Звягинцев Александр. Сармат. Любовник войны

   Из болотной тины донесся собачий лай, плеск воды и фырканье. Вздыбилась на мощном загривке шерсть бладхаунда и, приняв позу, он перекрыл все звуки жутким рыком.
   — Стоять, Абрек! — властно скомандовал Павел Иванович и, взяв наизготовку ружье, подошел к краю болотины.
   Лай и фырканье раздавались уже где-то совсем рядом, и скоро из-за поросшего осокой островка показался плывущий чуть впереди преследующей его стаи собак красавец-лось. Выскочив на берег и не обращая внимания на злобно щелкающих зубами собак, он принялся шумно отряхиваться.
   Павел Иванович поднял ружье и прицелился, но в это мгновение, как по чьей-то команде, собачья стая вцепилась в лося.
   Лесной гигант будто бы ждал этого — две-три собаки с визгом взлетели кувырком в воздух, напоротые на его развесистые рога, несколько отлетели в стороны, отброшенные мощными копытами. Получив отпор, собачья стая, скуля, отбежала на безопасное расстояние, а лось неспешной трусцой направился в чащу. Павел Иванович опустил ружье и, взглянув на подошедшего со «Стечкиным» в руках брата, заметил:
   — Смотрю, с моим подарком не расстаешься!..
   — С ним я хозяин, по крайней мере, над своей жизнью, — ответил тот.
   — У тебя есть надежные люди из нелегалов? — бросив взгляд в сторону леса, спросил Павел Иванович.
   — Ну-у!.. Допустим...
   — Для начала нужно купить, предположим, в Австрии или Германии замок, на худой конец — виллу и оборудовать их современными средствами связи. Купить можно, ну скажем, на отпрыска какого-нибудь фон дер Фрица, вернувшегося в фатерлянд из Южной Африки...
   Оглядевшись, Павел Иванович протянул брату пластиковую карточку.
   — Банк в Цюрихе. Подробности потом. Нас тоже не пальцем делали, брат! — добавил он в ответ на его удивленный взгляд.
   — Ты все просчитал, Павел? — с тревогой спросил генерал.
   — Все! — кивнул тот, глядя немигающими стальными глазами. — Помни только, что в моих расчетах ставка на тебя и твоих людей весьма крупная...
   — Ты мне так и не ответил: кто это «мы»? — напомнил генерал.
   — Мы, те, для которых Россия — не гостиница для временного проживания, а родной дом на все времена! — ответил старший и добавил: — Решай сам, брат!..
   — А если раскрутится история с группой Сарматова со всеми вытекающими из этого последствиями?..
   — Я пока у Хозяина в силе! — как-то горько скривил рот Павел Иванович. — Но подстраховаться все-таки надо... Шумит, говоришь, отмороженный капитан, как его?..
   — Савелов! — подсказал генерал. — Он, понимаешь, зять Николая Степановича...
   — Из «Атоммаша»? — удивленно поднял брови старший. — Интересно!.. Николай Степанович человек нам не чужой... Ты вот что, потолкуй у себя там с народом, и не тяните. Короче, доставь мне представление на этого капитана к Звезде Героя, что ли. В конце концов, твой Сарматов пишет, что правительство непримиримых ликвидировано... Так что доклад его можно трактовать и как успех операции.
   — Круто! — выдохнул генерал. — Савелову заткнем рот Звездой, а если Сарматов притащит американца, расскажем ему сказку про звонок из Кремля?
   — Если он упрется, то рассказывать сказки ему следователь будет, — нахмурил брови Павел Иванович. — Ведь ему можно сказать, что задание провалено, группа практически погибла, а одного офицера он сам зарезал, о чем и пишет в донесении. Работал он, дескать, грубо, едва не спровоцировал военный конфликт с Пакистаном и не сорвал Женевские переговоры... Сам видишь, брат, какой букет! Но... — Павел Иванович сделал паузу, поднял указательный палец вверх и продолжил: — Лучше бы, конечно, чтобы он не дошел до следователя!.. В крайнем случае, думаю, что договориться мы с ним сможем. Дадим и ему Звезду Героя, он, по-моему, давно ее ждет, — глядя в глаза брата, тихо произнес наконец Павел Иванович.
   — Ждать-то он ее не ждет, а вот заслужил давно... — ответил генерал, и в голосе прозвучали горделивые нотки.

Восточный Афганистан
25 июня 1988 года.

   Поблек над кронами деревьев серп месяца, и на влажную от росы траву легли рассветные сумерки. Остроконечные заснеженные вершины гор зарделись ярким розовым пламенем. А группа все шла и шла...
   Впереди «зеленка» заметно поредела и перешла в предгорье, покрытое чахлыми кустами. Сарматов беспокойно оглянулся и стал к чему-то принюхиваться.
   — Что, командир? — тревожно спросил Алан.
   — Запах какой-то чудной! — ответил тот и показал рукой направление, откуда, как ему казалось, доносился этот самый запах.
   — Ничего не чую! — пожал плечами Бурлак. — Показалось, видать, тебе, командир...
   — Возможно!.. Но на всякий случай погуляйте по местности и разведайте что к чему! — приказал Сарматов.
   Бурлак с Аланом мгновенно скрылись за деревьями, а Сарматов тем временем, отстегнув от запястья американца браслет, сказал:
   — Покемарь пока, полковник, а я тебя от змеюк посторожу!
   Янки мгновенно повалился в траву и моментально заснул.
   Бесшумно передвигаясь от куста к кусту, Бурлак с Аланом вышли к краю «зеленки». Перед ними распластался сбегающий склон, который в утренних сумерках издали был похож на огромное алое полотнище.
   — Ну и нос у командира! — восхищенно произнес Бурлак. — За километр «дурь» чует!..
   — Слушай, это плантации Абдулло! — утвердительно сказал Алан. — Здесь можно нарваться на духов! Так и есть! — воскликнул он, поднося к глазам бинокль.
   В окулярах просматривались сплошное полотнище цветущего мака и укрытый под деревом навес. Рядом с ним были привязаны два ослика, и неподалеку сидя на земле спал вооруженный автоматом человек в круглой афганской шапочке-пакуле.
   — Посмотрим, что этот хмырь стережет? — предложил Бурлак, взглянув в бинокль. — Может, лепешкой разживемся... Меня от мяса уже с души воротит.
   — Постой! Сперва у командира надо добро получить! — осадил его Алан.
   Выслушав Алана и Бурлака, Сарматов растолкал спящего американца.
   — Топаем дальше, полковник! — сказал он, защелкивая на его запястье браслет наручника.
   Вскоре перед глазами идущих открылся прекрасный вид на плантацию цветущего опийного мака.
   — Бурлак, побудь с американцем, а мы с потомком хазаром погуляем пока! — приказал Сарматов и, сняв со своей руки браслет наручников, защелкнул его на руке Бурлака. — Будет дергаться — залепи ему рот и выруби, но слегка, не переусердствуй смотри!
   — Может, не стоит, командир, туда соваться? Еще, не ровен час, обнаружим себя! — заметил Алан.
   — Стоит! — ответил Сарматов. — Взять бы нам живым духа и узнать у него, где наших искать, а то идем в неведомо куда!..
   Выглянув из кустов, Сарматов сделал Алану знак, и тот, зажав в зубах нож, ящерицей пополз к дремлющему у навеса духу. При его приближении тощие облезлые ослики шарахнулись в сторону, дух прикрикнул на них и снова погрузился в сон. Оказавшись за его спиной, Алан зажал ему рот и, сильно ударив ребром ладони по затылку, свалил на землю.
   Заглянув за плетеное ограждение навеса, Алан помахал притаившемуся в кустах Сарматову.
   — Командир, здесь славяне! — прошептал Алан, когда командир подошел. — Наши пленные, слушай!
   Под навесом спали, скорчившись в немыслимых позах, три похожих на скелеты человека в лохмотьях, сохранявших еще признаки бывшего солдатского обмундирования. Сарматов приподнял руку одного из них и прочел на тыльной стороне ладони татуировку: «Вася. Псков».
   — Эй, Вася, проснись! — стал хлопать его по щекам Алан, но в ответ услышал лишь тягучий, со всхлипываниями храп и увидел, как судороги забегали по мертвенно-бледному отечному лицу спящего человека.
   — Отстань от него. Что не видишь, что ли, они «дури» нажрались! — остановил Алана Сарматов. — Их уже не спасешь, при наркоте Абдулло рабами стали. Этих пропавших своих сыновей Родина-мать уже не дождется, а жаль — пацаны совсем!..
   — Опиум-сырец! — показал Алан на кусок липкого вещества грязно-коричневого цвета, прикрытый кусочком промасленной газеты с арабским шрифтом.
   На голове одного из спящих парней была круглая афганская шапочка, а на плече красовалась татуировка со скрещенными парашютами — фирменная эмблема ВДВ. Сарматов приподнял его заросшую, давно не мытую голову, тот пришел в себя и, дико вращая красными белками глаз, выкрикнул:
   — Аллах акбар!.. За Родину!.. За Сталина! Ура-а!
   Алан занес кулак, чтобы прекратить его выкрики, но парень тут же замертво повалился на грязную циновку и погрузился в глубокий сон.
   — Оставь их! — повторил Сарматов. — Попробуем душка поспрошать...
   Очень скоро пришедший в себя дух затравленно смотрел на невесть откуда взявшихся людей, склонившихся над ним.
   — Где Абдулло? — спросил его на фарси Алан.
   — Скоро будет здесь! — ответил тот, не сводя взгляда со смотрящего на него дула «Стечки-на». — Хозяин ищет гяуров... парашютистов шурави, за которых назначен большой бакшиш.
   — Кто те люди? — Алан кивнул под навес.
   — Гяуры!.. Рабы Абдулло... Они совсем больные от терьяка... совсем плохие рабы! Один из них офицер... Он принял веру пророка Мухаммеда, да будет благословенно имя его, но вместе с Абдулло пьет самогон и не соблюдает законы шариата...
   — Где шурави? — перебил его Алан.
   — Пять дней на коне рысью ехать, — ответил тот и мотнул головой на запад, подумав, добавил: — В горах говорят, танки шурави скоро придут в кишлак Таганлы — два дня на коне скакать...
   У навеса Сарматов заметил большую бутыль с мутной жидкостью, понюхав, он поднес ее ко рту духа.
   — Пей, душок, чтобы мозги отшибло! — приговаривал майор. — Шило не ахти, но извини!..
   Дух попытался вскочить, но Алан придавил его к земле и насильно влил в горло самогон.
   — Хватит! — остановил Алана Сарматов. — А то он к этому делу непривычный, еще глядишь дуба даст!
   Между тем человек в пакуле вышел из-под навеса на полусогнутых ногах и, практически не просыпаясь, стал мочиться на одну из его опор.
   Сарматов повалил и его на землю и вылил в горло остатки самогона. Тот жадно проглотил обжигающую жидкость и, выкрикнув что-то нечленораздельное, отключился.
   — Думаешь, у них память отшибет? — с сомнением спросил Алан.
   — Если есть шанс грех лишний на душу не брать, то лучше его не брать, потомок хазар! — сказал Сарматов. — Все, глядишь, в мире ином зачтется... А что до инструкций, их на все случаи не придумаешь!
   Алан молча кивнул.
   Сарматов осмотрел в бинокль предгорья и озабоченно произнес:
   — По зеленке придется плутать — Абдулло на предгорьях нас выследит, как пить дать!

* * *

   Вновь качалось яркое полуденное солнце, переливались среди древесных стволов снопы его лучей, подчеркнутые туманными испарениями «зеленки». Хрипели и с шумом выдыхали горячий и влажный воздух усталые люди, бредущие по еле заметным в густой траве звериным тропинкам.
   — Командир, как ты думаешь, мы далеко от реки ушли? — спросил Алан.
   — Нет, она где-то близко, — ответил Сарматов, показывая рукой вправо. — Там!
   — Откуда знаешь? — недоверчиво хмыкнул Бурлак.
   — Все дороги ведут в Рим, а все звериные тропы к водопою, — ответил тот.
   — Сармат, может, сделаем привал? — спросил американец.
   — Топать! — рявкнул Сарматов. — Если остановимся, отключимся сразу!.. Тогда-то Абдулло нас точно тепленькими возьмет! — немного смягчившись, добавил он.

* * *

   И вот вновь уползает за заснеженный хребет красное закатное солнце, и сразу же «зеленка» погружается в вечерний полумрак. Где-то совсем близко заходятся в замогильном вое шакалы, и снова мелькают среди древесных стволов их свечи-глаза.
   — Явились! — прокомментировал шакалий ночной концерт Бурлак. — Я, блин, без вас скучать уже стал.
   — Слава богу, теперь уснуть на ходу не дадут! — поддакнул ему Алан и кинул в промелькнувшую мимо шакалью тень подобранный с земли камень. Раздался визг, и шакалья стая скрылась в сумраке зарослей. Но через некоторое время вблизи снова послышался шакалий вой. Внезапно он резко оборвался.
   — К бою! — срывая с плеча автомат, тихо скомандовал Сарматов.
   Заклеив рот американца пластырем, он уложил его под разлапистый куст и замкнул второй браслет его наручников на стволе возле земли.
   — Не обессудь, полковник, обстоятельства вынуждают! — прошептал он ему на ухо. — Поспи пока, пользуясь моментом!
   Присоединившись к Бурлаку и Алану, которые заняли позицию за стволом мшистого, лежащего на земле дерева, Сарматов стал напряженно всматриваться в ночную мглу.
   — Караван с оружием из Пешавара к Хекматиару! — уверенно сказал он.
   — Ты что, ясновидящий, командир? — шепотом спросил Бурлак.
   — А ты в этом сомневаешься? — ответил тот и щелкнул затвором автомата.
   Вскоре на фоне фиолетового сумеречного неба появились несколько всадников, а вслед за ними выплыла цепочка привязанных друг к другу верблюдов, нагруженных длинными ящиками и патронными цинками. Сарматов поднес к глазам бинокль. Теперь он ясно разглядел надписи на английском языке, украшающие бока ящиков.
   — "Стингеры"! — прошептал Сарматов Бурлаку. — Эх, силенок мало, а то бы...

* * *

   Вслед за цепочкой верблюдов на фоне неба появились повозки, напоминающие цыганские кибитки, за ними пешком и на осликах следовали вооруженные бородатые люди в чалмах и пакулях-шапочках. Время от времени они останавливались и напряженно всматривались в темноту, стараясь поймать каждый шорох.
   — Тут не попрешь! — с сожалением прошептал Бурлак.
   Из задней повозки выскочили две фигурки в паранджах и побежали в сторону, о чем-то весело щебеча и заливаясь смехом. Не добежав до засевших в кустах каких-нибудь трех-четырех метров, девушки спустили шаровары и присели на корточки, не прекращая при этом болтать ни на минуту.
   Когда, сделав свои дела, они убежали догонять повозки, Сарматов вытер с лица холодный пот. Однако расслабиться ему не удалось — из глубины «зеленки» внезапно донеслись топот конских копыт, гиканье и крики. Погонщики верблюдов и боевики, сопровождающие караван, услышав звуки погони, быстро заняли позицию для боя, а верблюдов положили на землю за кустами. Всадники выскочили из зарослей плотной гурьбой и с гиканьем понеслись к каравану. Когда над их головами пронеслось несколько трассирующих очередей, выпущенных со стороны каравана, они осадили коней и сбились в плотную крутящуюся массу, которая отрезала пристегнутого американца от Сарматова, Бурлака и Алана.
   — На отходняк потянуло! — пробормотал Бурлак и положил перед собой несколько гранат. — Такого случая наш приятель не упустит!
   Толкнув его в плечо, Сарматов приложил палец к губам.
   — Эй, шакал Абдулло! — раздался крик со стороны каравана. — Если ты попытаешься завладеть этим добром, то будешь иметь дело с пакистанской разведкой, а мы слов на ветер не бросаем, понял, сын вонючего козла?! Это я тебе говорю, Али-хан! Ты узнал меня, Абдулло?
   — Узнал, большой пакистанский начальник! — ответил знакомый уже Сарматову голос, несущийся из крутящейся, сбившейся массы всадников. — Мне не нужен ваш караван!
   — А что тебе нужно? — раздался голос невидимого пакистанского офицера.
   — Прими мое почтение, Али-хан!.. Абдулло идет по следу шурави, выкравших у вас американского полковника! — ответил Абдулло, выехав чуть вперед на своем прекрасном ахалтекинце.
   В ответ ему раздался раскатистый хохот Али-хана.
   — Янки сгорел там, где его выкрали. Месяц назад его кости положили в металлический ящик, накрыли их полосатым флагом и отправили в Америку. Али-хан сам сопровождал гроб до самолета. Бакшиш затмил твои глаза, Абдулло!
   — Клянусь Аллахом, Али-хан, Абдулло идет по его следу! Можешь считать меня кем угодно, но американский полковник жив!
   — Ты сумасшедший, Абдулло! Если ты сейчас не повернешь назад, я открою огонь! — раздалось из темноты, и трассирующие очереди вновь веером пронеслись над головами всадников.
   В ответ лишь испуганно заржали лошади, раздались гортанные крики наездников, в который отчетливо вплетался русский трехэтажный мат. Всадники сорвались с места и унеслись обратно в темноту зарослей.
   Когда караван скрылся из вида и перестал доноситься скрип колес кибиток, Бурлак шепнул непослушными губами:
   — Отходняк пока отменяется, командир, а?
   — Похоже на то! — ответил тот и направился в сторону куста, под которым оставил американца.
   Полковник, увидев его, пытался привстать. Он выглядел довольно растерянным, и как показалось Сарматову, хотел что-то сказать, но тот опередил его и, отстегивая от корневища браслет, спросил:
   — Ты понимаешь фарси?
   — Конечно!
   — Ты понял все, о чем они говорили?
   — Понял!..
   — И то, что твои кости отправили в Америку, ты тоже слышал?
   — Ну, слышал!.. Представляю, сколько горя пережили мои жена и дети!
   — Значит, твоя контора, как я предполагал, тебя списала?
   — Это нормально! — пожал плечами американец. — Такая у нас сучья работа!
   — Сучья!.. Ты оказался между нами и Абдулло... Ты бы мог...
   — Я прекрасно понимаю, что бы я мог!
   — Почему же ты не использовал такой шанс?
   — Боюсь, что я не могу пока ответить на этот вопрос. Может, когда-нибудь позже...
   — Я не понимаю тебя, полковник!
   — Признаться, я и сам не понимаю, почему не захотел, чтобы Абдулло получил свой бакшиш! — усмехнулся американец.
   — Может, у тебя крыша поехала? — озадаченно спросил Сарматов, заглядывая в его лицо, освещенное ярким лунным светом.
   — Не думаю!.. Я, как видишь, освободился от пластыря и мог кричать, но что-то меня остановило... Честно говоря, мне не особенно хочется сейчас разбираться в этом.
   — С тобой не соскучишься, полковник! — качнул головой Сарматов.

Восточный Афганистан
26 июня 1988 года.

   Луч солнечного света подобрался к лицу спящего Сарматова. Он открыл глаза и, посмотрев сначала на часы, а потом на солнце, стал расталкивать Бурлака и Алана.
   — Хватит спать, мужики! Сейчас перекусим, и нужно топать по холодку, — и поворачиваясь к американцу, прикованному к ветке дерева добавил: — Ты не спишь, полковник?
   — А как ты думаешь, можно спокойно уснуть после известия о том, что тебя похоронили?.. Я вот все думаю, с каким оркестром меня хоронили, как себя вели близкие и дети? Надеюсь, хоть положили меня рядом с отцом и дедом!..
   — С этим ты еще успеешь разобраться, полковник! — усмехнулся Сарматов. — Главное, чтобы ты сам себя не похоронил...
   — Не дождешься! — улыбнулся тот в ответ. — Но вообще в этом что-то есть: тебя похоронили, сказали все слова, землей засыпали, а ты живешь! Жаль, страховку придется возвращать и пенсию семье перестанут выплачивать после моего воскрешения.
   — Действительно жаль! — согласился Сарматов, вглядываясь в лицо американца.
   Отдохнувшие за ночь бойцы ходко шагают по утренней росистой зеленке. Скоро деревья редеют, и в просвете между ними показывается река, опоясывающая крутые склоны предгорья.
   — Ты был прав, командир. Все звериные тропы действительно ведут к водопою! — воскликнул Алан и посмотрел на небо, на котором мелькали черные крестики кружащихся высоко над землей грифов. — Похоже, добычу чуют! — показал он на птиц. — Слушай, командир, как галдят!
   — Нам как раз на ту сторону, — ответил Сарматов. — Заодно и посмотрим, что они там чуют.
   Старательно прячась за кустами, группа вышла к реке, медленно катящей свои воды среди каменистых пологих берегов.
   — Сармат! — воскликнул Бурлак и показал на противоположный берег. — Плот старого Вахида, командир!
   И действительно, в камнях противоположного берега полоскался в струях реки знакомый ковчег, но самого Вахида рядом с ним не было.
   Оглядев в бинокль зеленку и склон предгорья, Сарматов скомандовал:
   — За мной, мужики!.. Не нравится мне все это! — добавил он, увлекая за собой в ледяную воду американца.
   При их приближении с плота взлетело несколько рассерженных грифов.
   — Сюда, командир! — позвал первым вышедший на берег Бурлак и показал куда-то в сторону, где за нагромождением камней, кособочились голошеие грифы.
   Заглянув за камни, Сарматов опустил голову и снял с головы берет... На ветвях корявого, вцепившегося корнями в камни дерева висел Вахид. Подойдя к нему ближе, Сарматов заметил странный блеск, исходящий из одной окровавленной глазницы.
   Смыв с лица кровь, он отшатнулся — из глазницы выпирал циферблат советских командирских часов.
   Сарматов обессиленно опустился на камень и посмотрел на истоптанный копытами берег с многочисленными кучами конского навоза. Взгляд его сначала остановился на растоптанном миниатюрном приемнике, потом перешел на Алана и Бурлака.
   — Где твои часы, капитан Бурлаков? — тихо спросил Сарматов. — Где твой приемник, старлей Хаутов?
   Не глядя на него, Бурлак выдавил из себя:
   — От денег он наотрез отказался, вот я и сунул часы в его торбу.
   Сарматов перевел яростный взор на Алана.
   — На Востоке принято дарить что-нибудь на память, — объяснил тот совершенно убитым голосом и опустил голову под тяжестью взгляда Сарматова.
   — Думаешь, это дело рук Абдулло? — спросил американец.
   — Вон след его ахалтекинца — правая передняя подкова скошена, — зажав ладонью забугрившиеся на шее вены, ответил Сарматов. — Абдулло вдоль реки нас ищет, и правильно ищет — куда мы от нее?! Увидев плот старика, шакал решил отобрать его деньги за баранов и тут наткнулся на дары этих «данайцев»...
   — Да, лажанулись мы выше крыши! — робко подал голос Бурлак.
   — Прости, командир! — выдавил из себя Алан.
   — А что ты передо мной извиняешься? Ты у Вахида прощения проси! — взорвался Сарматов. — Расскажи ему, как его грудной внук-сирота и увечная невестка теперь жить будут!
   Алан, потупив взор, отвернулся.
   — Лучше бы ты дал нам в морду, Сармат, чем так на психику давишь! — вырвалось у Бурлака.
   — Молчать! — рявкнул Сармат так, что Бурлак втянул голову в плечи.

* * *

   Трескучие голоса грифов, хрип тяжело дышащих людей и топот армейских башмаков сминали утренний покой, и все живое спешило оставить тропу при стремительном приближении людей, даже кобра, прошипев будто только для порядка, спряталась в выгоревшей траве. Сарматов дал передышку группе лишь тогда, когда оглядел в бинокль оставленную позади «зеленку» и речную пойму. Скоро крутая тропа влилась в проложенную по террасам хорошо наезженную верблюжью дорогу. Ступив на нее, Сарматов снова оглянулся и, вздув желваки, процедил:
   — Чуял я, что волчара след взял, через полчаса здесь будет наш старый знакомый Абдулло...
   В бинокль уже можно было разглядеть группу всадников, человек двадцать, переправляющихся через реку.
   — Стежка одна и узкая! — заметил Бурлак, протягивая Алану бинокль. — Быть или не быть, командир?..
   — В смысле — бить?.. Какие вопросы! — возбудился Алан. — Здесь они нас не ждут... Я ставлю итальянок на растяжки, а по тем, кто останется, — в два ствола, пока ты американца за камнями постережешь!..
   — Управимся! — поддержал его Бурлак.
   — Ну, командир! — нетерпеливо воскликнул Алан. — Уводи штатника!
   Американец с тревогой прислушивался к их разговору.
   — За чмо меня держишь? — насмешливо бросил Сарматов Алану и подтолкнул американца в сторону от тропы, к каменным нагромождениям, нависающим над пропастью. — Передохни пока, полковник! — сказал он, приковывая его к крепкому стволу корявого деревца.
   — Сармат, то, что ты задумал, безумие! — возмутился американец. — У Абдулло целый отряд, а вас всего-то...
   — У гнева тоже есть права! — недобро усмехнулся Сарматов.
   — Это, насколько я знаю, из «Короля Лира»? Но Лир, если помнишь, Сармат, плохо кончил!..
   — Стать безумным в безумном мире, полковник, так ли это плохо? — пожал плечами Сарматов и заклеил американцу рот пластырем. — Будь добр, посиди тихо, пока мы с шакалом говорить будем, а если разговор не получится, выбирайся уж как-нибудь сам, — добавил он.
   Из-за поворота крутой тропы сначала донесся нарастающий топот копыт, потом в него вплелись гортанные крики. Сарматов сделал знак рукой притаившимся за камнями Бурлаку и Алану и, заметая веткой пыль на тропе, торопливо скрылся в траве.
   Громко перекликаясь, всадники вынеслись из-за поворота тесной гурьбой, по трое-четверо в ряд. Впереди в ярком развевающемся халате скакал на гнедом ахалтекинце Абдулло. Видимо, почуяв недоброе, конь стал прясть ушами, жаться подальше от края пропасти. Абдулло раздраженно охаживал его камчой, и конь не выдержав, вынес всадника на середину тропы. Два прогремевших одновременно мощных взрыва смели в пропасть половину всадников за спиной Абдулло, а остальные, не успев ничего толком понять, попав под перекрестный огонь, были сражены меткими автоматными очередями. Крики ужаса оглушенных людей, предсмертное ржание коней превратили тихую красоту предгорья в настоящий ад. Успевший проскочить место взрыва, невредимый Абдулло, нахлестывая ахалтекинца, летел прямо на вставшего на его пути Сарматова, у которого как раз в это время заклинило гашетку автомата. Ахалтекинец, едва касаясь легкими копытами тропы, мчался как ветер, прикрывая гривой всадника... Отбросив автомат, Сарматов кошкой запрыгнул коню на шею. Одной рукой он успел вцепиться в гриву, пальцами другой захватил жаркие ноздри животного и резким движением руки в сторону и вниз, опрокинул через голову ахалтекинца. Старый казачий прием сработал безотказно.
   Подойдя к лежащему в пыли Абдулло, Сарматов, пока тот не пришел в себя, сорвал с него оружие и вынул заткнутый за широкий пояс-ходак кривой нож «бабур».