. Это не смерть, это просто шутка, правда? Вы знаете, господа, мы с сестрой в детстве часто ссорились, и всегда она доводила меня до слез.
Закрывала глаза, откидывалась навзничь в креслах, замолкала, а я пугался и просил прощения, долго, долго... И сейчас она решила наказать меня и притворилась неживою. Я подожду, Люба, я подожду... (садится возле кресла, поймав Раневскую за руку)
Епиходов. Господа, хотя вас всем надлежит от меня, извините за выражение, шарахаться, как от проказы, но сейчас я хотел бы хоть на минуту послать к черту свой рок и просто побыть человеком. Как вы, позвольте озадачится соображением, касательно этой части думаете?
Шарлотта. Мне, камраден, почему-то кажется, что Любовь Андреевна никуда не ушла. И Анечка с Варечкой живы. И те, кого я расстреливала, с нами, со мной. И Париж все там же, и кий у Леонида Андреевича цел, и божественная революция осеняет нас своей классовой благодатью.
Через подвальную дверь из-за кулис падает на сцену косой луч солнца.
Солнце выглянуло!
Кретьен. И сньег наконец-то пошель! Взгляните!
Петя. Какая тишина!
Кретьен. Я вьерью, вьерью! Пьервый сньег... L'impression!
Яша. (вынимая часы, снова и снова слушая их) А может, они навсегда ушли?
И те, и эти. Ушли и не вернутся...
Епиходов. А мы никуда не выйдем. Главное - не выходить из подвала, и все будет, как надо.
Все. Да, да... Именно так... Все будет как надо!..
Петя. Кстати, мы здесь не одни.
Яша. Вы меня пугаете, Петр ... Что вы хотите сказать своими словами?
Шарлотта. Там, за занавеской, народ.
Кретьен. Это нье народ. И нье льюди. Иллюзьон. Повьерьте, мнье приходьилось имьеть дьело с актрисс. Спльошной мульяж, охмурьяжь...
Петя. Пусть иллюзия. Не всякий имеет смелость смотреть ей прямо в глаза.
Большинство лишь косится исподтишка, а само живет по уши в гнусной реальности!
Гаев. Господа, уберем этот занавес. Это будет представление в честь Любы.
Может быть, тогда она нас простит.
Кретьен. Дольой занавьес! Сотрьем граньи!
Епиходов. Легко сказать. А кто, выражаясь фигурально, это сделает?
Кретьен. Я! Месье, надо накрьить покойную. Ньеприлично оставльять ее в таком вьиде.
Шагает вперед и дергает за занавес. Тот с шумом падает вниз.
(R I, 6)
АКТ 6 На внутренней сцене в декорациях первого действия сидят вокруг самовара персонажи "Дяди Вани" в костюмах эпохи и, попивая чай, смотрят на авансцену, на обитателей подвала в бывшем особняке княгини Тенишевой.
КОНЕЦ
Пьеса II У ДЯДИ ВАНИ Четыре скетча на слова А.Чехова Действующие лица:
Серебряков Александр Владимирович, отставной профессор.
Елена Андреевна, его жена, 27 лет.
Софья Александровна (Соня), его дочь от первого брака.
Войницкая Мария Васильевна, вдова тайного советника, мать первой жены профессора Войницкий Иван Петрович, ее сын.
Астров Михаил Львович, врач.
Телегин Илья Ильич, обедневший помещик.
Марина, старая няня.
Работник.
Черт.
Половые.
Действие происходит в усадьбе Серебрякова.
Примечание для постановщика: Четыре нижеприведенных скетча образуют четыре стороны стилистического "черного квадрата":
а) Абсурд, б) Куклы, в) Дель'Арто, в) Брехт.
Очередность этих миниатюр в приведенном ниже тексте отнюдь не случайна, но не носит характера фатальной неизбежности, поскольку, как известно, от перемены мест сторон квадрат не перестает быть квадратом
A АБСУРД Сад. Пасмурно. У самовара вяжет носок няня Марина, вокруг нее нервно расхаживает Астров.
Марина (наливая стакан). Кушай, батюшка.
Астров (нехотя принимает стакан). Что-то не хочется.
Марина. Может, водочки выпьешь?
Астров. Нет. Я не каждый день водку пью. К тому же душно.
Пауза.
Нянька, сколько лет мы знакомы?
Марина (раздумывая). Сколько? Дай бог память...
Астров большими шагами идет к краю сцены.
Ты приехал в эти края... когда?.. еще жива была Вера Петровна, Сонечкина мать. Ну, значит, лет одиннадцать прошло. (подумав). А может, и больше...
Астров возвращается к столику.
Астров. Сильно я изменился с тех пор?
Марина. Сильно.
Астров снова идет к краю сцены Тогда ты молодой был, красивый, а теперь постарел. И красота уже не та.
Астров возвращается к столику.
Астров (смотрит на Марину в упор). Я стал чудаком, нянька... Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого я не люблю... Вот разве тебя только люблю.
(целует ее в голову). У меня в детстве была такая же нянька.
Марина. Может, ты кушать хочешь?
Астров. Нет.
Входит Войницкий. Он выспался после завтрака и имеет помятый вид; садится на скамью, поправляет свой щегольский галстук.
Войницкий. Да...
Пауза. Астров присаживается рядом, дружески обнимает Войницкого.
Да...
Астров. Выспался?
Войницкий. Да... Очень... (зевает). С тех пор, как здесь живет профессор со своею супругой... (виновато). Нехорошо!
Марина. Порядки! Порядки! Самовар уже два часа на столе, а они гулять пошли.
Войницкий. Идут, идут...
Слышны голоса; из глубины сада, возвращаясь с прогулки, идут Серябряков, Елена Андреевна, Соня и Телегин. Астров встает и снова садится.
Телегин. Замечательно, ваше превосходительство.
Соня. Мы завтра поедем в лесничество, папа. Хочешь?
Войницкий (обняв Астрова). Господа, чай пить.
Сереябряков входит в дом. Елена Андреевна и следуют за ним. Телегин садится возле Марины Пауза.
Телегин. Еду ли я по полю, Марина Тимофеевна, гуляю ли в тенистом саду, смотрю ли на этот стол, я испытывают неизъяснимое блаженство! Погода очаровательная, птички поют, живем мы все в мире и согласии, - чего еще нам.
(Принимает стакан.) Чувствительно вам благодарен.
Пауза.
Астров. Расскажи-ка нам, Иван Петрович. Нового нет ли чего?
Войницкий. Ничего. Все старо.
Астров. А профессор.
Войницкий. А профессор по-прежнему от утра до глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет. Он вышел в отставку, и его не знает ни одна живая душа, он совершенно не известен. А посмотри: шагает, как полубог!
Астров. Ну, ты, кажется, завидуешь.
Войницкий. Да, завидую! Ни один Дон-Жуан не знал такого полного успеха! Его первая жена, моя сестра, любила его так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами. Моя мать, его теща, до сих пор обожает его, и до сих пор он внушает ей священный ужас. Его вторая жена, красавица, умница - вы только что ее видели, - вышла за него, когда уж он был стар, отдала ему молодость, красоту, свободу, свой блеск. За что?
Почему?
Пауза.
Телегин. (плачущим голосом). Ваня, я не люблю, когда ты это говоришь.
Войицкий. (с досадой). Заткни фонтан, Вафля!
Телегин. Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности.
После того я своего долга не нарушал. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота под влиянием законов природы поблекла, любимый человек скончался... Что же у нее осталось?
Входят Соня и Елена Андреевна; немного погодя - Мария Васильевна с книгой; она садится и читает; ей дают чаю, и она пьет, не глядя.
Астров (Елене Андреевне). Я ведь к вашему мужу. Вы писали...
Елена Андреевна. Вчера вечером он хандрил, жаловался на боли в ногах...
Астров. Останусь у вас до завтра.
Соня (пьет). Холодный чай.
Телегин. В самоваре уже значительно понизилась температура.
Елена Андреевна. Ничего, Иван Иванович, мы и холодный выпьем.
Телегин. Виноват-с... Не Иван Иванович, и Илья Ильич-с... Илья Ильич Телегин, или, как некоторые зовут меня по причине моего рябого лица, Вафля.
Я когда-то крестил Сонечку, и его превосходительство, ваш супруг, знает меня очень хорошо. Я теперь у вас живу-с, в этом имении-с... Если изволили заметить, я каждый день с вами обедаю...
Мария Васильевна. Ах!
Соня. Что с вами, бабушка?
Мария Васильевна. Забыла я сказать Александру... Сегодня получила я письмо от Павла Александровича... Прислал свою новую брошюру.
Войницкий. Пейте, maman, чай!
Мария Васильевна. Прости, Жан, но в последний год я тебя не узнаю.
Пауза.
Войницкий. В такую погоду хорошо повесится...
Телегин играет польку; все молча слушают; входит работник.
Работник. Господин доктор здесь?
Астров (отыскивая глазами фуражку). Досадно... (работнику). Вот что, притащи-ка мне любезный, рюмку водки в самом деле.
Работник уходит.
(Нашел фуражку.) Ну, честь имею господа.... У меня небольшое именьишко, образцовый сад, питомник, казенное лесничество.
Елена Андреевна. Лес... лес...
Соня. Леса смягчают суровый климат. В странах, где мягкий климат, процветают науки и искусства, философия не мрачна, отношения к женщине полны изящного благородства.
Астров (Елене Андреевне). Сударыня... (Увидев работника, который принес на подносе рюмку водки) Однако... (Пьет.) Честь имею кланяться...
Уходит вместе с Соней, отвечая ей на ходу.
Не знаю... Не знаю...
Пауза.
Елена Андреевна (Войницкому). Сегодня за завтраком вы опять спорили с Александром.
Войницкий. Но я...
Елена Андреевна. Он такой же, как и все.
Войницкий. Если бы вы могли видеть...
Пауза Елена Андреевна. У этого доктора утомленное, нервное лицо.
(Разговаривая с собой.) Он подумал, что я зла. (Войницкому.) Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! нудные!
Войницкий что-то бормочет ей.
Тише, нас могут слышать.
Идут в дому, Войницкий продолжает говорить.
Это мучительно.
Уходят в дом. Телегин и Мария Васильевна смотрят друг на друга тяжелым взглядом, и тут же опускают головы: она - к брошюре, он - к гитаре, на которой наигрывает английскую мелодию XVII в. для лютни "Ричеркар".
(R I, 2)
B КУКЛЫ Занавес, с прорезями для лиц, поддельных рук и поддельных ног. Кукла Серебрякова и Кукла Елены Андреевны - оба дремлют.
Кукла Серебрякова (очнувшись). Кто здесь? Соня, ты?
Кукла Елены Андреевны (открывает глаза). Это я.
Кукла Серебрякова. Это ты, Леночка? Невыносимая боль!..
Кукла Елены Андреевны. У тебя плед упал. (Кутает ему поддельные ноги.)
Я, Александр, затворю окно.
Кукла Серебрякова (протестующе). Нет, мне душно... Я сейчас задремал, и мне снилось, будто у меня (поднимает по очереди поддельные ноги, останавливается на левой) левая нога чужая. Проснулся от мучительной боли. Нет, это не подагра, скорей ревматизм. Который теперь час?
Кукла Елены Андреевны (поворачивает голову к нарисованным на занавесе часам). Двадцать минут первого.
Пауза.
Кукла Серебрякова (неприязненно). Утром поищи в библиотеке Батюшкова.
Кажется, он есть у нас.
Кукла Елены Андреевны (Украдкой зевает и торопливо крестит рот). А?
Кукла Серебрякова. Поищи утром Батюшкова. Помнится, он был у нас.
(Хватается за горло.) Но от чего мне так тяжело дышать?
Кукла Елены Андреевны (сонно). Ты устал. Вторую ночь не спишь.
Кукла Серебрякова. Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба.
(Хватается за нарисованную грудь.) Боюсь, как бы у меня не было.
Проклятая, отвратительная старость. Черт бы ее побрал. (Вытаскивает зеркало и смотрится в него) Когда я постарел, я стал себе противен. (Пристально смотрит на Елену Андреену.) Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.
Кукла Елены Андреевны (сонно). Ты говоришь о своей старости таким тоном, будто все мы виноваты, что ты стар.
Кукла Серебрякова (тыча в нее пальцем). Тебе же я первой я противен.
Елена Андреевна отворачивается.
Конечно, ты права. Я не глуп и понимаю.(Схватившись за голову.) Ты молода, здорова, красива, жить хочешь, а я старик, почти труп. Что ж? Разве я не понимаю? И, конечно, глупо, что я до сих пор жив.