Зуфар Гареев. Спящие красавицы

Зуфар Гареев
СПЯЩИЕ КРАСАВИЦЫ
Роман-комикс

1. Страшная, очень страшная история

   Друзья мои! Вы прекрасно знаете: сколько бы Добро не боролось со Злом, последнее всегда побеждает. Также вы знаете про ту очередную напасть, которая свалилась на голову человечества в наши дни. Вы помните – женщины разных возрастов вдруг в массовом порядке стали засыпать летаргическим сном. И до сего дня продолжают засыпать навсегда.
   Для тех, кто не совсем в курсе поясню: засыпают только те дамы, которые четыре года назад просмотрели популярный сериал «О, смазливчик!» Главную роль в этой бяке сыграл парень исключительной красоты – некий Алексей Синица.
   Сейчас этот сериал запрещен к показу (хотя его успели показать еще дважды), а засыпающих женщин продолжают доставлять в частную Клиника Сна в Подмосковье, которой руководит небезызвестный европейский профессор Хольт Майер.
   К несчастью, феномен массового летаргического засыпания до сих пор не разгадан. Федеральная Комиссия в своих расследованиях топчется на месте, растет количество ученых, которые убеждены что таким образом через Алексея Синицу в наш мир прорывается альтернативная реальность.
   То есть, уснувшие в этом мире женщины, возможно, проживают свои сценарии жизни в другом. Этому есть немало косвенных, а теперь и прямых доказательств, спустя год после того, как заснула Яна Смирнова – главная героиня моих записок.
   Впрочем, ясно одно.
   Чтобы остановить летаргическую эпидемию, ученые придерживаются неутешительного вывода. Биопроводник альтернативной реальности (Алексей Синица) должен быть физически уничтожен.
   Убить Аполлона, чтобы спасти тех, кто в него влюблен… В общем, страшная история!
   Но есть одно утешение – никто не знает как это сделать.
   Тем более, что с некоторых пор актер бесследно исчез. Поиски пока не дали никаких результатов.

2. Все уснут и всё умрет…

   От Москвы до «Клиника Сна профессора Майера» в Подмосковье – часа полтора езды, это за Чеховым.
   Голубоглазый детина (бывший десантник) по прозвищу Старшина и его закадычный друг – тощий и лоховатый Леха Богатырев – привинчивают новую табличку у входа.
   Клиника живет своей будничной жизнью.
   Из кареты скорой помощи уже выгрузили очередные носилки. Пятые за последние две недели. Около каталки – врач, санитары и молодая дама. В каталке – полная мадам.
   Дама всхлипывает.
   – Мама, мама… Ну, зачем ты смотрела этот идиотский сериал… Зачем?
   Врач почти что безразличен:
   – Все так говорят задним числом: идиотский…
   – Писала письма этому Синице… Доктор, у мамы осталась вот такая кипа неотправленных писем Алексею Синице. Получается, своему убийце…
   – Ну, Ваша мама жива, вообще-то…
   – Откуда мы знали, что он убийца? Вы знаете, какой он красивый? Он потрясающий!
   Она достает фотографию.
   – Смотрите! Ди Каприо отдыхает!
   На фотографии – смазливый парень.
   – Он не может быть убийцей женщин! Он даже красивее Ди Каприо! Это против разума!
   – А кто может быть убийцей женщин?
   – Как это кто? Вы не знаете кто?
   – Тем не менее мы уже четыре года привозим сюда уснувших… Кстати, Ваша мама жива, не забывайте. Это просто внезапное летаргическое засыпание. Как ни крути, это форма жизни.
   Дама всхлипывает:
   – Это вы называете жизнью? Она спит уже восемьдесят семь часов, ей все обзвонились!
   – Тогда все претензии, пожалуйста, к этому… как его… Ди Каприо.
   Он бросает санитарам:
   – Семьдесят первая палата, третий этаж.
   – Доктор, как такое может быть? Сериал шел пять лет назад…
   Врачи и дама идут следом за каталкой.
   – Сколько проспит мама?
   – Лет пятнадцать, до конца жизни. С мамой будете общаться через переводчицу. У нас большой штат переводчиц. Вам надо сегодня же заключить договор.
   Каталка въезжает в холл и продолжает движение. Дама внезапно останавливается.
   – Доктор, так значит… так значит и я? Значит, скоро все человечество уснет и перестанет разговаривать?
   Врач отвечает довольно раздраженно:
   – Да, уснет. И перестанет разговаривать. Наступит мертвая вселенская тишина. Никогда не откроются магазины, спа-салоны, клубы, бассейны, парикмахерские, тренинги харизмы и красоты.
   – Никогда? Да что Вы такое говорите?
   – Все уснут, вся планета превратится в одно сплошное кладбище гниющих трупов…
   – Это глобальная катастрофа, доктор!
   – Разве? Успокойтесь, этого не произойдет! Потому что Земля состоит не из одних женщин, которые смотрят сериалы.
   – А что будет со мной? Вы спасете меня?
   Носилки въезжают в лифт, двери захлопываются.

3. Козырев в мужских руках не писает

   Часто в холле на первом этаже у окна нетерпеливо расхаживает кубышечка – женщина-даун неопределенных лет в бейсболке, в платье (крупный горошек). Это Лиза. Она явно кого-то ждет, поглядывая на подъезжающие машины. В руках Лизы старомодный ридикюль рябинового цвета. Секонд-хэнд. Время от времени она показывает молодому человеку на ресепшене колечко ОК, прицокивая. Лиза всегда разговаривает сильно в нос – гундит, то есть.
   – Вся на нервах… Господи, вся на нервах…
   Во двор клиники въезжает машина. Лиза торопливо катит к ней коляску, в которых здесь возят летаргиков.
   Из машины показывается молодая девушка Вера, она вытаскивает из салона пьяного импозантного мужчину чуть за сорок – высокого, крупного. Это главный редактор кинокомпании Козырев. Он пошатывается, с трудом открывает глаза.
   Вера надменна:
   – А вот и Ваша экзистенциальная любовница пришла… Заждалась. Мона, так сказать, Лиза.
   Лиза жестом приглашает Козырева сесть в коляску.
   – Вся на нервах с утра…
   Козырев кладет руку на голову Лизе.
   – Спасибо, голубушка, я постою. Вера, когда мы писяко-писяко?
   – Как я ненавижу Ваш мочевой пузырь, Роман Григорьевич! Не-на– ви—жу!
   Троица ковыляет к подъезду. Во двор въезжает еще одна машина. Из нее вываливается худой пьяненький старик – сценарист Пушкин с потертым портфелем. Косит под Жванецкого.
   – Эй, а меня возьмите! – стучит он по портфелю. – Роман Григорьевич, тут есть чего почитать! Всю ночь переписывал!
   Козырев не поворачивает головы:
   – Пушкин пьян?
   Вера надменна:
   – Да. Вместе пили, не забыли?
   – Вместе? Почему я уже в работе, а он пьян? Мерзкий старик, не находите, Вера? Тухлый конъюнктурщик, бездарь… А как ловко присосался к сериалам. Печет как блины.
   Пушкин догоняет:
   – Ну-с… Читанем, Роман Григорьевич?
   Козырев снимает башмак и запускает в Пушкина, бормочет:
   – Удивительно крепкий старик… Ровесник Мавзолея… Гниды ведь долго живут.
   – Вы не любите людей! – Вера открыто презирает Козырева. – О, как Вы их ненавидите!
   – Разве это любимец богов, Вера? Только фамилию позорит.
   Пушкин не обижен:
   – И чего Вы все деретесь? Как дитя малое…
   Он кидает башмак обратно. Козырев снова швыряет в Пушкина – на этот раз попадает.
   Пушкин почесывает ушиб:
   – Ну не надо башмачком, не надо, Роман Григорьевич. Зачем же в бедных людей…
   Он подбирает башмак, поясничая, целует. Козырев тем временем бухнулся в коляску.
   – Хороший башмачок… Вот мы его целоватеньки… Миловатеньки… Позвольте надеть, Роман Григорьевич?
   Пушкин надевает башмак, завязывает шнурок. Козырев погружается в дрему.
   Пушкин продолжает поясничать:
   – В этой услужливости – бессмертие наших подоночных дел. Вы-то еще молодой… жизни до конца не знаете… Писяко-сисяко хотите?
   Козырев приоткрывает туманные глаза:
   – Птица в клетке что? Не поет. Я в мужских руках не писаю. Вера, правильно?
   Группа скрывается в подъезде.

4. Пора! Лиза уже достала веревку!

   Куда привезли Козырева? Его привезли к бывшей жене Маргарите. Рита тоже впала в летаргический сон года два назад. В свое время она жадно поглощала сериал «О, смазливчик!»
   Для своих 35 лет Рита выглядит пожалуй несколько старовато. Как всегда рядом топчется Лиза. Переводчица держит Риту за руку и синхронно переводит:
   – Ты получил записку, Роман? Это мое последнее послание.
   – На той неделе ты говорила то же самое, – Козырев прикладывается к фляжке с коньячком.
   – Я не могу уйти, не сказав тебе в лицо все! Ты понял ее глубинный смысл?
   – Да. Я должен тебя повесить. Ты уже не можешь жить. Нет цели, так? Кстати, сколько раз ты вешалась в этом месяце? Раз пять? А в прошлом? Ты что – бессмертная?
   Переводчица раздражена:
   – Я не могу перевести это по этическим соображениям.
   – А почему ее суицидом должен заниматься я? Это этично?
   – Вы забываете, Роман Григорьевич, что у нее никого нет. Ни любовников, ни мужа, только Вы.
   – Мы в разводе уже семь лет!
   – Но она до сих пор считает, что Вы должны любить ее!
   Не получив ответа, она берет интонацию Риты:
   – Что ты думаешь по поводу моего послания?
   Лиза из ридикюля достает блокнот:
   – Записывать?
   – Поздно думать, мне надо поторопиться с веревкой. На след могут напасть детективы. Так поторопимся?
   Переводчица к чему-то как бы прислушивается, тихо произносит:
   – Похоже она плачет…
   После паузы снова берет интонацию Риты:
   – Ты не повесишь меня, пока не скажешь, что ты думаешь по этому поводу. Неужели тебе нечего сказать с того времени, когда ты перестал видеть мои глаза… перестал слышать шелест моих волос… видеть ямочку на щеке…
   – Дорогая, нам надо поторопиться, так мы никогда…
   – Я отказываюсь!
   – Это уже не смешно. Лиза уже достала веревку.
   Лиза в самом деле достает из ридикюля веревку, Козырев набрасывает веревку на шею Риты.
   – Ах, оставьте это дешевое комедиантство. – Переводчица снова раздражена. – Надоело.
   – Должна же она когда-нибудь увидеть лицо Бога. Маргарита, ты готова?
   В голосе переводчицы сарказм:
   – Она еще не сказала последнее слово…
   Она нервно встает:
   – Я отказываюсь работать, отказываюсь! Я не могу работать с психами!
   Переводчица отходит к открытому окну, закуривает.
   – Я тоже псих? – интересуется Козырев.
   – Хуже.
   Козырев не мешает ей больше курить. Переводчица, успокоившись, садится к Рите, берет ее за руку, оборачивается к Козыреву:
   – Я понимаю Ваше горе, но меня тоже надо понять… Маргарита спрашивает: Лиза – секси?
   – Нет.
   – Она блондинка?
   – Она лысая.
   – Какого она роста?
   – Метр сорок четыре.
   – Какая у нее талия?
   – Метр сорок четыре… или около того. Какая ей разница в конце концов ТАМ?
   – Вы можете уступить покойнице? Покойнице-женщине? Рита говорит: я не могу пойти вешаться до тех пор, пока не узнаю, прочитал ли ты все остальное, что было в записке.

5. Почему люди впадают в летаргический сон?

   Как всегда Клинику Сна профессора Майера не забывают журналисты. Вот и сегодня группа журналистов и несколько врачей поднимаются по лестнице. Впереди представители Федеральной Спецкомиссии – специалист по биоэнергетике Козин и человек в штатском по фамилии Артуров. Замыкает шествие профессор Хольт Майер, с ним его переводчица с русского на немецкий (и обратно) Хильда.
   Козин в который раз уже отвечает на один и тот же вопрос:
   – Итак, что это может быть? Это может быть брешь между параллельным миром и нашим. Вполне возможно, что смазливый киноартист Алексей Синица является биологическим проводником иной энергии в наш мир.
   – Зачем, вообще, показали этот сериал? – с удивлением спрашивает девушка-журналист.
   – Но кто ж мог знать, что женщины после него будут впадать в летаргический сон?
   Артуров добавляет:
   – Кстати, не только женщины. Среди пациентов – один трансвестит и один мужчина преклонного возраста… Это господин Перепечкин.
   – Господин Перепечкин – гей?
   – Нет. Господин Перепечкин – исключение подтверждающее правило.
   Довольно смущенно молоденький журналист спрашивает:
   – Скажите, надо обязательно испытать волнение… эротического свойства… к Алексею Синице, чтобы стать летаргиком?
   – Да. Все уснувшие признаются в этом врачам. За исключением господина Перепечкина.

6. Господин Перепечкин точно не гей!

   Не гей, – именно так! Ведь богатый коллекционер антиквариата Иван Михайлович Перепечкин хочет жениться. Он и при жизни хотел, а тем более сейчас. Это доподлинно известно…
   Его палата – самая большая. В ней – широкая двуспальная кровать (хм…), просторные диваны для гостей, небольшая дорогая библиотека-салон, где нередко вечерами вслух читаются стихи.
   А вот и сам он, старик Перепечкин, в шикарном двухместном электрокресле – одет с иголочки. Иван Михайлович любит роскошь и может себе позволить менять костюмы хоть каждый день. Он и при жизни был большой щеголь, а уж тем более сейчас…
   На его плече – попугай-жако Иннокентий. Рядом со стариком – лучшая переводчица Клиники Любаша. Она держит в руке огненный парик и довольно яростно, бесцеремонно его начесывает.
   Прежде чем водрузить парик на плешь старика, Любаша плюет на пальцы и приклеивает одинокий вихор к его лысине. Все это рассеянно наблюдают две пожилые (к 50-ти) дамы. Это любовь Семеновна – гендиректор клиники (внушительная и авторитетная) и Ксения Михайловна.
   Ксения Михайловна снова и снова уточняет, словно не веря счастью:
   – Так он мечтает жениться? А не просто, побаловаться, значит… Ну, по-молодежному, так сказать, быстренько…
   Любаше не занимать озорства:
   – Куда уж тут по-молодежному…
   Хихикнув, указывает на пах:
   – Есть тут чем побаловаться? Вы совсем облысели, что ли?
   Иннокентий вздыхает о тщете земной суеты:
   – Господибожемой…
   Ксения Михайловна строго одергивает переводчицу:
   – Любаша, а Вы без пошлостей, пожалуйста. Женитьба – шаг серьезный. И это здесь ни при чем.
   Любовь Семеновна внимательно разглядывает фото претендентки:
   – Что это у Вашей Анжелы одно ухо вроде как пельменем? Второе тоже?
   Любаша уходит в туалет, на пороге роняет:
   – Я на минутку…
   – Ухо пельменем? Просто ракурс невыгодный. А потом – он же все равно слепой…
   Иннокентий тянет голову, чтобы заглянуть в фотографию. Снова вздыхает:
   – Господибожемой…
   Любовь Семеновна бурчит:
   – Ну, слепой… А я на что?
   – Извиняюсь, хотела сказать глухой.
   – Глухой… А я на что?
   – Слепой или глухой, а все равно подавай первый сорт, так? Эта кофточка Вам так к лицу…
   – Если бы первый. От высшего тоже не откажется.
   Иннокентий почему-то впадает в ужас:
   – О темпора, о морес!
   Любовь Семеновна замахивается на птицу:
   – Опять за свое?
   Поясняет:
   – Говорит, застегни ширинку. Где ты тут видишь ширинку?
   – Ну, он же по-английски… Нам-то что?
   – По-английски… А то мы не понимаем матюков!
   Иннокентий уточняет:
   – Застегни ширинку, о темпора, о морес!
   – Видите! У-у, так бы и треснула! Пойдемте ко мне. Невозможное общество.
   В кабинете гендиректора дамы пьют чай с отдохновением. Наступает время крупной взятки. Ксения Михайловна достает конвертик и негромко произносит:
   – Здесь 50 тысяч. Это пока. Какие блестки у Вас хорошие, только что заметила…
   Любовь Семеновна мечтательно закатила глаза:
   – Сколько богатства отвалится вам с Анжелкой, если выдадим ее за Перепечкина! Адвокат только и мечтает как бы быстрее женить – гора с плеч.
   – Вас тоже не обойдет вниманием это богатство, как и договаривались, Люба…
   Любовь Семеновна снова кивает на фото, несколько поморщившись:
   – Ну а как наша невестушка на первом этапе? Так сказать, в постели…
   Ксения Михайловна оживляется:
   – На зависть развратна… Она у нас тут недавно в Турции была. Так там ей один мужчина такое сказал, такое сказал… Голландец.
   И Ксения Михайловна деликатно шепчет на ухо гендиректору что-то.
   Любовь Семеновна опешила:
   – Что-о-о-о? Тьфу! А она?
   – Не стала. Гадость ведь какая!
   – Правильно! За две копейки! Ну, тут у нас не две копейки. Тут дело серьезное.

7. Пока Перепечкин собирается…

   В самом деле, чего-то неторопкий у нас Иван Михайлович: все приглядывается к невесте (хотя чем приглядываться, казалось бы, слепошарый ведь!), советуется с адвокатом, того гляди начнет нос воротить.
   А вот кому везет с женитьбой, так это Старшине.
   За столом принимает заявление эффектная блондинка с заманчивым бюстом. Перед ней пара – Старшина и его девушка по прозвищу Шапа. Голова Старшины перебинтована и смазана йодом. Лысая голова Шапы тоже перебинтована и обильно смазана зеленкой. Один передний зуб выбит. Сзади дружбан Леха. В руках у Лехи – маленькая скалка наготове. Тут же Любовь Семеновна и две девушки с букетами.
   Блондинка отрывается от журнала записей.
   – Значит, на двадцать третье сентября, на восемнадцать тридцать.
   И она, улыбнувшись, добавляет, как-то особенно глянув на Старшину:
   – Надеюсь, до свадьбы все заживет.
   Любовь Семеновна улыбается радушно:
   – Заживет, если доживет.
   Речь блондинки журчит как весенний ручей:
   – Да, пожалуйста, не гоняйте больше по ночам на такой большой скорости, если вообще хотите увидеть счастливый день своей свадьбы.
   Глаза Старшины не могут оторваться от ее бюста, который не то что весенний ручей, а настоящий весенний гром.
   Взгляд Старшины затуманивается…
   Заметив это, Леха наносит несильный удар скалкой по затылку друга. Старшина очумело трясет головой… похоже очнулся от неуместных фантазий.
   Шапа кисло спрашивает у Старшины:
   – Ты понял?
   Старшина шепчет другу:
   – Леха, буффира, я фигею…
   С губ Старшины начинают сыпаться несвязные бормотания:
   – Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара, кому сказал!
   Глаза Старшины выкатываются из орбит, кулаки сжимаются…
   Блондинка удивлена:
   – Что вы сказали, Михаил Витальевич?
   Леха торопливо вклинивается в ситуацию:
   – Да ничего он не сказал, он просто… Он просто после армии такой немного коматозный…
   Любовь Семеновна отдает негромко приказ:
   – Девочки, шок!
   Девушки вытаскивают из букетов небольшие скалки и наносят короткие удары – один по хребту Старшины, другой – по затылку. Старшина хоть и качнулся, но увы – уже поздно.
   Он делает к заветной груди шаг, другой…
   – Ротабля-аааа! Подъём! – летит его невменяемый рык по всему зданию.
   И он хватает блондинку клешней за шею!
 
   Спустя полчаса… Здесь уже врач, администратор. Уборщица подметает осколки разбитых напольных ваз. Блондинка перевязана, пьет воду из стакана. У Любови Семеновны под глазом фингал, на подбородке – пластырь. Старшина виновато топчется рядом.
   Любовь Семеновна всхлипывает:
   – Михаил, я ж тебе как мать родная… А ты такое вытворяешь…
   Блондинка возвращает заявление.
   – Вы все-таки подумайте, стоит ли Вам жениться сейчас… Приходите через полгодика, хорошо? Подлечите голову – и приходите.
   Процессия понуро выходит из ЗАГСа. Старшина отчаянно хватается за голову и раскачивается на месте, тоскливо подвывая.
   Леха на взводе:
   – Что с тобой армия сделала, Миха?
   – Лех, да я сам смотрю и плачу, смотрю и плачу…

8. А виновник торжества здесь!

   Трудно сказать, где и при каких обстоятельствах познакомились эти две девушки, но сегодня в кафе они сидят уже третий час. Поздний вечер. Столик накрыт на несколько персон. Сбоку – детские подарки в коробках. За столиком – две молодые женщины, Яна и Ксюша. Ксюша в глухом платье с длинными рукавами.
   Яна сильно пьяна.
   Ксюша смотрит на свои руки и видит, что отвалился накладной ноготь с пальца, который очень похож на мужской. Поспешно водружает его на место и осторожно трогает Яну за плечо.
   Яна поднимает голову:
   – А ты все улыбаешься… прекрасная, блин, незнакомка…
   Ксюша что-то мычит; она немая.
   – Спасибо, что ты ко мне подсела… Что выслушала… Поняла…
   Слезы снова бегут по щекам Яны.
   – Да, я помню день и первого нерожденного ребенка, и второго… Васеньке могло быть уже семь, а Мите сегодня пять…
   Она берет в руки один подарок:
   – Митя, это тебе от бабушки…
   Берет второй и возвращает на место:
   – Это тебе от Ани… Это от тети Марины…
   Немая, включаясь в игру, протягивает коробки.
   – От Николая Владимировича… От дедушки из Днепропетровска… от тети Люси… С днем рождения, сыночек…
   После паузы добавляет шепотом:
   – А также днем смерти, ангел мой…
   Она опускает голову на грудь собеседницы. Немая гладит ее по волосам.
   Яна отчаянно стучит кулаками по плечам собеседницы:
   – Митя… Вася… У меня все дети рождаются мертвые, понимаешь ты? Ты понимаешь, что это значит, Ксюша?
   Немая угодливо и часто кивает. Яна затихает. Подходит официант. Немая рассчитывается с ним из кошелька Яны, который небрежно брошен на стол.
   Яна протягивает незнакомке ключи:
   – Отвези меня домой…
   Она пытается встать, но ей это не удается:
   – Дети мои… Дети мои милые… где же вы, детки? За что меня по жизни так, Господи…
   Ксюша довольно легко берет ее на руки и несет.
   Следом – официант с коробками.
   Немая заботливо усаживает Яну на переднее сиденье. Машина трогается. Яна спит на плече Ксюши.
   Спустя полчаса на подъезде к коттеджному поселку мелькнул указатель «Бармино 3 км».
   Ксюша видит в заднее зеркало, что их преследует какая-то машина. Вскоре догоняющая машина оттесняет авто Ксюши к обочине. Первый в штатском заглядывает в салон. Второй остался отлить.
   Ксюша достает из сумочки несколько табличек, показывает нужную: «Я – немая и тупая».
   Первый:
   – Очень приятно.
   Ксюша показывает другую табличку: «Я никому не сосу».
   Зуммер издает короткий звук.
   Второй смотрит на портативный прибор биометрического слежения. На дисплее вспыхивает точка и гаснет. Второй пожимает плечами.
   Первый:
   – Да, я понял.
   Ксюша достает табличку: «Судороги челюсти. Это опасно для Вашего здоровья».
   Голос первого становится совсем сухим:
   – Я все понял, сколько можно повторять?
   Он показывает фотографию Алексея Синицы.
   – Этот парень не числится в ваших клиентах?
   Подходит второй:
   – Проститутки, что ли?
   Ксюша достает табличку: «У меня маленькая дряблая грудь».
   Достает еще одну: «Плохой желудок. Я часто пускаю газы».
   Второй разочарован:
   – М-да, красотка еще та. При таком букете достоинств так и помрет девственницей.
   Направляются к своей машине. Ксюша трогается.
   Снова раздается короткий писк. Первый внимательно смотрит на биометрический навигатор.
   – Странно, опять стрельнуло…
   Он достает пистолет. Второй тоже достает оружие, оглядывается.
   Между тем машина Яны уже заруливает в коттеджный поселок.
   Ксюша довольно проворно целует Яну в губы. Яна открывает сонные глаза.
   – Да, я больше не хочу рожать… Это так больно потом… Быть убийцей…
 
   Утро. Яна просыпается в недоумении. Она оглядывает парня, с которым, судя по всему, провела весьма бурную ночь. С «незнакомки» чуть съехал парик, на трех пальцах нет накладных ногтей…
   Вскоре парень просыпается, быстро надевает глухое платье, поправляет парик и, пытаясь изобразить девичью грациозность, ковыляет в ванную…
   У Яны мерзко на душе…
   Незнакомка появляется снова, на груди листовка: «Я уже пописала и подмылась, милая. У тебя нет прокладки?» На губах – бодренькая улыбка.
   Яна с неприязнью спрашивает:
   – Зачем тебе прокладка? Подоткнуть задницу?
   Ксюша пишет на зеркале: «Милая, во всем должна быть свежесть нового дня!»
   …Через полчаса парочка пьют кофе на кухне. Перед Яной просто парень с красивыми глазами – Алексей Синица.
   – Так Вы тот самый герой, который насылает на всех летаргический сон? – еще раз уточняет Яна.
   – Да, тот самый знаменитый киноартист.
   Яна не знает радоваться или нет.
   – Ну и угораздило меня.
   – За мной охотятся люди из спецкомиссии. Да и просто вольные снайперы-мстители.
   – Понимаю этих мстителей, – говорит задумчиво Яна. – Много ты девушек «обидел» смертью. Все просто – мы все в этом мире убийцы. Так или иначе.

9. Угрожаема по…

   В ворота Клиники въезжают две ярко-красные машины. За рулем первой – современная продвинутая бабушка по прозвищу Скелетон – маленькая, тощая, в ультрамолодежном прикиде.
   Из второй машины выходит блондинка Ксения – обожаемая внучка.
   Скелетон издает крик, делая ранхауз-кик (полукруговой удар ногой в корпус противника):
   – Киай!
   Ксения кому-то звонит:
   – Скелетон, хватит орать мне в ухо, сколько раз говорить! Крысятка, я тебе звонила, что Влад полный идиот? Просто чмо!
   Она направляется к подъезду.
   Эффектную блондинку сопровождают жадный взгляд дворника-садовника Старшины. Он – в майке-тельняшке и в голубом армейском берете.
   Леха тоскливо смотрит на другана.
   – Леха, песня! Как по нотам! Ах, ты, Ксюха…
   Глаза его заволакивает опасный туман, кулаки сжимаются, он начинает как всегда угрожающе бормотать:
   – Ротабля!
   Неужели сейчас начнет коматозить?!
   Леха отбрасывает поливальный шланг и без слов крепко бьет друга в челюсть. Старшина пришел в норму, бережно трогает челюсть.