Золотавкин В.. Фантастика и будущее

В "Туманности Андромеды" И. Ефремов изображает отдаленное будущее, о котором мы, естественно, многого не знаем. Инструментом постижения этого грядущего для писателя является мечта. Она не развивается произвольно. Картина, нарисованная в романе, подчинена не только строгим законам художественной логики, но и продиктована принципами социалистического реализма. И. Ефремов следует специфически истолкованному принципу исторической конкретности. В предисловии к роману он указывает, что первоначально время действия было отнесено им на три тысячи лет вперед, но первые полеты в космос заставили его приблизить срок. В вышедших изданиях вообще не упоминаются никакие даты. Тем не менее по содержанию романа читатель вправе предположить, что речь идет не о близких нам веках, но и не о времени, отдаленном от нас на многие тысячелетия. И уровень развития техники, и облик людей, и общественные отношения соответствуют друг другу, создавая впечатление картины совершенно определенной эпохи, которая является результатом предшествующего этапа развития и в свою очередь подготавливает новый исторический этап. Фантастика социалистического реализма изображает будущий мир в постоянном движении. Ей чуждо представление о том, что когда-либо остановится процесс исторического развития и начнется застой. Пока существует жизнь, противоречия неизбежны. Но они не будут копией современных. Наша фантастика исходит из того, что на каждом этапе грядущей человеческой истории противоречия станут носить характер, присущий именно данному этапу. Покончив с антагонистическими противоречиями, человечество не избавится от необходимости совершенствовать себя и свои общественные отношения, бороться с силами природы. На этом пути возможны и ошибки, и трагедии. Следуя принципам социалистического реализма, наши фантасты рассматривают проблему героев и обстоятельств в плане их взаимозависимости и взаимообусловленности. Сила воздействия человека будущего на обстоятельства сравнительно с возможностями нашего современника, бесспорно, возрастет, так как наши далекие потомки будут свободны от оков старого общества, станут опираться на многократно умноженную мощь знания и иметь в своем распоряжении колоссальные производительные силы. Но и они не смогут совершенно устранить свою зависимость от обстоятельств. В основе лучших произведений советской научной фантастики положена мысль о том, что человек есть совокупность общественных отношений. Человек будущего изображается как результат тех общественных условий, в которых он находится. Рисуя грядущее, фантастика верна марксистско-ленинскому учению, которое составляет идейно-эстетическую базу литературы социалистического реализма. Подчеркивая трудности при написании исторического романа, Луи Арагон использовал для примера роман фантастический. Действительно, фантаст сталкивается с трудностями, которых не знает художник, пишущий о современности. Его жизненный материал вынужденно ограничен. Типизируя человека будущего, фантаст не может привлечь все богатство жизни современного общества, он опирается главным образом на его тенденции. Поэтому среди героев фантастических книг мы встречаем образы немногограные, построенные на какой-либо одной черте характера или прямо выражающие свою философскую сущность. До "Туманности Андромеды" никогда фантасты не поднимались до такой глубокой разработки проблемы будущего человека. Не только Мор и Кампанелла, но и Г. Уэллс в романе "Люди как боги" не выделяли отдельного человека из общей массы. Они дали собирательный портрет идеального человека, описывая жизнь всего общества. Их не занимала проблема индивидуального характера, особенности отдельно взятой личности. Поэтому жизнь людей выглядит стандартной, унифицированной. Яркие, рельефные характеры удалось вылепить А. Н. Толстому в "Аэлите" и "Гиперболоиде инженера Гарина", но это характеры его современников. И. Ефремов предпринял смелую попытку создать образы разнохарактерных людей в рамках общих принципов их поведения. Писатель выразительно представил моральные нормы, которые в будущем станут законом для всех людей вместе и для каждого в отдельности. И первая из них - самозабвеный труд на общее благо. Труд как самая большая радость, самая насущная потребность! Невозможность заниматься им - наказание. Писатель стоит на той точке зрения, что количество труда, выполняемого человеком, никогда не уменьшится. В романс разоблачается миф о "машинном рае", о кнопочном управлении техникой. Труд будет меньше всего состоять из нажатия кнопок. Он станет подлинным творчеством. Познание и преобразование природы бесконечно. Решив одну задачу, человечество поставит перед собой другую, еще более грандиозную. Освоена наша Галактика - на очереди полеты между галактиками. И чем величественнее задача, тем больше усилий потребуется от многомиллионного населения Земли. Люди сумеют освободиться от "черного", физического труда. Его могут взять на себя машины. Но Ефремов глубоко убежден, что люди будущего не захотят расстаться с физическим трудом вообще. Физический труд - биологическая потребность. Как и спорт, он служит физическому и нравственному совершенствованию человека. Ученый Дар Ветер, заведующий внешними космическими станциями Земли, временами испытывает необходимость поработать то в археологической экспедиции раскопщиком, то на рудниках Южной Америки. Профессии, связанные с физическим трудом, время от времени будут сменять занятия умственной деятельностью. "В эпоху Великого Кольца считалось неполезным держать людей подолгу на одной и той же работе. Притуплялось самое драгоценное - творческое вдохновение, и только после большого перерыва можно было вернуться к старому занятию". Чувство высокой ответственности перед людьми исключит необходимость принуждения. Честолюбие, корыстолюбие, ревность сделаются редкими явлениями. Вся общественная атмосфера и тщательно продуманная система воспитания станут формировать людей высокой нравственной чистоты. Картина человеческих отношений, нарисованная И. Ефремовым, покоряет воображение. Она выглядит очень убедительной, так как вполне согласуется с идеями научного коммунизма, с представлениями современной науки о будущем. Она убеждает всей логикой повествования. Споры вызвала не столько эта сторона романа, сколько степень индивидуализации и психологической характеристики отдельных героев книги. Мы различаем их по преимущественной наклонности (художественный или научный склад психики - Чара Нанди и Эрг Hoop), по темпераменту (рассудительность, хладнокровие Дара Ветра отличают его от порывистого, пылкого Мвена Маса), по жизненному опыту (тот же умудренный астронавигатор Эрг Hoop и юная Низа Крит). Но писателю не удалось достичь в психологической характеристике героев уровня обычной реалистической литературы. Это обстоятельство, с одной стороны, вызвало серьезные упреки по его адресу, а с другой - попытки доказать, что законы научной фантастики не позволяют добиться большего. "Можно ли в научно-фантастическом романе, насыщенном таким огромным количеством научных и мировоззренческих проблем, - пишут Е. Брандис и Вл. Дмитревский, - в романе, устремленном в далекое будущее, изображать человека с такой же полнотой и теми же способами, как в обычной реалистической прозе? Если бы автор не стремился выдерживать большую историческую дистанцию между нами, читателями романа, и людьми эры Великого Кольца, его книга утратила бы пленительный колорит необычности и снизилась до уровня фантастики "ближнего прицела"". И далее: "Если бы автор подробно, с тончайшими психологическими нюансами стая описывать любовь и дружбу своих героев, то "Туманность Андромеды" не только разрослась бы до нескольких томов, но и утратила бы, по-видимому, жанровые признаки научно-фантастического романа". Затем следует вывод: "Как бы ни был прозорлив и талантлив писатель, он не в силах создать полнокровные реалистические образы людей, которых он только пытается предвидеть в дали веков. Даже в лучших утопических романах образы людей новой формации всегда более или менее абстрактны. В этом отношении "Туманность Андромеды" не составляет исключения" (18). Более категорично высказывается В. Турбин: "... не судим же мы спектакли кукольного театра по законам театра психологического... Логика развития характеров и действия научной фантастики - логика театра кукол" (19) Все это сказано, конечно, не без резона. На стороне критиков аргумент, с которым не посчитаться нельзя, - многовековой опыт утопической и научно-фантастической литературы. Вместе с тем в этих высказываниях есть по крайней мере два уязвимых места: 1) их авторы негласно исходят из того, что развитие научно-фантастической литературы достигло вершины и ничего принципиально нового в смысле углубления психологической характеристики героев дать не может; 2) особенности философского романа "Туманность Андромеды" рассматриваются как типичные особенности всех жанров научной фантастики. Думается, что нельзя полагать, будто одним романом возможности научно-фантастической литературы целиком исчерпаны. В наше время она переживает бурное развитие, и естественно ожидать, что поиски новых путей к более полнокровному изображению человека будущего увенчаются новыми открытиями и достижениями. Роман "Туманность Андромеды", для которого характерны широкий охват проблем, масштабность в изображении перспектив человеческой цивилизации, постановка кардинальных вопросов общественного устройства, не давал автору простора для "тончайших психологических нюансов" в обрисовке героев. Но это вовсе не означает, что в другом жанре фантастики (не таком многоплановом) писатель не получит дополнительных возможностей для проникновения в глубь человеческой души. Не станем гадать о том, что даст фантастика в плане разработки психологической характеристики героев в ближайшие годы, а обратимся к уже существующим явлениям литературы. Нам кажутся плодотворными попытки братьев А. и Б. Стругацких представить полнокровные образы наших далеких потомков, не отступая от философской сущности фантастики. Правда, философская сторона их произведений по так многопланова, как в романе И. Ефремова. В этом смысле "Туманность Андромеды" - уникальное явление в нашей литературе. В понести "Далекая Радуга" Стругацкие рассказывают о жизни земных людей на вымышленной планете Радуга, которая превращена в колоссальную лабораторию для исследования "нуль-транспортировки". Действие происходит четыре века спустя после нашего времени. Перед нами большой коллектив ученых, состоящий из самых различных людей. Разные специальности, возрасты, темпераменты, способности, наклонности, увлечения - все это делает коллектив многоликим, разнохарактерным, по единым в общих трудовых усилиях, направленных на достижение объединяющей всех цели. Повесть сюжетно разделяется на две части. В первой мы видим будни ученых. Во второй - их действия в чрезвычайных обстоятельствах. В результате непредвиденных сторон эксперимента на планету надвигается катастрофа, угрожающая жизни всего населения. Авторы как бы проверяют своих героев, ставя их в необычные условия. Сохранят ли они свои прекрасные качества, или в них возобладает жажда самоспасения любой ценой, пробудятся свойства, не присущие им повседневно? Перед лицом опасности герои Стругацких ведут себя по-разному. У одних появляется растерянность, некоторое замешательство, другие сохраняют собранность, волю. Поведение каждого в тревожный момент раскрывает новые, неизвестные нам ранее черты характера, но они не противоречат, а соответствуют тем представлениям, которые складываются о каждом из героев повести до наступления катастрофы. Большинство из них с честью выдерживает испытание. Героям книги Стругацких свойственно подлинное человеческое обаяние. Они жизнерадостны, остроумны, интеллектуальны. Их характеры раскрываются через поступки, размышления, споры. С редкой для фантастики выразительностью авторы используют речевую характеристику. В повести нашлось место и для "психологических нюансов". Почти каждому из героев доводится испытывать разнообразные психические состояния. Перед нами люди с богатой эмоциональной жизнью. Конечно, не обходится у писателей и без издержек. На наш взгляд, критика справедливо упрекала их в чрезмерной приверженности к вульгаризмам. Не избежали они этого недостатка и в повести "Далекая Радуга". Но в целом эта книга красноречиво свидетельствует, что и научная фантастика располагает большими изобразительными средствами для выявления внутреннего мира своих героев - людей будущего. Но вернемся к "Туманности Андромеды". "Золотой век" впереди, утверждает своим творчеством советский фантаст, его нельзя искать в прошлом. Только коммунистическое будущее принесет человеку счастье, долголетие, победу над пока что необузданными силами природы. Роман "Туманность Андромеды" развенчивает идеалы, устремленные в прошлое. На его страницах мы находим художественное опровержение модных на современном Западе руссоистских концепций, основанных на идеализации минувшего. Они чаще всего реакция на обострение противоречий социального и научно-технического прогресса, поэтому в руссоизме не всегда правильно видеть только одну негативную сторону. Зачастую возрождение тяги к природе свидетельствует не об отрицании цивилизации, как таковой, а о неприятии ее отрицательных сторон, пагубно влияющих на социальный прогресс. Руссоисты озабочены реальными проблемами, они видят, как "вторая природа", созданная человеком, лишает людей естественности, уютной жизни в окружении лесов, в тиши сельских местностей. И вот за неимением лучшего эстетического идеала фантасты обращаются к идеализации прошлого. Идеалы И. Ефремова - органическое единство природы и материальной культуры. Рисуя сказочно прекрасный мир будущего, И. Ефремов показывает, что наслаждение природой станет непременной составной частью человеческого счастья. Грядущее даст людям не только чудеса звездоплавания и освобождение от материальных забот. Оно вернет им и очарование природы, которого их лишает сейчас урбанизация. Природа тоже предстанет в обновленном, облагороженном виде. Люди будут наслаждаться не той природой, за которую держатся поклонники патриархальной старины. Но от этого человек только выиграет. На месте бесплодных пустынь возникнут вечнозеленые сады. Теплый пояс продвинется далеко на север. Ослабнут ураганы и бури. Люди расселятся в удобных для. жизни районах. Исчезнут и следствия хищнического отношения к природе. Очистится атмосфера, загрязняемая ныне промышленностью. "Океан прозрачный, сияющий, не загрязняемый более отбросами, очищенный от хищных акул, ядовитых рыб, моллюсков и опасных медуз, как очищена жизнь современного человека от злобы и страха прежних веков". Люди будущего, но мысли И. Ефремова, не станут завидовать своим далеким предкам, проводившим всю жизнь на лоне природы. Сознавая их разобщенность и слабость перед се стихиями, они будут иметь право отнестись к ним с сочувствием. Героиня романа Веда Конг провела некоторое время на затерянных среди океана островках Полинезии. Пребывание там вовсе не вызывает у нее восхищения отдаленностью от очагов цивилизации. "Там в часы одиночества перед морем, - говорит она, - тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночестве сознания говорит человеку, как слаб и обречен он был прежде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого - приходит корабль, казалось бы, еще меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль - это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали". Покорная и покоряемая, а не подчиняющая человека природа - вот что привлекает людей будущего. Они хотят наслаждаться ею как хозяева. Было бы противоестественно жалеть об исчезновении тех ее сил, которые несут бедствия, неурожаи, разрушения. Примечательны чувства, охватившие Дара Ветра при посещении преобразованной Западно-Сибирской низменности. Он видит перед собой бесконечные степи, поросшие густыми цветущими травами. На них мирно пасется стадо черно-белого скота. От всей картины веет покоем и простором. Мог ли он предпочесть то, что было здесь несколько веков назад бесконечные унылые болота и редкие чахлые леса сибирского Севера? Ему вспоминается картина "древнего мастера", изображающая серую от старости деревянную церковь над рекой, низкие тяжелые тучи, маленькое кладбище, мокрое от назойливого осеннего дождя холодных и неуютных северных широт. В ней тоже покой и простор, но как чужды они Дару Ветру! "И вся гамма синевато-серо-зеленых красок картины говорила о просторах неурожайной земли, где человеку жить трудно, холодно и голодно, где так чувствуется его одиночество, характерное в давние времена людского неразумия". Людям прошлого, жившим в окружении природы, чаще всего было не до того, чтобы любоваться ею. Только в условиях развитого коммунистического общества становится доступно подлинное наслаждение природой. И человек будущего окажется в состоянии оценить все великолепие природы, избавленной от игры необузданных сил. Он не отгородится от нее комфортом благоустроенного быта. Не случайно Дар Ветер размышляет над одним из положений древнеиндийской философии, которое говорит, что человек только тогда становится велик, когда понимает всю ценность и красоту другой жизни - жизни природы. Дар Ветер разделяет глубокий смысл этого изречения, но он склонен добавить, что одному лить человеку доступны мечта и желание сделать жизнь лучше. Весьма важна для понимания отношения будущего человека к природе глава, рисующая остров Забвения. В будущем мире, утверждает И. Ефремов, человек избежит той регламентации и стандартизации жизни, о которой твердят недруги коммунизма в скептики. Коммунизм не будет иметь ничего общего с той мрачной картиной, которую представил в романе "Прекрасный новый мир" уже упоминавшийся нами О. Хаксли. Будут учтены самые разнообразные вкусы и склонности людей. И. Ефремов допускает, что окажутся люди, которые захотят вернуться на лоно девственной природы, в нетронутые человеком леса и степени, где нет современных городов. В их распоряжение предоставлен остров Забвения. Он - убежище для тех, кого не увлекает больше напряженная деятельность Большого Мира. Люди проводят здесь тихие годы, занимаясь рыболовством, скотоводством, земледелием. Природные богатства острова, омываемого теплым океаном, делают его раем. Однако на фоне живописных картин планеты, созданных воображением писателя, этот рай выглядит как одно из самых худших мест на Земле. При слабых производительных силах примитивное сельское хозяйство острова не может застраховать его население от голода. Поэтому Большой Мир отдает часть своих продовольственных запасов жителям острова Забвения. Не могут они обойтись и без помощи врачей, приезжающих из Большого Мира. Сюда направляется молодежь для работы в истребительных отрядах, чтобы остров не стал рассадником древних болезней или вредных животных. Энергичные, деятельные люди Земли считают для себя наказанием жизнь на острове. Такому наказанию добровольно подверг себя ученый Мвен Мас, на свой страх и риск проведший неудачный космический опыт, вследствие чего погибли люди. Он варит теперь черную кашу на угольях в закопченном горшке, добывает в лесу, соревнуясь с обезьянами, съедобные орехи и плоды, пасет стада у подножия громадной горы. Чем не идиллическая картина для писателей, ищущих свой идеал в далеком прошлом. Эта идиллия, однако, для Мвена Маса - худший вид наказания. "Только теперь Мвен Мас почувствовал всю точность названия острова! Остров Забвения - глухая безымянность древней жизни, эгоистических дел и чувств человека! Дел, забытых потомками, потому что они творились только для личных надобностей, не делали жизнь общества легче и лучше, не украшали ее взлетами творческого искусства". Жизнь в примитивных условиях не воспитывает высокой нравственности, о чем свидетельствует пример другого ученого - Бета Лона, попавшего на остров также за тяжелый проступок. Он совершил ошибку вследствие своего гипертрофированного себялюбия. Очутившись на острове, Бет Лон духовно еще больше оскудевает, становится грубым и жестоким человеком, тираном. Тихая и разобщенная жизнь маленьких поселков горной области способствует еще большему моральному падению ученого. И. Ефремов видит в прошлых веках много светлого, героического, видит людей, "вынесших самый трудный подвиг - оставшихся настоящими людьми, когда их окружение способствовало развитию звериного себялюбия". Но он не может не замечать, что прошлая жизнь в своей совокупности была далека от идеала. Только максимальное развитие производительных сил, только самые совершенные общественные отношения могут сделать жизнь человека прекрасной. В книге И. Ефремова получили убедительное решение проблемы, связанные с развитием техники. Иные фантасты опасаются, что она приведет к нравственному и биологическому вырождению человека, избавив его от умственной и физической деятельности. Сравнительно недавно в статье "Безопасна ли техника безопасности?", опубликованной в "Литературной газете", свои сомнения, связанные с развитием техники, выразил известный польский фантаст С. Лем. Не превратится ли человек в слабое, изнеженное существо, когда с помощью машин, все умеющих делать, люди достигнут полного изобилия, изменят климат? Не исчезнет ли из жизни героическое? (20) Роман "Туманность Андромеды" рисует эпоху, когда все эти опасения могли бы сбыться. Но автор выражает твердую надежду, что человечеству, освободившемуся от оков капитализма, такая перспектива не грозит. Техника сняла с людей бремя тяжелого физического труда и служит человеку первым помощником во всех его начинаниях. Без нее он не смог бы преобразить лик планеты, достигнуть отдаленных уголков нашей Галактики. Со страниц книги перед нами предстают не своенравные роботы, от которых можно ожидать чего угодно, а роботы - рабочие аппараты, послушные воле человека. Робот-рулевой на звездолете, разведочная станция-робот, робот-телевизор, универсальный робот. Кстати сказать, И. Ефремов даже не считает необходимым подробно описывать их, ограничиваясь простым упоминанием. И вообще, как верно заметили Е. Брандис и Вл. Дмитревский, "техника будущего для него только средство, помогающее выдвинуть новые моральные проблемы и раскрыть перед читателем сложный духовный мир своих героев" (21). М. Горький называл литературу человековедением, поскольку главный объект ее внимания - человек, его духовный мир. Поскольку фантастика остается литературой, она является человековедением. Каждое гипотетическое научное открытие не может интересовать фантаста само по себе. Технический или экономический аспект открытия - дело самой науки. Писателя занимают аспекты, связанные с человеческой жизнью, с влиянием на нее того или иного изобретения, с раскрытием новых сторон человеческой личности. Технические атрибуты, мир вещей интересуют фантаста главным образом с той точки зрения, что они помогают лучше раскрыть обстановку, в которой действует его герой, помогают охарактеризовать его как человека. Однако на практике мы встречаемся с массой научно-фантастических рассказов, которые мало что говорят нам о человеке. Весь интерес в них сосредоточен на научном достижении самом по себе. До сих пор предпринимаются попытки теоретически "оформить" право фантаста изображать научные достижения как главную цель художественного произведения. В этом видят специфику фантастики, смысл ее существования. Утверждают, что фантастика выполняет свою функцию, пропагандируя науку. По мнению А. Днепрова "можно написать научно-фантастические произведения с единственной целью сообщить читателю определенный объем нетривиальной научной информации. И чем более содержательна и глубока эта информация, чем с большим литературным мастерством она подана, тем больше оправдано появление таких произведений" (22). Мы согласились бы с А. Днепровым, если бы в данном случае речь шла не о художественной, а о той научной фантастике, которая родственна научно-популярной литературе. Но такого разграничения в статье нет, в поэтому мы вынуждены оспорить мысль автора. Художественная фантастика, как и вся художественная литература, призвана воспитывать в человеке его лучшие нравственные качества, а не только образовывать его ум. Обширную статью посвятил В. Лукьянин научной фантастике в журнале "Москва". В первой ее части он задался целью выявить отличие этого вида литературы от научно-популярной и научно-художественной. Вот к какому выводу он пришел: "И научно-популярная и научно-художественная литература популяризирует то, что уже завоевано наукой, отражает сегодняшний день науки. Научно-фантастическая литература - это литература научной мечты. Иными словами, это научно-художественная литература, предметом которой является в основном не сегодняшний день науки, а научные гипотезы, наука в техника завтрашнего дня, как она мыслится сейчас. Только такой подход может объяснить странную жизнь этого жанра" (23). Определяя предмет фантастики, В. Лукьянин ничего не говорит об изображении человека, хотя в конце статьи и сетует на схематизм и обезличенность людей во многих произведениях этого жанра. Если верить его утверждению, предметом научно-фантастической литературы являются "научные гипотезы, наука и техника". Этому пониманию особенностей научной фантастики не противоречат рассуждения автора статьи о "предметном" плане художественного произведения, т. е. о мире вещей и явлений, об обстановке, в которой действует человек. "И если это - обстановка будущего, того далекого будущего, которое вряд ли нам удастся увидеть собственными глазами, то, конечно же, второй, "предметный" план приобретает здесь особую значимость. Научно-фантастическая литература (как и научно-художественная), на наш взгляд, это художественная литература с гипертрофированным вторым, "предметным" планом. Противоречит ли это законам искусства? Думается, напротив, вытекает из его принципов, общих для всех жанров" (24). И хотя дальше В. Лукьянин указывает, что "предметный" план в фантастике "очеловечен", это мало что меняет. Его наблюдения скорее относятся к научно-популярной литературе, чем к научно-фантастической. Именно этот вид литературы популяризирует науку, технику и научные гипотезы. Кстати, можно среди этих книг назвать такие, в которых пишется не о сегодняшнем или вчерашнем дне науки, а о завтрашнем. Сошлемся на "Черты будущего" А. Кларка. Много писал о проблемах будущего и Н. Винер: "Кибернетика и общество", "Творец и робот". В нашей стране два издания выдержал сборник высказываний советских ученых о будущем науки и техники "Репортаж из XXI века". Что касается научной фантастики, то "гипертрофия" вещей и явлений, представленных в ней, совершенно необязательна, а во многих произведениях мы ее не находим. Предметный мир важен не сам по себе, а лишь постольку, поскольку соответствует художественным задачам, которые ставит пород собой писатель. В фантастике, как вообще в художественной литературе, главное человек. Пропаганда науки и техники, научных гипотез - ее побочная, второстепенная задача. Самый трудный вид художественного прогнозирования - предвидение сдвигов в духовной жизни человека. Опыт Ефремова и Стругацких убеждает, что на этом пути фантастику ждут новые завоевания. Эстетический идеал писателя-фантаста становится менее схематичным, обретает выразительность и художественную убедительность. Советская фантастика показывает, что будущее прекрасно, что оно реально, достижимо. Избавившись от капиталистического угнетения, устранив войны, установив самый совершенный общественный строй - коммунизм, человечество откроет новую эпоху своей истории, вступит на путь подлинного процветания. Советская фантастика зовет людей в это будущее, зажигает стремлением всемерно его приближать.
   1. А. В. Луначарский. Собр. соч. в восьми томах, т.2. М., 1964, стр. 453. 2. См. Ф. Поол, С. М. Корнблат. Операция "Венера". М., 1965. 3. Ю. Кагарлицкий. Человек и будущее человечества. - "Иностранная литература", 1967, № 1, стр. 201. 4. См. Рэй Брэдбери. Марсианские хроники. М., 1965. 5. См. А. Азимов, Я, робот. М., 1964. 6. "Техника-молодежи", 1967, № 7, стр. 31. 7. См. Г. Уэллс. Собр. соч. в пятнадцати томах, т. 5. М., 1964. 8. А. Л. Мортон. Английская утопия. М., 1956, стр. 242. 9. Там же, стр. 245. 10. Цит. по: А. Л. Мортон. Английская утопия, стр. 245. 11. См. И. Ефремов. Туманность Андромеды. М., 1959. 12. "Комсомольская правда", 28 января 1966 г. 13. Оценивая роман "Туманность Андромеды", критик В. Шитова писала: ""Я бы хотел, чтобы было так" - вот отправная точка писателя, который не боится несогласий и споров, но который берется защищать эту свою мечту" ("Юность", 1961, № 8, стр. 73-74). Спору нет: писатель, безусловно, хотел, чтобы утвердился идеал, выраженный в романе. Но критик был бы еще более прав, если бы, продолжив свою мысль, написал, что И. Ефремов не только хотел, чтобы так было, а был убежден, что так может быть. 14. А. Урбан. Философская или фантастическая? - "Нева", 1965, № 7, стр. 174. 15. Вл. Дмитревский. Встречи с грядущим. - "Звезда", 1964, № 9, стр. 193. 16. М. Б. Храпченко. Октябрьская революция и творческие принципы советской литературы. - Материалы юбилейной научной сессии "Великая Октябрьская социалистическая революция и мировая литература". М., 1967, стр. 42. 17. А. В. Луначарский. Собр. соч. в восьми томах, т. 8. М., 1967, стр. 498. 18. Е. Брандис, Вл. Дмитревский. Через горы времени. М. -Л., 1963, стр. 180. 19. "Молодая гвардия", 1964, № 8, стр. 294. 20. См. "Литературная газета", 26 октября 1965 г. 21. Е. Брандис, Вл. Дмитревский. Через горы времени, стр. 166. 22. "Молодой коммунист", 1961, № 8, стр. 117. 23. "Москва", 1964, № 5, стр. 189. 24. "Москва", 1964, № 5, стр. 189.