Страница:
– Спасибо, меня это вполне устроит.
Я ненавижу кофе. Мне не нравится его запах, это настоящее экологическое бедствие. Я не понимаю, как этот напиток смог приобрести всемирную популярность. Если долго и настойчиво что-то повторять, людям можно навязать что угодно. Но я не стану ему этого говорить. Я молча выпью все, что он мне даст.
Его движения спокойны и уверенны. Все делается последовательно, без спешки, это проявляется даже в том, как он ставит чашку. Он поворачивается и идет к раковине. Задница у него потрясающая. Меня наполняет тревога. Господи, только бы он не оказался плохим парнем…
– Вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Он бросает на меня через плечо удивленный взгляд, его глаза смеются:
– Почему вы спрашиваете? Беспокоитесь, что я нарушу тишину в доме?
– Нет, из простого любопытства.
– Я ни на чем не играю. А по поводу тишины в доме не волнуйтесь, я веду себя тихо.
Пока он кипятит воду, я внимательно осматриваюсь вокруг. Его одежда аккуратно сложена. Я впервые вижу парня, который складывает свои вещи, когда не ждет визита. Может, он гей? Я замечаю строительный мастерок. Возможно, он каменщик? Ему бы пошла каска и клетчатая рубашка, расстегнутая на груди. На одной из коробок стоит открытый ноутбук. Быстро же он подключился к Интернету. Быть может, он часами напролет играет в сети?
Он возвращается к столу и садится напротив меня. Наливает кипяток в чашку и подвигает ко мне. От нее воняет кофе.
– Сколько сахара?
«Тридцать восемь, чтобы перебить этот гадкий вкус».
– Два, спасибо.
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше. Мне жаль, что ваш ящик…
– Ерунда. Как-нибудь вы расскажете мне, как это получилось.
– Я хотела достать свой фонарик…
Он не настаивает. Спокойно смотрит на меня.
– Вы давно здесь живете? – спрашивает он.
– Я всю жизнь провела в этом квартале, но в доме живу пятый год. Третий этаж, налево.
– Слушайте, а ваш приятель Ксавье – необычный парень. В его гараже я заметил странную машину. Она похожа на космический корабль из научно-фантастического фильма. Он что, сам ее сделал?
– Он еще мальчишкой увлекался бронированными машинами. Мы знакомы с детского сада. Он хотел стать военным, но провалил экзамены. Сильно переживал. И тогда решил построить себе бронеавтомобиль.
– В одиночку? В своем гараже?
– Он тратит на это все свободное время. Хороший парень. Вы увидите, у нас здесь много приятных людей. Если у вас возникнут вопросы, понадобится узнать о каком-нибудь ресторане или магазине, все равно о чем, обращайтесь ко мне.
– Спасибо. Я недавно приехал и совсем не знаю города. Постепенно исследую его. Сегодня на ужин я купил креветки в остром соусе у продавца-азиата.
«Прощай, Рикардо, я тебя больше не увижу. Мое сердце разрывается на части».
Я проглатываю кофе, чтобы придать себе уверенности. Он бросает взгляд на часы.
– Не хочу отнимать ваше время. У вас наверняка полно дел.
– Я сам распоряжаюсь своим временем. Меня никто не ждет. А вот вы…
– Меня тоже никто не ждет.
– Если бы я знал, то купил бы у китайца побольше креветок и пригласил вас.
«Убийца!»
– Вы и так достаточно сделали для меня сегодня.
Он провожает меня до двери. Мы неуклюже топчемся, не зная, как попрощаться. Если бы я была честной, то посоветовала бы ему не трогать креветки. Но я не осмелилась. Мне до сих пор стыдно. Я предпочла причинить ему страдания, лишь бы не стать посмешищем во второй раз. Это отвратительно!
– Кстати! – восклицает он, возвращаясь к столу. – Не забудьте свой фонарик. Похоже, вы им очень дорожите, раз подвергли себя такому риску…
Мне чудится в его голосе оттенок иронии. Я глупо улыбаюсь – это я делать умею. Беру свой фонарик, и мы расстаемся. Он закрывает дверь. Будь я на его месте, я бы сейчас приклеилась к глазку.
На свой этаж я спускаюсь в странном состоянии. Немного мучает боль в руке, но больше всего – страх, оттого что я выглядела как идиотка. И все же, несмотря на все это, я чувствую себя на удивление хорошо. Я взволнована. Не думаю, что на меня так подействовал кофе.
9
10
11
Я ненавижу кофе. Мне не нравится его запах, это настоящее экологическое бедствие. Я не понимаю, как этот напиток смог приобрести всемирную популярность. Если долго и настойчиво что-то повторять, людям можно навязать что угодно. Но я не стану ему этого говорить. Я молча выпью все, что он мне даст.
Его движения спокойны и уверенны. Все делается последовательно, без спешки, это проявляется даже в том, как он ставит чашку. Он поворачивается и идет к раковине. Задница у него потрясающая. Меня наполняет тревога. Господи, только бы он не оказался плохим парнем…
– Вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Он бросает на меня через плечо удивленный взгляд, его глаза смеются:
– Почему вы спрашиваете? Беспокоитесь, что я нарушу тишину в доме?
– Нет, из простого любопытства.
– Я ни на чем не играю. А по поводу тишины в доме не волнуйтесь, я веду себя тихо.
Пока он кипятит воду, я внимательно осматриваюсь вокруг. Его одежда аккуратно сложена. Я впервые вижу парня, который складывает свои вещи, когда не ждет визита. Может, он гей? Я замечаю строительный мастерок. Возможно, он каменщик? Ему бы пошла каска и клетчатая рубашка, расстегнутая на груди. На одной из коробок стоит открытый ноутбук. Быстро же он подключился к Интернету. Быть может, он часами напролет играет в сети?
Он возвращается к столу и садится напротив меня. Наливает кипяток в чашку и подвигает ко мне. От нее воняет кофе.
– Сколько сахара?
«Тридцать восемь, чтобы перебить этот гадкий вкус».
– Два, спасибо.
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше. Мне жаль, что ваш ящик…
– Ерунда. Как-нибудь вы расскажете мне, как это получилось.
– Я хотела достать свой фонарик…
Он не настаивает. Спокойно смотрит на меня.
– Вы давно здесь живете? – спрашивает он.
– Я всю жизнь провела в этом квартале, но в доме живу пятый год. Третий этаж, налево.
– Слушайте, а ваш приятель Ксавье – необычный парень. В его гараже я заметил странную машину. Она похожа на космический корабль из научно-фантастического фильма. Он что, сам ее сделал?
– Он еще мальчишкой увлекался бронированными машинами. Мы знакомы с детского сада. Он хотел стать военным, но провалил экзамены. Сильно переживал. И тогда решил построить себе бронеавтомобиль.
– В одиночку? В своем гараже?
– Он тратит на это все свободное время. Хороший парень. Вы увидите, у нас здесь много приятных людей. Если у вас возникнут вопросы, понадобится узнать о каком-нибудь ресторане или магазине, все равно о чем, обращайтесь ко мне.
– Спасибо. Я недавно приехал и совсем не знаю города. Постепенно исследую его. Сегодня на ужин я купил креветки в остром соусе у продавца-азиата.
«Прощай, Рикардо, я тебя больше не увижу. Мое сердце разрывается на части».
Я проглатываю кофе, чтобы придать себе уверенности. Он бросает взгляд на часы.
– Не хочу отнимать ваше время. У вас наверняка полно дел.
– Я сам распоряжаюсь своим временем. Меня никто не ждет. А вот вы…
– Меня тоже никто не ждет.
– Если бы я знал, то купил бы у китайца побольше креветок и пригласил вас.
«Убийца!»
– Вы и так достаточно сделали для меня сегодня.
Он провожает меня до двери. Мы неуклюже топчемся, не зная, как попрощаться. Если бы я была честной, то посоветовала бы ему не трогать креветки. Но я не осмелилась. Мне до сих пор стыдно. Я предпочла причинить ему страдания, лишь бы не стать посмешищем во второй раз. Это отвратительно!
– Кстати! – восклицает он, возвращаясь к столу. – Не забудьте свой фонарик. Похоже, вы им очень дорожите, раз подвергли себя такому риску…
Мне чудится в его голосе оттенок иронии. Я глупо улыбаюсь – это я делать умею. Беру свой фонарик, и мы расстаемся. Он закрывает дверь. Будь я на его месте, я бы сейчас приклеилась к глазку.
На свой этаж я спускаюсь в странном состоянии. Немного мучает боль в руке, но больше всего – страх, оттого что я выглядела как идиотка. И все же, несмотря на все это, я чувствую себя на удивление хорошо. Я взволнована. Не думаю, что на меня так подействовал кофе.
9
Это глупо, но мне сразу же стало его не хватать. Мне хотелось быть с ним постоянно. Я могла бы помочь ему распаковать его коробки. Мне вполне достаточно просто на него смотреть. Такого со мной еще не было. Это не пылкая страсть. Что-то другое. Наши квартиры, если смотреть через потолок и несколько стен, разделяет от силы пятнадцать метров. Где он спит? И спит ли он вообще? Всю ночь я размышляла о том, как исправить ущерб, нанесенный его почтовому ящику. Вначале решила предложить ему пользоваться вместе со мной моим ящиком, но в итоге отказалась от этой мысли. Представляю лица остальных жителей дома, когда всего через неделю после его переезда они обнаружат наши два имени рядом. Прощай, репутация! Даже Жеральдина не может похвастаться такой скоростью.
К двум часам ночи мне пришла в голову гениальная мысль: я попрошу Ксавье сделать новую дверцу. Тем временем месье Пататра займет мой почтовый ящик, а моя почта может спокойно полежать в его раскуроченном. Решено.
На следующее утро, отправляясь на работу, я подсунула ему под дверь записку:
«Доброе утро, еще раз спасибо за вашу вчерашнюю помощь, вы были очень любезны. Надеюсь, вы простите мне… бла-бла-бла…» и в конце: «Я занесу вам ключ от моего почтового ящика около семи вечера. Если вас не будет дома, зайдите ко мне. С дружеским приветом, Жюли».
Эта незамысловатая записка далась мне тяжелее, чем учеба в университете. Мне было проще написать доклад на двухстах десяти страницах о необходимости оказания помощи развивающимся странам, чем нацарапать ему эти несколько строк. Я мучилась, словно сочиняла сценарий для голливудского фильма. Сто двадцать пять черновиков, более шести миллиардов задействованных нейронов, три словаря, пять миллионов сомнений, более двух часов на выбор заключительной фразы: «До скорого», «С сердечным приветом», «С дружеским приветом», «С любовью» или «Ваша душой и телом».
Затем пришлось думать над тем, как сложить записку и просто ли сунуть ее под дверь или протолкнуть подальше в глубь квартиры. Ведь он может наступить на нее и не заметить или же, открывая дверь, задвинуть мое послание к стене и обнаружить его только при следующем переезде! Если каждая встреча между двумя людьми создает столько проблем, понятно, почему мы размножаемся медленнее кошек, которые вот-вот захватят господство на планете.
Оставив записку, я зашла в булочную за своим круассаном. С самого порога я почувствовала, что в воздухе висит напряжение. И явно не из-за дамочки, покупающей половину багета. Поначалу я решила, что речь идет об очередной стычке с Мохаммедом.
– Как ваши дела, мадам Бержеро?
– Не очень, моя милая Жюли. В жизни не бывает все гладко.
– Что-то случилось?
Лучше бы мне прекратить эти расспросы. Каждый раз знаю, что мне это выйдет боком, но не могу себя остановить. Моя мать утверждает, что я слишком беспокоюсь о людях.
– Только представь, Жюли, не успела я отразить угрозу вторжения Мохаммеда, как Ванесса сообщает мне о своем уходе.
Продавщица появляется из задней комнаты магазина, еле сдерживая слезы.
– Один круассан для мадемуазель Турнель, – сухо бросает ей хозяйка.
Ванесса начинает плакать. Если она еще чуть-чуть нагнется, то оросит слезами мой круассан. У нее вырывается крик души:
– Я беременна, и Максим больше не хочет, чтобы я работала!
Так и есть, ситуация накаляется. Мне нужно что-нибудь сказать, чтобы ее разрядить. И я выпаливаю:
– Но это же чудесно!
Зачем я это сказала? Мадам Бержеро не так часто меня бранила. Последний раз когда мне было восемь лет, и я забыла попрощаться с ней, выходя из булочной. Не следовало отыгрываться за это сегодня утром. Надо же было такое ляпнуть! Она всплеснула руками и разразилась тирадой:
– Дело не в этом! Я потратила два года на ее обучение. Несколько месяцев я работала за двоих, чтобы дать ей время освоиться. И теперь, когда она наконец всему научилась, она меня бросает! Через три недели люди возвращаются из отпусков… И что я буду делать?
Дрожа с головы до ног, Ванесса бросает на меня полные отчаяния взгляды, в которых одновременно читается облегчение, что ее хозяйка переключилась на кого-то другого. Подождав, пока буря утихнет, я вышла из булочной, не забыв попрощаться.
Прибыв в банк, я поняла, что судьба еще не закончила разбираться со мной. Я сразу заметила, что с Жеральдиной творится что-то неладное. В ее взгляде не было привычного восторга юного матроса-романтика, познающего мир. Я села на свое место, и она тут же подошла ко мне, сделав вид, что ей нужен сейф с чековыми книжками.
– Жюли…
– Что случилось?
– Не оборачивайся. Он за нами следит, – прошептала она, показывая глазами на камеры наблюдения, установленные в каждом углу потолка.
Я сделала вид, что пишу. И даже старательно что-то написала. На самом деле мне это понравилось, потому что я всегда мечтала сыграть в каком-нибудь шпионском фильме. Я была бы агентом ЖТ – Жюли Турнель или Женственной Труженицей, супершпионкой, а Жеральдина должна была бы передать мне секретный документ, от которого зависела судьба мира. Она стала бы агентом ЖД – Жеральдиной Дагуэн или Жуткой Дурой и спрятала бы микрофильм… не в своем бюстгальтере, поскольку она их никогда не носит, и не в своих стрингах, так как, несмотря на небольшой опыт работы в разведке, ей все же известно, что это опасно для здоровья… Знаю! Она спрятала бы его в одном из своих огромных уродливых перстней. Да, точно.
– Ты выглядишь расстроенной, Жеральдина…
Она шмыгает носом. Похоже, сейчас расплачется. Неужели угроза, нависшая над миром, столь ужасна? Это уже вторая женщина, которую я вижу плачущей этим утром, они словно сговорились…
– Ты что, беременна? – спрашиваю я.
– С чего ты взяла? Тебе ли не знать, что я одна уже две недели…
– И поэтому ты так расстроена?
– Нет. Вчера вечером Мортань вызвал меня на ковер по промежуточным итогам.
– Уже?
– Он решил сделать это заранее. И постарался на славу. По его утверждению, я полный ноль. Ничего не делаю как надо. Он опустил меня ниже плинтуса, вывалял в грязи. Мне было так плохо, что меня стошнило.
Не обращая внимания на камеры, я оборачиваюсь. Жеральдина действительно выглядит подавленно. Я беру ее за руку.
– Ты же знаешь, какой он. Наверняка он и половины этого не думает. Просто выполняет свою работу. Не принимай близко к сердцу…
– Я его ненавижу.
– Да его все ненавидят. Даже его мать сбежала в Индию, только бы его не видеть.
– Это правда?
– Нет, Жеральдина, я шучу.
– Ну что ж, тебе повезло, что у тебя шутливое настроение, поскольку он сказал, что сегодня утром твоя очередь. Смотри, вон он, выходит из своего кабинета…
К двум часам ночи мне пришла в голову гениальная мысль: я попрошу Ксавье сделать новую дверцу. Тем временем месье Пататра займет мой почтовый ящик, а моя почта может спокойно полежать в его раскуроченном. Решено.
На следующее утро, отправляясь на работу, я подсунула ему под дверь записку:
«Доброе утро, еще раз спасибо за вашу вчерашнюю помощь, вы были очень любезны. Надеюсь, вы простите мне… бла-бла-бла…» и в конце: «Я занесу вам ключ от моего почтового ящика около семи вечера. Если вас не будет дома, зайдите ко мне. С дружеским приветом, Жюли».
Эта незамысловатая записка далась мне тяжелее, чем учеба в университете. Мне было проще написать доклад на двухстах десяти страницах о необходимости оказания помощи развивающимся странам, чем нацарапать ему эти несколько строк. Я мучилась, словно сочиняла сценарий для голливудского фильма. Сто двадцать пять черновиков, более шести миллиардов задействованных нейронов, три словаря, пять миллионов сомнений, более двух часов на выбор заключительной фразы: «До скорого», «С сердечным приветом», «С дружеским приветом», «С любовью» или «Ваша душой и телом».
Затем пришлось думать над тем, как сложить записку и просто ли сунуть ее под дверь или протолкнуть подальше в глубь квартиры. Ведь он может наступить на нее и не заметить или же, открывая дверь, задвинуть мое послание к стене и обнаружить его только при следующем переезде! Если каждая встреча между двумя людьми создает столько проблем, понятно, почему мы размножаемся медленнее кошек, которые вот-вот захватят господство на планете.
Оставив записку, я зашла в булочную за своим круассаном. С самого порога я почувствовала, что в воздухе висит напряжение. И явно не из-за дамочки, покупающей половину багета. Поначалу я решила, что речь идет об очередной стычке с Мохаммедом.
– Как ваши дела, мадам Бержеро?
– Не очень, моя милая Жюли. В жизни не бывает все гладко.
– Что-то случилось?
Лучше бы мне прекратить эти расспросы. Каждый раз знаю, что мне это выйдет боком, но не могу себя остановить. Моя мать утверждает, что я слишком беспокоюсь о людях.
– Только представь, Жюли, не успела я отразить угрозу вторжения Мохаммеда, как Ванесса сообщает мне о своем уходе.
Продавщица появляется из задней комнаты магазина, еле сдерживая слезы.
– Один круассан для мадемуазель Турнель, – сухо бросает ей хозяйка.
Ванесса начинает плакать. Если она еще чуть-чуть нагнется, то оросит слезами мой круассан. У нее вырывается крик души:
– Я беременна, и Максим больше не хочет, чтобы я работала!
Так и есть, ситуация накаляется. Мне нужно что-нибудь сказать, чтобы ее разрядить. И я выпаливаю:
– Но это же чудесно!
Зачем я это сказала? Мадам Бержеро не так часто меня бранила. Последний раз когда мне было восемь лет, и я забыла попрощаться с ней, выходя из булочной. Не следовало отыгрываться за это сегодня утром. Надо же было такое ляпнуть! Она всплеснула руками и разразилась тирадой:
– Дело не в этом! Я потратила два года на ее обучение. Несколько месяцев я работала за двоих, чтобы дать ей время освоиться. И теперь, когда она наконец всему научилась, она меня бросает! Через три недели люди возвращаются из отпусков… И что я буду делать?
Дрожа с головы до ног, Ванесса бросает на меня полные отчаяния взгляды, в которых одновременно читается облегчение, что ее хозяйка переключилась на кого-то другого. Подождав, пока буря утихнет, я вышла из булочной, не забыв попрощаться.
Прибыв в банк, я поняла, что судьба еще не закончила разбираться со мной. Я сразу заметила, что с Жеральдиной творится что-то неладное. В ее взгляде не было привычного восторга юного матроса-романтика, познающего мир. Я села на свое место, и она тут же подошла ко мне, сделав вид, что ей нужен сейф с чековыми книжками.
– Жюли…
– Что случилось?
– Не оборачивайся. Он за нами следит, – прошептала она, показывая глазами на камеры наблюдения, установленные в каждом углу потолка.
Я сделала вид, что пишу. И даже старательно что-то написала. На самом деле мне это понравилось, потому что я всегда мечтала сыграть в каком-нибудь шпионском фильме. Я была бы агентом ЖТ – Жюли Турнель или Женственной Труженицей, супершпионкой, а Жеральдина должна была бы передать мне секретный документ, от которого зависела судьба мира. Она стала бы агентом ЖД – Жеральдиной Дагуэн или Жуткой Дурой и спрятала бы микрофильм… не в своем бюстгальтере, поскольку она их никогда не носит, и не в своих стрингах, так как, несмотря на небольшой опыт работы в разведке, ей все же известно, что это опасно для здоровья… Знаю! Она спрятала бы его в одном из своих огромных уродливых перстней. Да, точно.
– Ты выглядишь расстроенной, Жеральдина…
Она шмыгает носом. Похоже, сейчас расплачется. Неужели угроза, нависшая над миром, столь ужасна? Это уже вторая женщина, которую я вижу плачущей этим утром, они словно сговорились…
– Ты что, беременна? – спрашиваю я.
– С чего ты взяла? Тебе ли не знать, что я одна уже две недели…
– И поэтому ты так расстроена?
– Нет. Вчера вечером Мортань вызвал меня на ковер по промежуточным итогам.
– Уже?
– Он решил сделать это заранее. И постарался на славу. По его утверждению, я полный ноль. Ничего не делаю как надо. Он опустил меня ниже плинтуса, вывалял в грязи. Мне было так плохо, что меня стошнило.
Не обращая внимания на камеры, я оборачиваюсь. Жеральдина действительно выглядит подавленно. Я беру ее за руку.
– Ты же знаешь, какой он. Наверняка он и половины этого не думает. Просто выполняет свою работу. Не принимай близко к сердцу…
– Я его ненавижу.
– Да его все ненавидят. Даже его мать сбежала в Индию, только бы его не видеть.
– Это правда?
– Нет, Жеральдина, я шучу.
– Ну что ж, тебе повезло, что у тебя шутливое настроение, поскольку он сказал, что сегодня утром твоя очередь. Смотри, вон он, выходит из своего кабинета…
10
Судя по всему, нас держат за дураков. Используют метод кнута и пряника. Каждый год многочисленных сотрудников банка приглашают на цирковое представление под названием «ежегодные беседы». «Неформальная встреча для свободного обмена мнениями о работе сотрудников в целях улучшения деятельности предприятия в целом через развитие персонала». Можно подумать! Те, кто через это прошел, прекрасно понимают, какая пропасть отделяет эту якобы действенную программу от реальности.
Чаще всего один или два мелких начальника объясняют вам, почему, «несмотря на неоспоримые усилия», вам не светит повышение зарплаты в этом году. Если вы сопротивляетесь, приводите аргументы, «неформальная и свободная» встреча превращается в судилище инквизиции. На вас беспощадно вываливают все. Сколько раз мне приходилось утешать коллег, о которых буквально вытерли ноги! Со слащавыми улыбочками, опираясь на низкопробные принципы, вам преподают урок, попирая ваше достоинство. По сути, это всего лишь способ оправдать тот факт, что вам больше не дадут пирога, который едят другие. Но к тому времени и аппетит уже пропадает…
Я сижу напротив Мортаня, он читает мне нотацию. Знаете, что такое снежная слепота? Это явление возникает, когда ваши глаза слишком долго подвергаются воздействию яркого солнечного света, отражаемого снегом, и вы перестаете видеть. Так вот, в маленьком кабинете, где еще пахнет рвотой Жеральдины, у меня наступает… не слепота, конечно, а полная глухота от изрекаемых глупостей. Их так много, что мои уши перестают функционировать. Я смотрю, как он жестикулирует, чередуя любезные улыбки с укоризненными взглядами. Он размахивает руками, словно кандидат в президенты, выступающий по телевизору. Мне очень жаль, но у него из носа торчит волос, и это все, что я вижу. Прическа, уложенная гелем, красивая одежда, купленная со скидкой по Интернету, массивные часы, которые всего лишь имитация дорогой марки, – а я не свожу глаз с одиноко торчащего волоса.
Но и не слушая, я прекрасно знаю, о чем он сейчас говорит: этот престижный крупный банк оказывает мне честь, оставляя меня в своих стенах, поскольку, откровенно говоря, по шкале «корпоративного духа предприятия» я получила ноль. Я даже не привела в банк никого из членов своей семьи. Не продала ни одного банковского продукта своим подружкам. Плохой дилер.
Не знаю, сколько времени я уже сижу перед ним, но это не имеет значения. У меня болит рука. Этот мужлан даже не поинтересовался моим здоровьем, хотя прекрасно видел повязку. Толстокожее животное. Жалкое насекомое. Этим вечером ты будешь гордиться собой. Отчитаешься о проделанной работе своему начальнику. Тебе так нравится править своим курятником. Ты уничтожил Жеральдину, теперь топчешь меня. Но ничего, я переживу. А когда мне все надоест, мой Рикардо придет и разобьет твою крысиную физиономию. – Ну что, договорились, Жюли?
«Понятия не имею, я ничего не слышала».
Он настаивает:
– Обещаете мне об этом подумать? Это в ваших же интересах…
«Ладно, посмотрим».
Я ничего не отвечаю. Встаю со стула и выхожу из кабинета. Меня поджидает Жеральдина:
– Ну что? Как все прошло? Долго он тебя продержал.
– Отлично! Он считает меня перспективным работником и решил поднять мне зарплату на тридцать процентов.
Жеральдина застывает на месте. Лицо ее становится таким пунцовым, словно она проглотила огромную чашку горячего шоколада вместе с ложкой. Когда о ком-то говорят, что он закипает, наверняка имеют в виду именно такое состояние. Я не успела ей сказать, что это шутка. Жеральдина с криком бросается к кабинету Мортаня. Она не стучит – по крайней мере в дверь. Скрывается в кабинете, откуда раздается грохот и рев. Судя по звуку, она набросилась на шефа прямо через стол, сметя все на своем пути. Мортань только успел крикнуть:
– Да что на вас нашло?
В ответ последовала звонкая пощечина: таких громких шлепков я никогда не слышала. Удар дровосека, которым можно уложить на месте быка. Затем наступила тишина. Жеральдина вышла из кабинета немного растрепанная, но с явным облегчением на лице. Время в конторе словно остановилось. Я задавалась вопросом, жив ли Мортань. Не хотелось идти проверять. Мне больше нравилось представлять его бездыханное тело с багровой щекой и запрокинутой головой, которое вылетело из кресла, как манекен для краш-теста после столкновения с контейнером, полным утюгов, на скорости сто тридцать километров в час. Впервые за все время на нас повеяло гармоничной безмятежностью. В этот день что-то изменилось в отделении банка. И во мне.
Чаще всего один или два мелких начальника объясняют вам, почему, «несмотря на неоспоримые усилия», вам не светит повышение зарплаты в этом году. Если вы сопротивляетесь, приводите аргументы, «неформальная и свободная» встреча превращается в судилище инквизиции. На вас беспощадно вываливают все. Сколько раз мне приходилось утешать коллег, о которых буквально вытерли ноги! Со слащавыми улыбочками, опираясь на низкопробные принципы, вам преподают урок, попирая ваше достоинство. По сути, это всего лишь способ оправдать тот факт, что вам больше не дадут пирога, который едят другие. Но к тому времени и аппетит уже пропадает…
Я сижу напротив Мортаня, он читает мне нотацию. Знаете, что такое снежная слепота? Это явление возникает, когда ваши глаза слишком долго подвергаются воздействию яркого солнечного света, отражаемого снегом, и вы перестаете видеть. Так вот, в маленьком кабинете, где еще пахнет рвотой Жеральдины, у меня наступает… не слепота, конечно, а полная глухота от изрекаемых глупостей. Их так много, что мои уши перестают функционировать. Я смотрю, как он жестикулирует, чередуя любезные улыбки с укоризненными взглядами. Он размахивает руками, словно кандидат в президенты, выступающий по телевизору. Мне очень жаль, но у него из носа торчит волос, и это все, что я вижу. Прическа, уложенная гелем, красивая одежда, купленная со скидкой по Интернету, массивные часы, которые всего лишь имитация дорогой марки, – а я не свожу глаз с одиноко торчащего волоса.
Но и не слушая, я прекрасно знаю, о чем он сейчас говорит: этот престижный крупный банк оказывает мне честь, оставляя меня в своих стенах, поскольку, откровенно говоря, по шкале «корпоративного духа предприятия» я получила ноль. Я даже не привела в банк никого из членов своей семьи. Не продала ни одного банковского продукта своим подружкам. Плохой дилер.
Не знаю, сколько времени я уже сижу перед ним, но это не имеет значения. У меня болит рука. Этот мужлан даже не поинтересовался моим здоровьем, хотя прекрасно видел повязку. Толстокожее животное. Жалкое насекомое. Этим вечером ты будешь гордиться собой. Отчитаешься о проделанной работе своему начальнику. Тебе так нравится править своим курятником. Ты уничтожил Жеральдину, теперь топчешь меня. Но ничего, я переживу. А когда мне все надоест, мой Рикардо придет и разобьет твою крысиную физиономию. – Ну что, договорились, Жюли?
«Понятия не имею, я ничего не слышала».
Он настаивает:
– Обещаете мне об этом подумать? Это в ваших же интересах…
«Ладно, посмотрим».
Я ничего не отвечаю. Встаю со стула и выхожу из кабинета. Меня поджидает Жеральдина:
– Ну что? Как все прошло? Долго он тебя продержал.
– Отлично! Он считает меня перспективным работником и решил поднять мне зарплату на тридцать процентов.
Жеральдина застывает на месте. Лицо ее становится таким пунцовым, словно она проглотила огромную чашку горячего шоколада вместе с ложкой. Когда о ком-то говорят, что он закипает, наверняка имеют в виду именно такое состояние. Я не успела ей сказать, что это шутка. Жеральдина с криком бросается к кабинету Мортаня. Она не стучит – по крайней мере в дверь. Скрывается в кабинете, откуда раздается грохот и рев. Судя по звуку, она набросилась на шефа прямо через стол, сметя все на своем пути. Мортань только успел крикнуть:
– Да что на вас нашло?
В ответ последовала звонкая пощечина: таких громких шлепков я никогда не слышала. Удар дровосека, которым можно уложить на месте быка. Затем наступила тишина. Жеральдина вышла из кабинета немного растрепанная, но с явным облегчением на лице. Время в конторе словно остановилось. Я задавалась вопросом, жив ли Мортань. Не хотелось идти проверять. Мне больше нравилось представлять его бездыханное тело с багровой щекой и запрокинутой головой, которое вылетело из кресла, как манекен для краш-теста после столкновения с контейнером, полным утюгов, на скорости сто тридцать километров в час. Впервые за все время на нас повеяло гармоничной безмятежностью. В этот день что-то изменилось в отделении банка. И во мне.
11
Я люблю навещать Ксавье. Давненько я этого не делала. Его дом стоит вплотную к моему, но атмосфера там совершенно другая. У нас небольшая лестница, скромные квартиры, тогда как в его доме есть консьержка, большой двор с гаражами в глубине, за которыми виднеются тополя ближайшего сквера. Ксавье всегда жил здесь, в квартире своих родителей. Когда он опаздывал в школу, то взбирался на крыши гаражей, пересекал небольшой парк и попадал прямиком в школьный двор через дырку в решетчатой ограде. Мы часто играли вместе. Насколько я помню, он с детства был самым сильным в нашей компании. Честный парень, ни в чем дурном не замешан, средний ученик, в прошлом несколько подружек. Он спокойно проживал свою жизнь до неудачи с воинской службой. Никто так и не понял, что случилось. Он никогда об этом не рассказывал. Зато у него репутация мастера с золотыми руками. В квартале все обращаются к Ксавье, когда нужно что-нибудь припаять или требуется эксперт по сварке, металлу и трубам. Он неплохо зарабатывает в конторе, занимающейся промышленным водоснабжением. За четыре месяца поднялся до бригадира, но ему это не понравилось, поскольку он перестал работать с металлом. Тогда Ксавье попросил вернуть его обратно. Ночами он вкалывает на стройках, а в остальное время трудится над своим опытным образцом.
По Ксавье можно сверять часы. Каждый день, зимой и летом, вы можете быть уверены, что найдете его в мастерской после половины шестого. Он купил два гаража в глубине двора. Ежедневно распахивает их двери настежь и выводит своего механического монстра наружу. Он приобрел старую колымагу, у которой сохранился только мотор. И заново ее переделал, превратив в бронеавтомобиль, способный вызвать зависть у президента Соединенных Штатов. Каждая деталь в нем – настоящее произведение искусства. Дети приходят на него посмотреть, соседи интересуются, как продвигается работа. Если у какой-нибудь женщины возникают проблемы с водопроводом, она зовет Ксавье прямо через окно. С тех пор как развелись его родители, когда ему было восемнадцать лет, я ни разу не видела, чтобы он брал отпуск.
Сегодня, как и предполагалось, я нахожу его лежащим под металлическим монстром. Только ноги торчат.
– Ксавье?
Он вылезает из-под машины.
– Привет, Жюли. Как твоя рука?
– Уже лучше. Спасибо. А как твой болид?
– Я придумал ему имя: КСАВ-1. Что скажешь?
– Звучит неплохо. Все получается?
– Я усовершенствовал подвески. С моими модификациями КСАВ-1 сможет на полной скорости преодолеть ухабистую дорогу, и пассажиры даже не почувствуют дискомфорта. Еще ни одному конструктору не удавалось этого добиться. Мой автомобиль будет таким же красивым, как «Роллс-ройс», и надежнее, чем автобус. Если захочешь, я тебя прокачу.
– Очень на это надеюсь. И когда ты закончишь свой КСАВ-1?
Ксавье, похоже, счастлив услышать из моих уст название своего детища.
– Месяца через два. Работы не так уж много осталось.
– Нужно будет это отметить.
– Ты права. Разобьешь бутылку шампанского о решетку радиатора!
– С удовольствием. Но пока этот великий день не настал, я зашла поблагодарить тебя за то, что вытащил меня из вчерашней передряги.
– Не за что. Ты не раз делала то же самое для меня.
– Я хотела у тебя кое-что спросить. Ты не мог бы сделать новую железную дверцу для почтового ящика?
– Без проблем. Легко. Если хочешь, в эти же выходные и сделаю.
– Это не срочно. В любом случае я пока отдам свой ящик новому жильцу.
– Пусть оставит его себе. Для тебя я сделаю красивую дверцу.
– Можно самую простую. Не хочу тебя утруждать.
– И все же. Ведь ты в первый раз просишь меня сделать тебе что-то из металла!
Всегда рад помочь – в этом весь Ксавье. Я побыла с ним еще немного. Мне хорошо с Ксавье. Есть что-то успокаивающее в том, что ты растешь вместе со своими друзьями детства. Мы сохраняем связь с прошлым и идем дальше вместе. Неважно, что мы говорим и что делаем, главное – мы всегда рядом.
Мы поболтали, он показал мне свои подвески, я ничего не поняла, но мне понравилось, с каким энтузиазмом он объяснял. Люди становятся красивыми, когда занимаются любимым делом. Я не заметила, как пролетело время, и, когда взглянула на часы, поняла, что нужно срочно возвращаться. У меня оставалось всего полчаса до того, как отправиться к обаятельному соседу. После моего вчерашнего жалкого появления я была полна решимости его покорить.
Я встала перед шкафом и принялась перебирать свою одежду. Подумала даже, не надеть ли платье, которое покупала для свадьбы Манон. В каком образе предстать? Легком и доступном? Слишком просто. Утонченном и неприступном? Не пойми что. Без десяти семь мои вещи были разбросаны по всей спальне и гостиной. В итоге я выбрала льняные брюки и красивую блузку с вышивкой, которую никогда не надеваю, потому что ее нельзя стирать – нужно сдавать в химчистку. Без двух минут семь я стояла перед зеркалом в ванной и поправляла прическу. Выпустить прядь? Заколоть волосы? А вот кошки, говорю я себе, долго не раздумывают. И делают котят во всех кустах.
Ровно в семь часов я стучусь в его дверь. Прислушиваюсь к малейшим звукам. Ничего не происходит. В семь ноль одну снова стучу, уже сильнее. Жду. По-прежнему ничего. Его нет дома. Хуже того, он не нашел мою записку. Еще хуже, если он ее нашел, но ему на нее плевать, потому что он отправился спать с Жеральдиной. Через четыре минуты я совсем скисла. Мой план увидеть его снова потерпел поражение. Я понуро спускаюсь на третий этаж и только собираюсь открыть свою дверь, как меня кто-то окликает:
– Мадемуазель Турнель!
Он взбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. И вот он уже рядом со мной.
– Я так и подумал, что вы придете вовремя. Поэтому постарался вернуться как можно быстрее. Вы не нашли мою записку – я подсунул вам ее под дверь?
Если бы мне сейчас делали электрокардиограмму, при этих словах на экране появился бы огромный зубец.
– К сожалению, нет. Я только что пришла с работы.
Он держит в руке свою почту. Я сейчас покраснею. Понимаю, что нельзя, но точно покраснею.
– Спасибо, что решили отдать мне свой ящик, – говорит он, – но это совсем необязательно.
– Нет, я настаиваю.
– Тогда я согласен. Нельзя расстраивать красивую девушку.
Я сейчас не только покраснею, но и захлопаю глазами.
– Знаете, – добавляет он, – нам следовало бы обменяться номерами мобильных телефонов. Тогда не пришлось бы писать друг другу записки.
Я краснею, осталось только захлопать глазами. Я заливаюсь хрустальным смехом, как дурочка, которая не поняла вопроса или не хочет на него отвечать.
– И правда, – говорю я. – Но для начала вы должны называть меня Жюли.
– С удовольствием. А меня мои близкие обычно зовут Риком.
Он протягивает мне руку:
– Рад познакомиться, Жюли.
Я поднимаю свою забинтованную ладонь.
– И я очень рада, Рик.
Он осторожно касается моих пальцев. Это восхитительно. Мы стоим вдвоем на лестнице и наконец-то встречаемся так, как я этого хотела. Перед нами моя дверь. В подобных обстоятельствах мне следовало бы пригласить его выпить по стаканчику, чтобы отдать свой ключ от почтового ящика, но по всей квартире разбросана одежда. Мне даже кажется, что на раковине висят мои трусы. Он ни в коем случае не должен туда проникнуть. Если он попытается, мне придется выцарапать ему глаза. У него выжидательный вид. Это настоящий кошмар. Какую бы очередную глупость попросить у Бога, чтобы выбраться из этой ситуации? Землетрясение было бы идеальным выходом. Балла три, пожалуй. Не слишком сильное, но пугающее. Рик возьмет меня на руки и вынесет из дома, туда, где у него не будет никаких шансов увидеть мои трусы. Мы будем помогать людям, уворачиваясь от цветочных горшков, падающих с балконов вместе с велосипедами и собаками. Это было бы здорово!
Но землетрясения не произошло. И спас меня не Рик, а месье Полиньи, пенсионер, который нес огромный пакет. Я воскликнула с подозрительным энтузиазмом:
– Позвольте вам помочь! Мне кажется, вам тяжело.
Рик, разумеется, подхватил сверток, и мы втроем поднялись на верхний этаж. Месье Полиньи вошел в свою квартиру, а мы волшебным образом оказались перед дверью Рика. Я вынимаю из кармана ключ от своего почтового ящика:
– Вот он… Не забудьте повесить на ящике свою фамилию, иначе мне придется беспокоить вас каждый день, чтобы забрать свою почту.
– Это не страшно.
Скажите мне честно, я что, сейчас хлопаю глазами? Я снова смеюсь. Какая же хохотушка эта Жюли! Он продолжает:
– Я не приглашаю вас в гости, потому что у меня много работы. Но мы обязательно встретимся как-нибудь вечерком, вы не против?
«Еще как не против, мой Рикушка!»
– С удовольствием. А в какой сфере вы работаете? Если не секрет…
– Информационные технологии. Восстанавливаю базы данных, что-то в этом роде. А вы?
– А я – в банке. Считаю денежки, но не свои. В центральном отделении «Креди Коммерсиаль».
– Правда? Я как раз подумываю открыть там счет. Но поскольку я недавно приехал, я рассматриваю и другие банки. Было бы забавно…
Соображай быстрее, Жюли. Если он откроет счет в твоем банке, ты будешь видеть его часто, узнаешь все о его делах, просматривая его операции, к тому же сможешь похвастаться, что привела нового клиента. Подумай хорошенько, Жюли, из всех этих причин только одна приемлема. Остальные просто возмутительны.
– Если хотите, я принесу вам документы. Вы сможете сами сделать выбор.
Он согласно кивает и говорит:
– Вынужден вас оставить. До следующей встречи.
Мы снова расстаемся. Мы не настолько знакомы, чтобы поцеловаться. Но уже достаточно знакомы, чтобы ограничиться простым рукопожатием. Поэтому лишь смущенно улыбаемся друг другу.
Лишь придя домой, я осознала, что мы так и не обменялись мобильными телефонами. Проклятие! Но это не страшно. Я придумала беспроигрышный вариант, чтобы увидеться с ним уже завтра.
По Ксавье можно сверять часы. Каждый день, зимой и летом, вы можете быть уверены, что найдете его в мастерской после половины шестого. Он купил два гаража в глубине двора. Ежедневно распахивает их двери настежь и выводит своего механического монстра наружу. Он приобрел старую колымагу, у которой сохранился только мотор. И заново ее переделал, превратив в бронеавтомобиль, способный вызвать зависть у президента Соединенных Штатов. Каждая деталь в нем – настоящее произведение искусства. Дети приходят на него посмотреть, соседи интересуются, как продвигается работа. Если у какой-нибудь женщины возникают проблемы с водопроводом, она зовет Ксавье прямо через окно. С тех пор как развелись его родители, когда ему было восемнадцать лет, я ни разу не видела, чтобы он брал отпуск.
Сегодня, как и предполагалось, я нахожу его лежащим под металлическим монстром. Только ноги торчат.
– Ксавье?
Он вылезает из-под машины.
– Привет, Жюли. Как твоя рука?
– Уже лучше. Спасибо. А как твой болид?
– Я придумал ему имя: КСАВ-1. Что скажешь?
– Звучит неплохо. Все получается?
– Я усовершенствовал подвески. С моими модификациями КСАВ-1 сможет на полной скорости преодолеть ухабистую дорогу, и пассажиры даже не почувствуют дискомфорта. Еще ни одному конструктору не удавалось этого добиться. Мой автомобиль будет таким же красивым, как «Роллс-ройс», и надежнее, чем автобус. Если захочешь, я тебя прокачу.
– Очень на это надеюсь. И когда ты закончишь свой КСАВ-1?
Ксавье, похоже, счастлив услышать из моих уст название своего детища.
– Месяца через два. Работы не так уж много осталось.
– Нужно будет это отметить.
– Ты права. Разобьешь бутылку шампанского о решетку радиатора!
– С удовольствием. Но пока этот великий день не настал, я зашла поблагодарить тебя за то, что вытащил меня из вчерашней передряги.
– Не за что. Ты не раз делала то же самое для меня.
– Я хотела у тебя кое-что спросить. Ты не мог бы сделать новую железную дверцу для почтового ящика?
– Без проблем. Легко. Если хочешь, в эти же выходные и сделаю.
– Это не срочно. В любом случае я пока отдам свой ящик новому жильцу.
– Пусть оставит его себе. Для тебя я сделаю красивую дверцу.
– Можно самую простую. Не хочу тебя утруждать.
– И все же. Ведь ты в первый раз просишь меня сделать тебе что-то из металла!
Всегда рад помочь – в этом весь Ксавье. Я побыла с ним еще немного. Мне хорошо с Ксавье. Есть что-то успокаивающее в том, что ты растешь вместе со своими друзьями детства. Мы сохраняем связь с прошлым и идем дальше вместе. Неважно, что мы говорим и что делаем, главное – мы всегда рядом.
Мы поболтали, он показал мне свои подвески, я ничего не поняла, но мне понравилось, с каким энтузиазмом он объяснял. Люди становятся красивыми, когда занимаются любимым делом. Я не заметила, как пролетело время, и, когда взглянула на часы, поняла, что нужно срочно возвращаться. У меня оставалось всего полчаса до того, как отправиться к обаятельному соседу. После моего вчерашнего жалкого появления я была полна решимости его покорить.
Я встала перед шкафом и принялась перебирать свою одежду. Подумала даже, не надеть ли платье, которое покупала для свадьбы Манон. В каком образе предстать? Легком и доступном? Слишком просто. Утонченном и неприступном? Не пойми что. Без десяти семь мои вещи были разбросаны по всей спальне и гостиной. В итоге я выбрала льняные брюки и красивую блузку с вышивкой, которую никогда не надеваю, потому что ее нельзя стирать – нужно сдавать в химчистку. Без двух минут семь я стояла перед зеркалом в ванной и поправляла прическу. Выпустить прядь? Заколоть волосы? А вот кошки, говорю я себе, долго не раздумывают. И делают котят во всех кустах.
Ровно в семь часов я стучусь в его дверь. Прислушиваюсь к малейшим звукам. Ничего не происходит. В семь ноль одну снова стучу, уже сильнее. Жду. По-прежнему ничего. Его нет дома. Хуже того, он не нашел мою записку. Еще хуже, если он ее нашел, но ему на нее плевать, потому что он отправился спать с Жеральдиной. Через четыре минуты я совсем скисла. Мой план увидеть его снова потерпел поражение. Я понуро спускаюсь на третий этаж и только собираюсь открыть свою дверь, как меня кто-то окликает:
– Мадемуазель Турнель!
Он взбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. И вот он уже рядом со мной.
– Я так и подумал, что вы придете вовремя. Поэтому постарался вернуться как можно быстрее. Вы не нашли мою записку – я подсунул вам ее под дверь?
Если бы мне сейчас делали электрокардиограмму, при этих словах на экране появился бы огромный зубец.
– К сожалению, нет. Я только что пришла с работы.
Он держит в руке свою почту. Я сейчас покраснею. Понимаю, что нельзя, но точно покраснею.
– Спасибо, что решили отдать мне свой ящик, – говорит он, – но это совсем необязательно.
– Нет, я настаиваю.
– Тогда я согласен. Нельзя расстраивать красивую девушку.
Я сейчас не только покраснею, но и захлопаю глазами.
– Знаете, – добавляет он, – нам следовало бы обменяться номерами мобильных телефонов. Тогда не пришлось бы писать друг другу записки.
Я краснею, осталось только захлопать глазами. Я заливаюсь хрустальным смехом, как дурочка, которая не поняла вопроса или не хочет на него отвечать.
– И правда, – говорю я. – Но для начала вы должны называть меня Жюли.
– С удовольствием. А меня мои близкие обычно зовут Риком.
Он протягивает мне руку:
– Рад познакомиться, Жюли.
Я поднимаю свою забинтованную ладонь.
– И я очень рада, Рик.
Он осторожно касается моих пальцев. Это восхитительно. Мы стоим вдвоем на лестнице и наконец-то встречаемся так, как я этого хотела. Перед нами моя дверь. В подобных обстоятельствах мне следовало бы пригласить его выпить по стаканчику, чтобы отдать свой ключ от почтового ящика, но по всей квартире разбросана одежда. Мне даже кажется, что на раковине висят мои трусы. Он ни в коем случае не должен туда проникнуть. Если он попытается, мне придется выцарапать ему глаза. У него выжидательный вид. Это настоящий кошмар. Какую бы очередную глупость попросить у Бога, чтобы выбраться из этой ситуации? Землетрясение было бы идеальным выходом. Балла три, пожалуй. Не слишком сильное, но пугающее. Рик возьмет меня на руки и вынесет из дома, туда, где у него не будет никаких шансов увидеть мои трусы. Мы будем помогать людям, уворачиваясь от цветочных горшков, падающих с балконов вместе с велосипедами и собаками. Это было бы здорово!
Но землетрясения не произошло. И спас меня не Рик, а месье Полиньи, пенсионер, который нес огромный пакет. Я воскликнула с подозрительным энтузиазмом:
– Позвольте вам помочь! Мне кажется, вам тяжело.
Рик, разумеется, подхватил сверток, и мы втроем поднялись на верхний этаж. Месье Полиньи вошел в свою квартиру, а мы волшебным образом оказались перед дверью Рика. Я вынимаю из кармана ключ от своего почтового ящика:
– Вот он… Не забудьте повесить на ящике свою фамилию, иначе мне придется беспокоить вас каждый день, чтобы забрать свою почту.
– Это не страшно.
Скажите мне честно, я что, сейчас хлопаю глазами? Я снова смеюсь. Какая же хохотушка эта Жюли! Он продолжает:
– Я не приглашаю вас в гости, потому что у меня много работы. Но мы обязательно встретимся как-нибудь вечерком, вы не против?
«Еще как не против, мой Рикушка!»
– С удовольствием. А в какой сфере вы работаете? Если не секрет…
– Информационные технологии. Восстанавливаю базы данных, что-то в этом роде. А вы?
– А я – в банке. Считаю денежки, но не свои. В центральном отделении «Креди Коммерсиаль».
– Правда? Я как раз подумываю открыть там счет. Но поскольку я недавно приехал, я рассматриваю и другие банки. Было бы забавно…
Соображай быстрее, Жюли. Если он откроет счет в твоем банке, ты будешь видеть его часто, узнаешь все о его делах, просматривая его операции, к тому же сможешь похвастаться, что привела нового клиента. Подумай хорошенько, Жюли, из всех этих причин только одна приемлема. Остальные просто возмутительны.
– Если хотите, я принесу вам документы. Вы сможете сами сделать выбор.
Он согласно кивает и говорит:
– Вынужден вас оставить. До следующей встречи.
Мы снова расстаемся. Мы не настолько знакомы, чтобы поцеловаться. Но уже достаточно знакомы, чтобы ограничиться простым рукопожатием. Поэтому лишь смущенно улыбаемся друг другу.
Лишь придя домой, я осознала, что мы так и не обменялись мобильными телефонами. Проклятие! Но это не страшно. Я придумала беспроигрышный вариант, чтобы увидеться с ним уже завтра.