– Если не вы, док Айюб, то кто еще из врачей вашей клиники мог бы сопровождать больного в Гонконг, разумеется, на условиях неразглашения сведений о нем?
   – В сложившейся ситуации только доктор Юсуф, – поспешил тот с ответом. – Судите сами: если доктор Юсуф молчал до сих пор, что наш тайный пациент – русский офицер, он будет молчать и дальше… Потом, как мне показалось, Юсуф симпатизирует русскому.
   – Откуда ваш Юсуф знает русский язык?
   – Тараки послал его учиться в Советский Союз. Он получил диплом врача в Москве, в институте для иностранцев. Могу свидетельствовать, что там неплохо учат некоторым медицинским специальностям, мистер Метлоу.
   – О'кей! – подумав, кивнул полковник и обратился к Али-хану: – Мне нужна подробная информация о доке Юсуфе. Выкладывайте-ка, коллега, всю его подноготную.
   – Юсуф из Мазари-Шарифа, это провинция на самом севере Афганистана, – неохотно начал Али-хан.
   – Где и какая провинция в Афганистане, я знаю, – оборвал его американец. – Таджик он или узбек?
   – Родился Юсуф в высокогорном кишлаке на границе с Советским Союзом, в таджикской семье. Шестой ребенок… Дед Юсуфа в тридцатые годы был известным на Памире и в Ферганской долине курбаши. Его расстреляли большевики…
   – После защиты диплома в России Юсуф еще три года стажировался в Турции, – добавил Айюб-хан. – При Кармале, сразу, как только Юсуф возвратился из Турции в Афганистан, он был призван в нечестивую правительственную армию.
   – Служил военврачом в главном госпитале афганской ХАД, – с непонятной усмешкой дополнил Али-хан.
   – Как Юсуф оказался у вас?
   – В восемьдесят шестом он попал в плен к одному из пуштунских полевых командиров, – небрежно бросил Али-хан. – Но, сэр, не много ли мы уделяем внимания этому ничтожному голодранцу Юсуфу? Он и без того сделает все, что мы ему прикажем.
   – У вас плохо с ушами, коллега? – повысил голос Метлоу. – Я просил выложить о нем все.
   Али-хан побагровел и демонстративно отвернулся к окну.
   – Сэр, кровожадные пуштуны хотели Юсуфа расстрелять, но у моего брата доброе сердце – он выкупил у моджахедов его жизнь за большие деньги и тайными тропами переправил сюда, – поспешил разрядить ситуацию Айюб-хан. – В моей клинике доктор Юсуф проявил себя как талантливый нейрохирург, специализирующийся на черепно-мозговых травмах.
   – Какой политической партии или движению он сочувствует?
   – Доктор Юсуф, как истинно правоверный мусульманин, не интересуется политикой. Облегчая участь больных, дни и ночи он проводит в клинике или молится в соседней мечети.
   – Так набожен?
   – Как все горные таджики… Ни один намаз не пропустит, может часами распевать суры из Корана.
   – Док Айюб, рекомендуя Юсуфа для поездки в Гонконг, вы теряете талантливого врача, я правильно понимаю?
   – Да, это для нас большая потеря, – горестно всплеснул руками Айюб-хан.
   – Но при определенной компенсации проблема вполне разрешима, – вновь взял на себя инициативу Али-хан. – Думаю, это не сильно обременит бюджет Лэнгли, полковник.
   – О'кей! – кивнул Метлоу. – Разумеется, вы вправе рассчитывать на компенсацию, но тогда я должен буду указать в финансовом отчете, что деньги американских налогоплательщиков потрачены на выкуп… раба.
   – Отдаете себе отчет, полковник? – вспыхнул Али-хан. – Как прикажете понимать ваши слова?
   – Именно – раба! – повысил голос Метлоу. – Или, господа, вы будете отрицать статус доктора Юсуфа в вашей клинике?
   – Не забывайтесь! – взорвался Али-хан. – На Востоке свои обычаи, и не американцам отменять их.
   – Остыньте и оцените ситуацию, – смерил его насмешливым взглядом Метлоу. – Талантливый врач-нейрохирург выкуплен у афганских моджахедов из плена резидентом пакистанской разведки и передан в рабство своему брату – владельцу частной клиники, который, к тому же, баллотируется в парламент страны. Это ли не находка для журналистов? Я уж не говорю о соперниках дока Айюба на парламентских выборах. – На побледневшем лице Айюб-хана выступили капли холодного пота. – Кстати, замять такой скандал, даже за очень крупную взятку, руководству пакистанской разведки вряд ли удастся, – в упор посмотрел на Али-хана Метлоу.
   Тот ответил ему взглядом, полным бессильной ярости.
   – На жаргоне нью-йоркских клоак это, кажется, называется cheat, или, попросту говоря, надуть партнера по сделке, кинуть, – прошипел он. – Так с союзниками не поступают! Не докладывая полтора года моему руководству о русском офицере, разве я не оказал услугу вам лично?
   – Кто кого кинул, мы выясним позже, – поднялся Метлоу. – О'кей, док Айюб!.. Готовьте пациента к путешествию в Гонконг и не забудьте дать доку Юсуфу рекомендательное письмо к профессору Осире.
   – Непременно, непременно! – воскликнул Айюб-хан. – Но, сэр, могу ли я быть уверенным, что конфиденциальная информация о докторе Юсуфе не попадет к моим соперникам и на страницы газет?
   – Не обещаю, – отрезал Метлоу и показал на Али-хана. – Все будет зависеть от умения вашего братца не делать резких движений.
   Братья недоуменно переглянулись.
   – Что вы имеете в виду? – пролепетал Айюб-хан.
   – Только то, что он – законченный мерзавец.
   – Не делайте из меня врага, полковник! – взорвался Али-хан. – Сожалею, что вы втравили меня в грязное дело с русским гяуром!
   Смерив его презрительным взглядом и небрежно кивнув Айюб-хану, Метлоу стремительно покинул кабинет.
   Братья вновь переглянулись.
   – Говорил я тебе, что ни одному янки нельзя верить! – воскликнул потрясенный Айюб-хан. – Полтора года дрожать от страха – и такой результат!
   – Какая муха его укусила? – пробормотал обескураженный Али-хан. – Ты пока сообщи Юсуфу о поездке в Гонконг, а я, несмотря на нанесенное мне оскорбление, попробую вызвать глупого янки на откровенность, – добавил он и, забыв о своей солидности, опрометью бросился вслед за Метлоу.
* * *
   Башни древней мечети Махабат-хана неприступно возвышаются над пыльными и узкими улочками старого города. Просторную площадь перед входом в мечеть занимает восточный базар. Здесь можно купить все: от верблюда до грациозного арабского скакуна, от ржавого трактора марки «Беларусь» до сверкающего свежим лаком «Мерседеса», от обожаемого Востоком «калашникова» до американской зенитной ракеты «стингер».
   По обочинам площади, за грязным арыком, оборванные и изможденные люди предлагают кустарные поделки, домашнюю снедь, зелень и какое-то тряпье, но мало-мальски состоятельных покупателей вокруг их жалких лотков почти не наблюдается, и продавцы с восточной отрешенностью лениво перебрасываются в нарды или, после очередной дозы гашиша, дремлют на корточках в тени деревьев.
   Едва Метлоу вырулил на примыкающую к базару улочку, как его джип оказался в плотном окружении юных оборванцев, тянущих худые, грязные руки за подаянием.
   – Прочь, свинячье племя! – замахнулся на них Али-хан. – Дети афганских беженцев! – раздраженно пояснил он. – Русские ушли, но из-за грызни между моджахедами мы по-прежнему вынуждены терпеть этих голодранцев в нашей благословенной стране!
   – Хватит болтать! – повысил голос Метлоу. – Напомню вам восточную мудрость: «Из щенков шакалов вырастают шакалы, а из детей обиженных народов отважные мамлюки».
   – Увы, мистер Метлоу, – скрывая за улыбкой ярость, возвел руки к небу Али-хан. – Отважные мамлюки – это всего лишь блистательное прошлое Востока, и не более того…
   – Вот как! – насмешливо отозвался американец. – А скажите-ка мне по секрету, коллега, когда натасканные вами афганские талибы-мамлюки установят угодный вам режим в ущельях Гиндукуша, в какую следующую страну вы направите их умирать под зелеными знаменами ислама?
   – Аллах акбар! На все его воля! – усмехнулся Али-хан. – Но не на американские ли доллары вскормлены в Афганистане полчища мамлюков, и разве не ваши инструкторы который год натаскивают их?
   – Недоумков и у нас хватает. Но я не получил ответа на свой вопрос.
   – Интересуетесь, не пошлем ли мы афганских мамлюков в Россию? – бросил на него косой взгляд Али-хан. – Иншалла!.. Все, все в руках Аллаха, а смертным не дано знать его помыслы. Кстати, полковник, я же не спрашиваю, куда вы пошлете умирать под вашим полосатым флагом русского пехотного майора, если он когда-нибудь выздоровеет.
   – Коллега, мы в ЦРУ не любим, когда суют нос в наши дела, – оборвал его Метлоу и, помолчав, добавил: – Но раз уж вам не терпится поговорить о русских – поговорим о них.
   Али-хан пожал плечами.
   – Что о них говорить… Аллаху было угодно, чтобы они ушли из Афганистана, – они ушли. Уползли в свои северные леса, как побитые собаки.
   – Неужели вы не догадываетесь о сути нашего разговора?
   – Нет. А в чем дело?
   – В том, коллега, что в мае и июне позапрошлого года наши спутники почти каждый день фиксировали интенсивные радиообмены между ставкой Хекматиара и Лубянкой.
   – Я всегда подозревал, что Хекматиар за моей спиной ведет тайные переговоры с русскими, – равнодушно отозвался Али-хан. – Шакалы ничем не лучше гиеновых собак, мистер Метлоу…
   – Радиообмен шел на неизвестной нам аппаратуре моментального сброса огромного количества закодированной информации, – бросив на собеседника взгляд, продолжил Метлоу. – Наши парни в Лэнгли с год ломали мозги, расшифровывая беседы парней из КГБ с неким Каракуртом.
   – Расшифровали?
   – Признаться, было нелегко, но дело стоило потраченных на это долларов.
   – Каракурт – псевдоним русского агента?
   – И агентурная кличка, и его позывные.
   – О чем они беседовали?
   – Помимо прочего, о грызне полевых командиров моджахедов, о дислокации и численности их отрядов, о маршрутах караванов с нашими «стингерами», которые потом в пух и прах разносила русская авиация.
   – Я помню это, – усмехнулся Али-хан. – Деньги американских налогоплательщиков летели тогда как в бездонную яму.
   – Но самое интересное, коллега, – покосился на него Метлоу, – содержится в майских расшифровках восемьдесят восьмого года. Например, второго мая Каракурт сообщил Лубянке место и день сбора афганского коалиционного правительства. Того самого правительства, которое она ликвидировала до последнего министра девятого мая, ровно за день до его официального появления на политической сцене.
   – А полковника ЦРУ Джорджа Метлоу, с таким трудом сколотившего это правительство, крутые парни из КГБ уволокли с собой на цепи, как шелудивого пса, – засмеялся Али-хан. – Примите, сэр, долг за «мерзавца»… – На лице Метлоу заиграли желваки. – Кошмарный провал вашей разведки, полковник, – продолжал веселиться Али-хан. – Но, хвала Аллаху, лично для вас, сэр, все тогда закончилось о'кей. И, как помните, не без моего участия.
   – Не без вашего… Но продолжим о русских…
   – Послушайте, мистер Метлоу, – бросил на американца косой взгляд Али-хан, – русские уползли к себе, так не пора ли всю информацию, связанную с ними, сдать в архив?
   – И информацию о русском пехотном майоре, который помог шелудивому псу из ЦРУ вырваться из лап КГБ, тоже?..
   – Иншалла!.. Не обижайтесь на мою шутку, Метлоу, но так будет лучше для всех…
   – Лубянка приказала Каракурту немедленно ликвидировать того пехотного майора, но тот не выполнил приказ, – с трудом сдерживая гнев, продолжил Метлоу. – Что вы думаете об этом, коллега?
   – Боялся разоблачения или что-то помешало, – равнодушно пожал плечами Али-хан.
   – Или Каракурту за жизнь пехотного майора кто-то заплатил больше?
   – Кто, в конце концов, этот сын шакала? – вскинул руки к небу Али-хан. – Скажите, я тут же вылечу к Хекматиару и сам выпотрошу из предателя всю информацию.
   – Не торопитесь, коллега, – остудил его Метлоу. – Он, по моим сведениям, находится сейчас рядом, в вашем паршивом пыльном городишке.
   На виске Али-хана тревожно запульсировала вена.
   – Имя сукиного сына? – Он так и впился взглядом в американца.
   – Имя сукиного сына – Али-хан. Помнится, такое имя дали вам родители.
   – Шутите, сэр, или у меня в самом деле проблема с ушами? – выжал из себя смешок Али-хан.
   – Вы не ослышались, – жестко подтвердил Метлоу. – Агент КГБ Каракурт и Али-хан, резидент пакистанской разведки и советник Хекматиара, – одно и то же лицо. Уразумели, почему полчаса назад я назвал вас мерзавцем?
   – Остановите машину, – потребовал Али-хан.
   Метлоу подогнал машину к берегу реки Бара. Неподалеку остановился открытый джип.
   Али-хан сделал несколько шагов к береговой кромке и повернул к американцу искаженное злобой лицо.
   – Шизофренический бред! Провокация ЦРУ! – выкрикнул он. – Для такого обвинения требуются доказательства!
   – Плохо держите удар, Каракурт, – усмехнулся Метлоу. – А доказательства – извольте: единственным человеком, знавшим, что русский майор – именно пехотный майор, были тогда вы и никто другой.
   Али-хан скривил побелевшие губы, и рука его непроизвольно потянулась к карману.
   – Оглянитесь, Каракурт. – Метлоу кивнул на джип с морскими пехотинцами, прильнувшими к оптическим прицелам. – Еще одно движение – и мои парни всадят в вашу задницу хороший заряд свинца.
   – Непростительная ошибка, что я тогда не пристрелил вас и вашего «пехотного майора»! – отдернув руку от кармана, прошипел тот.
   – Разумеется, у Каракурта была возможность пристрелить меня и того майора, – бесцеремонно хлопнул его по плечу американец. – Однако за спасение жизни полковника ЦРУ он тогда бы не получил солидного вознаграждения и внеочередного звания. Но главное – он никогда бы не вошел в «круг избранных» вашей разведки. Или я ошибаюсь, Каракурт?
   – На все воля Аллаха…
   – Так вы все еще хотите получить с меня солидную компенсацию за риск? Или оспорить, что вы редкостный мерзавец?
   – Проклятые янки, суете нос в дела, которые вас не касаются! – прошипел Али-хан. – В радиоигре с русскими из ставки Хекматиара я выполнял приказы своего правительства. У моей страны есть собственные национальные интересы, и они не всегда совпадают с вашими!
   – Что ж, Каракурт, значит, вашему правительству придется объяснить моему госдепу, в чем ваши национальные интересы в Афганистане совпадали с национальными интересами русских…
   – Полковник, никто вас в Карачи не услышит… – глотая, как рыба, раскаленный воздух, прохрипел Али-хан. – Зато там сразу услышат, что ЦРУ скрывает на территории Пакистана майора КГБ…
   Метлоу хорошо понимал, что в словах Али-хана есть доля правды, поэтому решил сменить тактику.
   – Интересно, Каракурт, услышат ли в Карачи, что некоторые пакистанские ядерные секреты выданы вами Лубянке?
   – Как вы докажете это? – впился тот в Метлоу затравленным взглядом.
   – О, наивный Каракурт! – не удержался от иронии американец. – Этого мне не придется доказывать… В связи со скоропостижной смертью подозреваемого от инфаркта или в автокатастрофе. Чему у вас в ИСИ отдается предпочтение, а?..
   – О, мои несчастные дети! – сжав голову руками, простонал Али-хан. – Ваш бедный отец должен застрелиться!
   – Мне вас не будет жаль, – бросил Метлоу. – Не будет, Каракурт, несмотря на то, что вы теперь относитесь к «кругу избранных» вашей разведки. Признаться, Лэнгли было нелегко ввести вас в этот круг.
   – О Аллах, такой удар и быка собьет с ног!.. Так это с вашей подачи? – дошло до опешившего Али-хана.
   – Вы бы предпочли – с подачи Лубянки?
   Бледный Али-хан, тяжело дыша, смотрел на Метлоу в полном смятении. Тот протянул ему таблетку со словами:
   – Проглотите, Каракурт, а то вас и впрямь инфаркт хватит.
   Али-хан со злостью взял таблетку из его руки и прохрипел:
   – Вы блефуете, Метлоу, что ввели меня в «круг»!
   – Обычный ход разведок при вербовке, – пожал плечами тот.
   – Что хочет от меня ЦРУ?
   – Несмотря на мое жгучее желание утопить Каракурта в сортире, ЦРУ хочет, чтобы он, в ваших «национальных интересах», продолжал работать на русских, разумеется, под нашим контролем. – Али-хан бросил на Метлоу ошалелый взгляд. – Не прикидывайтесь идиотом, Каракурт! Работа на русских даст нам возможность постоянно держать вас, как шелудивого пса, в строгом ошейнике и на коротком поводке. Но это для нас не главное…
   – Что, наконец, вам от меня нужно? – почти простонал Али-хан.
   – Глупый вопрос для профессионала, – жестко сказал Метлоу. – Разумеется, информация о ваших национальных интересах. Особенно в части их несовпадения с нашими интересами…
   – Конкретнее, полковник?
   – Ваши игры с китайцами, например. Но в первую очередь нас интересует то же, что и русских, – информация о ваших успехах в создании ядерного оружия. А также точная и полная информация об иностранных фирмах, задействованных в вашем ядерном проекте.
   – Для этого надо вращаться в правительственных сферах, а я лишь…
   – А вы лишь сын разорившегося пенджабского набоба, с детства познавший запах и вкус нищеты. У меня могло бы вызвать сочувствие то, как вы всеми способами оберегаете от нее своих детей, но способы уж очень сомнительны. Продажа всех и вся… перепродажа наркоты и нашего оружия… и даже, как выяснилось, продажа людей в рабство. Напомнить, сколько вы содрали с родного брата за дока Юсуфа?
   – У ЦРУ что, досье на меня? – искренне удивился Али-хан. – С каких пор?
   – С тех пор, как русские накрыли вас с наркотой на их памирской границе. Но, признаться, тогда мы не придали этому факту особого значения, да и неопровержимых доказательств ваших контактов с русскими не было. Вначале досье было заведено по департаменту борьбы с наркомафией, это потом уж открылись и другие ваши пакости…
   – В Афганистане многие мои коллеги грели руки на наркотиках, – раздраженно отмахнулся Али-хан. – Стояла задача дестабилизации политической ситуации в мусульманских республиках Советов…
   – Согласен: наркотой в Афганистане зарабатывали многие офицеры пакистанской разведки. Но немногие согласились работать на КГБ, – грубо оборвал его Метлоу. – У вонючего паука Каракурта есть лишь два выхода: или он, сохраняя свою жизнь, работает на нас, или…
   – Или?..
   – Не позднее чем завтра пакистанский премьер-министр получит от нашего госдепа ноту протеста, и на его стол ляжет досье со всеми вашими пакостями. А о зиндане вашей контрразведки вы знаете не понаслышке…
   – Вы не даете мне времени подумать, полковник, – обескураженно пробормотал Али-хан.
   – Не рассчитывайте на мою сентиментальность, Каракурт.
   – Понимаю, у меня нет выхода, но есть маленькое условие…
   – Не вам, в полном дерьме, ставить условия.
   – Отдайте мне вашего «пехотного майора».
   – Вонючий паук хочет за него содрать с русских кругленькую сумму, – повысил голос американец. – Ну и мразь этот Каракурт!
   Поняв, что русского майора ему не заполучить, Али-хан решил больше не испытывать судьбу и подавленно проговорил:
   – Лубянка, по крайней мере, мне неплохо платила…
   – Вам ли не знать, что стоящую информацию все разведки неплохо оплачивают.
   – Ответьте, Метлоу, кто будет знать о…
   – О том, что вы работаете на нас?
   – Да, я это имел в виду.
   – Мой шеф в Лэнгли и я.
   – Какие гарантии, что…
   – Что расшифровки радиосеансов Каракурта с Лубянкой не лягут на стол шефа ИСИ? Единственные гарантии – инициативная работа Каракурта на нас и его паучий инстинкт самосохранения.
   – Иншалла!.. Значит, такова воля Аллаха! – вздохнул Али-хан и покосился на американца. – Вы сообщите Хекматиару об агенте КГБ в его ставке?
   – Будет лучше, если ему сообщит об этом сам Али-хан и лично найдет Каракурта в его близком окружении, – не удержался от саркастической усмешки тот и добавил: – Причем ссылка на информацию, полученную от ЦРУ, необязательна…
   – Спасибо! – прижал руку к сердцу Али-хан. – Вас будет интересовать тот, кто… кто…
   – Кто в ставке Хекматиара окажется Каракуртом? – подсказал Метлоу. – Нет. «Умножая познания, мы умножаем скорбь».
   – О Аллах Всемогущий! – провел ладонями по лицу Али-хан. – Вы выиграли и эту партию, полковник.
   – Да, Али-хан. А проигравший, как известно, платит…
   Али-хан вопросительно посмотрел на него.
   – Твоя ИСИ обожает совать нос в наши операции, из-за чего у нас порой возникают проблемы.
   – Какие на этот раз?
   – Для начала: паспорт, водительские права, визы на имя подданного британской короны, уроженца Пакистана, предположим, Джона Ли Карпентера, законного отпрыска английского колониального чиновника или офицера. Кроме того, все необходимые документы рабу Юсуфу, включая и диплом врача.
   Али-хан кивнул и потер друг о друга кончики пухлых пальцев.
   – «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись!» – процитировал Метлоу Киплинга и, не скрывая брезгливости, протянул ему конверт с деньгами. – Признаться, я еще не встречал такой патологической алчности, как у вас, коллега!
   – Зато документы будут вне подозрений, – не смутился тот.
   – О'кей! В интересах Каракурта – чтобы документы были вне подозрений. И не забудьте оплатить Юсуфу все пять лет рабства, плюс командировочные и представительские расходы на год вперед.
   – Но, сэр, это грабеж! – По лицу Али-хана пошли красные пятна. – Я выложил большие деньги за его выкуп из плена.
   – Из вашего досье следует, что за Юсуфа не было выложено ни цента, – остудил его Метлоу. – И еще: Каракурт впредь должен быть целомудреннее жены самого Цезаря. Только при этом условии он может рассчитывать на доходное место в правительственных сферах своей страны…
   В глазах Али-хана полыхнули алчные огоньки.
   – На все воля Аллаха! – Он торопливо провел ладонями по лицу и вкрадчиво добавил: – В восемьдесят восьмом году я тоже сделал вам одолжение, полковник…
   – Помню… За десять тысяч баксов.
   – Я не о том… На приказ Лубянки ликвидировать пехотного майора Каракурт тогда сообщил, что тот умер от ран, не приходя в сознание.
   – В КГБ работают не идиоты. Они перепроверили это сообщение.
   – Шутите?..
   – В октябре прошлого года наш резидент в Москве установил, что следствие по делу об измене этого майора Родине советской военной юстицией всего лишь приостановлено, за отсутствием достоверной информации о местонахождении лица.
   – Вах, вах, вах! – закатил глаза Али-хан. – Теперь мне понятно участие американского полковника в судьбе русского майора.
   – Пришло время и Каракурту принять участие в его судьбе, если, конечно, он не хочет, чтобы его собственной судьбой занялась служба внутренней безопасности ИСИ.
   – Иншалла!.. – воздел руки к небу Али-хан. – Не беспокойтесь, сэр… Если Аллаху угодно, чтобы Али-хан служил Америке, он будет служить Америке. Вы будете довольны сотрудничеством со мной в деле продвижения на мусульманский Восток американских идеалов свободы и демократии.
   – Иначе и быть не может, в противном случае я просто утоплю вас в сортире, – включая двигатель, пробормотал Метлоу.
   – Какой смысл, полковник? – зло засмеялся Али-хан. – Жизнь и так зловонная выгребная яма. Ваши соплеменники в России однажды отважились откачать ее содержимое. И что? Перекачали в преисподнюю не один миллион жизней, а теперь их социализм дышит на ладан и смердит так же, как ваша хваленая американская демократия.
   – Каракурт – философ? Это занятно! – усмехнулся Метлоу. – Почему же он согласился работать на Россию?
   – Шакалы ничем не хуже гиеновых собак, мистер Метлоу, – ответил Али-хан и чему-то усмехнулся.

Пешавар – Гонконг
22 марта 1990 года

   Серебристый микроавтобус «Тойота» с красными крестами на дверях выехал из ворот частной клиники доктора Айюб-хана. Охранники, увидев за стеклами одетого в европейский костюм доктора Юсуфа и бледное лицо Сарматова, также облаченного в добротный европейский наряд, махнули им на прощанье и наглухо закрыли ворота.
   – Так мы и не узнали, Керим-ага, кем был наш гяур! – с сожалением протянул Саид. – И, видно, никогда уже не узнаем, вернет ли Аллах ему память или навсегда оставит его человеком без прошлого.
   – Аллах акбар! – провел ладонями по бороде степенный Керим-ага. – Конечно, нам нет дела до несчастного гяура, но хотя бы порадуемся, юноша, за доктора Юсуфа, которого Аллах Всемогущий вырвал из рук нечестивых Айюб-хана и его братца Али-хана!
   – Да, да, Керим-ага, – качнул тюрбаном Саид, – порадуемся. Ведь доктор Юсуф вылечил глаза моего отца от трахомы и даже не взял за это барана.
   – Да не обойдет его Аллах своей милостью! – опять провел ладонями по седой бороде Керим-ага.
* * *
   Навстречу микроавтобусу бежали узкие улочки Пешавара с их глухими глинобитными дувалами, как и тысячу лет назад скрывающими от чужих глаз гаремы и повседневные тайны правоверных мусульман. На противоположной стороне мутной Бары огромной каменной глыбой над городом нависала древняя крепость Бала-Хиссар, повидавшая под своими стенами многих завоевателей: от персидского Дария, Александра Македонского, орд монголов и хромоногого Тимура до колониальных полков английской короны.
   Из-за поворота выплыла пыльная площадь перед мечетью Махабат-хана. К сверкающей свежей краской «Тойоте» потянулись за подаянием руки изможденных босоногих детей, но бдительные полицейские быстро отогнали их дубинками.
   – О, мои несчастные соплеменники! – воскликнул доктор Юсуф. – Когда же Аллах Всемогущий обратит на вас свой взор и вы снова вернетесь к родным очагам!