Страница:
– Никаких возражений. Теперь – информация для размышления, чтобы ты дома грамотно отмазаться сумел. Сейчас здесь – момент всего на две недели позже достаточно неприглядной сцены на твоей вилле, с мордобоем и погонями. Эвелин была в шоке, всё, по своим заграничным привычкам, порывалась звонить в полицию. Девчатам, да и нам всем, пришлось очень сильно потрудиться, пока сумели успокоить, внушить и объяснить, какая у нас служба. Хорошо, сама успела увидеть инцидент с Виталием, с Татьяной с горки побегать. Вокруг этого и выстроили легенду прикрытия. Девушка она наивная, поверила, что именно таким образом нужно было твою немедленную и крайне секретную отлучку замотивировать. Майя с Татьяной её поддерживают собственным примером. Их мужья тоже отбыли и тоже обещали скоро вернуться…
– Кем же вы меня ей обозначили? – осведомился Валентин, окончательно взявший себя в руки. Ему нужна была только подходящая для дальнейшей жизни с женой информация. – Неужто по реальной специальности?
– Примитивно, – цокнул языком Левашов. – У Майи муж – кто? Господин Ляхов, полковник, флигель-адъютант и прочее. Ксиву подлинную твоей француженке предъявил. Они же там хоть республиканцы сплошь, а к титулам крайне трепетно относятся. Ей сафьяновой книжечки с фотографией при всех погонах и аксельбантах вот так хватило! – Олег показал рукой, как именно. – Так что ты теперь – тоже особа, приближённая к Императору. Чисто Воробьянинов. Такая отмазка со свистом пройдёт, и твоя Эвелинка только и будет ждать, когда и её введут под ручку в Грановитую палату…
Пять лет, проведённых Левашовым на пароходах Совторгфлота, пусть и в культурной инженерской должности, оставили в его лексиконе и характере неизгладимые следы. Чуть только ослаблял самоконтроль, сразу начиналась специфическая стилистика.
– Удобно, удачно, – согласился Валентин. – Спасибо – не придётся наспех врать…
Этот, безусловно, приятный момент как-то заслонил куда более существенный факт воскресения после полуторамесячного пребывания в плохо оформленной могиле.
– Только как с девушками быть? – перебил его мысли Левашов. – Ты готов привести их, семерых, к своей жене на постой? С толковой мотивацией?
Лихарев задумался совсем ненадолго.
– В принципе – могу. Семь – не одна. Столько юных любовниц у одного человека просто не бывает. Если он не арабский шейх. Придумаю что-нибудь, пока добираться будем.
– Есть и другой вариант. Не умножаем сущностей сверх необходимого, правильно? Мы их завезём на дачу к Ларисе, там сейчас по-прежнему Майя с Татьяной живут. Две, а то и три опытных дамы за пару недель как-то сориентируют их в окружающей действительности, после чего станем думать дальше.
– Так, конечно, гораздо лучше, – с облегчением ответил Лихарев. – И они адаптируются, и я не спеша просчитаю варианты. Есть кое-какие, и вполне интересные…
– Вот и славненько. О, смотри, какие воспитанные девушки. Сказал – десять минут, так они секунда в секунду соблюдают.
Действительно, все семь курсанток цепочкой, по-прежнему не снимая пальцев с автоматных спусков и контролируя прилегающую местность, шли в их сторону. Режим полной боеготовности для них никто не отменял. Анастасия – впереди.
Олег увидел идущую третьей Кристину, испытал странное для него, непривычное чувство. Что было – вспомнил ярко и с благодарностью, к ней ли, к судьбе, к Дайяне. А в глаза смотреть не хотелось. Смешно ведь и неловко. Ему тридцать шесть (если без всяких отклонений, а то и сорок, с учётом петель и зигзагов локальных, независимых и прочих времён), ей – на вид девятнадцать. На самом деле, прав Андрей, то ли дочка, то ли племянница.
Она тоже увидела его, заулыбалась, как бы даже засветилась вся изнутри. Вот тебе и проблема! Одна надежда – дисциплина у воспитанниц Дайяны превыше чувств.
Так и вышло. Один короткий, почти незаметный жест руки, и Кристина, всё поняв, на долю секунды изобразила одними только глазами всё, что хотела, и сразу стала столь же функциональной и безразличной к посторонним факторам, как и подруги. Поглощённой только боевой задачей. Ничего личного. Как же иначе? Месяц-другой спустя она могла бы стать полноценным координатором, которым эмоции разрешены только по велению службы.
– Значит, решили, – сказал Левашов, всем своим видом демонстрируя девушкам, даже никогда его раньше не видевшим, что главный здесь – он. Как бы не выше всесильной начальницы Дайяны. – В одну шеренгу – становись!
Курсантки чётко исполнили команду.
Он прошёлся вдоль коротенького строя с видом и манерами красноармейца Сухова (или – старшины Васкова)[5]. – Сейчас мы с вами переправимся в одно место, где вы найдёте крышу над головой, защиту и помощь. Помощь в том, чтобы приспособиться к жизни на Земле. На этой Земле. Она отличается от той, где вы должны были работать. Не очень, но отличается. Это главное. Всё остальное станет ясно по месту и в течение… Те дамы, которые вас примут под своё покровительство, знают, что вам предложить, чему научить и чего от вас потребовать. Понятно?
Хором отвечать: «Так точно, товарищ…», их никто не учил, но мимикой и кивками голов девушки показали, что всё понимают правильно.
– Очень хорошо. Значит, сейчас все садимся во флигер, Валентин Валентинович заводит его на самой малой скорости в имеющийся портал, и через минутку все будем там, где нужно. Исполнять!
Курсантки исполнили команду быстро и чётко.
– В Кисловодск к Ларисе? – на всякий случай ещё раз переспросил Лихарев, когда они остались вдвоём перед летательным аппаратом.
– Куда же ещё? Разместим девчат – и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай привычный образ жизни, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?
В полном соответствии с действием препарата Валентин подтвердил, что уловил всё и несколько более того. С огромным облегчением при этом. Как там сложится дальше – видно будет, а сейчас всё происходит совершенно великолепно. Вместо условной могилы в горах, находящихся за полста парсеков отсюда, он совсем скоро окажется в любовно обустроенном доме, в объятиях чуждой всяким потусторонним заботам женщины… Слава богу, хоть она не имеет ко всему этому никакого отношения!
Кому ещё выпадало такое счастье? Не в качестве аггрианца-координатора, в роли обычного военного человека. Могли убить – не убили. А если даже и убили… Может быть, за минувший век в разных параллелях убиты десятки его аналогов, ну и что? Сейчас-то он снова жив, дышит, осознаёт себя вполне адекватным себе самому…
Как эта степная травка в руке Левашова называется? Валентин пытался вспомнить и отчего-то не мог. Ну и ладно. Он ведь по легенде северянин, петербуржец, а здесь крайний юг Империи.
Ах, да, емшан-трава, кажется. Тревожит запах, волнует… Ему возвращена, подарена жизнь (именно эта, зачем другая?). Заодно с прощением всех предыдущих прегрешений перед людьми, имевшими право поступить с ним совсем иначе. Как он бы с ними поступил, будь его воля. Но не сейчас, раньше. Теперь ему и в голову никогда больше не придёт, что можно нарушить… А что? Приказ, долг, собственные убеждения? Над этим стоит подумать, но уж никак не сейчас. Сейчас хочется только вырваться как можно скорей из «странности», в которой он оказался, перевести дух, по-новому определиться…
Левашов перебросил флигер на три десятка километров, не касаясь сложных СПВ-настроек, просто переместил окно заданного пространства с одного места на другое, будто из комнаты в комнату. И вот уже они во внутреннем дворе сказочного домика на горе.
Навстречу вышла на высокое крыльцо Майя, предупреждённая Олегом о скором визите с нежданными гостями, ко всяким вариантам давно привыкшая, в отсутствие Ларисы считающая себя исполняющей обязанности хозяйки. Приоделась подходяще, но затруднять себя утренним макияжем не стала. Во-первых, не для кого, а во-вторых – и без него хороша.
Олег, поднявшись по ступенькам, вполголоса, по возможности коротко и ёмко объяснил суть происходящего и то, что теперь требуется от неё.
А что – интересно! Майе давно уже стало скучновато в Кисловодске, в то время как в Москве происходили интереснейшие события. Но Вадим велел (или просил), пока оставаться здесь, исходя из необъяснённых соображений. Она уже привыкла не возражать, если он говорил с ней особым тоном, означающим, что обстоятельства выше их личных желаний и склонностей. Девушка успела убедиться в том, что муж, хотя пока и не венчанный, в серьёзных делах не ошибается.
Именно так случилось, когда они приехали разбираться с Лихаревым. И ведь разобрались, не без сложностей, зато и без потерь.
Сегодня снова красавец-парень Валентин объявился здесь, и ведёт себя с ним Олег вполне дружески. Только – Майя это не сразу, но заметила – как-то снисходительно, что ли. Ей вспомнилась поговорка, нередко употреблявшаяся её отцом-прокурором по самым разным поводам: «Еврей крещёный, что вор прощённый». Наверное, и здесь что-то в этом роде…
Она никогда не видела живых аггрианок (Ирина и Сильвия в её понимании к таковым не относились. Вадим так ей о них рассказывал, что она этих дам воспринимала как подлинных землянок, этаких Маугли женского пола, воспитанных инопланетянами). А эти были натуральными, «свеженькими», прямо со своей планеты, не успевшими даже переодеться и ничегошеньки о жизни на Земле не знающими.
Тут и она, и Левашов ошибались. Последние месяцы, после того как Дайяна составила план подчинения себе Лихарева и возвращения к неограниченной власти в новой, весьма ей понравившейся реальности, она своих курсанток напряжённо, будто слушателей фронтовой разведшколы, готовила к работе именно здесь. По двенадцать часов в сутки. И – получалось, что сразу отметили, при первой встрече с девушками, и Новиков с Шульгиным, и сам Левашов. Недоработки, конечно, имелись по причине отсутствия «полевой практики», но в целом и Анастасия, и её подружки вели себя с ними вполне адекватно. С бóльшим соответствием исполняемой роли, чем та же, вполне подлинная Анна, девушка с дореволюционным воспитанием, попавшая абсолютно случайным образом в «Братство» в тысяча девятьсот двадцатом году.
Но как раз этого (ни об Анне, ни о курсантках), Майя не знала. Да и о самом «Братстве» её представления оставались расплывчатыми. Не довелось ей пока побывать ни в Замке, ни на Валгалле, ни даже в новозеландском Форте Росс.
Но и того, что она знала, было достаточно, чтобы задача показалась ей интересной. Теперь уже она ощутила себя в положении Ларисы, встретившей их с Татьяной в Кисловодске[6]. Умудрённая жизнью наставница и защитница, если захочется и сложится – старшая подруга.
– Пойдёмте в дом, – сказала она, лучезарно, как умела, улыбнувшись Олегу, чуть сдержаннее – Валентину, покровительственно – девчонкам. – Сколько можно на пороге стоять? Там всё и обсудим. Вот это – она указала на флигер, вживаясь в роль коменданта вверенной ей крепости, – немедленно убрать в гараж, чтобы никто посторонний не заметил, ни с воздуха, ни оттуда, – она указала на возвышающийся в полукилометре напротив, на склоне высокого отрога, двадцатиэтажный корпус санатория. – Раздражает он меня до невероятности. Любой хам с биноклем наш двор рассмотреть может. Невозможно неглиже на балкон выйти…
– Взорвать его, что ли? – пошутил Левашов.
– А и неплохо бы… – в тон ему ответила Майя. – Но до того будем применяться к обстановке.
– Тогда скажи Вадиму, пусть хорошую маскировочную сеть привезёт. Натянете отсюда вот досюда, и придётся старичкам другую цель для своих биноклей искать… А то и на порнофильмы переключаться.
Повинуясь всего лишь сделанному ею жесту, из караулки появились двое охранников, отперли ворота, ничему не удивляясь, помогли Лихареву многочисленными и взаимоисключающими советами загнать машину на отведённое место. Так и должны они были по замыслу выглядеть. Якобы нанятые из местных жителей, старательные, службу знающие, но, как и многие из терских и кубанских казаков, любящие прикинуться простачками. Перед приезжими «из России»[7]. Даже Валентин не смог сообразить, что имеет дело не с людьми, а с роботами – продуктом совсем другой технической культуры. Может, усмехнулся про себя, что переигрывают охранники прокурорской дочки, но и не более того.
– А вы, девочки, за мной, – ласково, как тётушка, встречающая приехавших на летние каникулы долгожданных племянниц, пригласила Майя курсанток.
Семь вызывающе эффектных красавиц, да ещё и вооружённых, как штурмгвардейцы, явно робея и теряясь, оказавшись в интересном, но совсем не понятном им месте, пошли, подчиняясь воле новой хозяйки. Так она была воспринята Мариной, Гертой, Ингой и Людмилой (хотя пока и не знала их имён). Читать, что там написано на нагрудных ленточках, ей и в голову не пришло. Как отметила Майя, у этих четверых она вызывала именно такой поведенческий стереотип. Зато у трёх других, вроде бы и очень похожих на подруг, эмоция была иной. В них ощущался осторожный, слегка опасливый интерес. Но – и отстранённость. Непонятного происхождения (военврач Ляхов сказал бы – этиологии). Будто эти девушки были из другой страты. А, может быть, и так, кто их там знает.
Будем посмотреть, как Вадим моментами выражается, совсем несообразно обычной манере.
– Оружие и прочую сбрую сложите вот здесь, – указала она на дверь кладовки под лестницей.
Анастасия вопросительно посмотрела на Левашова.
– Да-да, исполняйте, – подтвердил Олег. – Майя Васильевна теперь для вас царь, бог и воинский начальник. Слушаться её будете, как раньше Дайяну. А о той забудьте. Едва ли в ближайшее время вы с ней встретитесь. Автоматы, очень надеюсь, здесь вам не пригодятся. Перенастраивайтесь на мирную и приятную жизнь.
Не успели гостьи пройти в нижний обеденный зал, на верхних ступеньках одной из лестниц, имевшихся в этом доме в изобилии, разных, на любой вкус, словно трапов на военном корабле, появилась и Татьяна, разбуженная произведённым гостями шумом.
Не подозревая о присутствии здесь мужчин, она вышла попросту, в коротком халатике, ещё не застёгнутом.
Увидела скрестившиеся на ней взгляды двух мужчин и толпы неизвестно откуда взявшихся девчонок, особенно и не смутилась, но исходя из норм приличия (мужняя жена, всё-таки) халатик запахнула, что имело опять же чисто символическое значение – рельеф тела никуда не спрячешь. А рельеф у неё был выше всяческих похвал, Майя завидовала, хотя ей, казалось бы, грех жаловаться.
С Левашовым Татьяна была знакома на протяжении двух суток, но знала, что относится он к руководящим лицам некоей организации, о которой Вадим Ляхов отзывался с большим пиететом. И её Сергея, естественно, эта организация всемерно поддерживала, иначе неизвестно, что бы со всеми ними сталось.
Лихарев был почти что свой, местный, но для неё не то чтобы неприятный, а – скользкий. Так можно определить. Тёплых отношений с ним поддерживать не хотелось. При том, что его жена, Эвелин, отлично вписалась в их компанию. Оказалась милейшей, совпадающей по характеру девушкой, пусть и француженкой. Да ещё и доктором философии (с точки зрения Татьяны – явный перебор. Как в том анекдоте: «Тебе что, мало, что ты негр?»). Зато всеми силами стремилась как можно быстрее обрусеть. Бывает.
Татьяна спустилась вниз, с Левашовым поздоровалась вежливо и в меру сил радушно, с Валентином – в пределах этикета.
– А это что у нас за молодёжь? – обернулась она к толпившимся у окна аггрианкам. Как-то они сумели всей своей группой занять минимальную площадь. И смотрели на новую женщину даже с большим интересом, чем на Майю. Кто их знает, может быть, именно фигура и властно-безразличный взгляд так подействовали? И тон, само собой, и эмпатически, по одному взгляду читаемое отношение к их бывшему начальнику.
– Вот, пополнение вам привёз, – сказал, чуть замявшись, Олег. Он до сих пор испытывал странное смущение в присутствии малознакомых, да ещё и полураздетых женщин. – Чтобы не скучно было.
Татьяна, оглядев девушек, слегка улыбнулась. Снова посмотрела на Лихарева. Его присутствие рядом вызывало отчётливый, причём нарастающий дискомфорт.
О том, что случилось в его пятигорском доме и вокруг[8], она помнила не слишком много. Поставленную Валентином в её мозг матрицу Сильвия сумела удалить, пользуясь своим блок-универсалом и имевшейся в подвале аппаратурой. Заодно исчезли порядочные куски подлинной и наведённой памяти.
У Татьяны остались только кое-как состыкованные воспоминания о её бегстве с Эвелин от Виталия, телохранителя Майи, оказавшегося одним из «запрограммированных», о том, как потом они с ней и Валентином пили шампанское на вилле под Горячей горой, и как ей вдруг стало плохо. Она, кажется, потеряла сознание, и довольно надолго. Пришла в себя и увидела рядом Майю, Ларису, Ляхова, который дал ей выпить какое-то лекарство и долго успокаивал, объясняя, что случился с ней своеобразный нервный криз, как последствие всего, что накопилось в психике и подсознании с давних времён, которые они обсуждали на катере.
Потом опять какой-то сумбур: они вдруг оказались уже не в Пятигорске, а в Кисловодске, компания увеличилась вдвое – к Майе, Ларисе, Вадиму присоединились женщины Сильвия и Ирина, очень похожие на «вдову Эймонт», но куда красивее, мягче и одновременно круче. А также незнакомые мужчины, только что подъехавшие – Андрей, Александр и Олег (этот самый, что сейчас доставил девчонок). Все они тогда расселись за огромным обеденным столом, отмечая какую-то свою победу, а заодно и её выздоровление.
Вечер (по её ощущению) шёл легко и эмоционально приподнято. Она спросила у Ляхова, когда же освободится от своих «страшно важных дел» Тарханов, и Вадим заверил, что очень скоро. В Москве порядок практически наведён, враги выявлены и обезврежены. Через денёк-другой Сергей испросит у начальства отпуск (так и неиспользованный по причине известных событий), вот тогда они и отдохнут, и погуляют по-настоящему. Даже к тёплым морям можно будет отъехать.
– Причём – на собственной яхте, – сказала Ирина, жена Андрея, полностью утратившая внутреннее напряжение и превратившаяся в милейшую даму. – Знаешь, как интересно купаться в океане, когда под тобой не три метра воды на ялтинском пляже, а одиннадцать километров…
– Это как? – удивилась Татьяна. Географию в школе она, конечно, учила, но названную глубину с обычной практикой совместить не сумела.
– Марианская впадина называется, – пояснила Ирина и с улыбкой подняла свой бокал шампанского.
Глава 2
– Кем же вы меня ей обозначили? – осведомился Валентин, окончательно взявший себя в руки. Ему нужна была только подходящая для дальнейшей жизни с женой информация. – Неужто по реальной специальности?
– Примитивно, – цокнул языком Левашов. – У Майи муж – кто? Господин Ляхов, полковник, флигель-адъютант и прочее. Ксиву подлинную твоей француженке предъявил. Они же там хоть республиканцы сплошь, а к титулам крайне трепетно относятся. Ей сафьяновой книжечки с фотографией при всех погонах и аксельбантах вот так хватило! – Олег показал рукой, как именно. – Так что ты теперь – тоже особа, приближённая к Императору. Чисто Воробьянинов. Такая отмазка со свистом пройдёт, и твоя Эвелинка только и будет ждать, когда и её введут под ручку в Грановитую палату…
Пять лет, проведённых Левашовым на пароходах Совторгфлота, пусть и в культурной инженерской должности, оставили в его лексиконе и характере неизгладимые следы. Чуть только ослаблял самоконтроль, сразу начиналась специфическая стилистика.
– Удобно, удачно, – согласился Валентин. – Спасибо – не придётся наспех врать…
Этот, безусловно, приятный момент как-то заслонил куда более существенный факт воскресения после полуторамесячного пребывания в плохо оформленной могиле.
– Только как с девушками быть? – перебил его мысли Левашов. – Ты готов привести их, семерых, к своей жене на постой? С толковой мотивацией?
Лихарев задумался совсем ненадолго.
– В принципе – могу. Семь – не одна. Столько юных любовниц у одного человека просто не бывает. Если он не арабский шейх. Придумаю что-нибудь, пока добираться будем.
– Есть и другой вариант. Не умножаем сущностей сверх необходимого, правильно? Мы их завезём на дачу к Ларисе, там сейчас по-прежнему Майя с Татьяной живут. Две, а то и три опытных дамы за пару недель как-то сориентируют их в окружающей действительности, после чего станем думать дальше.
– Так, конечно, гораздо лучше, – с облегчением ответил Лихарев. – И они адаптируются, и я не спеша просчитаю варианты. Есть кое-какие, и вполне интересные…
– Вот и славненько. О, смотри, какие воспитанные девушки. Сказал – десять минут, так они секунда в секунду соблюдают.
Действительно, все семь курсанток цепочкой, по-прежнему не снимая пальцев с автоматных спусков и контролируя прилегающую местность, шли в их сторону. Режим полной боеготовности для них никто не отменял. Анастасия – впереди.
Олег увидел идущую третьей Кристину, испытал странное для него, непривычное чувство. Что было – вспомнил ярко и с благодарностью, к ней ли, к судьбе, к Дайяне. А в глаза смотреть не хотелось. Смешно ведь и неловко. Ему тридцать шесть (если без всяких отклонений, а то и сорок, с учётом петель и зигзагов локальных, независимых и прочих времён), ей – на вид девятнадцать. На самом деле, прав Андрей, то ли дочка, то ли племянница.
Она тоже увидела его, заулыбалась, как бы даже засветилась вся изнутри. Вот тебе и проблема! Одна надежда – дисциплина у воспитанниц Дайяны превыше чувств.
Так и вышло. Один короткий, почти незаметный жест руки, и Кристина, всё поняв, на долю секунды изобразила одними только глазами всё, что хотела, и сразу стала столь же функциональной и безразличной к посторонним факторам, как и подруги. Поглощённой только боевой задачей. Ничего личного. Как же иначе? Месяц-другой спустя она могла бы стать полноценным координатором, которым эмоции разрешены только по велению службы.
– Значит, решили, – сказал Левашов, всем своим видом демонстрируя девушкам, даже никогда его раньше не видевшим, что главный здесь – он. Как бы не выше всесильной начальницы Дайяны. – В одну шеренгу – становись!
Курсантки чётко исполнили команду.
Он прошёлся вдоль коротенького строя с видом и манерами красноармейца Сухова (или – старшины Васкова)[5]. – Сейчас мы с вами переправимся в одно место, где вы найдёте крышу над головой, защиту и помощь. Помощь в том, чтобы приспособиться к жизни на Земле. На этой Земле. Она отличается от той, где вы должны были работать. Не очень, но отличается. Это главное. Всё остальное станет ясно по месту и в течение… Те дамы, которые вас примут под своё покровительство, знают, что вам предложить, чему научить и чего от вас потребовать. Понятно?
Хором отвечать: «Так точно, товарищ…», их никто не учил, но мимикой и кивками голов девушки показали, что всё понимают правильно.
– Очень хорошо. Значит, сейчас все садимся во флигер, Валентин Валентинович заводит его на самой малой скорости в имеющийся портал, и через минутку все будем там, где нужно. Исполнять!
Курсантки исполнили команду быстро и чётко.
– В Кисловодск к Ларисе? – на всякий случай ещё раз переспросил Лихарев, когда они остались вдвоём перед летательным аппаратом.
– Куда же ещё? Разместим девчат – и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай привычный образ жизни, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?
В полном соответствии с действием препарата Валентин подтвердил, что уловил всё и несколько более того. С огромным облегчением при этом. Как там сложится дальше – видно будет, а сейчас всё происходит совершенно великолепно. Вместо условной могилы в горах, находящихся за полста парсеков отсюда, он совсем скоро окажется в любовно обустроенном доме, в объятиях чуждой всяким потусторонним заботам женщины… Слава богу, хоть она не имеет ко всему этому никакого отношения!
Кому ещё выпадало такое счастье? Не в качестве аггрианца-координатора, в роли обычного военного человека. Могли убить – не убили. А если даже и убили… Может быть, за минувший век в разных параллелях убиты десятки его аналогов, ну и что? Сейчас-то он снова жив, дышит, осознаёт себя вполне адекватным себе самому…
Как эта степная травка в руке Левашова называется? Валентин пытался вспомнить и отчего-то не мог. Ну и ладно. Он ведь по легенде северянин, петербуржец, а здесь крайний юг Империи.
Ах, да, емшан-трава, кажется. Тревожит запах, волнует… Ему возвращена, подарена жизнь (именно эта, зачем другая?). Заодно с прощением всех предыдущих прегрешений перед людьми, имевшими право поступить с ним совсем иначе. Как он бы с ними поступил, будь его воля. Но не сейчас, раньше. Теперь ему и в голову никогда больше не придёт, что можно нарушить… А что? Приказ, долг, собственные убеждения? Над этим стоит подумать, но уж никак не сейчас. Сейчас хочется только вырваться как можно скорей из «странности», в которой он оказался, перевести дух, по-новому определиться…
Левашов перебросил флигер на три десятка километров, не касаясь сложных СПВ-настроек, просто переместил окно заданного пространства с одного места на другое, будто из комнаты в комнату. И вот уже они во внутреннем дворе сказочного домика на горе.
Навстречу вышла на высокое крыльцо Майя, предупреждённая Олегом о скором визите с нежданными гостями, ко всяким вариантам давно привыкшая, в отсутствие Ларисы считающая себя исполняющей обязанности хозяйки. Приоделась подходяще, но затруднять себя утренним макияжем не стала. Во-первых, не для кого, а во-вторых – и без него хороша.
Олег, поднявшись по ступенькам, вполголоса, по возможности коротко и ёмко объяснил суть происходящего и то, что теперь требуется от неё.
А что – интересно! Майе давно уже стало скучновато в Кисловодске, в то время как в Москве происходили интереснейшие события. Но Вадим велел (или просил), пока оставаться здесь, исходя из необъяснённых соображений. Она уже привыкла не возражать, если он говорил с ней особым тоном, означающим, что обстоятельства выше их личных желаний и склонностей. Девушка успела убедиться в том, что муж, хотя пока и не венчанный, в серьёзных делах не ошибается.
Именно так случилось, когда они приехали разбираться с Лихаревым. И ведь разобрались, не без сложностей, зато и без потерь.
Сегодня снова красавец-парень Валентин объявился здесь, и ведёт себя с ним Олег вполне дружески. Только – Майя это не сразу, но заметила – как-то снисходительно, что ли. Ей вспомнилась поговорка, нередко употреблявшаяся её отцом-прокурором по самым разным поводам: «Еврей крещёный, что вор прощённый». Наверное, и здесь что-то в этом роде…
Она никогда не видела живых аггрианок (Ирина и Сильвия в её понимании к таковым не относились. Вадим так ей о них рассказывал, что она этих дам воспринимала как подлинных землянок, этаких Маугли женского пола, воспитанных инопланетянами). А эти были натуральными, «свеженькими», прямо со своей планеты, не успевшими даже переодеться и ничегошеньки о жизни на Земле не знающими.
Тут и она, и Левашов ошибались. Последние месяцы, после того как Дайяна составила план подчинения себе Лихарева и возвращения к неограниченной власти в новой, весьма ей понравившейся реальности, она своих курсанток напряжённо, будто слушателей фронтовой разведшколы, готовила к работе именно здесь. По двенадцать часов в сутки. И – получалось, что сразу отметили, при первой встрече с девушками, и Новиков с Шульгиным, и сам Левашов. Недоработки, конечно, имелись по причине отсутствия «полевой практики», но в целом и Анастасия, и её подружки вели себя с ними вполне адекватно. С бóльшим соответствием исполняемой роли, чем та же, вполне подлинная Анна, девушка с дореволюционным воспитанием, попавшая абсолютно случайным образом в «Братство» в тысяча девятьсот двадцатом году.
Но как раз этого (ни об Анне, ни о курсантках), Майя не знала. Да и о самом «Братстве» её представления оставались расплывчатыми. Не довелось ей пока побывать ни в Замке, ни на Валгалле, ни даже в новозеландском Форте Росс.
Но и того, что она знала, было достаточно, чтобы задача показалась ей интересной. Теперь уже она ощутила себя в положении Ларисы, встретившей их с Татьяной в Кисловодске[6]. Умудрённая жизнью наставница и защитница, если захочется и сложится – старшая подруга.
– Пойдёмте в дом, – сказала она, лучезарно, как умела, улыбнувшись Олегу, чуть сдержаннее – Валентину, покровительственно – девчонкам. – Сколько можно на пороге стоять? Там всё и обсудим. Вот это – она указала на флигер, вживаясь в роль коменданта вверенной ей крепости, – немедленно убрать в гараж, чтобы никто посторонний не заметил, ни с воздуха, ни оттуда, – она указала на возвышающийся в полукилометре напротив, на склоне высокого отрога, двадцатиэтажный корпус санатория. – Раздражает он меня до невероятности. Любой хам с биноклем наш двор рассмотреть может. Невозможно неглиже на балкон выйти…
– Взорвать его, что ли? – пошутил Левашов.
– А и неплохо бы… – в тон ему ответила Майя. – Но до того будем применяться к обстановке.
– Тогда скажи Вадиму, пусть хорошую маскировочную сеть привезёт. Натянете отсюда вот досюда, и придётся старичкам другую цель для своих биноклей искать… А то и на порнофильмы переключаться.
Повинуясь всего лишь сделанному ею жесту, из караулки появились двое охранников, отперли ворота, ничему не удивляясь, помогли Лихареву многочисленными и взаимоисключающими советами загнать машину на отведённое место. Так и должны они были по замыслу выглядеть. Якобы нанятые из местных жителей, старательные, службу знающие, но, как и многие из терских и кубанских казаков, любящие прикинуться простачками. Перед приезжими «из России»[7]. Даже Валентин не смог сообразить, что имеет дело не с людьми, а с роботами – продуктом совсем другой технической культуры. Может, усмехнулся про себя, что переигрывают охранники прокурорской дочки, но и не более того.
– А вы, девочки, за мной, – ласково, как тётушка, встречающая приехавших на летние каникулы долгожданных племянниц, пригласила Майя курсанток.
Семь вызывающе эффектных красавиц, да ещё и вооружённых, как штурмгвардейцы, явно робея и теряясь, оказавшись в интересном, но совсем не понятном им месте, пошли, подчиняясь воле новой хозяйки. Так она была воспринята Мариной, Гертой, Ингой и Людмилой (хотя пока и не знала их имён). Читать, что там написано на нагрудных ленточках, ей и в голову не пришло. Как отметила Майя, у этих четверых она вызывала именно такой поведенческий стереотип. Зато у трёх других, вроде бы и очень похожих на подруг, эмоция была иной. В них ощущался осторожный, слегка опасливый интерес. Но – и отстранённость. Непонятного происхождения (военврач Ляхов сказал бы – этиологии). Будто эти девушки были из другой страты. А, может быть, и так, кто их там знает.
Будем посмотреть, как Вадим моментами выражается, совсем несообразно обычной манере.
– Оружие и прочую сбрую сложите вот здесь, – указала она на дверь кладовки под лестницей.
Анастасия вопросительно посмотрела на Левашова.
– Да-да, исполняйте, – подтвердил Олег. – Майя Васильевна теперь для вас царь, бог и воинский начальник. Слушаться её будете, как раньше Дайяну. А о той забудьте. Едва ли в ближайшее время вы с ней встретитесь. Автоматы, очень надеюсь, здесь вам не пригодятся. Перенастраивайтесь на мирную и приятную жизнь.
Не успели гостьи пройти в нижний обеденный зал, на верхних ступеньках одной из лестниц, имевшихся в этом доме в изобилии, разных, на любой вкус, словно трапов на военном корабле, появилась и Татьяна, разбуженная произведённым гостями шумом.
Не подозревая о присутствии здесь мужчин, она вышла попросту, в коротком халатике, ещё не застёгнутом.
Увидела скрестившиеся на ней взгляды двух мужчин и толпы неизвестно откуда взявшихся девчонок, особенно и не смутилась, но исходя из норм приличия (мужняя жена, всё-таки) халатик запахнула, что имело опять же чисто символическое значение – рельеф тела никуда не спрячешь. А рельеф у неё был выше всяческих похвал, Майя завидовала, хотя ей, казалось бы, грех жаловаться.
С Левашовым Татьяна была знакома на протяжении двух суток, но знала, что относится он к руководящим лицам некоей организации, о которой Вадим Ляхов отзывался с большим пиететом. И её Сергея, естественно, эта организация всемерно поддерживала, иначе неизвестно, что бы со всеми ними сталось.
Лихарев был почти что свой, местный, но для неё не то чтобы неприятный, а – скользкий. Так можно определить. Тёплых отношений с ним поддерживать не хотелось. При том, что его жена, Эвелин, отлично вписалась в их компанию. Оказалась милейшей, совпадающей по характеру девушкой, пусть и француженкой. Да ещё и доктором философии (с точки зрения Татьяны – явный перебор. Как в том анекдоте: «Тебе что, мало, что ты негр?»). Зато всеми силами стремилась как можно быстрее обрусеть. Бывает.
Татьяна спустилась вниз, с Левашовым поздоровалась вежливо и в меру сил радушно, с Валентином – в пределах этикета.
– А это что у нас за молодёжь? – обернулась она к толпившимся у окна аггрианкам. Как-то они сумели всей своей группой занять минимальную площадь. И смотрели на новую женщину даже с большим интересом, чем на Майю. Кто их знает, может быть, именно фигура и властно-безразличный взгляд так подействовали? И тон, само собой, и эмпатически, по одному взгляду читаемое отношение к их бывшему начальнику.
– Вот, пополнение вам привёз, – сказал, чуть замявшись, Олег. Он до сих пор испытывал странное смущение в присутствии малознакомых, да ещё и полураздетых женщин. – Чтобы не скучно было.
Татьяна, оглядев девушек, слегка улыбнулась. Снова посмотрела на Лихарева. Его присутствие рядом вызывало отчётливый, причём нарастающий дискомфорт.
О том, что случилось в его пятигорском доме и вокруг[8], она помнила не слишком много. Поставленную Валентином в её мозг матрицу Сильвия сумела удалить, пользуясь своим блок-универсалом и имевшейся в подвале аппаратурой. Заодно исчезли порядочные куски подлинной и наведённой памяти.
У Татьяны остались только кое-как состыкованные воспоминания о её бегстве с Эвелин от Виталия, телохранителя Майи, оказавшегося одним из «запрограммированных», о том, как потом они с ней и Валентином пили шампанское на вилле под Горячей горой, и как ей вдруг стало плохо. Она, кажется, потеряла сознание, и довольно надолго. Пришла в себя и увидела рядом Майю, Ларису, Ляхова, который дал ей выпить какое-то лекарство и долго успокаивал, объясняя, что случился с ней своеобразный нервный криз, как последствие всего, что накопилось в психике и подсознании с давних времён, которые они обсуждали на катере.
Потом опять какой-то сумбур: они вдруг оказались уже не в Пятигорске, а в Кисловодске, компания увеличилась вдвое – к Майе, Ларисе, Вадиму присоединились женщины Сильвия и Ирина, очень похожие на «вдову Эймонт», но куда красивее, мягче и одновременно круче. А также незнакомые мужчины, только что подъехавшие – Андрей, Александр и Олег (этот самый, что сейчас доставил девчонок). Все они тогда расселись за огромным обеденным столом, отмечая какую-то свою победу, а заодно и её выздоровление.
Вечер (по её ощущению) шёл легко и эмоционально приподнято. Она спросила у Ляхова, когда же освободится от своих «страшно важных дел» Тарханов, и Вадим заверил, что очень скоро. В Москве порядок практически наведён, враги выявлены и обезврежены. Через денёк-другой Сергей испросит у начальства отпуск (так и неиспользованный по причине известных событий), вот тогда они и отдохнут, и погуляют по-настоящему. Даже к тёплым морям можно будет отъехать.
– Причём – на собственной яхте, – сказала Ирина, жена Андрея, полностью утратившая внутреннее напряжение и превратившаяся в милейшую даму. – Знаешь, как интересно купаться в океане, когда под тобой не три метра воды на ялтинском пляже, а одиннадцать километров…
– Это как? – удивилась Татьяна. Географию в школе она, конечно, учила, но названную глубину с обычной практикой совместить не сумела.
– Марианская впадина называется, – пояснила Ирина и с улыбкой подняла свой бокал шампанского.
Глава 2
Татьяна заставила себя стряхнуть, оттолкнуть, будто сор веником смести ни к селу, ни к городу накатившие воспоминания. Что ей этот Лихарев и его непонятный взгляд? Пусть спасибо скажет за жену, а не пялится на абсолютно ему постороннюю женщину[9]. Две недели прожили они с Майей спокойно, развлекаясь в меру возможностей, утешая Эвелин, впервые расставшуюся (да ещё при таких странных обстоятельствах), с единственным близким ей в этой стране человеком.
Свозили её в Ставрополь, в Приэльбрусье, в Теберду и Архыз. Делали, что могли, постоянно ссылаясь на собственный печальный опыт почти что «соломенных вдов»[10].
Но теперь Лихарев вернулся, судя по всему – вполне благополучно, да ещё и с прибавлением семейства. То с одной взрослой бабой возиться приходилось, теперь – с семью соплячками.
Это она, конечно, резковато о них подумала. Всё, скорее, совсем наоборот. Но возиться – оттого – придётся ещё больше. Ясное дело.
«Да ничего, справимся», – подумала Татьяна и постаралась улыбнуться с неба свалившимся (вот уж, ничего не зная, в точку попала), гостьям как можно радушнее.
На вопрос хозяек, надолго ли он к ним, Левашов объяснил, что обстоятельства у них там сейчас такие, что буквально лишних полчаса он не может провести в обществе столь очаровательных женщин. Нашёл в себе силы, что Майя немедленно отметила, ручку ей поцеловать, а вот Татьяне только кивнул, зато с приятнейшей улыбкой.
«Бывают же такие странные мужики, – подумала та. – Я его точно бы не укусила. А он то на ноги взглянет, то на грудь и резко отворачивается».
– Дела наши очень далеко отсюда, и хрен знает, чем кончатся…
Это выражение с кое-какой флотской добавкой сорвалось у него с губ очень легко, он, похоже, и сам не заметил, зато Майя и Татьяна – сразу. Между собой они и покруче выражались, но в устах деликатного инженера нормальный оборот прозвучал… Не в стиле.
Наверное, нечто очень нехорошее там у них творится, вот он и отвлёкся подсознательно.
– Оттого – никаких обещаний о сроках своего возвращения дать не могу. Чудо, что вообще удалось вырваться и доставить сюда девушек-сироток…
Так Олег и выразился, с одной стороны, чуть иронизируя, а с другой – чистую правду сказал.
– Имелась у них строгая тётка-воспитательница в особом заведении, среднем между пансионом благородных девиц и высшей школой спецназа, но в ближайшие годы вряд ли им ещё придётся увидеться. Жизнь – она… Сами понимаете.
Валентин Лихарев, очевидно, тоже принимал в девушках некоторое участие, но сейчас Левашов его отчётливо отодвинул. По-человечески понять можно – мужчина, имеющий молодую ревнивую жену, никак не может уделять должное внимание семи красавицам сразу. Неизвестно, откуда взявшимся.
– Как ты соображаешь, друг, – повернулся к Лихареву Олег, – Майя с Татьяной на офицерское жалованье своих мужей достойно, а тем более – долго, наших подопечных содержать не смогут. Лариса на них свою чековую книжку переоформить не успела. У меня в кармане – вошь на аркане. Придётся уж тебе обеспокоиться, пока мы не вернёмся. Процентов с капитала, надеюсь, хватит. В случае чего – компенсируем… – многообещающе улыбнулся Левашов.
– Да о чём ты говоришь! Всё будет в лучшем виде. И здесь устроим, и в столицы вывезем, если потребуется, – почти возмутился Лихарев.
– Вот и славно. А то тебя и на том свете найти – не вопрос. Сам понимаешь… – как-то, на взгляд Майи, достаточно банально фраза прозвучала… Чересчур. Она и сама успела побывать «на том свете», но Левашов, кажется, имел в виду нечто другое.
Валентин с готовностью кивнул.
– Тогда – до скорого. Надеюсь, ума не летать на флигере днём, да и ночью, у тебя хватит? – сказал на прощание Левашов. – Разве только в случае самой крайней необходимости.
Он ещё раз простился со всеми, причём Майе показалось, что на одну из девушек он взглянул не совсем так, как на остальных. И та будто бы смущённо опустила глаза. Впрочем, всего лишь на мгновение.
«Интересно, – подумала она. – Интересно… А почему бы и нет? Девчушка прелестна, а мадам Лариса при всех своих достоинствах едва ли так уж безупречна в роли домостроевской жены».
Майя ощущала с Ларисой некоторое сродство характеров и темперамента, но с тех пор, как нашла себе Ляхова, мысли о приключениях на стороне ей даже в голову не приходили. Мадам же Эймонт, судя по всему, к моногамности была неспособна по определению, однако, в отличие от других, держала себя так, что ни один мужчина и помыслить не мог проявить по отношению к ней малейшую инициативу. Умела Лариса окружать себя аурой абсолютной неприступности. И как уж она, в случае необходимости, устраивала свои дела – бог весть.
Олег удалился в гараж, где был укрыт флигер – и больше они его не видели.
Следом откланялся и Лихарев, сказав, что машина ему не нужна, до вокзала он спустится пешком, заглянет в пивной подвальчик «Максимыч». Посидит, приведёт мысли в порядок, а уже потом возьмёт такси и обрадует Эвелин своим окончательным, пожалуй, возвращением.
– А вы, курсантки, во всём слушайтесь Майю Васильевну и Татьяну Юрьевну, – сказал он строго, с какими-то специальными обертонами в голосе. – Переодеться вам надо, привести внешность в соответствие с окружающей действительностью, отдохнуть. Я завтра, утром или вечером, как получится, заскочу, над документами, над легендами покумекаем. Они в ближайшее время, естественно, не понадобятся, но всё должно быть путём. Мало ли, как сложится.
Это вам… На первоначальное обзаведение. – Валентин нашарил в кармане и протянул Майе кредитную карточку на предъявителя, действительную в любом государстве ТАОС, да и в большинстве сравнительно цивилизованных стран, имевших централизованные банковские системы.
Опыт научил его всегда иметь при себе этакий «спасательный жилет» или «парашют» – как кому нравится. В иные реальности после известных событий он не собирался проникать даже под страхом виселицы. Разве только по особому распоряжению и с надёжным прикрытием. Хватит, набегался, тем более что его аналоги так или иначе ведут где-то там самостоятельное существование, что волновало его очень мало.
А на этой карточке хранились практически все его свободные деньги, «подкожные», как выражались в тридцатые годы, не связанные на процентных счетах, не вложенные ни в какое дело. Эвелин о них тоже ничего не знала. Да и не интересовалась финансовыми делами своего супруга, успев за время жизни в России понять, что «здесь вам не тут», и женщина, вмешивающаяся не в свои дела, рискует гораздо больше потерять, чем выиграть, в отличие от родной «Белль Франс»[11].
Свозили её в Ставрополь, в Приэльбрусье, в Теберду и Архыз. Делали, что могли, постоянно ссылаясь на собственный печальный опыт почти что «соломенных вдов»[10].
Но теперь Лихарев вернулся, судя по всему – вполне благополучно, да ещё и с прибавлением семейства. То с одной взрослой бабой возиться приходилось, теперь – с семью соплячками.
Это она, конечно, резковато о них подумала. Всё, скорее, совсем наоборот. Но возиться – оттого – придётся ещё больше. Ясное дело.
«Да ничего, справимся», – подумала Татьяна и постаралась улыбнуться с неба свалившимся (вот уж, ничего не зная, в точку попала), гостьям как можно радушнее.
На вопрос хозяек, надолго ли он к ним, Левашов объяснил, что обстоятельства у них там сейчас такие, что буквально лишних полчаса он не может провести в обществе столь очаровательных женщин. Нашёл в себе силы, что Майя немедленно отметила, ручку ей поцеловать, а вот Татьяне только кивнул, зато с приятнейшей улыбкой.
«Бывают же такие странные мужики, – подумала та. – Я его точно бы не укусила. А он то на ноги взглянет, то на грудь и резко отворачивается».
– Дела наши очень далеко отсюда, и хрен знает, чем кончатся…
Это выражение с кое-какой флотской добавкой сорвалось у него с губ очень легко, он, похоже, и сам не заметил, зато Майя и Татьяна – сразу. Между собой они и покруче выражались, но в устах деликатного инженера нормальный оборот прозвучал… Не в стиле.
Наверное, нечто очень нехорошее там у них творится, вот он и отвлёкся подсознательно.
– Оттого – никаких обещаний о сроках своего возвращения дать не могу. Чудо, что вообще удалось вырваться и доставить сюда девушек-сироток…
Так Олег и выразился, с одной стороны, чуть иронизируя, а с другой – чистую правду сказал.
– Имелась у них строгая тётка-воспитательница в особом заведении, среднем между пансионом благородных девиц и высшей школой спецназа, но в ближайшие годы вряд ли им ещё придётся увидеться. Жизнь – она… Сами понимаете.
Валентин Лихарев, очевидно, тоже принимал в девушках некоторое участие, но сейчас Левашов его отчётливо отодвинул. По-человечески понять можно – мужчина, имеющий молодую ревнивую жену, никак не может уделять должное внимание семи красавицам сразу. Неизвестно, откуда взявшимся.
– Как ты соображаешь, друг, – повернулся к Лихареву Олег, – Майя с Татьяной на офицерское жалованье своих мужей достойно, а тем более – долго, наших подопечных содержать не смогут. Лариса на них свою чековую книжку переоформить не успела. У меня в кармане – вошь на аркане. Придётся уж тебе обеспокоиться, пока мы не вернёмся. Процентов с капитала, надеюсь, хватит. В случае чего – компенсируем… – многообещающе улыбнулся Левашов.
– Да о чём ты говоришь! Всё будет в лучшем виде. И здесь устроим, и в столицы вывезем, если потребуется, – почти возмутился Лихарев.
– Вот и славно. А то тебя и на том свете найти – не вопрос. Сам понимаешь… – как-то, на взгляд Майи, достаточно банально фраза прозвучала… Чересчур. Она и сама успела побывать «на том свете», но Левашов, кажется, имел в виду нечто другое.
Валентин с готовностью кивнул.
– Тогда – до скорого. Надеюсь, ума не летать на флигере днём, да и ночью, у тебя хватит? – сказал на прощание Левашов. – Разве только в случае самой крайней необходимости.
Он ещё раз простился со всеми, причём Майе показалось, что на одну из девушек он взглянул не совсем так, как на остальных. И та будто бы смущённо опустила глаза. Впрочем, всего лишь на мгновение.
«Интересно, – подумала она. – Интересно… А почему бы и нет? Девчушка прелестна, а мадам Лариса при всех своих достоинствах едва ли так уж безупречна в роли домостроевской жены».
Майя ощущала с Ларисой некоторое сродство характеров и темперамента, но с тех пор, как нашла себе Ляхова, мысли о приключениях на стороне ей даже в голову не приходили. Мадам же Эймонт, судя по всему, к моногамности была неспособна по определению, однако, в отличие от других, держала себя так, что ни один мужчина и помыслить не мог проявить по отношению к ней малейшую инициативу. Умела Лариса окружать себя аурой абсолютной неприступности. И как уж она, в случае необходимости, устраивала свои дела – бог весть.
Олег удалился в гараж, где был укрыт флигер – и больше они его не видели.
Следом откланялся и Лихарев, сказав, что машина ему не нужна, до вокзала он спустится пешком, заглянет в пивной подвальчик «Максимыч». Посидит, приведёт мысли в порядок, а уже потом возьмёт такси и обрадует Эвелин своим окончательным, пожалуй, возвращением.
– А вы, курсантки, во всём слушайтесь Майю Васильевну и Татьяну Юрьевну, – сказал он строго, с какими-то специальными обертонами в голосе. – Переодеться вам надо, привести внешность в соответствие с окружающей действительностью, отдохнуть. Я завтра, утром или вечером, как получится, заскочу, над документами, над легендами покумекаем. Они в ближайшее время, естественно, не понадобятся, но всё должно быть путём. Мало ли, как сложится.
Это вам… На первоначальное обзаведение. – Валентин нашарил в кармане и протянул Майе кредитную карточку на предъявителя, действительную в любом государстве ТАОС, да и в большинстве сравнительно цивилизованных стран, имевших централизованные банковские системы.
Опыт научил его всегда иметь при себе этакий «спасательный жилет» или «парашют» – как кому нравится. В иные реальности после известных событий он не собирался проникать даже под страхом виселицы. Разве только по особому распоряжению и с надёжным прикрытием. Хватит, набегался, тем более что его аналоги так или иначе ведут где-то там самостоятельное существование, что волновало его очень мало.
А на этой карточке хранились практически все его свободные деньги, «подкожные», как выражались в тридцатые годы, не связанные на процентных счетах, не вложенные ни в какое дело. Эвелин о них тоже ничего не знала. Да и не интересовалась финансовыми делами своего супруга, успев за время жизни в России понять, что «здесь вам не тут», и женщина, вмешивающаяся не в свои дела, рискует гораздо больше потерять, чем выиграть, в отличие от родной «Белль Франс»[11].