Страница:
Журнал 'Темная лошадка'
'Темная лошадка' - No 48
"Темная лошадка" (No 48)
^TТЕМНАЯ ЛОШАДКА № 11 (48) октябрь 1998^U
Пятый Санкт-ПЕТЕРБУРГСКИЙ выпуск
"...чей-то слабый шанс, чей-то звёздный час..."
В печатном виде выходит с июня 1996 года Печатный орган Студии Доброго Слова. Новосибирск
В НОМЕРЕ: 3-5 Очки Адмирала Вячеслав Романов 6 - стихи Вячеслав Хованов, Анна Дубинская, Михаил Корман 7 Сказочка: Неизвестный Автор 8-9 - стихи Владимир Кияев 10- 11 Телефон Алексей Марданов 12 - стихи Татьяна Алферова, Сергей Бердников 13 - стихи Алексей Андреев 13-14 Компьютер и мир Михаил Владимиров 15 Интервью Саймон Сэй в Англии 16 Последняя страница
ЗАКАТ НАД НЕВОЙ
Чашку индийского чая Выплеснул кто-то в небо. Хочется есть отчаянно, Мне бы корочку хлеба. Падают капли медленно На пьедестал сфинкса, Волны устали мерно О парапет биться. Остров продрог Васильевский, И от колонн рыжих Ростры отчалить силятся К службе в соборе ближнем.
Михаил Владимиров
Старинных набережных плиты Укрыты предрассветной мглой. И тишина вокруг разлита, И белой ночи грудь пробита Соборной острою иглой. Негромкий колокольный звон Поплыл торжественно, печально И отозвался медный стон Щемящей грустью изначальной. Примером вечного движенья Струится невская вода... И это светлое мгновенье, Души неясное томленье Не повторятся никогда!
Владимир Кияев
Стр. 2 КАМЕРТОН
ВЫСОТА
Я жизнь свою хочу сравнить с полетом, Хотя пилотом не был никогда... Я по болотам топал с пулеметом В жару и снег, в дожди и холода. Я дни за днями, пробиваясь к цели, В земной коре разваливал пласты, Закладывая тюбинги в тоннели... И здесь я не утратил высоты. В воде по пояс, под железным градом, В земных глубинах и среди болот Сподвижники мои шагали рядом, Вершащие со мной один полет. Одни из них, слабея, говорили: "Нам этот груз нести невмоготу". И у меня ослабевали крылья, Казалось, я теряю высоту. Но были одержимые, которым Любое дело было по плечу. И сердце несмолкающим мотором Во мне стучало: "Я лечу, лечу!.." Подбрасывая на своих ухабах, Меня трепала жизнь, как треплют лен. Я слабым был. Но это среди слабых. А среди сильных был я сам силен
Николай Старшинов.
Колонка редактора
Добрый день, уважаемые (по)читатели . Представляя вашему вниманию питерских авторов, хочу попросить: если вам что-то не понравится, не спешите обвинять их. Может быть день сегодня неудачный или строчки расположены под наблагоприятным углом. А может быть составитель допустил тактическую ошибку в расположении материала. Редактор ведь тоже в чем-то сродни пианисту, который может испортить гениальное произведение.
Для кого я составил этот номер? Как говорится в популярной рекламе Да, признаюсь откровенно этот номер я делал в первую очередь для себя, стараясь получать удовлетворение от самого процесса работы, но, как говорится, смотрите выше.
На вопрос, "почему я занялся этой неблагодарной деятельностью", ответить сложнее. Душещипательных историй о том, как я решился подхватить знамя из рук безвременно ушедшего в неизвестность Митрофанушки, не будет. Скорее всего я понял, что у меня накопилось достаточно материала, чтобы выставить его на обозрение читающей публики.
Где я взял этот материал? Скажем так, он попадал ко мне разными путями: от непосредственного дарения человека, которого я видел один раз (Т. Алферова), до предложения конкретным людям поучаствовать в СПб выпуске (В. Кияев, С. Бердников) . А сейчас я сделаю то, чего никогда не делали составители предыдущих выпусков: обнародую общий замысел, отбивая тем самым хлеб у потенциальных критиков. Мне хотелось показать в этом номере всю нашу жизнь от через >Детский мир> к юношеским проблемам, взрослению и . Конечно, я не ставил себе такой цели изначально. Его подсказала первоначальная компоновка материала. А она-то как раз и была случайной. Плюс ко всему мне пришлось решать проблему отсутствия художника. Впрочем, это не было проблемой. Я просто сканировал имеющиеся под рукой фотографии и открытки. Что еще: Я не стал заморачиваться с авторскими правами, цинично считая все имеющееся у меня своим. Разумеется авторы были по возможности предупреждены о моих действиях, но поскольку до сих пор я не получил ни одного отказа, по умолчанию посчитал это одобрением своих действий. Всякие юридические тонкости не для меня. Есть автор. И есть публика. Моя задача донести до публики произведения данного автора. Тем более, что это действительно хорошие произведения. Если же у вас возникнут вопросы, пишите. Емельный адрес в конце - это мое предпочтение. Бумажный: Да есть он и у СНЕГа, и у Мерлина, и у Ночного Ветра. Желающий - найдет. Но откровенно говоря, в ближайшее время мне будет как-то не до выпуска новых номеров. - слишком много я вложил в этот. Читайте на здоровье.
Новиков Олег
Стр. 3-5
Очки Адмирала
Адмирал брал бастион штурмом. Бастион был невероятно крепким. * * * - Что ещё на сегодня? Его Величество соизволил несколько расслабиться, - кипа бумаг, на которой лежала холёная рука Первого Министра, истаяла почти до основания. Первый министр сверкнул перстнем. - Есть ещё одно дело... Не знаю, правда, как к нему подступиться. - Да чего уж там, говорите, как есть! Король был рыцарем прямым и честным и требовал от подчинённых вести себя соответственно. Известен был этот король, кстати, тем, что издал указ, - говорить правду. Указ предназначался исключительно для служебного пользования, то есть, как сейчас говорят, для . - Видите ли, сир... Я не хотел об этом говорить, но условия сложились таким образом... Словом, пора отменить этот приказ. Король также был известен тем, что своих приказов не отменял ни под каким предлогом и ни за что! В связи с чем Его Величество вскипело. - Что-о-о?! - рявкнул он с трона, почувствовав, что в его душе просыпаются три диких и необузданных существа, которые, увы, дремлют в каждом короле и будить которых нельзя ни под каким соусом: Тиран, Варвар и Идиот. - Молча-а-ать! Палача-а-а!! - Тьфу, началось! - расстроился Первый Министр и показал Королю зеркало. Тот кивнул и притих. Посидел немного, нахохлившись, и вздохнул: - Ну, продолжайте... - Дело в том, сир, что, как Вы изволите помнить, война с Энляндией так и не произошла. Мы, так сказать, победили до её начала. Ваше Величество являлись прямым наследником короля Энляндии и получили её в связи с внезапной кончиной оного, так сказать, естественным путём. - Я помню. - Но Вы, вероятно, забыли, что отдали Адмиралу приказ штурмовать правый бастион северной стены их столицы? - Нет, отчего же, я помню. - Да... - помялся министр. - Но, видите ли, сир, Вы его не отменили... - И что? - спросил Король. (Заметим, кстати, что он уже начал догадываться, в чём дело, но не мог отказать себе в удовольствии услышать это от постороннего человека. Насколько вообще министр может быть посторонним для короля.) - Сир. Он его штурмует. И небезуспешно. Он его берёт каждый вечер в 19:00 и выводит вой-ска в 21:00 за отсутствием неприятеля и так как не хочет понапрасну рисковать своими людьми... Что с Вами, сир? - Два года! Ха! Ой! Мама!! Мне нехорошо... Король согнулся от смеха и держался за живот. - Два года, Министр! Он же его штурмует уже два года! Вдруг Король стал серьёзным и внимательно посмотрел на своего приближённого. Посмотрел и сказал задумчиво: - А Вы мне только сегодня об этом доло-жили! Глаза Короля сузились. - по-слышалось Министру. Он помотал головой, чтобы отогнать наваждение. - Сир, но если бы я доложил об этом раньше... Да Вы сами!.. - Я сам, я сам! - сварливо пробормотал Ко-роль. - А вы все на что? Так я же как раз об этом! - быстро и обиженно начал Министр. - Дело в Адмирале. Он великий стратег и непревзойдённый тактик. Бла-годаря его непрерывному штурму Вы, сир, обла-даете великолепной морской пехотой и самой меткой артиллерией в мире. Адмирал обучил уже всю армию! Прекрасно! Отлично! Замечательно! Чу-десно!! - заорал Король. Министр потянулся за зеркалом, однако при-ступ миновал на удивление быстро. Король про-должал: - Так в чём же дело? Зачем мне тогда отме-нять этот приказ? Этот гениальный приказ! Мне, вообще, кажется, что это было одно из моих оза-рений... Министр отрешённо смотрел в окно. - Министр! - А? - Вы меня слушаете? - Да, сир. Но дело в том, что этот приказ всё же необходимо отменить. Всё дело в ино-странных дипломатах. Они что-то зачастили к бастиону. Делают вид, что просто любопытствуют, а на самом деле явно перенимают опыт. Да и бас-тион уже на ладан дышит. Последнее время нам даже приходится понемногу его латать... Король задумался. Но как это сделать? Вы же знаете, я не привык отменять собственные приказы! Министр почесал подбородок перстнем и ос-торожно произнёс: Ну, повод-то у нас есть... Мы ведь можем отправить Адмирала в отставку. Говорят, у него стало плохо со зрением, а зрение для моряка - это всё... После чина. И с Вашим приказом, сир, мы вполне можем вывернуться: надо приехать между 19:00 и 21:00, и тогда бастион как раз будет взят, и Вам не придётся отменять своё решение. Король задумчиво покачал головой. - Возможно, Вы правы... Да, это, пожалуй, выход! А чтобы Адмиралу не было обидно, вручим ему орден! - Гениально! - сказал Министр, а про себя подумал: . - Так ступайте и приведите мне к зав-трашнему вечеру доктора с очками и портного. Портного? - А Вы как думали? Вы что, полагаете, я надену орден Фунта Лиха на человека в лох-мотьях? Он же там два года торчит! Ох, идите, Министр! Мне опять нехорошо... А про себя подумал: * * * Министр поклонился и вышел. По дороге он заглянул в Коридоры Власти (там вечно что-то шуршало и суетилось) и рявкнул в полумрак: - Эй, там! Есть кто живой? - Есть! - ответили ему. - Чем вы там заняты? - Воруем! - сказали оттуда, согласно при-казу говорить правду. - Прекратить! Ага, - буркнул один кто-то. Министр вздохнул, прикрыл дверь и ти-хонько что-то сказал про себя. Что-то не очень вежливое. Затем опять приоткрыл дверь и опять крик-нул: - Чтоб завтра к пяти вечера были портной и доктор! Всем ясно? В Коридорах Власти такую ответственность на себя взять не могли. Тогда министр вошёл, взял за шкирку двух особо запоминающихся и тихим голосом, очень спокойно и проникновенно сказал: - Повторяю. Тебе и тебе. - Не надо. Мы поняли. Министр улыбнулся: Правда? Удивительно! Во сколько? - В... семь! - В пять. Доктор и портной. И не в воскре-сенье, а завтра. И если их там не будет, отрублю головы. Эту и эту. До свиданья. * * * Адмирал брал бастион штурмом. Разведка, артподготовка, штурмовые лестницы... - Вперррёд, рребята! За мной! За Отечество и Короля! Урра!! Сиплый голос Адмирала гремел над полем боя неподалёку от пыльного тракта, по которому мирно передвигались крестьяне, их лошади, их повозки, всадники и пешие странники. Все они спешили в город, ворота которого закрывались в девять вечера, после того, как войска Адмирала водружали знамя на развалинах северного бас-тиона. * * * Доктор долго подбирал очки. Как вообще можно подобрать очки, да ещё подходящие, чело-веку, которого никогда не видел? И тут он вспомнил, что у него кое-что есть! Древние очки, изготовленные невиданным способом в стародавние времена, улучшали абсолютно любое зрение. Но вот как? * * * Из чего было сделано сердце Адмирала? Было ли оно изранено годами непосильного труда, страдало ли от неразделённой любви к ратному подвигу, таяло ли от гордости за своих орлов-соррвиголов, брратцевматрросиков? Жаждало ли славы и заслуженного отдыха? Я не знаю. Я знаю, что Адмирал прослезился, когда Ко-роль при всех поклонился ему и наградил Высшей Наградой Родины. Я знаю, что как истинный и закоренелый солдат он не мог не подчиниться но-вому приказу своего суверена. - Доблестный сэр Адмирал! В знак благодар-ности от Нас и от нашего общего с Вами Оте-чества носите с честью этот Орден и эти очки! В отставку шагом марш! Итак, Адмирал прослезился, отдал честь и ушёл в отставку на север. Пешком. В новом мун-дире, но без гроша за душой. Согласно давней традиции, о жаловании упомянуто не было. * * * Адмирал шёл домой. Первые несколько дней он очень хотел есть. Ручьи и родники попадались регулярно, но вот еды не было никакой и нигде. Вполне может статься, что этот поход Ад-мирала окончился бы печально и быстро уже че-рез неделю, если бы не одно обстоятельство. Впереди Адмирала шла его Бессмертная Слава. Сперва она не очень спешила, и именно поэтому Адмиралу пришлось несколько дней по-голодать. Но затем она размялась (либо стало Крыла-той, что за ней водится) и так шустро побежала впереди доблестного воина, что не оставила перед ним ни одной закрытой двери, ни одного неустро-енного ночлега и остывшего ужина. Галуны, эполеты и аксельбанты Адмирала были его визитной карточкой. Его узнавали изда-лека и в некоторых деревнях и городках даже вы-сылали навстречу почётный караул или встречали у ворот оркестром ветеранов. Трум-пум! Ать-два! Адмирал шёл вперёд и напевал себе под нос: - Атьдва! Трум-пум-пум! И поправлял очки. Они были ему чуть-чуть великоваты. - думал Адми-рал. * * * И точно так же думал бы всякий, надевший очки, которые Доктор прописал Адмиралу. Что можно было в них увидеть? Да всё то же, что и без них. Всё дело было в том, чего можно было в них не увидеть. Древнее стекло оч-ков, умудрённое поразительным жизненным опы-том, не пропускало всего наносного и неважного, без чего вполне может обойтись жизнь любого человеческого существа. Стекло выпрямляло кривое и делало видимым целое в подпорченном. Да, мир, который видел перед собой Адми-рал, был удивителен и прекрасен. Так, когда Адмирал замечал в поле измучен-ного пахаря, он бросался к нему с радостным воплем: - О, ты, взраститель хлебов и питатель хлебных мельниц! И такая сила убеждения была в этом громо-подобном, слегка осипшем голосе, что пахарь, кряхтя, подбоченивался и широко улыбался Ад-миралу. И ничего удивительного в этом не было, - ведь Адмирал говорил только о том, что видел, и это не было неправдой. Менестрелю, сильно побитому собратьями за плагиат, Адмирал напоминал о его босоногом детстве, Кухарке - о долгих встречах с любимым (а не о её отёкших ногах), Рыцарю - о доблести и славе (а не о тяжести доспехов и бремени беско-нечных скитаний), а дворовому псу о луне и подтухшей косточке, зарытой в глину, а не о не-давно сломанной лапе. Он не видел страданий и не страдал сам. Адмирал смеялся, как ребёнок, и радовался неиз-бывной радостью при виде огромного и сочного бифштекса (на на самом деле это был маленький кусочек гуляша), прямой и росистой (кривой и пыльной) дороги, добрых и мудрых (усталых и забывчивых) людей. И только небо над головой Адмирала оставалось всего лишь небом. Очки в нём ровно ничего не меняли. Вообще-то, зря он туда посмотрел. Как раз в это время он чуть-чуть свернул с дороги и с разгона врезался лбом в древесный сук. Очки разбились. * * * - Идёт! Идёт Адмирал Радость! - кричали мальчишки, высыпавшие на улицу. Все выбегали навстречу Адмиралу, все хотели увидеть его, Воина, несущего Радость страждущим и Надежду отчаявшимся. Но Адмирал, ни на кого не глядя, прошёл в трактир и заказал самый большой и сочный бифштекс.Бифштекс принесли. Адмирал с ужасом смотрел на него: "Боже мой! Какой маленький кусок говядины!.." Эта мысль была последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Адмирал плакал. Люди вокруг притихли. Адмирал встал и ушёл, на ночь глядя. Куда глаза глядят. Глаза Адмирала глядели в поле, может быть, потому, что там не было кривых и пыльных дорог.. * * * Адмирал проснулся глухой звёздной ночью. Его уставшие печальные глаза смотрели в небо, а небо смотрело на Адмирала, одиноко лежащего на вершине холма посредине огромного некошеного поля. Адмирал ни о чём не думал. Сначала ему было горько и нехорошо, но затем он успокоился и просто лежал, и смотрел вверх, не в силах пошевелиться или хотя бы закрыть глаза. И тут он услышал... Небо было бездонным, но оно не молчало, - оно тихонько звенело и наполняло зимнее естество тонким и чуть заметным дрожанием, которое было бы сродни абсолютному покою, сли бы не было так наполнено жизнью, вечной, радостной, доброй. Млечный путь бурчал недовольным рокотом водопада, кометы шелестели шлейфами, а хор далёких колких звёзд начал вторить раздирающему душу органному басу мощной черноты небесного свода. И кто-то Великий, Древний и Мудрый обрушил все эти звуки на внезапно вскочившего Адмирала и пригвоздил его к такой же Великой, Древней и Мудрой Земле - его Родине и единственной любви Адмирала, которую он только и делал, что защищал всю свою долгую и славную жизнь.И такое страдание и такая радость были в этом первозданном хоре вечных бездо нных небес, что Адмирал... запел! Так пел Адмирал, что дневные цветы очнулись и раскрыли свои лепестки, так, что болотные и лесные травы исторгли из себя все запахи, так, что эльфы вытащили лютни и стали вторить Адмиралу, а гномы, оставив наковальни, постукивали молотками о камни, отбивая ритм его песни. Так пел Адмирал, что во всей стране не нашлось ни одного человека (кроме тех, что обретались в коридорах власти), который бы не проснулся от странного томления в груди и, задыхаясь от спёртого домашнего воздуха, не открыл окно и не увидел звёздное небо, и не услышал отголосок странной и чудесной песни Адмирала. И такое страдание, и такая радость были в этой песне, что, спев её, Адмирал понял, что ему не нужны больше его очки... * * * - Идёт! Идёт Адмирал Счастье! - шептали мальчишки у окон и дверей в городах и деревнях, и окна и двери открывались. И готовились пиры, и столетние вина лились рекой, и люди обнажали головы перед Воином, который нёс в себе счастье и мог поделиться им с каждым. И люди брали и уносили в себе, кто сколько мог, но его не убывало. * * * Адмирал шёл домой.Впереди Адмирала летела его Крылатая Слава, а позади него шла Любовь. И если бы он не был так стар, нетороплив и основателен, он давно уже был бы здесь. Но... пощадите старика! И смотрите на небо почаще. Говорят, когда Адмирал придёт домой, на небо взойдёт новая звезда. Именно так - не упадёт, а взойдёт. Оттуда, где его дом. А где его дом, я не знаю.
Вячеслав Романов
Фишка! Автор написал две сказочные повести "Седьмое небо Адмирала" и "Дом для Адмирала", каждая глава которых представляет собой законченную сказку или стихотворение. *** Тихо в сумерках. Дневные раны лечат Комары у топкого болота. Навострили уши: Ну-ка, легче! Я - во тьме спешащий вечно кто-то! Да, я неказист, но, в целом, милый! И зато причесан! Хвойной веткой. Зуб точу корой плакучей ивы И в лесу известен хваткой цепкой. У меня есть лодка. Не для моря. В море - мелко! Плаваю по луже. (Нас, морских бродяг, такая доля, Плавать там, где трудно, то есть уже.) Утром встанет солнце и, умывшись, Не спеша взойдет над камышами: Да, увы, я неказист, - ведь мышь я! Но - взгляните! Солнце над мышами.
Повести пока не изданы, но автор надеется, что они все же увидят своего читателя. Если найдутся желающие издать эти два произведения общим объемом 7 авторских листов с иллюстрациями автора, просим написать по адресу:
194295, С-Пб, пр. Художников, дом 27 кор 1, кв 274, Романову В.В.
стр. 6
Чтобы радовать взор, недостаточно просто весны. Восемь капель любви и четырнадцать почек на ветке. Очень схожий эффект достигался посредством таблетки, Но сегодня мне мало я культвирую сны. Чтобы пестовать мысль, ту, одну, ради коей рожден, Слишком короток сон и непрочен покров одеяла. Ты меня на заре занавесь, я припомню начало, И попробую снова, покуда в проеме окон Наливается тяжестью вязкое варево дня, Содрогается пол и портьеры дрожат от напора Нисходящего света. Им не удержать этот город, Чтобы сделать счастливым тебя и, возможно, меня.
* * * Вероятно, еще... Очевидно уже... Не увижу. Бесконечный сентябрь. Глаза застилающий дождь. Не твоим ли ногам раздвигать эту стылую жижу? Не моим ли рукам обнимать пожилой макинтош? Сатисфакция осени не отменяет привычки Оскорбление действием воспринимать как итог Затянувшейся случки. Довольно. Закроем кавычки. Эта форма иссякла, и смысл ушёл между строк.
* * * Настало время - кончились слова. И разомкнулась череда объятий. И берег мёртв, но боль ещё жива, И "не найдётся закурить, приятель?" Найдётся за... За тридевять, за сто, За мысом, полуостровом и дале, Куда идут пернатые в пальто И без опознавательных деталей. И бездна принимает их на грудь Молчком, ничком и в розницу, и оптом... Не зарастает путь, что не протоптан В пятнадцать литер "умереть, уснуть"..
Вячеслав Хованов
Оттепель
Весною город мой простужен Под носом у сосулек лужи. И кашлем невский лед трещит, Температура подскочила, И знобко, и асфальт, как мыло, И птаха хрипло верещит.
* * * Вот день пришел осенний И дождь пошел осенний, И лист лежит осенний На мокрой мостовой... И все идет как надо По правилам обряда. Да, все идет как надо, Но только не со мной.
Анна Дубинская
Вся зима напихана зелёным... Будто под пятами тех слонов, Тяжело земле у ног скреплённой Путами корней её домов. Крепко дал мороз канадским клёнам, И замёрзла веток кутерьма. Но рисую я тебя зелёным, Питерская мокрая зима.
Новосибирск
Однажды мне приснился и очень понравился Новосибирск. Люди там добрые.
Миша Корман (http://www.halyava.ru/mashiah/)
ФИШКА: "Несколько слов о вечном"
"Беглое перелистывание книги может вызвать удивление - настолько её содержание внешне не соотносится с личностью автора и кругом его занятий. Однако более внимательное прочтение позволяет понять, насколько пос- тоянное общение с огромным внешним миром, понимание его истинных масштабов и ограниченности и скоротечности нашего бытия помогают В.Кияеву наполнить стихи тонким лиризмом, внутренним теплом и неподдельной романтикой." Владимир Кияев подготовил к изданию свой сборник, который в скором времени выйдет в печать. На страницах 8, 9 приведена небольшая подборка из него.
Стр. 7 ... Ой, там, за занавесочками!..
Распоряжение N 00000001. Назначить батьку Козаностра главным положительным героем романа "... Ой, там, за занавесочками!.." - с правом ношения маузера и на полном отрядном довольствии.
АВТОР.
Распоряжение N 00000002. Как я есть главный положительный герой, то распоряжаюсь: #1. Шаршавого Вампирчика - как он есть левацкий элемент #2. Босевича / от слова Босс / - за потребление в отряде непонятнях слов #3. Шорца Фоню - не помню, за что, однако не зря #4. ЛИШИТЬ КАПУСТНОГО ПАЙКА НА НЕДЕЛЮ. Батька Козаностр.
Отряд, вот уже пятый день, пробивался к лабазу, где, по слухам, сохранились ещё две канистры с ацетоном. Конечно, капусту можно потреблять и так, но в этом смысле батька Козаностр был консерватором. - Ты, Шава, тово... - не раз говаривал батька начальнику штаба, в то время, как Босевич / от слова Босс / подозрительно на того косился... И левацкий элемент умолкал. На исходе света к батьке подъехал шорец Фоня, посланный накануне в разведку. Тут надо отметить, что в отряд Фоня пришел едва ли не раньше самого батьки, был, как и все шорцы, маленького росту, с хитрыми, узкими глазками, черной, блестящей, точно новая лаковая кобура, шевелюрой, и малость косолапой походкой. О своём появлении сам Фоня рассказывал так: - Тайга был. Моя тозе был. Долго был! Потом люди сли, моя насли, калик дали. Скусный! Моя с людьми посол. Дай калик скусный! И благодарный слушатель разорялся на четвертинку ( а бывало - и на пол-калика) в надежде вытянуть из Фони что-нибудь ещё. Но тот, получив калик, немедля засовывал его глубоко под язык и на все вопросы отвечал однозначно: - Не снай! Разочарованные, слушатели расходились. Однако нужды в каликах Фоня никогда не терпел. - Бачка! Моя горбатого пымал! - сообщил он. - А ну, ну, давай его сюда, - обрадовался Босевич / от слова Босс /. Он любил горбатых - ведь у них всегда имеются в загашнике свежие калики, это всякому известно. Известно также, что горбатые весьма неохотно расстаются со своим загашником, однако об этом Босевич / от слова Босс / постоянно забывал. Здесь следует принять к сведению, что в отряде Босевич числился "шефом контрразведки". Что означают эти загадочные слова, не знал никто, в том числе и сам Босевич. Но последнему такое положение даже нравилось - обязанности его определить тоже не мог никто, а, стало быть, занимался Босевич исключительно обустройством своих личных интересов. Эти последние были весьма просты: заключались они в непрерывном поглощении каликов, капусты с ацетоном и дармовой осиновой похлёбки. Калики с капустой тоже предпочитались дармовые, и порой Босевич клал все силы на получение вожделенных ед даром. Удобно расположившись за походным письменным столом, он крикнул: - Ввести! - Куда? - донеслось снаружи - Да "кого", а не "куда", хари масонские! Горбатого, что Фоня привёл. - Ладно, Босевич; ты, однако, дурака-то не валяй. Как это Фоня его "привёл", ежели ацетона в отряде уже неделя, как нет? - Ты мне это брось! Сказано: веди, и точка! - Да чё ходить-то зря? Не хуже нас знаешь - на сыру капусту горбаты не идут! Отцепись, дай, однако, поспать. Шеф контрразведки пробормотал несколько нехороших слов и велел привести Фоню. - Ну, что за это само! - послышалось снаружи. - То горбата ему, то Фоню... Сам толком не знат, чо хочет! Однако вскоре Фоня, а с ним и горбатый, непонятным образом изловленный на сырую капусту, был доставлен. - Фоня, - начал допрос Босевич, - а, в самом деле, как это ты его поймал, ежели ацетона в отряде уже неделю нет? - Моя сырой капуст кидал,- глядя в сторону ответил Фоня. - Она голодный был, сырой кушал шибка-шибка! Рассудив, что продолжать эту тему пока рановато, Босевич / от слова Босс / обратился к горбатому.
- Калики где? Горбатый издал в ответ непонятный звук. - Она говорит: его твоя не понимай, - объяснил Фоня. - Ну сам спроси, раз такой умный, чего ждёшь?! Фоня повернулся к горбатому и залопотал нечто быстрое и гортанное, но вскоре его речь была прервана ответным бурком. - Она говорит: не сказу, - растолковал Фоня. Босевич был здорово раздражён дураком-часовым, к тому же ему слабо верилось, будто такой тёртый, пожилой горбатый может польститься на сырую капусту и без оглядки сунуться в западню. На Фонину же откровенность надежды было мало, когда речь шла о чёмнибудь наподобие ацетона. Шеф контрразведки выхватил маузер: - Харя твоя масонская, пристрелю на месте!!! Фоня разъяснил для горбатого текущий момент. Тот от бессильной злобы заплакал, подвёл Фоню к карте и долго толковал о чём-то непонятном. Стоило ему, наконец, замолчать, у Фони разгорелись глаза; весь он маслено засиял, словно новая лаковая кобура, и перевёл Босевичу: - Насяльник! Она сказал: твой сволось; стрыляй, сёравно не сказу! Прежде, чем Босевич / от слова Босс / успел соорентироваться, терпение его с треском лопнуло. Одновременно с лопом прозвучал выстрел, и горбатый повалился на пол с дыркой меж глаз. Фоня метнулся было к дверям, однако Босевич уже малость оправился и ласково спросил: - Ку-уды? Фоня оценил обстановку и разом потускнел. - Сакал ты, насяльник! - выговорил он плачущим голосом. Босевич же, словно не замечая оскорбления, ещё ласковей обратился к лежащему на полу горбатому:
^TТЕМНАЯ ЛОШАДКА № 11 (48) октябрь 1998^U
Пятый Санкт-ПЕТЕРБУРГСКИЙ выпуск
"...чей-то слабый шанс, чей-то звёздный час..."
В печатном виде выходит с июня 1996 года Печатный орган Студии Доброго Слова. Новосибирск
В НОМЕРЕ: 3-5 Очки Адмирала Вячеслав Романов 6 - стихи Вячеслав Хованов, Анна Дубинская, Михаил Корман 7 Сказочка: Неизвестный Автор 8-9 - стихи Владимир Кияев 10- 11 Телефон Алексей Марданов 12 - стихи Татьяна Алферова, Сергей Бердников 13 - стихи Алексей Андреев 13-14 Компьютер и мир Михаил Владимиров 15 Интервью Саймон Сэй в Англии 16 Последняя страница
ЗАКАТ НАД НЕВОЙ
Чашку индийского чая Выплеснул кто-то в небо. Хочется есть отчаянно, Мне бы корочку хлеба. Падают капли медленно На пьедестал сфинкса, Волны устали мерно О парапет биться. Остров продрог Васильевский, И от колонн рыжих Ростры отчалить силятся К службе в соборе ближнем.
Михаил Владимиров
Старинных набережных плиты Укрыты предрассветной мглой. И тишина вокруг разлита, И белой ночи грудь пробита Соборной острою иглой. Негромкий колокольный звон Поплыл торжественно, печально И отозвался медный стон Щемящей грустью изначальной. Примером вечного движенья Струится невская вода... И это светлое мгновенье, Души неясное томленье Не повторятся никогда!
Владимир Кияев
Стр. 2 КАМЕРТОН
ВЫСОТА
Я жизнь свою хочу сравнить с полетом, Хотя пилотом не был никогда... Я по болотам топал с пулеметом В жару и снег, в дожди и холода. Я дни за днями, пробиваясь к цели, В земной коре разваливал пласты, Закладывая тюбинги в тоннели... И здесь я не утратил высоты. В воде по пояс, под железным градом, В земных глубинах и среди болот Сподвижники мои шагали рядом, Вершащие со мной один полет. Одни из них, слабея, говорили: "Нам этот груз нести невмоготу". И у меня ослабевали крылья, Казалось, я теряю высоту. Но были одержимые, которым Любое дело было по плечу. И сердце несмолкающим мотором Во мне стучало: "Я лечу, лечу!.." Подбрасывая на своих ухабах, Меня трепала жизнь, как треплют лен. Я слабым был. Но это среди слабых. А среди сильных был я сам силен
Николай Старшинов.
Колонка редактора
Добрый день, уважаемые (по)читатели . Представляя вашему вниманию питерских авторов, хочу попросить: если вам что-то не понравится, не спешите обвинять их. Может быть день сегодня неудачный или строчки расположены под наблагоприятным углом. А может быть составитель допустил тактическую ошибку в расположении материала. Редактор ведь тоже в чем-то сродни пианисту, который может испортить гениальное произведение.
Для кого я составил этот номер? Как говорится в популярной рекламе Да, признаюсь откровенно этот номер я делал в первую очередь для себя, стараясь получать удовлетворение от самого процесса работы, но, как говорится, смотрите выше.
На вопрос, "почему я занялся этой неблагодарной деятельностью", ответить сложнее. Душещипательных историй о том, как я решился подхватить знамя из рук безвременно ушедшего в неизвестность Митрофанушки, не будет. Скорее всего я понял, что у меня накопилось достаточно материала, чтобы выставить его на обозрение читающей публики.
Где я взял этот материал? Скажем так, он попадал ко мне разными путями: от непосредственного дарения человека, которого я видел один раз (Т. Алферова), до предложения конкретным людям поучаствовать в СПб выпуске (В. Кияев, С. Бердников) . А сейчас я сделаю то, чего никогда не делали составители предыдущих выпусков: обнародую общий замысел, отбивая тем самым хлеб у потенциальных критиков. Мне хотелось показать в этом номере всю нашу жизнь от через >Детский мир> к юношеским проблемам, взрослению и . Конечно, я не ставил себе такой цели изначально. Его подсказала первоначальная компоновка материала. А она-то как раз и была случайной. Плюс ко всему мне пришлось решать проблему отсутствия художника. Впрочем, это не было проблемой. Я просто сканировал имеющиеся под рукой фотографии и открытки. Что еще: Я не стал заморачиваться с авторскими правами, цинично считая все имеющееся у меня своим. Разумеется авторы были по возможности предупреждены о моих действиях, но поскольку до сих пор я не получил ни одного отказа, по умолчанию посчитал это одобрением своих действий. Всякие юридические тонкости не для меня. Есть автор. И есть публика. Моя задача донести до публики произведения данного автора. Тем более, что это действительно хорошие произведения. Если же у вас возникнут вопросы, пишите. Емельный адрес в конце - это мое предпочтение. Бумажный: Да есть он и у СНЕГа, и у Мерлина, и у Ночного Ветра. Желающий - найдет. Но откровенно говоря, в ближайшее время мне будет как-то не до выпуска новых номеров. - слишком много я вложил в этот. Читайте на здоровье.
Новиков Олег
Стр. 3-5
Очки Адмирала
Адмирал брал бастион штурмом. Бастион был невероятно крепким. * * * - Что ещё на сегодня? Его Величество соизволил несколько расслабиться, - кипа бумаг, на которой лежала холёная рука Первого Министра, истаяла почти до основания. Первый министр сверкнул перстнем. - Есть ещё одно дело... Не знаю, правда, как к нему подступиться. - Да чего уж там, говорите, как есть! Король был рыцарем прямым и честным и требовал от подчинённых вести себя соответственно. Известен был этот король, кстати, тем, что издал указ, - говорить правду. Указ предназначался исключительно для служебного пользования, то есть, как сейчас говорят, для . - Видите ли, сир... Я не хотел об этом говорить, но условия сложились таким образом... Словом, пора отменить этот приказ. Король также был известен тем, что своих приказов не отменял ни под каким предлогом и ни за что! В связи с чем Его Величество вскипело. - Что-о-о?! - рявкнул он с трона, почувствовав, что в его душе просыпаются три диких и необузданных существа, которые, увы, дремлют в каждом короле и будить которых нельзя ни под каким соусом: Тиран, Варвар и Идиот. - Молча-а-ать! Палача-а-а!! - Тьфу, началось! - расстроился Первый Министр и показал Королю зеркало. Тот кивнул и притих. Посидел немного, нахохлившись, и вздохнул: - Ну, продолжайте... - Дело в том, сир, что, как Вы изволите помнить, война с Энляндией так и не произошла. Мы, так сказать, победили до её начала. Ваше Величество являлись прямым наследником короля Энляндии и получили её в связи с внезапной кончиной оного, так сказать, естественным путём. - Я помню. - Но Вы, вероятно, забыли, что отдали Адмиралу приказ штурмовать правый бастион северной стены их столицы? - Нет, отчего же, я помню. - Да... - помялся министр. - Но, видите ли, сир, Вы его не отменили... - И что? - спросил Король. (Заметим, кстати, что он уже начал догадываться, в чём дело, но не мог отказать себе в удовольствии услышать это от постороннего человека. Насколько вообще министр может быть посторонним для короля.) - Сир. Он его штурмует. И небезуспешно. Он его берёт каждый вечер в 19:00 и выводит вой-ска в 21:00 за отсутствием неприятеля и так как не хочет понапрасну рисковать своими людьми... Что с Вами, сир? - Два года! Ха! Ой! Мама!! Мне нехорошо... Король согнулся от смеха и держался за живот. - Два года, Министр! Он же его штурмует уже два года! Вдруг Король стал серьёзным и внимательно посмотрел на своего приближённого. Посмотрел и сказал задумчиво: - А Вы мне только сегодня об этом доло-жили! Глаза Короля сузились. - по-слышалось Министру. Он помотал головой, чтобы отогнать наваждение. - Сир, но если бы я доложил об этом раньше... Да Вы сами!.. - Я сам, я сам! - сварливо пробормотал Ко-роль. - А вы все на что? Так я же как раз об этом! - быстро и обиженно начал Министр. - Дело в Адмирале. Он великий стратег и непревзойдённый тактик. Бла-годаря его непрерывному штурму Вы, сир, обла-даете великолепной морской пехотой и самой меткой артиллерией в мире. Адмирал обучил уже всю армию! Прекрасно! Отлично! Замечательно! Чу-десно!! - заорал Король. Министр потянулся за зеркалом, однако при-ступ миновал на удивление быстро. Король про-должал: - Так в чём же дело? Зачем мне тогда отме-нять этот приказ? Этот гениальный приказ! Мне, вообще, кажется, что это было одно из моих оза-рений... Министр отрешённо смотрел в окно. - Министр! - А? - Вы меня слушаете? - Да, сир. Но дело в том, что этот приказ всё же необходимо отменить. Всё дело в ино-странных дипломатах. Они что-то зачастили к бастиону. Делают вид, что просто любопытствуют, а на самом деле явно перенимают опыт. Да и бас-тион уже на ладан дышит. Последнее время нам даже приходится понемногу его латать... Король задумался. Но как это сделать? Вы же знаете, я не привык отменять собственные приказы! Министр почесал подбородок перстнем и ос-торожно произнёс: Ну, повод-то у нас есть... Мы ведь можем отправить Адмирала в отставку. Говорят, у него стало плохо со зрением, а зрение для моряка - это всё... После чина. И с Вашим приказом, сир, мы вполне можем вывернуться: надо приехать между 19:00 и 21:00, и тогда бастион как раз будет взят, и Вам не придётся отменять своё решение. Король задумчиво покачал головой. - Возможно, Вы правы... Да, это, пожалуй, выход! А чтобы Адмиралу не было обидно, вручим ему орден! - Гениально! - сказал Министр, а про себя подумал: . - Так ступайте и приведите мне к зав-трашнему вечеру доктора с очками и портного. Портного? - А Вы как думали? Вы что, полагаете, я надену орден Фунта Лиха на человека в лох-мотьях? Он же там два года торчит! Ох, идите, Министр! Мне опять нехорошо... А про себя подумал: * * * Министр поклонился и вышел. По дороге он заглянул в Коридоры Власти (там вечно что-то шуршало и суетилось) и рявкнул в полумрак: - Эй, там! Есть кто живой? - Есть! - ответили ему. - Чем вы там заняты? - Воруем! - сказали оттуда, согласно при-казу говорить правду. - Прекратить! Ага, - буркнул один кто-то. Министр вздохнул, прикрыл дверь и ти-хонько что-то сказал про себя. Что-то не очень вежливое. Затем опять приоткрыл дверь и опять крик-нул: - Чтоб завтра к пяти вечера были портной и доктор! Всем ясно? В Коридорах Власти такую ответственность на себя взять не могли. Тогда министр вошёл, взял за шкирку двух особо запоминающихся и тихим голосом, очень спокойно и проникновенно сказал: - Повторяю. Тебе и тебе. - Не надо. Мы поняли. Министр улыбнулся: Правда? Удивительно! Во сколько? - В... семь! - В пять. Доктор и портной. И не в воскре-сенье, а завтра. И если их там не будет, отрублю головы. Эту и эту. До свиданья. * * * Адмирал брал бастион штурмом. Разведка, артподготовка, штурмовые лестницы... - Вперррёд, рребята! За мной! За Отечество и Короля! Урра!! Сиплый голос Адмирала гремел над полем боя неподалёку от пыльного тракта, по которому мирно передвигались крестьяне, их лошади, их повозки, всадники и пешие странники. Все они спешили в город, ворота которого закрывались в девять вечера, после того, как войска Адмирала водружали знамя на развалинах северного бас-тиона. * * * Доктор долго подбирал очки. Как вообще можно подобрать очки, да ещё подходящие, чело-веку, которого никогда не видел? И тут он вспомнил, что у него кое-что есть! Древние очки, изготовленные невиданным способом в стародавние времена, улучшали абсолютно любое зрение. Но вот как? * * * Из чего было сделано сердце Адмирала? Было ли оно изранено годами непосильного труда, страдало ли от неразделённой любви к ратному подвигу, таяло ли от гордости за своих орлов-соррвиголов, брратцевматрросиков? Жаждало ли славы и заслуженного отдыха? Я не знаю. Я знаю, что Адмирал прослезился, когда Ко-роль при всех поклонился ему и наградил Высшей Наградой Родины. Я знаю, что как истинный и закоренелый солдат он не мог не подчиниться но-вому приказу своего суверена. - Доблестный сэр Адмирал! В знак благодар-ности от Нас и от нашего общего с Вами Оте-чества носите с честью этот Орден и эти очки! В отставку шагом марш! Итак, Адмирал прослезился, отдал честь и ушёл в отставку на север. Пешком. В новом мун-дире, но без гроша за душой. Согласно давней традиции, о жаловании упомянуто не было. * * * Адмирал шёл домой. Первые несколько дней он очень хотел есть. Ручьи и родники попадались регулярно, но вот еды не было никакой и нигде. Вполне может статься, что этот поход Ад-мирала окончился бы печально и быстро уже че-рез неделю, если бы не одно обстоятельство. Впереди Адмирала шла его Бессмертная Слава. Сперва она не очень спешила, и именно поэтому Адмиралу пришлось несколько дней по-голодать. Но затем она размялась (либо стало Крыла-той, что за ней водится) и так шустро побежала впереди доблестного воина, что не оставила перед ним ни одной закрытой двери, ни одного неустро-енного ночлега и остывшего ужина. Галуны, эполеты и аксельбанты Адмирала были его визитной карточкой. Его узнавали изда-лека и в некоторых деревнях и городках даже вы-сылали навстречу почётный караул или встречали у ворот оркестром ветеранов. Трум-пум! Ать-два! Адмирал шёл вперёд и напевал себе под нос: - Атьдва! Трум-пум-пум! И поправлял очки. Они были ему чуть-чуть великоваты. - думал Адми-рал. * * * И точно так же думал бы всякий, надевший очки, которые Доктор прописал Адмиралу. Что можно было в них увидеть? Да всё то же, что и без них. Всё дело было в том, чего можно было в них не увидеть. Древнее стекло оч-ков, умудрённое поразительным жизненным опы-том, не пропускало всего наносного и неважного, без чего вполне может обойтись жизнь любого человеческого существа. Стекло выпрямляло кривое и делало видимым целое в подпорченном. Да, мир, который видел перед собой Адми-рал, был удивителен и прекрасен. Так, когда Адмирал замечал в поле измучен-ного пахаря, он бросался к нему с радостным воплем: - О, ты, взраститель хлебов и питатель хлебных мельниц! И такая сила убеждения была в этом громо-подобном, слегка осипшем голосе, что пахарь, кряхтя, подбоченивался и широко улыбался Ад-миралу. И ничего удивительного в этом не было, - ведь Адмирал говорил только о том, что видел, и это не было неправдой. Менестрелю, сильно побитому собратьями за плагиат, Адмирал напоминал о его босоногом детстве, Кухарке - о долгих встречах с любимым (а не о её отёкших ногах), Рыцарю - о доблести и славе (а не о тяжести доспехов и бремени беско-нечных скитаний), а дворовому псу о луне и подтухшей косточке, зарытой в глину, а не о не-давно сломанной лапе. Он не видел страданий и не страдал сам. Адмирал смеялся, как ребёнок, и радовался неиз-бывной радостью при виде огромного и сочного бифштекса (на на самом деле это был маленький кусочек гуляша), прямой и росистой (кривой и пыльной) дороги, добрых и мудрых (усталых и забывчивых) людей. И только небо над головой Адмирала оставалось всего лишь небом. Очки в нём ровно ничего не меняли. Вообще-то, зря он туда посмотрел. Как раз в это время он чуть-чуть свернул с дороги и с разгона врезался лбом в древесный сук. Очки разбились. * * * - Идёт! Идёт Адмирал Радость! - кричали мальчишки, высыпавшие на улицу. Все выбегали навстречу Адмиралу, все хотели увидеть его, Воина, несущего Радость страждущим и Надежду отчаявшимся. Но Адмирал, ни на кого не глядя, прошёл в трактир и заказал самый большой и сочный бифштекс.Бифштекс принесли. Адмирал с ужасом смотрел на него: "Боже мой! Какой маленький кусок говядины!.." Эта мысль была последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Адмирал плакал. Люди вокруг притихли. Адмирал встал и ушёл, на ночь глядя. Куда глаза глядят. Глаза Адмирала глядели в поле, может быть, потому, что там не было кривых и пыльных дорог.. * * * Адмирал проснулся глухой звёздной ночью. Его уставшие печальные глаза смотрели в небо, а небо смотрело на Адмирала, одиноко лежащего на вершине холма посредине огромного некошеного поля. Адмирал ни о чём не думал. Сначала ему было горько и нехорошо, но затем он успокоился и просто лежал, и смотрел вверх, не в силах пошевелиться или хотя бы закрыть глаза. И тут он услышал... Небо было бездонным, но оно не молчало, - оно тихонько звенело и наполняло зимнее естество тонким и чуть заметным дрожанием, которое было бы сродни абсолютному покою, сли бы не было так наполнено жизнью, вечной, радостной, доброй. Млечный путь бурчал недовольным рокотом водопада, кометы шелестели шлейфами, а хор далёких колких звёзд начал вторить раздирающему душу органному басу мощной черноты небесного свода. И кто-то Великий, Древний и Мудрый обрушил все эти звуки на внезапно вскочившего Адмирала и пригвоздил его к такой же Великой, Древней и Мудрой Земле - его Родине и единственной любви Адмирала, которую он только и делал, что защищал всю свою долгую и славную жизнь.И такое страдание и такая радость были в этом первозданном хоре вечных бездо нных небес, что Адмирал... запел! Так пел Адмирал, что дневные цветы очнулись и раскрыли свои лепестки, так, что болотные и лесные травы исторгли из себя все запахи, так, что эльфы вытащили лютни и стали вторить Адмиралу, а гномы, оставив наковальни, постукивали молотками о камни, отбивая ритм его песни. Так пел Адмирал, что во всей стране не нашлось ни одного человека (кроме тех, что обретались в коридорах власти), который бы не проснулся от странного томления в груди и, задыхаясь от спёртого домашнего воздуха, не открыл окно и не увидел звёздное небо, и не услышал отголосок странной и чудесной песни Адмирала. И такое страдание, и такая радость были в этой песне, что, спев её, Адмирал понял, что ему не нужны больше его очки... * * * - Идёт! Идёт Адмирал Счастье! - шептали мальчишки у окон и дверей в городах и деревнях, и окна и двери открывались. И готовились пиры, и столетние вина лились рекой, и люди обнажали головы перед Воином, который нёс в себе счастье и мог поделиться им с каждым. И люди брали и уносили в себе, кто сколько мог, но его не убывало. * * * Адмирал шёл домой.Впереди Адмирала летела его Крылатая Слава, а позади него шла Любовь. И если бы он не был так стар, нетороплив и основателен, он давно уже был бы здесь. Но... пощадите старика! И смотрите на небо почаще. Говорят, когда Адмирал придёт домой, на небо взойдёт новая звезда. Именно так - не упадёт, а взойдёт. Оттуда, где его дом. А где его дом, я не знаю.
Вячеслав Романов
Фишка! Автор написал две сказочные повести "Седьмое небо Адмирала" и "Дом для Адмирала", каждая глава которых представляет собой законченную сказку или стихотворение. *** Тихо в сумерках. Дневные раны лечат Комары у топкого болота. Навострили уши: Ну-ка, легче! Я - во тьме спешащий вечно кто-то! Да, я неказист, но, в целом, милый! И зато причесан! Хвойной веткой. Зуб точу корой плакучей ивы И в лесу известен хваткой цепкой. У меня есть лодка. Не для моря. В море - мелко! Плаваю по луже. (Нас, морских бродяг, такая доля, Плавать там, где трудно, то есть уже.) Утром встанет солнце и, умывшись, Не спеша взойдет над камышами: Да, увы, я неказист, - ведь мышь я! Но - взгляните! Солнце над мышами.
Повести пока не изданы, но автор надеется, что они все же увидят своего читателя. Если найдутся желающие издать эти два произведения общим объемом 7 авторских листов с иллюстрациями автора, просим написать по адресу:
194295, С-Пб, пр. Художников, дом 27 кор 1, кв 274, Романову В.В.
стр. 6
Чтобы радовать взор, недостаточно просто весны. Восемь капель любви и четырнадцать почек на ветке. Очень схожий эффект достигался посредством таблетки, Но сегодня мне мало я культвирую сны. Чтобы пестовать мысль, ту, одну, ради коей рожден, Слишком короток сон и непрочен покров одеяла. Ты меня на заре занавесь, я припомню начало, И попробую снова, покуда в проеме окон Наливается тяжестью вязкое варево дня, Содрогается пол и портьеры дрожат от напора Нисходящего света. Им не удержать этот город, Чтобы сделать счастливым тебя и, возможно, меня.
* * * Вероятно, еще... Очевидно уже... Не увижу. Бесконечный сентябрь. Глаза застилающий дождь. Не твоим ли ногам раздвигать эту стылую жижу? Не моим ли рукам обнимать пожилой макинтош? Сатисфакция осени не отменяет привычки Оскорбление действием воспринимать как итог Затянувшейся случки. Довольно. Закроем кавычки. Эта форма иссякла, и смысл ушёл между строк.
* * * Настало время - кончились слова. И разомкнулась череда объятий. И берег мёртв, но боль ещё жива, И "не найдётся закурить, приятель?" Найдётся за... За тридевять, за сто, За мысом, полуостровом и дале, Куда идут пернатые в пальто И без опознавательных деталей. И бездна принимает их на грудь Молчком, ничком и в розницу, и оптом... Не зарастает путь, что не протоптан В пятнадцать литер "умереть, уснуть"..
Вячеслав Хованов
Оттепель
Весною город мой простужен Под носом у сосулек лужи. И кашлем невский лед трещит, Температура подскочила, И знобко, и асфальт, как мыло, И птаха хрипло верещит.
* * * Вот день пришел осенний И дождь пошел осенний, И лист лежит осенний На мокрой мостовой... И все идет как надо По правилам обряда. Да, все идет как надо, Но только не со мной.
Анна Дубинская
Вся зима напихана зелёным... Будто под пятами тех слонов, Тяжело земле у ног скреплённой Путами корней её домов. Крепко дал мороз канадским клёнам, И замёрзла веток кутерьма. Но рисую я тебя зелёным, Питерская мокрая зима.
Новосибирск
Однажды мне приснился и очень понравился Новосибирск. Люди там добрые.
Миша Корман (http://www.halyava.ru/mashiah/)
ФИШКА: "Несколько слов о вечном"
"Беглое перелистывание книги может вызвать удивление - настолько её содержание внешне не соотносится с личностью автора и кругом его занятий. Однако более внимательное прочтение позволяет понять, насколько пос- тоянное общение с огромным внешним миром, понимание его истинных масштабов и ограниченности и скоротечности нашего бытия помогают В.Кияеву наполнить стихи тонким лиризмом, внутренним теплом и неподдельной романтикой." Владимир Кияев подготовил к изданию свой сборник, который в скором времени выйдет в печать. На страницах 8, 9 приведена небольшая подборка из него.
Стр. 7 ... Ой, там, за занавесочками!..
Распоряжение N 00000001. Назначить батьку Козаностра главным положительным героем романа "... Ой, там, за занавесочками!.." - с правом ношения маузера и на полном отрядном довольствии.
АВТОР.
Распоряжение N 00000002. Как я есть главный положительный герой, то распоряжаюсь: #1. Шаршавого Вампирчика - как он есть левацкий элемент #2. Босевича / от слова Босс / - за потребление в отряде непонятнях слов #3. Шорца Фоню - не помню, за что, однако не зря #4. ЛИШИТЬ КАПУСТНОГО ПАЙКА НА НЕДЕЛЮ. Батька Козаностр.
Отряд, вот уже пятый день, пробивался к лабазу, где, по слухам, сохранились ещё две канистры с ацетоном. Конечно, капусту можно потреблять и так, но в этом смысле батька Козаностр был консерватором. - Ты, Шава, тово... - не раз говаривал батька начальнику штаба, в то время, как Босевич / от слова Босс / подозрительно на того косился... И левацкий элемент умолкал. На исходе света к батьке подъехал шорец Фоня, посланный накануне в разведку. Тут надо отметить, что в отряд Фоня пришел едва ли не раньше самого батьки, был, как и все шорцы, маленького росту, с хитрыми, узкими глазками, черной, блестящей, точно новая лаковая кобура, шевелюрой, и малость косолапой походкой. О своём появлении сам Фоня рассказывал так: - Тайга был. Моя тозе был. Долго был! Потом люди сли, моя насли, калик дали. Скусный! Моя с людьми посол. Дай калик скусный! И благодарный слушатель разорялся на четвертинку ( а бывало - и на пол-калика) в надежде вытянуть из Фони что-нибудь ещё. Но тот, получив калик, немедля засовывал его глубоко под язык и на все вопросы отвечал однозначно: - Не снай! Разочарованные, слушатели расходились. Однако нужды в каликах Фоня никогда не терпел. - Бачка! Моя горбатого пымал! - сообщил он. - А ну, ну, давай его сюда, - обрадовался Босевич / от слова Босс /. Он любил горбатых - ведь у них всегда имеются в загашнике свежие калики, это всякому известно. Известно также, что горбатые весьма неохотно расстаются со своим загашником, однако об этом Босевич / от слова Босс / постоянно забывал. Здесь следует принять к сведению, что в отряде Босевич числился "шефом контрразведки". Что означают эти загадочные слова, не знал никто, в том числе и сам Босевич. Но последнему такое положение даже нравилось - обязанности его определить тоже не мог никто, а, стало быть, занимался Босевич исключительно обустройством своих личных интересов. Эти последние были весьма просты: заключались они в непрерывном поглощении каликов, капусты с ацетоном и дармовой осиновой похлёбки. Калики с капустой тоже предпочитались дармовые, и порой Босевич клал все силы на получение вожделенных ед даром. Удобно расположившись за походным письменным столом, он крикнул: - Ввести! - Куда? - донеслось снаружи - Да "кого", а не "куда", хари масонские! Горбатого, что Фоня привёл. - Ладно, Босевич; ты, однако, дурака-то не валяй. Как это Фоня его "привёл", ежели ацетона в отряде уже неделя, как нет? - Ты мне это брось! Сказано: веди, и точка! - Да чё ходить-то зря? Не хуже нас знаешь - на сыру капусту горбаты не идут! Отцепись, дай, однако, поспать. Шеф контрразведки пробормотал несколько нехороших слов и велел привести Фоню. - Ну, что за это само! - послышалось снаружи. - То горбата ему, то Фоню... Сам толком не знат, чо хочет! Однако вскоре Фоня, а с ним и горбатый, непонятным образом изловленный на сырую капусту, был доставлен. - Фоня, - начал допрос Босевич, - а, в самом деле, как это ты его поймал, ежели ацетона в отряде уже неделю нет? - Моя сырой капуст кидал,- глядя в сторону ответил Фоня. - Она голодный был, сырой кушал шибка-шибка! Рассудив, что продолжать эту тему пока рановато, Босевич / от слова Босс / обратился к горбатому.
- Калики где? Горбатый издал в ответ непонятный звук. - Она говорит: его твоя не понимай, - объяснил Фоня. - Ну сам спроси, раз такой умный, чего ждёшь?! Фоня повернулся к горбатому и залопотал нечто быстрое и гортанное, но вскоре его речь была прервана ответным бурком. - Она говорит: не сказу, - растолковал Фоня. Босевич был здорово раздражён дураком-часовым, к тому же ему слабо верилось, будто такой тёртый, пожилой горбатый может польститься на сырую капусту и без оглядки сунуться в западню. На Фонину же откровенность надежды было мало, когда речь шла о чёмнибудь наподобие ацетона. Шеф контрразведки выхватил маузер: - Харя твоя масонская, пристрелю на месте!!! Фоня разъяснил для горбатого текущий момент. Тот от бессильной злобы заплакал, подвёл Фоню к карте и долго толковал о чём-то непонятном. Стоило ему, наконец, замолчать, у Фони разгорелись глаза; весь он маслено засиял, словно новая лаковая кобура, и перевёл Босевичу: - Насяльник! Она сказал: твой сволось; стрыляй, сёравно не сказу! Прежде, чем Босевич / от слова Босс / успел соорентироваться, терпение его с треском лопнуло. Одновременно с лопом прозвучал выстрел, и горбатый повалился на пол с дыркой меж глаз. Фоня метнулся было к дверям, однако Босевич уже малость оправился и ласково спросил: - Ку-уды? Фоня оценил обстановку и разом потускнел. - Сакал ты, насяльник! - выговорил он плачущим голосом. Босевич же, словно не замечая оскорбления, ещё ласковей обратился к лежащему на полу горбатому: