Жмудь Вадим. Страстное тысячелетие

   - Теперь я убедился, что ты безумец.
   - И поэтому ты засадил меня в темницу.
   - Я отпущу тебя, если ты приведёшь меня к тому человеку.
   - Ты бы лучше думал о себе, Ирод.
   - Ты называл его богом? Почему?
   - Ты и сам не веришь, что он простой человек.
   - Он ещё ничего не сделал, но о нем уже говорят...
   - А ты сделал так много, но о тебе помалкивают.
   - Ты уводишь в сторону, Иоанн.
   - Приходится напоминать тебе мои слова.
   - Иоанн, в том, в чем ты меня обвиняешь, нет ни капли смысла.
   - Зато в твоей женитьбе смысла слишком много, Ирод. Ты усилил власть с помощью женщины, теперь ты и управлять страной будешь со слов жены.
   - С ослов жены? У моей жены нет ослов!
   - Кроме тебя самого ещё несколько.
   - Не смей плохо говорить о моей жене!
   - Так ты её уже боишься?
   - Я не боюсь никого, Иоанн!
   - Под пятой женщины ты станешь настоящим злодеем, Ирод.
   - Уже не знаю, гневаться или смеяться надо тобой, Иоанн! Мне забавно слушать чушь, которую ты несешь. Хочешь быть моим шутом? Я подарю тебе колпак с бубенчиками.
   - Послушай, Ирод. Римляне торгуют женами и дочерьми, покупая себе власть. А иудеи - сами товар на бабьем рынке. Ты хотел жениться по любви? Это непозволительная роскошь для монарха. Если ты бы взял невесту у подножия трона, то ты всегда имел бы повод усомниться, что она не тебя любит, а твою власть и твои богатства. А насчет её родни можешь и не сомневаться, они быстренько прибрали бы к рукам твое царство. Но когда ты женишься на равной себе, то приданое, которое она тебе приносит, даёт ей моральное право повелевать тобой. Редкая женщина не воспользуется таким правом, будь оно хоть самым эфемерным. Итак, ты окажешься под пятой. Монарх должен быть осмотрительным. Все идут к тебе с просьбами, ты начинаешь презирать людей и верить в собственную исключительность. Эту веру в муже поддерживает супруга, с одной только лишь оговоркой - она не допустит тебе вознестись выше неё, ибо она стремиться властвовать в семье. Вот тут-то ты и пропал, Ирод, А где ты пропал, там и вся Иудея погибла. Помни, что всё, чем владеешь ты отобрано прежде у этих людей, которые несут свои просьбы к стопам твоим.
   - Дерзок ты, Иоанн. Но мое терпение не безгранично!
   - Ты хочешь повелевать, как Ирод и как Цезарь, а сам не сможешь справиться даже со своей женой. Она заставит тебя быть таким же вероломным, как они, но не по расчету, а из покорности супруге!
   - Прочь с глаз моих, или я за себя не ручаюсь!
   - Ты отпускаешь меня?
   - Нет. Я дам тебе время одуматься. Мы поговорим после. Ты должен рассказать об этом человеке.
   - Ты боишься его, а схватил меня. И обоих ты готов убить.
   - Ты умрешь и без моей помощи, Иоанн!
   - Все мы в Его власти.
   - Но ты - пророк, Иоанн. Знаешь ли ты свою судьбу?
   - Моя голова будет расплатой за твой безмятежный сон Ирод.
   - Какая связь между твоей головой и моей постелью, Иоанн?
   - Многие постели куплены ценой ещё более многих голов, Ирод.
   - Безумец! Стража! Увести!
   * * *
   - Что за зверь диковинный в клетке у батюшки?
   - Это вы все звери и вы в клетке, а я на свободе, и я - человек.
   - Что такое ты говоришь, красавчик?
   - Я говорю, что твоя свобода похуже моей несвободы.
   - Ты же сидишь в клетке, а я в саду.
   - Твой сад больше моей клетки, но от этого он не перестает быть клеткой. Я хаживал там, где тебе вовек не ступить ногой своей, красавица. Видывал и слыхивал я такое, чего тебе нипочем не увидеть и не услышать. Ты же только ушами слышишь и только глазами видишь, а у меня ещё душа и сердце приспособлены, чтобы видеть и слышать. Так кто же несвободен из нас?
   - Ты не свободен, хотя поешь соловьем передо мной. А настоящие-то соловьи в клетках не поют.
   - Птицы поют для привлечения самки.
   - Что ж, ты увидел самку. Как я тебе?
   - Как и прочие.
   - Хочешь меня?
   - Не более, чем прочих.
   - Не верю ни одному мужчине.
   - Это твое право.
   - ... Когда он говорит, что меня не хочет.
   - Это твоя мудрость.
   - Ага, значит и ты меня хочешь.
   - Это твой домысел.
   - А ведь ты, оказывается, шут!
   - Это твое видение.
   - А ты меня переубеди.
   - Это твое желание, но не моё.
   - Разве я не права?
   - Каждый прав по-своему, и никто не прав абсолютно.
   - Почему же ты со мной не споришь?
   - Ты же мне не поверишь.
   - Какой ты странный.
   - Ты выросла среди господ, для тебя всякий простолюдин странен.
   - Я для вас простолюдинов, господа тоже кажутся странные?
   - Вы высоко над нами, и потому нас не замечаете. Нужно быть орлом, чтобы заметить мышь с высоты птичьего полета.
   - Да, мы - птицы высокого полета.
   - Тем больнее вам будет падать.
   - Хочешь, чтобы я упала перед тобой?
   - Мне не доставляет радости ничье падение.
   - Хочешь, чтобы я снизошла до тебя? Хочешь мне понравиться?
   - Нет.
   - Почему бы тебе не солгать было? Ведь в моей власти упросить батюшку, чтобы он отпустил тебя на свободу. Тебе надо было только понравиться мне, а ты и этого не смог.
   - Я не солгал потому, что я стараюсь никогда не лгать.
   - Только не всегда получается? Значит, ты не так умен, как другие.
   - Для того, чтобы лгать, не надо ума.
   - Ум нужен для того, чтобы знать, когда правду говорить, кому и сколько, а когда лгать, и чтобы ложь на правду была похожа.
   - Ложь за правду выжать легко. Для этого их надо смешивать. Чем меньше лжи в правде, тем она лучше сокрыта, тем больший вред от неё.
   - Ты учишь меня лгать?
   - Я учу тебя жить.
   - Но я не твоя ученица.
   - Это не моя беда, а твоя.
   - Довольно меня в жизни поучали.
   - И всё же тебе не хватило учителей. Или ты их не поняла.
   - Мне не хватило понимания. Меня никто не старался понять.
   - А ты к этому стремилась?
   - Я хочу нравиться всем. Скажи, ведь ты хочешь меня?
   - Нет.
   - Посмотри, какая у меня шея. Хочешь посмотреть ниже?
   - Нет.
   - Посмотри, какие ноги у меня. Хочешь ли, чтобы я показала тебе выше?
   - Нет.
   - Почему ты закрыл глаза? Ты не хочешь смотреть на меня? Разве я уродлива?.. Что же ты молчишь?.. Ну так ты ещё будешь таращиться на меня своими бельмами, глупый, дерзкий, не достойный!.. Ненавижу!!!
   * * *
   - Слава тебе, Царь Ирод!
   - Я не Царь, я Тетрарх. Ваши оговорки попахивают бунтом!
   - Ты будешь Царём, супруг мой! Не гневайся на своих подданных. Они видят в тебе царя и настанет день, когда Цезарь подарит тебе этот титул.
   - ... Да сбудутся твои слова, Иродиада.
   - Удачи тебе во всем, и всех благ мира!
   - Спасибо, друзья.
   - Да приумножится твоя слава и твоё богатство, зять мой, Антипа!
   - Благодарю, Агриппа! И правда, богатство моё - не чета твоему. У тебя же одни долги! Хотя они, пожалуй, превзойдут в сумме мою казну!
   - Ты, как всегда весёл, и как всегда прав, Антипа!
   - А что же ты не смеёшься моей шутке?
   - Я выдумываю ответную шутку, чтобы развеселить тебя, Антипа.
   * * *
   - Чем увеселишь нас, Ирод?
   - Падчерица моя, Саломия танцевать станет для вас и для меня.
   - Саломию зовите! Саломию!
   - Отец, позволь свет погасить. Танец будет с факелами.
   - Делайте, как велит моя дочь.
   - Слышали? Ирод сказал - повиноваться его дочери.
   - Дочери или супруге?
   - И дочери, и супруге повиноваться следует.
   - Ах вот оно что... И в доме Ирода командуют женщины...
   * * *
   - Усладила! Доченька! Люблю!
   - Ирод, твоя дочь - сокровище! Какая страсть!
   - А груди какие упругие! И как она их смело выставляет нам на показ!
   - Молчите, глумливые! Она - Моя!.. ... Дочь, да, дочь моя! Выпей и кубка моего! Саломия, подойди ко мне! Дай я тебя поцелую...
   - Ирод, не по-отечески как-то ты её целуешь, а?
   - Вздор!!! Как ещё я могу её целовать? Чем наградить тебя? Проси!!!
   - Проси, что хочешь, отец тебе всё доставит на блюдечке.
   - Зачем на блюдечке? Вздор! А, впрочем, что ж - хоть и на блюде! Чего ты пожелаешь - всё тебе исполню, клянусь!
   - Всё? Ирод, ты сказал "всё"? А коли она попросит полцарства?
   - А коли попросит, так и дам полцарства, вам меня учить что ли? Всё, что попросит, вплоть до полцарства - всё!!! Клянусь.
   - Чур меня! Что за клятвы?
   - Как смеете поучать меня? Как смеете не верить моему слову?
   - Молчит она.
   - Что молчишь, душенька моя?
   - Мать зовет меня...
   - Ну, иди, голуба моя, счастье моё, раз мать тебя зовет. Возвращайся только скорей.
   - Вот отпустил ни с чем.
   - Вздор! Сейчас исполню её желание, в чем бы оно ни состояло.
   * * *
   - Вот она - вернулась. Говори, какую награду хочешь?
   - Хочу голову Иоанна Крестителя.
   - Свободы ты ему просишь что ли? Негоже молодой принцессе заступаться за смутьяна из простолюдинов!
   - Не свободы - смерти ему хочу.
   - За что же?
   - Он маменьку оскорбил.
   - А тебе что за дело? То мои дела и маменьки твоей! Ты для себя подарка проси, а уж его я сам как-нибудь накажу!
   - Хочу голову Иоанна Крестителя на блюде.
   - Голову на блюде? Чай, не еда - на блюде выносить. Как скверно!
   - Хоть и не еда, но украшение.
   - Слыханное ли дело - украшать стол головой покойника?
   - Да, уж так водится. Не мной придумано.
   - Где же ты такие обычаи видела?
   - Да вот хоть и в церкви.
   - Доченька, не богохульствуй! То же мощи святых! А тебе - голову Иоанна?
   - А, может быть, он и есть святой.
   - Какой же он святой - живой человек, обыкновенный!
   - Сегодня живой, завтра - мертвый. Сегодня обыкновенный, завтра - святой.
   - Страсти какие! Кто же тебя надоумил такому?
   - Вы, батюшка, всё полагаете, что я - ребенок, что своего ума у меня нет. А я и сама не маленькая, и к размышлениям очень даже способная.
   - Ну и дочь у тебя, Ирод!
   - Замолчите! Это на неё затмение нашло. Её мать окурила чем-то, по всему видать! Разве дочь моя такова, чтобы требовать эдакого злодейства?
   - Ну, уж это её выбор.
   - Это не её выбор, а матери её. Напрасно я разрешил советоваться ей. Пристало ли мне исполнять такое?
   - Слово сказано, Ирод, за ним и дело надобно делать.
   - Моё слово нерушимо! Но не передумаешь ли ты?
   - Я хочу голову Иоанна Крестителя! Много ли раз повторять? Голову!!!
   - Молчи, молчи, не кричи только! Уж и их себя вышла...
   - Так мне отказано?
   - Я от своего слова не отказываюсь. Стражник! Возьми это блюдо, ступай, принеси мне на нем голову Иоанна Крестителя. И налить вина гостям!!! Почему смолкла музыка?! Пир продолжается!
   - Слава Ироду!
   - За тебя, Антипа!
   - Многие лета царствию твоему!
   * * *
   - Иоанн, ты - пророк! Предреки свою судьбу.
   - Стражник, ты пришел убить меня по приказу Ирода. Он настолько труслив, что отважился на преступление.
   - Твоя смерть - желание дочери Ирода Саломии.
   - Не она наказывает меня, а Господь за то, что я трижды солгал ей.
   - Насчет своих пророчеств?
   - Насчет моих желаний.
   - А я не предлагаю тебе высказать последнее желание, Иоанн.
   - Я вижу. Ты храбр, стражник. Ты разговариваешь со своей будущей жертвой. Храбрецами руководят трусы, а это очень опасно.
   - Ты - занятный человек. Если бы я не торопился, я бы поговорил с тобой.
   - Торопись совершить злодейство. А мне спешить некуда, у меня впереди вечность.
   - Я только выполняю приказ.
   - Не ты первый, не ты последний, кто оправдывается перед собой и людьми таким образом. Веришь ли ты сам себе?
   - Пригни-ка голову.
   - Да простится тебе...
   * * *
   - Дочь Великого тетрарха, Ирод велел отнести тебе эту голову на блюде.
   - Поставь на стол и уходи.
   - Доченька, позволь взглянуть на неё! Как отрадно видеть голову дерзкого отсеченной! Вот я тебе пощёчин-то надаю! Получай! Получай! Ещё!!!
   - Маменька!..
   - Что?
   - Взгляните! У него Щёки покраснели и веки дёрнулись!
   - Тебе показалось.
   - Нет, взгляните и вы хорошенько. Он пялится на меня своими бельмами! Как смотрит!!! Мне страшно!
   - Показалось.
   - Вот, глаз шевельнулся! Оба!!!
   - Чур меня! И правда! Накинь-ка платок на неё. Пойдем отсюда. Видать блюдо-то не дало крови всей вытечь, а теперь она потекла, да и сделалось раскрытие глаз... Или что ещё там с нею случилось. Господь с нами.
   - С нами ли он, господь-то?..
   * * *
   Отключилось сердце, всю как в бреду. Повторяю слово в слово, но не пойму ничего. Только кровь. Она струйкой потекла по груди из шеи, на которой уже не было головы.
   Мой дорогой, мой бесценный! Моё всё!
   Тебя нет...
   Нет? Его нет???
   ...
   Нет!!!
   ... Ничего нет.
   Почему небеса не разверзлись?!?
   Если есть Бог на земле или на небе, то как он такое допустил?!?
   * * *
   Я всё же помню эти разговоры в саду Ирода.
   Эти фразы лезут из меня. Надо выговориться. Кому?
   * * *
   Вот Он. Поглядите-ка. Иоанна убили, а Он сидит на берегу, и прохладные струи воды омывают Его ноги. Ему хорошо. Он отдыхает.
   Я ему такое скажу!..
   Ноги его изранены. Он ходил по острым камням? Нет. Здесь нет острых камней. Вон там, на косе, там острые края раковин. Это они могли изрезать Его ноги. Зачем было ходить туда? Всякий знает, что это не подходящее место для купания.
   Какая-то женщина с ребенком идет к нему. Она целует Ему руки. За что? Благодарит. Он спас её девочку. Она упала в воду? Вот почему у него ноги в крови...
   Он оглянулся на меня. Смущается. Пошел вдоль берега.
   Иду за ним.
   Долго иду.
   Он оборачивается.
   Идем вместе.
   И я рассказываю Ему об этом. Обо всём. А потом... Никакого потом. Теперь же я умру, это решено.
   * * *
   Мне не удалось умереть.
   Он не позволил.
   Есть у Него такая власть - не позволить умереть.
   Что за человек! Но ослушаться Его я не могу. Да и не хочу.
   Он не отпустил меня.
   Лучше бы отпустил. Сейчас бы меня уже не было...
   Как Он это сделал? Я не знаю. Меня уже не было и вот опять я есть. Когда меня не было, был свет со всех сторон и Его лицо. Сверху, надо мной.
   Теперь я снова существую, и Его лицо рядом, но света нет.
   Он спрашивает, не считаю ли я Саломию виновной в смерти Иоанна. Как тяжело говорить об этом!
   Я говорю: смерть творится руками и делами всех.
   Он соглашается или спорит? Я не понимаю! Он сказал, что и все виновны в смерти Иоанна. Говорит, что и я виноват!
   Я не соглашаюсь!
   Я не могу жить с такими мыслями!
   Иоанн - он был брат мне!
   В каком смысле? Да во всех смыслах!
   Что? Нет, я и не брат Иоанну. Не надо путать.
   Это так просто, но Он не понимает. Какой же Он пророк, если не понимает такой простой вещи?
   Я отомщу. Он меня уговаривает простить. Простить? Никогда!!!
   Он мягко убеждает.
   С Ним невозможно спорить.
   Как нельзя избить воздух. Ты ударяешь, и проваливаешься. Рука уходит, а воздух остается.
   Так и спорить с Ним. Он не возражает. Но ты остаешься с Его мнением.
   Какой же Он!..
   Не такой. Особенный.
   Божественный.
   Он убедил мой ум. Но сердце моё не соглашается с Ним.
   * * *
   Он собирает вокруг себя людей. Он говорит им, что научит их ловить не рыбу, но людей. И они идут за Ним.
   О чем думает человек, который хочет научиться ловить людей? Что за странное желание - ловить людей? Рыбу ловят для того, чтобы её съесть. А человека - зачем?
   Притягивать сердцем своим к себе - вот чему учиться! Мне не хочется, мне этого не надо, но если бы у меня было желание жить, то... Это хорошее умение.
   Притягивать.
   Людей.
   К себе.
   Опасно.
   И страшно...
   Многих притянешь - что с ними делать потом?
   Пустить в душу?
   Но моя душа - она ведь умерла. Разве не заметно?
   Мне никто не нужен.
   И теперь вот у меня появился Он.
   Притягательный.
   Всегда так происходит - того, кого хочешь, не удается приблизить к себе. А кого не хочешь - того притягиваешь.
   Почему?
   Зачем Он спасал мою жизнь, когда мне хотелось умереть?
   Почему теперь Он отдаляется от меня? А мне так хочется приблизиться к Нему, так хочется!!!
   * * *
   Мать Симона и Андрея.
   Её зовут Саломия. Не могу слышать это имя. Ненавижу её!
   Не мать Симона и Андрея, а падчерицу Ирода.
   Впрочем, я ненавижу всех Саломий мира.
   Вот меня они называют Иудой.
   Иуда. Юда. Чудо-Юдо... И-и-и-и... уда!
   Ида - звучит лучше. Но это - женское имя. А мне нужно мужское.
   Иуда.
   Это очень распространенное имя.
   Меня они любят. Вы любите Иуду? Любят.
   Его брата зовут Иуда. У Него есть братья. Он о них не вспоминает.
   Они любят его брата, Иуду? Любят. Вяло так любят. Любят, потому что он Его брат. Они любят всё, что касается Его. Они любят Его Иуду.
   Любят ли они всякого Иуду?
   Конечно, нет. А если меня бы они стали ненавидеть, то перенесут ли они свою ненависть на всякого Иуду? ... Кто знает. Любовь мы не переносим, а ненависть переносим легко.
   Может быть, Он переносит на меня любовь к брату? Мне не нужна любовь брата, тем более, чужого брату к чужому брату.
   Как всё сложно! А какая мне нужна любовь? Нужна ли? Да. Такая, как смерть. Ибо с ней кончается жизнь. То есть кончается все, что было раньше. Все новое, старое забыть, и новому отдаться, так, чтобы уж только смерть положила этому конец...
   А может быть, и любовь мы переносим на всё, что напоминает нам любимого? Нет, пожалуй, не так. Если я встречаю человека по имени Иоанн, я не люблю его так же как брата Иоанна. Ненависть сильнее любви, она заразительна. Она разрастается сама собой, а любовь требует огня души и без него умирает.
   * * *
   К этой женщине Он относится не так, как ко всем нам. Меня это раздражает. Чем она Его пленила? Почему Он выбрал её? Её профессия - позор для всякой женщины. Он говорит, что продавать тело - не то же, что продавать душу. "Те, кто продают ласки, не делают плохого в сравнении с теми, кто продает свою веру, свои убеждения, своих друзей". Разве много таких, кто продает душу? Я не знаю, что он имеет в виду. Но эта женщина мне не нравится. Её зовут так же, как Его мать. Этим она Его пленила. Во всем остальном она ничуть не лучше прочих женщин. Ах если бы Мария было не её имя!
   Она молода. Мириам. Нет, она не красива! Мария. Терпеть не могу! Он называет её красавицей. Он ничего не смыслит в красоте женщины. Никто из них ничего в этом не смыслит, потому что все они соглашаются с Ним, что она красавица. Просто они привыкли с Ним соглашаться. Ему это нравится. Разве плохо чувствовать себя в окружении людей, которые соглашаются со всем, что ты скажешь? А разве хорошо? Скорее, плохо!
   Назови ночь днем, и они скажут "Верно, учитель". Назови море твердью земной, и они скажут: "Так, учитель". Если я скажу: "Верно", то это только тогда, когда мои мысли будут именно таковы же. Он умеет переубедить. Но не всегда же!
   Если я не согласен, я буду задавать вопросы, сомневаться. Он говорит, что надо не сомневаться, надо верить. Прав ли Он? Я сомневаюсь. Они верят. В этом их сила. Они верят, что Он прав, поэтому они Ему верят. Я сомневаюсь, что надо верить, поэтому я сомневаюсь. Замкнутый круг. И по кругу этому я хожу.
   В том, что Он заступается за неё я открываю большую справедливость. Слова Его верны. Но что-то тревожит меня. И я понимаю - не будь она так красива, Он не заступился бы за неё. Ну, какая же тут справедливость?
   Конечно, надо поправиться: она красива только с его точки зрения. Скажем, некоторая привлекательность у неё имеется, но не такая, какой следовало бы ожидать от женщины её профессии.
   Он говорит, что женщины не должны её обвинять, поскольку сами они не отказывается принять подарки за любовь. Как можно такое смешивать? Подарки за любовь или подарки любви? Он не понимает разницы!
   "Мужчины не должны поднимать руку на неё" - тут Он прав.
   "Многие жёны много хуже её" - смотря какие жены.
   Он говорит, что она, отдавая то, что ей принадлежит, лишнего не требует, но лишь то, что ей необходимо для жизни!
   Да что Он знает о женщинах!?!
   Пожалуй, Он её возведет в святые! Нет, не хочу больше слушать.
   Они оставили они её, а она пошла с нами. Чудная компания: пророк, дюжина учеников и ... нет, не буду произносить это слово!
   * * *
   Симон и Фома утверждают, что Он из пяти хлебов и нескольких рыбин наломал прорву провианта, которой накормил целую толпу. Не припомню такого. Но и они, кажется, люди честные. И в своем уме же оба. Кому же верить? У Него спросить? Не хочется. Как это я не в курсе этаких чудес? Надо быть внимательнее.
   Вот и ещё среди Его учеников все говорят, что Он по воде ходил как посуху. Не помню. Не при мне это было. Как же это самое интересное мимо меня проходит? Но и спорить с ними я не берусь. Люди они рассудительные, даром говорить не станут. Что-то в этом есть, ведь дыма без огня не бывает. Он и впрямь не обыкновенный человек. Надо внимательно за Ним смотреть, что-то я многое пропускаю в последнее время. Не то, что остальные.
   Это потому, что я все время смотрю на Его лицо. Я не могу оторваться от его лица, и совсем не слежу за руками. Я не замечаю событий, я только ощущаю общую атмосферу. А Он не обыкновенный, это правда. Ведь каким-то образом Он меня воскресил. Надо спросить об этом.
   * * *
   - Учитель, скажи, как ты вернул меня к жизни? Ведь я помню - из меня столько крови вышло. Я должен был умереть.
   - Но ты ещё не умер. Я кое-что знаю. В тебе ещё достаточно было крови. Раньше наступает обморок, а лишь затем - смерть.
   Этот свет. Ровный, приятный свет, со всех сторон. Этот свет не оставлял теней!!! Да, правда! А тогда меня это не удивляло. А что меня тогда удивляло? В этом состоянии не удивляешься. И Он был в моем сне. Во Сне? В смерти? Как он сказал - в обмороке?
   - Значит, человека умершего можно воскресить?
   - Не всякую смерть можно побороть, но то, что часто выглядит, как смерть, иногда и не смерть. ... Бывают такая смерть, от которой человека можно вернуть к жизни.
   - И ты многих можешь воскресить?
   - Кого-то смогу. Зови меня в таких случаях.
   - Как же это?
   - Если, утопленник...
   - Как та девочка?
   - И она тоже. Надо вылить воду, и вдуть воздух...
   - Чтобы вдохнуть в него жизнь заново?
   - Ну, вроде того - чтобы начал дышать.
   - И ты часто оживляешь утопленников, Учитель?
   - Были такие попытки.
   - А удавленника?
   - Не пробовал, но иногда оживить можно.
   - Чудно!
   - И вы сможете то же делать.
   * * *
   Симон спрашивает:
   - Учитель, значит, верно, что ты - посланец Господа, что нас спасет?
   - Просите вы Спасителя себе, Мессию, Христа... Каждый из вас должен понять: "Я - Христос. Я и есть спаситель".
   - Ты - Христос, ты и есть - Спаситель...
   Почему Он так говорит? Я его не понимаю. Я перестаю слушать. Мои мысли постоянно уносят меня от того, что сейчас в то, что было или в то, что будет. Я не могу долго слушать. Особенно - Его. Я воспринимаю его не умом, а сердцем. Многое из того, что Он говорит, мне не понятно. Я слушаю Его, я воспринимаю Его таким, каков Он есть, я приемлю Его всего, я Его люблю таким, каков Он есть. Мне иногда не важно, что Он говорит. Лишь бы говорил. Я любуюсь Им. Он говорит спокойно, но Он - самый живой из нас. Что из того, что Он спокоен? Я вижу, какая страсть в Нем заключена. Иногда эта страсть выливается наружу. Это был гнев, когда Он разгонял в храме торговцев и менял. Он опрокидывал их лавки с нечеловеческой силой, а его голос, казалось, мог бы заглушить всё что угодно. Несмотря на то, что в жизни Он говорит бархатным низким голосом, он срывался на визг. Но когда Он зарычал басом - это был рев льва. Его голос необыкновенный. Даже если бы Он говорил ерунду, все равно приятно было бы слушать этот низкий грудной голос, голос матерого мужчины. Таким же точно голосом по слухам обладал... Впрочем, сомневаюсь. Никто из цезарей не мог бы говорить таким голосом! Что-то говорит о девственнице. Что?
   - В Риме есть запрет предавать смертной казни девственницу.
   Нет, это не интересно. Какое мне дело до Рима? А, между прочим, он не проявляет никакого интереса к женщинам. Это никак не вяжется с его мужественной внешностью. Правда, Он не очень высок ростом, но этого не замечаешь как-то. Наоборот даже, когда он начинает говорить, он весь выпрямляется, а другие будто склоняются, или что-то иное происходит, но при этом совершенно точно кажется, что Он намного выше всех остальных.
   - Есть и травы такие, что в большом количестве соки их ядовиты для человека и пить их означает верную смерть. Но в малых количествах если их разбавить в воде то они снимают боль. Не будешь ты чувствовать, даже если и зуб тебе станут рвать.
   - Вот бы и мне такой травы.
   - Я научу тебя готовить такие настойки, Иаков.
   - А меня? - Спрашиваю я.
   - И тебя, Иуда. Всех научу.
   - Такой уксус если всегда пить, так и можно вовсе боли не бояться!
   Я в восторге, я не могу поверить, что такое возможно. Потому что я очень боюсь боли. Панически. Но ещё сильнее я боюсь, что об этом кто-нибудь узнает. Мне доводилось добровольно идти на боль, но я вспоминаю об этом с содроганием. После моей попытки самоубийства он меня спас. Если бы не страх боли, меня бы ничто не удержало в этом мире. Была бы ещё одна попытка, только и всего. Более удачная. Теперь таких попыток не будет. Теперь в этом мире есть Он, и этот мир мне снова стал дорог, как и прежде. Нет!!! Ещё дороже, чем прежде.
   * * *
   - Иуда, что в сумке у тебя, что ты носишь её с собою всюду?
   - Тут свитки моего ... Которые принадлежали отцу Иоанна, Захарии.
   - Что в них?
   - Отрывки разных разговоров и речей записаны.
   - Почитай что-нибудь.
   И я читаю то, что знаю наизусть.
   * * *
   Они заинтересовались Александром. Странно. Все им интересуются. Что в нем великого? Почему его называли великим? Полководец не может быть великим. Царь, превратившийся в полководца ещё менее велик. Царем нужно родиться, полководцем можно стать. Далеко не каждый полководец может приблизиться к трону, но любой царь может принизить свою роль до полководца. Зачем он воевал? Захватил то, чем не смог управлять. Для себя ли? Сам он не нуждался даже в кровати. Для сына? Сыну он оставил огромное царство, да тот не смог с ним совладать и это его погубило. Для жены? Для матери? Нет! Так для кого? Для народа? Нужно ли было Македонии, чтобы её сыны погибали в схватках за землю, которая так и не стало частью Македонии? Самое лучшее было бы - презирать Александра. Его следовало бы назвать Александр Не-В-Меру-Жадный. Александр Тщеславный. Александр Безумный.