Когда мы достигли стены, её уже не было. Она раскисла до чего-то вроде серого тумана и растаяла; и мы прошли сквозь опустевшее пространство
   — или скорее через его аналог — и сошли вниз по зелёной лестнице. Это была череда не связанных зелёных дисков, спускающихся на манер спирали, словно парящих в ночном воздухе. Они шли по внешней стороне замка, в конце концов упираясь в пустую стену. Прежде чем достичь той стены, мы прошли через несколько мгновений яркого дневного света, короткий шквал синего снега и апсиду чего-то похожего на собор без алтаря, но со скелетами, занимающими церковные скамьи. Когда мы наконец подошли к стене, то прошли насквозь, очутившись в большой кухне. Сухэй подвёл меня к кладовой и предложил обслужить себя самому. Я нашёл немного холодного мяса и хлеба и отправил в себя сэндвич, обмыв его прохладным пивом. Дядя же отгрыз кусок хлеба и выхлебал графин такого же пойла. Над нашими головами, вытянувшись в полёте, появилась птица, хрипло каркнула и исчезла раньше, чем преодолела полкомнаты.
   — А где же слуги? — спросил я.
   — Очередное красное небо — почти полный оборот, — отозвался он. — Так что у тебя есть шанс поспать и собраться с мыслями перед тем… наверное.
   — Что ты имеешь в виду под «наверное»?
   — Как один из трех, ты находишься под Черным Наблюдением. Во потому я и вызвал тебя сюда, в одно из моих мест уединения.
   Он повернулся и прошёл сквозь стену. Я последовал за ним, волоча свой графин, и мы уселись возле неподвижного зелёного бассейна под скалистым навесом, и небо над головой было цвета умбры. Его замок вмещал в себя звенья как Хаоса, так и Отражения, которые были утрамбованы в узор безумного стёганого одеяла, составленного из переходов внутри переходов.
   — Но раз ты носишь спикарт, то имеешь дополнительные средства безопасности, — заметил дядя.
   Он протянул руку и коснулся колеса со множеством спиц на моем кольце. Рука отозвалась лёгким покалыванием — в пальце, в ладони, в кисти.
   — Дядя, когда ты был моим учителем, то частенько разражался загадочными высказываниями, — сказал я. — Но теперь я получил аттестат и вроде как имею право смело сказать, что не знаю, о какой чертовщине ты говоришь.
   Он ухмыльнулся и отхлебнул пива из моего графина.
   — В отражении все всегда становится ясным, — сказал он.
   — Отражении… — сказал я и заглянул в бассейн.
   Под поверхностью воды среди чёрных лент плавали образы — Савалл, выставленный для прощания — жёлто-чёрные балахоны укутывали его усохшее тело — моя мать, отец, демонические формы, проходящие и исчезающие, Юрт, я сам, Ясра и Джулия, Рэндом и Фиона, Мандор и Дворкин, Билл Рот и множество лиц, которых я не знал…
   Я покачал головой.
   — Отражение ясности не внесло, — сказал я.
   — Оно не действует сразу, — отозвался он.
   И я снова обратил внимание на хаос лиц и форм. Вернулся Юрт и маячил долгое время. Одет он был со вкусом и выглядел относительно целым. Когда он всё-таки сплыл с глаз долой, вернулось одно из полузнакомых лиц, которое я видел раньше. Я знал, он был из знати Дворов, и я порыскал у себя в памяти. Конечно. Не сразу, но я узнал его. Это был Тмер со Двора Прерывающих Полет, старший сын последнего Принца Роловианса, а теперь и сам лорд Путей Прерывающих — борода лопатой, тяжёлое чело, крепкое сложение, не некрасив в грубоватых чертах; по всем докладам, смелый и, возможно, даже сообразительный парень.
   Затем был Таббл, Принц Путей Рассекающих Мысль, меняющий фазы от человека до кружащейся демонической формы и обратно. Безмятежный, тяжёлый, изящный; возрастом в столетия и очень хитрый; он носил бороду бахромой и имел бледные глаза, всегда широко раскрытые и невинные; он был мастером многих игр.
   Я ждал, и Тмер последовал за Юртом, последовал за Табблом в ничто меж свёрнутых кольцами лент. Я подождал ещё, но ничего нового «места быть не имело».
   — Конец отражениям, — известил я под занавес. — Но я по-прежнему не знаю, что это значит.
   — Что ты видел?
   — Своего брата Юрта, — отозвался я. — И Принца Тмера из Прерывающих. И Таббла из Рассекающих среди прочей мишуры.
   — Наиболее соответствует, — отреагировал Сухэй. — Абсолютно соответствует.
   — Ну и?
   — Как и ты, Тмер и Таббл — оба под Черным Наблюдением. Я понимаю так, что Тмер пока находится у Прерывающих, а вот Юрт, по-моему, ушёл в землю где-то в другом краю, не в Далгарри.
   — Юрт вернулся?
   Он кивнул.
   — Он мог бы быть в маминой Крепости Ганту, — проговорил я в задумчивости. — Или же у Всевидящих есть замена — отдалённые пути Якоря, на краю Обода.
   Сухэй пожал плечами.
   — Я не знаю, — сказал он.
   — Но к чему Чёрное Наблюдение… для каждого из нас?
   — Ты ушёл в Отражение в прекрасный университет, — сказал он, — и ты обитал при Дворе Эмбера, который я полагаю высшей школой. Следовательно, я прошу тебя подумать. Конечно, разум, столь хорошо отточенный…
   — Я сознаю — Чёрное Наблюдение значит, что мы встретились с некоей опасностью…
   — Конечно….
   — Но её сущность исключает меня. Если не…
   — Да.
   — Её следует связать со смертью Савалла. Так что она — некое политическое урегулирование. Но меня здесь не было. Я не знаю, какие из дел особенно горячи.
   Он продемонстрировал мне ряд за рядом изношенные, но все ещё гладкие клыки.
   — Пощупай дело о наследовании, — сказал он.
   — О'кей. Допустим, Пути Всевидящих предлагают одного возможного наследника, Прерывающих — другого, Рассекающих — третьего. Допустим, в этом вопросе мы сидим друг у друга в глотке. Допустим, я вернулся в разгар вендетты. Так что, кто бы ни отдавал сейчас приказы, он поместил нас под наблюдение, чтобы оградить от сложностей. Я это высоко ценю.
   — Тепло, — сказал он, — но все зашло гораздо дальше.
   Я покачал головой.
   — Я сдаюсь.
   Откуда-то донёсся завывающий звук.
   — Подумай об этом, — отозвался Сухэй, — а пока я приглашаю тебя погостить.
   Он поднялся и шагнул в бассейн, исчезая. Я прикончил остатки пива.

2

   Лишь мгновением позже скала слева от меня замерцала и издала гулкий колокольный звон. Непроизвольно моё внимание сосредоточилось на кольце, которое Сухэй обозвал спикартом. И тут же я сообразил, что кольцо уже настроено и готово к защите. Интересно, насколько я его освоил и насколько я к нему приспособился за столь короткое время. Я стоял лицом к камню, с левой рукой, вытянутой вслед Сухэю, — куда тот шагнул сквозь сияющее пространство мимо чьей-то фигуры, чуть повыше и потемнее его самого. Мгновением позже и эта фигура последовала за ним, приняв чёткую форму и перетекая из осьминогой обезьяны в то, что было моим братом Мандором — человекообразным, одетым в чёрное, как и тогда, когда я видел его в последний раз. Разве что одежды были новыми и несколько иного фасона, да белые волосы чуть менее взъерошены. Он быстро просканировал окрестности и одарил меня улыбкой.
   — Вижу, что все хорошо, — объявил он.
   Я хмыкнул, кивая на его перевязанную руку.
   — Хорошо, как и следовало ожидать, — отозвался я. — Что случилось в Эмбере после моего ухода?
   — Никаких свежих несчастий, — ответил он. — Я оставался достаточно долго, чтобы оценить, могу ли я чем-нибудь помочь. Это свелось к небольшой магической очистке окрестностей и материализации досок, чтобы положить их над дырами. Затем я попросил у Рэндома разрешения удалиться, он милостиво позволил, и я пошёл домой.
   — Несчастья? В Эмбере? — спросил Сухэй.
   Я кивнул:
   — В залах Эмберского Дворца произошла стычка между Змеем и Единорогом, и как результат — значительные разрушения.
   — Как могло случиться, что Змей забрёл так далеко в царство Порядка?
   — Так получилось, что Эмбер заинтересовалась Талисманом Закона, который Змей считает своим утерянным глазом.
   — Я должен услышать всю историю.
   Я перешёл к повествованию о запутанном столкновении, опустив свой собственный скромный опыт в Коридоре Зеркал и апартаментах Бранда. Пока я рассказывал, взгляд Мандора дрейфовал от спикарта к Сухэю и обратно. Когда он понял, что я все вижу, то — улыбнулся.
   — Итак, Дворкин снова в себе?.. — сказал Сухэй.
   — Я не знал его раньше, — отозвался я. — Но, кажется, он знал, чего хотел….
   — И Королева Кашеры видит глазом Змея.
   — Я не знаю, что она там видит, — сказал я. — Она ещё не оклемалась после операции. Но мысль интересная. Если она им взглянет, что она сможет увидеть?
   — Ясные, холодные линии вечности… осмелюсь предположить. В глубине Отражений. Ни один смертный не сможет носить Талисман слишком долго.
   — У неё эмберская кровь, — сказал я.
   — Неужели? Оберон?
   Я кивнул.
   — Ваш прежний правитель был очень резвым мужчиной, — откомментировал Сухэй. — И все же, такое зрение — сильная нагрузка, хотя у меня лишь догадки… и некое знание принципов. Не имею понятия, к чему это приведёт. Это мог бы сказать только Дворкин. Будь он в здравом уме, для этого нашлась бы причина. Я признаю его мастерство, хотя никогда не был способен предугадать его мысли.
   — Ты знаешь его лично? — спросил я.
   — Я знал его, — сказал он, — давно, до всех его неприятностей. И я не знаю, то ли восхищаться этим, то ли отчаиваться. Вылечившись, он смог бы работать с большей пользой. Но интересы его — интересы фанатика.
   — Прости, что не могу просветить тебя, — сказал я. — Я тоже нахожу его действия загадочными.
   — И я сбит с толку, — сказал Мандор, — расположением Глаза. Все это значит больше, чем просто внутренне дело, включающее родственные «эмберские» отношения с Кашерой и Бегмой. Я не вижу, что могут дать размышления. Лучше обратить внимание на прессинг местных проблем.
   Я услышал свой горестный вздох.
   — Наследование? — предположил я.
   Мандор дёрнул бровью.
   — О, Лорд Сухэй уже ввёл тебя в курс дела?
   — Нет, — отозвался я. — Но я так много слышал от отца про наследование в Эмбере, со всеми манёврами, интригами и надувательствами, что почти чувствую — это давит на разговоры. Могу предположить, что среди Домов потомков Савалла — где замешано гораздо больше поколений — все пойдёт теми же путями.
   — Мысль хороша, — сказал Мандор, — хотя я думаю, в местной картине могло быть побольше порядка.
   — Ну, и то хорошо, — сказал я. — Что касается меня, я намерен отдать дань уважения и валить ко всем чертям. Пришлите мне открытку, когда все устаканится.
   Мандор рассмеялся. Он редко смеялся. Я почувствовал, как запястье пощипывает там, где обычно ездил Фракир.
   — Он действительно не знает, — сказал Мандор, взглянув на Сухэя.
   — Он только что прибыл, — ответил Сухэй. — У меня не было времени рассказать все.
   Я пошарил в кармане, поймал монетку, вытащил и подбросил.
   — Решка, — возвестил я после осмотра. — Мандор, рассказывать тебе. Что происходит?
   — Ты — не просто следующий в очереди на трон, — сказал он.
   Наступила моя очередь смеяться. Я посмеялся.
   — Это я уже знал, — сказал я. — Не так давно за обедом ты говорил, насколько длинна очередь передо мной… если мою смешанную кровь вообще можно рассматривать.
   — Двое, — сказал он. — Перед тобой стоят двое.
   — Не понял, — сказал я. — А что случилось со всеми остальными?
   — Умерли, — отозвался он.
   — Плохой год? Грипп?
   Он подарил мне гадостную улыбку.
   — Прошла беспрецедентная волна дуэлей со смертельным исходом и терактов по политическим мотивам.
   — И что преобладало на игровом поле?
   — Теракты.
   — Очаровательно….
   — Итак, вы трое под Черным Наблюдением и защитой Короны, и вы отданы под опеку служб безопасности ваших Домов.
   — Ты серьёзно?
   — Вполне.
   — Внезапное истощение рядов — следствие того, что слишком многие стали искать продвижения? Или это было фортелем попроще — уборкой камней на дорогах.
   — Корона не уверена.
   — Когда ты произносишь «Корона», кого ты имеешь в виду сейчас? Кто принимает решения в безвластии?
   — Лорд Банес из тихих Иноходных Путей, — отозвался Мандор, — дальний родственник и давний друг нашего прежнего монарха.
   — Да, что-то припоминаю. А не мог бы он сам положить глаз на трон и сам стоять за всеми… разборками?
   — Этот человек — жрец Змея. Обеты ограждают их от правления где бы то ни было и когда бы то ни было.
   — Но существуют объездные пути.
   — Верно, но этот человек мне кажется истинно не заинтересованным в подобном.
   — Что не исключает существование у него любимчика и, может быть, небольшой помощи ему. Есть ли у трона кто-нибудь, особо обожающий его Орден?
   — Насколько я знаю, нет.
   — Это не значит, что кто-то не перетасовал колоду.
   — Да, но Банес человек не того сорта, к кому было бы легко подступиться с предложением.
   — Другими словами, ты веришь, что он стоит над дрязгами, что бы ни случилось?
   — В отсутствии улик обратного.
   — Кто в очереди следующий?
   — Таббл из Рассекающих мысль.
   — А второй?
   — Тмер из Прерывающих Полет.
   — Верхушка очереди — расклад в твоём отражении, сказал я Сухэю.
   Он снова показал мне зубы. Кажется, они вращались.
   — А у нас как, вендетта с Прерывающими или Рассекающими? — спросил я.
   — Не совсем.
   — Значит, о нас всех просто заботятся, а?
   — Да.
   — И как до этого докатились? Насколько я понимаю, была куча народа. Свершилась ночь длинных ножей, или что?
   — Нет, между смертями были некоторые перерывы. И когда Саваллу стало хуже, внезапной кровавой бани не случилось… Хотя несколько событий состоялось совсем недавно.
   — Ну, ладно, перейдём к расследованию. Кто-нибудь из этих урок попался?
   — Нет, они или сбежали, или были убиты.
   — И что с убитыми? По ним можно уяснить политические пристрастия.
   — Не совсем. Кое-кто был профессионалом. Парочка других была обычными недовольными — самыми говорливыми среди умственно отсталых.
   — Ты утверждаешь, что не было ни одной ниточки к тому, кто мог бы за этим стоять?
   — Совершенно верно.
   — А что тогда по поводу подозрений?
   — Сам Таббл, конечно, подозрителен, хотя заявить об этом вслух — идея не из лучших. Он расположен в иерархии наиболее выгодно, и ему так поступить удобно. К тому же, в его карьере слишком много политического попустительства, двурушничества, убийств. Но это было давно. У каждого есть пара скелетов в погребе. Последние годы он был тихим и консервативным человеком.
   — Тогда Тмер… Он близок к тому, чтобы возбудить подозрения. Есть что-нибудь, что связывает его с кровавым делом?
   — Не совсем. Его дела на виду. Он очень замкнутый человек. Но никогда в прошлом он не был связан с подобными крайностями. Я знаю его плохо, но он всегда производит впечатление куда более простой фигуры, чем Таббл, да и более прямолинейной. Он, вероятно, из тех людей, кто если уж хочет трона, просто предпримет пару попыток, а не убьёт время в интригах.
   — Конечно, могла быть вовлечена куча народу — каждый действует в своих интересах…
   — И что же за страсть всплыла такая, ради которой все вдруг стали работать в своём интересе?
   — Может, и такая есть, почему бы нет?
   Улыбка. Пожатие плечами.
   — Нет причин полагать, что коронация положит всему конец, — сказал Мандор. — Корона никого не защищает от кинжала.
   — Но наследник приходит к власти вместе с дурным багажом.
   — Это не первый случай в истории. И раз уж ты приостановился, чтобы подумать об этом, то несколько очень хороших монархов пришли к власти с небезоблачными послужными списками. Кстати, тебе не приходило в голову, что другие могут рассуждать аналогичным образом о тебе?
   — Да, и это лишает меня ощущения комфорта. Мой отец долгое время хотел трон Эмбера, и это очень портило ему жизнь. Но как был он счастлив, когда послал трон к дьяволу. Если я что и вынес из его истории, так именно это. Подобных амбиций у меня нет.
   Но на мгновение вспыхнуло любопытство. Каково это — контролировать огромное государство? Всякий раз, когда я выражал недовольство политикой здесь, или в Эмбере, или в Соединённых Штатах в Отражении Земля, то резво начинал соображать, как сам бы управился с ситуацией, если б состоял в должности.
   — Не правда ли любопытно? — поддал пару Мандор.
   Я опустил взгляд.
   — Наверное, другие тоже смотрят в магические отражения… надеясь на путеводные нити.
   — Несомненно, — отозвался он. — И что если Таббл и Тмер встретят безвременный конец? Что бы ты сделал?
   — Даже не думай об этом, — сказал я. — Этого не случится.
   — Предположим.
   — Не знаю.
   — Тебе надо принять решение, просто чтобы убрать неопределённость с пути. Ты же никогда не испытывал нехватки слов, когда знал собственное мнение.
   — Спасибо. Я запомню это.
   — Расскажи мне о себе с момента нашей последней встречи.
   И я так и сделал, о призраках Лабиринта и обо всём.
   Где-то ближе к финалу вновь поднялось завывание. Сухэй двинулся у скале.
   — Извините, — сказал он, скала разделилась и дядя прошёл внутрь.
   Тут же я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мандора.
   — Вероятно, у нас есть лишь мгновение, — сказал он. — Времени не хватит объяснять: я хочу, чтобы ты меня прикрыл.
   — Очень личное, м-м?
   — Да. Так что перед похоронами тебе придётся отобедать со мной. Скажем, четверть цикла, считая от нынешнего момента, синее небо.
   — Отлично. У тебя или в Путях Всевидящих?
   — Приходи ко мне в Пути Мандора.
   Скала снова сменила фазу, как только я кивнул, и вошла гибкая демоническая фигура, сверкая синим внутри облачной вуали. Я вмиг вскочил, затем склонился поцеловать руку, которую она протянула.
   — Мама, — сказал я. — Я не ожидал радости… так скоро.
   Она улыбнулась, а затем её нечто вихрем ушло прочь. Чешуя растворилась, контуры лица и фигуры поплыли. Синева исчезла, обратившись в нормальный, хоть и бледный, телесный цвет. Бедра и плечи развернулись, как только она потеряла немного роста, хотя и оставались достаточно обширными. Её карие глаза стали более привлекательными, как только втянулись тяжёлые надбровные дуги. Прорезалось несколько веснушек, пересекающих теперь человеческий, чуть вздёрнутый нос. Каштановые волосы были длиннее, чем в те времена, когда в последний раз я видел её в этой форме. И она по-прежнему улыбалась. Красная туника стала её туникой, просто повязанной пояском; на левом бедре болталась рапира.
   — Мой дорогой Мерлин, — сказала она, взяв мою голову обеими руками и целуя меня в губы. — Я рада видеть тебя так хорошо выглядящим. С твоего последнего визита прошло довольно много времени.
   — В последнее время я вёл очень активную жизнь.
   — Это уж точно, — сказала она. — Я слышала кое-какие доклады о твоих разнообразных несчастьях.
   — Представляю, что ты слышала. Не за каждым ходит по пятам ти'га, периодически и в различных формах совращая его и дико осложняя жизнь в нежелательных попытках защитить.
   — Это показывает, что я беспокоюсь, дорогой.
   — Это так же показывает, что ты либо не уважаешь мою личную жизнь, либо не ставишь ни во что моё здравомыслие.
   Мандор прочистил глотку.
   — Привет, Дара, — сказал он.
   — Полагаю, что тебе и должно все казаться таковым, — заявила она.
   Затем:
   — Привет, Мандор, — продолжила она. — Что с твоей рукой?
   — Несчастный случай, проистекающий из некоторых частей архитектурного ансамбля, — отозвался он. — Некоторое время тебя не было в поле зрения, но это не касается поля моих мыслей.
   — Спасибо, если это комплимент, — сказала она. — Да, я то и дело ухожу в отшельничество, когда общество начинает обременять. Хотя тебе ли говорить, сэр, исчезающий надолго в лабиринтах Путей Мандора… если ты действительно туда уходишь.
   Он поклонился.
   — Как вы сказали, леди, мы, похоже, родственные создания.
   Мать прищурилась, хотя голос не изменился, когда она сказала:
   — Я удивляюсь. Да, я иногда могу видеть в нас родственный дух, и чаще
   — в наших самых простых делах. В последнее время нас не было здесь, и довольно долго, разве не так?
   — Но я был беспечен, — сказал Мандор, указывая на раненую руку. — Ты, очевидно, нет.
   — Я никогда не спорю с архитектурой, — сказала она.
   — А с невесомостями? — спросил он.
   — Я стараюсь работать с тем, что стоит на месте, — сказала она ему.
   — В основном, я тоже.
   — А если не получается? — спросила она.
   Он пожал плечами.
   — Случаются иногда столкновения.
   — В своё время ты избегал многих, разве не так?
   — Не могу отрицать, но это было очень давно. Ты, вероятно, сама по себе весьма избегательная штучка.
   — Холодно, — ответила она. — Когда-нибудь мы должны сравнить записи по невесомостям и столкновениям. Разве не странно, если мы окажемся схожими во всех отношениях?
   — Я был бы весьма удивлён, — ответил Мандор.
   Я был заворожён и слегка испуган пикировкой, хотя исходить мог только из ощущений и не имел понятия о сути. Они были в чём-то схожи, и я никогда не слышал ничего столь неопределённого, но выразительного вне Эмбера, где часто играют в словесные игры подобного рода.
   — Простите меня, — затем сказал Мандор, обращаясь ко всей компании, — но я вынужден вас покинуть. Для регенерации. Благодарю за гостеприимство, сэр, — он поклонился Сухэю. — И за удовольствие скрестить… наши дорожки,
   — это уже Даре.
   — Ты только что прибыл, — сказал Сухэй, — и не отдохнул. Ты выставляешь меня плохим хозяином.
   — Славно отдохнул, старый дружище, никто не смог бы предложить таких трансформаций, — заявил Мандор. Он взглянул на меня, попятившись к открывающемуся выходу. — До скорого, — сказал он, и я кивнул.
   Он отправился в путь, и с его исчезновением, камень вновь обрёл однородность.
   — Интересуются его манерами, — сказала моя мать, — без очевидной настойчивости.
   — Тактично, — прокомментировал Сухэй. — Рождён он был в пышности.
   — Интересно, кто умрёт сегодня? — сказала она.
   — Я не уверен, что гарантировано соучастие, — отозвался Сухэй.
   Она засмеялась. @— А если так, — сказала она, — они определённо умрут блестяще, со вкусом.
   Ты говоришь в осуждение или из зависти? — спросил он.
   — Ни так, ни так, — сказала она. — Ибо я тоже наслаждаюсь тактом… и хорошим жестом.
   — Мать, сказал я, — что происходит?
   — Ты о чём, Мерлин? — отозвалась она.
   — Я покинул эти края довольно давно. Ты послала демона разыскать меня и позаботиться. По-видимому, тот, вернее, та смогла засечь кого-то эмберской крови. Возникла путаница между мной и Люком. И она оделила заботой нас обоих… пока Люк не начал предпринимать периодические попытки убить меня. Затем она защитила меня от Люка и попыталась определить, кто же из нас — более подходящая партия. Какое-то время она даже жила с Люком, а после преследовала меня. Мне следовало бы быть догадливым, потому что она так жаждала узнать имя моей матери. Похоже, Люк по поводу своих родителей держал рот на замке.
   Она засмеялась.
   Представь прелестную картину, — начала она. — Малышка Ясра и Принц Тьмы…
   — Не пытайся сменить тему разговора. Подумай, как это смущает выросшего человека — его мамочка посылает демона присмотреть за ним.
   — Своеобразно. Но это был всего лишь демон, дорогой.
   — Кого это заботит? Принцип тот же. Где ты откопала эту мысль о защите? Я обижаюсь…
   — Вероятно, ти'га спасла тебе жизнь больше, чем единожды, Мерлин.
   — Ну да. Но…
   — Тебе лучше быть мёртвым, чем быть защищённым? И только потому, что это исходит от меня?
   — Не в этом дело!
   — Так в чём?
   Надеюсь, тебе понятно, что о себе я могу позаботиться сам, и…
   — Но ты не смог.
   — Но ты этого не знаешь. Я обижен тем, что ты начинаешь с мнения, будто в Отражениях мне требуется дуэнья, что я наивен, доверчив, беспечен…
   — Полагаю, хоть это и заденет твои чувства, но можно смело сказать, что таким ты и был, собиравшись в края, настолько отличающиеся от Дворов, насколько отличается Отражение.
   — Да, о себе я могу позаботиться сам!
   — Ты не сделал для этого ни капли. Зато напридумывал массу чепухи. С чего ты решил, что причины, которые ты перечислил, единственно возможны для моих действий?
   — О'кей. Расскажи, знаешь ли ты, что Люк пытался убить меня тринадцатого числа каждого апреля. И если — «да», почему ты мне просто этого не сказала?
   — Я не знала, что Люк пытался убить тебя тринадцатого числа каждого апреля.
   Я отвернулся. Сжал кулаки и разжал их.
   — Тогда какого дьявола ты это сделала?
   — Мерлин, почему для тебя так сложно допустить, что другие люди могут иногда знать то, чего не знаешь ты?
   — Начни с их нежелания изложить мне эти вещи.
   Долгое время мать молчала. Затем:
   — Боюсь, в чём-то ты прав, — сказала она. — Но были серьёзные причины не говорить на эти темы.
   — Тогда начни с невозможности рассказать это мне. Скажи, почему ты мне не доверяешь.
   — Это не вопрос доверия.
   — Тогда нет ли резона рассказать хоть что-то сейчас?
   Последовало ещё одно, более долгое молчание.
   — Нет, — наконец сказала она. — Ещё нет.
   Я повернулся к ней, сохраняя лицо спокойным, а голос ровным.