Жмудь Вадим. Страстное тысячелетие

   - Каиафа говорил. Он сказал, что если не пресечь лжепророка, он принесет гибель всему иудейскому народу.
   - Правильно, толково. Дальше что же?
   - Он говорил, что он не желает зла Иисусу, но Иисус, видимо, желает зла иудеям.
   - Пожалуй, тут он перегнул. Он едва ли желает зла своему народу, просто он не ведает, что творит. Если он поднимает мятеж, то никакими силами его не сможет остановить, так что и для него самого было бы лучше чтобы всё оставалось, как есть. Бунтовщики всегда оказываются способны лишь вызвать бурю, а остановить её не в их власти. Меч, который они вкладывают в руки народу в конечном счете отсекает их головы. Так к чему же призывал Каиафа?
   - Он сказал, что лучше казнить одного смутьяна, чем допустить гибель целого народа.
   - Пусть умрет один, но все спасутся. Это - принцип сохранения правопорядка, Админ. Если бы у меня не было тебя, я бы взял на твое место Каиафу. Какие отличные стражники получались бы из священников! Они владеют профессией шпиона, воина, дипломата и народного трибуна! Кто умеет разговаривать с богами, тот умеет убеждать народ. Если бы я не был Иродом, я бы хотел быть Каиафой.
   - Каиафа много ниже тебя, Тетрарх!
   - Но расторопнее тебя, Админ! Что же дальше было?
   - Его отправили к Понтию Пилату.
   - Кто посмел нарушать покой преторианцев накануне Пасхи?
   - Они и не нарушали. Они подошли к воротам. Понтий Пилат удивился. Он сказал, что не желает вмешиваться в дела иудеев, и отправил его к тебе.
   - Так его ведут ко мне?
   - Уже привели.
   - Ждут? Правильно, пусть подождут. А что народ? не расходится?
   - Прибывает, Великий Тетрарх.
   - Прибывает? Они что же, надеются, что их пустят во дворец?
   - Они будут стоять и ожидать твоего решения, Великий Тетрарх.
   - Разве твои люди не кричат "Распни"?
   - Они кричат гораздо громче, чем я предполагал. На каждого моего человека приходится дюжина зевак, которые кричат "Распни!" ещё громче тех, которым я плачу за эти крики.
   - Так оно всегда и бывает. Хорошая закваска сбраживает всё тесто. Вот под эти крики и приведите его ко мне.
   * * *
   - Вот ты какой, Иисус... Не похож на царя, не похож на бога, на пророка тоже не похож. На безумного похож. Будешь ли творить чудеса, чтобы спастись? тебе другого ничего и не остается.
   - Чудеса делаются ради тех, кто их достоин.
   - Ради себя ты уж постарайся!
   - Так ради себя или ради тебя?
   - А ты уже разделил мир на своих и чужих? Помню, ты говорил: "Кто не со мной, тот против меня"?
   - Я говорил: "Кто не против меня, тот со мной".
   - Какая разница?
   - Ты не видишь пропасти, что разделяет эти два мнения? Я говорю, что каждый, кто не враг - друг, ты же говоришь, что всякий, кто не друг - враг. Тех, кто не высказался ни за, ни против, я отношу к друзьям, ты относишь к врагам.
   - Как можно равнодушных считать друзьями?
   - Они не воюют против меня, они позволяют мне жить в мире, значит, они друзья.
   - Но с их молчаливого согласия тебя казнят! Значит, они - твои враги!
   - Но они не требовали казни и не возражали бы против её отмены. Они друзья.
   - Они не просят помиловать, и не осуждают твоих палачей, они - враги!
   - Нелепо враждовать с целым народом. Весь народ состоит из равнодушных. И часто это - лучшая его часть.
   - Лучшая часть народа согласна с действиями правителя и подчиняется его законам!
   - Лучшая часть народа подчиняется его законам даже когда не согласна с действиями правителя.
   - Так почему ты призывал к бунту?
   - Я не призывал к свержению правительства. Я призывал к отказу от предрассудков и к перемене своей души.
   - Ты надругался над святынями. Ты бесчинствовал в храме.
   - Я надругался над теми, кто бесчинствовал в храме. И хотя я не разделяю убеждений людей, поклоняющихся ложным кумирам, я признаю их право делать это в тех местах, где они привыкли. Но молиться, где торгуют или торговать, где молятся - это уж слишком для любого народа. Даже скоты не всякую нужду справляют одновременно, а разделяют и время и место. И людям не пристало торговать в храме, ибо это порождает привычку торговать убеждениями, и в мире нет ничего хуже этого.
   - Довольно демагогии. Я жду чудес.
   - С чего ты решил, что я буду творить чудеса?
   - Твоя жизнь зависит от этого. Разве это - недостаточная плата за зрелище? Если ты совершишь чудо, я отпущу тебя. Если нет, значит, ты - смутьян и обманщик, и тебя накажут.
   - Я не обещал совершать чудес для тебя.
   - Но тебе же это так легко, не так ли? Вот, видишь, в этом кубке простая вода. Преврати-ка её в вино.
   - В твоих погребах достаточно вина.
   - Может быть, ты прогуляешься по воде как посуху? Или исцелишь кого-нибудь? Что ты там ещё умеешь? Прочитай хотя бы мои мысли!
   - В них нет ничего достойного. Ты желаешь моей смерти.
   - Я желаю благополучия Иудее!
   - В твоем понимании это - одно и то же.
   - Да.
   - Так о чем тогда говорить?
   - Ты готов принести себя в жертву своему народу?
   - Гораздо существеннее, что ты уже мысленно принес меня в жертву своему тщеславию.
   - Увести.
   - Прочь! Пошел! Ступай!
   - Прощай, тиран.
   - Админ, отведите его к Понтию Пилату.
   - Прокуратор удивится.
   - Я знаю. Тогда вы ему скажете: "Мы не можем его судить, ибо у нас нет закона о смертной казни. Если мы его станем судить, приговор наш будет мягче, чем следует ему за его деяния. Поэтому мы отдаем его на суд Прокуратора".
   - А если он отпустит его?
   - А твои люди на что? Пусть кричат "Распни!".
   - Они будут кричать так, что в твоем дворце будет слышно, Великий Тетрарх.
   - Админ, вот ещё что. Вели одеть его получше. В дорогие одежды.
   - Дозволь спросить, Великий Тетрарх?
   - Что тебе? Спрашивай, дозволяю.
   - Зачем его одевать в дорогие одежды?
   - Как же ты глуп, Админ! К оборванцу у народа всегда жалость в сердце найдется. Если Пилат спросит, не помиловать ли мне его, то народ может поколебаться. Праздник все-таки. А он весь из себя такой жалкий, одежда старенькая, убогая. Ну как к такому злобу испытывать? Иное дело, если на нем будут царские одежды. Того и глядишь, что каждый подумает, мол нас призывает к смирению, а сам богачом ходит. Опять же задумаются, к чему бы это Ирод одарил простого смерда богатыми одеждами? Нет ли между ними сговора? Вот и пусть свою ненависть ко мне выместят на нем. К тому же... Ты же знаешь, что по закону одежда казненного принадлежит палачам? Ну так вот пусть постараются. Это от меня им подарок за службу! Ха-ха-ха! Так не поскупись, Админ! Прикажи выбрать одежду получше из моих кладовых, и обрядить его как истинного - вот потеха! Царя Иудейского!
   * * *
   - Иисус, опять тебя привели ко мне. Что же твоему царю ты не подвластен? Как я погляжу, тебя вырядили, словно царя! Или правда, что ты и есть Царь Иудейский?
   - Это твои слова, тебе и судить об их справедливости.
   - Почему ты не говоришь прямо? Царь ты или не царь?
   - Я не царь, но иудеи - мой народ.
   - Твоя судьба в моих руках, а ты говоришь загадками. Понимаешь ли ты, что от твоих ответов зависит твоя жизнь?
   - Всё в руках судьбы, а не в твоих. И ты сам не можешь ничего изменить. Тебе только кажется, что у тебя есть власть, на самом деле ты плывешь по течению той реки, что называется жизнью, и не управляешь своим кораблем. Все вы отдались на волю волн, так что всё предрешено.
   - Да ты безумец! Эти люди хотят твоей смерти, а я не вижу твоей вини, кроме глупостей, которые ты говоришь. Сколько глупцов на свете безнаказанно говорят! Всякого глупца казнить - крестов не хватит. Нынче праздник, и я могу отпустить одного осужденного. Вот этот, мне кажется, как раз подходит для этого.
   - Распять его! На кресте распять!
   - Одни безумцы хотят казнить другого безумца!
   - Я не более безумен, чем ты.
   - Нет, и впрямь, он не здоров. Он дерзает ровнять себя со мною. Знаешь ли ты, что я Прокуратор всего Египта, а ты всего лишь мятежник иудейский?
   - Я богаче тебя: больше людей любят меня, чем тебя.
   - Посмотри, сколько людей тебя ненавидят. Все они взывают о твоей казни.
   - Эти люди ненавидят не меня, а тебя, а в твоем лице тиранию Рима. Они боятся, что из-за меня гнев Рима падет на их головы. Это их страх кричит, а не ненависть.
   - Распять его! Распять! Распять, распять, распять!!!
   - Бичевать его и довольно за вину его. Эй, стража. Всыпать ему, чтобы язык развязал.
   - Ещё и это. Сколько же у вас пыток приготовлено для того, кто раскрывает вам глаза.
   - Ну, иудеи, смотрите, как сечь будут вашего царя...Сечь его.
   * * *
   - Каков же упрямец! Его секут, а он молчит. Я бы подумал, что он и говорить не может... Хватит!!! Довольно! Разошлись - скоро уже и мяса на спине не останется! Так сечёте, что кровь брызжет! Уже и до меня капли долетают. Вот и на руке капля. Капля его крови на моей руке. Одна только капля. А как неприятно. Обтереть... Ну, что, угомонились вы? Отпустим его теперь?
   - Смерть! Распять! Казнить!
   - Научился ты уважать Рим, Иисус?
   - Я его презираю ещё больше.
   - Ты надолго запомнишь эти плети, я надеюсь.
   - Рим будет помнить о них всегда.
   - Рим о тебе даже не узнает, Иисус.
   - Этот Рим скоро погибнет.
   - Ты слышишь, Иисус, твои сограждане ещё громче кричат "Распни!"
   - Вы опустили их до скотского состояния, поэтому они при виде крови теряют голову. А мне противно видеть твою кровь. Я не кровожаден. Уведите его.
   - Распни его, Пилат!
   - Да вы что, ополоумели? Как однако легко требовать смерти, когда не от тебя зависит решить это дело... И как тяжело отправить на смерть того, к кому не питаешь ненависти, когда лишь от тебя зависит - жить ему или умереть...
   - Распни! Распни!
   - Так вы не хотите, чтобы я его помиловал?..
   - Распни!
   - Распять?..
   - Распни! Распни! Распни!
   - Эй, вы там, хватит! Хватит орать, я говорю. Прочь его от меня - делайте с ним, что хотите, и чтобы я больше его не видел и не слышал о нем! Вам нужно С меня довольно. Такой день испортили. А ведь ещё и праздник. Прочь его увести. Хотите распять - так распните. Кажется, у Ирода довольно стражников для этого дела. А я умываю руки.
   * * *
   - Иисус, сын Иосифа, ты называл себя Христом и Царем Иудейским. Ты призывал к мятежу против власти Тетрарха Ирода, призывал к неповиновению святой церкви, клеветал на первосвященников Каиафу и Аннана, оскорбил Прокуратора Понтия Пилата. Ты бесчинствовал в храме. За эти преступления ты приговорен к распятию на кресте до смерти, и приговор этот будет сейчас исполнен. Тебе даровано право поцеловать детей, обнять жену и выпить уксус с добавлением полыни и желчи для притупления боли. Желаешь ли ты воспользоваться дарованным правом?
   - Жены у меня нет, дети же мои - все вы, не хватит моей жизни всех поцеловать. От уксуса я отказываюсь. Нет такого уксуса, что смирил бы боль моей души.
   - Начинайте.
   * * *
   - Отец, если бы ты помог мне найти сил испить эту чашу!
   - Вы слышали? Он просит пить!
   - Дайте ему уксус!
   - Вот, славная мысль! Да только как?
   - Губку смочите и на копье подайте.
   - Голову отворачивает.
   - Пей, Иисус!
   - Отец! Тебя вспоминаю перед смертью своей. И душой устремляюсь к тебе...
   * * *
   - Великий Прокуратор Понтий Пилат извещает о том, что он прощает смутьяна и преступника Иисуса из Назарея и разрешает снять его с креста.
   - Это он нарочно ждал, пока он умрет!
   - Молчи, женщина, как бы Прокуратор не передумал.
   - Слава Великому и Милостивейшему Прокуратору Понтию Пилату!
   * * *
   - Ну, что, Админ, спокойно стало в Иудее?
   - Великий Тетрарх! Всё замечательно! Народ славит Великого Тетрарха Ирода Антипу за установление мира и спокойствия в стране.
   - Уж прямо так и славит? Твои крикуны, что ли, стараются?
   - И мои люди присоединяют свой голос к голосу народа.
   - Ну, я, право, так и думал. Надеюсь, этого Иисуса скоро позабудут.
   - Уже позабыли, и памяти о нем нет.
   - Как так? Тело-то его погребли ли?
   - Тело отдали матери и она с его полюбовницей его унесли в пещеру, обернув плащаницей. Умастят благовониями, и похоронят, как выберут подходящее место.
   - Они выберут место? Это твои люди должны выбрать место - там где дожди смоют холм могильный и ветры разрушат памятник! Там, куда людям идти далеко, а зверям да ворам могильным близко. Чтобы силы природы стерли память о нем. Нам над могилой глумиться негоже, но и не годится преступника хоронить с законопослушными гражданами.
   - Уже изыскивают такое место, как ты изволишь описать, Великий Тетрарх.
   - Ну, хорошо, ступай.
   * * *
   - Админ, что это ты такой неопрятный врываешься в мой дворец? Гляди-ка весь в пыли, борода всклокочена, волосы растрепаны, да и потом от тебя разит же! Ну, отвечай, случилось что?
   - Пропало тело.
   - Какое тело?
   - Иисуса казненного пропало тело. В народе волнения, молва идет, что казненный воскрес.
   - Да ты-то сам поверишь ли в этот вздор?
   - И верить не могу, и другого объяснения не вижу тому, что труп пропал.
   - Так его, верно выкрали!
   - И я бы так решил, да приказал я на всякий случай следить за пещерой, куда его отнесли.
   - Так что же?
   - Молвят, что в пещеру заходили только женщины, и один мужчина. И выходили тоже женщины и один мужчина. Больше не выходил никто и трупа не выносили.
   - Женщины, мужчины!.. Кто выходил, кто входил, это отмечено?
   - Мать Иисуса, Мария, также полюбовница, тоже Мария. Ещё несколько женщин. Что за мужчина заходил, не приметили.
   - Не приметили! Верно, пьянствовали твои люди!
   - Только грелись ночной порой. Костер-то им разжигать не велено было.
   - Ну, так и есть. Видать, они так прогрелись, что и не заметили, как труп похитили. Оно и ладно. Не будет могилы, не будет и паломников... Так оно и лучше. Только вот слухи эти... Пресечь! Сказывать, что шакалы под камень подрыли и труп на месте и съели.
   - Так и будут сказывать, Великий Тетрарх.
   - Да и сам уразумей, что так оно всё и было.
   - Иначе и не могло статься, точно так и было.
   - Ну, ступай. Да и забудем же эту историю. Слышать не желаю об этом, как его?..
   - О ком говорите? Не понимаю.
   - Ага, вот, правильно... Молодец. Ступай.
   * * *
   - Антипа, муж мой, что ты так печален?
   - Есть от чего печалиться, Иродиада. Уже пять лет прошло с той поры, как казнили этого Иисуса, а память о нем не умирает, а только ширится. Неужто, и впрямь, был он пророк?
   - Кто такой этот Иисус? Не слышала!
   - Умница, дай я тебя поцелую! И правда. Бог с ним. Не до него теперь. Как там доченька твоя поживает? Хорошо ли ей за Филиппом?
   - Отдали замуж, теперь уж это не моя дочь, а жена Филиппа. Хочешь, я тебе дочь рожу?
   - Ты уж мне роди хоть сына, хоть дочь. Боги не благословили наш брак, не награждают нас детьми. Предсказания Иоанна сбываются. Он говорил, что после Тиберия Римом станет править Калигула. Кто мог тогда такое предположить? Ведь у Тиберия родной сын, Друз, был жив ещё. Ан вот как судьба распорядилась! Через два года Друз умер, ещё через два и Тиберий за ним следом, и вот уже год как этот Калигула правит империей. Да уже и при жизни его чуть ли не к святым причисляют, такого в Риме не бывало. До того живые боги только в Египте и в Греции царили, а теперь вот и в Риме те же порядки. Агриппа очень возвысился нынче. Он как-никак вместе рос с Калигулой. Друг детства.
   - Он мой брат, мог бы замолвить и за нас словечко перед Калигулой.
   - Не доверяю я ни Агриппе, ни Калигуле. Оба они воспитывались у его бабки Антонии, а та была такая тиранка, что ... Да ты же братца своего хорошо знаешь, что я тебе рассказываю?
   - Это он был злобен да жаден, когда в долгах ходил, а нынче Калигула за него все долги заплатил, да и ему дал средства немалые, так он теперь совсем другой, вот увидишь. Я же помню, каким он добрым был в детстве, доверчивым.
   - В детстве кто же не был добрым-то? Все были добрыми и доверчивыми. В детстве-то... На то оно и детство, потому: доброта и доверчивость от скудости ума проистекают.
   - А вот увидишь, он и за нас словечко замолвит. В сию же пору поедем в Рим, пускай он нас представит Цезарю.
   - Иродам нечего делать в Риме. Август потешался над отцом моим, а брата моего, Архелая, поначалу назначил этнархом, а после и вовсе изгнал в Галлию. Оно и назначение-то это не сказать, что подарок. Отец царем звался, а сыновья, видишь ли ты - этнархи, та тетрархи. Поделил он царство Ирода Великого между сыновьями, видишь ли, чтобы легче справиться с нами было.
   - А не поделил бы, так и был бы царем Архелай, а ты - никем. Говорю тебе, поедем в Рим, и испросим у Калигулы вернуть тебе титул царя. Ты его достоин, уж ты мне поверь.
   - Да за достоинства ли царские титулы-то выпадают людям? В уме ли ты? Такого отродясь не было! За достоинства философами становятся, а царем родиться надо.
   - Ну, так ты и родился царем, им и станешь. И я заодно Рим посмотрю. Поедем!
   - Нельзя мне отлучаться. Арета грозит войной. Не простил он мне, что изгнал я его дочь, первую жену сою, обратно к нему, в Набатею.
   - Ничего не случится, поехали. Не посмеет Арета напасть на гостя Калигулы. Этих дикарей с юга, если они осмелятся напасть, разобьют твои воеводы, пока мы в Рим съездим. Вернемся, уж всё будет спокойно.
   - Душа не лежит у меня слушаться твоего совета... Эх, хороших советчиков-то я не слушал.
   - Ты это о ком?
   - Так... Воспоминание.
   - О ком же? Говори.
   - Нет, не то. Кончено. Кто вещал, того уж нет, а нам, живым, своим умом жить надо. В Рим, говоришь, поехать? Может, и правда, поможет свояк нам сблизиться с Цезарем?
   - Поможет, конечно, брат Агриппа поможет. Едем!
   - Решено.
   * * *
   - Император Гай Цезарь Калигула, позволь приветствовать тебя и склонить пред тобой голову, целовать твои сандалии.
   - Да, Антипа.
   - Император, позволь представить тебе мою супругу Иродиаду.
   - Она, кажется, сестра моего приятеля Юлия Агрипы?
   - Да, и моя племянница.
   - Вот потому вас и зовут всех Ироды, что вы женитесь на собственных сестрах и племянницах. Даже Юлия зовут Ирод Агрипа.
   - Мы большие друзья с моим свояком и у меня нет от него секретов.
   - А у него нет секретов от меня, Антипа. Мы росли вместе у моей бабки Антонии, тебе это известно?
   - Конечно, Император. Я горжусь тем, что мой свояк удостоен чести быть в числе друзей императора...
   - И поэтому ты ко мне приехал? Видимо, у тебя ко мне какая-то просьба?
   - Самая малость.
   - Малость? Что же это?
   - Должность моя тетрарха Иудеи...
   - ... Тебе надоела?
   - Нет! Избави бог! Просто мне казалось, что по размерам и богатству доля страны, подвластная мне могла бы называться царством, а мне пристал бы титул царя, который тебе стоило бы только захотеть...
   - ... Ты говоришь, богатству? Богатая Иудея что-то не очень засыпала нас подарками. Налоги от вас не самые большие.
   - Император...
   - И друг твой Агрипа предоставил мне весьма убедительные доказательства твоей неверности мне.
   - Божественный! Я верен тебе!
   - Ты хочешь сказать, что твой свояк и мой близкий друг Агриппа обманывает меня?
   - Я не смею обвинять Юлия Агрипу. Возможно, его ввели в заблуждение.
   - Я знаю его с детства, он умные человек. Его не легко обмануть. Если он говорит, что тебе нельзя доверять, значит, я не доверяю тебе больше, Антипа. Но я не сержусь на тебя. У меня приятная новость для тебя. Даже две. Даже три.
   - Божественный Цезарь слишком щедр приятыми новостями.
   - Во-первых, я сохраню тебе жизнь, ты всего лишь будешь отправлен в ссылку. Скажем, в Лион.
   - Нет предела милости твоей, Гай Юлий Калигула!
   - Во-вторых, из уважения к твоему племяннику и моему вернейшему другу я прощаю твою жену, его сестру Иродиаду, и вашу дочь Саломию.
   - Благодарю тебя, Божественный Цезарь.
   - В-третьих, трон твой останется в твоей семье, ибо наследником тебе я назначаю племянника твоего Юлия Агрипу, Ирода, как и ты. Он был верен мне в несчастии, тем легче ему будет доказать свою преданность в благополучии. И я даже выполню твою просьбу, Антипа: пожалуй, пускай уже Агриппа называет себя царем. Ты доволен? Ха-ха! Можешь поцеловать мои сандалии. Стража! Уведите.
   * * *
   - И почему я не послушался Иоанна? Кабы знать, что к чему приведет, что во что выльется! Эх, дурья моя голова! Не отсекать надо было ту голову, а подле себя держать, да и к советам её прислушиваться. А теперь что же делать? Уже и моя голова не так крепко держится на плечах. Какой гнев я навлек на себя, какую глупость совершил, и всё - бабьими мозгами.
   * * *
   - Иродиада, плохой ты дала мне совет.
   - На тебе лица нет, Антипа. Что случилось? Цезарь отказал?
   - Если бы только отказал. Я низложен и должен отправляться в ссылку в Лион. Но ты можешь остаться, как и Саломия.
   - О, мой бог! За что такое наказание! Это я виновата, я одна! Я доверилась братцу, он говорил мне, что Калигула обещал преобразовать твою должность в царскую, надо лишь приехать в Рим и попросить об этом.
   - Так оно и случилось. Должность эта теперь царская. Император выполняет свои обещания. Только оно дано было не мне, а Агрипе. Не следовало мне слушать тебя. Прав, тысячу раз прав был Иоанн. Он говорил, не слушать женщину в вопросах государственных.
   - Ты жалеешь, что меня послушал? Да, ты прав, жалей. Я сама теперь себя ненавижу.
   - Ты останешься в Иудее.
   - Нет, я поеду с тобой, Антипа. Я - твоя жена. Ты будешь простым гражданином, но для меня ты останешься царем, ибо я - жена тебе.
   - Мыслимое ли дело? Ты отказываешься от богатства ради меня? Ведь там останется твой брат! Ты могла бы жить счастливо и роскошно.
   - Нет мне счастья без тебя, Антипа. Я не смогу быть счастливой, зная, что обрекла тебя на страдания.
   - Какое утешение! Боже, ты простил меня! Иоанн, ты не так прав, как я, было, подумал! Женщина нам горе приносит, она же и утешает!..
   ЧАСТЬ II
   КРИК ДУШИ
   Я верю Ему всегда. Он не верит мне никогда. Я хожу за ним, как собака.
   Как мы встретились?
   Вспоминаю.
   * * *
   Он подходит. Он не такой, как остальные. Смотрю. Удивляюсь. Слушаю.
   Он спрашивает Иоанна. Они беседуют. Почти не слушаю. Почему? Потому, видимо, что смотрю на Него. Я всегда слушаю всех. Я умею слушать. Но Его слушать мне трудно. Он говорит, и Он завораживает. Уши слышат, но мысль бежит в сторону, обгоняет слух. Хочется вставить слово и не смею перебить. Перестаю понимать. Но слушаю жадно. Это наваждение. Он овладевает моими помыслами. Не важно, что он говорит. Нет, важно, но я не помню!
   Иоанн называет Его посланником богов. И мне так кажется. Да, Иоанн прав. Он отмахивается. Иоанн настаивает.
   Он поспешно уходит от Иоанна, от нас и от окружающей Его толпы...
   Куда же Он? Постой! Увижу ли я Его?
   ... Заметил ли Он меня?
   * * *
   А за Иоанном пришли стражники. Они спрашивают, верно ли, что он - Илия? Как только могли додуматься до такого!
   Учитель. Брат. Пророк? Может быть. Илия? Нет. Почему - Илия?
   Он говорит, что имя ему - Иоанн. Они хватают его и бьют.
   Мне больно. Бьют Иоанна, а больно мне. Остановитесь!.. За что? Отпустите! Он не Илия! Оставьте его!
   Ничего не могу сделать. Оказывается, крика моего никто не слышал. Голоса не было. Только рот открывался. Что со мной?
   Они его избили и увели.
   * * *
   Зверем крадусь в сад Ирода. Всё вижу, всё слышу, ничего не понимаю.
   - Иоанн, я хотел тебя увидеть.
   - Ирод, я не желал встречаться с тобой. Твои глаза раскрыты, а мне бы лучше закрыть свои.
   - Иоанн, я наслышан о словах твоих.
   - Ирод, я наслышан о делах твоих. Не лучше ли, чтобы было наоборот?
   - Иоанн, ты смеешь обвинять меня?
   - Ирод, я защищаюсь.
   - Разве на тебя нападают?
   - Меня схватили и били и лишили свободы.
   - Ты должен ответить на мои вопросы. Почему тебя называют пророком?
   - Я не знаю ответа даже на этот вопрос. Это убедит тебя, что я не пророк?
   - Дашь ли ты мне совет?
   - Кто велит призвать к себе, тот не вправе ожидать искреннего совета.
   - Так ты боишься открыть мне правду, Иоанн?
   - Никто не говорит тебе правды, Ирод.
   - Так скажи мне её ты.
   - Тебе это не понравится.
   - Смотря что как скажешь.
   - Правду.
   - Ты меня ненавидишь, Иоанн?
   - Народ ненавидит тебя, Ирод.
   - Я не ищу его любви.
   - Значит, найдешь его ненависть.
   - Мне достаточно любви жены.
   - Как можно быть уверенным в женщине?
   - Ты не сносен, Иоанн!
   - Я предупреждал, что моя правда не понравится тебе.
   - Если твоя правда - клевета, то да!
   - Ты осквернил себя прелюбодеянием, Ирод.
   - Иоанн, ты дерзок, ты глуп! Обычай предписывает жениться на вдове брата.
   - Обычай Иродов - делать вдовой ту, на которой желаешь жениться?
   - Не оскорбляй мой род - род Великого Ирода?
   - Велик Ирод своими злодеяниями.
   - Я прикажу отрезать тебе язык, Иоанн!
   - И не услышишь правды, Ирод.
   - Я запрещаю оскорблять моего отца.
   - Октавиан не слышал о твоем запрете. Так как он оскорбил твоего отца, мне уже не суметь.
   - Ты дерзок даже в именах, Иоанн! Ты - безумен! Не удивительно, что в твоих словах мало смысла! Цезарь Август не мог оскорблять моего отца!
   - Он всего лишь сказал, что предпочел бы быть свиньёй Ирода, чем сыном Ирода.
   - Молчи!..
   - ...Он прав! Свиней Великий Ирод не резал, а младенцев велел истребить всех, и собственного сына не пощадил - так боялся нового царя. Он боялся и ты дрожишь.
   - Ты его видел? Где он?
   - Ты ищешь его, чтобы убить?
   - Я не убийца.
   - На тебе кровь брата.
   - Я не убивал.
   - Откуда же ты знаешь, что Иродиада - вдова?
   - Я изгнал Филиппа, для меня он мертв.
   - Ты отнял власть Филиппа, его жену ты использовал для того же. Ты тиран, Ирод.
   - Клевета! Мной руководила любовь!
   - К собственной племяннице...
   - Что ж из того?
   - Да, но только не к Иродиаде...
   - Что?!
   - Ты любишь Саломию. Ты замыслил кровосмешение.