– Шуток не понимаешь? Подожди, ещё научишься. И шуточкам, и кое-чему другому. Хотел я тебе показать, как бывает, когда слова буквально понимают. Увидел? Не такое увидишь, раз в наши забавы ввязался. А пистолетиком махать…
Ляхов откинулся на спинку кресла. Эта интермедия далась ему очень не просто. В то же время он чувствовал, что вёл себя правильно. Именно потому, что ввязался в совершенно ненужные ему забавы, неожиданно ставшие едва ли не главной составной частью новой жизни.
– Я просто хотел посмотреть, что за молодёжь нам на смену идёт, – очень мирно и рассудительно продолжил Лихарев. Глаза у него стали вдруг очень усталыми и старыми. Вторую сотню лет человек живёт, и какую сотню! Гражданскую войну захватил, со Сталиным сколько лет ежедневно встречался. – Хватит у тебя силы и характера такой груз на себя взвалить? – Очень сочувственно прозвучало. – Оно, может, проще было в Москве при своих занятиях оставаться? Теперь увидел – ты парень решительный, совсем даже не промах. Согласен. Помогу, и без всяких расписок. Мы с Шульгиным такие дела крутили – тебе и не снилось. Сталина обвели вокруг пальца, Ежова свалили… Он мне и без протокола на слово поверит. Пойдём в подвалы. Они там мою аппаратуру опечатали, мы её с твоей и божьей помощью распечатаем. И вперёд. На Таорэру летали, до Новой Зеландии как-нибудь доберёмся.
– Вот так бы сразу, – облегчённо вздохнул Вадим.
– Сразу знаешь, что бывает? – усмехнулся Лихарев. – Узнаешь, всему свой черёд…
Они спустились в подвал, отделённый от площадки массивной стальной дверью с кремальерным запором. Вспыхнули потолочные плафоны, Вадим увидел несколько шкафов и пультов технического назначения, похожих на те, что стоят в армейских узлах связи. Максима Бубнова сюда, тот бы быстренько разобрался, что к чему. А самому не понять, да и незачем. Ляхов подумал, не совершает ли очередную ошибку. Нет, едва ли. Если Лихареву позволено здесь жить, и установки сохраняются в рабочем состоянии, значит, именно в данном направлении от него пакостей не ждут.
– Новая Зеландия, говоришь? – бормотал Валентин себе под нос, включая рубильники, нажимая кнопки и перебрасывая тумблеры. Засветились открыто стоящие радиолампы, загудели умформеры и вентиляторы. По круглому зелёному экрану осциллографа побежали вдоль оси абсцисс разновысокие зубчатые волны. Совершенно как на кардиограмме.
– На пароход, говоришь, прямо на палубу? Сейчас, сейчас… Станция у них постоянно на приём должна работать, нам и делать почти ничего не придётся… Несущую частоту поймаем – «и тольки…», – вдруг вспомнил он любимую присказку батьки Махно, Нестора Ивановича.
На самом деле поиск частоты и выставление на циферблатах и пультах всех нужных позиций заняло минут пять, а то и больше. Вадим на часы не смотрел. Потом защёлкали реле, коротко взвыло что-то, спрятанное под изогнутым овальным кожухом, и между двумя коммутаторными стойками возникла графитово-чёрная, уходящая в никуда воронка. Ляхову показалось, что из неё потянуло нездешним, как принято выражаться, могильным холодом.
Тут же чернота сменилась синеватой флюоресценцией, еще секунда – и вот оно! Сначала по глазам ударил свет опускающегося к горизонту солнца, потом Вадим увидел угол кормовой рубки и надраенную тиковую палубу под ногами.
– Ух ты, как точно! – восхитился своему успеху Лихарев. – Метр в метр. Их установка прямо здесь, за стенкой… Ну, давай, выходи. Ищи своего Воронцова.
– А ты?
– Я здесь посижу. Мне волну держать нужно. На всё про всё тебе полчаса. У меня подходящего компьютера нет, а задачу «трёх тел» я в уме решать не умею. На глазок исключительно…
Ляхов перешагнул на палубу «Валгаллы», осмотрелся. Вода фьорда, покрытая мелкой зыбью, искрилась. На берегу виднелись крыши и зелёные аллеи посёлка. Пароход, очевидно, был готов к очередному походу – над задней трубой вился лёгкий дымок.
Уже через минуту его появление было замечено вахтенным унтером. Обладающий несколькими лишними органами чувств и абсолютной памятью андроид не только обнаружил на борту постороннего, но и мгновенно его идентифицировал. Этот человек принадлежал к имеющим все необходимые допуски, обладал именем и был занесён в судовую роль[22].
– Ваше высокоблагородие, господин Ляхов-второй[23], – пробасил сверхсрочный боцманмат[24], с серебряной дудкой на обширной груди, подкинув ладонь к бескозырке. – Так что господин адмирал на борту, прикажете проводить и доложить?
– Проводи, а как же.
Воронцов, очевидно, предупреждённый вахтенным офицером, увидевшим гостя с крыла мостика, вышел из рубки навстречу.
– С прибытием, – сказал Дмитрий, приветливо улыбаясь и протягивая руку. Опять ЧП, раз не по нашей линии пришёл?
Вадим объяснил, что именно, на его взгляд, случилось.
– Понятно, понятно. Олег мне уже доложил. Только мы не думали, что так быстро у вас осложнения начнутся. Полагали, недельку-другую на первичную адаптацию уйдёт. Да ты проходи, садись, сейчас прикажу прохладительного подать. Или – наоборот?
– Хорошего местного пива можно. Времени у меня совсем мало. Лихарев за устойчивость канала не ручается. Я вот что придумал – возьму их всех к себе на службу. Создам при «печенегах» особое рейнджерское подразделение. А куда ещё? Не замуж, на самом деле, в хорошие руки отдавать, как породистых котят. В другом варианте им нормальной жизни не будет. Вчера Арслан, завтра кто-то посерьёзнее заинтересуется. Для себя или на продажу… В итоге такое начнётся… Полгорода перебьём, в пределах необходимой самообороны.
– Их тот Арслан или кто повыше после вчерашнего не в наложницы – в киллеры вербовать станет. Не согласятся – устранят, – немедленно то ли возразил, то ли согласился Воронцов. – Никакой Лихарев не поможет. Похоже, Олег действительно не додумал. Правильно твоя Майя сказала, перенасыщенный раствор получился. Кисловодск – не Москва и не Голливуд. А ко мне какие вопросы? Санкция, что ли, требуется? Так ты в столице сам большой начальник, без моего благословения управишься.
– Санкция ваша мне без надобности, Дмитрий Сергеевич. В Москве управлюсь, без вопросов. Только кого я туда привезу, кого начальству представлю? Группу выпускниц Смольного института? Посмеются, и только. Потому хочу вас попросить – возьмите их сюда. Организуйте «высшие офицерские классы» по рейнджерской программе. Базовая физическая подготовка у них не хуже, чем была у белых офицеров. Требуется похожая психологическая. Ну и, само собой, специфический женский опыт. С этим бы и мои дамы справились, но… Думаю, Наталья Андреевна сможет им как нужно всё преподать, «в должной плепорции».
Воронцов вертел в пальцах незажжённую трубку, смотрел на Ляхова с интересом.
– Хорошо решил. Главное – быстро. Что ж, не вижу оснований возражать. Месяца за три научим всему, что сами умеем. Будет у тебя личная гвардия, и не только. Представляю, сколько интересных комбинаций можно организовать, располагая таким контингентом…
Вадим и сам имел в виду такую возможность. Семь великолепно обученных агентесс. Любая, в случае надобности, способна вскружить голову самому значительному лицу, лишённая намёка на моральные предрассудки, от которых не свободна любая нормальная земная женщина. И работать будут не за деньги, не за страх, а исключительно за идею. Ту, которую сам для них сформулируешь.
– Не зря Александр вас с братцем разыскал и в нашу компашку пригласил, – сказал Воронцов без тени иронии. За что Ляхов его и уважал. С Дмитрием Сергеевичем можно было на любую тему говорить, не опасаясь подвоха. Пошутить иногда едко любит, натура и должность у него такие, но всегда без подвоха, задней мысли и прочего маккиавелизма. «И пусть слова ваши будут да – да, нет – нет, а остальное – от лукавого».
– Сколько у тебя времени в запасе?
Вадим посмотрел на часы.
– Минут пятнадцать.
– Маловато. Давай ты этого Лихарева отпустишь, мы с тобой и Натальей как следует всё обмозгуем, и я тебя нашим каналом отправлю…
Уловил в лице Ляхова некоторое сомнение.
– Не боись. Всё будет нормально, у нас сбоев пока не случалось. А если Валентину так до конца и не доверяешь, сделаем, что ты через десять минут следом за ним появишься. Обо всём, мол, договорились, дальше – не твои заботы…
Вадим всё ещё не мог не то чтобы привыкнуть, а на уровне нормы научиться воспринимать подобные штучки. Независимо от собственного опыта странствий по боковым временам.
– Давайте ещё лучше сделаем: Валентина отпускаем, тут же по вашему каналу забираем сюда девушек и Майю с Татьяной, если вы не против. Они с момента встречи с нашей командой только и мечтают этот мир хоть одним глазком увидеть. Александр Иванович практически уже пообещал Майе принять её в «Братство». Тогда уж и Татьяну… Мы тут все вместе недельку поживём, чтобы у девчонок третьего за сутки футурошока не случилось. Валентин вообще ничего не узнает, кроме того, что я у вас побыл, сколько мне надо, и вернулся.
Ляхов не заметил, а Воронцов уловил сразу, что голос у него едва заметно дрогнул. Будто у ребёнка, боящегося, что взрослый откажет в очень важной для него просьбе.
«Совсем пацан ещё, хоть и полковник», – подумал Дмитрий, широко улыбнувшись.
– Никаких возражений. Для того Форт с «Валгаллой» и существуют, чтобы каждый мог укрыться здесь от мирской суеты. Отпускай Лихарева, и займёмся…
Вскоре после отъезда Ляхова вернулась домой Татьяна. По её глазам и прочим штрихам поведения Майя поняла, что не ошиблась в своём предположении. Следы бурной «ночи любви» читались явственно. Поднялась вслед за ней в её комнату, так прямо и спросила:
– Кого это ты себе нашла? Что-то стоящее?
Подруга, отвернувшись к окну, раздевалась, излишне резко бросая вещи на кровать и прямо на пол. В высоком зеркале Майя увидела у Татьяны на незагорелой груди явственные следы поцелуев.
«Если Сергей появится в ближайшие дни, могут быть эксцессы, – подумала сочувственно. – Придётся ей в солярии как следует пожариться, да и то…»
Татьяна тоже увидела предательские пятна, скривилась, очень некрасиво выругалась сквозь зубы. Набросила на плечи халат, выдернула из валявшейся на тумбочке коробки сигарету, пару раз затянулась, снова повторила то же слово, неизвестно, к кому относящееся.
– Стоящее… Когда-то было стоящее. Один мой бывший… Года два, как расстались, а позавчера он меня нашёл. Кто-то в Питере[25] сказал, что видел меня, дальше – дело техники. Пригласил повидаться…
– Ты что, так в него была влюблена, что не сумела отказаться? – удивилась Майя.
– Была, и что такого? Я вообще… бля… влюбчивая. Фамилия обязывает. Сейчас отказалась бы, конечно, да он мне напомнил про неоплаченный должок…
– Чушь какая. Ты сейчас любой долг заплатить можешь. Или – припугнуть. Есть чем.
– Тебе не понять, и понимать не нужно. Тут долг именно такого рода. Сама поклялась… Как в повести «Выстрел». Он прямо так и сказал: «Знаю, что ты замужем, и кем стала, знаю. Рассчитаемся по-хорошему и разбежимся навсегда. Слово чести». – Татьяна слабо улыбнулась. – Так-то оно всё совсем даже неплохо получилось, к взаимному удовольствию. А вот сейчас тоска пополам с совестью дружно гложут. Такая вот цена необдуманных слов и поступков.
Она, взметая пóлы китайского шёлкового халата, резко встала, достала из бара оставшуюся после прошлых посиделок бутылку ликёра «Селект», плеснула больше трети бокала.
– Будешь?
Майя мотнула головой и снова подумала, что прав был Шульгин, иногда излечение бывает хуже болезни. Так, бывшие удалые пьяницы превращаются в мерзких мизантропов, а дамы облегчённого поведения – в жутких мымр и омерзительных ханжей-моралисток.
Вот и у Татьяны после снятия лихаревской матрицы полезли её же ранее задавленные комплексы. Что на самом деле с ней происходило за десять, а, может быть, и больше лет? Майя не знала, и больше того, что иногда под настроение и рюмочку рассказывала подруга, знать не хотела.
Сравнивая её с собой, Майя вспомнила слова из рассказа Бабеля: «Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но всё-таки пьющие её. И вот первые получают удовольствие, а вторые страдают». Если заменить водку на другое слово – всё один к одному.
Как жаль, что так внезапно и не ко времени уехала Лариса. С её характером и опытом она была бы сейчас очень кстати.
– Рассчиталась с очередным прошлым? Никому больше ничего не должна? Наплюй и забудь. Считай, тебе опять приснился сон. Скверный или сладкий – сама реши. Беды или греха в том нет. Вадим уже прилетел, сейчас от Лихарева вернётся, и сядем завтракать.
– Хорошо, – снова улыбнулась Татьяна. Небось после вечернего коньяка всю ночь пила шампанское, и от трёх глотков ликёра её заметно повело. – Тогда я пару часиков придремну. Ты права, ничего не было. Совершенно ничего…
– Ладно, давай и я с тобой по глоточку. И тоже прилягу. До трёх Вадима ждала, в семь уже подхватилась. Поспим, сколько получится.
Заснуть у Майи не получилось. Только прикрыла глаза, как полезли, наслаиваясь, мысли и воспоминания, имеющие отношение к Татьяне, никуда не денешься – теперь ближайшей подруги и соратницы.
Она опять вспомнила день знакомства с Шульгиным, дамами-инопланетянками, случившееся с Татьяной и Лихаревым. Тогда её личные подозрения и ощущения почти полностью совпали с профессиональным диагнозом, поставленным Ляховым. Подруга действительно находилась под своего рода гипнозом (хотя коллега Вадима Александр Иванович Шульгин, не рядовой армейский лекарь, настоящий психиатр-психолог), назвал это явление иначе. Самое главное – Татьяну они вылечили полностью. Причём, как сейчас представлялось Майе, – напрасно.
Сама Майя удивительным образом, впервые увидев Шульгина (о котором слышала много разного и интересного от Вадима), как-то неожиданно с ним сдружилась. В гораздо большей степени, чем с Новиковым и женской частью команды. Впрочем, как раз это легко объяснимо. С неё хватило и Ларисы, а Ирина и Сильвия оказались женщинами с подавляющим уровнем превосходства, хотя и гораздо менее афишируемым. Это просто чувствовалось. Взять хотя бы момент, когда Ирина, милая женщина в обличье курортницы, стремительным, с места, как гепарды это делают, охотясь на антилоп, броском перехватила впавшую в истерику от непонятности происходящего Эвелин и немедленно её успокоила. В обоих смыслах. Со стороны это выглядело даже чересчур эффектно. Как и всё последующее.
Когда они уже поздним вечером уехали из дома Лихарева и вернулись на кисловодскую виллу Ларисы, Майя захотела поговорить с Александром Ивановичем с глазу на глаз. Ей показалось, что он ответит на её вопросы, не то чтобы откровеннее, а квалифицированнее Ляхова. Известно ведь, что нет пророка в своём отечестве.
Шульгин не обманул её ожиданий. Он сразу понял, что именно интересует и беспокоит эффектную подругу своего подопечного. Не выходя за пределы так называемой врачебной тайны, обстоятельно объяснил, какие именно изменения могут в ближайшее время произойти в характере Татьяны после проведённого лечения, и чтó ей, раз она сейчас самый близкий «пациентке» человек, необходимо иметь в виду. Во избежание возможных конфликтных ситуаций.
– Она теперь, если можно так выразиться, станет несколько другим человеком. Посттравматический синдром это у нас называется. А раз травма была психическая, то и изменения произойдут в сфере психики. Она ведь замужем? – спросил так, будто сам этого не знал.
– Считает себя замужем, – неожиданно ответила Майя. Ей как-то вдруг стало понятно, что это определение верно отражает суть дела.
Шульгин кивнул.
– А поскольку знакомство её с Сергеем и замужество произошли, когда она находилась в изменённом состоянии, теперь Татьяна может захотеть пересмотреть эту ситуацию, – продолжил он. – Ты меня понимаешь?
– Пожалуй, да… – слегка подумав, ответила Майя. – Но и вернуться к исходному состоянию она вряд ли захочет…
– Скорее всего. Значит, весьма вероятна новая сшибка. Конфликт мотиваций и тому подобное… Девушка она по психотипу крепкая, нового всплеска болезни можно не опасаться, но вот в личностном плане… Глупостей может наделать. Догадываешься, каких?
Майя кивнула.
– А это никому не нужно. Особенно сейчас. Твой Вадим и Сергей занимаются очень важным делом. Очень. Ситуация – критическая для России. То, что случилось в Москве, – дай бог, не повторится, но чтобы этого не допустить, потрудиться придётся всем. Тебе и ей, в том числе, если считаете себя в команде. Вадим в ней и так, давно и осознанно. А ты?
– Это вербовка? – вспомнила прошлую работу с отцом Майя.
Шульгин весело рассмеялся. Она бы сказала – обаятельно. Да он весь был сейчас сплошное обаяние. Умел, когда требовалось.
– Никак нет. Вадима да, вербовали, и он пошёл на контакт сознательно, поняв и приняв смысл нашей деятельности. И не ошибся, как видишь. А у тебя я просто спросил – в одной ты команде со своим мужем и с нами или – наособицу? Имеешь право. Война – мужское занятие.
– А как же ваши подруги? Воюют?
– Ну, у них другие обстоятельства и другая мотивация. Ты, по счастью, сохраняешь свободу выбора…
– Если Вадим с вами, то и я тоже. Но почему вы решили говорить со мной в его отсутствие? Спросили бы при нём…
– Когда и как кого спрашивать, милая, я лучше знаю. Профессия такая. Подпиской о неразглашении я тебя не связываю. Можешь прямо сейчас передать Вадиму наш разговор. Хоть наедине, хоть в моём присутствии. Просто каждый жанр имеет свои законы. Только и всего… Итак, если ты с нами, впредь придётся придерживаться определённых правил. О них тебе Вадим сам расскажет, чтобы не выглядело, будто я тобой манипулировать пытаюсь…
– Да оставьте. Мне не впервой.
– Тогда закончим насчёт Татьяны. Желательно, чтобы она как можно дольше не встречалась с Тархановым. Месяц, два…
– Понимаю. Я должна её удерживать от желания возвратиться в Москву?
– Не думаю, что придётся именно удерживать. Скорее – организовать так, чтобы вам обеим было интереснее оставаться здесь, чем ехать туда. На самом деле – что хорошего в той Москве? Мужчины ваши круглые сутки будут заняты делами службы, возможны внезапные и продолжительные командировки. Общество там довольно скучное. То ли дело здесь! Здесь вы – звёзды бомонда! Лариса постарается организовать постоянный фейерверк удовольствий. Лихарев с Эвелин тоже довольно интересные люди. В средствах стеснены не будете. Чего же ещё?
Шульгин, будто бывал в этой вилле неоднократно, открыл стенной шкафчик, достал бутылку вина, наполнил два бокала.
– Одним словом, за успех. И вот ещё что – если Татьяне захочется… приключений – не препятствуй. Ни словом, ни видом. Может быть, тут у неё остался кто-нибудь… Сама понимаешь.
– А сводницей поработать вы мне не поручите? – съязвила Майя.
Шульгин снова засмеялся.
– С этой ролью, если потребуется, Лариса куда лучше справится. Ну, пойдём. Главное мы обсудили…
О сути и смысле только что случившегося она Александра Ивановича решила не спрашивать. Будет ещё время, наверное. Сначала поговорит с Вадимом.
…Только что полностью подтвердились слова Шульгина. Может быть, на самом деле, сегодня ночью окончательно распрощавшись с гнетущим её прошлым, Татьяна выздоровеет полностью.
А если нет? Если нынешняя якобы кода[26] – как внезапная рюмка водки бросившему пить алкоголику. Выпил – и понеслось!
Майя вдруг ощутила смутную тревогу, встала, заглянула в комнату подруги. Та крепко спала.
Ляхов появился на крыльце, едва Майя успела спуститься вниз.
– А где машина? – спросила она, увидев пустой двор.
– В Пятигорске. Позвони шофёру, пусть сюда возвращается.
– Не поняла…
– Сейчас поймёшь. – Он за руку отвёл её к скамейке между тремя японскими соснами, посадил, присел рядом, охлопывая карманы в поисках зажигалки.
– Девочек я пристроил, – сообщил он довольным тоном. – Им хорошо и полезно будет, вам ноль забот, а у меня вскоре появятся хорошие сотрудницы. Подожди, не перебивай, – остановил Вадим готовый сорваться с губ жены вопрос. – Не в том главная суть. Я получил санкцию пригласить вас с Татьяной на отдых. В нашу святая святых – новозеландский Форт Росс. То есть вас официально позволено допустить в монастырь. Для начала – послушницами. Доходит?
– Ох, правда? И мы всё сами увидим, со всеми познакомимся, и то, о чём говорил Шульгин, станет…
– Так точно. Самой, что ни на есть, истиной в последней инстанции. И вечная молодость, и всё такое…
Майя даже не знала, как реагировать. Радость была слишком велика. Почти такая же, как в шестнадцать лет, когда отец к гимназическому балу подарил ей привезённые прямо из Парижа, из «Галери Лафайет», первые в жизни туфли на высоких каблуках, «летящее» платье и всё остальное.
– Господи, как чудесно! Только как же туда добираться? Самолётом из Минвод в Москву, и там ещё сутки лёту?
– Больше. С тремя пересадками почти вдвое выйдет до Веллингтона. Одна беда – в тысяча девятьсот двадцать пятый год даже из Москвы самолёты пока не летают…
Ляхов откровенно веселился, глядя на ошарашенное лицо любимой женщины.
– Всё! Приведи нервы в порядок и вели барышням собираться. Отбываем через час.
Барышни, получив новую команду, не высказали никаких сомнений. Кроме одного. Как быть с полевой формой и оружием, доставленным с Таорэры, и с туалетами, полученными здесь? По их лицам Майя видела, что всего суток хватило, чтобы кардинально изменить настрой: шикарные гражданские одежды начали казаться им большей ценностью, чем надоевшие доспехи.
– Заберём всё, – успокоил их Ляхов. – То и другое пригодится в равной степени.
Когда все, что называется, «сидели на чемоданах», Майя пошла будить Татьяну. Вадиму она объяснила, в каком та состоянии и настроении.
– Ей как раз там будет лучше, чем кому-нибудь другому. Стопроцентная изоляция от неуютного для неё мира. Лучшие во Вселенной врачи, лучшая аппаратура. Если нужно – приведём в психологическое состояние девственницы-первокурсницы, с полным сохранением памяти вплоть до текущего момента. Там и это умеют.
Глава 5
Ляхов откинулся на спинку кресла. Эта интермедия далась ему очень не просто. В то же время он чувствовал, что вёл себя правильно. Именно потому, что ввязался в совершенно ненужные ему забавы, неожиданно ставшие едва ли не главной составной частью новой жизни.
– Я просто хотел посмотреть, что за молодёжь нам на смену идёт, – очень мирно и рассудительно продолжил Лихарев. Глаза у него стали вдруг очень усталыми и старыми. Вторую сотню лет человек живёт, и какую сотню! Гражданскую войну захватил, со Сталиным сколько лет ежедневно встречался. – Хватит у тебя силы и характера такой груз на себя взвалить? – Очень сочувственно прозвучало. – Оно, может, проще было в Москве при своих занятиях оставаться? Теперь увидел – ты парень решительный, совсем даже не промах. Согласен. Помогу, и без всяких расписок. Мы с Шульгиным такие дела крутили – тебе и не снилось. Сталина обвели вокруг пальца, Ежова свалили… Он мне и без протокола на слово поверит. Пойдём в подвалы. Они там мою аппаратуру опечатали, мы её с твоей и божьей помощью распечатаем. И вперёд. На Таорэру летали, до Новой Зеландии как-нибудь доберёмся.
– Вот так бы сразу, – облегчённо вздохнул Вадим.
– Сразу знаешь, что бывает? – усмехнулся Лихарев. – Узнаешь, всему свой черёд…
Они спустились в подвал, отделённый от площадки массивной стальной дверью с кремальерным запором. Вспыхнули потолочные плафоны, Вадим увидел несколько шкафов и пультов технического назначения, похожих на те, что стоят в армейских узлах связи. Максима Бубнова сюда, тот бы быстренько разобрался, что к чему. А самому не понять, да и незачем. Ляхов подумал, не совершает ли очередную ошибку. Нет, едва ли. Если Лихареву позволено здесь жить, и установки сохраняются в рабочем состоянии, значит, именно в данном направлении от него пакостей не ждут.
– Новая Зеландия, говоришь? – бормотал Валентин себе под нос, включая рубильники, нажимая кнопки и перебрасывая тумблеры. Засветились открыто стоящие радиолампы, загудели умформеры и вентиляторы. По круглому зелёному экрану осциллографа побежали вдоль оси абсцисс разновысокие зубчатые волны. Совершенно как на кардиограмме.
– На пароход, говоришь, прямо на палубу? Сейчас, сейчас… Станция у них постоянно на приём должна работать, нам и делать почти ничего не придётся… Несущую частоту поймаем – «и тольки…», – вдруг вспомнил он любимую присказку батьки Махно, Нестора Ивановича.
На самом деле поиск частоты и выставление на циферблатах и пультах всех нужных позиций заняло минут пять, а то и больше. Вадим на часы не смотрел. Потом защёлкали реле, коротко взвыло что-то, спрятанное под изогнутым овальным кожухом, и между двумя коммутаторными стойками возникла графитово-чёрная, уходящая в никуда воронка. Ляхову показалось, что из неё потянуло нездешним, как принято выражаться, могильным холодом.
Тут же чернота сменилась синеватой флюоресценцией, еще секунда – и вот оно! Сначала по глазам ударил свет опускающегося к горизонту солнца, потом Вадим увидел угол кормовой рубки и надраенную тиковую палубу под ногами.
– Ух ты, как точно! – восхитился своему успеху Лихарев. – Метр в метр. Их установка прямо здесь, за стенкой… Ну, давай, выходи. Ищи своего Воронцова.
– А ты?
– Я здесь посижу. Мне волну держать нужно. На всё про всё тебе полчаса. У меня подходящего компьютера нет, а задачу «трёх тел» я в уме решать не умею. На глазок исключительно…
Ляхов перешагнул на палубу «Валгаллы», осмотрелся. Вода фьорда, покрытая мелкой зыбью, искрилась. На берегу виднелись крыши и зелёные аллеи посёлка. Пароход, очевидно, был готов к очередному походу – над задней трубой вился лёгкий дымок.
Уже через минуту его появление было замечено вахтенным унтером. Обладающий несколькими лишними органами чувств и абсолютной памятью андроид не только обнаружил на борту постороннего, но и мгновенно его идентифицировал. Этот человек принадлежал к имеющим все необходимые допуски, обладал именем и был занесён в судовую роль[22].
– Ваше высокоблагородие, господин Ляхов-второй[23], – пробасил сверхсрочный боцманмат[24], с серебряной дудкой на обширной груди, подкинув ладонь к бескозырке. – Так что господин адмирал на борту, прикажете проводить и доложить?
– Проводи, а как же.
Воронцов, очевидно, предупреждённый вахтенным офицером, увидевшим гостя с крыла мостика, вышел из рубки навстречу.
– С прибытием, – сказал Дмитрий, приветливо улыбаясь и протягивая руку. Опять ЧП, раз не по нашей линии пришёл?
Вадим объяснил, что именно, на его взгляд, случилось.
– Понятно, понятно. Олег мне уже доложил. Только мы не думали, что так быстро у вас осложнения начнутся. Полагали, недельку-другую на первичную адаптацию уйдёт. Да ты проходи, садись, сейчас прикажу прохладительного подать. Или – наоборот?
– Хорошего местного пива можно. Времени у меня совсем мало. Лихарев за устойчивость канала не ручается. Я вот что придумал – возьму их всех к себе на службу. Создам при «печенегах» особое рейнджерское подразделение. А куда ещё? Не замуж, на самом деле, в хорошие руки отдавать, как породистых котят. В другом варианте им нормальной жизни не будет. Вчера Арслан, завтра кто-то посерьёзнее заинтересуется. Для себя или на продажу… В итоге такое начнётся… Полгорода перебьём, в пределах необходимой самообороны.
– Их тот Арслан или кто повыше после вчерашнего не в наложницы – в киллеры вербовать станет. Не согласятся – устранят, – немедленно то ли возразил, то ли согласился Воронцов. – Никакой Лихарев не поможет. Похоже, Олег действительно не додумал. Правильно твоя Майя сказала, перенасыщенный раствор получился. Кисловодск – не Москва и не Голливуд. А ко мне какие вопросы? Санкция, что ли, требуется? Так ты в столице сам большой начальник, без моего благословения управишься.
– Санкция ваша мне без надобности, Дмитрий Сергеевич. В Москве управлюсь, без вопросов. Только кого я туда привезу, кого начальству представлю? Группу выпускниц Смольного института? Посмеются, и только. Потому хочу вас попросить – возьмите их сюда. Организуйте «высшие офицерские классы» по рейнджерской программе. Базовая физическая подготовка у них не хуже, чем была у белых офицеров. Требуется похожая психологическая. Ну и, само собой, специфический женский опыт. С этим бы и мои дамы справились, но… Думаю, Наталья Андреевна сможет им как нужно всё преподать, «в должной плепорции».
Воронцов вертел в пальцах незажжённую трубку, смотрел на Ляхова с интересом.
– Хорошо решил. Главное – быстро. Что ж, не вижу оснований возражать. Месяца за три научим всему, что сами умеем. Будет у тебя личная гвардия, и не только. Представляю, сколько интересных комбинаций можно организовать, располагая таким контингентом…
Вадим и сам имел в виду такую возможность. Семь великолепно обученных агентесс. Любая, в случае надобности, способна вскружить голову самому значительному лицу, лишённая намёка на моральные предрассудки, от которых не свободна любая нормальная земная женщина. И работать будут не за деньги, не за страх, а исключительно за идею. Ту, которую сам для них сформулируешь.
– Не зря Александр вас с братцем разыскал и в нашу компашку пригласил, – сказал Воронцов без тени иронии. За что Ляхов его и уважал. С Дмитрием Сергеевичем можно было на любую тему говорить, не опасаясь подвоха. Пошутить иногда едко любит, натура и должность у него такие, но всегда без подвоха, задней мысли и прочего маккиавелизма. «И пусть слова ваши будут да – да, нет – нет, а остальное – от лукавого».
– Сколько у тебя времени в запасе?
Вадим посмотрел на часы.
– Минут пятнадцать.
– Маловато. Давай ты этого Лихарева отпустишь, мы с тобой и Натальей как следует всё обмозгуем, и я тебя нашим каналом отправлю…
Уловил в лице Ляхова некоторое сомнение.
– Не боись. Всё будет нормально, у нас сбоев пока не случалось. А если Валентину так до конца и не доверяешь, сделаем, что ты через десять минут следом за ним появишься. Обо всём, мол, договорились, дальше – не твои заботы…
Вадим всё ещё не мог не то чтобы привыкнуть, а на уровне нормы научиться воспринимать подобные штучки. Независимо от собственного опыта странствий по боковым временам.
– Давайте ещё лучше сделаем: Валентина отпускаем, тут же по вашему каналу забираем сюда девушек и Майю с Татьяной, если вы не против. Они с момента встречи с нашей командой только и мечтают этот мир хоть одним глазком увидеть. Александр Иванович практически уже пообещал Майе принять её в «Братство». Тогда уж и Татьяну… Мы тут все вместе недельку поживём, чтобы у девчонок третьего за сутки футурошока не случилось. Валентин вообще ничего не узнает, кроме того, что я у вас побыл, сколько мне надо, и вернулся.
Ляхов не заметил, а Воронцов уловил сразу, что голос у него едва заметно дрогнул. Будто у ребёнка, боящегося, что взрослый откажет в очень важной для него просьбе.
«Совсем пацан ещё, хоть и полковник», – подумал Дмитрий, широко улыбнувшись.
– Никаких возражений. Для того Форт с «Валгаллой» и существуют, чтобы каждый мог укрыться здесь от мирской суеты. Отпускай Лихарева, и займёмся…
Вскоре после отъезда Ляхова вернулась домой Татьяна. По её глазам и прочим штрихам поведения Майя поняла, что не ошиблась в своём предположении. Следы бурной «ночи любви» читались явственно. Поднялась вслед за ней в её комнату, так прямо и спросила:
– Кого это ты себе нашла? Что-то стоящее?
Подруга, отвернувшись к окну, раздевалась, излишне резко бросая вещи на кровать и прямо на пол. В высоком зеркале Майя увидела у Татьяны на незагорелой груди явственные следы поцелуев.
«Если Сергей появится в ближайшие дни, могут быть эксцессы, – подумала сочувственно. – Придётся ей в солярии как следует пожариться, да и то…»
Татьяна тоже увидела предательские пятна, скривилась, очень некрасиво выругалась сквозь зубы. Набросила на плечи халат, выдернула из валявшейся на тумбочке коробки сигарету, пару раз затянулась, снова повторила то же слово, неизвестно, к кому относящееся.
– Стоящее… Когда-то было стоящее. Один мой бывший… Года два, как расстались, а позавчера он меня нашёл. Кто-то в Питере[25] сказал, что видел меня, дальше – дело техники. Пригласил повидаться…
– Ты что, так в него была влюблена, что не сумела отказаться? – удивилась Майя.
– Была, и что такого? Я вообще… бля… влюбчивая. Фамилия обязывает. Сейчас отказалась бы, конечно, да он мне напомнил про неоплаченный должок…
– Чушь какая. Ты сейчас любой долг заплатить можешь. Или – припугнуть. Есть чем.
– Тебе не понять, и понимать не нужно. Тут долг именно такого рода. Сама поклялась… Как в повести «Выстрел». Он прямо так и сказал: «Знаю, что ты замужем, и кем стала, знаю. Рассчитаемся по-хорошему и разбежимся навсегда. Слово чести». – Татьяна слабо улыбнулась. – Так-то оно всё совсем даже неплохо получилось, к взаимному удовольствию. А вот сейчас тоска пополам с совестью дружно гложут. Такая вот цена необдуманных слов и поступков.
Она, взметая пóлы китайского шёлкового халата, резко встала, достала из бара оставшуюся после прошлых посиделок бутылку ликёра «Селект», плеснула больше трети бокала.
– Будешь?
Майя мотнула головой и снова подумала, что прав был Шульгин, иногда излечение бывает хуже болезни. Так, бывшие удалые пьяницы превращаются в мерзких мизантропов, а дамы облегчённого поведения – в жутких мымр и омерзительных ханжей-моралисток.
Вот и у Татьяны после снятия лихаревской матрицы полезли её же ранее задавленные комплексы. Что на самом деле с ней происходило за десять, а, может быть, и больше лет? Майя не знала, и больше того, что иногда под настроение и рюмочку рассказывала подруга, знать не хотела.
Сравнивая её с собой, Майя вспомнила слова из рассказа Бабеля: «Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но всё-таки пьющие её. И вот первые получают удовольствие, а вторые страдают». Если заменить водку на другое слово – всё один к одному.
Как жаль, что так внезапно и не ко времени уехала Лариса. С её характером и опытом она была бы сейчас очень кстати.
– Рассчиталась с очередным прошлым? Никому больше ничего не должна? Наплюй и забудь. Считай, тебе опять приснился сон. Скверный или сладкий – сама реши. Беды или греха в том нет. Вадим уже прилетел, сейчас от Лихарева вернётся, и сядем завтракать.
– Хорошо, – снова улыбнулась Татьяна. Небось после вечернего коньяка всю ночь пила шампанское, и от трёх глотков ликёра её заметно повело. – Тогда я пару часиков придремну. Ты права, ничего не было. Совершенно ничего…
– Ладно, давай и я с тобой по глоточку. И тоже прилягу. До трёх Вадима ждала, в семь уже подхватилась. Поспим, сколько получится.
Заснуть у Майи не получилось. Только прикрыла глаза, как полезли, наслаиваясь, мысли и воспоминания, имеющие отношение к Татьяне, никуда не денешься – теперь ближайшей подруги и соратницы.
Она опять вспомнила день знакомства с Шульгиным, дамами-инопланетянками, случившееся с Татьяной и Лихаревым. Тогда её личные подозрения и ощущения почти полностью совпали с профессиональным диагнозом, поставленным Ляховым. Подруга действительно находилась под своего рода гипнозом (хотя коллега Вадима Александр Иванович Шульгин, не рядовой армейский лекарь, настоящий психиатр-психолог), назвал это явление иначе. Самое главное – Татьяну они вылечили полностью. Причём, как сейчас представлялось Майе, – напрасно.
Сама Майя удивительным образом, впервые увидев Шульгина (о котором слышала много разного и интересного от Вадима), как-то неожиданно с ним сдружилась. В гораздо большей степени, чем с Новиковым и женской частью команды. Впрочем, как раз это легко объяснимо. С неё хватило и Ларисы, а Ирина и Сильвия оказались женщинами с подавляющим уровнем превосходства, хотя и гораздо менее афишируемым. Это просто чувствовалось. Взять хотя бы момент, когда Ирина, милая женщина в обличье курортницы, стремительным, с места, как гепарды это делают, охотясь на антилоп, броском перехватила впавшую в истерику от непонятности происходящего Эвелин и немедленно её успокоила. В обоих смыслах. Со стороны это выглядело даже чересчур эффектно. Как и всё последующее.
Когда они уже поздним вечером уехали из дома Лихарева и вернулись на кисловодскую виллу Ларисы, Майя захотела поговорить с Александром Ивановичем с глазу на глаз. Ей показалось, что он ответит на её вопросы, не то чтобы откровеннее, а квалифицированнее Ляхова. Известно ведь, что нет пророка в своём отечестве.
Шульгин не обманул её ожиданий. Он сразу понял, что именно интересует и беспокоит эффектную подругу своего подопечного. Не выходя за пределы так называемой врачебной тайны, обстоятельно объяснил, какие именно изменения могут в ближайшее время произойти в характере Татьяны после проведённого лечения, и чтó ей, раз она сейчас самый близкий «пациентке» человек, необходимо иметь в виду. Во избежание возможных конфликтных ситуаций.
– Она теперь, если можно так выразиться, станет несколько другим человеком. Посттравматический синдром это у нас называется. А раз травма была психическая, то и изменения произойдут в сфере психики. Она ведь замужем? – спросил так, будто сам этого не знал.
– Считает себя замужем, – неожиданно ответила Майя. Ей как-то вдруг стало понятно, что это определение верно отражает суть дела.
Шульгин кивнул.
– А поскольку знакомство её с Сергеем и замужество произошли, когда она находилась в изменённом состоянии, теперь Татьяна может захотеть пересмотреть эту ситуацию, – продолжил он. – Ты меня понимаешь?
– Пожалуй, да… – слегка подумав, ответила Майя. – Но и вернуться к исходному состоянию она вряд ли захочет…
– Скорее всего. Значит, весьма вероятна новая сшибка. Конфликт мотиваций и тому подобное… Девушка она по психотипу крепкая, нового всплеска болезни можно не опасаться, но вот в личностном плане… Глупостей может наделать. Догадываешься, каких?
Майя кивнула.
– А это никому не нужно. Особенно сейчас. Твой Вадим и Сергей занимаются очень важным делом. Очень. Ситуация – критическая для России. То, что случилось в Москве, – дай бог, не повторится, но чтобы этого не допустить, потрудиться придётся всем. Тебе и ей, в том числе, если считаете себя в команде. Вадим в ней и так, давно и осознанно. А ты?
– Это вербовка? – вспомнила прошлую работу с отцом Майя.
Шульгин весело рассмеялся. Она бы сказала – обаятельно. Да он весь был сейчас сплошное обаяние. Умел, когда требовалось.
– Никак нет. Вадима да, вербовали, и он пошёл на контакт сознательно, поняв и приняв смысл нашей деятельности. И не ошибся, как видишь. А у тебя я просто спросил – в одной ты команде со своим мужем и с нами или – наособицу? Имеешь право. Война – мужское занятие.
– А как же ваши подруги? Воюют?
– Ну, у них другие обстоятельства и другая мотивация. Ты, по счастью, сохраняешь свободу выбора…
– Если Вадим с вами, то и я тоже. Но почему вы решили говорить со мной в его отсутствие? Спросили бы при нём…
– Когда и как кого спрашивать, милая, я лучше знаю. Профессия такая. Подпиской о неразглашении я тебя не связываю. Можешь прямо сейчас передать Вадиму наш разговор. Хоть наедине, хоть в моём присутствии. Просто каждый жанр имеет свои законы. Только и всего… Итак, если ты с нами, впредь придётся придерживаться определённых правил. О них тебе Вадим сам расскажет, чтобы не выглядело, будто я тобой манипулировать пытаюсь…
– Да оставьте. Мне не впервой.
– Тогда закончим насчёт Татьяны. Желательно, чтобы она как можно дольше не встречалась с Тархановым. Месяц, два…
– Понимаю. Я должна её удерживать от желания возвратиться в Москву?
– Не думаю, что придётся именно удерживать. Скорее – организовать так, чтобы вам обеим было интереснее оставаться здесь, чем ехать туда. На самом деле – что хорошего в той Москве? Мужчины ваши круглые сутки будут заняты делами службы, возможны внезапные и продолжительные командировки. Общество там довольно скучное. То ли дело здесь! Здесь вы – звёзды бомонда! Лариса постарается организовать постоянный фейерверк удовольствий. Лихарев с Эвелин тоже довольно интересные люди. В средствах стеснены не будете. Чего же ещё?
Шульгин, будто бывал в этой вилле неоднократно, открыл стенной шкафчик, достал бутылку вина, наполнил два бокала.
– Одним словом, за успех. И вот ещё что – если Татьяне захочется… приключений – не препятствуй. Ни словом, ни видом. Может быть, тут у неё остался кто-нибудь… Сама понимаешь.
– А сводницей поработать вы мне не поручите? – съязвила Майя.
Шульгин снова засмеялся.
– С этой ролью, если потребуется, Лариса куда лучше справится. Ну, пойдём. Главное мы обсудили…
О сути и смысле только что случившегося она Александра Ивановича решила не спрашивать. Будет ещё время, наверное. Сначала поговорит с Вадимом.
…Только что полностью подтвердились слова Шульгина. Может быть, на самом деле, сегодня ночью окончательно распрощавшись с гнетущим её прошлым, Татьяна выздоровеет полностью.
А если нет? Если нынешняя якобы кода[26] – как внезапная рюмка водки бросившему пить алкоголику. Выпил – и понеслось!
Майя вдруг ощутила смутную тревогу, встала, заглянула в комнату подруги. Та крепко спала.
Ляхов появился на крыльце, едва Майя успела спуститься вниз.
– А где машина? – спросила она, увидев пустой двор.
– В Пятигорске. Позвони шофёру, пусть сюда возвращается.
– Не поняла…
– Сейчас поймёшь. – Он за руку отвёл её к скамейке между тремя японскими соснами, посадил, присел рядом, охлопывая карманы в поисках зажигалки.
– Девочек я пристроил, – сообщил он довольным тоном. – Им хорошо и полезно будет, вам ноль забот, а у меня вскоре появятся хорошие сотрудницы. Подожди, не перебивай, – остановил Вадим готовый сорваться с губ жены вопрос. – Не в том главная суть. Я получил санкцию пригласить вас с Татьяной на отдых. В нашу святая святых – новозеландский Форт Росс. То есть вас официально позволено допустить в монастырь. Для начала – послушницами. Доходит?
– Ох, правда? И мы всё сами увидим, со всеми познакомимся, и то, о чём говорил Шульгин, станет…
– Так точно. Самой, что ни на есть, истиной в последней инстанции. И вечная молодость, и всё такое…
Майя даже не знала, как реагировать. Радость была слишком велика. Почти такая же, как в шестнадцать лет, когда отец к гимназическому балу подарил ей привезённые прямо из Парижа, из «Галери Лафайет», первые в жизни туфли на высоких каблуках, «летящее» платье и всё остальное.
– Господи, как чудесно! Только как же туда добираться? Самолётом из Минвод в Москву, и там ещё сутки лёту?
– Больше. С тремя пересадками почти вдвое выйдет до Веллингтона. Одна беда – в тысяча девятьсот двадцать пятый год даже из Москвы самолёты пока не летают…
Ляхов откровенно веселился, глядя на ошарашенное лицо любимой женщины.
– Всё! Приведи нервы в порядок и вели барышням собираться. Отбываем через час.
Барышни, получив новую команду, не высказали никаких сомнений. Кроме одного. Как быть с полевой формой и оружием, доставленным с Таорэры, и с туалетами, полученными здесь? По их лицам Майя видела, что всего суток хватило, чтобы кардинально изменить настрой: шикарные гражданские одежды начали казаться им большей ценностью, чем надоевшие доспехи.
– Заберём всё, – успокоил их Ляхов. – То и другое пригодится в равной степени.
Когда все, что называется, «сидели на чемоданах», Майя пошла будить Татьяну. Вадиму она объяснила, в каком та состоянии и настроении.
– Ей как раз там будет лучше, чем кому-нибудь другому. Стопроцентная изоляция от неуютного для неё мира. Лучшие во Вселенной врачи, лучшая аппаратура. Если нужно – приведём в психологическое состояние девственницы-первокурсницы, с полным сохранением памяти вплоть до текущего момента. Там и это умеют.
Глава 5
Некоторый шок у девушек всё же случился. Не от очередного межвременного перехода, этим их как раз не удивишь. Они никогда в жизни не видели моря, да ещё такого красивого, явившегося им в виде фьорда, окружённого зловеще-эффектными стенами скал. Да и на роскошном трансатлантическом лайнере им бывать не доводилось. Пароходы – это такое творение человеческих рук и разума, что не оставляют равнодушным никого своей грандиозностью, особой, ни с чем другим не сравнимой эстетикой и некоторой противоестественностью. Плавучий город из стали, способный пересекать моря и океаны со скоростью курьерского поезда – есть в этом нечто не от мира сего. Не зря как-то Воронцов сказал, что на его «Валгалле» можно прожить всю жизнь, и жизнь будет нескучной.
Майю же с Татьяной сильнее потрясло мгновенное перемещение на другую сторону Земли и почти на век в прошлое. Только теперь, пожалуй, они окончательно поверили, что никто не морочил им голову, и всё, о чём им рассказывали – истинная правда.
Ляхов посмотрел на Татьяну и отметил, какое громадное облегчение отразилось на её лице. Как у человека, долго плывшего к берегу, потерявшего последние силы и вдруг почувствовавшего под ногами твёрдое дно. Он её понимал, на протяжении последнего года тщательно изучая жизненный анамнез пациентки.
Их встретили Воронцов с Натальей, как и положено скучающим хлебосольным помещикам, обрадованным появлением в своей уединённой усадьбе многочисленных нежданных гостей. Что-то из «Мёртвых душ» здесь чувствовалось, и Вадим сильно подозревал, что Дмитрий Сергеевич это отлично осознаёт и намеренно форсирует сюжет именно в эту сторону.
После взаимных представлений и Майя с Татьяной, и каждая из девушек удостоились нескольких тёплых приветственных слов с предложением чувствовать себя как дома. Вестовые из палубной команды приняли багаж и унесли его в каюты, а гости отправились на ознакомительную экскурсию по Шлюпочной и Солнечной палубам. Расположенные на самом верху надстройки, не такие просторные, как остальные, они, тем не менее, имели площадь по четыре с лишним тысячи квадратных метров каждая. И в них размещались самые фешенебельные помещения общественного назначения: – бары, кафе, рестораны, музыкальные салоны, зимние сады, плавательные бассейны, спортивные площадки и так называемые курительные комнаты. В девятнадцатом – начале двадцатого века так назывался некий гибрид библиотеки и клуба, куда допускались только мужчины, желавшие в обществе подобных себе отдохнуть от постоянного присутствия рядом жён, любовниц, дочек, племянниц и прочих представительниц прекрасного пола, в окружении которых приходилось путешествовать. И где действительно разрешалось курить, пить и говорить что и сколько хочешь.
Майю же с Татьяной сильнее потрясло мгновенное перемещение на другую сторону Земли и почти на век в прошлое. Только теперь, пожалуй, они окончательно поверили, что никто не морочил им голову, и всё, о чём им рассказывали – истинная правда.
Ляхов посмотрел на Татьяну и отметил, какое громадное облегчение отразилось на её лице. Как у человека, долго плывшего к берегу, потерявшего последние силы и вдруг почувствовавшего под ногами твёрдое дно. Он её понимал, на протяжении последнего года тщательно изучая жизненный анамнез пациентки.
Их встретили Воронцов с Натальей, как и положено скучающим хлебосольным помещикам, обрадованным появлением в своей уединённой усадьбе многочисленных нежданных гостей. Что-то из «Мёртвых душ» здесь чувствовалось, и Вадим сильно подозревал, что Дмитрий Сергеевич это отлично осознаёт и намеренно форсирует сюжет именно в эту сторону.
После взаимных представлений и Майя с Татьяной, и каждая из девушек удостоились нескольких тёплых приветственных слов с предложением чувствовать себя как дома. Вестовые из палубной команды приняли багаж и унесли его в каюты, а гости отправились на ознакомительную экскурсию по Шлюпочной и Солнечной палубам. Расположенные на самом верху надстройки, не такие просторные, как остальные, они, тем не менее, имели площадь по четыре с лишним тысячи квадратных метров каждая. И в них размещались самые фешенебельные помещения общественного назначения: – бары, кафе, рестораны, музыкальные салоны, зимние сады, плавательные бассейны, спортивные площадки и так называемые курительные комнаты. В девятнадцатом – начале двадцатого века так назывался некий гибрид библиотеки и клуба, куда допускались только мужчины, желавшие в обществе подобных себе отдохнуть от постоянного присутствия рядом жён, любовниц, дочек, племянниц и прочих представительниц прекрасного пола, в окружении которых приходилось путешествовать. И где действительно разрешалось курить, пить и говорить что и сколько хочешь.