Зуфар Гареев. Ее горячая мамочка

Зуфар Гареев
СЕКСОГОЛИКИ
или
ЕЕ ГОРЯЧАЯ МАМОЧКА

1

   На «Ленинградке» в плотном движении Тойота Дины встала, – хорошо в метре от обочины, не всякий проезжающий обматерит, кое-кто посмотрит даже с сочувствием.
   Беспроигрышный маячок блондинки на дороге – аппетитная задница.
   Не прошло и пяти минут, нашлись ребята-доброхоты; копошатся, подняв капот. Дина рядом, говорит по телефону – повернувшись к ребятам этой самой обольстительной частью тела. Надежду подает. Парнишки, понятно, косятся.
   – Я тебе говорила про одну такую у нас на работе? Все время пишет в туалете: хочу… дико хочу… Ну ты поняла, в общем. Идиотка на всю голову…
   Парнишки насторожились, переглядываются. Дина садится в машину, захлопнув дверь.
   – Чего мне стыдится, доча? Моя жирная тупая задница – факт в этом мире свершившийся.
   – Извини, мама! Если бы мой парень сказал, что хочет попользоваться мной только потому что у меня необъятная задница… Я бы знаешь куда его засунула?
   – Куда?
   – В эту задницу и засунула бы, мама!
   – В конце концов я ничего не прошу. Но чувствую, что он полюбил… полюбил не меня, заметь… мою задницу, заметь…
   – Полюбил как настоящий сексоголик?
   Дина, возмущенная, выходит из машины.
   – Да они все любят это, все!
   Один из ребят пишет в блокноте: «Где та девушка, которая дико хочет?»
   Второй испуганно вычеркивает слово «дико». Протягивает Дине. Та читает.
   Мама взрывается:
   – О чем ты говоришь?! Кто полюбит задницу старой тетки, кто? Только сексоголик, разве нет?!
   Дина кивает ребятам:
   – Какая девушка?
   Пишет в ответ: «В туалете».
   Спохватившись, накручивает ухо одному:
   – Работай, урод! Мама, а Ангел? Что скажешь про Ангела?
   К ребятам присоединяется старичок-доброхот, тоже пытается заглянуть под капот. Его деликатно оттискивают.
   – Ребята, да вы чего? Знаете сколько я лет за рулем… Сколько вот этими руками всего перевидал…
   Старичок подбирает оброненный блокнот, читает: где та девушка, которая хочет? Сильно оживляется.
   – Ничего я не знаю про Ангела…
   Теперь взорвалась Дина:
   – Мама, ты знаешь кто он вообще, этот Стас?
   Втиснулась в салон снова и захлопнула дверь.
   – Он хочет быть любовником одновременно у двух женщин: матери и дочери! Это не ужасно? Я ходила к сексопатологу. Он сказал, что это ужасная девиация. Наука пока не придумала как это называется. Но и без науки понятно, что это ужасно.
   – Он так и сказал, что это ужасно?
   Дина выходит из машины, закуривает, тоже пытается заглянуть под капот.
   – Нет, он не сказал, что это ужасно! Он сказал что это полный пиз… Ты поняла, да?
   Мама молчит.
   – Ну, он так не сказал, конечно, но он точно так подумал. Он покачал головой.
   Старичок пристраивается к смотрящим, рука его нечаянно оказывается на заднице Дины. Второй парень неуверенно отпихивает руку похабника. Рука похабника сопротивляется.
   – Еще бы не покачать! У него же мозги все выкипели! Один любовник на двоих! Это же порно! Это просто тупое порно!
   Ребята отбирают у старичка блокнотик, сердито нахлобучив ему на голову старомодную шляпу.
   Пишут: «А где туалет?» Протягивают Дине. Дина пишет: «На работе».
   Старичок пытается узнать ответ первым.
   Дина, спохватившись, вертит перед лицом любопытных парней фигульки-кривульки, наступая на них.
   Старичок, успел пристроиться к капоту, но возмущенные парни его оттаскивают.
   – Доча, он же мне не любовник! Я его не люблю!
   – Кто он тогда?
   – Он тот, кому я могу довериться без комплексов. Я верю, что ему нравится задница старой тетки!
   – Это нравится всем! Вспомни Ангела!
   – Ты меня замучила этим Ангелом! Он что – мой любовник?
   – Мама, но самое ужасное, что я не хочу быть твоим за-мес-ти-те-лем! Твоей ко-пи-ей во всем!
   Мама не поняла:
   – Ну почему же… Я так плоха?
   Парень пишет: «А где работа? Далеко?»
   «В офисе».
   Садится в салон, хлопнула дверью.
   – Мама, скажу только тебе одной. Ты не то что плоха – ты кошмарна! Когда он в постели со мной – он представляет только тебя!
   – Он тебе так и сказал?
   – Да, мама, да!
   – А тебя не представляет?
   – Нет.
   Дина выпорхнула из машины, набрасывает на плечо сумку, направляется к кафе. Троица несмело присоединяется.
   – Какая тебе разница кого он представляет, если ты его все равно не любишь?
   – Ну и что?! Ты забываешь, что он МОЙ ПАРЕНЬ! У меня должен быть парень! Я молодая и интересная…
   – Но ты же не любишь его!
   – А это не твое дело!
   – А если так, то пусть хоть корову представляет!
   Все входят в кафе, садятся. Дина рассеянно тычет в какой-то пункт меню.
   – Мама, я не корова.
   – А что сказал по этому поводу сексопатолог?
   Парнишка пишет: «А где офис? Далеко?»
   – Что может сказать этот идиот, подумай сама? Подумала? Правильно. Он сказал, что мужская сексуальность очень сложная штука.
   Читает вопрос. Пишет: «На работе». Официант приносит чай.
   – Я не просила чай!
   Она тычет в меню, официант кивает, уносит чай.
   – А женская?
   – Он сказал, что у женщины нет сексуальности. Как ты себе это представляешь – у женщины нет сексуальности! А у кого она есть?
   Официант приносит сок.
   Дина свирепо тычет в меню:
   – Я не просила сок! Вы что – глухой? Этот идиот сказал, что сексуальность живет в мужском мозгу. Как ты это себе представляешь?
   – А может он прав? Что-то я не заметила в себе никакой сексуальности. Всю жизнь прожила и не заметила…
   Дина возмущена:
   – Ты хочешь сказать я не секси? Я молодая, интересная, – и не секси?!
   Она встает, крутит попой.
   – Ты видела мою попу? Видела? И я не секси после этого?
   Старичок, совсем ошалев от блондинки, восторженно вцепился в эту задницу, мельтешащую перед его глазами. За что тут же получил ответ: Дина сняла с него шляпу, плюнула на плешь и, нахлобучив шляпу обратно, с ненавистью стала растирать.
   Озверелые ребята пишут в блокноте: «Сука тупая! Где та телка, которая хочет?! Скажешь ты или нет??????»
   Официант приносит кофе.
   – Сколько раз говорить, я не хочу кофе! Вы адекватный? Я русским языком сказала – принесите зубочистку!
   – Зубочистки на столе! Бесплатно!
   Дина, не читая, отпихивает блокнот, встает, направляется к выходу, возмущаясь по телефону.
   – И после этого ты говоришь мне, что я не секси, мама?

2

   Куда несет женщину по жизни, когда ей за сорок? Карьера неинтересна, дочь выросла, обнаружилось пугающее пристрастие к спиртному, до кучи – комплексы, страхи, пустота, внезапные слезы без причины…
   … Молодежная вечеринка к концу, многие устали, расслаблены, кто-то уже уснул – где пришлось, как получилось…
   Простоволосая женщина за сорок, сбросив туфли, исступленно танцует под трансовую музыку. Это Галкина Елена Андреевна, получите: вся как есть.
   Галкина не замечает, что она уже давно танцует одна. Все остальные стоят вокруг и смотрят: кто тупо, кто с удивлением или агрессией…
   Дина, шатаясь, подходит к уснувшему в кресле Стасу, тормошит.
   – Эй, вставай… Кто меня повезет домой? Или понесет…
   Стас беспробуден. Дина поливает его пивом, чтобы освежить, бесполезно.
   Женщина, отдавшись непонятному глубинному зову своей вечно загадочной плоти, танцует и танцует, словно кричит: вот она я… вот мое тело, которое не может успокоиться… Оно пустое, в нем нет семени новой жизни… Оно томится… томится… И томлению этому нет конца…
   Две девчушки неприязненно шепчутся.
   – На всю голову, что ли?
   – Не знала, что у Динки мать такая подорванная.
   Дина отходит от Стаса и бормочет, махнув на все рукой.
   – Мам, давай, нонстоп! Дай молодым прикурить! Пофигу, мам, правда! Пошла вразнос! Не тормози!
   Она подключается к матери, но скоро устало оседает, – отползает на карачках под недружный хохот.
   Покачиваясь, подтянулись два парня.
   – Отжигает как надо.
   Второй капризен:
   – Старая же, Макс…
   – В постели такая знает толк.
   – А ты пробовал?
   Уронил бутылку с пивом; потянулся, клюнул носом и уснул на ноге друга.
   Первый довольно деликатно отбросил физиономию кореша с кроссовка.
   – Дэн, объяснил бы я тебе смысл жизни. Но мозгов у тебя мало.
   Галкина подвернула ногу, ойкнула, села на полу и только здесь пришла в себя… С удивлением оглядывает круг молодежи, стыдливо прикрывая рукой грудь.
   Постанывает от боли:
   – У меня не слишком смелое декольте, девочки?
   Две девушки произносят со значением:
   – Не слишком.
   Аплодисменты мужской части.
   – Так и надо!
   Блин, ну и боль в ноге! Словно лошадь хрякнулась…
   – Я ничего такого… ну совсем уж такого… не вытворяла?
   Дружелюбные парни помогают Галкиной подняться, отводят в другую комнату. С Диной остаются два ее приятеля. Дина растирает стопу.
   Галкина все время ойкает:
   – Чуть повыше… Промни пальцами…
   – Мам, ты просто озверела…
   – Ой, не вспоминай… Где Ангел? Наш добрый Ангел…
   – На подходе… На подъезде… На подлете…
   – Зато я сказала всему миру, кто я такая и чего хочу!
   – Правда? Мы чего-то не поняли. Может озвучишь?
   …Вечеринка подошла к концу.
   Крепкий молодой человек типа Терминатора выходит из лифта. На правом плече Ангела болтается вниз головой Галкина, на левом – Дина.
   – Мама, ты стала часто выпивать, ужасно часто… Посмотри, как ты шатаешься…
   – Ты пьешь больше… Ты пьешь как лошадь…
   – Ты не знаешь какие я стрессы переживаю на работе? Я хотела сказать другое… Я взвинчена, мама!
   – А я – никаких стрессов. Только тупость я переживаю, ежедневную тупость…
   – Я взвинчена.
   – Чем ты взвинчена?
   – Тобой! Я устала быть на вторых ролях! Я получила как всегда: пришла мама и вылезла на первый план! Зачем ты пришла сюда? Здесь гуляет молодежь…
   Она пытается вглядеться в лицо матери.
   – Господи, какая ты пьяная, смотреть тошно…
   – Пофигу молодежь, она везде гуляет, не только здесь… Мне стало ужасно больно и грустно без тебя… Я вдруг опять почувствовала, что ты уходишь из моих рук… Что я все теряю…
   Она пытается вглядеться в лицо дочери.
   – Доча, ты шатаешься как свинья… Ты не замечаешь сколько звезд вокруг… какой чудная июльская ночь… зовет куда-то…
   – …блевать…
   – Не только…
   Вдруг кричит:
   – О, ночь, не жги меня! Я все теряю! Поцелуй меня ночь, успокой!
   – Что ты теряешь? Поэтому ты пришла и сказала, что хочешь… – Она колотит кулачками по спине Ангела. – …что хочешь трахаться, трахаться, трахаться!
   Ангел мычит, ему больно.
   Галкина колотит по спине Ангела:
   – Не-смей-бить-в-моем-доме-посуду!
   Ангел мычит.
   – Я говорила, что я хочу ребенка!
   Колотит:
   – Ребенка! Ребенка! Поймешь ты это когда-нибудь или нет?
   Дину трудно остановить.
   – Ангел, туфельку, блин!
   Ангел снимает с ее ноги туфлю и покорно протягивает.
   Дина колотит по спине Ангела с удвоенной силой.
   – Еще раз повторяю для тех кто в танке! Как можно сделать ребенка без секса?
   Галкина пытается отобрать у дочери туфлю:
   – Отдай! Не смей бить в моем доме туфлей об стол!
   Отобрала, колотит по заднице Ангела:
   – В моем-доме-не-надо-стучать!
   Ангел, стиснув зубы, доволакивает женщин до машины, рассаживает и наконец сам втиснулся за руль. Долго еще он слышит вопли женщин.
   – Я смотреть не могу на тебя какая ты пьяная!
   – Посмотри какое уродливое у тебя лицо от водки!
   – Я не пью водку, а ты опухла от пива!
   И так далее, и тому подобное.

3

   Каждую пятницу на дверях «Кастинг-Центра ТВ» вывешивают разноцветные шары и крупные плакаты о свадьбах. Что-то вроде: «Светочка! Совет да любовь!»
   Не обошлось и сегодня. «Володя и Ксюша! Поздравляем! Отдел маркетинга и АХО».
   Из машины ярко-желтого цвета вышла председатель продюсерского совета Галкина, расписалась на объявлении, пририсовала крупную ромашку… Так принято, элемент корпоративной культуры.

4

   В студия «Геи Новые» не смолкают голоса молодых режиссеров-постановщиков Аси и Веры.
   Парням смотреть на таких обычно тошно, ибо две девчушки-тараторки (однотипные худосочные, в очках, без косметики)в гендерной харизме совсем не замечены.
   Под стать им и безгрудая сценаристка в вечном свитере или еще какой-то хрени. Она все время записывает ход мыслей тараторок, сюжетные наработки – глаза ее под очками чисты как дистиллированная вода.
   Ну а консультирует всех трансвестит Амалия. Эта крашеная (или крашеный) красотка-дылда в аляповатом платье, с огромной модной сумкой через локоть. Смотреть на такую красотку еще тоскливее.
   Впрочем, «геи» – два хорошо подкаченных парня (Кошелев и Синицын) – не любопытны. Эти ребята не любопытны в принципе, а уж в этой ситуации…
   В центре площадки они пробуют танцевать вальс, как велено.
   Остальные «геи» расположились вокруг, внимательно вникают в то, что говорят им. Выделятся худосочный агент по рекламе некто Игорь Вологжанин – он всегда с брезгливым выражением лица.
   – Кошелев! – тараторят Ася-Вера. – Вы забыли о чем мы говорили на прошлых пробах? Больше чувства, больше.
   Амалия поучает:
   – Когда я жила с Сергеем Михайловичем у нас сначала был долгий романтический ужин, а потом… Потом мы красиво танцевали и долго смотрели в глаза друг другу…
   «Геи» хихикают.
   Амалия снова и снова щелкает парней на мобилу, – прихватывает и Вологжанина (хоть и неказист) да еще пару-тройку физиономий.
   Потом она в туалете перещелкивает фотки и тихо вздыхает:
   – Какие мальчики! Ну, какие свежие мальчики!
   И каждый кадр бережно целует.
   – Мне всего 43, а я уже боюсь своей задницы. Это нормально?
   Это входит Галкина, весь день она разговаривает по телефону, обходя студии. За ней тащится румяная девушка-пончик Надя, ассистентка.
   У Нади с Галкиной свои многомесячные разборки, почти что родственные.
   – Это нормально? – повторяет Галкина.
   Надя бубнит в спину Галкиной:
   – Я начала бояться раньше, в 22. И ничего, живу же. Сейчас вы скажете: тупа и счастлива.
   Галкина садится:
   – Что мы смотрим?
   – История № 4, – докладывает Надя. – Один строитель, другой – сельчанин. Они без ума любят друг друга, а вечером культурно отдыхают дома… – Подумав. – В круженье вальса…
   Галкина встает, направляется к выходу, за ней Надя.
   – В круженье вальса… В вихре танца… – бормочет она. – Это электорально? Так бы и убила…
   Говорит в трубку:
   – А что будет в 45, когда уже в 43 я боюсь себя…
   – Да-да, а вы что думали? – Амалия возмущена смешками «геев» – Сразу ЭТО? Не успел прийти с работы – и давай?! Не надо кошмарить людей!
   Вологжанин, брезгливо оглядывая парней еще раз уточняет, как будто его кто-то спрашивает:
   – Учтите, я здесь, только для чтобы сделать блоху электоральной… Я не такой…
   – Да ладно тебе… – раздаются ленивые голоса. – А почему блоха неэлекторальная?
   – Вы что?! Не верите?! Я не такой!
   Распахивается дверь, спиной влетает какой-то кудрявенький парнишка, теснимый Алисой (она – менеджер по актерам) и Надей. Кажется они надыбали еще одного не такого.
   – Я не такой! – клянется пацан. – У меня все нормально!
   – Ты что, не был маленьким? – Надя и Алиса законно возмущены.
   – Был.
   – А все мальчики друг другу показывают пиписьки, ты забыл? Скажешь, не показывал?!
   Ася-Вера жарко тараторят:
   – Да, вот именно! Не показывал, что ли?
   Амалия о своем:
   – Мы тоже любим красивый ужин, красивые танцы при свечах, стихи, отдых на природе, загадки-разгадки! Не беспокойтесь, у нас культура на высочайшем уровне!
   Ася-Вера приказывают:
   – Итак, Кошелев! Пришло время красивого медленного танца перед сном, так?
   Входит Галкина, разговаривая по телефону, садится.
   – Что смотрим?
   – Сто раз говорила, геев, – упорно откликается Надя.
   – Я ничего не помню… У меня ничего не оседает в памяти… Так что смотрим?
   Надя раздражена:
   – Геев!
   Нервно:
   – Пи-да-ра-сов!
   На взводе:
   – Жопников!
   Галкина пугается:
   – Надя, это неполиткорректно…
   Она набирает номер:
   – Доча? Зачем ты бросаешь трубку?
   Она встает и выходит; за ней Надя.
   – Не смей при мне бросать трубку! Я вся на нервах. Не презирай при мне этого несчастного сексоголика, он лучше, чем ты думаешь, лучше!

5

   В самом деле, почему Дина иногда раздраженно бросает трубку? Причин – тысяча, довольно нервная жизнь в офисном центре «Моцарт» на Ильинке.
   Судите сами. Все у всех вроде хорошо и спокойно, время перевалило за обед, везде царит сытая дрема, но есть одна девушка, которой после обеда совсем не дремлется.
   Это уборщица-гастарбайтер Кима. Она бежит по коридору, рыдая. Влетает в кабинет заместителя гендиректора по хозчасти Виктории Павловны. Сами понимаете, что Пална – это величавая властная дама к 50-ти, вся в золоте и бижутерии как новогодняя елочка. Чего вы хотите – офисный центр на Ильинке, сами понимаете сколько может здесь стоить квадратный метр.
   – Что, опять? Опять? – пугается Пална. – Ну, мерзавка!
   – Ага, ага…
   – Ну, гадина! Ну, зараза!
   Пална хватает «мыльницу».
   – Чего написала?
   Выбегают из кабинета.
   – Чего написала, спрашиваю? Опять это…
   Пална сосет свой свинячий палец:
   – …Хочу…
   – Ага, ага!
   Пална гневается пуще прежнего:
   – Где Сычев? Где этот огрызок хренов?
   Возникает курьер Сычев, что-то жуя на ходу. Это худой лоховатый парнишка – не без чудинки, замызганный. Про таких всегда можно говорить, что у них водятся паразиты.
   Сычев устремляется за дамами, вроде как дорога каждая минута.
   Врываются птицей-тройкой в женский туалет на втором этаже, распахивают дверь злополучной кабины. Кима бросается стирать мерзкую надпись.
   – Не трогай пока! – отпихивает Киму Пална. – Да не стирай, дурья башка! – Фотографирует. – Как жить в атмосфере сексоголиков, ну как?!
   Отдает приказ Сычеву:
   – Живо за Мариной Евгеньевной!

6

   Офис компании «Риэлт-Мастерс» представляет из себя две комнаты. Дина украдкой за столом допивает пиво, бутылку прячет, в рот забрасывает жвачку.
   Виновато вздыхает:
   – Я стала много пить…
   Как всегда крестится, целует нательный крестик.
   – Спаси и пронеси, Господи. Бог, помоги мне, ну, пожалуйста, Бог, помоги мне, дай мне счастье…
   Сычев торопится во вторую комнату, где за столом холодная дама под тридцать.
   – Марина Евгеньевна… Ел-палы… Ну, там… е-мое…
   – Опять?
   Сычев хватается за голову:
   … Пална там… В туалете… Жесть…
   В женский туалет вместе с Мариной Евгеньевной топает и сердитая Дина.
   Пална как бы в шоке, как бы схватилась за голову, как бы в безудержном горе раскачивается у окна.
   – Полюбуйтесь, что вытворяет опять. В такой атмосфере дальше жить нельзя. Что скажете, как председатель совета арендаторов?
   Марина Евгеньевна как всегда холодна и несколько рассеянна – уж такой она человек. Когда-то она преподавала русский язык в школе.
   – Ужасно. «Хочу» через «о» вообще-то пишется…
   – И все?
   – Нет, не все. «Сосать» тоже… А «дико» само собой…
   – Да разве такая может грамоту знать? Немедленно собираем совет арендаторов, немедленно! Как мы живем в атмосфере распущенности, ну как?
   Дина шепчет Марине Евгеньевне:
   – Ненавижу эту дуру! До мужиков даже притрагиваться противно, а уж это…
   Марина Евгеньевна пробует на палец помаду, Кима плачет громче, чего-то не по-русски вопрошает.
   – Чего она так убивается? – с искренним любопытством интересуется Марина Евгеньевна.
   – Она спрашивает – как после этого…
   – Что как?
   Пална сосет поросячий благоухающий палец, сверкающий бриллиантом:
   – …есть мороженое?
   – Ага, ага…
   Сычев возмущен:
   – Ложечкой! Ты совсем неграмотная, Кима?
   Кима замахивается шваброй, Сычев отбегает за громоздкую Палну, спрятался как за шкафом.
   – Пална! Чуть что – сразу руки распускает.
   – Кима, ну-ка тихо! Тут головой надо работать, головой и анализом!

7

   Срочное совещание совета арендаторов собрали уже назавтра, как всегда в кабинете Палны. По левую руку от нее – старший рабочий по зданию Николай Михайлович Долгопят. Ему за 60, но он всегда занимает активную жизненную позицию; про него всегда можно сказать, что он правильно мотивирован, устремлен к новому, самостоятельно принимает решения – он тот, кто сам формирует события, а не события его.
   На собраниях он выглядит торжественно. На груди медаль. Он постукивает папиросой о портсигар (давняя привычка).
   Когда Долгопят прикрывает устало глаза, на веках можно прочитать наколку: «Не буди».
   – А сейчас выступит уборщица Кима, – руководит процессом Пална. – Встань, Кима, и скажи как есть.
   Кима встала – в слезы.
   – Ну, говори как есть, ничего не утаивая.
   Кима воет громче, в арсенале у нее как всегда всего два русских слова:
   – Ага, ага…
   Садится.
   – Вот и я того же мнения, что простые рабочие люди! Мы вам даем такие преференции, такие бонусы, такую мотивацию, господа арендаторы…
   Дина раздражена:
   – Ну при чем здесь преференции и бонусы? Разве мы не платим исправно арендную плату?
   – Да какая там плата, я умоляю! В Кремлевском кольце, за такие деньги… Смешно! Да тут до Путина рукой подать! Сердце России!
   – Свернул направо – и Кремль, считай! – подтверждает Долгопят.
   – Причем, за копейки! Не хочется смотреть на Кремль – пожалуйста за МКАД! За кольцевую, Диночка, к Ашану, к таджикам! Еще раз говорю – мы такие преференции, а вы нам в ответ? Гадюшник!
   – Я не говорила такое!
   Марина Евгеньевна шепотом уговаривает:
   – Подожди, Диночка, я сама. Оставь это мне…
   Пална:
   – Через дорогу детский центр «Танцевальный Малыш»…
   Долгопят:
   – …во дворах детский сад «Знайка и Умейка»…
   Пална:
   – …ниже школа 461 с оздоровительным уклоном… Правильно, Сычев?
   – Ну, ел-палы… Мелкие всякие копошатся… как блохи…
   Долгопят стал строг и политически вдруг ориентирован:
   – Повернул направо, вот он Кремль, вот он Путин! А тут что? Хочу, простите…
   Кладет палец в рот, сосет. Смешки молодых девчонок.
   – Да что вы заладили – Путин, Путин… Там не Путин, кстати, а Медведев.
   Долгопят поправляет медаль:
   – Если вам Путин ничто, то нам – что! Не пустой звук.
   Сычев тоже возмущен:
   – Ну, ел-палы… Путин… Медведев…

8

   Девушку на дороге готов обидеть всякий, тем более, если она хороша собой, умна, воспитана, – тем более, если она едет в храм с благой целью: в очередной раз попытаться причастить бабушку, вернее, добиться хотя бы исповеди от нее.
   Хамских приемчиков обидеть девушку много, но нынче – новшество, о котором Дина незамедлительно оповещает мать.
   – Мама, ты смотри, он презерватив показывает! Козел, сдвинься вправо!
   Галкина заботливо подсовывает Анастасии Егоровне открытую брошюрку «Помоги, Господи, изжить гордыню».
   Наставляет:
   – Почитай на этой странице… Уйдет гордость… Сейчас исповедуешься, потом причастишься, и перестанешь наконец драться…
   Анастасия Егоровна послушно кивает.
   Галкина возвращается к прерванному разговору:
   – В сорок два года…
   Дина поправляет:
   – В сорок два с половиной!
   – В сорок два года…
   – В сорок два с половиной!
   – Зачем ты опять хочешь сказать, что старая? А ты… ты наглая молодая кобыла! Наглая и безмозглая!
   – Ну ладно, мама, забыли. Но ты скажи, какая может быть жизнь после сорока? Одни слезы!
   Закипает:
   – Козел, сдвинься вправо! Мама, ты смотри, он опять презерватив показывает!
   Кричит:
   – Знаешь куда его засунь?! Не знаешь? Значит, Бог ума не дал!
   Раздраженно возвращается к прерванному разговору:
   – Ну и какая жизнь после сорока? Тут и в двадцать-то никакой… одни нервы вот с такими уродами…
   Она сует в окно фак.
   – Доживешь – поймешь. Не только слезы.
   Мечтает:
   – Я вижу ребеночка… Я неотступно вижу ребеночка… Вот он кричит: «Мама, посмотри у меня во рту… Я съел какую-то бяку… Мама, не тупи, давай быстрей!»
   – А про Чеснокова говорить? – сомневается Анастасия Егоровна.
   Дина вопит:
   – Урод! Урод, я сказала!
   Анастасия Егоровна поддерживает внучку:
   – Ну, да, приворовывал, правильно ты говоришь, внуча… Приворывал Чесноков, это точно…
   – Не страна, а полный Гондурас! Держите меня семеро, я ему сейчас яйца отгрызу!
   Бабушка любопытничает:
   – Где яйца?
   Подумала и добавила:
   – Ну да. У Марии Степановны две чайные ложки украл… У Яшиной 100 рублей украл… Вот не помню, прищепнула я его, когда обмывала… Или не щипнула… Три года прошло. Прищепнула, Лена?
   – Прищепнула… Может и пристукнула…
   – А вы говорите не бить. Как наших людей не бить? А если он руки-ноги не гнет, упрямится…
   – Мама, хватит о покойниках, я жить хочу…
   – Так значит правильно прищепнула?
   – Не забывай, мама – мертвого прищепнула!
   Галкина вздыхает и опять мечтает:
   – Мне кажется все только начинается.
   Счастливо добавляет:
   – «Мама, не тупи, давай быстрее, я съела бяку! Вызывай скорую!» Именно так ты говорила, доча… А теперь кто скажет?
   – А про Кулешову говорить? Крутанала ей ухо, когда ногу не сгибала… Говорить, Лена?
   Галкина закипает:
   – Говорить! Это же исповедь, мама! Ты страшная грешница, мама, страшная! Ты хоть сама понимаешь, что ты делаешь? Обмывая, ты регулярно избиваешь покойников в последний путь, регулярно!