Маршалл приводит пример сахара, который раньше входил в группу товаров с эластичным потреблением: "Не так давно сахар входил в эту группу товаров, но его цена в Англии упала настолько, что он относительно дешев даже для рабочего класса, и поэтому спрос на него неэластичен."] Удешевление капитала также должно было улучшить относительное положение рабочего. И, как свидетельствует американский опыт, вера в преимущества конкурентной экономики для "простого человека" была не лишена оснований. Но, возможно, здесь смешались два разных представления: первое, что изменение производительных сил более всего повлияет на положение "среднего" рабочего, и второе, что нет необходимости заботиться о неудачниках в "арьергарде". Такова инерция общественной мысли: пока упор делался на подъеме "среднего" уровня при помощи рыночных мер, не было желания заниматься обездоленными неудачниками (ср. отношение Американской Федерации Труда в первые годы Великой Депрессии); но, когда центром внимания стал арьергард, стало ясно, что положение средних слоев тоже надо улучшать при помощи политических мер. Помощь бедным, бесспорно, является долгом общества. Разрушение отношений добрососедства, исчезновение благотворительности со стороны аристократии, обнищание церкви привели к тому, что из-за отсутствия другого способного на это социального института эту функцию взяло на себя государство. Тем не менее, не очевидно, что политика перераспределения является лучшим средством для повышения "средних" доходов рабочих, эффективна ли она и не вступает ли в противоречие с другими законными целями общества. Проведенное выше различие довольно сложно для понимания. На практике эти две вещи смешиваются, и не всегда ясно, для какой цели работает огромный социальный механизм, запущенный в наше время, -- мы не всегда в состоянии понять это нами же созданное устройство. Когда сильно нуждающийся человек обеспечивается средствами к существованию через социальные программы, -будь это минимальное пособие по безработице или элементарная медицинская помощь, за которую он не смог бы сам заплатить, -- налицо простейшее проявление солидарности. И это не имеет отношения к перераспределению в том смысле, как мы его здесь понимаем. К перераспределению относится все, что освобождает индивида от тех затрат из собственного кармана, которые он мог бы сделать и сделал бы сам, все, что высвобождает часть его дохода, тем самым повышая этот доход. Семья, которая купила бы столько же продуктов по обычным ценам, но тратит намного меньше денег, покупая их по льготным ценам, человек все равно обратившийся бы к врачу, но получивший те же медицинские услуги бесплатно, ощущают, что их доходы возросли. Именно это мы и хотим обсудить. Как мы знаем, это касается не только бедных. В некоторых странах, особенно в Англии, все доходы повышаются, таким образом, и из большинства доходов производятся вычеты, чтобы финансировать это повышение. Влияние этих огромных удержаний и перераспределения на доходы -- очень сложный вопрос, и мы не готовы сейчас его обсуждать. Это намного сложнее, чем простое перераспределение от богатых к бедным. И все же оно в огромной степени поддерживается верой в справедливость перераспределения от богатых к бедным и в то, что в этом и состоит сущность всего процесса. На этом основном мотивационном убеждении мы бы и хотели остановиться подробнее. Неприлично высокий и неприлично низкий уровни жизни Рассмотрим перераспределение в его чистом виде, т. е. как изъятие части высоких доходов с целью повышения низких. Такая политика поддерживается определенным общественным отношением, и мы попытаемся выявить его некоторые ценностные критерии. Побуждение к перераспределению тесно связано с чувством стыда: позор, что так много людей должны жить в жестокой нужде, и не меньший позор, что многие ведут неподобающе богатый образ жизни, который кажется нескромным и даже неприличным. Таким образом, стремление к перераспределению в определенной мере связано с представлением о некотором минимальном уровне, ниже которого никто не должен опускаться. Высокие доходы также вызывают ощущение неприличия. Нам кажется, что образ жизни верхушки общества -- это бессмысленная трата богатств, которые могли бы обеспечить более насущные нужды. Это, если угодно, осуждение с помощью сравнения. Более того, существует определенный "образ жизни богачей", который, видимо, вызывает абсолютное осуждение. Расходы на ночные клубы, казино, скачки и т. д. никогда не воспринимаются нами с одобрением. Эти две оценки обычно сливаются в одно чувство, смысл которого можно выразить словами "хлеб вместо икры". Мы выступаем против пиршеств с икрой, когда другим недостает хлеба, и мы против пиршеств с икрой в принципе. Поэтому, когда присутствуют оба этих чувства -- относительное осуждение и абсолютное осуждение -- не остается сомнений в том, что перераспределение излишков является желательным. [Мысль о том, что более высокие доходы могут быть незаслуженными (см. цитату из Миля, приведенную выше), также жива. Это, конечно, связано с вышеупомянутым принципом справедливого вознаграждения. Но нам не надо принимать ее во внимание здесь, поскольку она мало используется в политике перераспределения. Разница в подходе к заработанным и не заработанным доходам мала. Также не делается никакого различия в отношении к средствам получения дохода: творцу позволено не больше, чем тому, чья деятельность является чисто механическим повтором, или даже тому, чьи доходы являются результатом монополии.] Именно примеры таких "пустых" трат первыми приходят на ум тем, кто задумывается о перераспределении. Разумеется, представления о надлежащем уровне потребления, которые мы назвали "абсолютными", на самом деле зависят от состояния общества в определенное время. Они фактически являются субъективными оценками правящего класса -- в наше время это средний класс. Уровни потребления, которые он считает достаточным минимумом и приемлемым максимумом, являются отражением его вкусов. Это класс, который формирует общественное мнение и определяет общественные стандарты относительно того, что является неприлично низким и неприлично высоким жизненным уровнем. [Хорошо известно, что "народ" менее критично относится к высшему обществу, чем к буржуазии. Когда представитель высшего класса имеет дополнительный общественный вес, как в случае аристократии или кинозвезд, "народ" проявляет большую терпимость.] Нижний уровень и потолок: интеллектуальная и финансовая гармония Теперь нам потребуется ввести некоторые термины. Мы будем называть нижним уровнем дохода минимально необходимый доход и потолком дохода -максимальный уровень дохода, который считается желательным. Будем считать, что нижний уровень и потолок доходов находятся в "интеллектуальной гармонии", если человек или группа людей считают их величины приемлемыми. Далее, нижний уровень и потолок доходов находятся в состоянии "финансовой гармонии", если существует достаточный излишек, который можно изъять из доходов, превышающих потолок, и возместить недостаток доходов меньше нижнего уровня. Таким образом, если а -- нижний уровень дохода и существует количество доходов ниже этого уровня, равное А, которым не хватает до Аа суммы, равной L, то потолок доходов h находится в финансовой гармонии с нижним уровнем а, если доходы класса Н (людей, чьи доходы превышают потолок h) больше или равны Hh + L. С другой стороны, если а и h -- значения интеллектуально гармонирующих потолка и нижнего уровня доходов, и доходы Н людей, получающих больше, чем А, составляют Hh + S и S меньше L, тогда а и А не находятся в финансовой гармонии. Стремление к перераспределению является стихийным чувством. Его наиболее наивным формам свойственно убеждение, что интеллектуально гармонирующие нижний уровень и потолок доходов одновременно должны быть и финансово гармоничными. Это положение, как и многие другие эмпирические идеи людей, является ошибочным. Чрезвычайно интересно спрашивать представителей западной интеллигенции, незнакомых со статистикой доходов, о том, каковы, по их мнению, приемлемые значения нижнего уровня и потолка доходов. Они всегда называют значения а и h намного выше тех, которые требуются для достижения финансовой гармонии. Излишек S всегда оказывается слишком мал, чтобы покрыть дефицит L. Эта ошибка вызвана недостаточным знанием статистики распределения доходов. Любой статистический источник подтвердит, что большой процент общей суммы личных доходов приходится на небольшой процент получателей. Такая статистика получила развитие в США во времена Нового курса. Эти же статистические методы можно применить к распределению британских доходов, и здесь картина получится не менее впечатляющая. Рассматривая доходы до уплаты налогов, мы видим, что 3, 14% получателей доходов имеют 19,4% от общей суммы личных доходов; 5,16% имеют 24,5% всех доходов; и, наконец, 12% получателей доходов имеют 36,3% общей суммы доходов. Казалось бы, такое соотношение доходов дает огромные возможности для их перераспределения. Но здесь следует подчеркнуть и то, что в нашу первую группу входят люди с доходами выше 1000 фунтов, во вторую -- с доходами свыше 750 фунтов и в третью -- люди, чьи доходы превышают 500 фунтов (до уплаты налогов). [Многие из тех, кто осуждает непропорциональную долю "верхушки", находятся в счастливом неведении относительно того, что сами принадлежат к этой группе.] Маловероятно, что многие назовут такой низкий потолок до уплаты налогов как 1000 фунтов приемлемым21, таким образом определяя максимальный чистый доход для одного человека до 700 фунтов 15 шиллингов, а для семьи с тремя детьми -- до 813 фунтов 5 шиллингов. Так, максимальный чистый доход (после уплаты налогов) составит:
   заработанный доходдоход в виде % по инвестициям
   Одинокий человек700 ф. 15ш.625 ф. 15 ш.
   Бездетная пара732 ф. 5ш.657 ф. 5 ш.
   Семья с тремя детьми813 ф. 5 ш.738 ф. 5 ш.
   Однако даже если согласиться с этим, и при таком потолке доходов доступные перераспределению суммы окажутся гораздо ниже, чем это может показаться на первый взгляд. Во-первых, из общей суммы доходов, превышающих потолок, вначале надо будет вычесть расходы на содержание прислуги; далее, если мы не готовы ограничить функции государства. Казначейство должно будет возместить свои убытки, связанные с перераспределением. Если при прямом налогообложении доходов, превышающих 1000 фунтов, казна получает 612 миллионов, то из перераспределяемой в пользу низких доходов суммы она может рассчитывать только на небольшую часть от своих прежних поступлений. Поэтому государству придется удержать из перераспределяемой суммы разницу между прежними поступлениями и поступлениями при новом распределении доходов или существенно поднять ставку налога на низкие доходы. Проще всего представить себе эту проблему как удержание в пользу казны из суммы, предназначенной для перераспределения. Но и этот вычет далеко не последний: чтобы сохранить прежний уровень капиталовложений, необходимо также удержать разницу между величиной сбережений, соответствующей нынешним высоким доходам и ожидаемой величиной сбережений, соответствующей тем же доходам, после того, как перераспределяемые суммы окажутся в новых руках. В результате реально перераспределяемые средства не оправдывают первоначально связанных с ними надежд. Каким должен быть потолок доходов? В Приложении мы приводим расчеты того, как можно получить заданный нижний уровень доходов путем сокращения всех доходов, превышающих определенный потолок. В нашем случае потолок -- неизвестная величина. В результате наших вычислений получена величина потолка доходов, которая гораздо ниже любой априорной оценки. Чтобы получить необходимый нижний уровень доходов, мы не можем довольствоваться лишь изъятием излишков у богатых, мы должны значительно задеть и доходы нижнего слоя средних классов. Максимальный чистый доход в 500 фунтов -это не то, о чем мечталось стороннику перераспределения, но это именно та величина, к которой мы пришли. Между прочим, наши расчеты выявили тот упускаемый из виду факт, что современный уровень перераспределения был бы невозможен, если бы по существу это было, как и представляется на поверхности, перераспределением от богатых к бедным; но оно оказывается возможным потому, что это в той же степени и горизонтальное, как и вертикальное перемещение доходов. Результат этого анализа достаточно неожидан. Он наносит удар по широко распространенному мнению, что наши общества очень богаты и что их богатства просто неправильно распределены, -- эта точка зрения была особенно популярна в тридцатые годы. На самом деле мы обнаружили, что те излишки, которые нам хотелось бы безжалостно изъять, -- при этом, полагая, что это никак не скажется на уровне производства, -- совершенно недостаточны для того, чтобы поднять низкие доходы до желательного уровня. Преследование этой цели вызывает снижение жизненного уровня даже у нижнего слоя средних классов. Теория перераспределения возникла на основе двух этических оценок, выражавшим абсолютное осуждение, -- несправедливого недопотребления и существования наряду с ним несправедливо высокого уровня потребления. Как хорошо, если для достижения достойной цели не надо жертвовать чем-то ценным, если ваши средства борьбы со злом являются благими! Таким образом, эта проблема выглядела в глазах интеллектуала, размышлявшего об общественном устройстве. Существовал недостойный образ жизни бедняков, от которого интеллектуал мечтал избавиться, и он рассчитывал, что это можно сделать, просто избавившись от другого недостойного образа жизни -- образа жизни богатых. Интеллектуал (но не художник), конечно, не испытывает симпатии к откровенной роскоши богачей. Поэтому, с его точки зрения, политика перераспределения не повлечет за собой никаких социальных потерь. Но если потолок доходов будет таким низким, как мы говорили, то это многое меняет. В этом случае будет разрушен достойный образ жизни и те нормы, к которым интеллектуал привык и которые он считает необходимыми для выполнения тех социальных функций, которые он ценит больше всего. Теперь, когда наделение средствами одних по-прежнему кажется справедливым, справедливость изъятия средств у других уже не выглядит столь очевидной. Легко сказать: "Ротшильд должен отказаться от своей яхты". Но совсем другое дело сказать: "Боюсь, Бергсон должен лишиться того скромного достатка, который позволяет ему заниматься своим делом". Речь идет не только о незаработанных доходах: будут ущемлены и государственный служащий, и инженер, и интеллектуал, и художник. Хотим ли мы этого? Считаем ли это справедливым? Хорошо известно, что даже самые рьяные сторонники перераспределения не считают это желательным или справедливым. Ведь вознаграждения, получаемые государством за его все расширяющиеся функции перераспределения, гораздо выше, чем те потолки доходов, которые мы определили в нашем исследовании. Это самое очевидное доказательство того, что сторонники перераспределения на самом деле не считают эти потолки доходов желательными или приемлемыми. Однако человеку свойственно ошибаться, и вполне возможно, что сторонники перераспределения правы в том, что оно необходимо, и ошибаются в установлении относительно высоких доходов тому, кто его осуществляет. Это может быть уступкой обстоятельствам и традиционным взглядам или же непоследовательностью. Давайте поэтому непредвзято рассмотрим возможность того, что в целях повышения доходов, недостигающих минимального уровня, могут быть оправданы удержания даже из очень скромных доходов. Поскольку теперь нам необходимо оценить, что хуже -- ненормально низкий потолок доходов среднего класса или же недостаточные доходы рабочих, нужен своего рода критерий справедливости. Нам предлагают "арифметику счастья", исчисление удовлетворенности, теперь одетое в новые одежды экономики благосостояния. Удовлетворенность Перераспределение началось с осознания того, что одни имеют слишком мало, а другие -- слишком много. Когда пытаются выразить эту мысль точнее, обычно предлагают две формулировки. Первую можно назвать объективной, вторую -- субъективной. Объективная основана на представлении о приличном образе жизни, ниже которого никто не должен опускаться; другие образы жизни приемлемы и желательны в определенных пределах выше этого уровня. Субъективная формулировка не определяет того, что является объективным благом для людей, и ее можно выразить примерно так: "Для богатых потеря будет не столь чувствительной, как приобретение для бедных", или даже более прямо: "Определенная потеря дохода будет значить меньше для богатого, чем соответствующий прирост дохода для бедного". Здесь сравниваются степени удовлетворенности. Можно ли такое сравнение считать эффективным? Можно ли хоть с какой-нибудь степенью точности измерить понижение удовлетворенности у одних и повышение ее у других? Если да, то мы можем узнать, как достичь максимальной суммы личных удовлетворенностей при заданном уровне производства, причем будем считать, что этот уровень остается неизменным. Такая идея не могла не возникнуть в кругу экономистов, так как понятие максимизации удовлетворенности использовалось в разных контекстах уже не одно десятилетие. Чистая теория потребительского спроса рассматривает индивида как человека, обладающего определенным доходом, который он расходует на предлагаемые рынком по определенным ценам товары таким образом, чтобы получить максимум удовлетворенности. Чистая теория обмена рассматривает две стороны, каждая из которых обладает определенным количеством товара и желает приобрести товар другой стороны. Каждая сторона меняет часть своего товара на часть товара партнера до тех пор, пока дальнейшее приобретение очередной порции товара не требует от него большей жертвы, чем ценность этого приобретения для него. Можно сказать, что к этому моменту каждая сторона получает наиболее удовлетворяющий ее набор товаров и, в определенном смысле, удовлетворенность обеих сторон максимизирована. [См. рассуждения проф. Ногаро в "La Valeur Logique des Theories Economiques" (Paris, 1947) , chap. IX, "La Theorie du Maximum de Satisfactions".] Несколько фантастическая теория общего равновесия распространяет чистую теорию обмена на случай большого числа людей и большого количества товаров. Общее равновесие -- это эстетический и математический оптимум, которым экономисты склонны прямо или косвенно считать оптимум удовлетворенности. Такое убеждение действительно является интуитивной необходимостью для экономиста. Постулируя, что экономическое поведение определяется стремлением каждого к максимизации личной удовлетворенности, и, утверждая, что любое равновесие в обмене есть наилучший компромисс между удовлетворенностями сторон, и что тем самым равновесие максимизирует сумму их удовлетворенностей, они пришли к выводу, что общее равновесие является наилучшим состоянием с точки зрения отдельного человека, а с точки зрения общества в целом -- это оптимальное сочетание индивидуальных достижений. [См. дискуссию Самуэльсона в "Foundations of Economic Analysis" (Cambridge, 5 March 1948), chap. VIII, "Economy of Welfare".] Из того, что общее равновесие является оптимальным сочетанием, логически следует, что любое отклонение от общего равновесия вызовет преобладание роста неудовлетворенности над ростом удовлетворенности. Таким образом, как только общему равновесию придается психологическое толкование, приходится сравнивать степени удовлетворенности разных индивидов или, по крайней мере, изменения в этих степенях. Очевидно, что общее равновесие включает в себя некий оптимум для каждого индивида, который зависит лишь от уровня доходов, находящихся в его распоряжении, и картина общего равновесия будет меняться с изменением распределения этих доходов. Если общее равновесие можно сравнивать с "менее чем равновесным" состоянием по критерию увеличения суммарной удовлетворенности, то и общее равновесие, возникающее на основе определенного первоначального распределения, можно сравнивать с общим равновесием при другом первоначальном распределении. Таким образом, само понятие общего равновесия как состояния, каждое отклонение, от которого влечет за собой снижение суммарной удовлетворенности, прямо приводит к "экономике благосостояния" и фактически является источником ее утверждений в стиле Парето. Теория убывающей полезности Ведущую роль в современной экономической науке, развитой Вальрасом и Джевонсом, сыграла не только теория максимизации удовлетворенности. Аксиома об убывающей полезности со времен этих экономистов до сегодняшнего дня продолжает оставаться одним из основных инструментов экономических исследований. Тот факт, что определенная часть продукта а тем менее ценна для владельца, чем большим количеством продукта а он обладает, прекрасно объясняет приобретения обеих сторон в процессе обмена: каждая сторона отказывается от "последних" долей товара, которого у нее много, чтобы приобрести "первые" доли товара, которого у нее нет. Два набора товаров а и b, первоначально сосредоточенные в разных руках, возрастают в стоимости в процессе обмена, поскольку последние доли товара а, мало полезные для А, переходят в руки В, для которого они имеют большую полезность, в то время как А приобретает у В последние доли товара b, которые более ценны для него, чем для предыдущего владельца. В этой операции обмена надо учитывать два обстоятельства. Отказываясь от последних долей товара а, владелец А мало теряет, тогда как, приобретая первые доли товара b, он многое получает. Предположим теперь, что он настолько обеспечен товарами b, с ... п, что не намерен приобретать товар b, а отказ от последних долей товара а для него по-прежнему лишь небольшая жертва, в то время как для В приобретение первой доли товара а -- большой выигрыш. То есть, можно сказать, что при смене владельца потребительская стоимость этой части товара а возрастает. Таким образом, от аксиомы убывающей полезности мы переходим к предположению об убывающей полезности дохода. Выдающимся экономистам не составило труда распространить аксиому убывающей полезности на доходы. Так, проф. Пигу писал: "Очевидно, что любое перемещение доходов от относительно богатого человека к относительно бедному примерно такого же характера должно увеличить общую сумму удовлетворенности, поскольку это обеспечивает удовлетворение более насущных потребностей за счет менее насущных" [Pigou, Economics of Welfare, 4th ed. (London, 1948), p. 89]. Благодаря своей простоте это утверждение воспринимается легче, чем утверждение проф. Лернера: "Общая удовлетворенность максимизируется таким распределением доходов, которое уравнивает предельные полезности доходов всех членов общества" [A. P. Lerner, The Economics of Control, 3rd ed. (1947), chap. II, p.29]. Предельная полезность дохода -- это модный термин для обозначения удовлетворенности или удовольствия, получаемого от последней единицы дохода. Допустим, эта единица равняется 10 фунтам. Утверждение проф. Лернера означает, что доходы хорошо распределены, если потеря 10 фунтов будет одинаково переживаться всеми членами общества. Утверждение проф. Пигу означает, что передача 10 фунтов из одних рук в другие оправдана, если новому владельцу эта сумма принесет больше удовлетворенности, чем предыдущему. Проф. Роббинс со свойственным ему изяществом утверждал [L. Robbins, An Essay on the Nature and Significance of Economic Science, 2nd ed. (London, 1935), chap. VI], что распространение теории убывающей полезности на доходы не оправдано потому, что применение маржиналистской теории в этой сфере подразумевает сравнение степеней удовлетворенности разных людей. Это опять заводит в ту ловушку, которой стремятся избежать при разумном применении этой теории. Удовлетворенность разных людей, утверждает Роббинс, нельзя мерить одной меркой. Этот аргумент неожиданно оказался спасительным для приверженца экономики благосостояния, который взвалил на себя невыполнимую задачу уравнивания предельных полезностей для разных индивидов. Доказав, что это является патовой ситуацией, проф. Роббинс тем самым невольно вызвал следующий ход: "Вероятная величина общей удовлетворенности максимизируется при равном распределении доходов" (Лернер) [Lerner, The Economics of Control, pp. 29--32]. Нет необходимости подробно приводить доказательство проф. Лернера, которое опирается на в высшей степени искусственные предпосылки: первоначальное равенство доходов и то, что отклонения от этого равенства являются случайными. Силу аргумента равного распределения определяют не столько эти формальные рассуждения, сколько другое. Если равное распределение предлагается как средство максимизации удовлетворенности, те, кто выступает против него, возлагают на себя бремя доказательства того, что получателям больших доходов необходимо и больше удовольствия для достижения того же уровня полезности, а это не может не шокировать демократическое общество. Некоторые другие аспекты и оценки Таким образом, дискуссии о максимизации удовлетворенности неизбежно приводят к выводу о необходимости равного распределения. Этот вывод, однако, основан на предпосылке, что вкусы и образ жизни людей не обязательно формируются в соответствии с их доходами, что было справедливо отмечено профессором Пигу [Pigou, A Study in Public Finance, 3rd ed. (London, 1947), p. 90]. Не требует доказательств то, что снижение дохода вызывает снижение определенной удовлетворенности, тогда как повышение дохода выше определенного предела -- это получение пока еще не определенной удовлетворенности.