Зорич Александр. Знак разрушения (Пути звезднорожденных - 1)

   Элиен разозлился. Ему было плевать, откуда этот старикан знает его имя, а вот то, что он перекрутил его справа налево, в Харрене от самого сотворения Сармонтазары считалось смертельным оскорблением.
   - Старость - плохая защита, стеклянщик, - спесиво процедил Элиен. - Ею ты едва ли оградишься от меча Эллата.
   Внутренности капища взорвались гоготом, достойным бесшабашной варанской матросни, но отнюдь не пяти дряхлецов. Крум у коновязи заржал за компанию.
   - От меча Эллата? А с чего ты взял, что у тебя есть меч Эллата? - спросил "стеклянщик", отсмеявшись.
   Это было уже слишком.
   Элиен полез в ножны и вытащил оттуда смехотворно тонкую и потрясающе длинную морковку.
   Второй приступ веселья был куда заразительнее и длиннее первого. Элиен, чтобы не показаться полным индюком, вынужден был присоединиться.
   - Кто вы? - наконец спросил он, не в силах поддерживать их игру.
   - Да так, стеклянщики. Там шарик выдуем, здесь окно заделаем, на репу заработаем и живем. А Эррихпа называл нас и совсем просто - диофериды.
   Ну да. Осел. Битого войска писарь. Корова. Шар. Рисовал в детстве на песке каких-то шароголовых. Мечи рисовал длиной в три шага. Сегэллака слушал. Ослина. Неилэ.
   - Тогда ты - Леворго. Но почему здесь, о Шара Хранитель, Миров Повели...
   - Ты хочешь, чтобы мы уснули, как спали, когда к нам являлся Церемониальный Гонец? Или ты думаешь, что кто-то из нас забыл хотя бы полслова из тех ста двух, которыми, как аспадский ковер, с грохотом раскатывают нашу титулатуру? - Последнее Леворго сказал отнюдь не без гордости. - Есть хочешь?
   Элиен кивнул.
   О Гаиллирис, здесь, в такой глуши - диофериды! Элиен жаждал обратиться одним огромным ухом. Говорить рядом с ними значило приблизительно то же, что муравью разглагольствовать о Семи Великих Искусствах в обществе Лида, лже-Лида и Трева Аспадского.
   - Тогда ешь свою морковку, пока не подоспеет горох, и слушай. Мы, как ты, видимо, и был уверен, еще полгода назад очень хорошо чувствовали себя среди тардерских фонтанов, скучали на заседаниях Царского Совета и в меру своих возможностей, - (Элиен мысленно усмехнулся, "в меру своих возможностей"; хотел бы он посмотреть на эту меру - небось этой мерой в два счета можно вычерпать море Фахо), - наставляли Неферналлама Второго. Последний, увы, сын своего отца, и иначе было бы странно. Когда ты собирал в Ласаре дружину для похода, к Неферналламу пришли варанские послы и высказались в том духе, что хорошо бы сделать так: Варан дает флот, Неферналлам - войско, всей оравой подымаемся вверх по Орису, и герверитам не устоять. Урайн мертв, Шет окс Лагин свободен.
   Леворго замолк, выискал где-то в своей хламиде блоху и раздавил ее на чистом ногте. Элиен посчитал, что ослышался глазами - бывает ли так?
   - Бывает, бывает, но это не тот случай, - проворчал Леворго. - Не могу же я заклинать все что ни попадя? А корова, даже священная, остается коровой, а блоха, даже самая малая, хочет есть. Но эта блоха потеряла свой путь и сошла с коровы на тело человека. Нет больше среди Нитей Лаги ее нити, оборвана она судьбой в обличье Леворго.
   Элиен расплылся в улыбке.
   - Вот таким ты хорош, - заметил Леворго. - Пасть до ушей, в граблях надкушенная морковка, в голове хеогаста. Теперь дальше. Неферналлам отказал варанцам. Я в мягких выражениях потребовал их поддержать. Неферналлам - нет. Я - поддержать. Неферналлам - нет, нет и еще раз нет. Сам, говорит, иди, если такой умный. Я ему, кстати, не папаша и не нянька. Не хочет - не надо, много людей до времени живы останутся.
   Этого Элиен не понял и, не поняв, осмелился перебить:
   - Что ты хочешь сказать, Леворго? Урайна можно было победить, если бы присоединился Неферналлам?
   - Нет, я этого не сказал и не хотел сказать, - нетерпеливо ответил Леворго. - И вообще впредь запомни: прошлое так много болтало о будущем, что никому - да и мне тоже - уже не под силу разобраться во всех прорицаниях, иносказаниях, перевранных песнях и именах сущностей, которых, может, никогда не было и не будет; или еще не было, но будут. Я не знаю, хватило бы Урайну на вас всех силы или нет. Скорее всего, хватило бы. Возможно, нет, потому что есть могущество и есть ему пределы. Мир слишком большая и слишком вздорная книга, чтобы прочесть ее всю и поверить в каждое слово. А с Неферналламом я говорил всего лишь как человек с несколько большим, чем обычно, дипломатическим опытом, - ("Все-таки он очень гордится своими талантами, хотя и разыгрывает скромника", - подумал Элиен), - и опыт этот мне говорил об одном: есть Право Народов и есть народы. Есть наглый вызов, и ни один просвещенный народ не может оставить его без ответа. Даже даллаги не могут. Ты принял вызов, Неферналлам - нет.
   Не было для Элиена темы больнее, не было в его душе более глубокой раны, но он собственноручно всыпал в нее щедрую горсть соли:
   - Но Неферналлам тем самым уберег десятки тысяч людей, а я своих погубил.
   - То, что не пожнет война, пожнут болезни и время. Твои воины, умерев, отдали свои силы тебе, грюты Фараммы завещали свою силу Асхар-Бергенне, а стердогасты Неферналлама пока лишь сладко жрут за государственный счет, но никто не видел от них пользы. Сила Ре-Тара разлетается по ветру из их пьяных глоток.
   Леворго был взволнован. Он перевел дух и продолжил:
   - Вот так, Элиен. Варанцы - тоже козье, похоже, дерьмо, потому что Шет окс Лагин был их человеком, а без Неферналлама они не отважились выступить, да и твоими предложениями, насколько мне известно, пренебрегли.
   О да! "Любезный брат брата нашего... Радея о государстве... Решится силой убеждения..." Пеплом их письма долго играл ветер на снегу, а Элиен...
   Элиен кивнул:
   - Пренебрегли.
   - Ну вот и все, - неожиданно заключил Леворго.
   - Все что? - не удержался Элиен.
   - Все все. Я имею власть советовать. Но я не хочу - а это всегда сильнее, чем "не могу" - повелевать. Мы ушли из Тардера сюда, потому что нет в нем больше силы, а главное - воли, и Башня Оно отныне не более чем затычка для небес. Ушли, чтобы встретиться с тобой.
   "Ох и мастер порассказывать этот Леворго! "Ничего не знаю, ничего не понимаю", а сам забрался в самое подходящее место для встречи со мной и ждал чуть не полгода. Он бы еще в Синий Алустрал залез", - приблизительно такие мысли вспыхнули в сознании Элиена десятком разноцветных искр.
   - Ты лучше болтай языком, чем балдой, а то я стар уже, тяжело напрягаться, - заметил Леворго. - Твой пращур Акрет, который прапрадедушку Кроза настрогал, еще в Северной Лезе лайкам хвосты крутил, когда я лепил из глины таких вот. Леворго ткнул пальцем в одного из диоферидов.
   - Извини, Хранитель, - смешался Элиен, - но твои слова звучат странно для моих непросвещенных ушей. Что было бы, если б я, уверенный, что ты в Тардере, избрал северную дорогу и не пошел в леса?
   - Что было бы - о том не знаю. Знаю, что есть. Ты здесь, я перед тобой, ты меня искал, ты меня нашел - чего еще надо?
   Элиен ощутил в словах Леворго некую высшую правоту, превосходящую законы обычной логики.
   - А надо еще поесть и поспать, - решил за Элиена Леворго. - Горох готов, с Крумом твоим наша корова чем-нибудь да поделится, постелим тебе на полу, но ты уж не обессудь - все барахло из тардерской обители вынести было тяжеловато, ограничились только вот тем. - Леворго кивнул на нишу, в которой угадывался шар. Диорх.
   - А о главном? Что мне делать?
   - О главном... Да не знаю я, что главное! Давай с утра разберемся, а?
   Только сейчас Элиен заметил, сколь усталым и измученным выглядит его собеседник, сколь беспроглядно бела его голова и сколь много морщин бежит от его глубоких мудрых глаз.
   - Да, ты прав. Поутру поется веселее.
   * * *
   Только когда они позавтракали, когда Леворго раздал своим "браткам" множество ценных хозяйственных указаний и показал Элиену свои замечательные лесные угодья (последний раз, по его гордому замечанию, такая морковь родила пятьсот лет назад в Ите), они вышли на берег Кассалы, сели на просохший за ночь песок и Элиен смог получить то, за чем шел в Тардер.
   Как только речь зашла о конкретном деле, Леворго переменился. Голос его стал тверд, каждое слово блистало ясностью, которой позавидовали бы сами Уложения Айланга, в глазах светилась несгибаемая воля
   Совсем ничего не осталось в Хранителе Шара от того "стеклянщика", который вчера за ужином болтал о поэзии Лида, а сегодня на прогулке - о сравнительных вкусовых качествах моркови и репы. Элиен видел перед собой воплощенные власть, достоинство, силу.
   - Так. Первым говоришь ты, и говоришь ты о битве на Сагреале. Говоришь все. Подробности. Что думал. Что казалось. О чем не думал. Чего не казалось.
   Элиен не успел даже рта открыть, чтобы высказаться в том духе, что, дескать, Леворго наверняка все известно лучше его самого, как услышал:
   - Ничего не известно. Повторяю, ничего. Ты должен рассказать все так, как если б ты был сотником, а я - сотинальмом. Ты даешь полный отчет. Я слушаю.
   Элиен говорил очень долго. Леворго слушал, не перебивая, не переспрашивая, не подгоняя Элиена, когда тот затруднялся в подборе слов, и не выказывая никакого интереса к самым удивительным, с точки зрения Элиена, вещам. Так Элиен рассказал обо всем, и когда солнце уже давно перевалило в небе Точку Равновесия, заключил свою печальную повесть словами:
   - Потом я хотел похоронить тело Гаэт рядом с Кавессаром, но оно истаяло в моих руках, как кусок льда. Кровавого льда.
   Убедившись, что Элиен, по его мнению, закончил, Леворго спросил:
   - А потом?
   Пришлось пройти на словах весь путь до капища диоферидов. Сегэллак, Эллат, мелкое воинство, порожденное гобеленом, вяз, проросший из каштана, оружие Мудрого Пса Харрены, ночь страсти со статуей.
   - Ты не сказал ни слова лжи, - разлепил наконец, казалось, уже навек слипшиеся губы Леворго. - Не той лжи, когда знают одно, а говорят совсем другое, а настоящей, воистину опасной лжи, когда видят и слышат одно, а понимают под этим нечто иное. Твой рассудок вибрирует вместе с гортанью, в твоих зрачках я вижу лик мертвого Кавессара и гибкий стан Гаэт. Хорошо. Теперь возьми своего коня в попутчики, возьми любой еды и оставь нас до завтрашнего утра. Тебе не дано видеть, как мы входим в Диорх.
   Элиен был немного раздражен проволочкой и в глубине души раздосадован тем, что ему "не дано", но повиновался беспрекословно. Только отъехав на порядочное расстояние, он вспомнил, что так и не получил обратно меч Эллата, но возвращаться было неудобно. Оставалось надеяться, что в этих местах ему не понадобится оружие.
   * * *
   Когда на следующий день Элиен, тактично удалявшийся ночевать на сорок полетов стрелы вверх по течению, вернулся, диофериды уже позавтракали и убирали со стола. Все молчали. Леворго, хмуро поглядев на безоблачное небо, знаком приказал Элиену следовать за собой.
   Сели на вчерашнем месте. Леворго начал без каких бы то ни было расшаркиваний. Многое из того, что он говорил, Элиену было хорошо известно. Сын Тремгора, однако, не сомневался в том, что Леворго отлично знал, что он знает, но, раз говорил, значит, это было зачем-то нужно.
   - История. О том, как и почему Хуммер дремлет, можешь прочесть у Сегэллака - не твоего наставника, а того, который жил на четыре века раньше. О том, где находится Тот, Кого Хуммер Лишил Значений, - у Лида, в "Гимнах". Ни тебе, ни Шету окс Лагину, ни Сармонтазаре это не поможет. Есть поэзия и есть действительность. Поэзия властвует над временем, действительность же не более, чем действительность. От борьбы Хуммера со Вторым в Сармонтазаре осталось куда больше осколков, чем полагал твой Мудрый Пес после победы над Эстартой. Есть Чудовища Хуммера, есть Воинство Хуммера, есть Чаша Хуммера. Урайн стал Дланью, Устами и Чреслами Хуммера. Как ему это удалось - либо позже, либо никогда. Тебе это, скорее всего, не пригодится. Сейчас Урайн постепенно учится владеть силой Хуммера, а точнее - Хуммер приспосабливает Урайна под свою силу, как воин подтягивает седельные ремни. Лучшего сравнения не знаю. Битва на Сагреале была первой пробой сил. Если замысел Хуммера удастся, его воины, которые, кстати, называются "кутах", наводнят всю Сармонтазару. Что будет потом - не знаю. Но прежнего мира не будет. Будет то, что мы, люди, называем Злом.
   Леворго помолчал.
   - Воинство Хуммера. Кутах - сыновья Серебряных Птиц, пары Чудовищ Хуммера, живущих в Хелтанских горах. Яйцо они откладывают в Чашу, которая находится у слияния Ориса и Киада, в искаженном месте мира под названием Лон-Меар. Там оно зреет год, а после из него вылупляется кутах. Потом они относят его в Хелтанские горы и выкармливают. Кутах сейчас ровно шесть сотен, поскольку ни одного из них Кавессар не убил насмерть, а лишь временно раздробил. Этого уже достаточно, чтобы вместе с войском, состоящим из людей, покорить любой народ Сармонтазары. Вооружены гервериты, как ты видел, неплохо. Дальше будут еще лучше. Но когда появится на свет шестьсот первый кутах, Урайн сможет нанести настоящий смертельный удар миру. В Чаше сейчас зреет Кутах над Кутах настоящий, крылатый птицечеловек, наделенный волей и разумом. Он сможет сам заправлять Воинством Хуммера, освободив Урайну руки для других темных дел.
   У Элиена сразу возникла тысяча вопросов, но он не решился задать ни одного.
   - Главное. Нужно уничтожить Чашу Хуммера, потому что она питает силой всех кутах. И во многом Урайна. Он, по меркам Хуммера, пока что вроде младенца в утробе. Через Чашу как бы проходит пуповина, которая связывает Урайна и Хуммера. Через Чашу Хуммер передает Урайну все новые и новые темные искусства. Смотри. Сейчас станем птицами.
   Леворго подмигнул Элиену, извлек буквально из ниоткуда и разложил перед ним листок снежно-белой кожи, разрисованный тушью семи цветов.
   Элиен никогда не видел и даже не представлял себе более совершенной карты Сармонтазары. Вот Харрена, вся в зелени сосновников и дубрав, окаймленных узкой полосой желтых песчаных дюн. Вот бирюзово-синее море Фахо, вот медленноструйный Орис, рассекающий Сармонтазару на Северную и Южную, вот место его слияния с могучим Киадом.
   - Мы здесь. - Леворго небрежно ткнул бронзовой иглой в синюю нитку, подписанную "Кассала". На карте вспыхнула зеленая искорка. - Чаша Хуммера здесь.
   В междуречье Ориса и Киада загорелся белый огонек. Карта была не из тех, что по десять авров распродают вольные торговцы. Карта явно была делом рук (и видимо, весьма замысловатой магии) искушенных в своем ремесле географов древности. Не давая времени Элиену на демонстрацию изумления и восторга, Леворго продолжал:
   - Чашу уничтожить - как нам с тобой по нужде сходит ь. Проще простого. Нужно только вычертить вокруг да около Знак Разрушения.
   Одним уверенным взмахом иглы - словно ре-тарский каллиграф кистью Леворго описал на карте двурогую дугу. Один рог дуги, нисходящий, начинался в том месте, где горела возле Кассалы зеленая искорка. Он тянулся на юг через Ре-Тар, пересекал Орис, Асхар-Бергенну, проходил через Магдорн и оканчивался на острове, возле которого было написано "Хеофор". В Харрене считали, что Хеофор - призрак, мечта, сказка. Но картографы древности, видимо, полагали по-другому.
   Второй, восходящий, рог, в который плавно переходил первый вместе с поворотом к северу, шел через пустыню Легередан, в которой был особо выделен какой-то Город Пустоты, достигал Киада, поворачивал на северо-восток, проходил через Варнаг - мрачную столицу герверитов1, - забирал еще чуть вверх и, перегнувшись к юго-востоку, оканчивался плавным полукружием прямо там, где была отмечена Чаша Хуммера.
   Элиен ничего не понял.
   - Понимать тут особо нечего, - добродушно проворчал Леворго. - Любой ре-тарский школяр поймет. Географическая магия. Ты пройдешь весь этот путь, не отклоняясь от дороги и не поворачивая назад. Если тебе это удастся, точнее, как только тебе это удастся и ты окажешься здесь, - Леворго ткнул иглой в конец дуги, - Чаша разлетится вдребезги. Тогда Воинство Хуммера можно будет побороть.
   - Я должен пройти всю Сармонтазару? - переспросил озадаченный Элиен.
   - Да, - кивнул Леворго. - В твои годы я делал это довольно часто. Ничего особенного.
   - И обязательно побывать в Тардере, Радагарне, Магдорне и даже в Варнаге?
   - И даже в Лон-Меаре, о чем мне самому страшно подумать. И все это совершенно обязательно. - Леворго легонько постучал иглой по карте, на которой пламенел кроваво-красным Знак Разрушения. - Обязательно. Знак недаром проложен через все Величия Мира, и недаром Чаша Хуммера стоит там, где стоит.
   В этот момент к ним подошли двое диоферидов. Один нес меч, другой - щит Элиена. Леворго, бросив на них короткий взгляд, сказал, как почудилось Элиену, с легким смущением:
   - Есть, правда, еще одна подробность, о которой не стыдно забыть за тридцать лет. Тиара Лутайров.
   Элиен не совсем понял про "тридцать лет", но переспрашивать не стал.
   Диофериды положили у ног Элиена щит, а Леворго принял у них меч.
   - Вот, посмотри. - Леворго привлек внимание Элиена к рукояти меча Эллата. - Видишь, с ним кое-что неладно.
   Элиен в непонимании уставился на рукоять. Неладно. Рукоять как рукоять, удобная и крепкая. Что неладно-то? Все в порядке.
   - Ах, молодость, молодость... - покачал головой Леворго. - На яблоко посмотри!
   Точно. Раньше рукоять венчало резное яблоко из драконьего бивня. Теперь неприметная шестисторонняя пирамидка черного камня. Тиара, какой венчают Холм после окончания игры в Хаместир.
   - Увидел, орел, - вздохнул Леворго с облегчением. - Да, это Тиара, которую тяжело отличить от обычной. Но это Тиара Лутайров, и силы в ней побольше, чем кажется. Знак Разрушения должен быть прочерчен именно ею, а ты лишь провезешь ее от берегов Кассалы до западных окраин грютскйх степей. Если бы ты был девой, я бы вправил тебе Тиару в пряжку пояса, но ты воин. Значит, последнее, за что ты будешь держаться двумя руками перед лицом смерти, - меч.
   Леворго был прав. Лучшего места для Тиары не найти.
   - У тебя мало времени. Я не берусь судить с должной точностью, но мне кажется, что ты должен поспеть к началу зимы. Урайн явно не из тех, кто откладывает военные предприятия из-за погоды. Поэтому, как только вылупится шестьсот первый кутах, война придет в Харрену. И в Асхар-Бергенну. И в Варан. И, не исключено, в страны, имена которых скажут тебе не больше, чем клекот кречета. Поэтому ты должен спешить и помнить: сверяйся с картой ежечасно. Не отклоняйся от Знака. Урайн пока что не знает о географической магии, но он хорошо чувствует тебя. Ты нужен ему, Элиен. Помни об этом. Я знаю, что ты многого не понял и не все твои вопросы получили ответы. Сейчас у нас мало времени - каждый должен заняться своими делами. Поэтому возьми вот это. Леворго протянул Элиену морскую раковину размером в ладонь. - Скажи в нее что-нибудь.
   Элиен осторожно принял раковину и, поднеся ее к губам, произнес:
   - Октанг Урайн - вонючая псина.
   - Теперь приложи раковину к уху, - посоветовал Леворго, пряча улыбку.
   Элиен последовал его словам и услышал тихий, но отчетливый шепот:
   - Совершенно с тобой согласна.
   Элиен с изумлением отпрянул от невиданной штуки.
   - Да, да, говорящая раковина, - подтвердил Леворго. - Это не розыгрыш. Проку от нее меньше, чем кажется, но на многие вопросы она ответит не хуже меня. Развлечешься в дороге, если не найдешь лучшего по
   путника. А теперь можешь сказать мне то, что забыл позавчера.
   - Я слишком многое забыл позавчера, но еще больше я позабыл к сегодняшнему дню, - торжественно сказал Элиен, постепенно входя в роль спасителя Сармонтазары.
   - Ну что же, тогда прощай, Неилэ.
   Да, правда, он хотел ответить на обиду. Тогда - хотел. Теперь - нет. Но для потомка Кроза это ничего не значит.
   - Прощай, Огровел.
   ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ
   565 г., лето
   Летом пятьсот шестьдесят пятого года Варнаг представлял собой огромный муравейник. И Урайн приложил все усилия, чтобы муравьи в этом муравейнике копошились как следует. С толком, с пользой и с величайшим усердием.
   Тогда же над Варнагом впервые появились Серебряные Птицы. Они прилетели после захода солнца откуда-то с запада и, вздымая крыльями столбы пыли, сели за оградой царского дворца, в котором временно пребывал Октанг Урайн, дожидаясь постройки настоящей, достойной его величия, резиденции.
   - Познакомься, Иогала, - сказал Урайн, выводя своего помощника навстречу Птицам.
   Иогала уже успел немного привыкнуть к тому, что от Урайна каждый день надо ожидать какой-нибудь устрашающей новости. И все равно военачальник, остолбенев от неожиданности, застыл перед невиданными чудищами как вкопанный.
   Птиц было две. Одна чуть больше, другая чуть меньше. Меньшая была длиной локтей в двадцать, а от земли до края иссиня-черного костяного гребня на ее голове было четыре человеческих роста. Вторая была по всем размерениям больше на четверть. Гребень у нее был кроваво-красный.
   Птицы имели мощные лапы с кривыми когтями, длинные хищные клювы и совершенно неподвижные желтые глаза, словно огромные чечевицы из морского янтаря. Если не считать разноцветных гребней, Птицы казались отлитыми из какого-то тяжелого металла и искусно разукрашенными мелкими серебряными чешуйками.
   Перьев у них не было. Вместо перьев крылья были покрыты заходящими друг за друга длинными пластинками со все тем же серебристым отливом. Первое, что пришло в голову Иогале при взгляде на Птиц, - эти чудовищные порождения Хуммера никогда не смогут летать. Однако же они здесь, они откуда-то сюда прилетели, и горе тем, кто познает мощь их исполинских клювов.
   - С черным гребнем самка, с красным - самец, - деловито пояснил Урайн. Самка откладывает яйца, из яиц выходят порядочные ублюдки. Самку я, пожалуй, назову... - Урайн помедлил: - Астахэ, а самца - Лакнатах.
   Иогала, могучий воин, едва не лишился чувств; пальцы на левой руке свело судорогой; по становому хребту растеклась свинцовая тяжесть.
   - Да, - продолжал Урайн, - ты прав, Иогала. Это страшные имена на Истинном Наречии Хуммера. Они означают Вопль Ужаса и Несущий Ужас. Я не ошибся в тебе ты крепок. Многие люди могут обезуметь от этих слов. Если, конечно, их произношу я, а не торговец заговорами от гнилого поветрия и болотной лихорадки. Эти птицы будут нам очень полезны. Люби их, Иогала, иначе станешь прахом под их стопами.
   Словно бы в подтверждение слов Урайна Астахэ нетерпеливо поскребла когтями по земле, оставив в ней глубокие неровные борозды.
   - А теперь я должен покинуть Варнаг на два месяца. Ты остаешься здесь вместо меня. И запомни, Иогала: я вернусь не один. Я доверяю тебе, потому что, если ты не оправдаешь мое доверие, те, кого я приведу с собой, всегда и везде смогут разыскать тебя и убить. Но мне не хотелось бы делать этого.
   К прямолинейности своего господина Иогала тоже успел привыкнуть. Немного.
   - Благодарю тебя, царь, - ответил Иогала с поклоном. И, выпрямившись, стараясь говорить как можно тверже, добавил: - Меня не придется разыскивать, ибо я всегда готов явиться по твоему первому зову.
   - Я знаю, - покровительственно кивнул Урайн.
   Глава 5
   ГЕРФЕГЕСТ
   562 г., Двадцать второй день месяца Белхаоль
   На пятый день пути Элиен увидел Башню Оно. Детище Эррихпы Древнего. Клык Тардера. Устрашение врагов. Башню в легкой дымке. Далекую и близкую. Еще день пути - и ворота Тардера распахнутся для него.
   Эту ночь Элиен скоротал в сегролне. Сегролна была всем для усталого путника - кровом, спасением, отдохновением и радостью. И могла одарить его любыми человеческими радостями, если у того, конечно, имелись деньги. Сегролна была и трактиром, и постоялым двором, и домом терпимости одновременно.
   Элиен ограничился простым ночлегом. Оружие Эллата, Леворго, диофериды и напутствия, данные ему, как-то не вязались с плотскими радостями. Элиену было совсем не до них. А главное - тела местных шлюх казались ему недостойными воплощения Гаэт.
   Гаэт... Леворго и слова не вымолвил по ее поводу... Это что, обыденное дело - любить дух, входящий в статуи?
   * * *
   Вместе с толпой людей, спешивших в город, Элиен проехал под высоченной аркой Ворот Эррихпы, и вскоре течение вынесло его на базарную площадь, где кипела жизнь, принимавшая формы разнузданного веселья, мены, торга, ругани, заунывного пения. Мычали коровы, кудахтали куры, на разные голоса зазывали покупателей продавцы сластей и пряжи. Все это сливалось в мерный монотонный гул летнего базарного дня.
   - Постой-ка, ласарец, ты не одолжишь мне три медных авра до завтрашнего утра? - Рядом с Элиеном обнаружился человек, выделяющийся среди всех огромным ростом и всклокоченной грязной бородой.
   На нем был нагрудник стердогаста - одного из тех шакалов войны, что служат в коннице, стерегущей южную границу Ре-Тара вдоль Ориса. За его спиной виднелась двуострая секира. Головорез без страха и упрека. Элиен не любил таких, но заочно уважал, поскольку бойцами они были, по слухам, отменными.
   - Нет, - отрезал Элиен.
   Ему не было жаль трех медных авров. Его плащ, изумрудный плащ, нарезанный ленточками во время поединка с Эллатом, стоил, к примеру, в пятьсот раз больше. Элиен был равнодушен к деньгам. Зато неравнодушен к хамству.
   - Как же так? - не желал отступаться стердогаст. - Ты не желаешь дать мне три медных авра? А ведь я могу взять и запросто заключить тебя, мальчик, под стражу. Как тебе такое?
   - Никак.
   Элиен легонько хлопнул Крума по бокам. Но в толчее не удавалось двигаться быстро. Не удавалось двигаться вообще. Элиен спешился и, расталкивая толпу, начал медленно удаляться с места едва ли приятного общения, ведя Крума под уздцы.