— Ты помнишь события последних двух месяцев?
   — Не очень. Обрывки. Не связанные между собой впечатления.
   — Ты и вправду стал другим человеком.
   — Я рад, что вы это говорите. Я тоже так думаю.
   — Ну, знаешь, мне кажется, ты сделал серьезный шаг в сторону выздоровления.
   — Я бы еще немного попил.
   Алек наполнил стакан, и я его осушил. Потом, прикрыв ладонью рот, зевнул.
   — Похоже, ты опять стал правшой.
   — Похоже. Извините, спать хочется.
   — Конечно. Отдыхай спокойно. Я буду поблизости. Теперь, если все мои догадки верны, ты начнешь поправляться очень быстро.
   Я кивнул и закрыл глаза.
   — Вот и хорошо, — проговорил я. — Рад это слышать.
   Я лежал с закрытыми глазами, а мои мысли текли в никуда, Алек поднялся и вышел из комнаты.
   Я уже знал, что должен сделать, и мне стало страшно. Найти одного человека, одного-единственного из целого населения целой планеты Земля, и спросить его, что нужно делать. А значит, мне необходимо убедить здешний персонал в том, что я поправился, — вряд ли будет правильно употребить слово «выздоровел», поскольку я никогда не был нормальным, — и в том, что мое состояние стабилизировалось: я должен получить разрешение вернуться на Землю. А это означает упорную работу, только так я смогу добиться результатов. Время имело для меня огромное значение, точнее, мне так тогда казалось. Я надеялся, что не опоздаю.
   Я не очень понимал, чем отличаюсь от тех, других, кого я знал и кем был. Мне казалось, это непременно нужно выяснить, особенно учитывая, что в тот момент мне все равно нечего было делать. Вокруг меня постоянно находился медицинский персонал — нужно было только отыскать подходящего человека.
   Мое сознание отправилось в путь, на поиски.
   Довольно скоро я нашел то, что искал: в одном из соседних зданий, в лаборатории, работала женщина, молекулярный биолог, доктор Холмс. Необходимые мне сведения не находились на поверхности, однако я понял, что она ими обладает. Я проник глубже.
   Да. Дж.Б.С.Холдейн однажды рассчитал, что число смертей, являющихся результатом операции естественного отбора по замене старого гена новым, столь высоко, что все виды живых существ могут себе позволить возникновение нового гена не более одного раза в тысячелетие или около того. Эта точка зрения господствовала довольно долго, пока в 1968 году не появилась новая теория мутации. Стремительное развитие молекулярной биологии было одной из сопутствующих причин. В февральском номере «Природы» за этот год появилась статья генетика Мото Кимуры, в которой он размышлял о недавно обнаруженных колоссальных различиях между гемоглобином, цитохромом и другими молекулами у разных видов животных. Оказалось, что эти различия встречаются гораздо чаще, чем было принято считать. Учитывая большое число молекул и генов в организме живого существа, резонно предположить, что мутации должны происходить каждые несколько лет. Он чувствовал, что такая высокая скорость молекулярной эволюции возможна только в том случае, если большинство из мутаций не являются вредными или полезными, представляя собой случайные, нейтральные изменения. Эти гипотезы вызвали решительные возражения сторонников классической эволюционной теории, потому что доказывали, что эволюция очень сильно зависит от случайностей и что основополагающий закон естественного отбора ставится под сомнение. Новые гипотезы, когда они заработали всерьез, позволили обнаружить множество альтернативных вариантов молекул среди ныне живущих существ — ничем не вызванные изменения, увеличивающие молекулярное многообразие…
   Что означало…
   Что означало: спящие хозяева эволюции человека, о которых поставил в известность Ван Дайна смуглый человек, не в состоянии полностью влиять на развитие нашего вида. Они должны были с самого начала, когда население еще не увеличилось до таких огромных размеров, осуществлять более тщательный контроль за развитием человеческой расы, чтобы иметь возможность точно определить направление эволюции. Однако человек быстро распространился по всему земному шару, общее число людей достигло сотен миллионов, а потом миллиардов — теперь контролировать развитие человечества прежними методами стало невозможно. Правда, в этом не было особой необходимости, поскольку мы развивались в нужном направлении. Как только люди научились изготавливать орудия труда, задача наблюдателей изменилась — теперь им оставалось только внимательно следить за развитием наших идей, философии, технологии, удаляя нежелательное и способствуя развитию тех факторов, что их устраивали. Больше они ничего сделать не могли, так как наша численность не позволяла рассчитывать на иное вмешательство. Они не могли ни полностью предсказать, ни контролировать эволюцию нашего генетического вида, которая становилось все более стремительной по мере увеличения общего числа населения Земли. Так, в результате случайности, появился телепатический ген. Он не представлял непосредственной угрозы, и наши спящие контролеры не стали выступать против нас. Теперь, однако, появился я. Я понимал ситуацию, имел доступ к накопленному опыту своей расы…
   И был напуган, потому что теперь мне следовало побыстрее выписаться отсюда и начать поиски смуглого человека…
   Я устал. Даже размышления на эту тему придется немного отложить…
 
   В последовавшие недели и месяцы я учился. Ходил на уроки, слушал пленки и смотрел видеозаписи, разговаривал с Алеком и позволял ему увидеть в своем сознании то, что считал нужным, участвовал в сеансах групповой терапии и прибегал к своему специальному таланту, чтобы узнать еще больше.
   Я ждал.
   Постепенно я почувствовал, как напряжение, окружавшее меня, ослабело, и я стал относиться к Алеку скорее как к другу, чем как к доктору. Мы разговаривали о самых разнообразных предметах, вместе играли в спортивном зале. Заглянув в сознание доктора Чалмерса, я узнал, что Алек даже поднял вопрос о моем возвращении на Землю раньше намеченного срока.
   — Ты должен больше заниматься гимнастикой, — сказал Алек. — Приседания под нагрузкой принесли бы немалую пользу.
   — Звучит ужасно, — ответил я.
   — Поддерживать хорошую форму просто необходимо, — настаивал он. — Вдруг тебе предложат отправиться на Землю на некоторое время, а ты будешь не в состоянии это сделать.
   — А что, этот вопрос уже поднимался?
   — Ну, определенно сказать не могу. Однако, представь себе, что это произошло… неужели тебя обрадует необходимость задержаться здесь на месяц или даже больше только из-за того, что ты игнорировал физкультуру?
   — Теперь, когда вы упомянули об этом, — ответил я, — конечно, нет. Однако тут возникает проблема, о которой я еще совсем не думал.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Мои родители. Насколько я понял, они окончательно разошлись. Когда придет время возвращаться, куда я поеду?
   Алек облизал губы и отвернулся.
   — Вам не следует беспокоиться, — сказал я. — Для меня, особенно после сеансов с доктором Макгинли, эти вопросы перестали быть такими мучительными. Просто я хотел бы знать, куда именно меня отправят, когда придет время.
   — Деннис, мы еще не обсуждали эту проблему. И я совсем не уверен, что твои родители станут спорить из-за тебя. А сам ты чего хочешь?
   — Я уже говорил вам, у меня еще не было возможности как следует все обдумать. Повлияет ли мой выбор на что-нибудь?
   — Судя по тем отчетам, которые я получил, твои родители разумные люди. Они очень рады, что ты начал так быстро прогрессировать. Ты ведь получал письма от обоих. В них было что-нибудь, что могло бы повлиять на твой выбор?
   — Нет.
   — Тогда я могу только предложить тебе спокойно обдумать, с кем из них ты предпочел бы жить. Времени еще достаточно. Когда же нужно будет сделать окончательный выбор, я обязательно скажу, что следует принять в расчет твое пожелание, — надеюсь, мое мнение будет учтено при решении вопроса.
   — Спасибо, Алек. Покажите мне те упражнения, которые я должен делать, ладно?
   …Именно поэтому я и решил забраться в голову доктора Чалмерса. Мне стало трудно сканировать Алека после того, как мы подружились.
   Позднее я подумал о вопросе, который поднял Алек. У моего отца были деньги, власть, связи — все это могло мне пригодиться. Сейчас он жил в Вашингтоне, рядом с местами, где я мог бы найти много интересного. Моя мать по-прежнему жила одна в штате Нью-Мексико и занималась своими цветами. Отец не сможет уделять мне много времени, и это меня вполне устраивало. К тому же теперь я имел полный доступ к воспоминаниям о прошлом и мог составить себе довольно точное представление об этом человеке. Я не сомневался, что он отдаст меня в какую-нибудь престижную частную школу, где меня возьмут в оборот и станут устраивать грандиозное представление из-за каждого пропуска занятий. С другой стороны, я был уверен, что смогу убедить мать позволить мне остаться дома, получу определенную свободу действий и продолжу заниматься собственным образованием при помощи взятой на прокат машины, похожей на ту, что стоит у меня здесь. По крайней мере, договориться с ней будет гораздо проще, чем с отцом.
   А потом я задал себе другой вопрос: если бы мне не нужно было принимать в расчет все эти сложные соображения, если бы мне предстояло сделать самый обычный выбор, кого бы я предпочел?
   Я никак не мог принять окончательного решения. Даже подумал, что было бы совсем неплохо, если бы возникли какие-нибудь не зависящие от меня факторы, которые определили бы мой выбор, решили бы эту проблему за меня.
   Так я готовился — воспитывая тело и разум — к возвращению на Землю. Прошел месяц, и этот вопрос был поднят официально. Доктор Чалмерс зашел повидать меня, похвалил за успехи и сообщил, что если в течение следующего месяца результаты тестов будут удовлетворительными и я пройду все этапы подготовки так, как предполагают врачи, то смогу вернуться домой. Именно тогда он и спросил меня, кого из своих родителей я предпочту. Стараясь не выйти из роли, я ответил, что буду чувствовать себя комфортнее, если окажусь в окружении простых вещей и среди природы. Да и для окончательного выздоровления такое решение, по всей видимости, является наиболее правильным. Так я сказал доктору Чалмерсу. По-моему, он считал, что я совершенно прав, и, проникнув в его сознание, я понял, что заручился его поддержкой.
   Так все и вышло. В следующем месяце я получил прекрасные отзывы всех врачей. Наконец назначили день отлета на Землю. Я чувствовал, что мое беспокойство растет, но вовсе не из-за того, что я должен был сделать, а потому, что мне предстояло направиться на этот висевший в небе шар, населенный множеством людей, где наверняка придется столкнуться с массой незнакомых вещей и понятий. Я часто ходил на смотровую палубу, устраивался там на своем любимом кресле и смотрел на мир, сияющий и загадочный, привлекательный и пугающий одновременно, далекий и такой близкий. Мне казалось, что он манит меня, зовет… и угрожает.
   Несмотря на мое существование в чужих разумах и сумму чужих впечатлений, которые мне удалось таким образом приобрести, я ни разу не был на Земле в качестве разумного существа, обладающего собственной индивидуальностью. Я заговорил об этом с Алеком, и он немного успокоил меня, заметив, что это абсолютно естественное ощущение, оно обязательно должно было возникнуть и наверняка исчезнет почти сразу после моего возвращения. Я и сам так думал, однако, как это часто бывает в жизни, был рад услышать подтверждение своим догадкам от другого человека.
   Оказавшись у себя в комнате, я принялся беспокойно расхаживать взад и вперед, смотрел на картины, потом снова начинал шагать, бесконечно листал наброски и рисунки. Женщина на портрете улыбалась.
   В конце концов я аккуратно все упаковал и вышел, чтобы посидеть немного у фонтана. Медленно прошел мимо клумб с цветами.
   Теперь я ел в кафе и начал разговаривать с другими пациентами. В глазах одного из стариков появились слезы, когда он узнал, что я возвращаюсь на Землю.
   — Поезжай в Нью-Джерси, — сказал он.
   — Нью-Джерси?
   — Не в города. Туда, где растут сосны. Они по-прежнему стоят на своих постах, как и тогда, когда я был мальчишкой. Ты должен обязательно найти время и туда съездить, посмотреть на деревья. А потом побродить среди них. И если ты там окажешься, вспомни обо мне, — сказал старик. — Обещай.
   Он потянулся и положил свою руку на мою, и я увидел вены, похожие на голубых червей. Он наклонился ко мне, и я почувствовал его отвратительное дыхание.
   — Обещай.
   Я кивнул. Потому что не мог говорить: его мысли захлестнули меня — клюква, черника, брусника, папоротники, лавровые кустарники, утренняя роса, пронизанные солнцем дни, укутанные туманами вечера, болота, запах сосны, тихий мелкий дождь, дым осенних костров, зимний мороз… Фрагменты, ткань воспоминаний… Воспоминания. Ушедшая юность. Место, куда старик никогда уже не вернется, — все это заставило меня на время забыть о его почти невидящих глазах, слабой плоти, гнилостном дыхании. Мне удалось отгородиться от этого шквала чувств — нос огромным трудом.
   — Я запомню, — сказал я наконец.
   С тех пор, разговаривая с другими пациентами, я всегда выставлял защитный экран.
   Когда настало время улетать, меня пришел проводить почти весь персонал базы и кое-кто из пациентов. Я попрощался с Алеком, доктором Чалмерсом и всеми остальными, а потом сел в монорельсовый вагончик, который должен был доставить меня на Лунную Станцию.
   Я изо всех сил старался скрыть волнение, держался спокойно и уверенно
   — мне хотелось, чтобы они думали, что я окончательно выздоровел. И все же мой голос дрогнул, когда я обнял Алека в последний раз. По правде говоря, тут был мой дом, ведь других, в качестве Денниса Гиза, я просто не знал. Я почти не обращал внимания на скалы, кратеры и проносящиеся мимо чернильные тени — все мои мысли были заняты тем, что я оставил и что ожидало меня впереди.
   Мы приземлились в аэропорту в Техасе, где меня встречала мать. Моим первым земным впечатлением был круговорот мыслей, метавшихся вокруг. Естественно, на маленького ребенка интенсивность впечатлений могла оказать сокрушительное действие. Теперь же, однако, я был в состоянии отодвинуть чужие мысли в сторону, не обращать на них внимания, загнать на задний план и выключить.
   — Деннис… — проговорила мать, в глазах у нее стояли слезы. Она меня поцеловала. — Ты… ты теперь все понимаешь?
   — Да, — ответил я. — У меня все в порядке.
   «…Они больше тебя не беспокоят?»
   «Первое очень сильное впечатление прошло. Я умею с этим справляться».
   «Как хорошо, что ты не знаешь, как это было!»
   «Кое-что я помню».
   «Здорово, что ты поправился, теперь я смогу узнать тебя…»
   Я кивнул и попытался улыбнуться.
   «Сейчас мы поедем домой. Иди за мной».
   Она взяла меня за руку и повела к выходу.
 
   С чего начать?
   Я чувствовал себя так странно, оказавшись в своей собственной комнате. Я помнил это место, но мне почему-то чудилось, что мои мысли принадлежат кому-то другому, — хорошо знакомое ощущение. Я провел несколько дней, пытаясь заглянуть в свое прошлое, перебирая впечатления и обрывки воспоминаний и надеясь отыскать в них что-нибудь важное.
   Вскоре была установлена обучающая машина. Счет оплатил отец. Мы с ним несколько раз разговаривали по телефону. Он хотел, чтобы я, как только смогу, навестил его. Обещал приехать, когда разделается со срочными делами. Я начал заниматься с машиной.
   Все постепенно встало на свои места, я разобрался в своих впечатлениях и мыслях и решил, что пора заняться делом, о котором столько думал с тех пор, как пришел в себя в больничной палате на Луне.
   Я предпринимал телепатический поиск каждый день, изучая весь мир, в надежде найти одно-единственное сознание или хотя бы какие-нибудь признаки его существования. Моя задача была не такой безнадежной, как могло показаться с первого взгляда, поскольку свет разума, который я искал, подобен ослепительному сиянию маяка темной ночью. Шли дни, мне так и не удалось ничего обнаружить. Однако я не терял надежды. Ведь мир огромен. Я учился и оттачивал свое мастерство.
   Прошли недели — по-прежнему ничего. Мне, конечно, приходило в голову, что человек, которого я ищу, мог умереть. В последний раз он появлялся среди людей уже очень давно. До него могли добраться враги. Я упорно искал. Мне не оставалось ничего другого.
   В пятницу вечером произошло одно довольно странное событие. Я отправился на прогулку к расположенным неподалеку холмам — мать ругала меня, что я мало бываю на свежем воздухе. Устроившись поудобнее, так, чтобы меня не было видно из дома, я снова принялся рассматривать мир, начав с мест, находящихся неподалеку. Примерно через полчаса я обнаружил знакомый мысленный рисунок. Подобравшись поближе, я понял, что заинтересовавшая меня личность находится в Альбукерке, мне даже удалось узнать о планах этого человека на следующий день. Он отправится на север и проедет по шоссе, совсем недалеко от нас. Меня переполняло возбуждение. Я искал не этого человека, однако он меня заинтересовал, мне очень хотелось бы с ним встретиться.
   Когда я вернулся домой, мать увидела мое лицо, почувствовала, в каком приподнятом настроении я нахожусь, и улыбнулась.
   — Я же говорила тебе! Прогулки и физические упражнения. Ты просто прекрасно выглядишь.
   — Да, мама, — ответил я.
   — Похоже, ты вполне готов к завтрашнему сюрпризу.
   — Сюрпризу? Какому?
   — Если я тебе скажу… — начала она.
   — Отец, да? Он приедет?
   Она отвернулась.
   — Нет, не отец. Придется тебе немного потерпеть, завтра узнаешь.
   Я мог бы заглянуть в ее сознание, но мама наверняка поймала бы меня за этим занятием и выставила бы блок. Кроме того, она хотела сделать мне сюрприз. Да и вообще, пищи для размышлений у меня и так было больше чем достаточно.
   Я зевнул.
   — Свежий воздух, горы… Пожалуй, лягу спать пораньше.
   — Отличная мысль, — сказала она и поцеловала меня.
 
   На следующий день я проснулся рано. Не успев выбраться из кровати, сразу отыскал того человека. Потом оставил матери записку, что пошел прогуляться, и направился к скалам, расположенным возле шоссе. Уселся и стал ждать, прислушиваясь к мыслям сидящего за рулем машины человека.
   Прошло довольно много времени, когда, наконец, я увидел автомобиль. Тогда я спустился со скалы и остановился возле дороги.
   Машина приблизилась, я вышел на шоссе и поднял руки. Одновременно я проник в его сознание и понял, что он меня увидели собирается остановиться. В противном случае я успел бы отбежать в сторону.
   Он нажал на тормоза и крикнул:
   — Что случилось, парень?
   — Привет, Квик, — ответил я. — Давненько мы с тобой не виделись.
   Он уставился на меня, а потом покачал головой.
   — Извини, — проговорил он, — что-то я не припомню где…
   — А я помню перестрелку, когда убили Лейшмана, — ответил я. — Тебе удалось сбежать после того, как ты попал в последнего полицейского. Они так и не вычислили тебя, не узнали, кто был тогда с Лейшманом.
   Он вытаращился на меня, но затем, прищурившись, спросил:
   — А ты-то сам кто такой, черт тебя подери?
   — Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.
   — Хорошо. Забирайся ко мне, — сказал Квик.
   — Нет, спасибо. Почему бы тебе не оставить свою машину на обочине и не выйти на свежий воздух? Поднимемся на те скалы.
   — Зачем?
   — Посидим.
   — А там есть еще кто-нибудь?
   — Нет.
   Он отъехал на обочину, остановился и вышел.
   — Я хочу тебе сказать… — заговорил Квик.
   — …что в правом кармане у тебя лежит заряженный пистолет тридцать второго калибра, — подхватил я, — и ты намереваешься пристрелить любого, кто попадется тебе на глаза, то есть любого, кроме меня. Не волнуйся. Я говорю правду. Там никого нет. Просто я хочу с тобой поговорить.
   — Как ты… Ты телепат?
   — Да.
   — Ну, хорошо. Куда пойдем?
   — Вон туда, наверх.
   — Давай, веди.
   Он последовал за мной, устроился на камне и закурил.
   — Что тебе надо?
   — Во-первых, — сказал я, — мне хотелось на тебя посмотреть. Видишь ли, когда-то я был тобой.
   — Ну-ка повтори.
   — Мне придется сообщить тебе кое-что о себе…
   Я заговорил. И все ему рассказал. Про свое состояние и про то, как я стал Лейшманом и как с моей помощью его удалось отыскать; я рассказал, что короткое время был Квиком Смитом. Когда я закончил свою историю, солнце уже стояло высоко в небе.
   Все время, что я говорил, Квик молчал, только время от времени кивал. Теперь же он сидел, глядя вдаль, за горизонт, словно прислушивался к какому-то далекому голосу. Я ждал, когда он что-нибудь скажет, но так и не дождался.
   Я откашлялся.
   — Вот моя… история, — наконец проговорил я. — Мне хотелось, чтобы ты ее узнал, прежде чем…
   — Да, очень… интересно, — сказал он. — Ты теперь не похож на того… Что дальше?
   — Сейчас? Я собирался задать тебе несколько вопросов, поскольку других членов организации «Дети Земли» у меня под рукой не оказалось. Так вот, действительно ли ты веришь, что наше прошлое наполнено добродетелью, что общепринятое мнение о городах не является причиной того, что мы идеализируем природу и все, что с этим связано, что эксплуатация Земли и людей — ну, как детский труд, например, — в прежние времена были не такими вредоносными, как теперь, что города не в состоянии отдавать столько же, сколько они отбирают, особенно если сравнивать с тем, как обстояли дела в далеком прошлом и как они обстоят сейчас в аграрных странах.
   — Я не совсем это имел в виду, когда спросил тебя: «что дальше?» Ты задал мне вопросы, на которые ответить не так просто, — сказал Квик. — Но я попробую, хотя, если честно, Квик Смит не совсем подходящий для этих дел человек. Цели и идеи Детей Земли?.. Я всего лишь специалист по грязной работе. Среди нас много романтиков, считающих, что человек должен наслаждаться жизнью на природе и радоваться ее простоте и чистоте. Это правда. Лично я не принадлежу к их числу. Потому что вырос на ферме и сам был ребенком, чей труд покупали. Я не держу зла на города. Честно говоря, для меня город был тем местом, куда я стремился попасть, и чем быстрее, тем лучше. Они вполне могут отдать больше, чем отняли у людей. Лично я считаю, что так оно и есть. Что касается меня, я всего лишь жадный гнусный тип, мелкая сошка, который всю жизнь ищет приключений на свою голову, приключений и неприятностей. Знаешь, если бы я не вступил в эту организацию, обязательно стал бы членом какой-нибудь другой. Иначе и быть не могло. Правда, ты вот задал вопросы, и мне пришлось призадуматься. Сейчас все стало как-то не так. Ну, хорошо… Оглядываясь на свое детство, я вдруг вижу, что любил Землю. Я не понимаю романтических глупостей, которые о ней говорят, потому что находился к ней слишком близко. Я стал сторонником сохранения окружающей среды, борцом за экологию — или как там это принято сейчас называть, — потому что люблю Землю, а вовсе не потому, что ненавижу города. Ты неправильно сформулировал свои вопросы. Защищать Землю и природу не значит выступать против городов. Мы же не можем повернуть время вспять и разрушить их. Сейчас уже не можем. Когда у нас прорывает дамбу или что-нибудь такое происходит с источником загрязнения окружающей среды, мы же не требуем остановки промышленности во всем мире. Мы просто просим тех, кто за это отвечает, вести себя более осторожно, мы, как раз наоборот, только приветствуем всяческие нововведения, альтернативные варианты, дальнейшее развитие. Есть люди, которые видят Землю только как скопление полезных ископаемых и строительных материалов, как огромное пастбище и строительную площадку — они утверждают, что являются благодетелями всего человечества. На самом же деле их интересуют только прибыль, только деньги. Например, Род рассказывал мне историю национальных парков. Они стали первой жертвой разрушения и уничтожения, еще задолго до возникновения проблем, с которыми мы пытаемся справиться сейчас. Я хотел бы защитить природу, то, что от нее осталось, — вот и все. А теперь ты скатки мне кое-что. Я спросил тебя: «что дальше?» У тебя сильно развитые телепатические способности, ты продолжаешь прогрессировать… Как ты собираешься ими воспользоваться?
   — Я тебя не понимаю.
   — Твой интерес к этим вопросам не похож на простое любопытство. Меня интересует…
   Он вдруг вскинул голову и посмотрел мне за спину.
   Я не слышал, чтобы кто-нибудь к нам подошел, и не почувствовал присутствия чужого сознания, хотя и не контролировал в тот момент мысли Квика. Я обернулся.
   Женщина подошла с другой стороны, по тропинке. Она показалась мне выше, чем в воспоминаниях, и немного стройнее.
   — Лидия! — воскликнул я, вскочив на ноги. — Мама говорила о сюрпризе…
   Она улыбнулась.
   — Привет, Деннис, — проговорила она. — Квик, здравствуй.
   — Вы знакомы? — спросил я.
   Квик кивнул.
   — Да, — ответил он. — Мы встречались. Довольно давно. Как дела?
   — Прекрасно, — сказала Лидия и подошла к нам.
   — Лидия — это тот самый терапевт, о котором я тебе говорил, — пояснил я. — Она мной занималась. Раньше.
   — А ты изменился, Квик, — сказала Лидия.
   Квик кивнул.
   — Как и все, — сказал он.
   Лидия снова посмотрела на меня.
   «Деннис, позволь мне заглянуть в твое сознание».
   Я кивнул и дал ей возможность прочитать мои мысли. Через некоторое время я услышал: