Желязны Роджер. Знаки дороги

   Повернувшись вправо, где лениво покачивался бледно-голубой поворачивающийся поднос с выставленными в круг аперитивами. Поворачивая поднос, он быстро опустошил оранжевый, зеленый, желтый и дымчато-золотистый сосуды, почти одновременно со вступившей музыкой рожков и струн. Поставленные на место стаканы были немедленно наполнены вновь.
   Он потянулся и посмотрел на противника по шахматам, который тоже протянул руку к карусели с напитками со своей стороны.
   – Вы делаете успехи, – сказал Чедвик, – или я дегенерирую. Возможно, но не знаю, что именно.
   Его гость отпил из прозрачного, потом из ярко-красного, янтарного и снова прозрачного стакана.
   – Учитывая все то, что вы делаете для моей пользы, – ответил он, – я не могу принять последнее предположение.
   Чедвик улыбнулся и некоторое время покачивал левой кистью.
   – Я стараюсь, чтобы в моих писательских классах преподавали интересные люди, – сказал он, – и крайне приятно, если один из них оказывается таким замечательным собеседником.
   Маркиз вернул Чедвику улыбку.
   – Я действительно нахожу настоящее мое положение в значительной степени более благоприятным, чем та ситуация, из которой вы меня извлекли в прошлом месяце. И я должен признаться, что был бы рад продлить мое отсутствие в родном столетии на более продолжительный срок, желательно – навсегда.
   Чедвик кивнул:
   – Я нахожу ваши взгляды настолько интересными, что было бы жаль с вами расстаться.
   – К тому же, развитие литературы в последующие эпохи просто пленяет меня: Бодлер, Рэмбо, Малларме, Верлен – и этот замечательный Арто! Конечно, я все это предчувствовал.
   – В этом я не сомневаюсь.
   – Особенно, Арто.
   – Могу себе представить.
   – Его призыв к созданию театра жестокости – что за превосходная и благородная идея!
   – Да. Это большая заслуга с его стороны.
   – Вопли, внезапный ужас. Я… – маркиз извлек шелковый платок из рукава и промокнул лоб. Он слабо улыбнулся. – Мой очередной прилив энтузиазма.
   Чедвик усмехнулся.
   – А эта игра, в которую вы вошли, – продолжал маркиз. – Эта черная десятка! Она напоминает мне чудесные гравюры Яна Люкена, что вы показывали мне на днях. Вы так все ярко описываете, что я почти чувствую себя участником.
   – Да, действительно, пора снестись и узнать, как двигается игра, – заметил Чедвик, – посмотрим, как там дела.
   Он встал и по устланному коврами полу прошел к черному мраморному сфинксу, слева от камина, в котором еще лениво шевелились языки пламени. Остановившись перед сфинксом, он пробормотал несколько слов, и тот высунул длинный бумажный язык. Чедвик оторвал полоску бумаги и вернулся к столу, бумагу он держал перед собой, словно свиток пергамента, и, нахмурив кустистые брови, медленно развернул листок.
   Протянув руку, он взял с подноса стакан, содержащий ровно унцию чистого бурбона из Кентукки, выпил до дна и поставил стакан на место.
   – Старина Рэд прошел первый этап, – сказал он. – Убил нашего человека. Мы ждали этого. Первый выстрел – простое предупреждение. Так сказать, поставить его в известность.
   – Возникает вопрос…
   – Да.
   – Вы определенно были намерены дать жертве знать, что началась игра?
   – Конечно. Пускай попотеет.
   – Понимаю. Что произошло потом?
   – Потом игра пошла всерьез. Следящее устройство было установлено в его машине, а в предполагаемых местах бегства устроены ловушки. Дальше четкость сообщения теряется. Он действительно направился в одну из засад, где один из моих лучших людей (я возлагал на него большие надежды) должен бы завершить дело. Не совсем ясно, что там произошло. Последний след: наш человек установил, что имело место некое столкновение, но владелец гостиницы не имел понятия даже о подлинной его природе, и что Рэд покинул это место, сняв с машины наш передатчик и оставив его на стоянке.
   Маркиз улыбнулся:
   – Итак, второй удар тоже прошел мимо. От этого игра становится еще интереснее, не так ли?
   – Возможно. Хотя я был бы не прочь поставить точку уже в этом месте. Меня беспокоит третий этап. Он засчитывается за мною, поскольку был зарегистрирован в бюро игр, но на самом деле не был предпринят.
   – Кто должен был играть за вас?
   – Одна женщина со смертельно сильными руками и привычкой, которую вы нашли бы столь восхитительной. Она просто исчезла. Отправилась в поездку с новым дружком и обратно назад не вернулась. Мой агент ждал ее несколько дней. Безрезультатно. Я думаю отозвать моего человека обратно и списать эту попытку.
   – Жаль. Как печально, что потеряно существо такой замечательной природы. Но объясните мне, когда вы говорите: «несколько дней», как вы измеряете промежуток, если не уверены, куда – или вернее будет сказать – когда она отправилась?
   Чедвик качнул головой:
   – Это так называемые «дни плаванья», – объяснил он. – Мой человек находится в определенной точке на Дороге постоянно. Течение времени там примерно соответствует течению времени в большинстве входных точек Дороги. Если бы он оставался в этой точке десять лет, а потом захотел бы вернуться к входному въезду десятилетней давности, он мог бы отправиться туда вниз по Дороге.
   – Тогда сами въезды тоже смещаются?
   – Да, можно посмотреть и с этой точки. Но предполагается бесконечное число новых. Периодически мы изменяем знаки, но большинство путешественников – настоящих, а не однодневных туристов – имеют при себе компьютеры, те самые думающие машины, о которых я вам рассказывал, которые следят за изменением обстановки.
   – Значит, вы могли бы вернуть меня в мою эпоху и раньше того момента, когда меня извлекли, и позже, и в тот же самый день?
   – Да, любой вариант возможен. Что вы предпочитаете?
   – Собственно, я хотел бы научиться управлять одной из ваших машин-экипажей, а также одним из этих компьютеров. Смог бы я тогда путешествовать самостоятельно? Смог бы я вернуться сюда, найти Дорогу обратно из другой эпохи?
   – После того, как вы один раз проехали по Дороге, происходит некое физическое изменение организма, позволяющее находить Дорогу снова и снова, – заверил его Чедвик. – Но я должен буду подумать о вашей просьбе. Я не готов пожертвовать вашим обществом ради вашей тяги к перемене мест или желания убить собственного дедушку.
   Маркиз хихикнул:
   – Нет-нет, поверьте. Я вовсе не такой неблагодарный гость. Но, овладев необходимыми навыками, я мог бы увидеть все, что пожелаю, и всякий раз возвращаться в этот же момент, не так ли?
   – Давайте поговорим об этом позднее.
   Маркиз улыбнулся и отпил абсента.
   – Хорошо, – сказал он. – Итак, ваша жертва временно получила невидимость?
   – Да, пока он сам не выдал положение глупейшим образом. Он поставил сам на себя где-то в бюро около В-12.
   Наверное, он не знает, что недавно учет ставок был централизован. Или, конечно, это может быть какая-то ловушка.
   – Что вы намерены делать?
   – Отвечать на вызов, естественно. Даже, если придется пожертвовать следующим убийцей. Пока я могу это позволить, чтобы выяснить, допустил ли он оплошность, или у него что-то было на уме.
   – Кого именно вы думаете выставить?
   – Мне кажется, это должен быть сильный человек. Возможно, пустим Макса, этого киборга-танка из В-24. Или даже Тимьин Тина… хотя его я предпочел бы приберечь на крайний случай. Но сейчас ударить нужно сильно. Наверное, пойдет Арчи. Да.
   – Я хотел бы…
   – Что?
   – Если бы мы могли отправиться к этому месту и своими глазами увидеть событие. Неужели у вас нет желания лично присутствовать, когда будет покончено с вашим старым врагом?
   – Я получу полный рапорт с фотографиями.
   – И тем не менее…
   – Да, да, я понимаю вас. Само собой, я об этом уже думал. Но нет способа заранее сказать, кто будет убит. Случаются и рикошеты тоже. Я думаю просто подождать, пока событие произойдет, а потом отправиться назад и насладиться зрелищем. Но сначала я должен быть уверен, что это уже произошло. Откровенно говоря, я намерен при этом присутствовать много, очень много раз – но, потом…
   – Я несколько запутался. Но я буду счастлив сопровождать вас как очевидцев в вашей первой поездке.
   – Мы что-нибудь организуем… потом.
   – Но потом может быть слишком поздно!
   – Слишком поздно не бывает. Сейчас нам нужно еще завершить партию в шахматы, а потом я хотел бы, чтобы вы взглянули на мои новые рукописи.
   Маркиз вздохнул. Чедвик усмехнулся и закурил оранжевую трубку. Черепаха, с украшенным золотом и драгоценными камнями панцирем, медленно проползла рядом с креслом. Чедвик протянул руку и погладил ее по голове.
   – Всему свое время и время для всего… – сказал он.

16

   Рэд велел принести к нему в номер еды – как можно больше: подносы жареной говядины, целых цыплят и поросят. Он поглощал мясо, сидя и слегка покачиваясь, временами поднимался и начинал ходить по комнате. Он останавливался у забранного решеткой окна, глубоко вдыхал. Еще не взошедшая луна подсвечивала горизонт на востоке. Он вытер рот тыльной стороной ладони, и в горле его зародился странный звук.
   Он прижал ладони к глазам и не отнимал с полминуты. Потом долго смотрел на свои руки. Свет, казалось, становился ярче, но он знал, что это не так. Он сорвал с себя остатки одежды и принялся доедать мясо, останавливаясь только, чтобы стереть пот со лба и век. Свет мерцал. Реальность, казалось, то теряла, то приобретала четкость в разноцветных вспышках. Душила жара…
   Он почувствовал, что перемена началась.
   Он упал на кровать и лежал неподвижно.
   Послышался какой-то звук, словно ветер пролетел над пшеничным полем. И все вокруг закружилось…
   Он проскользнул к подножию башни: темный, темнее самой темной ночи, безмолвный.
   Несколько долгих секунд он смотрел вверх. Потом тронул стену. Он сжал кулаки, напрягся, тряхнул. Выдвинулись когти. Едва скребя о камень металлом когтей, он начал взбираться по стене, как тень среди теней. Дыхание его оставалось ровным. Темное лицо его не выражало ничего. Это было нужное ему место. Автомашина, на которой он приехал, была оставлена внизу на стоянке. Спешить было совершенно некуда. До рассвета далеко. Водитель подождет.
   Он обходил окна, хотя большинство из них были уже погашены. Добравшись до первого балкона, он прислушался.
   Тихо.
   Он приподнял голову и осмотрелся. Пусто.
   Он обошел балкон слева и продолжил подъем. Легкий ветерок нежил его тело. Испуганная пичуга чирикнула один раз и покинула свое гнездо, исчезнув в темноте.
   Поднимаясь все выше, он несколько замедлил подъем, достигнув второго уровня балконов, где повторил осторожный осмотр. Он заранее изучил схему башни, знал расположение комнаты, знал также, что окна забраны решеткой. Быстрее и легче всего выбить дверь ударом ноги, ворвавшись как можно неожиданнее.
   Он остановился, прислушиваясь, под третьим балконом, потом поднялся и забрался на перила ограждения. В то же момент какой-то человек вышел на балкон с лестничной площадки справа от него, затянулся один раз только что закуренной сигаретой, бросил ее и наступил ногой. Сидя на поручне, словно сова, он видел, что невысокий, неподвижно стоящий человек тоже смотрит на него. Один прыжок, один взмах ноги, и все будет кончено.
   – Арчи, – послышался тихий голос, – добрый вечер.
   Арчи не шевельнулся. Потом мягко оперся правой рукой о поручень.
   – Сдается, не имею чести вас знать, – ответил он хрипло.
   – Это так, мы никогда не встречались. Но я видел твою фотографию вместе с изображениями остальных занятых в деле. Я думаю, что ты мог видеть и мое при аналогичных условиях.
   Вспыхнула спичка. Арчи всматривался в лицо.
   – Лицо знакомое, – признал он, – но имя вспомнить не могу.
   – Меня зовут Тимьин Тин.
   – Ладно. Как я понимаю, у нас одна и та же цель. Ты можешь теперь идти обратно. Мне не нужна твоя помощь.
   – Мы здесь не с одной и той же целью.
   – Не понял.
   – Я смотрю на это дело, как на мое личное. Ваше присутствие, хотя и не по вашей вине, оскорбляет меня. Следовательно, я вынужден вас просить удалиться и предоставить это дело мне одному.
   Арчи усмехнулся:
   – Глупо спорить, кто его убьет.
   – Я рад, что и вы так думаете. Я желаю вам спокойной ночи, в таком случае, и немедленно займусь делом.
   – Я не это имел в виду.
   – Что же тогда?
   – У меня есть приказ. Я даже был подвергнут психообработке, чтобы ненавидеть этого человека. Нет, это сделаю я. А ты уходи своей дорогой. Я сделаю все, как надо.
   – Увы, я не могу. Для меня это дело чести.
   – Ты думаешь, что ты один можешь так думать?
   – Меня это уже не интересует.
   Арчи слегка пошевелился. Тимьин Тин повернулся вправо.
   – Ты не уйдешь?
   – Нет. И вы тоже не уступите?
   – Нет.
   Арчи пошевелил когтями.
   – Тогда пеняй на себя… – и он прыгнул вперед.
   Тимьин Тин сдвинулся в сторону, повернулся, согнул ноги в коленях, выставил руки с повернутыми внутрь ладонями и расставленными пальцами на уровне плеч. Арчи крутанулся, левая рука вытянута, правая описывает дугу, большой палец отставлен в сторону, вес перенесен на левую ногу, правая согнута.
   Тимьин Тин увернулся, правая рука сдвинулась к левому плечу, левая опущена и выдвинута вперед, пальцы собраны в новую конфигурацию.
   Арчи сделал обманный финт ногой, два раза ударил правой рукой, словно клинком, мгновенно перешел в защитную стойку со скрещенными руками. Тимьин Тин отодвинулся назад, руки параллельно вытянуты вперед, кисти вращаются. Удары Арчи не нанесли ему вреда. Теперь тот принял новую стойку – голова откинута назад, руки подняты, правая нога вперед. Тимьин Тин сложил руки наподобие корзинки перед собой и слегка наклонился вперед, поворачиваясь.
   – Едва не достал меня, – сказал Арчи.
   Маленький человек улыбнулся, в то время как его пальцы заняли новое положение, плечи опустились на два с четвертью дюйма. Арчи поспешно передвинул левую руку и левую ступню, занимая новую стойку.
   Тимьин Тин веерообразно провел правой рукой перед лицом, опуская левую, пальцы загибаются вперед и вверх. Арчи сделал заднее сальто и прыгнул вперед, ударив ногой. Тимьин Тин парировал удар черпающим движением левой руки, от чего Арчи покатился в сторону колесом, и продолжал катиться, пока не оказался на безопасном расстоянии, где стремительно перешел в оборонную позицию на корточках, из которой поднялся, быстро двигая руками. Он переместился влево, с молниеносной скоростью меняя стойки и позы. Тело Тимьин Тина тенью следовало за Арчи, руки его двигались более медленно, но всегда занимали нужное положение.
   Наконец Арчи остановился лицом к лицу с Тимьин Тином. Тот тоже остановился, глядя на Арчи, который двинул правой рукой. Тимьин Тин повторил движение, как зеркало. Полминуты они пребывали в полной неподвижности. Потом Арчи опять шевельнул правой рукой. Тимьин Тин двинул левой. Они смотрели друг на друга еще полминуты, потом Арчи повернул голову. Тимьин Тин коснулся своего носа. На лице Арчи появилось озадаченное выражение. Он медленно нагнулся и тронул левой рукой пол. Тин повернул свою левую ладонь вверх и двинул вперед на три дюйма. Арчи шевельнул ушами, потом спросил:
   – Что слышно, когда хлопают одной рукой?
   – Бабочка.
   Арчи выпрямился и шагнул вперед. Тимьин Тин приставил ладонь козырьком ко лбу. Они оставались в таком положении целую минуту.
   Тимьин Тин быстро сделал два шага влево и лягнул воздух. Согнувшись и наклонившись назад, Арчи удержался от того, чтобы не сделать два шага вправо и не оказаться на линии удара ноги. Вытянув обе руки – когти выдвинуты на полную длину – он два раза крутанулся на пятке, едва только снова приобрел равновесие. К этому времени Тимьин Тин сделал еще два шага влево.
   На лбу Арчи блестела испарина, когда он, нагнувшись вперед начал кружить вокруг невысокого человека, согнув пальцы и слегка шевеля когтями.
   Тимьин Тин медленно поворачивался вслед за ним, правая рука его, казалось, безвольно свисала на уровне плеча. Он медленно и глубоко поклонился, едва Арчи собрался уже прыгать. Арчи удержал себя и остановился.
   – Это и в самом деле большое удовольствие, – сказал он.
   – И для меня тоже, – ответил Тимьин Тин.
   – Словно белые цветы падают на мое одеяло. Твои руки так бледны.
   – Покинуть мир весной и с цветами вместо почетного караула – чего желать еще.
   Тимьин Тин медленно выпрямился. Арчи начал описывать левой рукой восьмерку, постепенно выдвигая ее. Правая рука его согнулась.
   Тимьин Тин вдруг сделал два шага влево. Арчи было двинулся вокруг него по часовой стрелке, потом быстро повторил движение, когда Тимьин Тин начал поворачиваться. Он хотел ударить левой ногой, но передумал, переместил вес, сделал обманный выпад правой. Поднялся прохладный ветерок. Тимьин Тин вытянул обе руки ладонями вниз, потом медленно повел головой. Потом его плечи начали двигаться. Руки принимали одно положение за другим, поднимаясь, выдвигаясь, имитируя удары.
   Тимьин Тин наклонился вправо, потом влево, правая рука продолжала опускаться чрезвычайно медленно. Он снова наклонился влево.
   – Какого цвета гром? – спросил его Арчи. Потом он наклонился вправо, рука продолжала опускаться.
   Арчи нанес еще один обманный удар ступней, потом сделал выпад – когти выпущены на полную длину, руки описывают широкие полуокружности одна за другой.
   Голова Тимьин Тина повернулась вбок. Он повернулся, левая нога приняла У-образную позицию, и поймал Арчи под левую руку. Правая рука устремилась вверх, к членам Арчи. Он почувствовал мгновенное напряжение, сопротивление тяжелого тела, и резко повернулся влево, сгибаясь. Арчи перелетел через поручень и исчез в ночи.
   – Смотри, – ответил ему Тимьин Тин.
   Он стоял неподвижно, но ненадолго, не дольше, чем сердце ударило два-три раза, всматриваясь и прислушиваясь в ночь. Потом он поклонился.
   На наружного кармана на шве правой штанины он извлек трубочку, толщиной в карандаш. Он взвесил ее на ладони и потом направил конец в небо. Он нажал штырек на боку трубочки, и тончайший красный луч ушел в темноту. Слегка повернув кисть, он направил луч на поручень. Луч прочертил тонкую линию сквозь восемь дюймов каменной ограды. Он выключил его и подошел к тому месту, где прорезал поручень. Проводя большими пальцами по канавке волосяной толщины, он первый раз посмотрел вниз. Кивнув, он отвернулся, возвращая трубочку в карман.
   Он бесшумно выскользнул на лестничную площадку. Он посмотрел вверх, и на мгновение его восприятие помутилось, потому что погруженный во мрак лестничный колодец напомнил ему о холодных каменных коридорах в древнем здании, где он когда-то жил.
   Он медленно поднимался по ступеням, держась поближе к стене по левую руку. Он миновал одну дверь, двинулся ко второй.
   Достигнув нужной двери, он остановился. В щели под дверью все еще пробивался слабый свет из комнаты. Он сжал в руке трубочку-лазер, продолжая прислушиваться. Внутри что-то тихо зашелестело, скрипнула кровать, потом все затихло.
   Он поднял оружие и направил его на то место, рядом с косяком, где должен был находиться засов. Потом он снова замер, попробовал толкнуть дверь. Дверь не была заперта.
   Он отодвинулся, поднял оружие, и распахнул дверь.
   Трубка лазера выпала из его пальцев. Он рухнул на колени.
   – Я не знал, – сказал он.
   Он поклонился, прикоснувшись лбом к полу.

17

   Когда Рэд платил по счету за комнаты и повреждение имущества в своем номере, к нему подошел маклер тотализатора: невысокий человек в тюрбане. От него исходил какой-то экзотический аромат.
   – Поздравляю, мистер Доракин, – сказал он. – О, вы превосходно выглядите сегодня.
   – Такое со мной случается, – ответил Рэд, поворачиваясь. – Но это редко требует особого упоминания.
   – Я имел в виду, что поздравляю вас с выигрышем.
   – Разве я сделал какие-то ставки?
   – Да, вы поставили на себя в следующем раунде черной десятки «Чедвик против Доракина». Разве вы не помните?
   – Вот как! – Рэд принялся массировать переносицу. – Гм… а, теперь припоминаю. Вы меня извините, я немного… Какая это была глупость! Погодите, если я выиграл, значит была неудавшаяся попытка покушения? Прошлой ночью?
   – Очевидно. Мы получили сообщение, что вы одержали победу. Желаете получить наличными или позволите поместить сумму на ваш счет?
   – Поместите ее на счет. Сообщили вам какие-нибудь подробности?
   – Никаких. – Человечек извлек бланк. – Если вы потрудитесь расписаться вот здесь, я выдам вам квитанцию, и ваш выигрыш будет помещен в банк.
   Рэд нацарапал свое имя.
   – Не замечено ли было что-либо необычное в округе, что могло бы иметь отношение ко мне?
   – Боюсь, что единственный ущерб был нанесен мебели в вашей комнате, как я понял.
   Рэд покачал головой:
   – Это вряд ли имеет отношение. Останков… не обнаружено?
   – Будете ли вы ставить на пятый раунд?
   – Пятый? Я прошел всего три, считая последнюю ночь.
   – Но в списке указано, что вы выиграли четыре.
   – Боюсь, что это какая-то ошибка, поэтому не стану усугублять путаницу и ставить еще раз.
   Маклер пожал плечами:
   – Как хотите.
   Рэд поднял рюкзак и отвернулся. К нему подплыл Мондамей, в руке у него были Цветы.
   – Да, это действительно была большая глупость, – заверил Рэда Цветы, когда они все вместе пошли к дверям. – Сделать ставку на себя!
   – Я уже признал ошибку. Не забывай, что Рэд-вчерашний был озабочен серьезной проблемой.
   – Тогда в наследство тебе досталась ее солидная часть. У Чедвика была в буквальном смысле вечность, чтобы выйти точно на тебя. Ты уверен, что мы доберемся до машины?
   Мондамей соединил контуры Цветов со своими блоками.
   «Он действительно изменился, – сказал он, – но что он имел в виду, когда сказал, что сегодня он уже не тот, что вчера?»
   «Я с ним не так давно, чтобы собрать необходимый материал наблюдений и понять природу этого феномена, – пришел ответ. – Но при мне такие приступы случались с ним уже три раза, и после каждого он просыпался помолодевшим на несколько лет, и вел себя, словно действительно был другим человеком».
   «Я заметил, что он помолодел, когда снова встретил его в В-11, но я не знал, в какой момент его собственной жизни встретился с ним. Раньше, когда он приезжал ко мне, он был старше».
   «Намного?»
   «На вид ему было лет пятьдесят. Думаю, он получает какое-то омолаживающее лечение в верхних участках Дороги».
   «У меня нет достаточной информации, чтобы судить, могут ли такие процедуры давать побочный эффект в виде таких приступов, как у него – вроде маниакального психоза с изменением личности».
   – Я думаю, что оставаться здесь так же опасно, как и попытаться уехать, – ответил Рэд.
   «Расскажи мне подробнее об этик изменениях, – сказал Мондамей Цветам, – что это – временная иррациональность поведения? Он действительно показался мне изменившимся. Но я недостаточно долго за ним наблюдаю, чтобы делать выводы!»
   «Признаки каждый раз одни и те же – на вид он становится моложе, появляется еще больше энтузиазма… он становится менее консервативен, больше рискует, ускоряется реакция – умственная и физическая – в нем появляется новая жестокость, грубость, наглость. Опрометчивость – вот, пожалуй, подходящее слово».
   «Значит, он может совершить что-то опрометчивое?»
   «Думаю, что да».
   – Я пойду к машине первым, Рэд, – внушительно сказал Мондамей, продвигаясь к двери наружу.
   – В этом нет необходимости.
   – Все равно…
   – Ладно.
   – Куда мы поедем? – поинтересовался Цветы, когда они вышли из холла в солнечное утро.
   – Вверх по Дороге.
   – Совершить нападение на Чедвика?
   – Вероятно.
   – В В-27? Солидный перегон.
   – Да.
   По пути к машине им никто не встретился.
   – Я проверю все системы, – сказал Цветы, когда они уселись в кабину, и Книгу поместили в соответствующее отделение под панелью. – Пока не заводи.
   «Начинай».
   – Рэд, сегодня ты действительно отличие выглядишь, – заметил Мондамей, – но как ты себя чувствуешь? Я краем уха уловил твою фразу, что ты плохо помнишь то, что случилось вчера. Может, нам стоило бы найти подходящее место вне Дороги, чтобы ты мог отдохнуть?
   – Отдохнуть? Дьявол, ни в коем случае. Я чувствую себя превосходно.
   – Я имею в виду, отдохнуть умственно, эмоционально. Если память тебя подводит…
   – Неважно, неважно. Не волнуйся напрасно. У меня всегда немного мутно в голове некоторое время после этих приступов.
   – Что это за приступы?
   – Не знаю, не могу вспомнить.
   – Отчего они бывают?
   Рэд пожал плечами:
   – Кто его знает.
   – Может, они происходят в какое-то особое время? Нет ли здесь закономерности?
   – Ничего подобного я не замечал.
   – Ты консультировался по этому поводу с врачом?
   – Нет.
   – Почему же?
   – Я не хочу лечиться. После каждого приступа мне становится лучше. Я вспоминаю вещи, которых не помнил раньше. Появляется какое-то новое восприятие, и это очень здорово…
   – Минуту. Я понял тебя так, что после приступа память у тебя ухудшается?
   – Ближайшая – да. Но на том конце все становится яснее.