Страница:
Не прошло и пары дней с момента публикации заметки в газете, как редактору позвонили из компетентных органов и попросили больше не касаться этой темы, ибо контракт на продажу еще не подписан, а своими действиями журналист Гризов нанес ущерб государству, разгласив секретную информацию. Сажать его пока не будут, ограничиваются для первого раза официальным предупреждением газете. Редактор поразмыслил немного и оставил вопрос Гризову на откуп, больно уж тема интересная.
– В общем, так – сказал Свен Иванович, главный редактор «Северной стрелы», – Следующая публикация должна быть забойной. Про мелочевку на эту тему забудь. Напечатаю только большую разоблачительную статью, от которой у читателей волосы дыбом встанут повсеместно. Так что, копай, милок, глубже. Как сможешь. Хочешь писать дальше, – пиши. Только проблемы сам решай и за жизнь свою сам беспокойся. Конечно, могут наехать и на газету, но это вряд ли, проще с человеком пообщаться. Хотя структура государственная, так что и официальный наезд не исключается. Ну, а выкрутишься, я в долгу не останусь. Вот им место редактора новостей у меня скоро освободится, Боря Сергеев уходит через несколько месяцев.
Спустя неделю, пока озадаченный журналист размышлял на эту тему, пришла информация, что начальник авиабазы, на которой проходило последнее шоу, где незримо присутствовал Гризов, внезапно был уволен в запас, хотя до пенсии тому было как до луны. Молодой был еще мужик. Гризов находился с ним во вполне приятельских отношениях, потому и пробрался на это злополучное шоу. А теперь получалось, что крепко подставил своего информатора. Решил, что заедет как-нибудь с извинениями, да закрутился с работой, журналиста ноги кормят, как говорится. А спустя еще месяц узнал, что начальник авиабазы умер от сердечного приступа.
Вот тут Гризов озадачился крепко. Мужик тот был молодой и стойкий. Литра два водки выпивал запросто и потом мог еще в прорубь нырнуть пять раз подряд. А тут, бац, одно за другим, – увольнение, инфаркт. Конечно, от такого кто угодно запьет горькую. Но не такой это был мужик, чтоб сразу умирать.
И все же теперь Гризова начал грызть червячок сомнения: как-то с этим контрактом складывалось все не слава Богу. Однозначно, что-то темнили наши генералы. И решил Антон теперь уже точно во всем разобраться. Влезть по самые гланды. Если ошибся и все чисто, поднимет престиж родины на недосягаемую высоту. Если чего накопает, глядишь, и правда повышение выйдет.
…На утро группа осторожно обследовала два найденных колодца и прилегающую к ним территорию. На площади в пару километров нашли еще семь. Как две капли похожие один на другой. С виду все походили на обычные древние колодцы, вырытые еще первыми арабами, появившимися здесь в седьмом веке. Все они были узкими, глубокими и высохшими, но в каждом, метрах в десяти от поверхности находилась решетка. Арабам такие конструкции источников были без надобности. Спецназовцы долго бросали туда камни, и, в конце концов, решили, что воды в них никогда и не было. Очень уж все это походило на подземный военный объект, а колодцы на замаскированные вентиляционные шахты.
Гризова все это заинтересовало не меньше чем спецназовцев. Настолько, что даже усталость забылась на время. Был ли этот объект покинутым или действующим сразу не понять. Сверху один песок. Может быть, это вообще было что-то более древнее, чем тайны современных властителей. А если военный объект, то чей? Скорее всего, Саддама Хусейна, где он прятал свое тайное оружие. В любом случае это надо было проверить. Но чтобы проверить, сначала следовало отыскать вход. А входа пока не было. Да и место было какое-то странное. Все это чувствовали. На первый взгляд пески кругом не изменились. Все те же барханы до горизонта и палящее солнце. Но энергетика была совсем другой. Даже стервятники здесь не кружили, хотя в небе над древним водопоем им самое место. И зачем здесь нарыли столько колодцев, уходящих в глубину?
Возможно, когда-то здесь проходил караванный путь из Медины в сторону Междуречья, и на этом месте останавливались сотни людей, чтобы отдохнуть и напоить верблюдов. Может и так, но решетки оказались вполне современными. Голуаз спустился на веревке в один из колодцев и обследовал ее, – древним арабам сварка была не под силу. Колодец за решеткой уходил далеко в глубину. Причем, Голуазу даже показалось, что оттуда тянет ветерком. А это наводило на мысли о подземных ходах, соединявших найденные колодцы между собой или с чем-то еще.
– Ладно, – наконец изрек Костян, затаптывая окурок в раскаленный песок, – первым идет Голуаз. Двигаться осторожно. Если все чисто, спускается Коля Быстрый, журналист и я. Посмотрим, что это за тайная пещера.
Едва Антон принял решение, как скоро события начали разворачиваться сами собой, словно по сценарию. Спустя две недели пропали самолеты. И Гризов начал работать. Связался с дальневосточными журналистами, сам организовал задание, и сам съездил по заданию редакции на место. Закинул массу удочек, надавил на все педали, но безрезультатно. Эскадрилья «Су-35» как сквозь землю провалилась. Стартовала на рассвете с секретного аэродрома неподалеку от реки Уссури, по плану должны были отрабатывать «встречу» звена стратегических бомбардировщиков противника над японским морем и спустя полчаса после старта звено пропала с экранов локаторов. Мгновенно, словно кануло в бермудский треугольник.
Гризов проторчал на дальнем востоке целый месяц, облазил все прибрежные сопки и военный части, куда пустили. Поговорил со всеми военными чиновниками и официальными лицами, пользуясь своей репутацией, но в результате добился всего лишь скупой информации о том, что ведутся поиски в таком-то квадрате японского моря на предмет обнаружения упавших самолетов. Нет, упасть в море они, безусловно, могли, только Гризову было очень трудно убедить себя в том, что у всех пяти новехоньких истребителей вдруг одновременно отказали моторы. Никаких перестрелок или признаков воздушного боя средствами ПВО отмечено не было или, по крайне мере, не сообщалось.
Самолеты стартовали с полными баками, что по нынешним бедственным временам, было просто расточительством. А с полными баками они могли легко дотянуть до соседних стран. И до Японии и до Корейского полуострова. Впрочем, в этих странах никто шумихи не поднимал. Возможно, это было сделано специально, но самолет не иголка, тем более пять самолетов. А Япония и Корея страны маленькие, кто-нибудь да заметил бы прибытие пяти иностранных военных самолетов или засек в полете. А уж журналисты раскрутили бы эту тему в два счета, и поднялся бы такой шум на весь мир. Но со всех сторон над делом висела глухая тишина.
Лазая по прибрежным дальневосточным сопкам, общаясь со внезапно потерявшими дар речи генералами, пытаясь проникнуть в суть вещей, Гризов ловил себя на мысли, что ко всему этому набору ощущений примешивалось какое-то странное чувство, словно не так давно он лишился каких-то возможностей, что-то утерял в своей новой гражданской жизни, оставив в прошлом. Забыл накрепко. Прав был «псих», время лечит. Память стирала все ненужное.
Так ничего и не добившись, Антон вернулся в Санкт-Петербург. Слил всю информацию в специальный файл, но все собранное тянуло пока в лучшем случае на антураж, справочную информацию, а самой идеи еще не было. Не сформировалась.
Решив, что еще рано и материал не дозрел, Антон переключился на менее важные вещи, благо работы по его профилю было, хоть отбавляй: обстановка в мире начала накаляться.
Так прошло около трех лет. Какие-то борцы за справедливость шарахнули по небоскребам в Нью-Йорке. Мир вздрогнул от неожиданности: наконец-то нашлись люди способные наказать Америку, родину зарвавшегося быдла с деньгами, которые давили им на мозг. США срочно надо было кого-нибудь убить, чтобы доказать всем, что козлами отпущения должны быть все, кроме американцев, которые никак не хотят платить за свои преступления. Буш нашел такого козла отпущения в Афганистане, подальше от своих границ. Обвинил собственноручно вскормленного лидера террористов Бен Ладена в нарушении прав частной собственности американских граждан, подогнал поближе военный флот, подкупил соседние племена бедуинов, отпустил долги Пакистану, и начал новую войну в пустыне, подняв там целую бурю.
Пока американцы в очередной раз затевали войну ради свободы своей нации и порабощения всех других наций, Гризов по-прежнему старался отыскать след эскадрильи пропавших самолетов «Су-35», дело о которых стало его делом чести. Хотя ха прошедший период случилось много интересного, от пропажи новейшего миноносца, до поезда с бронетранспортерами на границе с Румынией. Однако, новая информация по делу истребителей, как его окрестил Гризов, поступала крайне скудно. Армейская прокуратура открыла уголовное дело по факту очередной преступной халатности в армии. Из-за разрешения взлета самолетов с полными баками, два старших прапорщика было разжаловано в младшие. А впредь было велено выпускать самолеты на боевое дежурство только с половиной запаса горючего в целях экономии государственных средств. Эскадрилья «Су-35» была признана пропавшей без вести, хотя все считали ее потерпевшей крушение, а летчиков погибшими. Дело было закрыто.
Но только не Гризовым. Почти сразу после нападения США на Афганистан Антон засек приезд в Москву с неофициальным визитом Рушди Хезбаллаха, который опять посетил авиашоу, только теперь в «Жуковском». Его не представили гостям, но Гризов узнал иракского генерала, который за это время ничуть не изменился. Разве что стал еще более загорелым.
…Продвигаясь третьим по тоннелю, Гризов настороженно озирался по сторонам в поисках чего-то необычного. Кладка стен была самая настоящая: древние выщербленные камни. Воздух сухой, но не такой как наверху. Дышать можно. Никаких современных проводов и металлических дверей. Только происхождение решеток не давало покоя.
Так они шли довольно долго по каменистой почве. Больше часа. Тоннель начал петлять, трижды разветвлялся. На каждом из поворотов Голуаз ставил маячки и двигался дальше. А когда они набрели на широкий зал, своды которого терялись в вышине, даже устроили совещание. В одной из стен Голуаз обнаружил высеченные в камне огромные пятиметровые статуи каких-то горных старцев с бородами и кривыми мечами. Вид они имели устрашающий.
– Как ты думаешь, – спросил журналист, приблизившись, у Коли Быстрого, – кто это?
Коля долго смотрел на зал, дальние концы которого терялись во мраке даже в приборе ночного видения. Потом перевел взгляд на изваяния старцев и также долго смотрел на их жесткие лица и оружие.
– Не знаю. Какая-то секта, наверное. А может быть, предводители тайного ордена. Мысль, конечно, есть. Но, не уверен. Их же в этих местах в древности было великое множество.
Стоявший молча позади них Костян, прислушавшись к разговору, сказал:
– Коля посмотри-ка стену за этими старцами. Может, найдем что интересное.
Коля с автоматом наперевес осторожно двинулся вокруг статуй. Обойдя крайнюю статую старца, он исчез из вида. Радиомолчание длилось так долго, что Гризов уже решил, что Колю съели местные духи подземелья.
– Здесь дверь, – раздалось в наушниках у остальных спецназовцев, – причем хорошая дверь. Древняя, но петли смазывали недавно.
Спецназовцы приблизились. Дверь действительно походила на вход в чертоги Али-бабы. Испещренная арабской вязью, сводчатая, окованная пластинами из неизвестного металла, она казалась неприступной. Тем более, что никаких отверстий для ключей рассмотреть не удалось. Похоже, он открывалась изнутри.
Коля любовно погладил высеченные по металлу арабские буквы.
– Жаль будет выносить такую красоту, – и обернулся к Костяну, – да, старшой?
– Ага, – кивнул Костян, – давай взрывчатку. Сдается мне, за этой дверью местные старцы что-то от нас прячут. И думаю, что это не золото. Надо проверить.
Не успел он произнести это, как дверь ожила. Она сдвинулась со своего места и быстро отъехала в сторону. Из открывшегося проема ударил яркий свет, ослепив людей. Все четверо с дикими криками схватились за глаза и попадали на колени. А затем из проема послышалось злобное шипение.
В первую секунду Гризову показалось, что это шипят сотни разъяренных змей, выползая из проклятой двери, но, когда он вдохнул воздух, то все понял мгновенно. Последнее, что он помнил, прощаясь с жизнью, – была пятиметровая фигура каменного старца с кривым мечом в руке, нависшая над ним. И еще одно воспоминание отпечаталось в мозгу, смешавшись со старцем: Рушди Хезбаллах в окружении гвардейцев с короткими автоматами.
Антон тоже был на том авиасалоне. С первой встречи прошло почти три года. «Неужели мы так еще и не продали иракцам наши самолеты, – удивился Гризов, – или речь уже идет о новой партии?». Хотя никаких официальных заявлений не было, за это журналист мог поручиться. Словно корову продавали. Антон по долгу службы слышал однажды о том, как русские продавали авианосец индусам. Там вообще ушло несколько лет на предпродажную подготовку. Ну, тайна есть тайна, тем более, государственная.
В тот день ему удалось выведать из неофициальных источников, что Рушди в иерархии приближенных Хусейна поднялся от простого генерала ВВС восточного крыла армии до статуса министра обороны Ирака. А значит, стал еще более интересным клиентом для нашего военного руководства.
После того, как Рушди Хезбаллах побывал в Москве, по дороге в Ирак, он неожиданно переместился в Санкт-Петербург, а оттуда во Псковскую глубинку, где располагалась дивизия ВДВ. Зачем он туда приезжал, Гризову разузнать не удалось, но зато, следуя за кортежем иракского генерала на почтительном расстоянии из Питера до самых ворот дивизии ВДВ, с помощью мощной оптики журналист смог сделать пару фотографий Рушди. Это произошло во время его встречи с русскими генералами на территории военной базы, половину из которых он пока не смог идентифицировать.
Вернувшись из поездки домой, Гризов собирался заняться расшифровками сделанных фотографий. Но тут подоспела сессия. Рушди Хезбаллах улетел в свой Ирак, овеянный смутными подозрениями Гризова, но ничего более определенного у журналиста пока на иракского генерала не было, равно как и на корейского генерала Чен Чжоу. Если не считать, что самолеты пропали поблизости от территории Северной Кореи. А США опять грозились после Афганистана отделать северных корейцев как Бог черепаху. Даже совместно с англичанами сняли нового «Джеймса Бонда», где вывели главными злодеями всех времен северных корейцев. Но эти события и желания пока никак между собой не пересекались, поэтому Гризов решил взять тайм-аут и сдать летнюю сессию.
А после того как сдал, решил по студенческой привычке отметить это событие. Отметил, да так классно, что половина сегодняшних событий уже стерлась из его памяти. «Псих» не соврал: время лечит. Причем с возрастом все быстрее и быстрее.
И вот теперь слегка пьяный Гризов лежал на широкой кровати мотеля в Репино. Лежал в обнимку с девчонкой по имени Леля, и уже полчаса добросовестно изучал местный потолок. А сон все не приходил.
Глава вторая. «Можно курить бамбук»
– В общем, так – сказал Свен Иванович, главный редактор «Северной стрелы», – Следующая публикация должна быть забойной. Про мелочевку на эту тему забудь. Напечатаю только большую разоблачительную статью, от которой у читателей волосы дыбом встанут повсеместно. Так что, копай, милок, глубже. Как сможешь. Хочешь писать дальше, – пиши. Только проблемы сам решай и за жизнь свою сам беспокойся. Конечно, могут наехать и на газету, но это вряд ли, проще с человеком пообщаться. Хотя структура государственная, так что и официальный наезд не исключается. Ну, а выкрутишься, я в долгу не останусь. Вот им место редактора новостей у меня скоро освободится, Боря Сергеев уходит через несколько месяцев.
Спустя неделю, пока озадаченный журналист размышлял на эту тему, пришла информация, что начальник авиабазы, на которой проходило последнее шоу, где незримо присутствовал Гризов, внезапно был уволен в запас, хотя до пенсии тому было как до луны. Молодой был еще мужик. Гризов находился с ним во вполне приятельских отношениях, потому и пробрался на это злополучное шоу. А теперь получалось, что крепко подставил своего информатора. Решил, что заедет как-нибудь с извинениями, да закрутился с работой, журналиста ноги кормят, как говорится. А спустя еще месяц узнал, что начальник авиабазы умер от сердечного приступа.
Вот тут Гризов озадачился крепко. Мужик тот был молодой и стойкий. Литра два водки выпивал запросто и потом мог еще в прорубь нырнуть пять раз подряд. А тут, бац, одно за другим, – увольнение, инфаркт. Конечно, от такого кто угодно запьет горькую. Но не такой это был мужик, чтоб сразу умирать.
И все же теперь Гризова начал грызть червячок сомнения: как-то с этим контрактом складывалось все не слава Богу. Однозначно, что-то темнили наши генералы. И решил Антон теперь уже точно во всем разобраться. Влезть по самые гланды. Если ошибся и все чисто, поднимет престиж родины на недосягаемую высоту. Если чего накопает, глядишь, и правда повышение выйдет.
…На утро группа осторожно обследовала два найденных колодца и прилегающую к ним территорию. На площади в пару километров нашли еще семь. Как две капли похожие один на другой. С виду все походили на обычные древние колодцы, вырытые еще первыми арабами, появившимися здесь в седьмом веке. Все они были узкими, глубокими и высохшими, но в каждом, метрах в десяти от поверхности находилась решетка. Арабам такие конструкции источников были без надобности. Спецназовцы долго бросали туда камни, и, в конце концов, решили, что воды в них никогда и не было. Очень уж все это походило на подземный военный объект, а колодцы на замаскированные вентиляционные шахты.
Гризова все это заинтересовало не меньше чем спецназовцев. Настолько, что даже усталость забылась на время. Был ли этот объект покинутым или действующим сразу не понять. Сверху один песок. Может быть, это вообще было что-то более древнее, чем тайны современных властителей. А если военный объект, то чей? Скорее всего, Саддама Хусейна, где он прятал свое тайное оружие. В любом случае это надо было проверить. Но чтобы проверить, сначала следовало отыскать вход. А входа пока не было. Да и место было какое-то странное. Все это чувствовали. На первый взгляд пески кругом не изменились. Все те же барханы до горизонта и палящее солнце. Но энергетика была совсем другой. Даже стервятники здесь не кружили, хотя в небе над древним водопоем им самое место. И зачем здесь нарыли столько колодцев, уходящих в глубину?
Возможно, когда-то здесь проходил караванный путь из Медины в сторону Междуречья, и на этом месте останавливались сотни людей, чтобы отдохнуть и напоить верблюдов. Может и так, но решетки оказались вполне современными. Голуаз спустился на веревке в один из колодцев и обследовал ее, – древним арабам сварка была не под силу. Колодец за решеткой уходил далеко в глубину. Причем, Голуазу даже показалось, что оттуда тянет ветерком. А это наводило на мысли о подземных ходах, соединявших найденные колодцы между собой или с чем-то еще.
– Ладно, – наконец изрек Костян, затаптывая окурок в раскаленный песок, – первым идет Голуаз. Двигаться осторожно. Если все чисто, спускается Коля Быстрый, журналист и я. Посмотрим, что это за тайная пещера.
Едва Антон принял решение, как скоро события начали разворачиваться сами собой, словно по сценарию. Спустя две недели пропали самолеты. И Гризов начал работать. Связался с дальневосточными журналистами, сам организовал задание, и сам съездил по заданию редакции на место. Закинул массу удочек, надавил на все педали, но безрезультатно. Эскадрилья «Су-35» как сквозь землю провалилась. Стартовала на рассвете с секретного аэродрома неподалеку от реки Уссури, по плану должны были отрабатывать «встречу» звена стратегических бомбардировщиков противника над японским морем и спустя полчаса после старта звено пропала с экранов локаторов. Мгновенно, словно кануло в бермудский треугольник.
Гризов проторчал на дальнем востоке целый месяц, облазил все прибрежные сопки и военный части, куда пустили. Поговорил со всеми военными чиновниками и официальными лицами, пользуясь своей репутацией, но в результате добился всего лишь скупой информации о том, что ведутся поиски в таком-то квадрате японского моря на предмет обнаружения упавших самолетов. Нет, упасть в море они, безусловно, могли, только Гризову было очень трудно убедить себя в том, что у всех пяти новехоньких истребителей вдруг одновременно отказали моторы. Никаких перестрелок или признаков воздушного боя средствами ПВО отмечено не было или, по крайне мере, не сообщалось.
Самолеты стартовали с полными баками, что по нынешним бедственным временам, было просто расточительством. А с полными баками они могли легко дотянуть до соседних стран. И до Японии и до Корейского полуострова. Впрочем, в этих странах никто шумихи не поднимал. Возможно, это было сделано специально, но самолет не иголка, тем более пять самолетов. А Япония и Корея страны маленькие, кто-нибудь да заметил бы прибытие пяти иностранных военных самолетов или засек в полете. А уж журналисты раскрутили бы эту тему в два счета, и поднялся бы такой шум на весь мир. Но со всех сторон над делом висела глухая тишина.
Лазая по прибрежным дальневосточным сопкам, общаясь со внезапно потерявшими дар речи генералами, пытаясь проникнуть в суть вещей, Гризов ловил себя на мысли, что ко всему этому набору ощущений примешивалось какое-то странное чувство, словно не так давно он лишился каких-то возможностей, что-то утерял в своей новой гражданской жизни, оставив в прошлом. Забыл накрепко. Прав был «псих», время лечит. Память стирала все ненужное.
Так ничего и не добившись, Антон вернулся в Санкт-Петербург. Слил всю информацию в специальный файл, но все собранное тянуло пока в лучшем случае на антураж, справочную информацию, а самой идеи еще не было. Не сформировалась.
Решив, что еще рано и материал не дозрел, Антон переключился на менее важные вещи, благо работы по его профилю было, хоть отбавляй: обстановка в мире начала накаляться.
Так прошло около трех лет. Какие-то борцы за справедливость шарахнули по небоскребам в Нью-Йорке. Мир вздрогнул от неожиданности: наконец-то нашлись люди способные наказать Америку, родину зарвавшегося быдла с деньгами, которые давили им на мозг. США срочно надо было кого-нибудь убить, чтобы доказать всем, что козлами отпущения должны быть все, кроме американцев, которые никак не хотят платить за свои преступления. Буш нашел такого козла отпущения в Афганистане, подальше от своих границ. Обвинил собственноручно вскормленного лидера террористов Бен Ладена в нарушении прав частной собственности американских граждан, подогнал поближе военный флот, подкупил соседние племена бедуинов, отпустил долги Пакистану, и начал новую войну в пустыне, подняв там целую бурю.
Пока американцы в очередной раз затевали войну ради свободы своей нации и порабощения всех других наций, Гризов по-прежнему старался отыскать след эскадрильи пропавших самолетов «Су-35», дело о которых стало его делом чести. Хотя ха прошедший период случилось много интересного, от пропажи новейшего миноносца, до поезда с бронетранспортерами на границе с Румынией. Однако, новая информация по делу истребителей, как его окрестил Гризов, поступала крайне скудно. Армейская прокуратура открыла уголовное дело по факту очередной преступной халатности в армии. Из-за разрешения взлета самолетов с полными баками, два старших прапорщика было разжаловано в младшие. А впредь было велено выпускать самолеты на боевое дежурство только с половиной запаса горючего в целях экономии государственных средств. Эскадрилья «Су-35» была признана пропавшей без вести, хотя все считали ее потерпевшей крушение, а летчиков погибшими. Дело было закрыто.
Но только не Гризовым. Почти сразу после нападения США на Афганистан Антон засек приезд в Москву с неофициальным визитом Рушди Хезбаллаха, который опять посетил авиашоу, только теперь в «Жуковском». Его не представили гостям, но Гризов узнал иракского генерала, который за это время ничуть не изменился. Разве что стал еще более загорелым.
…Продвигаясь третьим по тоннелю, Гризов настороженно озирался по сторонам в поисках чего-то необычного. Кладка стен была самая настоящая: древние выщербленные камни. Воздух сухой, но не такой как наверху. Дышать можно. Никаких современных проводов и металлических дверей. Только происхождение решеток не давало покоя.
Так они шли довольно долго по каменистой почве. Больше часа. Тоннель начал петлять, трижды разветвлялся. На каждом из поворотов Голуаз ставил маячки и двигался дальше. А когда они набрели на широкий зал, своды которого терялись в вышине, даже устроили совещание. В одной из стен Голуаз обнаружил высеченные в камне огромные пятиметровые статуи каких-то горных старцев с бородами и кривыми мечами. Вид они имели устрашающий.
– Как ты думаешь, – спросил журналист, приблизившись, у Коли Быстрого, – кто это?
Коля долго смотрел на зал, дальние концы которого терялись во мраке даже в приборе ночного видения. Потом перевел взгляд на изваяния старцев и также долго смотрел на их жесткие лица и оружие.
– Не знаю. Какая-то секта, наверное. А может быть, предводители тайного ордена. Мысль, конечно, есть. Но, не уверен. Их же в этих местах в древности было великое множество.
Стоявший молча позади них Костян, прислушавшись к разговору, сказал:
– Коля посмотри-ка стену за этими старцами. Может, найдем что интересное.
Коля с автоматом наперевес осторожно двинулся вокруг статуй. Обойдя крайнюю статую старца, он исчез из вида. Радиомолчание длилось так долго, что Гризов уже решил, что Колю съели местные духи подземелья.
– Здесь дверь, – раздалось в наушниках у остальных спецназовцев, – причем хорошая дверь. Древняя, но петли смазывали недавно.
Спецназовцы приблизились. Дверь действительно походила на вход в чертоги Али-бабы. Испещренная арабской вязью, сводчатая, окованная пластинами из неизвестного металла, она казалась неприступной. Тем более, что никаких отверстий для ключей рассмотреть не удалось. Похоже, он открывалась изнутри.
Коля любовно погладил высеченные по металлу арабские буквы.
– Жаль будет выносить такую красоту, – и обернулся к Костяну, – да, старшой?
– Ага, – кивнул Костян, – давай взрывчатку. Сдается мне, за этой дверью местные старцы что-то от нас прячут. И думаю, что это не золото. Надо проверить.
Не успел он произнести это, как дверь ожила. Она сдвинулась со своего места и быстро отъехала в сторону. Из открывшегося проема ударил яркий свет, ослепив людей. Все четверо с дикими криками схватились за глаза и попадали на колени. А затем из проема послышалось злобное шипение.
В первую секунду Гризову показалось, что это шипят сотни разъяренных змей, выползая из проклятой двери, но, когда он вдохнул воздух, то все понял мгновенно. Последнее, что он помнил, прощаясь с жизнью, – была пятиметровая фигура каменного старца с кривым мечом в руке, нависшая над ним. И еще одно воспоминание отпечаталось в мозгу, смешавшись со старцем: Рушди Хезбаллах в окружении гвардейцев с короткими автоматами.
Антон тоже был на том авиасалоне. С первой встречи прошло почти три года. «Неужели мы так еще и не продали иракцам наши самолеты, – удивился Гризов, – или речь уже идет о новой партии?». Хотя никаких официальных заявлений не было, за это журналист мог поручиться. Словно корову продавали. Антон по долгу службы слышал однажды о том, как русские продавали авианосец индусам. Там вообще ушло несколько лет на предпродажную подготовку. Ну, тайна есть тайна, тем более, государственная.
В тот день ему удалось выведать из неофициальных источников, что Рушди в иерархии приближенных Хусейна поднялся от простого генерала ВВС восточного крыла армии до статуса министра обороны Ирака. А значит, стал еще более интересным клиентом для нашего военного руководства.
После того, как Рушди Хезбаллах побывал в Москве, по дороге в Ирак, он неожиданно переместился в Санкт-Петербург, а оттуда во Псковскую глубинку, где располагалась дивизия ВДВ. Зачем он туда приезжал, Гризову разузнать не удалось, но зато, следуя за кортежем иракского генерала на почтительном расстоянии из Питера до самых ворот дивизии ВДВ, с помощью мощной оптики журналист смог сделать пару фотографий Рушди. Это произошло во время его встречи с русскими генералами на территории военной базы, половину из которых он пока не смог идентифицировать.
Вернувшись из поездки домой, Гризов собирался заняться расшифровками сделанных фотографий. Но тут подоспела сессия. Рушди Хезбаллах улетел в свой Ирак, овеянный смутными подозрениями Гризова, но ничего более определенного у журналиста пока на иракского генерала не было, равно как и на корейского генерала Чен Чжоу. Если не считать, что самолеты пропали поблизости от территории Северной Кореи. А США опять грозились после Афганистана отделать северных корейцев как Бог черепаху. Даже совместно с англичанами сняли нового «Джеймса Бонда», где вывели главными злодеями всех времен северных корейцев. Но эти события и желания пока никак между собой не пересекались, поэтому Гризов решил взять тайм-аут и сдать летнюю сессию.
А после того как сдал, решил по студенческой привычке отметить это событие. Отметил, да так классно, что половина сегодняшних событий уже стерлась из его памяти. «Псих» не соврал: время лечит. Причем с возрастом все быстрее и быстрее.
И вот теперь слегка пьяный Гризов лежал на широкой кровати мотеля в Репино. Лежал в обнимку с девчонкой по имени Леля, и уже полчаса добросовестно изучал местный потолок. А сон все не приходил.
Глава вторая. «Можно курить бамбук»
Гризов повернул голову и посмотрел на спящую Лелю. Красивая пьяная брюнетка, что еще надо чтобы хорошо провести время студенту. Ничего не надо. Антон вдруг вспомнил, что ничего о ней не знает. Все произошло так стремительно.
Развязный по случаю гуляния Гризов сходу пристал к девушке в баре, мол, ваш носик хорош в любую погоду. Потянуло на подвиги. Девушка сидела одна за столиком у окна и, как ни странно, сразу откликнулась на пьяные ухаживания. Гризов заказал по коктейлю «Ерш Лайт», как он его называл, то есть водка с безалкогольным пивом. Хлопнули по рюмашке, разговорились. Причем, Леля, как она назвалась, не выказывала никакого желания пить вино, или джин-тоник, который требуют, как полагал Гризов, девушки хорошего поведения. Она легко воспринимала водочную основу напитков. Да так, что веселый студент еле успевал за новой знакомой.
Только сейчас, прокручивая в голове события бурного вечера, Антону припомнилась легкая грусть в глазах модно стриженой брюнетки. Может, случилось, что или поругалась с кем, но это Гризову было не важно. Главное, что он получил отклик. А в том, что ответ на запрос будет положительным, можно было почти не сомневаться. Для молодого и здорового организма все остальное не имело кардинального значения. Во всяком случае, не в первый день знакомства. Поэтому Гризов постарался, как мог ускорить все фазы знакомства, ибо слишком хорошо себя знал, – если не решиться на это в ближайшие полчаса, то потом ему придется увидеть в просто красивой девчонке целого человека, со своими проблемами, и хочешь не хочешь, начать вникать в них, а после этого со здоровым сексом могут возникнуть большие проблемы.
Леля тоже была студенткой, правда, где училась, не сказала. Но Гризов сильно и не допытывался. Пообщавшись, минут пятнадцать в алкогольных парах, оба вдруг почувствовали страстное желание уединиться. Совпало. Но кругом шумела и буянила молодая публика. Студенческие волнения начались. Еще через пятнадцать минут они грозили перерасти в спортивный мордобой. Уединяться здесь было негде. Поэтому когда Антон предложил бросить всех и уехать вдвоем прямо сейчас куда-нибудь за город на финский залив, Леля сразу согласилась. Уговаривать не пришлось.
У Гризова было в карманах немного денег, как-никак уже зарплату получал в родной редакции, и он, не долго думая, тормознул первую попавшуюся «волгу». Уболтал водителя сгонять в сторону Зеленогорска, сговорился о деньгах. Они вдвоем занырнули на широкое заднее сиденье «волги», где Антон сразу приобнял девушку за плечи, а она не отстранилась. Даже наоборот прильнула всем телом. Почуяв такое безграничное доверие, Гризов даже немного обалдел, но с поцелуями не лез. Держал фасон. Внутренне он даже гордился своим умением вызывать доверие у многих девчонок и выдерживать паузу. Так как-то само получалось. Чувствовал, когда и что надо делать. Не маньяк, но и не рохля. Короче, был бабником в полном расцвете сил.
Пока «Волга» мягко проседая на ухабах Приморского шоссе уносила их из душного города, Антон пытался представить где бы сделать остановку на целую ночь. В Зеленогорске жили друзья. Они, конечно, многое поймут, но нельзя же, в самом деле, заявиться с бухты-барахты на ночь глядя с незнакомой девчонкой. Если предупредить заранее, то с незнакомой можно, а вот так без предупреждения, не стоит. Дурной тон. «Хотя, с кем они меня только не видели, подумал Гризов, но вдруг у них там, какие дела?». Поэтому к друзьям Гризов решил не ехать. Перекантуемся где-нибудь, лето на дворе.
Проехали виадук через Лисий нос. Голова не варила, хмель бушевал вовсю. Теплое тело слева настраивало исключительно на эротический лад, и оттого настроение у журналиста в загуле было просто замечательное. «А, ладно, по дороге вспомню что-нибудь, еще ехать минут двадцать, решил Гризов, отдавшись романтическому путешествию».
Один раз Антон повернул голову и, наклонившись, понюхал лелины волосы, они пахли каким-то тонким, едва уловимым запахом духов, названия которых Гризов не знал, но ему очень понравилось.
Водила, переключая передачи, то и дело разглядывал парочку в зеркало заднего вида. Видимо, никак не мог понять, почему они до сих пор не целуются в засос, ведь все признаки предстоящего были на лицо. Честно говоря, Антон и сам не мог понять почему. Наверное, не привык выставлять на показ свою личную жизнь, хотя по пьянке мог разгуляться так, что море было по колено. Однажды, еще до армии, когда спиртное было в новинку, Гризов так накушался, что провалился в хмельное небытие, а под вечер обнаружил себя сидящим на вершине четырехметровой березы, крепко ухватившись за ее ствол. Береза раскачивалась из стороны в сторону, а внизу стояли менее пьяные друзья и в сотый раз предлагали ему слезть. Когда градус алкоголя в крови немного опустился от прохладного ветра, Антон протрезвел и все-таки слез. Позволил друзьям увести себя спать. А наутро долго стоял под той березой, почесывая затылок и разглядывая ее высоченный ствол с хлипкими сучками. Он никак не мог вспомнить, что его туда занесло, и как он там удержался. Верхушка у многострадального дерева была совсем тонкой, а Гризов к тому времени нагулял добрых семьдесят пять килограмм чистого веса.
Чуть позже по случаю подготовки к встрече Нового года, все в том же юном возрасте лет шестнадцати, Гризов возвращался домой такой пьяный, что, едва выйдя из метро, сходу наехал на толпу из двадцати гопников, которые стояли у него на дороге, мешая пройти прямиком к трамваю. В результате получил легкое мозготрясение и россыпь синяков по всему телу. Все это он обнаружил только утром, разглядывая себя в зеркало и не узнавая. Странно, но он почти ничего не помнил, кроме одной сцены, как он лежал на снегу, а гопники пинали его ногами.
К чувству легкого головокружения и тошноты непонятной природы, примешивались смутные воспоминания о том, как поднявшись и отряхнувшись, Гризов побрел дальше. Но не домой, а свернул в какой-то двор, как зомби вошел в какое-то парадное и докопался ко второй компании гопников, не обращая внимания на рассеченную бровь, из которой еще ручьем текла кровь. На всякий случай его спустили с лестницы. Только после этого он немного успокоился и взял курс домой, хотя русское подсознание все еще тянуло на подвиги, ибо сознание тогда было полностью отключено.
После пары таких случаев, Антон понял, что если часто перебирать с алкоголем, можно влипнуть в какую-нибудь серьезную историю или вообще расстаться с жизнью по пьянке, а этого ему совсем не хотелось. Рановато. К тому времени в голове сами собой уже начали складываться смутные планы на жизнь.
Смерть от передозировки, звучит страшно. А смерть по пьянке, очень глупо, да к тому же как-то очень по-русски. А Гризов в глубине души считал себя уже на половину немцем. Потому, что много читал всяких психологических книжек и решил поработать над своим характером, избавится от его плохих черт, чтобы быстрее продвинуться по жизни. Книжки сулили взлет карьеры и миллионы долларов чистой прибыли, которые нужно будет грести не иначе как лопатой, после того как перестроенный характер выйдет на полную мощность.
Одной из таких национальных черт, присущих всем русским, а значит и ему тоже, он считал необязательность. Поэтому стал старательно вырабатывать у себя привычку все делать во время, мало обещать, а уже если обещать, то во что бы то ни стало, выполнять обещанное в срок. Первые плоды появились довольно скоро: он перестал опаздывать, стал больше успевать, научился планировать свои действия и завел ежедневник. Неожиданно для себя, он даже выучил французский язык. Девчонки стали у него списывать. Оказалось, – ничего сложного. Только садись и учи. И пойдет прогресс.
Однако, апофеозом такой работы над собой стало страшное открытие: он вдруг немного отдалился от остальных. Как оказалось, опаздывать, ничего не делать и совсем не беспокоиться по этому поводу, было занятием большинства людей вокруг него. А они, в отличии от Гризова, совсем не хотели меняться и работать над собой, ведь это означало дополнительную нагрузку. В лучшем случае им хотелось просто тусоваться и делать вид, что заняты серьезным делом. Например, катанием на скейте. Гризов тоже ходил кататься с ребятами на скейте, но не считал, что в этом скрыт смысл всей жизни.
С тех пор он вообще стал зарабатывать репутацию немного странного и задумчивого парня, который думает всякую ерунду и только усложняет себе жизнь в то время, как нормальные люди катаются на скейте и не тратят время на подобные глупости. Как сказал однажды Антону один из тусовщиков, вместе с которым Гризов проводил время, катаясь на скейте, чтобы быть ближе к людям, – «Я дурак, мне все можно». И подобная философия пользовалась большой популярностью в массах.
Мир вокруг начал стремительно меняться в его представлении, Гризов неожиданно разглядел много убогих черт, которых раньше не видел, и которые теперь замутили его первоначальные романтические помыслы.
В двенадцать лет Гризов играл в хоккей вратарем в детском составе команды «СКА» и хотел быть Третьяком, в тринадцать бросил спорт и захотел быть одновременно Робин Гудом и рыцарем Айвенго. В четырнадцать, прочитав всего Дюма, он решил быть Д΄Артаньяном, чтобы освобождать прекрасных Констанций и делать блестящую карьеру военного. В пятнадцать уже был «Радиополитехникум» и спирт «Рояль», захотелось быть не просто военным, а разведчиком и тайным агентом. Пятнадцать-шестнадцать-семнадцать пролетели незаметно. Организм вступил в пору взросления, начал требовать своего, романтического. А душа чего-то загадочного, настоящего, фантастически крутого.
Тут, как раз, родился питерский рок-клуб, и понеслось. Задумчиво-хипповский «Аквариум», музыка для интеллигенции, в которой растворяешься и плывешь. Пить только вино и чай, курить и говорить обо всем под акустику. Прекрасная ты, загадочный я, электрический пес, два-двенадцать-восемьдесять пять, ноль, шесть, – это мой номер, номер, номер. В таком состоянии можно находиться много месяцев напролет, жаль, что иногда надо учиться и работать. Цой, «Кино», алюминиевые огурцы, романтика ночных питерских улиц. Задумчивая грусть и мокрая слякоть, шляпа, шерстяные носки, а когда-то ты был битник, угу-угу-угу. Кинчев, красное на черном, шестой лесничий, мой поезд едет не туда. Романтическая агрессия, разнесенное в пух метро после концертов.
Развязный по случаю гуляния Гризов сходу пристал к девушке в баре, мол, ваш носик хорош в любую погоду. Потянуло на подвиги. Девушка сидела одна за столиком у окна и, как ни странно, сразу откликнулась на пьяные ухаживания. Гризов заказал по коктейлю «Ерш Лайт», как он его называл, то есть водка с безалкогольным пивом. Хлопнули по рюмашке, разговорились. Причем, Леля, как она назвалась, не выказывала никакого желания пить вино, или джин-тоник, который требуют, как полагал Гризов, девушки хорошего поведения. Она легко воспринимала водочную основу напитков. Да так, что веселый студент еле успевал за новой знакомой.
Только сейчас, прокручивая в голове события бурного вечера, Антону припомнилась легкая грусть в глазах модно стриженой брюнетки. Может, случилось, что или поругалась с кем, но это Гризову было не важно. Главное, что он получил отклик. А в том, что ответ на запрос будет положительным, можно было почти не сомневаться. Для молодого и здорового организма все остальное не имело кардинального значения. Во всяком случае, не в первый день знакомства. Поэтому Гризов постарался, как мог ускорить все фазы знакомства, ибо слишком хорошо себя знал, – если не решиться на это в ближайшие полчаса, то потом ему придется увидеть в просто красивой девчонке целого человека, со своими проблемами, и хочешь не хочешь, начать вникать в них, а после этого со здоровым сексом могут возникнуть большие проблемы.
Леля тоже была студенткой, правда, где училась, не сказала. Но Гризов сильно и не допытывался. Пообщавшись, минут пятнадцать в алкогольных парах, оба вдруг почувствовали страстное желание уединиться. Совпало. Но кругом шумела и буянила молодая публика. Студенческие волнения начались. Еще через пятнадцать минут они грозили перерасти в спортивный мордобой. Уединяться здесь было негде. Поэтому когда Антон предложил бросить всех и уехать вдвоем прямо сейчас куда-нибудь за город на финский залив, Леля сразу согласилась. Уговаривать не пришлось.
У Гризова было в карманах немного денег, как-никак уже зарплату получал в родной редакции, и он, не долго думая, тормознул первую попавшуюся «волгу». Уболтал водителя сгонять в сторону Зеленогорска, сговорился о деньгах. Они вдвоем занырнули на широкое заднее сиденье «волги», где Антон сразу приобнял девушку за плечи, а она не отстранилась. Даже наоборот прильнула всем телом. Почуяв такое безграничное доверие, Гризов даже немного обалдел, но с поцелуями не лез. Держал фасон. Внутренне он даже гордился своим умением вызывать доверие у многих девчонок и выдерживать паузу. Так как-то само получалось. Чувствовал, когда и что надо делать. Не маньяк, но и не рохля. Короче, был бабником в полном расцвете сил.
Пока «Волга» мягко проседая на ухабах Приморского шоссе уносила их из душного города, Антон пытался представить где бы сделать остановку на целую ночь. В Зеленогорске жили друзья. Они, конечно, многое поймут, но нельзя же, в самом деле, заявиться с бухты-барахты на ночь глядя с незнакомой девчонкой. Если предупредить заранее, то с незнакомой можно, а вот так без предупреждения, не стоит. Дурной тон. «Хотя, с кем они меня только не видели, подумал Гризов, но вдруг у них там, какие дела?». Поэтому к друзьям Гризов решил не ехать. Перекантуемся где-нибудь, лето на дворе.
Проехали виадук через Лисий нос. Голова не варила, хмель бушевал вовсю. Теплое тело слева настраивало исключительно на эротический лад, и оттого настроение у журналиста в загуле было просто замечательное. «А, ладно, по дороге вспомню что-нибудь, еще ехать минут двадцать, решил Гризов, отдавшись романтическому путешествию».
Один раз Антон повернул голову и, наклонившись, понюхал лелины волосы, они пахли каким-то тонким, едва уловимым запахом духов, названия которых Гризов не знал, но ему очень понравилось.
Водила, переключая передачи, то и дело разглядывал парочку в зеркало заднего вида. Видимо, никак не мог понять, почему они до сих пор не целуются в засос, ведь все признаки предстоящего были на лицо. Честно говоря, Антон и сам не мог понять почему. Наверное, не привык выставлять на показ свою личную жизнь, хотя по пьянке мог разгуляться так, что море было по колено. Однажды, еще до армии, когда спиртное было в новинку, Гризов так накушался, что провалился в хмельное небытие, а под вечер обнаружил себя сидящим на вершине четырехметровой березы, крепко ухватившись за ее ствол. Береза раскачивалась из стороны в сторону, а внизу стояли менее пьяные друзья и в сотый раз предлагали ему слезть. Когда градус алкоголя в крови немного опустился от прохладного ветра, Антон протрезвел и все-таки слез. Позволил друзьям увести себя спать. А наутро долго стоял под той березой, почесывая затылок и разглядывая ее высоченный ствол с хлипкими сучками. Он никак не мог вспомнить, что его туда занесло, и как он там удержался. Верхушка у многострадального дерева была совсем тонкой, а Гризов к тому времени нагулял добрых семьдесят пять килограмм чистого веса.
Чуть позже по случаю подготовки к встрече Нового года, все в том же юном возрасте лет шестнадцати, Гризов возвращался домой такой пьяный, что, едва выйдя из метро, сходу наехал на толпу из двадцати гопников, которые стояли у него на дороге, мешая пройти прямиком к трамваю. В результате получил легкое мозготрясение и россыпь синяков по всему телу. Все это он обнаружил только утром, разглядывая себя в зеркало и не узнавая. Странно, но он почти ничего не помнил, кроме одной сцены, как он лежал на снегу, а гопники пинали его ногами.
К чувству легкого головокружения и тошноты непонятной природы, примешивались смутные воспоминания о том, как поднявшись и отряхнувшись, Гризов побрел дальше. Но не домой, а свернул в какой-то двор, как зомби вошел в какое-то парадное и докопался ко второй компании гопников, не обращая внимания на рассеченную бровь, из которой еще ручьем текла кровь. На всякий случай его спустили с лестницы. Только после этого он немного успокоился и взял курс домой, хотя русское подсознание все еще тянуло на подвиги, ибо сознание тогда было полностью отключено.
После пары таких случаев, Антон понял, что если часто перебирать с алкоголем, можно влипнуть в какую-нибудь серьезную историю или вообще расстаться с жизнью по пьянке, а этого ему совсем не хотелось. Рановато. К тому времени в голове сами собой уже начали складываться смутные планы на жизнь.
Смерть от передозировки, звучит страшно. А смерть по пьянке, очень глупо, да к тому же как-то очень по-русски. А Гризов в глубине души считал себя уже на половину немцем. Потому, что много читал всяких психологических книжек и решил поработать над своим характером, избавится от его плохих черт, чтобы быстрее продвинуться по жизни. Книжки сулили взлет карьеры и миллионы долларов чистой прибыли, которые нужно будет грести не иначе как лопатой, после того как перестроенный характер выйдет на полную мощность.
Одной из таких национальных черт, присущих всем русским, а значит и ему тоже, он считал необязательность. Поэтому стал старательно вырабатывать у себя привычку все делать во время, мало обещать, а уже если обещать, то во что бы то ни стало, выполнять обещанное в срок. Первые плоды появились довольно скоро: он перестал опаздывать, стал больше успевать, научился планировать свои действия и завел ежедневник. Неожиданно для себя, он даже выучил французский язык. Девчонки стали у него списывать. Оказалось, – ничего сложного. Только садись и учи. И пойдет прогресс.
Однако, апофеозом такой работы над собой стало страшное открытие: он вдруг немного отдалился от остальных. Как оказалось, опаздывать, ничего не делать и совсем не беспокоиться по этому поводу, было занятием большинства людей вокруг него. А они, в отличии от Гризова, совсем не хотели меняться и работать над собой, ведь это означало дополнительную нагрузку. В лучшем случае им хотелось просто тусоваться и делать вид, что заняты серьезным делом. Например, катанием на скейте. Гризов тоже ходил кататься с ребятами на скейте, но не считал, что в этом скрыт смысл всей жизни.
С тех пор он вообще стал зарабатывать репутацию немного странного и задумчивого парня, который думает всякую ерунду и только усложняет себе жизнь в то время, как нормальные люди катаются на скейте и не тратят время на подобные глупости. Как сказал однажды Антону один из тусовщиков, вместе с которым Гризов проводил время, катаясь на скейте, чтобы быть ближе к людям, – «Я дурак, мне все можно». И подобная философия пользовалась большой популярностью в массах.
Мир вокруг начал стремительно меняться в его представлении, Гризов неожиданно разглядел много убогих черт, которых раньше не видел, и которые теперь замутили его первоначальные романтические помыслы.
В двенадцать лет Гризов играл в хоккей вратарем в детском составе команды «СКА» и хотел быть Третьяком, в тринадцать бросил спорт и захотел быть одновременно Робин Гудом и рыцарем Айвенго. В четырнадцать, прочитав всего Дюма, он решил быть Д΄Артаньяном, чтобы освобождать прекрасных Констанций и делать блестящую карьеру военного. В пятнадцать уже был «Радиополитехникум» и спирт «Рояль», захотелось быть не просто военным, а разведчиком и тайным агентом. Пятнадцать-шестнадцать-семнадцать пролетели незаметно. Организм вступил в пору взросления, начал требовать своего, романтического. А душа чего-то загадочного, настоящего, фантастически крутого.
Тут, как раз, родился питерский рок-клуб, и понеслось. Задумчиво-хипповский «Аквариум», музыка для интеллигенции, в которой растворяешься и плывешь. Пить только вино и чай, курить и говорить обо всем под акустику. Прекрасная ты, загадочный я, электрический пес, два-двенадцать-восемьдесять пять, ноль, шесть, – это мой номер, номер, номер. В таком состоянии можно находиться много месяцев напролет, жаль, что иногда надо учиться и работать. Цой, «Кино», алюминиевые огурцы, романтика ночных питерских улиц. Задумчивая грусть и мокрая слякоть, шляпа, шерстяные носки, а когда-то ты был битник, угу-угу-угу. Кинчев, красное на черном, шестой лесничий, мой поезд едет не туда. Романтическая агрессия, разнесенное в пух метро после концертов.