— Доктор Кароль Ченнинг, Адлер двадцать третьего века! Он ваш человек?
   — Конечно. Кто, по-вашему, прислал это сообщение? Он сочувствует нашему движению, но, как большинство ученых, не присоединяется к революции. Он даже не знает, где находится Стат. Все, что он сделал, это прислал записку о том, что мне суждено умереть.
   — Ваш дворец укреплен, как хранилище золотого запаса Федерации.
   — Штаб Кентона был укреплен не хуже. Комсток раздавил сигарету в массивной оловянной пепельнице.
   — Ходили слухи, что на самом деле он умер не от пищевого отравления. Так или иначе, ему не повезло.
   — Любому может не повезти — можно упасть с лестницы, съесть что-то не то. Тигр абсолютно реален, он здесь, в Сириле, и я не имею ни малейшего представления о том, как он выглядит. Скоро девятнадцать лет, как я видел его последний раз. А полукровки могут менять внешность, — добавил он.
   — Предположим, что ему повезло, — сказал Комсток, — у вас есть план на этот случай?
   — Мой сын Ларри может взять власть. Вы будете принимать решения, а он — обеспечивать их выполнение именем Турна. Он проинструктирован на этот счет.
   — Очень хорошо, тогда вопрос решен. Вам одолжить телохранителя?
   Багровые щеки герцога надулись от смеха.
   — Когда выйдете отсюда, пройдите через Северное крыло. Задержитесь в главной столовой и посмотрите на стену.
   — Что там?
   — Три слова, написанные красным мелом.
   — Хорошо. Эти карты я возьму с собой. Вернусь после обеда.
   — Всего хорошего.
   Генерал отсалютовал, Ричард ответил тем же. Металлические двери бесшумно раздвинулись. Он вышел и вместе с телохранителями направился к Северному крылу.
   — Сегодня ночью, — сказал Ричард, — в Самарканде.
***
   — Доброе утро, моя милая. Ты не изменилась. Здесь, в ледяной гробнице, время не властно… Только… Только эта зеленая отметина поцелуя, который останавливает сердце… Глория! Я иду повидаться с нашей дочерью. Этот человеческий щенок Турна хочет ее…Что? ..Нет, конечно, нет. Но я должен увидеть ее. Я думаю, она похожа на тебя… Она либо просто красива, либо красивый мутант, так он сказал. Какова мать, такова дочь, а каков отец, таков и сын…Ричард убил нас, когда ты плеснула вино ему в лицо, но я вернулся…Разрушенная форма порождает хаос; хаос разрушает другие формы — цепная реакция! Щенок хочет ее, как тот шакал хотел тебя, моя прекраснейшая блудница…Не плачь, береги свои ледяные слезы. Я заберу две души и выкорчую древо Турнов! ..Нет! Подожди меня…Сбереги свой ледяной плевок для душ Турнов, когда они встретятся с тобой.., срок уже близок…
   — Прощай, мой милый…

МИНУС ПЯТЬ

   — Пит ?
   — Да, милорд ?
   — Насколько я понимаю, мой сын нанял вас потому, что вы.., э-э.., профессионал.
   — Совершенно верно, сэр.
   — Я, ну, словом, я испытываю некоторое напряжение. Вы понимаете, что я имею в виду?
   — Нет, сэр.
   — Черт! Вы примерно моего возраста! Вам должно быть известно это чувство.
   — Сэр?
   — Проклятье! У меня зуд на женщину, и я хочу его унять. Я достаточно ясно выражаюсь ?
   — Совершенно ясно.
   — Хорошо. Вот кое-что за ваши хлопоты. Доставьте мне молоденькую.
   — Куда ее доставить?
   — Тот отдаленный летний домик будет пустовать, — он показал за окно. — Сегодня вечером, скажем, в одиннадцать?
   — Пригоню ее с колокольчиком на шее.
   — Ха! Я бы предпочел поменьше одежды.
   — Обнаженной до костей, милорд?
   — Ну, не так радикально. Ха!
   — Я профессионал, милорд.
***
   . Вместо того чтобы воспользоваться лифтом, он поднялся на девятый этаж по лестнице. Подойдя к ее двери, он остановился. Дверь распахнулась.
   — О, я не знала, что здесь кто-то есть…
   — Я как раз собирался постучать.
   — Должно быть, я услышала, как вы поднимаетесь по лестнице.
   — Должно быть.
   Она пропустила его, и он вошел в квартиру, стараясь запечатлеть в памяти каждую картину на стене, каждый половичок и столик.
   — Не хотите ли присесть ?
   — Благодарю.
   Он вытащил конверт.
   — Вы — Кассиопея Рамсэй?
   — Да.
   — Я пришел по поручению Двора Турнов. Она вгляделась в Алькатрас его глаз. Они разглядывали друг друга, и слова как во сне проплывали между ними, покачиваясь на волнах цвета солнечного моря.
   — Леонард, сын Ричарда, желает вашего присутствия в его покоях. Сегодня вечером, если возможно.
   — Понятно. А что там произойдет?
   — Ничего. Он хочет спать с вами.
   — О! А вы что же, королевский.., посыльный?
   Почему ничего не произойдет ?
   — Да, и хорошо оплачиваемый. Я также и вам принес много денег. Вот. Он будет мертв.
   — Отлично, я буду там. Во сколько?
   — Скажем, в полночь.
   — В полночь, — она улыбнулась.
   В полночь. Когда он ушел, волны замерцали и схлынули.
   Но Персей со стеклянной рукою, с мечом изо льда… Солнце же жжет горячей!
   И тогда, впервые за много лет, она засмеялась.
***
   Боевики Комстока рассредоточились в темноте. Малейший сигнал, и их ряды сомкнутся. Войти мог любой. Выйти не мог никто.
   — Ты знаешь время, Эл?
   — Еще только десять.
   Лазерные ружья с антрацитово поблескивавшими прикладами высовывались из черневших ветвей…
   — Думаешь, кто-нибудь придет?
   — Не знаю.
   Напряженное ожидание; летний домик по-прежнему темен.
   — Что, если Ричард вздумает прогуляться?
   — Старайся, чтобы он тебя не заметил. Комстоку это ни к чему.
   — Черт, речь идет о голове старика! Ему следовало бы быть благодарным.
   — Это не его приказ, так что утихни. Искры, жужжание насекомых.
   — Кто там в коттедже?
   — Не знаю. Поскольку никто не выходит, это не имеет значения.
   — А если выйдут?
   — Посмотрим.
   Влажный ветер, хохот грома…
   — Ты захватил пончо?
   — Да, а ты нет?
   — Проклятье! Шаги.
***
   Сквозь спрессованную всепроницаемость Опоясывающего Стата просачивались невесомые числовые значения: слова, доходившие отовсюду.
   Трижды в день Статком устраивал тридцатисекундный перерыв, отдыхая от тяжелых материй, и переводил все на язык человеческой речи — миллионы единиц человеческой речи. Затем он трансформировал все в категории значимости.
   Когда появлялся префикс V-кода, он расталкивал все остальные слова, сметая их в завывающие груды, и зажигал огни цвета поблекшей корицы.
   Длинный бумажный язык метнулся по направлению к Смиту. Тот перестал полировать ногти и проткнул бумагу пилкой.
   Подтянув к себе, прочитал.
   Улыбнувшись, вновь уронил бумагу на пол.
   Проинформировав лобные доли мозга о том, что Рамсэй скоро умрет, мозжечок вернулся к пережевыванию своей жвачки.
   Мозг вновь сфокусировал внимание на ногте большого пальца.
***
   — ..Паралич и лихорадка, — ответил Рамсэй, — вот что происходит. Кричи, если хочешь, — никто тебя не услышит.
   — Мертва. Она мертва, — сказал Ричард.
   — Разумеется. Ты об этом позаботился девятнадцать лет назад. Помнишь?
   Рамсэй обнял тоненькие плечи. Медленно повернул кресло с сидящей в нем женщиной.
   — Глория! Ты помнишь Глорию?
   — Да. Да! Горло горит огнем!
   — Превосходно! Подожди, пока яд разорвет твои легкие!
   — Кто ты? Ты не можешь быть…
   — Но это я!
   Его глаза загорелись оранжевыми сполохами, и он воздел руки над головой. Годы, словно листья, опадали с него.
   — Капитан Рамсэй… Виндичи!
   — Да, я Рамсэй, — сказал он. — Я собирался заколоть тебя кинжалом, но так получилось даже лучше. Ты так страстно хотел поцеловать ее минуту назад.., девятнадцать лет назад. Настолько страстно, что убил ее вместе с мужем.
   Герцог начал задыхаться.
   — Побыстрее кончайся. Я должен вернуть ее в гробницу и закончить другую работу.
   — Только не трогай сына! — прокаркал герцог.
   — Да, старина — дряхлый, подлый, гнусный отравитель — я покончу и с ним, и по той же самой причине. Ты это сделал с моей женой, он — с моей дочерью, и папочка с сыночком отправятся в ад в одной упряжке.
   — Он так молод! — выкрикнул герцог.
   — Совсем, как Глория. И как Кассиопея… Герцог закричал. Это был вой, похожий на длинное лезвие, сломанное на конце. Рамсэй обернулся, нахмурив лоб.
   — Умри, проклятый! Умри!
   — Зеленая губная помада, — прохрипел Ричард. — Зеленая помада…
   Стены летнего домика затрещали и рухнули. Рамсэй заметался, словно летучая мышь в лопастях вентилятора. Первого нападавшего он ударил ребром ладони по горлу. Выхватил его ружье и начал палить.
   Трое упали.
   Он перепрыгнул через тело и шагнул сквозь пролом в стене, стреляя сначала налево, потом направо.
   Ружейный приклад обрушился ему на спину, заставив упасть на колени.
   Тяжелые ботинки начали молотить по почкам, по ребрам.
   Он свернулся клубком, прикрывая руками затылок.
   Прежде чем все исчезло, он разглядел свечу, череп, кинжал и зеркало.
***
   — Привет, — сказала она.
   — Привет. Ты рано.
   — Осталось несколько минут.
   — Не могла дождаться, да?
   — Еще бы!
   Он подошел к ней, разглядывая ее с ног до головы. Похлопал ее по бедрам.
   — Ты вроде ничего девочка. Боже! Глаза-то! Никогда не видел глаз такого цвета.
   — Они меняются, — сказала она. — Это мой счастливый цвет.
   Он самодовольно ухмыльнулся и провел рукой по ее волосам, щекам.
   — Что ж, давай станем по-настоящему счастливы.
   Он притянул ее к себе, неловко нащупывая застежки у нее спине.
   — Ты теплая, — сказал он, стягивая бретельки с плеч. — Такая теплая…
   Не выпуская ее из объятий, он откинулся назад и выключил верхний свет.
   — Так уютнее. Я люблю атмосферу… Что это было?
   — Вопль, — улыбнулась она.
   Он оттолкнул ее и подбежал к окну.
   — Должно быть, какая-то безумная птица, — сказал он после паузы.
   Передернув плечами, она сбросила остатки одежды и встала во весь рост, чуть раскачиваясь в тусклом свете. Ее волосы отливали рыжими полосками тигриной шкуры, а глаза — черными…
   — Это был герцог, твой отец, — тихо сказала она. — Ты унаследовал его титул. Да здравствует герцог Ларри! По крайней мере до полуночи.
   Он обернулся, прислонившись спиной к оконному косяку.
   — Посмотри на меня в последний раз. Ледяные гробницы опустели.
   Он пытался вскрикнуть, но ее тело было подобно языку белого пламени, а глаза сияли, словно два черных солнца; он смотрел на нее, как дикий зверь, пойманный в ловушку.
   Он не пошевелился, просто не смог.
   Совершенные изгибы, выточенные из слоновой кости, — ее плечи, и две луны, обрамленные голубым сиянием, — ее груди, и огненная река из старинных баллад
   — ее тигриные волосы: все это отпечаталось в его голове; затем видение задрожало и помутнело в ледяных волнах паралича, поднимавшегося по позвоночному столбу, словно мороз по тонкому стволу саженца.
   — Полукровка! — прошептал он за мгновение до того, как мороз поглотил его полностью.

МИНУС ЧЕТЫРЕ

   — Он выживет? — спросил толстый сержант.
   — Еще неизвестно; — ответил долговязый, стирая яичный желток с усов. — Как только ему вливают свежую кровь, она тут же становится отравленной. Не успевают перекачивать. Легкие парализованы. Ему подключили искусственное дыхание, а сам он без сознания.
   — Кто станет у власти, если он умрет?
   — Говорят, парнишка.
   — Боже!
   Он посмотрел на неподвижную фигуру в летнем домике. Человек смотрел в потолок и не шевелился. Четверо боевиков Комстока, заняв позиции по четырем сторонам света, держали ружья наготове.
   — Что будем делать с ним?
   — Собираемся допросить его, как только он придет в себя.
   — Это и есть тигр? — спросил толстяк.
   — Так они говорят.
   — Значит, он знает что-то о Стате.
   — Ну да.
   Голос толстяка задрожал от волнения, маленькие черные глазки заблестели.
   — Дайте мне допросить его!
   — Тут все хотят. Ты что, особенный?
   — Он пытался убить герцога. У меня такие же права, как и у остальных.
   Долговязый покачал головой.
   — Мы будем тянуть спички перед первым допросом. У тебя сбудут те же шансы, что и у остальных.
   — Хорошо, — толстяк поиграл ремнем. — Хочу браслет из зубов тигра.
***
   Ричард лежал, словно в гробу, окруженный трубками, змеевиками, бутылочками, насосами. Все это дышало вместо него. Проделывало работу сотни пар почек. Заряжало его кровь витаминами и противоядиями. Заставляло защитные силы его организма кряхтеть от натуги.
   Как ни странно, в этом мире покоя, где дрейфовал его разум, герцог не потерял способности думать. Словно он освободился от пылающей плоти и бестелесно плыл в пустом пространстве…
   Юность — радости пора, ей любви не избежать…
   Обрывки старых песен пронизывали его. Впервые со времен детства он чувствовал в себе умиротворенную импотенцию.
   Вспышки угрызений совести освещали его внутреннюю ночь при мысли о Федерации — неповоротливой, неумолимо переживавшей и переваривавшей все на своем пути. Тернерианская Ось была последней великой оппозицией в этих осьминожьих объятиях. Автономия, дарованная когда-то пограничным мирам, исчезала теперь в пасти осьминога, словно воспоминания юности. Щупальца осьминога стремились захватить колесо, вращавшее галактику, превратить все миры в клетки своего тела.
   Нет! Он не даст этому случиться. Он выживет! Все девять звездолетов уже прибыли и ждут, где-то там наверху, построившись клином. Девять звездолетов ждут, чтобы его рука направила острие клина прямо в глаз осьминога, в самое сердце Стата! Он постарается выжить во что бы то ни стало.
   К нему вернулось ощущение огня во всем теле.
***
   — Ты не можешь держать меня вечно, полукровка! — хрипел он. — Ты уже теряешь свою силу!
   — Это правда, — улыбнулась она.
   — Кто-нибудь придет, чтобы рассказать о происшествии.., они найдут тебя здесь…
   — Нет, — сказала она.
   — ..Тогда ты пожалеешь, что родилась на свет.
   — Я жалею об этом девятнадцать лет, — ответила она, прежде чем разбить вазу о его голову.
   Старый отец, старый кукольник, что случилось ?
   Я проиграл.
   Виндичи не проигрывает.
   Кто такой Виндичи?
   Ты должен попытаться вспомнить…
***
   — Я выиграл! — захихикал толстяк.
   Тигр, тигр…
   — Я выиграл, — повторил он.
   Зверь горящий…
   — Воспользуюсь той комнатой, — показала он.
   Я иду.
   — Давай.
   Вон из дворца!
   Он встал, и охранники подняли Рамсэя и поставили на ноги.
   Ты помнишь?
   Они подтолкнули его по направлению к кладовке.
   Я пытаюсь вспомнить. Вон из дворца!
   Он пошатнулся и врезался в стену.
   Почему ?
   Дверь распахнулась. Множество рук втолкнули его, и он оказался внутри.
   Я не знаю. Знаю только, что ты должна немедленно уйти.
   Удерживаться на ногах было нелегко. Он стоял посередине маленькой комнаты, щуря припухшие веки, чтобы прикрыть свой желто-серый взгляд от безжалостно обнаженной лампочки на потолке.
   В небе уже девять звездолетов…
   Иди домой!
   Сержант улыбнулся и закрыл за собой дверь. Он запер ее, положил ключ в карман.
   — Итак, ты тигр. Ты не кажешься таким уж свирепым.
   Рамсэй покачал головой и внимательно посмотрел на сержанта.
   Тот отстегнул пистолет от ремня и засунул его за пояс брюк. Медленно, смакуя каждое движение, он расстегнул этот широкий ремень и вытянул его из штрипок. Неспеша начал накручивать его на руку.
   Тигр, тигр…
   Когда на свободе осталась только пряжка и несколько дюймов кожи, он улыбнулся и медленно шагнул вперед.
   Зверь горящий…
   Рамсэй поднял руку над головой, потянулся и разбил ненавистную лампочку.
   — Лучше уж Виндичи, — послышался странный смешок.
   Толстяк сделал три неуверенных шага в темноте по направлению к тому месту, где стоял Рамсэй.
   Что сулит твой взор из чащи…
   Занес правую руку для удара.
   Кто бессмертный изваял эту поступь и оскал…
   Предпоследним звуком, который он услышал, был металлический звон за спиной. Кто-то вцепился ему в волосы, чье-то колено врезалось в позвоночник.
   Он почувствовал, будто что-то вроде осколка льда коснулось его горла, и сам он почему-то стал весь мокрый.
   Последним звуком, который он услышал, было либо бульканье, либо тихий смех, либо и то и другое.
***
   Комсток вскочил на ноги с побелевшим лицом.
   — Сбежал?
   — Да, сэр, — выдавил лейтенант.
   — Кто ответственный?
   — Сержант Эльтон, — лейтенант закусил нижнюю губу.
   — Немедленно расстрелять.
   — Он уже мертв, сэр. Виндичи перерезал ему горло и забрал пистолет. Он убил пятерых охранников. В помещении открыто окно, одна униформа исчезла.
   — Найти его. Привести сюда, если сможете. Если не сможете, принести то, что останется.
   — Да, сэр. Мы уже ищем.
   — Убирайся вон! Подключайся к поискам!
   — Да, сэр.
   Некоторое время он боролся с собой. Потом сел и поднял трубку.
   — Сэр?
   — Удвойте охрану Ричарда. Этот человек опять на свободе.
   Он бросил трубку, не дождавшись ответа.
   — Он был прав, — сообщил Комсток пустому экрану. — Все-таки он был прав.
***
   Мир Стата — хмельная летучая мышь, Что мечется взад и вперед…
***
   — Он не справился с заданием, — сказал Гаррисон, обращаясь к блестящему коричневому ящику.
   — Он еще жив? — спросил он.
   — Да, но…
   — Значит, еще рано говорить, что не справился, — ответил он.
   — Но он скоро умрет…
   Раздался звук, словно на стальной гитаре лопнула струна.
   Тогда Гаррисон понял, что разговаривает сам с собой.
   Он закрыл ящик, рот и разум и встал, чтобы подключиться к охоте на тигра. ***
   — Отец?
   — Кто это?
   — Касси, но…
   — Я не знаю никого по имени Касси. И у меня нет детей.
   — Ты Виндичи. Но ты также капитан Рамсэй. Я твоя дочь.
   — Я позаимствовал личность Рамсэя случайно. Ты его дочь, не моя.
   — Пусть так, иди своим путем. Но посмотри наверх.
   — Я под землей. Здесь ничего не видно.
   — В небе девять звездолетов, готовых нанести удар по Федерации… Может, в том, чтобы разбить ее, есть свой резон.
   — Какой резон?
   — Она уже исполнила свою роль. Доставила человечество к звездам. Теперь это всего лишь гигантская губка, сосущая кровь из миров, которые жаждут независимости. Надави на нее, и она сожмется, истекая этой кровью…
   — Это не мое дело.
   — Когда-то это было делом моего отца. Очень давно.
   — И Ричард убил его! Ты предлагаешь дать планам Ричарда осуществиться?
   — Только ты знаешь, где находится Стат.
   — Это верно.
   — Ты помнишь Глорию? Молчание — Люди впереди! Огни! Бешеный бег, больше ни слова. Ненавижу, активный глагол. Ярость, внутренность топки. Молчание… Боль…

МИНУС ТРИ

   Он пробудился.
   Долго не открывал глаза. Подумал о своих руках и ногах — они были на месте. Он попытался вспомнить, кто он такой, но не смог.
   Потом его начало трясти.
   Затем пришла боль.
   Вспомнил, как бежал, бежал в подземных туннелях. Он разжигал костер памяти. Вспомнил, как пробирался в подземелье под дворцом. Добрался до огромного вентилятора. Кто-то говорил с ним из ниоткуда.
   Костер тлел.
   Кто-то, возможно, Рамсэй, хотел, чтобы он помог раздавить Стат. Он вспомнил, что убил множество людей. Вспомнил, как его прижали к стене, отняли пистолет. Вспомнил, как начали бить.
   — Он стоял на четвереньках, рычал. Они пинали его. Он вспомнил, как ухватил за лодыжку человека, нагнувшегося над ним. Вспомнил, как сомкнул зубы, последовавший за этим вопль. Затем был вкус крови во рту, и череп раскололся на части, и перед глазами замаячило зеркало, в котором не было отражения…
   Он облизал губы и содрогнулся от вкуса крови. С усилием открыл распухшие веки.
   — Целых девятнадцать лет ты был неподражаем, — сказал голос внутри него.
   — На всей этой звездной скотобойне не было другого такого Виндичи, кто лучше тебя взламывал бы замки, убивал людей и останавливал то, что должно было случиться.., но сейчас ты не справился с единственной работой, которая что-то по-настоящему значила для человека, которым ты когда-то был… — его воспоминания мелькали, словно кинопленка, заполнившая половину его рассудка.
   — Ты — голый, бесполезный человечек, жалкий извивающийся червяк, ветка голой ивы, никчемный актеришка, напускающий на себя важный вид… Только дела имеют цену, а ты на них неспособен! Ты боишься взглянуть в зеркало, чтобы увидеть собственную трусость…
   Он зарычал, откинув голову и стиснув разбитые зубы. Боль во всем теле была не правдоподобно сильной. Крик наткнулся на сломанные ребра и оборвался на высокой ноте. Он зарыдал внутри своей клетки.
   Он был привязан за лодыжки и запястья к огромной дыбе. Здесь, внизу, была тень, но горячий солнечный свет пробивался через беки.
   Он медленно открыл глаза, огляделся.
   Он был один, на дне ямы, со своей дыбой. Мерзкое deja vu возникло перед глазами и, словно гроб, поплыло в кровавом озере.
   Стены были каменные, не меньше двадцати футов высотой. В них не было ни щелей, ни отверстий. Пол темницы занимал площадь не больше десяти футов. Дыба висела под углом в девяносто градусов. Зев ямы был раскрыт.
   Даже если бы удалось сломать металлические путы, выкарабкаться из ямы было невозможно: слишком высокие, слишком гладкие стены.
   Солнце висело в бледно-зеленом небе, словно зеленая клякса, прямо посередине. Вид неба не был замутнен ни единым облачком.
   Он проклял солнце, проклял день. Он проклял богов, осыпающих его нечистотами.
   Солнце передвинулось в самую середину квадратного отверстия ямы и продолжило свое амебоподобное движение влево. Наконец, оно поцеловалось с краем ямы. Ему казалось, что оно сейчас развалится и сползет вниз по стене, облив его зеленым огнем. Вместо этого край ямы принялся отрезать от солнца кусок за куском, пока оно не исчезло. Квадрат неба превратился в пустой аквариум.
   Голоса.
   — Он здесь, — сказала женщина. — Он все еще жив?
   Он запрокинул голову и с ненавистью посмотрел вверх.
   — Боже! Только посмотрите на эти мускулы! Эти глаза!..
   — Он полукровка, — сказал ее спутник, высокий тонкий юноша с повязкой на голове. — Я буду приходить сюда каждый час. Буду смотреть, как он умирает. Но в нем еще осталось столько жизни — полукровки очень сильны.
   Женщина пренебрежительно отмахнулась от него.
   — Эй, полукровка! — крикнул юнец. — Ты проиграл. Мой отец поправляется, он выживет! Он лично вскроет тебе вены, как только сможет двигаться!
   Глаза Виндичи загорелись, и мальчишка пошатнулся. Он начал падать вперед. Женщина схватила его за руку и дернула назад.
   — Опять не сработало, — крикнул он вниз. — Однако хорошая попытка. Твоя дочь гораздо искуснее в такого рода вещах! Надеюсь, у тебя еще будет возможность увидеть, что я с ней сделаю.
   — Ингредиенты тигриного супа нелегко собрать воедино… — прорычал человек на дыбе. Сверху раздался смех.
   — Но мы поймали тигра!
   Экран неба вновь опустел, и звуки замолкли в отдалении.
   Дочь. Они, кажется, сказали «дочь»? Ах да, дочь Рамсэя. Касси…
   — Касси ? Где ты?
   — Прячусь. В многоэтажке. Здесь есть кладовка — темная, холодная. В рекламе ее не было.
   — Они тебя ищут. Не покидай укрытия.
   — Где ты сейчас?
   — Это неважно.
   — Я вижу кусочек неба. Окно? Он закрыл глаза.
   — Нет.
   — У тебя все болит. Но я думала, ты мертв.
   — Не беспокойся обо мне. Сохрани себя. Покинь этот мир, когда все успокоится.
   — Куда же мне деваться ?
   — В другой мир, куда угодно.
   — Федерация будет повсюду. Я из мира Тернера, не из мира людей. Так же, как и ты.
   — Нет! Я Виндичи! Я не был рожден женщиной!
   Молчание.
   — Почему ты плачешь, девочка?
   — Что тебе до этого? Я оплакиваю своего отца.
   — Рамсэй мертв. Он был слаб.
   — Нет. Ты — Рамсэй. Виндичи — это фальшивый фасад.
   — Убирайся! Молчание.
***
   Ночь. Облака.
   Звезды, пение ночных птиц.
   В небе излюбленного цвета Эль Греко, обрамленном губами ямы, девять звезд выстроились в форме стрелы, ждущей цели…
   Голова перечеркнула небо.
   …Белая повязка. Металлический ореол, корона… Металлический звук, смех…
   — Мы знаем, где она, Виндичи. Я притащу ее сюда и заставлю тебя смотреть.., уже скоро!
   Корона исчезла. Облака. Море хлопка.
   — Беги! Беги! Они знают, где ты!
   — Как они смогли узнать?
   — Не знаю. Бег, ярость.
***
   Гаррисон спешил сквозь ночную тьму, на лице у него застыло озадаченное выражение, в кармане лежал пистолет, и последнее предписание Стата каталось в голове, словно мраморный шарик в консервной банке.
***
   Юность — радости пора…
   Ричард весь взмок. Девять глаз, выстроившись в форме пирамиды, отливали в небе металлическим блеском.
   Он попытался поднять руку, но обе они были прикованы к кровати.
   «Мир Стата — хмельная летучая мышь…»
   Смит налил себе еще.
   «…То знает лишь Статком», — икнул он.

МИНУС ДВА

   — Ты дурак, Виндичи! Посмотри внимательнее! — он подтолкнул ее вперед.
   — Касси?
   — Да. Они уже ждали.
   — Ты сам вспугнул своего теленочка! Завтра утром мой отец уже сможет сидеть! Тогда он убьет вас! Но сегодняшняя ночь — моя.., и ее!
   — Прости, Косей.
   — Ты не знал. Они провели тебя.
   — Я знал, что вы, полукровки, можете разговаривать мысленно! Ты заставил ее бежать! Прямо ко мне в руки!
   Виндичи зарычал. Из одеревеневшей глотки вырвался нечеловеческий звук. Волосы на затылке встали дыбом.