Он стал вилять хвостом, подошел ко мне и лизнул руку.
– Руки, Бортан! Нужны руки, чтобы освободить меня. Ты должен отыскать их, Бортан, и привести сюда.
Он поднял кисть, валявшуюся на земле, и положил у моих ног. Затем он снова стал смотреть мне в глаза и махать хвостом.
– Нет, Бортан. Живые руки. Руки друзей. Руки, которые развяжут меня, понимаешь?
Он лизнул мою руку.
– Иди и найди руки, которые освободят меня. Живые руки! Давай! Живо!
Беги!
Он повернулся и побежал прочь. Затем остановился, оглянулся и снова выскочил на тропу.
– Он понял? – спросил Гассан.
– Думаю, что да.
Я посмотрел ему вслед.
– У него не совсем обычный для собаки мозг, и он так много прожил, что, наверное, очень многому научился.
– Тогда будем надеяться, что он отыщет кого-нибудь достаточно быстро, чтобы мы не успели уснуть…
Глава 12
Глава 13
– Руки, Бортан! Нужны руки, чтобы освободить меня. Ты должен отыскать их, Бортан, и привести сюда.
Он поднял кисть, валявшуюся на земле, и положил у моих ног. Затем он снова стал смотреть мне в глаза и махать хвостом.
– Нет, Бортан. Живые руки. Руки друзей. Руки, которые развяжут меня, понимаешь?
Он лизнул мою руку.
– Иди и найди руки, которые освободят меня. Живые руки! Давай! Живо!
Беги!
Он повернулся и побежал прочь. Затем остановился, оглянулся и снова выскочил на тропу.
– Он понял? – спросил Гассан.
– Думаю, что да.
Я посмотрел ему вслед.
– У него не совсем обычный для собаки мозг, и он так много прожил, что, наверное, очень многому научился.
– Тогда будем надеяться, что он отыщет кого-нибудь достаточно быстро, чтобы мы не успели уснуть…
Глава 12
Ждали мы очень долго. Ночь была холодной. Иногда нам казалось, что время остановилось для нас. Наши мышцы затекли и тупо ныли. От усталости и недоедания у нас кружилась голова. Веревки грубо впились в наши тела.
– Как ты думаешь, им удалось добраться до деревни? – спросил Гассан.
– Мы дали им неплохой запас времени. Думаю, что они не упустили такую возможность…
– С вами всегда было трудно работать, Карачи…
– Я знаю. И сам давно заметил это.
– Как мы все лето гнили на Корсике в темноте…
– Ага.
– Или наш марш в Чикаго, после того, как мы потеряли все наше оборудование в Огайо.
– Да, это был очень неудачный год.
– С вами всегда найдешь неприятности, Карачи. «Рожденный вязать узлы на хвосте тигра» – вот как называют таких людей. Иметь дело с такими, как вы, очень трудно. Что касается меня, то я люблю тишину и уединение. Томик стихов и свою трубку.
– Тсс… Я что-то слышу.
Раздался цокот копыт. В узком секторе света от опрокинутого фонарика появился сатир. Движения его были нервными. Глаза его перебегали с Гассана на меня, потом опять на Гассана. Казалось, он не понимал, что здесь произошло.
– Помоги нам, маленький рогатик, – сказал я по-гречески.
Он осторожно приблизился. Увидев кровь на растерзанных телах дикарей, он повернулся, явно собираясь убежать.
– Вернись! Ты мне нужен! Это я, игрок на свирели!
Он остановился и повернулся к нам. Ноздри его дрожали. Заостренные уши стояли торчком.
Он вернулся. На его почти человеческом лице было написано неизмеримое страдание, когда он переступал через разбросанные останки куретов и лужи крови.
– Кинжал, кинжал у моих ног, – сказал я, опустив глаза. – Подними его.
Казалось, что ему совсем не нравится прикасаться к чему-либо, созданному человеком, особенно к оружию.
Я просвистел последние такты моей мелодии:
«Поздно, поздно, так поздно…»
Его глаза подернулись влагой. Он вытер тыльной стороной своей поросшей шерстью ладони эту влагу и зашмыгал носом.
– Подними кинжал и разрежь веревки. Подними его. Нет, не так. За другой конец. Да, да…
Он взял кинжал правильно и посмотрел на меня. Я пошевелил своей правой рукой.
– Веревки. Режь их!
Он подчинился. У него ушло на это около двадцати минут.
– А теперь дай мне нож, об остальном я сам позабочусь.
Он вложил кинжал в мою правую руку.
Я сжал оружие и через несколько секунд был свободен. После чего я спешно освободил Гассана.
Когда я обернулся, малыша уже не было, и только частый цокот его копыт еще долго стучал в наших ушах.
– Дьявол простил меня… – прошептал Гассан.
Мы постарались побыстрее убраться отсюда. Как ни как, все же «горячее» место. Мы сделали крюк вокруг деревни куретов и двинулись на север, пока не вышли на тропинку, в которой я признал дорогу на Волос.
То ли Бортан нашел сатира и каким-то образом заставил его пойти к нам, то ли тот случайно набрел на нас – этого я не знал. Бортан, однако, не вернулся, поэтому я больше склонялся ко второму варианту.
Ближайшим безопасным местом был городишко Волос, примерно в двадцати километрах отсюда. Если Бортан убежал туда, где его могли узнать многие мои родственники, то до его возвращения должно было пройти еще немало времени. То, что я послал его за помощью, было чем-то вроде жеста отчаяния. Если бы он отправился в любое место, кроме Волоса, то я не имел бы ни малейшего представления, когда он вернется. Но в любом случае я надеялся на то, что он снова найдет меня.
Пока что мы старались идти как можно быстрее.
Но уже примерно через десять километров мы стали шататься от усталости. Мы понимали, что идти дальше, не отдохнув, мы уже не в состоянии, и поэтому внимательно осматривали окрестности дороги, стараясь отыскать безопасное место, где можно было бы выспаться.
В конце концов я узнал один крутой скалистый холм, где я еще мальчишкой пас овец. Небольшая пещера пастуха, расположенная неподалеку от вершины, была сухой и пустой. Мы натаскали в нее свежей травы для подстилки, забросали ветками вход и с облегчением растянулись на земле.
Уже через несколько секунд Гассан начал мерно похрапывать. Мой мозг еще несколько секунд бодрствовал, и в эти секунды я понял, что из всех удовольствий – глоток холодной воды после жажды, спиртное, секс и сигарета, после многих дней воздержания – со сном ничто не может сравниться.
Сон – лучше всего!
Я мог бы сказать о том, что, если бы наш отряд избрал более долгий путь из Ламии до Волоса – прибрежную дорогу – то всего того, что с нами приключилось, скорее всего, никогда бы не произошло, и Фил сегодня был бы еще жив. Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае: даже теперь, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, плохо или хорошо то, что мы поступили именно так, а не иначе. В любом случае, следом за нами, простирая к нам руки, среди руин шествовали силы окончательного раскола…
К Волосу мы вышли в полдень следующего дня. После того, как мы пересекли глубокое ущелье возле Макриницы, мы и обнаружили всех остальных членов нашей группы.
Фил вывел всех к Макринице, попросил бутылку вина и экземпляр своего перевода «Прометей Раскованный», и расположился провести с ними вечер.
Утром Диана нашла его давно похолодевшим, с улыбкой на устах.
Погребальный костер я решил устроить в кедровой роще, вблизи разрушенного монастыря. Он не хотел, чтобы его тело было погребено в земле. И в тот вечер он должен был сгореть, а я прощался еще с одним другом. Кажется, если оглянуться назад, то вся моя жизнь в основном была чередой приходов и уходов близких мне людей. То я говорил: «Здравствуйте», то «До свидания». И только Земля оставалась.
Днем я пошел вместе с нашей группой в Паласаве, который расположен на месте древнего Малка, на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени маленьких деревьев на холме, откуда открывался великолепный вид на море и на скалистые склоны.
– Именно отсюда аргонавты отправились на поиски Золотого Руна, сказал я, не обращая свои слова ни к кому.
– Это точно.
– Кто был среди них? – спросила Элен. – Я читала рассказ об этом в школе, но сейчас уже забыла.
– Среди них был Геракл и Лисей, певец Орфей, сыновья бога северных ветров и Язон, их предводитель, который был учеником кентавра Хирона пещера которого как раз находится неподалеку отсюда, около самой вершины Пелион.
– Правда?
– Я покажу ее когда-нибудь.
– О, как интересно!
– В окрестностях этих мест боролись также боги и титаны, – заметила Диана, став рядом со мной. – Разве титаны не вырвали из земли гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа?
– Да, об этом говорят мифы. Однако боги были добры и после окончания кровавой битвы восстановили это место таким, каким оно было прежде.
– Парус!
На горизонте действительно появилось белое пятнышко.
– Да, этим местом до сих пор пользуются в качестве гавани.
– А может быть, это ватага героев, – заметила Диана, – возвращается с еще одним руном? Если это так, то было бы очень интересно узнать, что бы они с ним делали?
– Важно не руно само по себе, – пояснила Элен, – а то, как оно добывалось. Каждый опытный рассказчик хорошо понимает это.
– По ту сторону дороги, – сказал я громко, – находятся развалины византийского монастыря, который, по утвержденному мною графику, будет реставрирован через два года. Считается, что именно здесь проходил свадебный пир Пелея, одного из аргонавтов, и морской нимфы Фетиды.
Вероятно, вы слышали саму историю этого пира? Были приглашены все, кроме богини Раздора, но она все-таки пришла и подбросила яблоко с надписью:
«Самой прекрасной». Парис присудил его Афродите, и этим была предрешена судьба Трои. Впоследствии все, кто встречал Париса, видели, что он был очень несчастен. О, как тяжело принимать решения! Как я уже говорил, эта земля полна мифов.
– Сколько времени мы здесь пробудем? – спросила Элен.
– Мне хотелось бы провести еще пару дней в Макринице, – сказал я, – а затем мы могли бы двинуться на север. Таким образом, в Греции мы проведем еще примерно неделю, а потом отправимся в Рим.
– Нет! – заявил вдруг Миштиго, который все это время сидел на камне и что-то диктовал в свою машинку. – Нет, путешествие на этом можно считать законченным. Это была наша последняя остановка.
– Как же так?
– Я полностью удовлетворен и намерен отправиться домой.
– А как же ваша книга?
– Я вышлю вам по экземпляру с автографом, когда она будет закончена.
Мне очень дорого время, и я собрал почти весь необходимый материал.
Сегодня утром я вызвал Порт-о-Пренс, и аэроглиссер прибудет за мной сегодня вечером. Вы можете продолжать путешествие, но я его уже закончил.
– Что-нибудь было не так?
– Нет, все в порядке, но мне пора уезжать. У меня еще довольно много работы.
Он встал и потянулся.
– Мне нужно кое-что упаковать, поэтому я собираюсь вернуться сейчас.
У вас здесь действительно красивая страна, Конрад, несмотря ни на что. Мы еще встретимся за обедом.
Он повернулся и стал спускаться с холма.
Я сделал несколько шагов за ним, проследив, благополучно ли он спустился.
– Интересно, что это его побудило так спешить? – громко спросил я.
– Он умирает… – тихо отозвался Джордж.
Мой сын Язон, который опередил нас на несколько дней, исчез. Соседи сказали, что он вечером отправился в царство Аида, за день до нашего прихода. Он отправился туда на спине огромной собаки с огненными глазами.
Она мчалась, как бешеная, и быстро исчезла в ночной тьме.
Мои родственники очень хотели, чтобы мы остались на обед. Дос Сантос все еще отдыхал. Джордж лечил его раны и считал, что вовсе необязательно отправлять его в госпиталь в Афины.
Всегда приятно возвращаться домой.
Сначала я пошел на главную площадь и провел всю вторую половину дня, беседуя со своими потомками. Я рассказал им о Тэллере, о Гаити, об Афинах.
Они же рассказывали мне о том, что произошло за последние несколько лет в Макринице.
Затем я выбрал цветы и направился на кладбище, немного побыл там и вернулся в дом Язона. Там я нашел бутылку вина и выпил ее всю. Выкурил сигарету. Затем заварил полный кофейник кофе и выпил его.
И, тем не менее, мое уныние не проходило, так же, как и неопределенность. Окончательный исход всего происходящего до сих пор был мне неясен.
Джорджу болезнь Миштиго была известна. Он сказал, что у веганца все симптомы тяжелого нервного расстройства. Неизлечимого. Безусловно со смертельным исходом.
Гассан был здесь совершенно ни при чем. «Причина этой болезни неизвестна», – таков был диагноз Джорджа. В связи с этим все требовало полнейшего пересмотра.
Джордж узнал о болезни Миштиго еще до нашего путешествия. Что навело его на эту мысль? Фил попросил его понаблюдать за веганцем с целью выяснить, нет ли у него признаков какого-нибудь неизлечимого заболевания.
Почему?
Он не сказал, почему. И теперь я уже не могу спросить его об этом.
Проблему эту предстояло решать мне. Завершил ли Миштиго свою работу, или у него не осталось времени, чтобы это сделать? Он сказал, что закончил. Если же он ее не закончил, то получается, что все это время я оберегал фактически мертвеца без всякой на то пользы! Если же он ее закончил, то мне необходимо знать результат этой работы для того, чтобы очень быстро принять решение, касающееся того срока жизни, который ему еще остался.
Обед не дал ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и не обращал внимания ни на какие вопросы, либо отмахивался от них. Поэтому, как только мы выпили кофе, я и «Рыжий Парик» вышли наружу покурить.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю. Я думал сначала, что, возможно, он это сделал.
– Нет. Что же теперь?
– Не знаю.
– Убить его?
– Возможно, да. Хотя сначала нужно выяснить – зачем?
– Он завершил свою работу.
– Ну и что? В чем она заключается?
– Откуда мне знать?
– Черт побери! Я должен знать! Мне хочется знать, потому что я убиваю кого-то. Меня это очень интересует.
– Интересует? Очень? Да ведь это же очевидно! Веганцы хотят скупить у нас всю Землю. Поэтому Миштиго должен срочно дать отчет о тех местах, которые интересуют их больше всего…
– Тогда почему он не посетил все намеченные места? Почему он ограничился только Египтом и Грецией? Пески, скалы, джунгли, ужасные чудовища – вот и все, что он успел увидеть. Вряд ли все это может привлечь внимание инопланетян.
– Он испугался! И поэтому бежит! Он прямо дрожит от счастья, что остался в живых. Ведь его свободно могли слопать и куреты, и боадил, и черт знает кто еще!
– Ну что ж, хорошо. Тогда пусть себе бежит. Пусть он передаст им плохой отчет.
– А вот этого он не может допустить. Если они на самом деле хотят скупить всю Землю, они не станут раскошеливаться на основании обрывочных данных. Они просто пришлют еще кого-нибудь посмелее, чтобы завершить дело.
Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы представляем реальную силу. И что мы будем бороться против всякого…
– Но он не боится за свою жизнь, – задумчиво произнес я.
– Не боится? Тогда как же все это объяснить?
– Не знаю… Однако, я обязан все это скорейшим образом выяснить.
– Как?
– А что, если я спрошу у него?
– Ты псих! – сказала она и отвернулась от меня.
Она стояла неподвижно, как статуя. Потом я взял ее за плечи и поцеловал в шею.
– Иди домой, – наконец вымолвила она. – Уже поздно.
Я вернулся в просторный дом Язона Короноса, где расположились я и Миштиго. И где провел свою последнюю ночь Фил. В комнате, где он не проснулся, томик «Прометея» все еще лежал на письменном столе рядом с пустой бутылкой. У меня, пока он еще был жив, было неотступное ощущение, что он что-то недоговаривает.
Поэтому я открыл книгу.
Его последнее произведение было написано на чистых листах в конце книги, по-гречески, но не на современном греческом, а на старом, классическом.
Вот оно:
«Дорогой друг! Я плохо себя чувствую, и Джордж хочет переправить меня в Афины. Я не возражаю и отправлюсь туда завтра же, когда прибудет аэроглиссер. Поэтому сейчас я должен прояснить многое, касающееся наших насущных дел. Веганец должен покинуть Землю во что бы то ни стало живым живым любой ценой. Это очень важно. Я боялся вам рассказывать об этом раньше, так как опасался, что Миштиго мог оказаться телепатом. Поэтому я присоединился к вам позже, в Греции, хотя с радостью посетил бы и Египет.
Именно поэтому я притворился, что ненавижу его, чтобы быть от него как можно дальше, и только после того, как я получил неопровержимые доказательства того, что он не телепат, я решил присоединиться к вам.
Я подозревал, что раз здесь оказались Дос Сантос, Диана и Гассан, значит, Рэдпол жаждет его крови. Если бы он был телепатом, полагал я, то он бы об этом быстро узнал и сам предпринял бы необходимые меры предосторожности. Если же он телепатом не был, то я всецело полагался на ваши способности защитить его от чего угодно, включая и Гассана. Но мне не хотелось, чтобы он узнал о том, что мне известно. Однако я пытался предупредить вас, если помните.
Татрим Миштиго и его дети – одни из прекраснейших, наиболее благородных разумных обитателей Вселенной, когда-либо в ней живших. Он философ, великий писатель, бескорыстный служитель общества. Я познакомился с ним во времена моего пребывания на Тэллере тридцать с лишним лет назад, и впоследствии мы были с ним большими друзьями. Мы поддерживали переписку друг с другом до тех пор, пока он сам не приехал на Землю, и еще тогда он делился со мной намерениями Федерации Веги относительно будущего Земли. Я поклялся, что буду держать все в тайне, даже Коурт не знает, что я обо всем осведомлен. Старик мог бы поплатиться своим авторитетом и положением, если бы это вышло наружу раньше времени.
Веганцы находятся в весьма щекотливом положении. Наши соотечественники-эмигранты своим трудом добились того, что Вега очень сильно зависит от них и в культурном, и в экономическом отношении.
Веганцам дали понять – и притом недвусмысленно, во время восстания Рэдпола – что имеется туземное население, которое располагает достаточно мощной организацией и желает возрождения своей планеты. Веганцам тоже этого хотелось. Им Земля не нужна. И на что она им: если им нравится эксплуатировать землян, то на Тэллере их гораздо больше, чем на самой Земле – а ведь они в общем-то не эксплуатируют нас, во всяком случае умышленно.
Наши бывшие соотечественники и сами решили, что лучше пользоваться плодами своего труда на планете другой системы, чем возвращаться на Землю.
Но что это означает? То, что движение за Возвращение зашло в тупик! Никто не возвращается! Вот почему я и отошел от этого движения. По этой причине, я уверен, отошли от него и вы. Веганцы хотят, чтобы проблема нашей родной планеты не висела камнем на их шее. Хотя, с другой стороны, они хотят посещать Землю. Для них очень поучительно смотреть на наше настоящее лицо – протрезвляющий и устрашающий урок того, что можно сделать с целой планетой.
Что нам нужно сделать – так это найти способ обойти наше правительство, наше эмигрантское правительство, расположенное на Тэллере.
Теллериты вовсе не хотят просто так отказаться от правления и от взимаемых с Земли налогов – единственного источника существования этого марионеточного правительства.
После долгих переговоров и серьезных экономических обещаний, включая предоставление землянам на других планетах полного статуса гражданства Веги, казалось, такой способ был найден. Осуществление этого плана было поручено представителям рода Стиго, и, в частности, самому Татриму, так как он был уверен, что в конце концов нашел способ возвращения Земле ее автономии и сохранения ее культурной целостности! Вот почему он послал своего внука Коурта в эту «инспекторскую» поездку. Коурт – существо весьма необычное. Его подлинным талантом является эгоизм, им наделены все Стиго в немалой степени, и он обожает перевоплощения.
Я уверен в том, что он хочет разыграть роль пришельца – этакого ужасного и грубого существа, и я не сомневаюсь, что в этом он преуспел блестяще. Татрим также сообщил мне, что это будет последняя роль Коурта.
Он умирает от неизлечимой болезни. Я уверен, что это – та причина, по которой для подобной поездки был выбран именно он.
Поверьте мне, Константин Карагиозис (Коронос, Номикос, плюс все остальные известные мне имена); Конрад, что он вовсе не обозревает недвижимость, оставшуюся на Земле. Нет.
Поверьте мне на слово, что он должен жить, и обещайте мне выполнить мою просьбу: сохраните все в тайне. Вы не пожалеете, когда все узнаете.
Мне очень жаль, что я так и не удосужился закончить элегию в вашу честь, и будьте прокляты за то, что вы не вернули мою Дару, тогда, в Греции…
Фил.»
«Что ж, очень хорошо, – решил я, – жизнь, а не смерть веганцу!» Я не сомневался в том, что Фил знает, о чем просит!
Я вернулся к обеденному столу Короноса и оставался с Миштиго, пока он не ушел. Я сопровождал его, когда мы возвращались к дому Язона Короноса, и помогал ему упаковаться. За все это время мы обменялись не более, чем десятью словами. Затем мы вынесли его вещи и поставили перед домом, возле того места, где должен был приземлиться аэроглиссер. Прежде, чем остальные, включая и Гассана, подошли попрощаться с ним, он повернулся ко мне и сказал:
– Скажите мне, Конрад, для чего вы разрушили пирамиду?
– Чтобы вызвать раздражение у Веги, – произнес я. – Чтобы вы поняли, что если вы все еще желаете эту планету, то вы получите ее еще в худшем состоянии, чем после Трех Дней. На ней не останется ничего, на что можно было бы поглядеть. Мы уничтожим все, что осталось от нашей истории, не оставив вам ни крошки…
Воздух с присвистом вышел из глубины его легких.
– Я полагаю, что это похвально, – сказал он, – но мне так хотелось взглянуть на нее. Вы думаете, что когда-нибудь вам удастся восстановить ее? Может быть, даже скоро?
– Почему вы так считаете?
– Я заметил, что ваши люди помечают каждый камень.
Я пожал плечами.
– У меня есть только один серьезный вопрос относительно вашей страсти к разрушению, – сказал он.
– Какой же?
– Это на самом деле искусство?
– Идите к черту!
Затем к нам подошли все остальные. Я медленно покачал головой, так, что видела только Диана, и взял Гассана за руку. Затем, незаметно для других, я отцепил приклеенную к его ладони тонкую иглу. И только после этого я позволил ему обменяться рукопожатием с веганцем.
В темнеющем небе зажужжал аэроглиссер. Я помог Миштиго взобраться в него, передал ему его личные вещи и основательно прихлопнул дверь аэроглиссера. Все!
Отлет прошел безо всяких происшествий. Я вернулся домой и сменил одежду. Пришла пора хоронить друга…
– Как ты думаешь, им удалось добраться до деревни? – спросил Гассан.
– Мы дали им неплохой запас времени. Думаю, что они не упустили такую возможность…
– С вами всегда было трудно работать, Карачи…
– Я знаю. И сам давно заметил это.
– Как мы все лето гнили на Корсике в темноте…
– Ага.
– Или наш марш в Чикаго, после того, как мы потеряли все наше оборудование в Огайо.
– Да, это был очень неудачный год.
– С вами всегда найдешь неприятности, Карачи. «Рожденный вязать узлы на хвосте тигра» – вот как называют таких людей. Иметь дело с такими, как вы, очень трудно. Что касается меня, то я люблю тишину и уединение. Томик стихов и свою трубку.
– Тсс… Я что-то слышу.
Раздался цокот копыт. В узком секторе света от опрокинутого фонарика появился сатир. Движения его были нервными. Глаза его перебегали с Гассана на меня, потом опять на Гассана. Казалось, он не понимал, что здесь произошло.
– Помоги нам, маленький рогатик, – сказал я по-гречески.
Он осторожно приблизился. Увидев кровь на растерзанных телах дикарей, он повернулся, явно собираясь убежать.
– Вернись! Ты мне нужен! Это я, игрок на свирели!
Он остановился и повернулся к нам. Ноздри его дрожали. Заостренные уши стояли торчком.
Он вернулся. На его почти человеческом лице было написано неизмеримое страдание, когда он переступал через разбросанные останки куретов и лужи крови.
– Кинжал, кинжал у моих ног, – сказал я, опустив глаза. – Подними его.
Казалось, что ему совсем не нравится прикасаться к чему-либо, созданному человеком, особенно к оружию.
Я просвистел последние такты моей мелодии:
«Поздно, поздно, так поздно…»
Его глаза подернулись влагой. Он вытер тыльной стороной своей поросшей шерстью ладони эту влагу и зашмыгал носом.
– Подними кинжал и разрежь веревки. Подними его. Нет, не так. За другой конец. Да, да…
Он взял кинжал правильно и посмотрел на меня. Я пошевелил своей правой рукой.
– Веревки. Режь их!
Он подчинился. У него ушло на это около двадцати минут.
– А теперь дай мне нож, об остальном я сам позабочусь.
Он вложил кинжал в мою правую руку.
Я сжал оружие и через несколько секунд был свободен. После чего я спешно освободил Гассана.
Когда я обернулся, малыша уже не было, и только частый цокот его копыт еще долго стучал в наших ушах.
– Дьявол простил меня… – прошептал Гассан.
Мы постарались побыстрее убраться отсюда. Как ни как, все же «горячее» место. Мы сделали крюк вокруг деревни куретов и двинулись на север, пока не вышли на тропинку, в которой я признал дорогу на Волос.
То ли Бортан нашел сатира и каким-то образом заставил его пойти к нам, то ли тот случайно набрел на нас – этого я не знал. Бортан, однако, не вернулся, поэтому я больше склонялся ко второму варианту.
Ближайшим безопасным местом был городишко Волос, примерно в двадцати километрах отсюда. Если Бортан убежал туда, где его могли узнать многие мои родственники, то до его возвращения должно было пройти еще немало времени. То, что я послал его за помощью, было чем-то вроде жеста отчаяния. Если бы он отправился в любое место, кроме Волоса, то я не имел бы ни малейшего представления, когда он вернется. Но в любом случае я надеялся на то, что он снова найдет меня.
Пока что мы старались идти как можно быстрее.
Но уже примерно через десять километров мы стали шататься от усталости. Мы понимали, что идти дальше, не отдохнув, мы уже не в состоянии, и поэтому внимательно осматривали окрестности дороги, стараясь отыскать безопасное место, где можно было бы выспаться.
В конце концов я узнал один крутой скалистый холм, где я еще мальчишкой пас овец. Небольшая пещера пастуха, расположенная неподалеку от вершины, была сухой и пустой. Мы натаскали в нее свежей травы для подстилки, забросали ветками вход и с облегчением растянулись на земле.
Уже через несколько секунд Гассан начал мерно похрапывать. Мой мозг еще несколько секунд бодрствовал, и в эти секунды я понял, что из всех удовольствий – глоток холодной воды после жажды, спиртное, секс и сигарета, после многих дней воздержания – со сном ничто не может сравниться.
Сон – лучше всего!
***
Я мог бы сказать о том, что, если бы наш отряд избрал более долгий путь из Ламии до Волоса – прибрежную дорогу – то всего того, что с нами приключилось, скорее всего, никогда бы не произошло, и Фил сегодня был бы еще жив. Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае: даже теперь, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, плохо или хорошо то, что мы поступили именно так, а не иначе. В любом случае, следом за нами, простирая к нам руки, среди руин шествовали силы окончательного раскола…
К Волосу мы вышли в полдень следующего дня. После того, как мы пересекли глубокое ущелье возле Макриницы, мы и обнаружили всех остальных членов нашей группы.
Фил вывел всех к Макринице, попросил бутылку вина и экземпляр своего перевода «Прометей Раскованный», и расположился провести с ними вечер.
Утром Диана нашла его давно похолодевшим, с улыбкой на устах.
Погребальный костер я решил устроить в кедровой роще, вблизи разрушенного монастыря. Он не хотел, чтобы его тело было погребено в земле. И в тот вечер он должен был сгореть, а я прощался еще с одним другом. Кажется, если оглянуться назад, то вся моя жизнь в основном была чередой приходов и уходов близких мне людей. То я говорил: «Здравствуйте», то «До свидания». И только Земля оставалась.
Днем я пошел вместе с нашей группой в Паласаве, который расположен на месте древнего Малка, на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени маленьких деревьев на холме, откуда открывался великолепный вид на море и на скалистые склоны.
– Именно отсюда аргонавты отправились на поиски Золотого Руна, сказал я, не обращая свои слова ни к кому.
– Это точно.
– Кто был среди них? – спросила Элен. – Я читала рассказ об этом в школе, но сейчас уже забыла.
– Среди них был Геракл и Лисей, певец Орфей, сыновья бога северных ветров и Язон, их предводитель, который был учеником кентавра Хирона пещера которого как раз находится неподалеку отсюда, около самой вершины Пелион.
– Правда?
– Я покажу ее когда-нибудь.
– О, как интересно!
– В окрестностях этих мест боролись также боги и титаны, – заметила Диана, став рядом со мной. – Разве титаны не вырвали из земли гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа?
– Да, об этом говорят мифы. Однако боги были добры и после окончания кровавой битвы восстановили это место таким, каким оно было прежде.
– Парус!
На горизонте действительно появилось белое пятнышко.
– Да, этим местом до сих пор пользуются в качестве гавани.
– А может быть, это ватага героев, – заметила Диана, – возвращается с еще одним руном? Если это так, то было бы очень интересно узнать, что бы они с ним делали?
– Важно не руно само по себе, – пояснила Элен, – а то, как оно добывалось. Каждый опытный рассказчик хорошо понимает это.
– По ту сторону дороги, – сказал я громко, – находятся развалины византийского монастыря, который, по утвержденному мною графику, будет реставрирован через два года. Считается, что именно здесь проходил свадебный пир Пелея, одного из аргонавтов, и морской нимфы Фетиды.
Вероятно, вы слышали саму историю этого пира? Были приглашены все, кроме богини Раздора, но она все-таки пришла и подбросила яблоко с надписью:
«Самой прекрасной». Парис присудил его Афродите, и этим была предрешена судьба Трои. Впоследствии все, кто встречал Париса, видели, что он был очень несчастен. О, как тяжело принимать решения! Как я уже говорил, эта земля полна мифов.
– Сколько времени мы здесь пробудем? – спросила Элен.
– Мне хотелось бы провести еще пару дней в Макринице, – сказал я, – а затем мы могли бы двинуться на север. Таким образом, в Греции мы проведем еще примерно неделю, а потом отправимся в Рим.
– Нет! – заявил вдруг Миштиго, который все это время сидел на камне и что-то диктовал в свою машинку. – Нет, путешествие на этом можно считать законченным. Это была наша последняя остановка.
– Как же так?
– Я полностью удовлетворен и намерен отправиться домой.
– А как же ваша книга?
– Я вышлю вам по экземпляру с автографом, когда она будет закончена.
Мне очень дорого время, и я собрал почти весь необходимый материал.
Сегодня утром я вызвал Порт-о-Пренс, и аэроглиссер прибудет за мной сегодня вечером. Вы можете продолжать путешествие, но я его уже закончил.
– Что-нибудь было не так?
– Нет, все в порядке, но мне пора уезжать. У меня еще довольно много работы.
Он встал и потянулся.
– Мне нужно кое-что упаковать, поэтому я собираюсь вернуться сейчас.
У вас здесь действительно красивая страна, Конрад, несмотря ни на что. Мы еще встретимся за обедом.
Он повернулся и стал спускаться с холма.
Я сделал несколько шагов за ним, проследив, благополучно ли он спустился.
– Интересно, что это его побудило так спешить? – громко спросил я.
– Он умирает… – тихо отозвался Джордж.
***
Мой сын Язон, который опередил нас на несколько дней, исчез. Соседи сказали, что он вечером отправился в царство Аида, за день до нашего прихода. Он отправился туда на спине огромной собаки с огненными глазами.
Она мчалась, как бешеная, и быстро исчезла в ночной тьме.
Мои родственники очень хотели, чтобы мы остались на обед. Дос Сантос все еще отдыхал. Джордж лечил его раны и считал, что вовсе необязательно отправлять его в госпиталь в Афины.
Всегда приятно возвращаться домой.
Сначала я пошел на главную площадь и провел всю вторую половину дня, беседуя со своими потомками. Я рассказал им о Тэллере, о Гаити, об Афинах.
Они же рассказывали мне о том, что произошло за последние несколько лет в Макринице.
Затем я выбрал цветы и направился на кладбище, немного побыл там и вернулся в дом Язона. Там я нашел бутылку вина и выпил ее всю. Выкурил сигарету. Затем заварил полный кофейник кофе и выпил его.
И, тем не менее, мое уныние не проходило, так же, как и неопределенность. Окончательный исход всего происходящего до сих пор был мне неясен.
Джорджу болезнь Миштиго была известна. Он сказал, что у веганца все симптомы тяжелого нервного расстройства. Неизлечимого. Безусловно со смертельным исходом.
Гассан был здесь совершенно ни при чем. «Причина этой болезни неизвестна», – таков был диагноз Джорджа. В связи с этим все требовало полнейшего пересмотра.
Джордж узнал о болезни Миштиго еще до нашего путешествия. Что навело его на эту мысль? Фил попросил его понаблюдать за веганцем с целью выяснить, нет ли у него признаков какого-нибудь неизлечимого заболевания.
Почему?
Он не сказал, почему. И теперь я уже не могу спросить его об этом.
Проблему эту предстояло решать мне. Завершил ли Миштиго свою работу, или у него не осталось времени, чтобы это сделать? Он сказал, что закончил. Если же он ее не закончил, то получается, что все это время я оберегал фактически мертвеца без всякой на то пользы! Если же он ее закончил, то мне необходимо знать результат этой работы для того, чтобы очень быстро принять решение, касающееся того срока жизни, который ему еще остался.
Обед не дал ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и не обращал внимания ни на какие вопросы, либо отмахивался от них. Поэтому, как только мы выпили кофе, я и «Рыжий Парик» вышли наружу покурить.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю. Я думал сначала, что, возможно, он это сделал.
– Нет. Что же теперь?
– Не знаю.
– Убить его?
– Возможно, да. Хотя сначала нужно выяснить – зачем?
– Он завершил свою работу.
– Ну и что? В чем она заключается?
– Откуда мне знать?
– Черт побери! Я должен знать! Мне хочется знать, потому что я убиваю кого-то. Меня это очень интересует.
– Интересует? Очень? Да ведь это же очевидно! Веганцы хотят скупить у нас всю Землю. Поэтому Миштиго должен срочно дать отчет о тех местах, которые интересуют их больше всего…
– Тогда почему он не посетил все намеченные места? Почему он ограничился только Египтом и Грецией? Пески, скалы, джунгли, ужасные чудовища – вот и все, что он успел увидеть. Вряд ли все это может привлечь внимание инопланетян.
– Он испугался! И поэтому бежит! Он прямо дрожит от счастья, что остался в живых. Ведь его свободно могли слопать и куреты, и боадил, и черт знает кто еще!
– Ну что ж, хорошо. Тогда пусть себе бежит. Пусть он передаст им плохой отчет.
– А вот этого он не может допустить. Если они на самом деле хотят скупить всю Землю, они не станут раскошеливаться на основании обрывочных данных. Они просто пришлют еще кого-нибудь посмелее, чтобы завершить дело.
Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы представляем реальную силу. И что мы будем бороться против всякого…
– Но он не боится за свою жизнь, – задумчиво произнес я.
– Не боится? Тогда как же все это объяснить?
– Не знаю… Однако, я обязан все это скорейшим образом выяснить.
– Как?
– А что, если я спрошу у него?
– Ты псих! – сказала она и отвернулась от меня.
Она стояла неподвижно, как статуя. Потом я взял ее за плечи и поцеловал в шею.
– Иди домой, – наконец вымолвила она. – Уже поздно.
Я вернулся в просторный дом Язона Короноса, где расположились я и Миштиго. И где провел свою последнюю ночь Фил. В комнате, где он не проснулся, томик «Прометея» все еще лежал на письменном столе рядом с пустой бутылкой. У меня, пока он еще был жив, было неотступное ощущение, что он что-то недоговаривает.
Поэтому я открыл книгу.
Его последнее произведение было написано на чистых листах в конце книги, по-гречески, но не на современном греческом, а на старом, классическом.
Вот оно:
«Дорогой друг! Я плохо себя чувствую, и Джордж хочет переправить меня в Афины. Я не возражаю и отправлюсь туда завтра же, когда прибудет аэроглиссер. Поэтому сейчас я должен прояснить многое, касающееся наших насущных дел. Веганец должен покинуть Землю во что бы то ни стало живым живым любой ценой. Это очень важно. Я боялся вам рассказывать об этом раньше, так как опасался, что Миштиго мог оказаться телепатом. Поэтому я присоединился к вам позже, в Греции, хотя с радостью посетил бы и Египет.
Именно поэтому я притворился, что ненавижу его, чтобы быть от него как можно дальше, и только после того, как я получил неопровержимые доказательства того, что он не телепат, я решил присоединиться к вам.
Я подозревал, что раз здесь оказались Дос Сантос, Диана и Гассан, значит, Рэдпол жаждет его крови. Если бы он был телепатом, полагал я, то он бы об этом быстро узнал и сам предпринял бы необходимые меры предосторожности. Если же он телепатом не был, то я всецело полагался на ваши способности защитить его от чего угодно, включая и Гассана. Но мне не хотелось, чтобы он узнал о том, что мне известно. Однако я пытался предупредить вас, если помните.
Татрим Миштиго и его дети – одни из прекраснейших, наиболее благородных разумных обитателей Вселенной, когда-либо в ней живших. Он философ, великий писатель, бескорыстный служитель общества. Я познакомился с ним во времена моего пребывания на Тэллере тридцать с лишним лет назад, и впоследствии мы были с ним большими друзьями. Мы поддерживали переписку друг с другом до тех пор, пока он сам не приехал на Землю, и еще тогда он делился со мной намерениями Федерации Веги относительно будущего Земли. Я поклялся, что буду держать все в тайне, даже Коурт не знает, что я обо всем осведомлен. Старик мог бы поплатиться своим авторитетом и положением, если бы это вышло наружу раньше времени.
Веганцы находятся в весьма щекотливом положении. Наши соотечественники-эмигранты своим трудом добились того, что Вега очень сильно зависит от них и в культурном, и в экономическом отношении.
Веганцам дали понять – и притом недвусмысленно, во время восстания Рэдпола – что имеется туземное население, которое располагает достаточно мощной организацией и желает возрождения своей планеты. Веганцам тоже этого хотелось. Им Земля не нужна. И на что она им: если им нравится эксплуатировать землян, то на Тэллере их гораздо больше, чем на самой Земле – а ведь они в общем-то не эксплуатируют нас, во всяком случае умышленно.
Наши бывшие соотечественники и сами решили, что лучше пользоваться плодами своего труда на планете другой системы, чем возвращаться на Землю.
Но что это означает? То, что движение за Возвращение зашло в тупик! Никто не возвращается! Вот почему я и отошел от этого движения. По этой причине, я уверен, отошли от него и вы. Веганцы хотят, чтобы проблема нашей родной планеты не висела камнем на их шее. Хотя, с другой стороны, они хотят посещать Землю. Для них очень поучительно смотреть на наше настоящее лицо – протрезвляющий и устрашающий урок того, что можно сделать с целой планетой.
Что нам нужно сделать – так это найти способ обойти наше правительство, наше эмигрантское правительство, расположенное на Тэллере.
Теллериты вовсе не хотят просто так отказаться от правления и от взимаемых с Земли налогов – единственного источника существования этого марионеточного правительства.
После долгих переговоров и серьезных экономических обещаний, включая предоставление землянам на других планетах полного статуса гражданства Веги, казалось, такой способ был найден. Осуществление этого плана было поручено представителям рода Стиго, и, в частности, самому Татриму, так как он был уверен, что в конце концов нашел способ возвращения Земле ее автономии и сохранения ее культурной целостности! Вот почему он послал своего внука Коурта в эту «инспекторскую» поездку. Коурт – существо весьма необычное. Его подлинным талантом является эгоизм, им наделены все Стиго в немалой степени, и он обожает перевоплощения.
Я уверен в том, что он хочет разыграть роль пришельца – этакого ужасного и грубого существа, и я не сомневаюсь, что в этом он преуспел блестяще. Татрим также сообщил мне, что это будет последняя роль Коурта.
Он умирает от неизлечимой болезни. Я уверен, что это – та причина, по которой для подобной поездки был выбран именно он.
Поверьте мне, Константин Карагиозис (Коронос, Номикос, плюс все остальные известные мне имена); Конрад, что он вовсе не обозревает недвижимость, оставшуюся на Земле. Нет.
Поверьте мне на слово, что он должен жить, и обещайте мне выполнить мою просьбу: сохраните все в тайне. Вы не пожалеете, когда все узнаете.
Мне очень жаль, что я так и не удосужился закончить элегию в вашу честь, и будьте прокляты за то, что вы не вернули мою Дару, тогда, в Греции…
Фил.»
«Что ж, очень хорошо, – решил я, – жизнь, а не смерть веганцу!» Я не сомневался в том, что Фил знает, о чем просит!
Я вернулся к обеденному столу Короноса и оставался с Миштиго, пока он не ушел. Я сопровождал его, когда мы возвращались к дому Язона Короноса, и помогал ему упаковаться. За все это время мы обменялись не более, чем десятью словами. Затем мы вынесли его вещи и поставили перед домом, возле того места, где должен был приземлиться аэроглиссер. Прежде, чем остальные, включая и Гассана, подошли попрощаться с ним, он повернулся ко мне и сказал:
– Скажите мне, Конрад, для чего вы разрушили пирамиду?
– Чтобы вызвать раздражение у Веги, – произнес я. – Чтобы вы поняли, что если вы все еще желаете эту планету, то вы получите ее еще в худшем состоянии, чем после Трех Дней. На ней не останется ничего, на что можно было бы поглядеть. Мы уничтожим все, что осталось от нашей истории, не оставив вам ни крошки…
Воздух с присвистом вышел из глубины его легких.
– Я полагаю, что это похвально, – сказал он, – но мне так хотелось взглянуть на нее. Вы думаете, что когда-нибудь вам удастся восстановить ее? Может быть, даже скоро?
– Почему вы так считаете?
– Я заметил, что ваши люди помечают каждый камень.
Я пожал плечами.
– У меня есть только один серьезный вопрос относительно вашей страсти к разрушению, – сказал он.
– Какой же?
– Это на самом деле искусство?
– Идите к черту!
Затем к нам подошли все остальные. Я медленно покачал головой, так, что видела только Диана, и взял Гассана за руку. Затем, незаметно для других, я отцепил приклеенную к его ладони тонкую иглу. И только после этого я позволил ему обменяться рукопожатием с веганцем.
В темнеющем небе зажужжал аэроглиссер. Я помог Миштиго взобраться в него, передал ему его личные вещи и основательно прихлопнул дверь аэроглиссера. Все!
Отлет прошел безо всяких происшествий. Я вернулся домой и сменил одежду. Пришла пора хоронить друга…
Глава 13
Гассан помог мне погрузить труп на подводу и взялся за вожжи. Дос Сантос, который не одобрял кремации, решил остаться в деревне, сказав, что его раны еще болят. Диана осталась вместе с ним. После нашей последней беседы она больше не разговаривала со мной.
Когда пламя костра достигло вершины деревянной конструкции, на которую мы водрузили тело Фила, я увидел невдалеке от нашей подводы Язона и сидевшего рядом с ним Бортана. От неожиданности я отпрянул назад. Бортан подбежал ко мне и лизнул руку.
– Могучий охотник, мы потеряли друг друга, – сказал я.
Он кивнул своей огромной головой.
Пламя начало пожирать доски. Воздух наполнился ароматом благовоний и запахом горящей смолы.
Язон подошел ко мне.
– Отец, – сказал он, – Бортан довел меня до того места со светящимися скалами, но там уже никого не было.
Я кивнул:
– Друг-получеловек освободил нас. А перед тем вот этот человек, – я указал на Гассана, – убил Мертвяка. Так что твой сон был верным и неверным.
– Он и есть желтоглазый воин из моего сна.
– Знаю, но это уже в прошлом.
– А Черный Зверь?
– Ни слуху, ни духу.
– Хорошо.
Мы долго смотрели на всепожирающее пламя. Несколько раз уши Бортана тревожно поднимались, и расширялись ноздри. Джордж и Элен сидели, не шевелясь. Гассан невозмутимо смотрел на яркий огонь каким-то отрешенным взглядом.
– Что вы теперь будете делать, Гассан? – спросил я у него.
– Вернусь к горе Зингар, – ответил он. – И надолго.
– А потом?
Он пожал плечами.
– Не знаю, что еще написано мне на роду…
И вдруг устрашающий вой наполнил ночь, подобно стону безумного гиганта, и он сопровождался звуками ломающихся деревьев.
Бортан весь напрягся и зарычал. Ослы, которые были запряжены в повозку, беспокойно задергались. Один из них стал громко и резко кричать.
Язон выхватил палку из костра, и осел замолчал.
И тут прямо на поляну вырвалось нечто такое огромное и уродливое, что не могло бы даже присниться в самом кошмарном сне.
Пожиратель людей…
Могучий и отвратительный. Черный Фессальский Зверь.
Наконец-то можно было увидеть, что он представляет из себя на самом деле. Его привлек, видимо, запах горящей плоти. Он был огромен. Размером со слона, не меньше.
Каков был четвертый подвиг Геракла? Дикий зверь из Аркадии! Мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной возник Геракл.
Огромный кабан… Щетина острая, как кинжалы. Клыки длиной с человеческую руку. Крохотные свинячьи глазки, безумно бегающие из стороны в сторону.
Деревья валились там, где он бежал.
Когда Гассан выхватил из костра горящее полено, он взвизгнул. А когда араб ткнул его чудовищу прямо в рыло, вепрь отпрянул и зарычал.
Я выхватил палку, которую все еще держал в руках Язон, и побежал вперед. Никто не успел ничего сообразить, а я уже воткнул свое оружие в глаз кабана.
Он снова отклонился и пронзительно взревел, как сирена. Бортан бросился на него и вцепился зубами в ногу.
Я дважды ткнул вепря своим колом в горло, но раны эти оказались поверхностными. Тварь изогнулась, несколько раз метнулась из стороны в сторону, и в конце концов стряхнула с себя Бортана.
Гассан был рядом со мной, размахивая горящей веткой.
Вепрь бросился на него.
Откуда-то сбоку Джордж выпустил в зверя весь диск своего автомата.
Гассан швырнул факел, Бортан снова прыгнул, на этот раз со стороны ослепленного глаза. Все это заставило вепря снова метнуться в сторону.
Теперь он вдребезги разнес пустую подводу и убил двух ослов.
Когда пламя костра достигло вершины деревянной конструкции, на которую мы водрузили тело Фила, я увидел невдалеке от нашей подводы Язона и сидевшего рядом с ним Бортана. От неожиданности я отпрянул назад. Бортан подбежал ко мне и лизнул руку.
– Могучий охотник, мы потеряли друг друга, – сказал я.
Он кивнул своей огромной головой.
Пламя начало пожирать доски. Воздух наполнился ароматом благовоний и запахом горящей смолы.
Язон подошел ко мне.
– Отец, – сказал он, – Бортан довел меня до того места со светящимися скалами, но там уже никого не было.
Я кивнул:
– Друг-получеловек освободил нас. А перед тем вот этот человек, – я указал на Гассана, – убил Мертвяка. Так что твой сон был верным и неверным.
– Он и есть желтоглазый воин из моего сна.
– Знаю, но это уже в прошлом.
– А Черный Зверь?
– Ни слуху, ни духу.
– Хорошо.
Мы долго смотрели на всепожирающее пламя. Несколько раз уши Бортана тревожно поднимались, и расширялись ноздри. Джордж и Элен сидели, не шевелясь. Гассан невозмутимо смотрел на яркий огонь каким-то отрешенным взглядом.
– Что вы теперь будете делать, Гассан? – спросил я у него.
– Вернусь к горе Зингар, – ответил он. – И надолго.
– А потом?
Он пожал плечами.
– Не знаю, что еще написано мне на роду…
И вдруг устрашающий вой наполнил ночь, подобно стону безумного гиганта, и он сопровождался звуками ломающихся деревьев.
Бортан весь напрягся и зарычал. Ослы, которые были запряжены в повозку, беспокойно задергались. Один из них стал громко и резко кричать.
Язон выхватил палку из костра, и осел замолчал.
И тут прямо на поляну вырвалось нечто такое огромное и уродливое, что не могло бы даже присниться в самом кошмарном сне.
Пожиратель людей…
Могучий и отвратительный. Черный Фессальский Зверь.
Наконец-то можно было увидеть, что он представляет из себя на самом деле. Его привлек, видимо, запах горящей плоти. Он был огромен. Размером со слона, не меньше.
Каков был четвертый подвиг Геракла? Дикий зверь из Аркадии! Мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной возник Геракл.
Огромный кабан… Щетина острая, как кинжалы. Клыки длиной с человеческую руку. Крохотные свинячьи глазки, безумно бегающие из стороны в сторону.
Деревья валились там, где он бежал.
Когда Гассан выхватил из костра горящее полено, он взвизгнул. А когда араб ткнул его чудовищу прямо в рыло, вепрь отпрянул и зарычал.
Я выхватил палку, которую все еще держал в руках Язон, и побежал вперед. Никто не успел ничего сообразить, а я уже воткнул свое оружие в глаз кабана.
Он снова отклонился и пронзительно взревел, как сирена. Бортан бросился на него и вцепился зубами в ногу.
Я дважды ткнул вепря своим колом в горло, но раны эти оказались поверхностными. Тварь изогнулась, несколько раз метнулась из стороны в сторону, и в конце концов стряхнула с себя Бортана.
Гассан был рядом со мной, размахивая горящей веткой.
Вепрь бросился на него.
Откуда-то сбоку Джордж выпустил в зверя весь диск своего автомата.
Гассан швырнул факел, Бортан снова прыгнул, на этот раз со стороны ослепленного глаза. Все это заставило вепря снова метнуться в сторону.
Теперь он вдребезги разнес пустую подводу и убил двух ослов.