Страница:
Zотов®
Армагеддон лайт
Часть I
Книга Самаэля
«Чем безупречнее с виду человек —
Тем больше у него внутри демонов».
Зигмунд Фрейд, психиатр
Пролог
– …Пардон, дорогой месье, – у вас к киверу прилипла сажа. Да-да, вот здесь.
– Гран мерси. – Пьер снял головной убор и ожесточённо затряс им, избавляясь от чёрной грязи у козырька. – Погода здесь попросту ужасная. Простите, я никоим образом не хочу обидеть вас, но всю неделю этот город горит. Выйдешь вечером на променад и сразу начинаешь кашлять от дыма… там пожары, тут пожары… Прибавьте ко всему слякоть и страшный ветер. О мон дье, вам и не представить, как я скучаю по родному Провансу. У нас чудесно осенью, всюду витают запахи цветов и свежего, только что отжатого из оливок масла. Искренне надеюсь, наш император… то есть, я хотел сказать, ВЕЛИКИЙ император, договорится с вашим царём о мире, и мы поскачем домой…
Француз вдруг резко оборвал речь – сообразив, что чересчур разболтался с незнакомцем. Проклятая общительность. Следует помнить: он не в гостях, местные жители опасны.
Старик ласково кивнул ему. Сморщенный, как смоква, сухонький, седые волосы до плеч, мутные водянистые глаза – лет под девяносто, не меньше. Кажется, выжил из ума. Но такое часто случается: кто слишком долго ухаживает за помешанными, сам в итоге теряет разум. Не дожидаясь приглашения, Пьер прошёл вглубь по отсыревшему коридору, прямо по обрывкам бумаги – печку в особняке, вероятно, топят книжными страницами.
Дикий народ. Знакомо ли этим варварам слово «культура»?
Дойдя до гостиной, Пьер огляделся. Да… ну что сказать… похоже на тюрьму. Дедушка семенил рядом – эдакий божий одуванчик, ногу чуть приволакивает, серый сюртук протёрся в локтях и на спине. Видимо, сюда и раньше заходили французские офицеры, – старичок ничуть не удивился его появлению. В сумраке что-то прошуршало: ладонь Пьера инстинктивно легла на рукоять пистолета. Хозяин шамкающе рассмеялся.
– Мышки-с. Не бойтесь, ваше благородие, – совсем малюсенькие.
Пьер усмехнулся, искоса бросив взгляд в зеркало на стене.
Отражение (щедро припудренное слоем пыли) явило ему подтянутого офицера в синей форме с эполетами лейтенанта. Из-под кивера выбивались чёрные кудри, шею обвили с десяток золотых цепочек – стесняться нечего, лишь дурак удержится от соблазна, когда в городе столько брошенных второпях домов. Старик вполне сносно болтал по-французски, но Пьера это уже не удивляло: языком империи тут владел каждый второй – если, конечно, не брать в расчёт дремучих крестьян. Особняк изрядно отдавал затхлостью – из стен сочилась влага, воздух пропах мышиным помётом и плавящимся воском свечей. Русская усадьба. Здесь раньше жил богатый боярин (Пьер не очень разбирался в местных титулах), который, как ему рассказали, завещал здание под скорбный дом. Нет чтобы устроить культурное публичное заведение – ведь приличных девушек (из тех, что по цене двадцать франков за ночь) в Моску и с охотничьими собаками не найдёшь. О, кстати… Почему совсем не видно душевнобольных?
– А, пардон… Месье, меня крайне интересует – куда делись ваши подопечные?
Старик грустно пожевал бесцветными губами.
– Их вывезли, сударь. У каждого нашлись родственники, они и озаботились, да-с. Осталась лишь девица, одна-одинёшенька… сиротинка. Когда забирали остальных, она спряталась… Обнаружив бедняжку, я не смог её бросить. Настоящий ангел, поверьте мне. Сидит целыми днями у себя в келье, никого не трогает. Вы ведь не причините ей зла? Девочке восемнадцать лет – она дитя с чистейшей душой и кристальными помыслами.
Пьер скрипнул зубами. Он был без женщины пятый месяц и с редким удовольствием причинил бы кому-нибудь зло. Возможно, даже пару раз подряд. Но сумасшедшая… Опасно. Этот город и так сущий ад – на губах вкус пепла, что сыплется со свинцовых туч. Кто знает, какими бесами одержима мадемуазель? Ему нет до неё дела. Полковник приказал отыскать дом для постоя драгун – и, кажется, он его нашёл. Особняк напоминает тюрьму – мрачно, темно, сыро, но ничего… В комнатах разожгут костры, бумаги предостаточно. Большинство подходящих для житья зданий в Моску выгорело дотла, эскадронам вместе с лошадьми приходится квартировать в церквях – маршал Даву и тот ютится в келье варварского монастыря. Скоро наверняка грянут заморозки, люди уже вовсю простужаются. Девушка… ну какая разница. Не ему пригодится, так солдатам.
– Могу я взглянуть на неё, месье? Тысяча извинений за беспокойство.
– О, конечно, сударь. Следуйте за мной, сильвупле.
Они прошли шесть комнатушек подряд – таких же тёмных, узких и холодных. По углам были свалены наспех старые книги для растопки, полусгнившие меховые шубы и даже охапки сена. Пьер не делал выводов – русские вообще странные, их сложно понять умом.
На входе в келью девушки отсутствовала дверь. Старик приложил палец к губам.
Пьер так и открыл рот: убогая действительно была ангельской красоты. Просто фарфоровая куколка – если рассматривать её в профиль. Бледное лицо с нездоровым румянцем освещали огоньки свечей. Склонившись над грудой бумажных листов, она, стиснув в пальцах гусиное перо, лихорадочно покрывала страницу крупными буквами. И столь увлеклась своим занятием, что даже не заметила посетителей.
– Что именно она пишет, месье? – шепнул француз.
– Книгу, – коснулся губами его уха старик. – Она спешит написать роман, сударь.
– О чём? – с удивлением воззрился на него офицер.
– Я не интересовался, месье, – развёл руками старый смотритель. – Мы лишь удовлетворяем их чаяния. Уж лучше гусиное перо, чем нож в её руке. Поверьте, случалось и такое.
Девушка вдруг подалась назад, и Пьер невольно попятился. Она смотрела сквозь него, обуянная вдохновением, – но взгляд был безумен, а глаза светились волчьими огоньками. По подбородку побежала тоненькая струйка крови: прикусив нижнюю губу, блаженная вернулась к своему занятию. На бумаге расплылись алые капли. По спине француза побежали мурашки.
– Девицу нельзя забрать, – горестно пожаловался дед. – Пытался уже вывести наружу – начинает кричать, расцарапывает себе лицо и не может остановиться. Страх какой, ваше благородие. Видать, это и есть болесть, – бедняжка должна написать книгу. В ней вся её жизнь. Гляньте, тут в углу топчанчик… Приляжет на три часа и снова строчит. Хлеба ест крошки, как птичка, в воду еле носик окунёт… Меня, похоже-с, и не замечает.
Не прощаясь, Пьер повернулся и зашагал к выходу. Он недолго петлял по коридору, сзади торопливо семенил старик. У двери Пьер одёрнул мундир и надел кивер.
– Месье, мы забираем этот особняк для нужд армии императора французов, – сказал он как можно высокопарнее. – Сегодня вечером здесь разместится отряд его величества. У вас есть время, чтобы забрать подопечную и уехать. Поверьте, я поступаю добрее других. Вы предупреждены. Если же девица останется здесь, я не поручусь за галантность солдат.
Отступив, дед в старческом гневе затряс головой.
– Сударь! Я же вам только что объяснил: её нельзя забирать! Она не уедет!
– Сожалею, – ухмыльнулся Пьер. – Но идёт война. Значит, мадемуазель вытащат отсюда силой, смею вас заверить, это не составит труда. Всего хорошего, и будьте добры…
Из его рта вдруг выплеснулось красное.
Пьер в изумлении опустил взгляд – из живота торчала рукоять кинжала. Старинная, с крупными готическими буквами и жёлтым оскаленным черепом. Ноги разом ослабли, – француз привалился к стене и медленно сполз на пол. Воздух перед глазами затянулся бледным туманом.
Что… что такое здесь происходит… этот старик… Мон дье, да он и не старик вовсе… Как Пьер мог принять его за деда? Ему не дашь и сорока – молодое лицо, крепкие скулы, небритый подбородок, жёлтые, как у волка, глаза… Вот только волосы остались прежними – длинные и белые, разбросанные по плечам.
Убийца присел рядом, достал из кармана фляжку.
– Хочешь? – Агарес протянул умирающему ёмкость. – Нет? Ну, дело твоё.
Запрокинув голову, он сделал солидный глоток.
– Вот, конечно, сейчас все меня осудят, – заявил демон, обращаясь в пространство. – Ужаснутся: какая же ты сволочь. Убил человека. Можно сказать, ни за что. А у него ведь семья, дети… Совесть тебя, скотину, обязательно замучает. Парень, ты детей не завёл ещё?
Теряющий сознание от боли и ужаса Пьер замотал головой.
– А, ну и славно! – обрадовался Агарес. – Знаешь, я честно пытаюсь быть добрым. Мне хоть и изредка, но иногда этого хочется, ввиду своего прошлого. Остатки крыльев чешутся, что ли. Вот давай рассудим трезво. Я мог без разговоров прирезать тебя на пороге, правда? Уже через секунду, как ты вошёл. Но нет – я пытался воззвать к твоей совести, объяснил бедственное положение девицы. Ты её пожалел, сука французская? Нет. Ну и какой мне выбор остался? Сам понимаешь. Обидно, что в Раю ангелы опять спесиво сплюнут через крыло: ах, он не все методы задействовал. Надо было запугать карой Небесной, предложить помолиться, воззвать к любви.
Демон рассмеялся и дружески хлопнул француза по плечу. Тот поперхнулся кровью.
– Представляешь – ты и любовь, а? Да тут бы вечером рота драгун портянки сушила. Но Аду, мон шер, позарез надо, чтобы девчонка дописала книгу. Поэтому трогать её, – Агарес с фальшивым сожалением цокнул языком, – нельзя. Слушай, ты чего не умираешь-то? Извини, у меня куча дел, а я с тобой заболтался совсем. Будешь в Аду, заходи непременно, – я герцог Восточного сектора: там любого спросишь, все меня знают.
Агарес вытащил кинжал и ударил Пьера лезвием в глаз.
Взяв труп за ногу, он потащил тело офицера в дальний чулан с земляным полом. Здесь, на изрядной глубине, уже покоились останки трёх французов: тех, кто по разным причинам имел несчастье заглянуть в особняк на Мясницкой улице. Пусть полежит, пока свеженький, – он закопает мертвеца позже, сначала надо съездить на Арбат, повидаться со связным. А это нелегко – одинокий путник в почти пустом, сгоревшем городе однозначно привлекает к себе внимание: даже безобидному старичку проходу не дают. Волоча труп мимо кельи Настасьи, демон не заглянул внутрь. Во-первых, сейчас Настя всё равно его бы не увидела. Во-вторых, ему строго запрещалось смотреть в книгу. Этот приказ Дьявол отдал лично, а он не отличается любовью к шуткам.
Нет, юмор-то у него смешной, но слегка специфический.
Выйдя на улицу, он минут пять провозился с амбарным замком на двери: ключ никак не хотел поворачиваться. Для верности демон скрепил вход парой сатанинских заклинаний шестнадцатого века, взглянул на небо и на секунду прикрыл глаза. Сверху хлопьями сыпался жирный пепел. Правда, чудесная погода в этом городе? Как в Аду, если не хуже. Впрочем, ему всё нравится. Любому приятно очутиться в милой домашней обстановке.
Агарес не знал, что в этот момент между строк рукописи, прямо на листе бумаги вдруг проявилось страшное лицо – синее, полупрозрачное, с круглыми, как у огромной мухи, глазами. Пасть чудовища открылась, и из её недр на Настю дохнуло огнём. Завизжав, девушка бросилась вон из кельи. Пламя, не мешкая, охватило стопку страниц, топчан для сна и бумаги на полу. Настасья, слыша позади треск огня, быстро оказалась у выхода. Она стучала, рвалась наружу и плакала, надрывно кашляя от удушающего смрада.
Входная дверь вдруг рассыпалась в мельчайшую пыль.
На пороге в клубах дыма стояло нечто загадочное. Огромное, закрывшее собой солнце. Удивительно – от него пахло чем-то сладким. Свежим. Просто невыносимо вкусным.
Насте ужасно захотелось спросить загадочного гостя: кто же он такой?
Но она так и не успела.
– Гран мерси. – Пьер снял головной убор и ожесточённо затряс им, избавляясь от чёрной грязи у козырька. – Погода здесь попросту ужасная. Простите, я никоим образом не хочу обидеть вас, но всю неделю этот город горит. Выйдешь вечером на променад и сразу начинаешь кашлять от дыма… там пожары, тут пожары… Прибавьте ко всему слякоть и страшный ветер. О мон дье, вам и не представить, как я скучаю по родному Провансу. У нас чудесно осенью, всюду витают запахи цветов и свежего, только что отжатого из оливок масла. Искренне надеюсь, наш император… то есть, я хотел сказать, ВЕЛИКИЙ император, договорится с вашим царём о мире, и мы поскачем домой…
Француз вдруг резко оборвал речь – сообразив, что чересчур разболтался с незнакомцем. Проклятая общительность. Следует помнить: он не в гостях, местные жители опасны.
Старик ласково кивнул ему. Сморщенный, как смоква, сухонький, седые волосы до плеч, мутные водянистые глаза – лет под девяносто, не меньше. Кажется, выжил из ума. Но такое часто случается: кто слишком долго ухаживает за помешанными, сам в итоге теряет разум. Не дожидаясь приглашения, Пьер прошёл вглубь по отсыревшему коридору, прямо по обрывкам бумаги – печку в особняке, вероятно, топят книжными страницами.
Дикий народ. Знакомо ли этим варварам слово «культура»?
Дойдя до гостиной, Пьер огляделся. Да… ну что сказать… похоже на тюрьму. Дедушка семенил рядом – эдакий божий одуванчик, ногу чуть приволакивает, серый сюртук протёрся в локтях и на спине. Видимо, сюда и раньше заходили французские офицеры, – старичок ничуть не удивился его появлению. В сумраке что-то прошуршало: ладонь Пьера инстинктивно легла на рукоять пистолета. Хозяин шамкающе рассмеялся.
– Мышки-с. Не бойтесь, ваше благородие, – совсем малюсенькие.
Пьер усмехнулся, искоса бросив взгляд в зеркало на стене.
Отражение (щедро припудренное слоем пыли) явило ему подтянутого офицера в синей форме с эполетами лейтенанта. Из-под кивера выбивались чёрные кудри, шею обвили с десяток золотых цепочек – стесняться нечего, лишь дурак удержится от соблазна, когда в городе столько брошенных второпях домов. Старик вполне сносно болтал по-французски, но Пьера это уже не удивляло: языком империи тут владел каждый второй – если, конечно, не брать в расчёт дремучих крестьян. Особняк изрядно отдавал затхлостью – из стен сочилась влага, воздух пропах мышиным помётом и плавящимся воском свечей. Русская усадьба. Здесь раньше жил богатый боярин (Пьер не очень разбирался в местных титулах), который, как ему рассказали, завещал здание под скорбный дом. Нет чтобы устроить культурное публичное заведение – ведь приличных девушек (из тех, что по цене двадцать франков за ночь) в Моску и с охотничьими собаками не найдёшь. О, кстати… Почему совсем не видно душевнобольных?
– А, пардон… Месье, меня крайне интересует – куда делись ваши подопечные?
Старик грустно пожевал бесцветными губами.
– Их вывезли, сударь. У каждого нашлись родственники, они и озаботились, да-с. Осталась лишь девица, одна-одинёшенька… сиротинка. Когда забирали остальных, она спряталась… Обнаружив бедняжку, я не смог её бросить. Настоящий ангел, поверьте мне. Сидит целыми днями у себя в келье, никого не трогает. Вы ведь не причините ей зла? Девочке восемнадцать лет – она дитя с чистейшей душой и кристальными помыслами.
Пьер скрипнул зубами. Он был без женщины пятый месяц и с редким удовольствием причинил бы кому-нибудь зло. Возможно, даже пару раз подряд. Но сумасшедшая… Опасно. Этот город и так сущий ад – на губах вкус пепла, что сыплется со свинцовых туч. Кто знает, какими бесами одержима мадемуазель? Ему нет до неё дела. Полковник приказал отыскать дом для постоя драгун – и, кажется, он его нашёл. Особняк напоминает тюрьму – мрачно, темно, сыро, но ничего… В комнатах разожгут костры, бумаги предостаточно. Большинство подходящих для житья зданий в Моску выгорело дотла, эскадронам вместе с лошадьми приходится квартировать в церквях – маршал Даву и тот ютится в келье варварского монастыря. Скоро наверняка грянут заморозки, люди уже вовсю простужаются. Девушка… ну какая разница. Не ему пригодится, так солдатам.
– Могу я взглянуть на неё, месье? Тысяча извинений за беспокойство.
– О, конечно, сударь. Следуйте за мной, сильвупле.
Они прошли шесть комнатушек подряд – таких же тёмных, узких и холодных. По углам были свалены наспех старые книги для растопки, полусгнившие меховые шубы и даже охапки сена. Пьер не делал выводов – русские вообще странные, их сложно понять умом.
На входе в келью девушки отсутствовала дверь. Старик приложил палец к губам.
Пьер так и открыл рот: убогая действительно была ангельской красоты. Просто фарфоровая куколка – если рассматривать её в профиль. Бледное лицо с нездоровым румянцем освещали огоньки свечей. Склонившись над грудой бумажных листов, она, стиснув в пальцах гусиное перо, лихорадочно покрывала страницу крупными буквами. И столь увлеклась своим занятием, что даже не заметила посетителей.
– Что именно она пишет, месье? – шепнул француз.
– Книгу, – коснулся губами его уха старик. – Она спешит написать роман, сударь.
– О чём? – с удивлением воззрился на него офицер.
– Я не интересовался, месье, – развёл руками старый смотритель. – Мы лишь удовлетворяем их чаяния. Уж лучше гусиное перо, чем нож в её руке. Поверьте, случалось и такое.
Девушка вдруг подалась назад, и Пьер невольно попятился. Она смотрела сквозь него, обуянная вдохновением, – но взгляд был безумен, а глаза светились волчьими огоньками. По подбородку побежала тоненькая струйка крови: прикусив нижнюю губу, блаженная вернулась к своему занятию. На бумаге расплылись алые капли. По спине француза побежали мурашки.
– Девицу нельзя забрать, – горестно пожаловался дед. – Пытался уже вывести наружу – начинает кричать, расцарапывает себе лицо и не может остановиться. Страх какой, ваше благородие. Видать, это и есть болесть, – бедняжка должна написать книгу. В ней вся её жизнь. Гляньте, тут в углу топчанчик… Приляжет на три часа и снова строчит. Хлеба ест крошки, как птичка, в воду еле носик окунёт… Меня, похоже-с, и не замечает.
Не прощаясь, Пьер повернулся и зашагал к выходу. Он недолго петлял по коридору, сзади торопливо семенил старик. У двери Пьер одёрнул мундир и надел кивер.
– Месье, мы забираем этот особняк для нужд армии императора французов, – сказал он как можно высокопарнее. – Сегодня вечером здесь разместится отряд его величества. У вас есть время, чтобы забрать подопечную и уехать. Поверьте, я поступаю добрее других. Вы предупреждены. Если же девица останется здесь, я не поручусь за галантность солдат.
Отступив, дед в старческом гневе затряс головой.
– Сударь! Я же вам только что объяснил: её нельзя забирать! Она не уедет!
– Сожалею, – ухмыльнулся Пьер. – Но идёт война. Значит, мадемуазель вытащат отсюда силой, смею вас заверить, это не составит труда. Всего хорошего, и будьте добры…
Из его рта вдруг выплеснулось красное.
Пьер в изумлении опустил взгляд – из живота торчала рукоять кинжала. Старинная, с крупными готическими буквами и жёлтым оскаленным черепом. Ноги разом ослабли, – француз привалился к стене и медленно сполз на пол. Воздух перед глазами затянулся бледным туманом.
Что… что такое здесь происходит… этот старик… Мон дье, да он и не старик вовсе… Как Пьер мог принять его за деда? Ему не дашь и сорока – молодое лицо, крепкие скулы, небритый подбородок, жёлтые, как у волка, глаза… Вот только волосы остались прежними – длинные и белые, разбросанные по плечам.
Убийца присел рядом, достал из кармана фляжку.
– Хочешь? – Агарес протянул умирающему ёмкость. – Нет? Ну, дело твоё.
Запрокинув голову, он сделал солидный глоток.
– Вот, конечно, сейчас все меня осудят, – заявил демон, обращаясь в пространство. – Ужаснутся: какая же ты сволочь. Убил человека. Можно сказать, ни за что. А у него ведь семья, дети… Совесть тебя, скотину, обязательно замучает. Парень, ты детей не завёл ещё?
Теряющий сознание от боли и ужаса Пьер замотал головой.
– А, ну и славно! – обрадовался Агарес. – Знаешь, я честно пытаюсь быть добрым. Мне хоть и изредка, но иногда этого хочется, ввиду своего прошлого. Остатки крыльев чешутся, что ли. Вот давай рассудим трезво. Я мог без разговоров прирезать тебя на пороге, правда? Уже через секунду, как ты вошёл. Но нет – я пытался воззвать к твоей совести, объяснил бедственное положение девицы. Ты её пожалел, сука французская? Нет. Ну и какой мне выбор остался? Сам понимаешь. Обидно, что в Раю ангелы опять спесиво сплюнут через крыло: ах, он не все методы задействовал. Надо было запугать карой Небесной, предложить помолиться, воззвать к любви.
Демон рассмеялся и дружески хлопнул француза по плечу. Тот поперхнулся кровью.
– Представляешь – ты и любовь, а? Да тут бы вечером рота драгун портянки сушила. Но Аду, мон шер, позарез надо, чтобы девчонка дописала книгу. Поэтому трогать её, – Агарес с фальшивым сожалением цокнул языком, – нельзя. Слушай, ты чего не умираешь-то? Извини, у меня куча дел, а я с тобой заболтался совсем. Будешь в Аду, заходи непременно, – я герцог Восточного сектора: там любого спросишь, все меня знают.
Агарес вытащил кинжал и ударил Пьера лезвием в глаз.
Взяв труп за ногу, он потащил тело офицера в дальний чулан с земляным полом. Здесь, на изрядной глубине, уже покоились останки трёх французов: тех, кто по разным причинам имел несчастье заглянуть в особняк на Мясницкой улице. Пусть полежит, пока свеженький, – он закопает мертвеца позже, сначала надо съездить на Арбат, повидаться со связным. А это нелегко – одинокий путник в почти пустом, сгоревшем городе однозначно привлекает к себе внимание: даже безобидному старичку проходу не дают. Волоча труп мимо кельи Настасьи, демон не заглянул внутрь. Во-первых, сейчас Настя всё равно его бы не увидела. Во-вторых, ему строго запрещалось смотреть в книгу. Этот приказ Дьявол отдал лично, а он не отличается любовью к шуткам.
Нет, юмор-то у него смешной, но слегка специфический.
Выйдя на улицу, он минут пять провозился с амбарным замком на двери: ключ никак не хотел поворачиваться. Для верности демон скрепил вход парой сатанинских заклинаний шестнадцатого века, взглянул на небо и на секунду прикрыл глаза. Сверху хлопьями сыпался жирный пепел. Правда, чудесная погода в этом городе? Как в Аду, если не хуже. Впрочем, ему всё нравится. Любому приятно очутиться в милой домашней обстановке.
Агарес не знал, что в этот момент между строк рукописи, прямо на листе бумаги вдруг проявилось страшное лицо – синее, полупрозрачное, с круглыми, как у огромной мухи, глазами. Пасть чудовища открылась, и из её недр на Настю дохнуло огнём. Завизжав, девушка бросилась вон из кельи. Пламя, не мешкая, охватило стопку страниц, топчан для сна и бумаги на полу. Настасья, слыша позади треск огня, быстро оказалась у выхода. Она стучала, рвалась наружу и плакала, надрывно кашляя от удушающего смрада.
Входная дверь вдруг рассыпалась в мельчайшую пыль.
На пороге в клубах дыма стояло нечто загадочное. Огромное, закрывшее собой солнце. Удивительно – от него пахло чем-то сладким. Свежим. Просто невыносимо вкусным.
Насте ужасно захотелось спросить загадочного гостя: кто же он такой?
Но она так и не успела.
Глава 1
Спаситель
(Москва, 6 сентября 1812 года)
…Агарес не превращался в старичка без особой нужды. Безусловно, древнейшие демоны Ада владели искусством трансформации лицевых мышц, вот только боль от такого действия была сродни страданиям после пластической операции. Куда проще применить «зачарование» – да, действует всего пятнадцать минут, но зато внешность можно выбрать любую, хоть благообразного профессора, а хоть и пьяной торговки пирогами. С французскими патрулями Агарес сталкивался часто, особенно в центре города – они рыскали в поисках «поджигателей». Иногда помогали чары, иногда – нож с черепом на рукояти. Практичная вещь, думал демон, пробираясь между тлеющими кучами мусора на Мясницкой улице. И совершенно незаменимая в культурном общении. Если ведёшь спор, отточенное лезвие у горла заменит полсотни самых логичных аргументов. За годы работы в должности посланника Сатаны по особым поручениям он убил тысячи людей самых различных возрастов и профессий и не испытывал по этому поводу даже тени сожаления. «Кто из человекоподобных созданий ведёт подсчёт убитых им комаров и тем паче сожалеет об ушедших из жизни бедных маленьких кровососах? – вопросил как-то Агарес одну миловидную маркитантку, с которой пил вино в таверне Амстердама во время Тридцатилетней войны. – Уж конечно, вам не снятся тельца убиенных с крылышками, трепещущими в агонии, и вы не ставите в церкви свечки за упокой их безвинных душ». Маркитантку, кажется, впоследствии сожгли на костре. На допросе в инквизиции она даже не отрицала, что провела ночь за разговором со слугой Дьявола.
Хотя там ведь был не только разговор…
Он чувствовал себя в Москве как рыба в воде. Особенно сейчас. Настоящие декорации Ада – пепел, жар от горящих зданий, огонь и тьма. Исключительную радость доставляли обугленные церкви: тут демон не отказывался от удовольствия остановиться на безопасном расстоянии и минутку-другую подышать сладчайшим дымом пожарищ.
«Рога дьявольские, какая ж красота, – философствовал Агарес, упиваясь видом почерневших куполов церкви Успения. – Вот всё спешишь, бежишь куда-то, отказываешь себе в эстетическом наслаждении. А прекрасное – оно рядом, у тебя под боком. Стоит понять – ради этого я ночей не сплю. Остановись, мгновенье, ты прекрасно»[1]. Впрочем, демону было известно – некоторые здания, как тот же Новодевичий монастырь, взяты под охрану ангелов. И он отлично знает – КТО ИМЕННО командует «крылатым эскадроном». Выматерившись, Агарес двинулся дальше.
Мимо, цокая копытами, проскакал патруль кирасир.
Как и ожидалось, французы не обратили внимания на сгорбленного седого деда в грязном сюртуке. Красную рубаху с вышитой готическими буквами надписью Demon Seigneur[2] тоже не заметили – даже попадись она им на глаза, солдаты Наполеона посчитали бы её за подарок-шутку пьяных офицеров «Великой Армии». На подходе к Кремлю за спиной демона вдруг пачками застучали выстрелы, послышались крики.
Агарес от природы был любопытен. Сразу захотелось обернуться, но…
Он застыл на месте, глядя прямо перед собой. Демон не мог поверить в то, что видит.
Улица начала меняться. Дома расплывались, искажая свои очертания, таяли, подобно снежным сугробам. Конные кирасиры исчезли – вместо них возникла светящаяся повозка, с жутким фырчанием испустившая клубы пара. Демон и рта не успел раскрыть, как подобными повозками заполнилась вся мостовая. В уши ворвалось истерическое дудение, скрежет по камням и вопли «Куда ты смотришь, придурок?!». Агарес готов был поклясться: буквально на его глазах здания по обе стороны улицы очистились от копоти, заблестели стёклами. Из ниоткуда проявились толпы нарядных, довольных и смеющихся прохожих. Дамочки под зонтиками, мужчины в матерчатых сюртуках, тянущие к ушам нечто вроде обрубков полена. Прямо на стенах домов внезапно замелькали движущиеся картинки. Демон, терзаясь паникой, запрокинул голову: в облаках над ним важно проплывал овальный предмет, напоминавший своим видом гигантскую сигару.
От бледного лица Агареса отхлынула кровь.
– Я не упаду в обморок, – пообещал сам себе демон. – Всё нормально. Я неосторожно увлёкся красочным зрелищем, вдохнул слишком много дыма горящей церкви, поэтому у меня начались галлюцинации. Один раз я случайно съел просвирку, так неделю пришлось прикладывать смоляные компрессы… А во снах ко мне являлся пьяный архангел Гавриил. Ничего страшного. Постою, подожду пять минут, проветрюсь… Всё обязательно пройдёт.
Однако его надеждам не суждено было сбыться.
Самодвижущиеся картины на стенах показывали полных радости людей – они жевали белые пластинки, запивая коричневой жидкостью с пузырьками из железных кубков. Светящиеся повозки сбились в кучу на перекрёстке и не могли сдвинуться с места: кучеры, высунувшись в окошки, орали на непонятном языке – вроде бы русском, но с изрядной примесью французских слов. Всюду вспыхнули яркие огни. Демон едва не упал – у него внезапно закружилась голова. Он попятился и столкнулся с парой горожан – одетых вычурно, если не сказать пугающе. На одном были вытертые добела штаны из грубой ткани и вздутый камзол, другой же вальяжно расстегнул сюртук с полами до колен, а на на голову нацепил почти плоский кивер с козырьком задом наперёд.
– Сударь, – слабеющим голосом произнёс Агарес. – Окажите любезность…
Призраки переглянулись и расхохотались.
– Ты чо, мужик?! – гаркнул один из них. – Ближе к вечеру обкурился, что ли?
Отодвинув демона плечом, они двинулись дальше. Гаснущее сознание Агареса привычно отметило: видимо, это дворяне, раз приняли его за низшее сословие, крепостного мужика… Ну естественно, он так одет, будто только что вспахал засеянное им поле.
– Я не курю, – тупо сказал демон вслед горожанам. – Но вероятно, я заболел.
Он перешёл улицу (пару раз чуть не попав под светящиеся повозки). Ощупал стену, не видя вокруг ничего, – окружающая действительность слилась в сплошной блеск и гудение, отражаясь треском и смехом, вспышками разноцветных огней. Но что же это вообще…
ВРАТА АДА! ПРЕИСПОДНЯЯ! ВЕЛИКИЙ САТАНА!
Агарес стоял рядом с церковью Успения. Той самой, на чьи почерневшие купола он с удовольствием взирал всего пять минут назад. Только теперь она выглядела новенькой, буквально с иголочки, и пахла свежей краской. Но не это было самым чудовищным. Агарес внезапно осознал: ОН НЕ ИСПЫТЫВАЕТ БОЛИ И ТОШНОТЫ. Мозг ничего не терзает, руки не трясутся, а во рту нет отвратительного, отдающего серебром привкуса святой воды. СУМАСШЕСТВИЕ. Повинуясь неясному инстинкту, демон, шатаясь, поднялся по лестнице и вошёл внутрь. Тёмное помещение, огоньки свечей.
Ноги Агареса подкосились.
Падая, он схватился за стену. И сейчас же отдёрнул руку – ладонь прикоснулась к иконе. Однако не это испугало демона. Он не чувствовал сильного разряда молнии с покалываниями. Не видел вспышку огня. Не ощущал даже легчайшего жжения.
– В такую мать, – культурно и тишайше произнёс Агарес. – Что здесь происходит?
Он хотел сказать ещё много всего, но слова застряли у него в горле.
Рядом остановился человек в чёрной рясе, с большой окладистой бородой.
– Сын мой, ты пришёл помолиться?
В ушах демона зазвучали погребальные колокола. Ему стало нечем дышать, – немеющей рукой Агарес разорвал ворот рубахи. Правда, ситуацию это ничуть не улучшило.
– На хер молиться… – прохрипел он. – Убирайся… я герцог Ада… слуга Дьявола…
– Слуга кого?! – услышал он удивлённый голос. – Сын мой, кто такой этот Дьявол?
Мир в голове демона раскололся вместе с последними остатками самоуверенности.
– Как «кто»?.. – пролепетал он, глядя в лицо священнику. – Дьявол. Самаэль. Люцифер.
На его лоб легла прохладная ладонь, пахнущая воском.
– Люцифер? – переспросил бородач. – Главный ангел добра и правая рука Господня? Ну, так сын мой… Все мы смиренные слуги Небес. Тебе нужна чудотворная икона? Смотри.
Он c нежнейшей аккуратностью взял Агареса за локоть – и тот безвольно повиновался. Демон окончательно убедился: у него горячечный бред, вызванный вдыханием частиц пепла сгоревшей церкви. Надо только ждать, когда наваждение развеется. Сам виноват – потерял бдительность, встал слишком близко к костру. А это, знаете ли, хуже просвирки. Помнится, демона Мерезита, что на схожем пожаре наглотался дыма горящих икон, впоследствии всем Адом с ложечки серой отпаивали – бедняга криком кричал, будто ладаном одержимый, уснуть не мог, над тазиком святой водой тошнило, целыми страницами Библию цитировал. Однако, пройдя всего пять шагов, Агарес остановился – как вкопанный. Нет, ну это уже слишком даже для галлюцинации.
С иконы в серебряном окладе на него смотрел Дьявол.
Князь тьмы был благостен и безопасен, как постное масло. Будучи безрог, бесхвост и уж наверняка бескопытен, он взирал на оцепеневшего Агареса с таким сладчайшим елеем во взгляде, что демона едва не вывернуло наизнанку. Плечи Сатаны покрывала белоснежная ткань хитона, а над головой блистало божественным светом круглое колечко – нимб.
– Помолись ему, – ласково шепнул священник. – Святой Люцифер заберёт твои горести. Он наш Спаситель, пожертвовавший собой во имя вечного блага и счастия людского.
– Обяз-зательно, – икнул демон. – Сатана н-наш, иже еси на небеси…
Он не помнил, как оказался на улице. Голова горела огнём. Мысли спутались в клубок.
Внезапно спину разорвала боль. Страшнейшая – как никогда раньше.
Перед тем как потерять сознание, Агарес с паническим ужасом понял её причину.
У него начали резаться крылья…
Хотя там ведь был не только разговор…
Он чувствовал себя в Москве как рыба в воде. Особенно сейчас. Настоящие декорации Ада – пепел, жар от горящих зданий, огонь и тьма. Исключительную радость доставляли обугленные церкви: тут демон не отказывался от удовольствия остановиться на безопасном расстоянии и минутку-другую подышать сладчайшим дымом пожарищ.
«Рога дьявольские, какая ж красота, – философствовал Агарес, упиваясь видом почерневших куполов церкви Успения. – Вот всё спешишь, бежишь куда-то, отказываешь себе в эстетическом наслаждении. А прекрасное – оно рядом, у тебя под боком. Стоит понять – ради этого я ночей не сплю. Остановись, мгновенье, ты прекрасно»[1]. Впрочем, демону было известно – некоторые здания, как тот же Новодевичий монастырь, взяты под охрану ангелов. И он отлично знает – КТО ИМЕННО командует «крылатым эскадроном». Выматерившись, Агарес двинулся дальше.
Мимо, цокая копытами, проскакал патруль кирасир.
Как и ожидалось, французы не обратили внимания на сгорбленного седого деда в грязном сюртуке. Красную рубаху с вышитой готическими буквами надписью Demon Seigneur[2] тоже не заметили – даже попадись она им на глаза, солдаты Наполеона посчитали бы её за подарок-шутку пьяных офицеров «Великой Армии». На подходе к Кремлю за спиной демона вдруг пачками застучали выстрелы, послышались крики.
Агарес от природы был любопытен. Сразу захотелось обернуться, но…
Он застыл на месте, глядя прямо перед собой. Демон не мог поверить в то, что видит.
Улица начала меняться. Дома расплывались, искажая свои очертания, таяли, подобно снежным сугробам. Конные кирасиры исчезли – вместо них возникла светящаяся повозка, с жутким фырчанием испустившая клубы пара. Демон и рта не успел раскрыть, как подобными повозками заполнилась вся мостовая. В уши ворвалось истерическое дудение, скрежет по камням и вопли «Куда ты смотришь, придурок?!». Агарес готов был поклясться: буквально на его глазах здания по обе стороны улицы очистились от копоти, заблестели стёклами. Из ниоткуда проявились толпы нарядных, довольных и смеющихся прохожих. Дамочки под зонтиками, мужчины в матерчатых сюртуках, тянущие к ушам нечто вроде обрубков полена. Прямо на стенах домов внезапно замелькали движущиеся картинки. Демон, терзаясь паникой, запрокинул голову: в облаках над ним важно проплывал овальный предмет, напоминавший своим видом гигантскую сигару.
От бледного лица Агареса отхлынула кровь.
– Я не упаду в обморок, – пообещал сам себе демон. – Всё нормально. Я неосторожно увлёкся красочным зрелищем, вдохнул слишком много дыма горящей церкви, поэтому у меня начались галлюцинации. Один раз я случайно съел просвирку, так неделю пришлось прикладывать смоляные компрессы… А во снах ко мне являлся пьяный архангел Гавриил. Ничего страшного. Постою, подожду пять минут, проветрюсь… Всё обязательно пройдёт.
Однако его надеждам не суждено было сбыться.
Самодвижущиеся картины на стенах показывали полных радости людей – они жевали белые пластинки, запивая коричневой жидкостью с пузырьками из железных кубков. Светящиеся повозки сбились в кучу на перекрёстке и не могли сдвинуться с места: кучеры, высунувшись в окошки, орали на непонятном языке – вроде бы русском, но с изрядной примесью французских слов. Всюду вспыхнули яркие огни. Демон едва не упал – у него внезапно закружилась голова. Он попятился и столкнулся с парой горожан – одетых вычурно, если не сказать пугающе. На одном были вытертые добела штаны из грубой ткани и вздутый камзол, другой же вальяжно расстегнул сюртук с полами до колен, а на на голову нацепил почти плоский кивер с козырьком задом наперёд.
– Сударь, – слабеющим голосом произнёс Агарес. – Окажите любезность…
Призраки переглянулись и расхохотались.
– Ты чо, мужик?! – гаркнул один из них. – Ближе к вечеру обкурился, что ли?
Отодвинув демона плечом, они двинулись дальше. Гаснущее сознание Агареса привычно отметило: видимо, это дворяне, раз приняли его за низшее сословие, крепостного мужика… Ну естественно, он так одет, будто только что вспахал засеянное им поле.
– Я не курю, – тупо сказал демон вслед горожанам. – Но вероятно, я заболел.
Он перешёл улицу (пару раз чуть не попав под светящиеся повозки). Ощупал стену, не видя вокруг ничего, – окружающая действительность слилась в сплошной блеск и гудение, отражаясь треском и смехом, вспышками разноцветных огней. Но что же это вообще…
ВРАТА АДА! ПРЕИСПОДНЯЯ! ВЕЛИКИЙ САТАНА!
Агарес стоял рядом с церковью Успения. Той самой, на чьи почерневшие купола он с удовольствием взирал всего пять минут назад. Только теперь она выглядела новенькой, буквально с иголочки, и пахла свежей краской. Но не это было самым чудовищным. Агарес внезапно осознал: ОН НЕ ИСПЫТЫВАЕТ БОЛИ И ТОШНОТЫ. Мозг ничего не терзает, руки не трясутся, а во рту нет отвратительного, отдающего серебром привкуса святой воды. СУМАСШЕСТВИЕ. Повинуясь неясному инстинкту, демон, шатаясь, поднялся по лестнице и вошёл внутрь. Тёмное помещение, огоньки свечей.
Ноги Агареса подкосились.
Падая, он схватился за стену. И сейчас же отдёрнул руку – ладонь прикоснулась к иконе. Однако не это испугало демона. Он не чувствовал сильного разряда молнии с покалываниями. Не видел вспышку огня. Не ощущал даже легчайшего жжения.
– В такую мать, – культурно и тишайше произнёс Агарес. – Что здесь происходит?
Он хотел сказать ещё много всего, но слова застряли у него в горле.
Рядом остановился человек в чёрной рясе, с большой окладистой бородой.
– Сын мой, ты пришёл помолиться?
В ушах демона зазвучали погребальные колокола. Ему стало нечем дышать, – немеющей рукой Агарес разорвал ворот рубахи. Правда, ситуацию это ничуть не улучшило.
– На хер молиться… – прохрипел он. – Убирайся… я герцог Ада… слуга Дьявола…
– Слуга кого?! – услышал он удивлённый голос. – Сын мой, кто такой этот Дьявол?
Мир в голове демона раскололся вместе с последними остатками самоуверенности.
– Как «кто»?.. – пролепетал он, глядя в лицо священнику. – Дьявол. Самаэль. Люцифер.
На его лоб легла прохладная ладонь, пахнущая воском.
– Люцифер? – переспросил бородач. – Главный ангел добра и правая рука Господня? Ну, так сын мой… Все мы смиренные слуги Небес. Тебе нужна чудотворная икона? Смотри.
Он c нежнейшей аккуратностью взял Агареса за локоть – и тот безвольно повиновался. Демон окончательно убедился: у него горячечный бред, вызванный вдыханием частиц пепла сгоревшей церкви. Надо только ждать, когда наваждение развеется. Сам виноват – потерял бдительность, встал слишком близко к костру. А это, знаете ли, хуже просвирки. Помнится, демона Мерезита, что на схожем пожаре наглотался дыма горящих икон, впоследствии всем Адом с ложечки серой отпаивали – бедняга криком кричал, будто ладаном одержимый, уснуть не мог, над тазиком святой водой тошнило, целыми страницами Библию цитировал. Однако, пройдя всего пять шагов, Агарес остановился – как вкопанный. Нет, ну это уже слишком даже для галлюцинации.
С иконы в серебряном окладе на него смотрел Дьявол.
Князь тьмы был благостен и безопасен, как постное масло. Будучи безрог, бесхвост и уж наверняка бескопытен, он взирал на оцепеневшего Агареса с таким сладчайшим елеем во взгляде, что демона едва не вывернуло наизнанку. Плечи Сатаны покрывала белоснежная ткань хитона, а над головой блистало божественным светом круглое колечко – нимб.
– Помолись ему, – ласково шепнул священник. – Святой Люцифер заберёт твои горести. Он наш Спаситель, пожертвовавший собой во имя вечного блага и счастия людского.
– Обяз-зательно, – икнул демон. – Сатана н-наш, иже еси на небеси…
Он не помнил, как оказался на улице. Голова горела огнём. Мысли спутались в клубок.
Внезапно спину разорвала боль. Страшнейшая – как никогда раньше.
Перед тем как потерять сознание, Агарес с паническим ужасом понял её причину.
У него начали резаться крылья…
Глава 2
Затмение
(Москва, 12 сентября 1812 года)
…Демон открыл глаза. Первое, что он увидел, – потолок, и это не особенно его удивило. Большинство пробудившихся от сна встречаются взглядом с потолком – если, конечно, они не уснули на боку. Сверху вниз шли четыре коринфские колонны, из чего Агарес заключил: он в богатом доме. Либо среди купцов, либо среди дворян.
Приподнявшись на локте, он осторожно оглянулся.
Демон возлежал на кровати – довольно удобной и мягкой, покрытой светло-голубыми простынями. По бокам стояла парочка вычурных кресел, а в глубине, ближе к окну (закрытому шторами), за письменным столом сидел человек. Агарес подался вперёд, пытаясь понять, что же тот делает. Незнакомец тыкал пальцами в загадочное приспособление: оно мигало хозяину в ответ короткими вспышками бледного света. «Колдовство», – подумал демон, и ему стало чуточку спокойнее на душе. Он сам обожал на досуге создавать эликсиры из паучьих глаз и жабьей желчи, вдыхая чарующий запах древнего мха шотландских болот. Если он находится в плену, а человек за столом колдун – проще будет договориться. Пообещает ему власть над миром, вечную молодость, умение превращать говно в золото (ну или что тот сам выберет), и дело будет решено.
Обещать же, как известно, не жениться.
Колдун обернулся – и демон сразу отметил, что у того неестественно белое лицо.
– Очнулся? – спросил незнакомец. – Вот и замечательно. Шесть дней провалялся, я уж думал – совсем дела плохи. Понимаю тебя. Признаюсь – когда всё ЭТО началось, я сам едва не рехнулся. Правда, в твоём нынешнем состоянии есть свои бонусы… и скоро ты это поймёшь. Давай обойдёмся без драк и взаимных оскорблений, мы не виделись больше двадцати тысяч лет. Самое главное, постарайся осознать, брат, – ты теперь ангел.
Красочные воспоминания пчелиным роем ворвались в мозг Агареса.
Он приподнялся с кровати и тотчас со стоном повалился обратно. Тяжесть крыльев тянула его назад. Перья отвратительно шуршали, отдавая запахом распотрошённой подушки. Демон классом пониже лишился бы разума сразу и бесповоротно, но Агарес за время своей битвы с добром прошёл через серебро и святую воду. Он достаточно древний демон (а не какой-нибудь вшивый карниван[3]), и опыта ему не занимать. Да, у него есть крылья. Он не страдает от присутствия собственного брата, не ощущает потребности вдыхать пары серы. Он видел икону с изображением Дьявола. Это не галлюцинации.
Остается лишь разобраться – что же случилось.
– Я жажду объяснений, – спокойно сказал он существу за столом. – Если за шесть дней моего забвения Рай захватил власть, я хотел бы узнать – как именно это произошло.
Серебряная маска Аваддона тускло блеснула.
– Все гораздо хуже, дорогой мой братец, – сообщил ангел скучным голосом. – Как и ты, я шестого сентября находился в Москве и воочию видел перерождение. Город полностью изменился на моих глазах. Появились новые здания, исчезли лошади, люди заговорили на небывало странном языке, а воздух заполонили белые цилиндры. Я было решил, что нас перенесло в будущее в ходе природного катаклизма. Но нет… Пришлось специально проверить, – он кивнул в сторону светящегося приспособления на столе, – сейчас 1812 год от первого Явления на Земле… Хм, давай пока не будем уточнять, кого именно. В растерянности я воззвал к Господу, но ответа с Небес не удостоился.
Демон привычно зажмурился, однако удара молнией при имени Божьем не последовало. «Чёрт возьми, да жить в ангельской шкуре по-своему неплохо», – усмехнулся он.
– И? – в единственную букву Агарес вложил максимум своего любопытства.
– Чтица, – спокойно сообщил Аваддон. – Девушка, которую ты охранял в Москве. Она исчезла вскоре после твоего ухода. Я лично это видел. Барышня попросту открыла дверь и испарилась в дыму. А уже после этого мир мутировал… В то самое, что есть сейчас.
Приподнявшись на локте, он осторожно оглянулся.
Демон возлежал на кровати – довольно удобной и мягкой, покрытой светло-голубыми простынями. По бокам стояла парочка вычурных кресел, а в глубине, ближе к окну (закрытому шторами), за письменным столом сидел человек. Агарес подался вперёд, пытаясь понять, что же тот делает. Незнакомец тыкал пальцами в загадочное приспособление: оно мигало хозяину в ответ короткими вспышками бледного света. «Колдовство», – подумал демон, и ему стало чуточку спокойнее на душе. Он сам обожал на досуге создавать эликсиры из паучьих глаз и жабьей желчи, вдыхая чарующий запах древнего мха шотландских болот. Если он находится в плену, а человек за столом колдун – проще будет договориться. Пообещает ему власть над миром, вечную молодость, умение превращать говно в золото (ну или что тот сам выберет), и дело будет решено.
Обещать же, как известно, не жениться.
Колдун обернулся – и демон сразу отметил, что у того неестественно белое лицо.
– Очнулся? – спросил незнакомец. – Вот и замечательно. Шесть дней провалялся, я уж думал – совсем дела плохи. Понимаю тебя. Признаюсь – когда всё ЭТО началось, я сам едва не рехнулся. Правда, в твоём нынешнем состоянии есть свои бонусы… и скоро ты это поймёшь. Давай обойдёмся без драк и взаимных оскорблений, мы не виделись больше двадцати тысяч лет. Самое главное, постарайся осознать, брат, – ты теперь ангел.
Красочные воспоминания пчелиным роем ворвались в мозг Агареса.
Он приподнялся с кровати и тотчас со стоном повалился обратно. Тяжесть крыльев тянула его назад. Перья отвратительно шуршали, отдавая запахом распотрошённой подушки. Демон классом пониже лишился бы разума сразу и бесповоротно, но Агарес за время своей битвы с добром прошёл через серебро и святую воду. Он достаточно древний демон (а не какой-нибудь вшивый карниван[3]), и опыта ему не занимать. Да, у него есть крылья. Он не страдает от присутствия собственного брата, не ощущает потребности вдыхать пары серы. Он видел икону с изображением Дьявола. Это не галлюцинации.
Остается лишь разобраться – что же случилось.
– Я жажду объяснений, – спокойно сказал он существу за столом. – Если за шесть дней моего забвения Рай захватил власть, я хотел бы узнать – как именно это произошло.
Серебряная маска Аваддона тускло блеснула.
– Все гораздо хуже, дорогой мой братец, – сообщил ангел скучным голосом. – Как и ты, я шестого сентября находился в Москве и воочию видел перерождение. Город полностью изменился на моих глазах. Появились новые здания, исчезли лошади, люди заговорили на небывало странном языке, а воздух заполонили белые цилиндры. Я было решил, что нас перенесло в будущее в ходе природного катаклизма. Но нет… Пришлось специально проверить, – он кивнул в сторону светящегося приспособления на столе, – сейчас 1812 год от первого Явления на Земле… Хм, давай пока не будем уточнять, кого именно. В растерянности я воззвал к Господу, но ответа с Небес не удостоился.
Демон привычно зажмурился, однако удара молнией при имени Божьем не последовало. «Чёрт возьми, да жить в ангельской шкуре по-своему неплохо», – усмехнулся он.
– И? – в единственную букву Агарес вложил максимум своего любопытства.
– Чтица, – спокойно сообщил Аваддон. – Девушка, которую ты охранял в Москве. Она исчезла вскоре после твоего ухода. Я лично это видел. Барышня попросту открыла дверь и испарилась в дыму. А уже после этого мир мутировал… В то самое, что есть сейчас.