— Это вранье! Сплошное вранье! — восклицает медик.

При этом он делает шаг вперед, и девушка пытается отступить еще, но некуда.

— У меня только один шанс это доказать, и этот шанс — вы!.. — продолжает Барран.

В этот момент, тряхнув копной белокурых волос и зажав ладошками уши, мадемуазель Аустерлиц кричит что есть сил. Барран с размаху влепляет ей пощечину. Вмиг наступает тишина.

Девушка, внезапно успокоившись, переминается с ноги на ногу, во все глаза глядя на Баррана.

Он осматривается, потом спрашивает:

— Вы здесь одна?

Девушка молча кивает и начинает плакать тихонько, беззвучно, даже не пряча в ладонях лицо.

Грубая рука за волосы поднимает голову Проппа, который задремал, уткнувшись лбом в край стола.

Он сидит в большой комнате с ровными рядами металлических столов. Несколько полицейских пристально разглядывают его. Это бюро инспекторов Уголовной бригады Нейи. Через голые, без штор, окна видно, что снаружи наступила ночь, в которой тысячью огней зажглись здания квартала «Дефанс». Спать Проппу не дает Мелутис. Он без пиджака и без галстука.

— …Я не знаю этого Баррана, — монотонно твердит Пропп. — Я не был в подземелье Я был за городом. Вы мне осточертели.

— Где за городом? — не отстает Мелутис.

— В Нормандии, в отеле. Я лопал устриц, гусиную печенку, индейку! Сколько можно повторять?

— С кем ты был? С девицей?

С закрытыми глазами легионер поднимает левую руку и растопыривает на ней два пальца, показывая «С двумя».

— С блондинкой и брюнеткой. Ни на секунду не сомкнул глаз.

Голова его клонится к столу, но Мелутис снова поднимает ее за волосы.

В другой руке старший инспектор держит пустую полотняную кобуру от револьвера Баррана. Он злобно сует ее легионеру под нос.

— Узнаешь это?

Легионер, с трудом разлепляя веки, смотрит на кобуру.

— А вы дадите мне поспать, если я узнаю?

— Говори!

— Это кобура от револьвера, шериф. Спокойной ночи.

И голова легионера в третий раз опускается на стол. Все присутствующие, не двигаясь, глядят на него. Мелутис вздыхает, идет к окну, смотрит на рассыпанные в ночи огни.

— Разбудите его, — командует он.

Проппа тотчас возвращают в сидячее положение и ослепляют сильной настольной лампой. Кислым тоном Мелутис возобновляет допрос:

— Кто стрелял в охранника? Он или ты?

— Не знаю этого типа.

— Кто знал комбинацию сейфа? Он или ты? Пропп трет глаза и берет из пепельницы зажженную сигарету одного из полицейских, Горика. Реакция Горика вмиг пресечена жестом Мелутиса, наблюдавшего за сценой по отражению в стекле.

— Послушай, фараон, — говорит после затяжки Пропп. — Это меня не касается, но этот Барран — он же медик, парень образованный.

Мелутис оборачивается, глядя на него, как ни странно, совсем не злыми глазами. Он слушает.

— Если это он обстряпал дельце, — продолжает Пропп, — то он бы его как следует подготовил. Тебе такое вряд ли было бы по зубам.

— Он его и подготовил.

По знаку старшего инспектора, который руководит своими людьми с выработанной годами властностью, один из полицейских, Муратти, приносит черный чемодан Баррана и раскрывает его перед Мелутисом. Тот вынимает оттуда фотоаппаратуру Изабеллы и объявляет:

— Вот это приехало к нам по транспортеру.

— А денежки? — вкрадчиво спрашивает Пропп.

— Их он, конечно, оставил при себе.

— Двести кусков — штука объемная.

— Значит, у него был сообщник, которому он их передал!

Легионер скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула, снова готовый уснуть.

— Если в качестве сообщника вы нашли только меня, то вам самое время пошевелиться, — саркастически замечает он.

Молчание Полицейские не шелохнутся. И вдруг Пропп сам выпрямляется на стуле и переходит в наступление, окончательно проснувшись:

— Ты видел послужной список этого Баррана? Он великолепный стрелок! Это признано официально!

— Ну так что? — настораживается Мелутис.

— И такой стрелок будет всаживать в охранника четыре пули сорок пятого калибра? Да брось, одной и то было бы уже много!

— А ты, оказывается, кое-что знаешь! — присвистнув, говорит Мелутис.

Легионер, вдруг обернувшись на стуле, указывает на одного из присутствующих инспекторов — Горика.

— Я это прочел в газете, спроси у него!

В ответ на вопросительный взгляд Мелутиса Горик досадливо морщится, но утвердительно кивает. По-прежнему держа в руке кобуру Баррана, старший инспектор круто поворачивается, идет в свой кабинет и захлопывает за собой дверь.

В большой комнате с тяжелой обивкой на стенах и со старинной мебелью, на стуле, приставленном спинкой к створкам двери, чтобы не дать мадемуазель Аустерлиц возможность сбежать, сидит Барран. Перед ним — журнальный столик, уставленный кушаньями, которые девушка покорно приносит ему из буфетной: холодный цыпленок, ветчина, салат.

Барран ест и пьет, заканчивая свой рассказ.

— …Я выходил со стороны гаража. И там, посреди подъема, меня едва не раздавила машина!..

— Машина той самой Изабеллы, та же, что была в Марселе? — спрашивает девушка.

— Я не заметил. Но не думаю. В Марселе была взятая напрокат… Горчицы.

У стоящей перед ним в скромном платье, платье девушки из богатого квартала, белокурой, кроткой, захваченной рассказом мадемуазель Аустерлиц во взгляде появляется удивление.

— Вы же говорили, машина была белая.

— Я не о цвете машины, — вдруг раздражается Барран. — Я говорю. «Горчицы». Принесите мне горчицы?

Девушка устремляется в буфетную, на ходу дважды с опаской оглядываясь на Баррана. Оставшись один, медик повышает голос, чтобы она его услышала:

— Вы не верите ни одному моему слову?

Молчание. Потом из буфетной доносится голос девушки. Но это не ответ на его вопрос:

— Этот американец, которого арестовали, — он был с вами в подземелье?

После короткой заминки Барран отвечает:

— Нет. Я был один.

Девушка возвращается с горчицей. Но посреди комнаты останавливается, недоуменно нахмурившись.

— Но тогда кто же взял деньги?

— Тот, кто знал комбинацию сейфа. В пятницу вечером, когда я дал себя там запереть, сейф был уже пуст.

Он встает и идет за горчицей, которую мадемуазель Аустерлиц ему так и не донесла. На секунду останавливается перед ней — она с тревогой смотрит на него снизу вверх и изо всех сил старается понять.

— …Меня засадили туда, — продолжает Барран, — чтобы создать видимость самого натурального ограбления, но истина куда проще… Достаточно было взять и уйти…

Говоря это, он берет баночку с горчицей из рук девушки и возвращается к столу.

— Но это невозможно! — восклицает девушка. — Когда же?

— В момент ухода, как только опустели коридоры.

На свою беду появился охранник…

Девушка, похоже, до конца не убеждена. Она даже вдруг оживляется, повышает голос:

— Но убит-то он все-таки из вашего револьвера!

Медик поднимает голову девушка затронула его самое больное место. Он сухо отвечает:

— Его тоже достаточно было взять.

Другая комната квартиры мадемуазель Аустерлиц, чуть позже. Это гостиная с роскошной, но старомодной мебелью и коврами. Стоящие по углам комнаты штатив с курительными трубками, шахматный столик, клюшки для гольфа а сумке, фотография в рамке свидетельствуют, что тут живет и мужчина.

Сидя на диване перед увеличительным зеркалом с подсветкой, Барран бреется электробритвой. Похожая то ли на монашку, то ли на сестру Армии спасения, девушка медленно расхаживает по комнате, искоса поглядывая на медика.

— Обычно вы живете с отцом? — спрашивает Барран.

— Да. Он уже два месяца лечится в Швейцарии.

— Что с ним?

— Инфаркт.

— Который вы год учитесь?

— Третий… В общем, третий год на первом курсе.

— А имя у вас есть?

— Доминика. Но все зовут меня Ватерлоо.

— Почему? — поднимает на девушку глаза Барран.

— Потому что моя фамилия Аустерлиц[7].

— А-а, — понимающе кивает Барран. Поверх увеличивающего зеркала, которое деформирует его собственное лицо, он рассматривает девушку. Судя по ее виду, она оттаяла. У нее на лице свежая, чарующая улыбка.

— Это из-за экзаменов… Я, наверное, глупая… И потом, я всегда паникую…

Улыбка сходит с ее лица.

Барран выключает электробритву и протягивает к девушке руку.

— Подите сюда, Ватерлоо.

С боязливым выражением лица, обрамленного длинными белокурыми прядями, она подходит и, держа руки вдоль бедер, останавливается перед ним. Он усаживает ее и мягко спрашивает:

— Вы поможете мне?

Ватерлоо молчит Барран начинает объяснять:

— Имя Изабелла Моро, ее работа в СИНТЕКО, адрес, который она мне дала… Все было липой! Она предусмотрела все, чтобы я не смог напасть на ее след. Кроме одного! Она проходила медосмотр! У нее была форменная одежда компании и медицинская карточка, как у всех служащих!.. И у меня есть свидетель: Вы!

Ватерлоо медленно качает головой. В ее глазах вновь появляется страх:

— Как я, по-вашему, вспомню эту женщину? Их прошли десятки!

— Ее карточка — вот что напомнит ее вам! Вы ставили ее в картотеку, значит, знаете, где ее найти? Так вот, она мне нужна!

Девушка вскакивает:

— Нет!.. Я не буду этого делать!.. Нет!..

Она вдруг поворачивается и бежит к двери гостиной. Но расстояние до двери слишком велико. Барран оказывается у нее раньше, преграждает Ватерлоо дорогу.

— Это вы убили его!.. Вы!.. Я уверена!..

Она выкрикивает это, сжимая маленькие кулачки и пятясь от медика, потом вдруг снова поворачивается и бежит к другой двери.

Барран, ринувшись за ней, броском регбиста сбивает ее на пол. Навалившись на задыхающуюся Ватерлоо, он удерживает ей запястья и ноги, вплотную приблизив свое лицо к лицу девушки. Она закрывает глаза, чтобы не видеть его.

— Завтра вы пойдете в СИНТЕКО, — говорит Барран. — Принесете мне ее карточку.

Лежа на полу, Ватерлоо с закрытыми глазами отрицательно мотает головой. Тогда Барран берет ее на руки, поднимает и уносит.

Она не отбивается. Уткнувшись лицом в плечо Баррану, который переступает порог комнаты и выходит в прихожую, она лишь тихонько скулит:

— Пустите меня!.. Прошу вас… Пустите…

Барран толкает ногой приоткрытую дверь в одну из комнат, заглядывает туда, потом идет дальше по прихожей. Следующая комната, дверь в которую он тоже распахивает ногой, явно принадлежит мадемуазель Аустерлиц. В ней кровать с балдахином, игрушки, плюшевые звери: мирок девушки, едва вышедшей из детства.

Ватерлоо на руках у Баррана закрыла глаза и затихла. Барран относит ее на кровать с балдахином. По пути он отшвыривает ногой большого плюшевого мишку, и тот с жалобным воплем отлетает к шкафу.

Той же ночью, поздно.

В помещении Уголовной бригады Нейи за своим столом без пиджака сидит Мелутис. Он аккуратно раскладывает на столе пустые спичечные коробки всевозможных цветов, из разных стран. Спичечные коробки — его страсть.

Угрюмый и задумчивый, он один в кабинете, освещенном единственной лампой, позади него за окном — море городских огней.

Когда открывается дверь, он даже не поворачивает головы. С робостью, догадываясь о плохом настроении патрона, у порога топчутся два инспектора — Муратти и Годар. После долгих колебаний первый осмеливается нарушить молчание:

— Это я, шеф.

— Я знаю, что это ты, — не поднимая глаз, отвечает Мелутис.

— …Я получил кое-какие сведения, — продолжает Муратти:— Во-первых, Барран был нанят для проведения медицинского осмотра по служебной записке. Она подписана генеральным директором. Прочесть?

— Зачем? Она ведь фальшивая? — утвердительно спрашивает Мелутис, по-прежнему не поднимая глаз.

— Точно!.. — восхищенно восклицает Муратти. — Откуда вы знаете?

— Дальше! — бросает Мелутис.

Он продолжает заниматься своей коллекцией, вид у него начальственный, но заметно, что он нервничает.

— Исследована по всей длине вентиляционная труба. В ней следы только одного человека, — докладывает Муратти.

— Отпечатки пальцев в хранилище? — спрашивает Мелутис.

— Их там нет. Он все стер, — отвечает уже Годар.

Старший инспектор резко вскидывает голову, словно ужаленный.

— Они все стерли… — назидательно говорит Мелутис и сухо спрашивает: — Это все?

Оба его подчиненных утвердительно кивают. Мелутис делает пол-оборота на своем вертящемся кресле и погружается в созерцание городских огней за окном. Муратти и Годар неслышно выходят, закрывая за собой дверь кабинета. Мелутис остается один.

Пропп коротает ночь на скамье в коридоре. Его правое запястье приковано к ней наручниками. Рядом расположился инспектор.

Из кабинета выходит Мелутис в плаще и направляется к ним. Знаком отпустив подчиненного, усаживается напротив легионера. Когда они остаются вдвоем, Пропп медленно поднимает на старшего инспектора глаза, оглядывая его с ног до головы.

— Раненько встаешь, фараон.

— Да нет, поздно ложусь.

Разговаривают они негромко, как разговаривают в три часа ночи, когда все вокруг спит.

Старший инспектор достает из кармана связку ключей и отмыкает на легионере наручники:

— Пошли.

Массируя запястье, Пропп идет вслед за ним по коридору. От недосыпа и усталости он валится с ног, но сохраняет свою отчужденную улыбочку. Они входят в бюро инспекторов.

Большая комната безлюдна. Пишущие машинки накрыты чехлами, настольные лампы выключены.

Вытащив из кармана жетоны, старший инспектор подходит к автомату с кофе и опускает их в прорезь. Автомат отмеряет две порции. Потом Мелутис неторопливым шагом возвращается к Проппу и протягивает ему бумажный стаканчик, наполненный горячим кофе. Смотрит, как тот отпивает глоток.

— Скажу тебе кое-что, — говорит Мелутис, тыкая себя пальцем в грудь в области сердца. — Кое-что, идущее отсюда. Мне нравится, что ты не выдаешь друга… Это мне очень нравится.

— Он мне не друг, шериф. Я никогда его не видел Легионер протягивает левую руку к груди инспектора, куда тот тыкал пальцем.

— А кстати, что у тебя тут? — спрашивает Пропп. Когда он прижимает ткань плаща к груди инспектора, под ней отчетливо вырисовывается пистолет, лежащий у инспектора во внутреннем кармане. Мелутис пожимает плечами и со стаканчиком в руке направляется к двери ведущей в его кабинет. Включает настольную лампу. Пропп послушно следует за ним.

— Садись, — командует Мелутис.

Обогнув стол, инспектор садится сам. Поставив стаканчик с кофе на стол, он достает из кармана пачку сигарет. Пропп молча берет из нее сигарету, ждет, что будет дальше.

— Люблю я это время — вздыхая, говорит Мелутис. — Ты где родился?

— На дереве.

Нисколько не рассердившись, Мелутис дает легионеру прикурить через стол, прикуривает сам.

— А я — в Авейроне… Я не знаю Америки, ты не знаешь Авейрона.

С меланхоличным видом он выдыхает дым под колпак лампы, но этого явно недостаточно для того, чтобы согнать с лица легионера насмешливую улыбку.

— Говори, что имеешь сказать, фараон.

Снова вздох Мелутис вынимает из внутреннего кармана пистолет, открывает один из ящиков стола и швыряет его туда. Потом опять тычет себя в грудь пальцем:

— Кое-что, идущее отсюда! Правда!.. Мне больно думать, что ты кончишь каторгой Пожизненной! Ни за что, ни про что!

— Я сейчас разрыдаюсь.

Откинувшись на спинку стула, легионер дует на кофе, чтобы его остудить. Инспектор внезапно встает и начинает мерить шагами кабинет, описывая вокруг легионера круги.

— Послушай меня, Франц. Известно, что сейф открыл Барран. Известно, что револьвер принадлежит ему. Тогда к чему отрицать?.. В твоем деле будет записано, что ты помогал следствию! Черным по белому, в моем изложении!.. А я, имей в виду, на хорошем счету, ко мне прислушиваются.. Постой, еще того лучше — я поговорю с судьей! С твоими-то наградами ты запросто отделаешься принудительными работами! Даю руку на отсечение, ты получишь отсрочку приговора!

Пропп выслушивает эту тираду, не глядя на инспектора. Когда тот умолкает, он ставит стаканчик с кофе перед собой на стол.

— Сожалею, однорукий. Я не был в этом подземелье. Но я скажу тебе кое-что, идущее отсюда (он тоже тычет себя пальцем, но не в грудь, а в лоб) если этот Барран там был то сейф он не взламывал, он его открыл. Значит, у него была комбинация. От кого он ее получил?

Мелутис, глядя на него, усаживается за стол.

— У него было три дня и три ночи, чтобы перебрать все возможные комбинации, — говорит он.

— Займись чуток арифметикой Ему понадобилось бы полгода!

Мелутис, не сводя с Проппа глаз, задумывается. Похоже, он тоже понимает, что это невозможно. Пропп тем временем затевает что-то странное. Взяв стаканчик Мелутиса, он до верха доливает из него свой. Потом широко улыбается старшему инспектору.

— Гляди, фараон. Если я положу сюда пять больших монет и кофе не перельется через край, ты будешь искать того, кто дал твоему Баррану комбинацию?

Мелутис, не выказывая удивления, склоняется над столом, чтобы удостовериться, что стаканчик легионера наполнен до краев. Он поднимает на Проппа ничего не выражающий взгляд:

— А если ты проиграешь?

Ответа нет Инспектор выпрямляется, задумчиво глядя на легионера.

— Вот что если ты проиграешь, то дашь мне информацию. Правдивую! Ты скажешь мне, почему ты бросился бежать там, в Орли, когда никто не собирался тебя ловить.

— Проиграю? — насмешливо говорит Пропп.

И протягивает руку над столом, ладонью вверх Мелутис, порывшись в ящике стола, достает оттуда столбик пятифранковых монет, который отобрали у легионера, и кладет ему на ладонь Пропп разворачивает фольгу, раскладывает монеты в ряд на столе у стакана. Без лишних слов, опустив голову, чтобы глаза были на уровне края стаканчика, он начинает свою игру.

Первая монета уровень поднимается, кофе не выливается.

Вторая монета кофе не выливается.

Третья не выливается.

Оба склонились над столом, каждый со своей стороны, и неотрывно смотрят на бумажный стаканчик. Купол черной жидкости, неправдоподобно выпуклый, возвышается над его краями. В тишине правая рука легионера берет четвертую монету опускает ее в кофе, не давая попасть туда воздуху. Из стаканчика не вытекает ни капли.

В этот момент в кабинет входят Муратти и другой дежурный инспектор. Уткнувшись подбородком в скрещенные на столе ладони Мелутис делает им знак не шевелиться Пропп лениво оборачивается.

— Последняя, фараон, — негромко говорит он.

Затаив дыхание он осторожно окунает монету в жидкость чуть приподнимает ее и отпускает.

И кофе проливается.

Двое мужчин склоненные над столом какое то время остаются недвижимыми задерживая дыхание словно время для них остановилось.

Мелутис первым откидывается на спинку стула. Он сохраняет серьезность. Если он и доволен то по нему этого не скажешь. Все что он хочет теперь — это получить свою информацию.

Пропп же изумленно, словно не веря своим глазам смотрит на растекшуюся по столу черную жидкость. Мелутис требовательно спрашивает:

— Итак, если ты не знаешь Баррана, то почему же ты так резво удирал там в Орли? Почему? Какую ты за собой чувствовал вину?

Чтобы заставить Проппа очнуться инспектор тыльной стороной ладони смахивает стаканчик с кофе со стола на пол.

— Правду! — рявкает он.

Двое его подчиненных безмолвно стоят позади легионера. Тот наконец вновь обретает непринужденность проиграл так проиграл.

— В ночь с четверга на пятницу я гульнул кое с кем в Нейи. Все кончилось скверно для тех типов.

Мелутис, бешено вращая глазами, с размаху опускает на стол кулак.

— Врешь!

Пропп равнодушно пожимает плечами, словно говоря «Хочешь верь, хочешь нет». Его стул как и Мелутиса, вращающийся Безразличный к душевному со стоянию старшего инспектора, легионер, оттолкнувшись ногой, крутится вместе со стулом, давая понять, что не хочет больше его видеть.

Франц Пропп, крутнувшись на стуле, оказывается лицом к двери кабинета. Но теперь уже утро, лампы потушены. На пороге приведенные инспектором, стоят толстяк с бородкой и двое его компаньонов по вечеринке в Нейи.

По беспорядку в их одеждах и на лицах видно, что их вытащили из постелей.

Мелутис и Муратти тоже находятся в кабинете. Несколько секунд трое свидетелей молча, словно зачарованные, разглядывают Проппа Легионер бреется электробритвой на батарейках демонстрируя свою самую лучезарную улыбку.

— Это он, — говорит толстяк.

Пропп неестественным, словно механическим голосом вещает.

— Папы нету! Папы нету!

Делает на стуле еще пол оборота и продолжает безмятежно бриться. Толстяк поворачивается и уходит. Двое остальных прежде чем последовать за ним, ограничиваются утвердительным кивком в сторону Мелутиса.

Старший инспектор закрывает за ними дверь. Он снова наедине с Проппом. Задумчивый, он подходит к столу и обращается к легионеру с каким-то даже непрофессиональным интересом как если бы ему ни как не удавалось поверить чему то или что то понять.

— На поворотном круге гаража? — спрашивает Мелутис.

Он описывает пальцем окружность на поверхности стола Пропп усиленно кивает.

— А ты останавливал, когда вздумается? Пропп снова кивает.

— А какая она была из себя, эта девчонка? — снова спрашивает Мелутис, не сводя с него глаз.

— Слишком хороша для тебя, фараон.

Самое неожиданное, что Мелутис и не подумав разозлиться, качает головой словно соглашаясь.

Барран внезапно просыпается и рывком садится в кровати с балдахином мадемуазель Аустерлиц.

Ватерлоо рядом с ним нет. На улице день.

Барран в голубой пижаме господина Аустерлица соскакивает на пол. Быстрыми шагами обходит квартиру в поисках девушки. Ее нигде нет.

Барран возвращается в гостиную. Как раз в это время открывается входная дверь Появляется Ватерлоо затянутая в светлый плащ свежая и причесанная. Она радостно улыбается и закрыв за собой дверь прислоняется к косяку В руках у нее утренние газеты.

— Почему ты не возник раньше? — с нежностью спрашивает она.

— Раньше чего?

— Раньше всего этого. Ну не знаю три месяца, неделю назад!

Девушка подходит к Баррану и привстав на цыпочки, целует его в губы. Барран похоже, лишь наполовину успокоен ее возвращением.

Не говоря ни слова, он идет в глубь прихожей, распахивает дверь в ванную. Открывает краны Ватерлоо идет следом за ним на ходу снимая плащ. Под ним — только черное шерстяное трико как у гимнастки.

Она смотрит на Баррана который разворачивает приготовленную для него рубашку. Она держится с ним ласково и еще слегка боязливо.

— Это папина рубашка.

Ватерлоо направляется к велотренажеру установленному в углу ванной комнаты. Положив руку на руль, она начинает медленно крутить педали. Барран садится на край ванны, чтобы проверить температуру воды.

— Какой у тебя отец?

— Замечательный. Почему ты спрашиваешь7

— Давно умерла твоя мать?

— Когда рожала меня.

— И он больше ни разу не был женат?

— Нет. Но зачем тебе это?

Она перестала крутить педали Барран пожав плечами, меняет тему.

— Что пишут газеты?

Ноги девушки снова приходят в движение.

— Американец признался, что был с тобой в подземелье, — как ни в чем не бывало говорит она.

Барран никак на это не реагирует. Даже не пожимает плечами. Он не верит этому, и все. Словно не слыша ничего такого, он продолжает наполнять ванну — горячая вода холодная, — сам думая о другом. Потом безмятежным тоном говорит.

— Ночью мне снилась вода… Вода повсюду… — Помолчав, он добавляет: — Я знал типа который в Индокитае просидел в воронке, полной воды, восемнадцать часов… Один… Вот это парень.

Примерно в это же время в бюро инспекторов в Нейи.

Настольная лампа, какой пользуются при допросах направлена в лицо не задержанному, а полицейскому, сидящему за столом. Она то гаснет то снова зажигается. Полицейский возится с проводом где-то плохой контакт.

Сидящий напротив него в кресле Пропп, жуя бутерброд и запивая его пивом, читает газету. За другим столом инспектор Горик щеточкой чистит шрифт своей пишущей машинки.

— Все-таки это гнусно — печатать подобное вранье! — спокойно, даже рассудительно говорит Пропп.

Он отшвыривает газету подальше от себя Ему отвечает насмешливый голос Мелутиса.

— Это чтобы всполошить твоего друга Баррана. Старший инспектор, стоящий в дверях бюро. только что пришел. Он снимает плащ Видно что он отдохнувший, уверенный в себе. Подходя к своему пленнику, он даже улыбается.

— Он мне не друг, — пожимая плечами, говорит Пропп. — Так что ему начхать.

Легионер смотрит Мелутису прямо в глаза. На его губах тоже играет улыбка.

— А если б он был моим другом представь себе! — продолжает Пропп. — Знаешь, что бы он подумал? Что я не дешевка! И тогда ему тоже было бы начхать!

Старший инспектор качает головой, словно признавая справедливость этого рассуждения. Но очередной удар за ним. Он достает из бокового кармана пиджака листок бумаги.

— Как видишь я прислушался к твоему совету. И распорядился еще раз исследовать сейф. — Выдержав паузу, он продолжает. — Комбинацию ему никто не давал. Если специалист не ошибается, вы их испробовали три или четыре тысячи, прежде чем наткнулись на нужную. Верно?

Пропп не отвечает взгляд его бесстрастен. Инспектор бросает ему листок, который держал в руках. На нем красными чернилами написаны семь цифр комбинации.