Страница:
Слегка удивившись, Ляхов протянул Президенту Служебную книжку слушателя Академии с вложенной в неё выпиской из Рескрипта о назначении его флигель-адъютантом Государя. Со всеми должностными правами и привилегиями.
Президент прочёл все до единой строчки документов, исполненных на гербовой бумаге и заключённых в обложку из ярко-зелёного (совсем не красного, как здесь принято, сафьяна), выполненные причудливым писарским почерком. Вернул владельцу, слегка пожав плечами:
– И что это доказывает? Насколько я знаю, даже грамота наследника дома Романовых стоит в Интернете не слишком дорого…
– Ну, ваше превосходительство! Не настолько же вы плохо о нас думаете, на самом-то деле. Вы пока свободны, Вадим, извините за беспокойство. Кстати, что касается произнесённого вами имени, – вновь обратилась она к Президенту, – вон тот мужчина, представившийся вам Олегом Константиновичем, как раз и есть наследник того самого дома, он же – действующий Император Российской империи, коронованный самым законным образом.
Она указала рукой на Олега, только что с треском загнавшего почти безнадёжный шар в лузу в поединке с Ферзеном и довольно засмеявшегося.
– Его Императорское Величество, прекрасно понимая важность сегодняшней встречи, благосклонно согласился принять в ней участие. Пока инкогнито, но назовёт себя, если будет уверен, что не станет объектом насмешек с вашей стороны и со стороны ваших друзей. Подобное неуважение может стать причиной больших неприятностей… Как вы понимаете, удостоверения с указанием занимаемой должности он при себе не носит. И верительных грамот сам себе не выписывает. Так как?
– Для кого – неприятности? – спросил Президент, с удивлением ощущая, что, похоже, готов поверить прекрасной даме. Независимо от своего характера, поста и привычки общаться с главами государств, в том числе и женского пола (но ни одна из дам-президентш, канцлерш и премьерш рядом с Сильвией не стояли по любым критериям), Президент ощутил некоторую дрожь, в доли секунды пробежавшую по его организму. Вроде как в школьные годы при взгляде на старшеклассницу, признанную королеву красоты. Это чувство вызвало у него раздражение собой и немедленную обратную реакцию.
– Вот именно – для кого? – повторил он, явно проигрывая темп. – Не для меня же, если, пусть на мгновение, я вам поверю…
– Конечно, в данный момент лично вам беспокоиться не о чем. Верить – не верить, это вопрос глубоко личный. Государь весьма терпимый и деликатный человек и никоим образом своего неудовольствия вами не выкажет. Надеюсь, устроители переговоров с нашей стороны тоже не слишком пострадают. Хотя… Вот как бы вы, в служебной обстановке, отнеслись к людям, ответственным за сорванный визит вашего американского коллеги, предположительно – судьбоносный?
При взгляде в её глаза, да и в сторону так называемого «Императора» Президент вдруг подумал: «А что, если Сильвия всё же говорит правду? Абсурдную, но тем не менее…»
Пожалуй, Сильвия всё же совершила ошибку. Президент только-только созрел для того, что поверить в существование «Комитета защиты реальности» и имеющейся у него аппаратуры, но именно как в феномен автохтонный[37]. О существовании параллельных реальностей с почти аналогичными историей, населением, культурой, и уж тем более – второй Россией, почти сто лет назад избравшей иной путь развития и успешно по нему идущей, речи не велось. А это коренным образом меняло ситуацию. Одно дело – заключать союз с могущественной, но всего лишь группой, совсем другое – с Державой, превосходящей Российскую Федерацию численно, территориально и, скорее всего, экономически. Очень вдруг понятна ему стала позиция лидеров нынешней Украины, к примеру. Да и пример «союзного государства» ФРГ и ГДР.
Проще говоря, ситуация мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов. И все предыдущие «дипломатические заготовки» потеряли смысл. Придётся импровизировать на ходу, или – прервать встречу, взять тайм-аут для консультаций.
– Хорошо, – ответил Президент после паузы. – Будем считать – сейчас я выступаю фактически как частное лицо. И, похоже, совершаю очередную глупость, поддавшись вашим… Вашим…
– Фокусам, вы хотите сказать, – помогла ему леди Спенсер. – Или, если угодно, – «чарам». Скажите ещё – «провокациям». Каждое слово будет по-своему верным. Я прямо-таки и не знаю, чем вас убедить. Что бы я ни говорила, вы заведомо настроены негативно и приложите все душевные силы, чтобы сохранить в неприкосновенности свои предрассудки и то, что вы называете «здравым смыслом». Вот разве что… Это запрещённый приём, но – другого выхода просто нет! Подзовите сюда человека, здравомыслию которого вы наиболее доверяете. Я не хочу говорить без свидетелей, иначе любые мои слова вы истолкуете в прежнем ключе.
Президент огляделся. Ближе всех к нему находился Журналист. Что ж, его здравомыслию он действительно доверял. А также чутью, политическому и, так сказать, общечеловеческому.
– Толя, можно тебя на минуточку?
Журналист подошёл, выражая на лице искреннюю радость по случаю представившейся возможности лично приложиться к ручке роковой (такое определение мелькнуло у него в мыслях) красавицы, за каждым жестом и словом которой он наблюдал с первой секунды её здесь появления. Можно сказать и больше – он эту Сильвию уже целый час физиологически вожделел, безуспешно пытаясь убедить себя, что смешно в его возрасте так реагировать… Да и на что? Кокетства ноль, тело полностью прикрыто, хотя очертания фигуры, стройность ног, грация пантеры способны возбуждать не меньше, чем пляжное бикини, даже и топлес… Но здесь, скорее, дело в мимике, глазах, интонациях. Так какая в них должна быть эротическая сила?
– Видите ли, Анатолий, – она улыбнулась до невероятности лучезарно и интригующе, – ваш друг позволил себе усомниться в моей искренности и правдивости…
– Да как можно?! – едва не ужаснулся Журналист, одновременно незаметно подмигивая Президенту невидимым Сильвией глазом: я, мол, сыграю как надо, не сомневайся, пусть пока и не знаю, в чём моя роль должна заключаться…
– Видите – можно. Ваше общество, не здесь присутствующие, а вообще, в глобальном смысле, слишком уж успешно прогрессирует. В процессе этого «прогресса» отказалось от понятий чести и благородства в пользу так называемой «политкорректности». У нас совершенно невозможно усомниться в честном слове человека своего круга, тем более – титулованной дамы. У вас же, как я неоднократно имела возможность убедиться, всё наоборот. Неприлично говорить правду, если она способна причинить малейший дискомфорт. Даже в делах государственной важности.
При этих словах лицо Сильвии приобрело выражение надменное и почти угрожающее.
– Вы не так меня поняли… – Президент ещё недостаточно долго занимал свой пост, чтобы полностью утратить способность к естественным человеческим реакциям.
– Так, так, – отмахнулась Сильвия. – И за это будете наказаны. На глазах своего друга. Я не мужчина, к сожалению, на дуэль не вызову, но и меня нельзя обижать безнаказанно.
Никто не успел сообразить, как именно следует реагировать на эти слова, прозвучавшие отнюдь не шутливо.
«Чёрт её знает, – мелькнуло у Журналиста. – Вдруг всё подстроено, и она сейчас выхватит пистолет, а то и замкнёт контакт пояса…»
Но обе руки Сильвии были на виду, она вертела в пальцах тонкий золотой портсигар, на крышке которого вспыхивала водопадами искр драгоценная монограмма.
– Я закурю, – сказала она совершенно другим, мягким, чуть ли не просительным тоном, щёлкая рубиновой кнопкой. И явственно подмигнула Журналисту. Он машинально сунул руку в карман за зажигалкой.
…Сильвия уже поняла – никакими словесными доводами ей не удастся убедить Президента в истинности своих слов, и личное присутствие Олега ничего не меняло. По крайней мере – сегодня. Если человек зациклен на какой-то идее, в данном случае идее против него направленной мистификации, то переубедить его так же трудно, как шизофреника в нелепости его бреда. Иногда, правда, помогает нечто вроде электрошока.
Значит, его и надо использовать. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто – устроить небольшую демонстрацию. Приём был стандартный, требующий минимальной предварительной настройки блок-универсала. Таким же образом она однажды перебросила Новикова из своего английского поместья на Таорэру. Сегодня процедура была гораздо проще, дистанция не десятки парсек, а столько же километров, и без какого-либо межвременного смещения. Переместиться нужно в синхрон аналогичной реальности, через барьер толщиной в несколько хроноквантов. Не сложнее, чем переход из комнаты в комнату на Столешниковом.
Сильвия заранее выставила координаты, всего лишь двухметровый радиус захвата, достаточный, чтобы в зоне переноса оказались только они трое. Нажала рубиновую кнопку защёлки.
Проморгавшись после ослепительной вспышки тьмы, Президент с Журналистом увидели, что они стоят не на зелёной, тщательно подстриженной лужайке, а на диабазовой брусчатке Красной площади рядом с собором Василия Блаженного. Место было выбрано так удачно, что их появление в затенённой нише храмового цоколя никто не заметил. А если кто-то из проходивших вдалеке, вдоль фасада ГУМа (то есть здесь – Верхних торговых рядов), москвичей или гостей столицы и взглянул случайно именно в этот момент в их сторону, наверняка подумал, что женщина и двое мужчин только что вышли из-за ближнего угла.
– Всё нормально? – заботливо спросила Сильвия у Президента и его друга. – Не тошнит?
Те вертели головами в полном ошеломлении. Переход из мира в мир не вызвал у них неприятных физических ощущений, да и психологический шок пока не случился. Слишком всё произошло внезапно.
– Это что было? – первым раскрыл рот Журналист.
Президент нашёл в себе силы сохранить положенную должностью выдержку.
– Это то, о чём я и говорила. Нельзя настолько не верить даме и союзнику. В противном случае рискуете оказаться в неудобном положении. Ладно, извинений я от вас не потребую, вы и так достаточно наказаны. Видите ли, Анатолий, – через Журналиста доносить до Президента свои слова и эмоции ей казалось правильнее в смысле субординации. Кроме того, она знала об обрушившемся на мужчину приступе почти детского эротического восторга, как у школьника, подсмотревшего, как раздевается за кустами на пляже его первая любовь. Сильвии не составило труда вызвать у Журналиста подобную реакцию: ей нужен был человек, который, пережив такое, и впредь будет подсознательно поддерживать её, а не чью-либо другую точку зрения и в далёких от личных симпатий и антипатий вопросах.
– Я несколько минут назад осмелилась изложить истину, которая была воспринята неадекватно ввиду чрезмерной зашоренности вашего мышления. Хотя, казалось бы, чего проще? Во Вселенной существует бесчисленное множество обитаемых миров, за подобное утверждение Джордано Бруно сожгли ещё пятьсот лет назад. Некоторые из них находятся от нас в сотнях световых лет, другие – на расстоянии вытянутой руки. И населены не монстрами негуманоидными, а неотличимыми от нас людьми. В чём вы имеете возможность убедиться. Прошу…
Она обвела широким жестом панораму Красной площади и окружающих её зданий, группы и группки праздно озирающих кремлёвские стены и башни туристов, простых москвичей, спешащих по своим делам.
Гости, постепенно приходя в себя, увидели картину одновременно знакомую и невероятно чуждую. Шпили башен, увенчанные вместо звёзд двуглавыми орлами, городового в чёрной с красной отделкой форме на углу Хрустального переулка, одежду мужчин и женщин, автомобили незнакомого облика, рекламные щиты на фасаде Торговых рядов, отсутствие многих известных зданий в окружающей панораме и многое другое. Достаточно, чтобы понять – мир вокруг действительно чужой.
– Мне кажется, вы поступили опрометчиво, – сказал Президент, сосредоточившись совсем не на том, на чём следовало бы. Может быть – в качестве психологической защиты. – Представьте, какая сейчас поднялась суматоха в связи с нашим исчезновением. Я опасаюсь – вашим друзьям придётся очень непросто.
– Ах, оставьте. Был, кажется, во времена вашей молодости такой анекдот: «В Политбюро тоже не дураки сидят. Всё предусмотрено. На Солнце полетите ночью». Так и у нас. Чудеса техники и хронофизики простираются настолько, что мы вернёмся буквально через несколько секунд. Большинство ваших людей, – она подчеркнула это интонацией, – вообще ничего не заметят, кроме, может быть, не слишком яркой вспышки, которую вполне можно счесть солнечным бликом. Наши, само собой, в курсе…
– Вы уверены?
– Какое ещё чудо техники требуется совершить, чтобы вы перестали задавать подобные вопросы? – ледяным тоном спросила Сильвия, прищурившись. – Может быть, желаете из ложи бенуара полюбоваться на звезду Бетельгейзе? Правда, будет не очень комфортно, она в восемьсот пятьдесят раз больше Солнца…
– Извините, Сильвия Артуровна, я опять сказал не подумав, – склонил голову Президент.
– Принимаю. Теперь – краткий инструктаж. Мы с вами прогуляемся несколько кварталов вверх по Тверской. Если угодно – можно и по Охотному ряду, и в сторону Арбата. На ваше усмотрение. Посмо́трите. Ку́пите свежие газеты – вам будет интересно. Можно где-нибудь на веранде трактира попробовать местного пива. Средствами я располагаю, – снова улыбнулась она. – По поводу своей безопасности можете быть совершенно спокойны. Документы здесь предъявлять не нужно, многие вообще давным-давно забыли, для чего они, если за границу не выезжать. От вон того городового, – она указала на дюжего, но благообразного унтера с несколькими медалями на кителе, при револьвере и шашке, – пользы и помощи гражданам больше, чем от целого райотдела милиции у вас.
Президент предпочёл не реагировать на очередной выпад, а Журналист едва заметно улыбнулся. Он жадно осматривался по сторонам, сознавая, что началось самое яркое в его жизни приключение. И, как он понимал, далеко не последнее. Повезло репортёру, как никакому другому в писаной истории…
– И – главное, – закончила Сильвия, – держитесь ровно и спокойно. Вы теперь рядовые граждане Российской империи. О своём положении дома временно забудьте. Здесь на улице и наследник Престола правовым статусом ничем не отличается от дворника или разносчика папирос. От меня не отставайте. Если потеряетесь, я вас найду, конечно, но лучше держитесь в пределах шаговой доступности. Вот и всё, пожалуй. Так куда идём?
Президент со странным чувством посмотрел на кремлёвские стены.
– Ну, давайте по Тверской…
Вздохнул и двинулся через необъятную площадь, отчего-то избегая слишком близко подходить к местным жителям. Из суеверности, что ли?
Своим обликом они с Анатолием и Сильвия не слишком выделялись среди народа. Именно так никто здесь не одевался, но если предположить, что они – путешественники, хоть из-за рубежа, хоть из отдалённых провинций, – вполне сойдёт. Любопытство к окружающим в Москве не было в ходу. Каждому хватало своих забот, и внешность посторонних не являлась предметом обсуждения. Лишь бы она не оскорбляла «общественную нравственность». А этого не было.
Часы на Спасской башне пробили одиннадцать. В другой тональности, чем дома. Оно и понятно: в эти куранты большевистские снаряды не попадали, восстанавливать и переналаживать механизм не пришлось.
На месте гостиницы «Москва», стремительно снесённой и так же быстро выстроенной заново Лужковым, протянулся трёхэтажный корпус старого «Гранд-отеля». Журналист, увидев газетный киоск, немедленно обратил к Сильвии вопросительно-просящий взор. Она протянула ему жёлтый горизонтально-продолговатый рубль, размером с эрэфскую пятисотку.
– Хватит, хватит, не бойтесь…
Анатолий жадно взял с прилавка «Речь», «Русское слово», «Новое время», ещё несколько многостраничных изданий, включая даже «Ведомости Московского градоначальства», которые здесь никто не читал, за исключением лиц, напрямую зависящих от деятельности этой административной структуры. После этого получил сдачу несколькими серебряными гривенниками и медной мелочью.
– Вот истинная свобода средств массовой информации, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал он, неизвестно к кому обращаясь.
– Что, у нас меньше? – отреагировал Президент.
– Я о ценах. Три копейки номер, а не двадцать рублей. А какая у вас здесь средняя зарплата?
– По способности. Я не очень вникала, я ведь тоже нездешняя. Но на рубль дня три прожить можно. И в трактире выпить-закусить. А пожелаете в «Националь», – она кивнула на здание напротив, – в четвертной едва уложитесь.
– «Четвертной» – это двадцать пять? – уточнил Журналист. – Как и у нас при Советской власти?
– И как до революции тоже. Он же «Сашенька» – по портрету Александра Третьего.
– Устойчивая валюта, цены практически те же, что сто лет назад…
– Надеюсь, теперь вы окончательно поверили, что вокруг вас не декорации, и газеты я специально для вас у себя дома на ксероксе не печатала, – не упустила случая снова уязвить своих «кавалеров» леди. – Что касается «устойчивости» – это тоже вопрос государственной воли. Соблюдайте постоянный паритет бумажных денег к золотовалютным резервам в пропорции два к трём – у вас и тысячу лет инфляции не будет…
Сказано как бы в пространство, но Президент намёк понял. Однако промолчал. Сильвия наблюдала за ним очень внимательно, опыта хватало. Держится «молодой человек» неплохо, психика устойчивая. Ни одного по-настоящему лишнего слова или жеста. Но внутри напряжён до предела. Тоже понятно. Это Журналисту просто интересно, тот по типажу куда ближе к Ляховым и старшим товарищам по «Братству». Так те – парни от природы «отвязанные», экзистенциалисты в чистом виде. Никаким посторонним факторам не подверженные, кроме собственных убеждений и в этих понятиях трактуемого «долга». Долго ей пришлось привыкать и подстраиваться, чтобы её признали за свою. И удивительно, подобное признание было бывшей аггрианке дороже всего, случавшегося в предыдущей жизни.
Президенту, конечно, труднее. Скажи ему сейчас, что возврата не будет и придётся навсегда обустраиваться здесь, он наверняка не растеряется и не потеряется, но пока ощущает себя не частным лицом, а воплощённой в теле смертного «функцией».
По сторонам тем не менее смотрит с интересом, наверняка продолжая просчитывать: не «подстава» ли? Ради такого, как он, все враждебные силы могут сосредоточиться, чтобы… Чтобы что? С помощью гипноза и тому подобных средств создать у него иллюзию реальности окружающего? А зачем?
Она так его и спросила негромко, пока Журналист впитывал ауру иного мира.
– Если вам тяжело, можем вернуться прямо сейчас. Зайдём в ближайшую подворотню или подъезд. У вас, наверное, давление сильно подскочило, и пульс частит…
– Нет, спасибо, мне очень интересно. Давайте дойдём хотя бы до Маяковского. И действительно пива выпьем, там, где студентами пили. Сохранились те точки, или всё окончательно иначе?
– Честно говоря, не в курсе. Я по пивным как-то не очень. Ни в юности, ни сейчас. Но что-нибудь подходящее найдём непременно.
И нашли, конечно – слева по ходу, позади памятника Пушкину, стоящего напротив привычного места. Отсутствие на площади редакции «Известий» и кинотеатра «Россия» при наличии Страстного монастыря гостей не очень удивило – видели старые фотографии и кинохроники.
– Неплохо, очень неплохо, – сказал Журналист, сделав глоток из массивной фаянсовой кружки, поскольку пивная была немецкая, закусил ржаным бубличком, покрытым крупными кристаллами соли. – Я бы, например, с целью изучения действительности охотно задержался здесь на сутки, двое… Как, не возражаешь отпустить меня в «творческую командировку»? – полушутливо спросил он Президента.
Тот был погружён в задумчивость и отреагировал серьёзно:
– Ты действительно так легко к этому относишься? Пришли, погуляли, вернулись…
Не заботясь об имидже, попросил у Сильвии сигарету, прикурил чуть торопливее, чем следовало, нервы всё-таки не железные, да и некому сейчас хладнокровие демонстрировать. С точки зрения аггрианки, это было правильно.
– Желаешь с моей стороны театральных эффектов? – пожал плечами Анатолий. – Не вижу оснований. Только что мироздание приоткрылось ещё одной стороной. Ну и что? Мир не рухнул… А, чёрт! Ядерный чемоданчик!
До него только сейчас дошло. Как ни относись к чудесам и парадоксам природы, факт налицо – Президент здесь, чемоданчик – там. И между ними – непреодолимая никаким мыслимым способом пропасть. Ничего другого врагам, хоть внутренним, хоть внешним, и не нужно. Чемоданчик – там! То есть – неизвестно где.
– Господа, да будьте же вы мужчинами, – с усмешкой сказала Сильвия, вместо пива поднося к губам рюмку коньяку за неимением в заведении джина. – Я сказала – через полсекунды того времени вы окажетесь дома. В случае присутствия с моей стороны враждебных намерений вы просто бы не существовали уже (не знаю, правда, зачем бы это мне, нам могло потребоваться?). Выкуп за вас взять? Чем? Нет в России, да и на всей Земле ничего такого, что мы не могли бы взять без дешёвой театральщины. Посадить на ваш, господин Президент, престол другого человека? Смысла ещё меньше. Да расслабьтесь вы, поживите хоть десять минут спокойно, получите от пива и новых впечатлений удовольствие. Полюбуйтесь на местных девушек и женщин – когда ещё придётся. И, пожалуйста, ревену а ну мутон[38]. Можем прямо отсюда, а можем из деликатности, не шокируя аборигенов, вон из того дворика напротив…
…Левый снайпер на чердаке, державший в перекрестье прицела спину Сильвии, непроизвольно дёрнул головой, выпуская цель из поля зрения.
– Бл…
– Что такое? – спросил правый.
– Глаз засветило. Точно лазером по стёклам мазнуло. Тебе как?
– Блымснуло что-то, но слегка. Детишки зеркальцем балуются?
– Ярковато, до сих пор пятна мелькают… Ты смотри, смотри…
Затея Контрразведчика была дурацкой, как и многие другие идеи и решения этого ведомства. Чем могут помочь снайперы в случае покушения на «охраняемое лицо»? Абсолютно ничем. Разве что стрелять куда придётся после случившегося. До инцидента – бессмысленно.
Вот как и сейчас. Совершенно случайно вспышка, сопровождавшая переход, через оптическую ось прицела почти ослепила снайпера. Хорошо, не выстрелил от неожиданности, а то мог бы попасть в кого-то из гостей, беспорядочно перемещавшихся вдоль линии огня.
Сильвия хоть и сдержала своё слово, но с опозданием на целых три секунды. Все трое оказались практически на том же месте, но развёрнутые на сто восемьдесят градусов. Принцип неопределённости Гейзенберга, ничего не поделаешь.
Зато короткий обмен мнениями между снайперами впоследствии не позволил им правильно оценить интервал времени – полсекунды прошло, полторы или три.
– Протёр глаза? Всё, не отвлекайся, – сквозь зубы бросил правый снайпер. Ему тоже показалось несколько удивительным случившееся. Только что он наблюдал «предполагаемую цель» и «охраняемое лицо» в фас, а теперь – наоборот. Но здравый смысл, необходимый людям их профессии, не допускал излишних фантазий. Повернулись – значит, повернулись в тот момент, что они отвлеклись на вспышку и посторонние слова. Ничего ведь не случилось. Президент – вот он, там, где и был, и его приятель, и странная (вот именно так и подумал старший лейтенант – «странная») женщина. Докладывать «наверх» не о чем. Но вот задуматься…
На двадцать километров впереди – сплошной лесной массив. С любого дерева можно послать световой импульс, способный ослепить снайпера. Но зачем? Если цель – «охраняемое лицо» и кто-то имел намерение его убить, это бы уже было сделано. Без всяких игр с солнечными зайчиками. Банальной ракетой с осколочно-фугасной головкой. Как Джохара Дудаева. Но подобный вариант уже за пределами «оперативной задачи». На этом стрелок и успокоился. Если дальше ничего не случится и их снимут с поста по миновании надобности – проще всего забыть о «непонятном». Мало ли в природе всяких «атмосферных» явлений. Но пока что нужно удвоить бдительность и немного сменить позицию. Он отодвинулся на метр в сторону, продолжая выполнять своё совершенно бессмысленное задание.
Сильвия ободряюще кивнула своим спутникам. Мол, вот видите, всё получилось так, как я обещала. При этом, маскируя острый взгляд ресницами, продолжала наблюдать за Президентом. В отличие от Анатолия, воспринявшего «прогулку» с огромным удовольствием, верой и жаждой новых приключений, Президент был напряжён и мрачен.
Да и как же, по большому счёту, иначе? Достоевский, кажется, написал: «Если Бога нет, какой же я штабс-капитан?» Так и здесь: «Если у вас есть параллельная Россия, какой же я теперь Президент? И главное – чего?»
Глава пятая
Президент прочёл все до единой строчки документов, исполненных на гербовой бумаге и заключённых в обложку из ярко-зелёного (совсем не красного, как здесь принято, сафьяна), выполненные причудливым писарским почерком. Вернул владельцу, слегка пожав плечами:
– И что это доказывает? Насколько я знаю, даже грамота наследника дома Романовых стоит в Интернете не слишком дорого…
– Ну, ваше превосходительство! Не настолько же вы плохо о нас думаете, на самом-то деле. Вы пока свободны, Вадим, извините за беспокойство. Кстати, что касается произнесённого вами имени, – вновь обратилась она к Президенту, – вон тот мужчина, представившийся вам Олегом Константиновичем, как раз и есть наследник того самого дома, он же – действующий Император Российской империи, коронованный самым законным образом.
Она указала рукой на Олега, только что с треском загнавшего почти безнадёжный шар в лузу в поединке с Ферзеном и довольно засмеявшегося.
– Его Императорское Величество, прекрасно понимая важность сегодняшней встречи, благосклонно согласился принять в ней участие. Пока инкогнито, но назовёт себя, если будет уверен, что не станет объектом насмешек с вашей стороны и со стороны ваших друзей. Подобное неуважение может стать причиной больших неприятностей… Как вы понимаете, удостоверения с указанием занимаемой должности он при себе не носит. И верительных грамот сам себе не выписывает. Так как?
– Для кого – неприятности? – спросил Президент, с удивлением ощущая, что, похоже, готов поверить прекрасной даме. Независимо от своего характера, поста и привычки общаться с главами государств, в том числе и женского пола (но ни одна из дам-президентш, канцлерш и премьерш рядом с Сильвией не стояли по любым критериям), Президент ощутил некоторую дрожь, в доли секунды пробежавшую по его организму. Вроде как в школьные годы при взгляде на старшеклассницу, признанную королеву красоты. Это чувство вызвало у него раздражение собой и немедленную обратную реакцию.
– Вот именно – для кого? – повторил он, явно проигрывая темп. – Не для меня же, если, пусть на мгновение, я вам поверю…
– Конечно, в данный момент лично вам беспокоиться не о чем. Верить – не верить, это вопрос глубоко личный. Государь весьма терпимый и деликатный человек и никоим образом своего неудовольствия вами не выкажет. Надеюсь, устроители переговоров с нашей стороны тоже не слишком пострадают. Хотя… Вот как бы вы, в служебной обстановке, отнеслись к людям, ответственным за сорванный визит вашего американского коллеги, предположительно – судьбоносный?
При взгляде в её глаза, да и в сторону так называемого «Императора» Президент вдруг подумал: «А что, если Сильвия всё же говорит правду? Абсурдную, но тем не менее…»
Пожалуй, Сильвия всё же совершила ошибку. Президент только-только созрел для того, что поверить в существование «Комитета защиты реальности» и имеющейся у него аппаратуры, но именно как в феномен автохтонный[37]. О существовании параллельных реальностей с почти аналогичными историей, населением, культурой, и уж тем более – второй Россией, почти сто лет назад избравшей иной путь развития и успешно по нему идущей, речи не велось. А это коренным образом меняло ситуацию. Одно дело – заключать союз с могущественной, но всего лишь группой, совсем другое – с Державой, превосходящей Российскую Федерацию численно, территориально и, скорее всего, экономически. Очень вдруг понятна ему стала позиция лидеров нынешней Украины, к примеру. Да и пример «союзного государства» ФРГ и ГДР.
Проще говоря, ситуация мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов. И все предыдущие «дипломатические заготовки» потеряли смысл. Придётся импровизировать на ходу, или – прервать встречу, взять тайм-аут для консультаций.
– Хорошо, – ответил Президент после паузы. – Будем считать – сейчас я выступаю фактически как частное лицо. И, похоже, совершаю очередную глупость, поддавшись вашим… Вашим…
– Фокусам, вы хотите сказать, – помогла ему леди Спенсер. – Или, если угодно, – «чарам». Скажите ещё – «провокациям». Каждое слово будет по-своему верным. Я прямо-таки и не знаю, чем вас убедить. Что бы я ни говорила, вы заведомо настроены негативно и приложите все душевные силы, чтобы сохранить в неприкосновенности свои предрассудки и то, что вы называете «здравым смыслом». Вот разве что… Это запрещённый приём, но – другого выхода просто нет! Подзовите сюда человека, здравомыслию которого вы наиболее доверяете. Я не хочу говорить без свидетелей, иначе любые мои слова вы истолкуете в прежнем ключе.
Президент огляделся. Ближе всех к нему находился Журналист. Что ж, его здравомыслию он действительно доверял. А также чутью, политическому и, так сказать, общечеловеческому.
– Толя, можно тебя на минуточку?
Журналист подошёл, выражая на лице искреннюю радость по случаю представившейся возможности лично приложиться к ручке роковой (такое определение мелькнуло у него в мыслях) красавицы, за каждым жестом и словом которой он наблюдал с первой секунды её здесь появления. Можно сказать и больше – он эту Сильвию уже целый час физиологически вожделел, безуспешно пытаясь убедить себя, что смешно в его возрасте так реагировать… Да и на что? Кокетства ноль, тело полностью прикрыто, хотя очертания фигуры, стройность ног, грация пантеры способны возбуждать не меньше, чем пляжное бикини, даже и топлес… Но здесь, скорее, дело в мимике, глазах, интонациях. Так какая в них должна быть эротическая сила?
– Видите ли, Анатолий, – она улыбнулась до невероятности лучезарно и интригующе, – ваш друг позволил себе усомниться в моей искренности и правдивости…
– Да как можно?! – едва не ужаснулся Журналист, одновременно незаметно подмигивая Президенту невидимым Сильвией глазом: я, мол, сыграю как надо, не сомневайся, пусть пока и не знаю, в чём моя роль должна заключаться…
– Видите – можно. Ваше общество, не здесь присутствующие, а вообще, в глобальном смысле, слишком уж успешно прогрессирует. В процессе этого «прогресса» отказалось от понятий чести и благородства в пользу так называемой «политкорректности». У нас совершенно невозможно усомниться в честном слове человека своего круга, тем более – титулованной дамы. У вас же, как я неоднократно имела возможность убедиться, всё наоборот. Неприлично говорить правду, если она способна причинить малейший дискомфорт. Даже в делах государственной важности.
При этих словах лицо Сильвии приобрело выражение надменное и почти угрожающее.
– Вы не так меня поняли… – Президент ещё недостаточно долго занимал свой пост, чтобы полностью утратить способность к естественным человеческим реакциям.
– Так, так, – отмахнулась Сильвия. – И за это будете наказаны. На глазах своего друга. Я не мужчина, к сожалению, на дуэль не вызову, но и меня нельзя обижать безнаказанно.
Никто не успел сообразить, как именно следует реагировать на эти слова, прозвучавшие отнюдь не шутливо.
«Чёрт её знает, – мелькнуло у Журналиста. – Вдруг всё подстроено, и она сейчас выхватит пистолет, а то и замкнёт контакт пояса…»
Но обе руки Сильвии были на виду, она вертела в пальцах тонкий золотой портсигар, на крышке которого вспыхивала водопадами искр драгоценная монограмма.
– Я закурю, – сказала она совершенно другим, мягким, чуть ли не просительным тоном, щёлкая рубиновой кнопкой. И явственно подмигнула Журналисту. Он машинально сунул руку в карман за зажигалкой.
…Сильвия уже поняла – никакими словесными доводами ей не удастся убедить Президента в истинности своих слов, и личное присутствие Олега ничего не меняло. По крайней мере – сегодня. Если человек зациклен на какой-то идее, в данном случае идее против него направленной мистификации, то переубедить его так же трудно, как шизофреника в нелепости его бреда. Иногда, правда, помогает нечто вроде электрошока.
Значит, его и надо использовать. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто – устроить небольшую демонстрацию. Приём был стандартный, требующий минимальной предварительной настройки блок-универсала. Таким же образом она однажды перебросила Новикова из своего английского поместья на Таорэру. Сегодня процедура была гораздо проще, дистанция не десятки парсек, а столько же километров, и без какого-либо межвременного смещения. Переместиться нужно в синхрон аналогичной реальности, через барьер толщиной в несколько хроноквантов. Не сложнее, чем переход из комнаты в комнату на Столешниковом.
Сильвия заранее выставила координаты, всего лишь двухметровый радиус захвата, достаточный, чтобы в зоне переноса оказались только они трое. Нажала рубиновую кнопку защёлки.
Проморгавшись после ослепительной вспышки тьмы, Президент с Журналистом увидели, что они стоят не на зелёной, тщательно подстриженной лужайке, а на диабазовой брусчатке Красной площади рядом с собором Василия Блаженного. Место было выбрано так удачно, что их появление в затенённой нише храмового цоколя никто не заметил. А если кто-то из проходивших вдалеке, вдоль фасада ГУМа (то есть здесь – Верхних торговых рядов), москвичей или гостей столицы и взглянул случайно именно в этот момент в их сторону, наверняка подумал, что женщина и двое мужчин только что вышли из-за ближнего угла.
– Всё нормально? – заботливо спросила Сильвия у Президента и его друга. – Не тошнит?
Те вертели головами в полном ошеломлении. Переход из мира в мир не вызвал у них неприятных физических ощущений, да и психологический шок пока не случился. Слишком всё произошло внезапно.
– Это что было? – первым раскрыл рот Журналист.
Президент нашёл в себе силы сохранить положенную должностью выдержку.
– Это то, о чём я и говорила. Нельзя настолько не верить даме и союзнику. В противном случае рискуете оказаться в неудобном положении. Ладно, извинений я от вас не потребую, вы и так достаточно наказаны. Видите ли, Анатолий, – через Журналиста доносить до Президента свои слова и эмоции ей казалось правильнее в смысле субординации. Кроме того, она знала об обрушившемся на мужчину приступе почти детского эротического восторга, как у школьника, подсмотревшего, как раздевается за кустами на пляже его первая любовь. Сильвии не составило труда вызвать у Журналиста подобную реакцию: ей нужен был человек, который, пережив такое, и впредь будет подсознательно поддерживать её, а не чью-либо другую точку зрения и в далёких от личных симпатий и антипатий вопросах.
– Я несколько минут назад осмелилась изложить истину, которая была воспринята неадекватно ввиду чрезмерной зашоренности вашего мышления. Хотя, казалось бы, чего проще? Во Вселенной существует бесчисленное множество обитаемых миров, за подобное утверждение Джордано Бруно сожгли ещё пятьсот лет назад. Некоторые из них находятся от нас в сотнях световых лет, другие – на расстоянии вытянутой руки. И населены не монстрами негуманоидными, а неотличимыми от нас людьми. В чём вы имеете возможность убедиться. Прошу…
Она обвела широким жестом панораму Красной площади и окружающих её зданий, группы и группки праздно озирающих кремлёвские стены и башни туристов, простых москвичей, спешащих по своим делам.
Гости, постепенно приходя в себя, увидели картину одновременно знакомую и невероятно чуждую. Шпили башен, увенчанные вместо звёзд двуглавыми орлами, городового в чёрной с красной отделкой форме на углу Хрустального переулка, одежду мужчин и женщин, автомобили незнакомого облика, рекламные щиты на фасаде Торговых рядов, отсутствие многих известных зданий в окружающей панораме и многое другое. Достаточно, чтобы понять – мир вокруг действительно чужой.
– Мне кажется, вы поступили опрометчиво, – сказал Президент, сосредоточившись совсем не на том, на чём следовало бы. Может быть – в качестве психологической защиты. – Представьте, какая сейчас поднялась суматоха в связи с нашим исчезновением. Я опасаюсь – вашим друзьям придётся очень непросто.
– Ах, оставьте. Был, кажется, во времена вашей молодости такой анекдот: «В Политбюро тоже не дураки сидят. Всё предусмотрено. На Солнце полетите ночью». Так и у нас. Чудеса техники и хронофизики простираются настолько, что мы вернёмся буквально через несколько секунд. Большинство ваших людей, – она подчеркнула это интонацией, – вообще ничего не заметят, кроме, может быть, не слишком яркой вспышки, которую вполне можно счесть солнечным бликом. Наши, само собой, в курсе…
– Вы уверены?
– Какое ещё чудо техники требуется совершить, чтобы вы перестали задавать подобные вопросы? – ледяным тоном спросила Сильвия, прищурившись. – Может быть, желаете из ложи бенуара полюбоваться на звезду Бетельгейзе? Правда, будет не очень комфортно, она в восемьсот пятьдесят раз больше Солнца…
– Извините, Сильвия Артуровна, я опять сказал не подумав, – склонил голову Президент.
– Принимаю. Теперь – краткий инструктаж. Мы с вами прогуляемся несколько кварталов вверх по Тверской. Если угодно – можно и по Охотному ряду, и в сторону Арбата. На ваше усмотрение. Посмо́трите. Ку́пите свежие газеты – вам будет интересно. Можно где-нибудь на веранде трактира попробовать местного пива. Средствами я располагаю, – снова улыбнулась она. – По поводу своей безопасности можете быть совершенно спокойны. Документы здесь предъявлять не нужно, многие вообще давным-давно забыли, для чего они, если за границу не выезжать. От вон того городового, – она указала на дюжего, но благообразного унтера с несколькими медалями на кителе, при револьвере и шашке, – пользы и помощи гражданам больше, чем от целого райотдела милиции у вас.
Президент предпочёл не реагировать на очередной выпад, а Журналист едва заметно улыбнулся. Он жадно осматривался по сторонам, сознавая, что началось самое яркое в его жизни приключение. И, как он понимал, далеко не последнее. Повезло репортёру, как никакому другому в писаной истории…
– И – главное, – закончила Сильвия, – держитесь ровно и спокойно. Вы теперь рядовые граждане Российской империи. О своём положении дома временно забудьте. Здесь на улице и наследник Престола правовым статусом ничем не отличается от дворника или разносчика папирос. От меня не отставайте. Если потеряетесь, я вас найду, конечно, но лучше держитесь в пределах шаговой доступности. Вот и всё, пожалуй. Так куда идём?
Президент со странным чувством посмотрел на кремлёвские стены.
– Ну, давайте по Тверской…
Вздохнул и двинулся через необъятную площадь, отчего-то избегая слишком близко подходить к местным жителям. Из суеверности, что ли?
Своим обликом они с Анатолием и Сильвия не слишком выделялись среди народа. Именно так никто здесь не одевался, но если предположить, что они – путешественники, хоть из-за рубежа, хоть из отдалённых провинций, – вполне сойдёт. Любопытство к окружающим в Москве не было в ходу. Каждому хватало своих забот, и внешность посторонних не являлась предметом обсуждения. Лишь бы она не оскорбляла «общественную нравственность». А этого не было.
Часы на Спасской башне пробили одиннадцать. В другой тональности, чем дома. Оно и понятно: в эти куранты большевистские снаряды не попадали, восстанавливать и переналаживать механизм не пришлось.
На месте гостиницы «Москва», стремительно снесённой и так же быстро выстроенной заново Лужковым, протянулся трёхэтажный корпус старого «Гранд-отеля». Журналист, увидев газетный киоск, немедленно обратил к Сильвии вопросительно-просящий взор. Она протянула ему жёлтый горизонтально-продолговатый рубль, размером с эрэфскую пятисотку.
– Хватит, хватит, не бойтесь…
Анатолий жадно взял с прилавка «Речь», «Русское слово», «Новое время», ещё несколько многостраничных изданий, включая даже «Ведомости Московского градоначальства», которые здесь никто не читал, за исключением лиц, напрямую зависящих от деятельности этой административной структуры. После этого получил сдачу несколькими серебряными гривенниками и медной мелочью.
– Вот истинная свобода средств массовой информации, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал он, неизвестно к кому обращаясь.
– Что, у нас меньше? – отреагировал Президент.
– Я о ценах. Три копейки номер, а не двадцать рублей. А какая у вас здесь средняя зарплата?
– По способности. Я не очень вникала, я ведь тоже нездешняя. Но на рубль дня три прожить можно. И в трактире выпить-закусить. А пожелаете в «Националь», – она кивнула на здание напротив, – в четвертной едва уложитесь.
– «Четвертной» – это двадцать пять? – уточнил Журналист. – Как и у нас при Советской власти?
– И как до революции тоже. Он же «Сашенька» – по портрету Александра Третьего.
– Устойчивая валюта, цены практически те же, что сто лет назад…
– Надеюсь, теперь вы окончательно поверили, что вокруг вас не декорации, и газеты я специально для вас у себя дома на ксероксе не печатала, – не упустила случая снова уязвить своих «кавалеров» леди. – Что касается «устойчивости» – это тоже вопрос государственной воли. Соблюдайте постоянный паритет бумажных денег к золотовалютным резервам в пропорции два к трём – у вас и тысячу лет инфляции не будет…
Сказано как бы в пространство, но Президент намёк понял. Однако промолчал. Сильвия наблюдала за ним очень внимательно, опыта хватало. Держится «молодой человек» неплохо, психика устойчивая. Ни одного по-настоящему лишнего слова или жеста. Но внутри напряжён до предела. Тоже понятно. Это Журналисту просто интересно, тот по типажу куда ближе к Ляховым и старшим товарищам по «Братству». Так те – парни от природы «отвязанные», экзистенциалисты в чистом виде. Никаким посторонним факторам не подверженные, кроме собственных убеждений и в этих понятиях трактуемого «долга». Долго ей пришлось привыкать и подстраиваться, чтобы её признали за свою. И удивительно, подобное признание было бывшей аггрианке дороже всего, случавшегося в предыдущей жизни.
Президенту, конечно, труднее. Скажи ему сейчас, что возврата не будет и придётся навсегда обустраиваться здесь, он наверняка не растеряется и не потеряется, но пока ощущает себя не частным лицом, а воплощённой в теле смертного «функцией».
По сторонам тем не менее смотрит с интересом, наверняка продолжая просчитывать: не «подстава» ли? Ради такого, как он, все враждебные силы могут сосредоточиться, чтобы… Чтобы что? С помощью гипноза и тому подобных средств создать у него иллюзию реальности окружающего? А зачем?
Она так его и спросила негромко, пока Журналист впитывал ауру иного мира.
– Если вам тяжело, можем вернуться прямо сейчас. Зайдём в ближайшую подворотню или подъезд. У вас, наверное, давление сильно подскочило, и пульс частит…
– Нет, спасибо, мне очень интересно. Давайте дойдём хотя бы до Маяковского. И действительно пива выпьем, там, где студентами пили. Сохранились те точки, или всё окончательно иначе?
– Честно говоря, не в курсе. Я по пивным как-то не очень. Ни в юности, ни сейчас. Но что-нибудь подходящее найдём непременно.
И нашли, конечно – слева по ходу, позади памятника Пушкину, стоящего напротив привычного места. Отсутствие на площади редакции «Известий» и кинотеатра «Россия» при наличии Страстного монастыря гостей не очень удивило – видели старые фотографии и кинохроники.
– Неплохо, очень неплохо, – сказал Журналист, сделав глоток из массивной фаянсовой кружки, поскольку пивная была немецкая, закусил ржаным бубличком, покрытым крупными кристаллами соли. – Я бы, например, с целью изучения действительности охотно задержался здесь на сутки, двое… Как, не возражаешь отпустить меня в «творческую командировку»? – полушутливо спросил он Президента.
Тот был погружён в задумчивость и отреагировал серьёзно:
– Ты действительно так легко к этому относишься? Пришли, погуляли, вернулись…
Не заботясь об имидже, попросил у Сильвии сигарету, прикурил чуть торопливее, чем следовало, нервы всё-таки не железные, да и некому сейчас хладнокровие демонстрировать. С точки зрения аггрианки, это было правильно.
– Желаешь с моей стороны театральных эффектов? – пожал плечами Анатолий. – Не вижу оснований. Только что мироздание приоткрылось ещё одной стороной. Ну и что? Мир не рухнул… А, чёрт! Ядерный чемоданчик!
До него только сейчас дошло. Как ни относись к чудесам и парадоксам природы, факт налицо – Президент здесь, чемоданчик – там. И между ними – непреодолимая никаким мыслимым способом пропасть. Ничего другого врагам, хоть внутренним, хоть внешним, и не нужно. Чемоданчик – там! То есть – неизвестно где.
– Господа, да будьте же вы мужчинами, – с усмешкой сказала Сильвия, вместо пива поднося к губам рюмку коньяку за неимением в заведении джина. – Я сказала – через полсекунды того времени вы окажетесь дома. В случае присутствия с моей стороны враждебных намерений вы просто бы не существовали уже (не знаю, правда, зачем бы это мне, нам могло потребоваться?). Выкуп за вас взять? Чем? Нет в России, да и на всей Земле ничего такого, что мы не могли бы взять без дешёвой театральщины. Посадить на ваш, господин Президент, престол другого человека? Смысла ещё меньше. Да расслабьтесь вы, поживите хоть десять минут спокойно, получите от пива и новых впечатлений удовольствие. Полюбуйтесь на местных девушек и женщин – когда ещё придётся. И, пожалуйста, ревену а ну мутон[38]. Можем прямо отсюда, а можем из деликатности, не шокируя аборигенов, вон из того дворика напротив…
…Левый снайпер на чердаке, державший в перекрестье прицела спину Сильвии, непроизвольно дёрнул головой, выпуская цель из поля зрения.
– Бл…
– Что такое? – спросил правый.
– Глаз засветило. Точно лазером по стёклам мазнуло. Тебе как?
– Блымснуло что-то, но слегка. Детишки зеркальцем балуются?
– Ярковато, до сих пор пятна мелькают… Ты смотри, смотри…
Затея Контрразведчика была дурацкой, как и многие другие идеи и решения этого ведомства. Чем могут помочь снайперы в случае покушения на «охраняемое лицо»? Абсолютно ничем. Разве что стрелять куда придётся после случившегося. До инцидента – бессмысленно.
Вот как и сейчас. Совершенно случайно вспышка, сопровождавшая переход, через оптическую ось прицела почти ослепила снайпера. Хорошо, не выстрелил от неожиданности, а то мог бы попасть в кого-то из гостей, беспорядочно перемещавшихся вдоль линии огня.
Сильвия хоть и сдержала своё слово, но с опозданием на целых три секунды. Все трое оказались практически на том же месте, но развёрнутые на сто восемьдесят градусов. Принцип неопределённости Гейзенберга, ничего не поделаешь.
Зато короткий обмен мнениями между снайперами впоследствии не позволил им правильно оценить интервал времени – полсекунды прошло, полторы или три.
– Протёр глаза? Всё, не отвлекайся, – сквозь зубы бросил правый снайпер. Ему тоже показалось несколько удивительным случившееся. Только что он наблюдал «предполагаемую цель» и «охраняемое лицо» в фас, а теперь – наоборот. Но здравый смысл, необходимый людям их профессии, не допускал излишних фантазий. Повернулись – значит, повернулись в тот момент, что они отвлеклись на вспышку и посторонние слова. Ничего ведь не случилось. Президент – вот он, там, где и был, и его приятель, и странная (вот именно так и подумал старший лейтенант – «странная») женщина. Докладывать «наверх» не о чем. Но вот задуматься…
На двадцать километров впереди – сплошной лесной массив. С любого дерева можно послать световой импульс, способный ослепить снайпера. Но зачем? Если цель – «охраняемое лицо» и кто-то имел намерение его убить, это бы уже было сделано. Без всяких игр с солнечными зайчиками. Банальной ракетой с осколочно-фугасной головкой. Как Джохара Дудаева. Но подобный вариант уже за пределами «оперативной задачи». На этом стрелок и успокоился. Если дальше ничего не случится и их снимут с поста по миновании надобности – проще всего забыть о «непонятном». Мало ли в природе всяких «атмосферных» явлений. Но пока что нужно удвоить бдительность и немного сменить позицию. Он отодвинулся на метр в сторону, продолжая выполнять своё совершенно бессмысленное задание.
Сильвия ободряюще кивнула своим спутникам. Мол, вот видите, всё получилось так, как я обещала. При этом, маскируя острый взгляд ресницами, продолжала наблюдать за Президентом. В отличие от Анатолия, воспринявшего «прогулку» с огромным удовольствием, верой и жаждой новых приключений, Президент был напряжён и мрачен.
Да и как же, по большому счёту, иначе? Достоевский, кажется, написал: «Если Бога нет, какой же я штабс-капитан?» Так и здесь: «Если у вас есть параллельная Россия, какой же я теперь Президент? И главное – чего?»
Глава пятая
Сильвия убедилась, что их кратковременной отлучки никто не заметил, даже Фёст с Секондом. На это и был расчёт: если она бралась за дело, то предпочитала сохранять в процессе его исполнения инициативу, а также и обладать максимумом недоступной другим информации. Такая тактика обычно обеспечивала несколько дополнительных степеней свободы поведения.