Страница:
Надо отметить, что Майкл избрал осторожную тактику. Что есть, мол, сведения относительно открытия в биохимии и сопредельных науках, позволяющее не только с достоверностью определять, как он выразился, «предрасположенность к смерти», но и возвращать процесс умирания вспять с любой его стадии. Чему имеются экспериментальные подтверждения. То есть довольно грамотно вычленил из моих побасенок рациональное содержание, имеющее рыночную стоимость. А в завершение предложил создать нечто вроде компании по... ну, скажем, предварительной проработке данной проблемы. Финансировать сбор первичной информации, ее анализ, создание экспертной и при необходимости научно-производительной групп, с перспективой в случае успеха монополизировать это дело и стать единственной на Земле корпорацией... указанного профиля.
– Даже имея в виду возможность неудачи, попробовать стоит. Первоначальные расходы большими не будут, а уж при успехе...
– О какой сумме идет речь? – поинтересовался шейх.
Взоры обратились ко мне. Отвечать, тем более перед явными знатоками финансовых проблем, я был не готов и стал нечто такое мямлить, будто и информация у меня поверхностная, и цен на исследование и аппаратуру я не знаю. Но меня остановили.
– Вопрос именно к вам. Во что вы оцениваете ВАШУ часть информации? Остальное мы сумеем просчитать...
Что значит отсутствие навыков делового человека! Я и в самом деле не знал, как быть. Назвать конкретную сумму, связать себя обязательствами дать в обмен нечто существенное, а там или остаться в дураках, или?.. Действительно ведь масса проблем возникает, нравственных, юридических, не знаю, каких еще...
Любым способом надо уйти сейчас от конкретного ответа, а потом уже думать и думать. Потянул же меня черт за язык... Они же мои колебания расценили иначе.
Еврей в ермолке, отрекомендованный чуть ли не лучшим в стране адвокатом, принялся убеждать меня, что в случае успеха я могу рассчитывать не меньше, чем на десять процентов акций корпорации, а также посулил неограниченную и бесплатную юридическую помощь, как только она мне потребуется. «Значит, заведомо ждет эксцессов», – сообразил я.
Чтобы прервать ставшую для меня тягостной паузу, я сказал, что если им угодно, то свои уже понесенные расходы я оцениваю в двести тысяч, и если такая сумма принимается к оплате, то в течение ближайших недель готов предоставить документальные подтверждения. За особую, само собой, плату.
– Подтверждения чего? – прищурившись, спросил профессор Гендерсон.
– Того, что такие исследования имели место и прошли успешно. Возможно, сумею раздобыть записи итогового эксперимента.
– И все? – удивился Зиннер.
– Разве мало? Ну, естественно, название организации, где это делалось, фамилии участников...
Высокое собрание развеселилось. Проявлялось это по-разному – улыбками, телодвижениями, междометиями.
– И кому, по-вашему, нужна такая информация? – очень вежливо поинтересовался профессор Слейтер. – Какая нам польза от того, что мы будем знать, где и кем сделано открытие? Смысл имеет только подлинная документация, причем с гарантиями, что мы станем ее единственными обладателями...
– Так, по-вашему, я должен выкрасть документы и уничтожить целый институт? Взорвать вместе с персоналом?
– Зачем же утрировать? Из сообщения мистера Панина я понял, что вы достаточно близки к авторам открытия и можете сделать то, о чем я сказал. Если это плановая разработка государственной или солидной частной фирмы, для нас она интереса не представляет. Мы, знаете ли, в отличие от вас с Майклом сенсациями, как таковыми, не интересуемся...
Тут бы мне и уцепиться за сказанное, и красиво выйти из боя, а я прозевал.
– Если потребуется техническая помощь, то можете на нас рассчитывать, – добавил африканец. Люди у нас есть...
Что дело может быть миллиардным, я, слава богу, наконец понял. Возьмутся они всерьез, раз такие акулы собрались, создадут сотни клиник по всему миру и пошло... Разве не заплатит владелец сотни миллионов или миллиарда хоть бы и половину своих капиталов за гарантию неограниченно долгой жизни?
«Влетел ты, господин Ростокин, ох и влетел!» Приходилось слышать, что бывает с лопухами вроде меня, попавшими в чужие игры такого размаха.
А ведь вцепятся они в меня мертвой хваткой и с живого не слезут, пока своего не добьются. Беда моя еще и в том, что Алла произвела на Панина слишком сильное впечатление, и как бы он не начал сейчас банковать на двух столах сразу...
«Соображай, – приказал я себе, – и побыстрее, да ври поубедительнее, иначе труба. Похуже, чем тогда на Крюгере».
– Вас понял, – ответил я, сделав сообразительное лицо. – Цели ясны, задачи определены, как сказал однажды известный исторический деятель. Надеюсь, кое-что сделать можно. Какую сумму я вправе предложить лицу, обладающему всем вас интересующим? Чтобы он, значит, перешел на нашу сторону и обрубил все концы?
Я поймал взгляд, которым обменялся Панин с господином Дерябиным, самым, как мне казалось, безобидным из всех. Вяловатый такой, стареющий фермер средней руки, прибывший полюбоваться на знаменитого соотечественника. Специально ради такого случая на вертолет взбодрившегося, вместе с супругой...
Взгляд у Дерябина хозяйский был, разрешающий как бы. Он чуть-чуть веки приспустил и кивнул едва заметно.
– Если так сделаешь – миллион ему, полмиллиона тебе. И десять процентов акций, как и сказано. Делиться сами будете... – Майкл улыбнулся простецки. – Контракт составим, все по закону... А чтобы дивиденды были подходящие, тут уж мы постараемся...
– О'кей, – ответил я. Мне сейчас главное разговор было закончить. Измотал он меня. – С деньгами у меня туго, сам знаешь; потому я хотел бы все же аванс. Расходы покрыть, с долгами рассчитаться, и представительские расходы намечаются, в России без этого никак. Думаю, недели через две-три представлю полный отчет. Устроит вас – будем дальше говорить. Нет – лишнее верну, и все права на беллетристику – твои...
– Как, джентльмены, устраивает вас предложение Игоря?
– А почему именно три недели? – спросил Зиннер.
– В Москву ехать, на нужных людей выйти, работу с ними провести... У нас там не Америка... Одной водки сколько выпить надо...
– Пусть будет так. Надеюсь, о мерах безопасности и коммерческой тайне вас предупреждать не нужно? Никаких имен, никаких ссылок. Это ваш бизнес. До результата... – и уже обращаясь к Панину: – Соответственно, дальнейшие переговоры отложим до возвращения мистера Ростокина. Аванс выплатите из собственных средств, если считаете нужным. В случае успеха мы его учтем... Мне показалось, что итоги заседания их разочаровали.
На чем официальная часть и закончилась. После прощального коктейля на лужайке гости отбыли. И мы остались втроем.
Майкл, не подавая вида, что расстроен и мной недоволен (а так оно и было, я его настроения легко читаю), с улыбкой рубахи-парня сказал, что прием, слава богу, удался. Но сейчас самое время посидеть по-нашему, по-русски, выпить-закусить, как положено, за столом и поговорить, наконец, душевно. Хорошо, что я во время переговоров налегал на коньяк, и хоть фактически выпил немного, но по количеству бокалов достаточно, чтобы убедительно изобразить приличное опьянение. А также внезапно вспыхнувшее на его фоне вожделение.
Не отводя разбегающихся глаз от Аллиных высоко открытых бедер, я нетвердым языком сообщил, что несколько устал, желаю слегка развеяться на свежем воздухе, а потом с удовольствием готов продолжить.
– Боюсь, как бы совсем не раз-вез-ло. Считай, вторые сутки на ногах, и выпили... дос-та-точ-но... А душевно поговорить с-со-вершен-но необходимо...
Мне под любым предлогом нужно было остаться с Аллой наедине и обсудить происшедшее. И не допустить, чтобы Майкл выведал у нее нечто, не соответствующее сказанному мной.
Майкл покивал сочувственно, но в его взгляде – я вдруг вспомнил такой точно взгляд, когда мы с ним в Гизе созерцали танец живота – я уловил и любопытство и нетерпение.
Меня осенило! Из подсознания всплыл факт, который днем не привлек внимания, но в памяти зафиксировался. И теперь заиграл так, что вывернул наизнанку мои расчеты и планы. Ну, подожди, друг разлюбезный...
– Ради бога, Игорь, прогуляйся. Можешь даже в фонтан залезть. А мы с Аллой пока тут распорядимся...
– Нет, мы с ней пойдем. Ночью в парке одному скучно. И страшно...
У Аллы мое поведение, и особенно подразумеваемые намерения вызвали острое раздражение. И согласилась составить мне компанию она только затем, чтобы без свидетелей устроить сцену.
Приобняв ее за талию, чувствуя, как напряжены мышцы ее спины и как нарочито замедленным шагом она демонстрирует свой протест, я повлек Аллу в слабо освещенную аллею.
Через несколько шагов, на глазах Майкла, она резким, почти грубым жестом отбросила мою руку.
А в саду было хорошо. Ночь, прохладный бриз с океана, влажноватый, успевший по пути прихватить запахи прерии, аромат неизвестных мне растений, среди которых я узнавал только ночную фиалку, светильники, спрятанные среди ветвей. Треск цикад, бирюзовые блики от освещенного изнутри бассейна.
– Ты что выдумал? – зло прошипела Алла. – Пить разучился? Стыд какой! Ты б еще не глазами, а руками мне под юбку полез... Убери руку, я тебе говорю? Ложись в бассейн и отмокай... – она не на шутку разгневалась. Пожалуй, даже слишком. Может, ей тоже повод нужен? – Я с тобой сейчас никаких дел иметь не собираюсь. И не уверена, что в ближайшее время захочу... Да еще в парке... Надо же такое придумать!
Вот логика! Но сыграл я, значит, убедительно. И намерения свои обозначил вполне явственно. Для всех заинтересованных сторон.
Не обращая внимания на слова и тон, я нетерпеливо привлек ее к себе, приблизил губы к уху, так что издали это выглядело неловким поцелуем, и прошептал:
– Все правильно. Продолжай так же. Нужно срочно поговорить. В доме невозможно. Мы под контролем. Вырвись и иди прямо по дорожке, потом свернешь. Я буду приставать, ты сопротивляйся, но не очень. Говорить о деле будем так, как сейчас...
Она почти ничего не поняла, но задачу уловила правильно. Я знал, что в серьезном деле на нее положиться можно. И она про меня это знала. Звучно шлепнув по моей руке, Алла возмущенно вскинула голову.
– Я же сказала – оставь меня в покое! Ненавижу пьяных, пора бы знать! Скажи спасибо, что мы в гостях!
И пошла решительным шагом, звеня каблуками по плитам дорожки. Я качнулся взад-вперед, пробормотал что-то сокрушенно и поспешил следом, громко убеждая ее в чистоте своих намерений и абсолютной функциональной трезвости.
Тут надо сказать вот что. Вчера, прогуливаясь по парку, я заметил в ветвях деревьев монитор следящей системы. Заметил и пропустил мимо сознания, а когда вспомнил, то сообразил, что мониторов должно быть много. Чтобы удержать под контролем всю территорию поместья. Иначе какой смысл? Да и реакция Панина на наш совместный променад мою догадку подтвердила. Он, негодяй, оживился, поняв, что имеет шанс насладиться пикантной, а главное – подлинной интермедией. Вот я его и развлеку.
Но вспомнив про мониторы здесь, я подумал – а если и в самолете у него микрофоны были? И пока он пилотировал, прослушал наш с Аллой разговор. Вот откуда его деловой азарт, вот и разгадка внезапного совещания. И попутно теперь их напористость. Они все про нас знают. В том числе и то, что документы и материалы у нас с собой!
Тогда, отпустив меня сегодня, что они затевают?
Будто ища местечко поукромнее, наугад, я вывел Аллу на небольшую, со всех сторон закрытую полянку, где я и заметил следящее устройство.
Вопрос лишь в том, действительно ли Майкл сидит сейчас перед экраном, готовясь потешить свои визионерские наклонности. Если я просчитался, осуществится только половина моего плана. Да нет, не упустит он столь заманчивого сюжета.
Место было хоть куда. Низкая скамейка на гнутых чугунных лапах стояла под пышным кустом, точно по оси объектива. Внизу – густая шелковистая трава. Все вокруг заливает зеленовато-серебристый свет полной луны. Очень подходящая обстановка для вурдалаков, оборотней и прочей нечисти... И для уединенных бесед... Очевидно, для того и скамейка здесь поставлена.
Алла, когда я вновь перешел в атаку, оттолкнула меня, громко возмущаясь таким поведением. Но я сжал ее запястья и, как бы ловя ее губы своими, быстро прошептал:
– Есть серьезная опасность. В твоей сумке... Какие материалы в каких кассетах? Где самое важное?
– А в чем дело?
– Все вопросы потом. Громко ругайся и побольше возни. Отвечать тихо и в самое ухо...
Словно бы для настроения я включил ручной интерком, настроенный на волну ближайшей музыкальной станции. Звуки блюза должны дополнительно заглушить наш шепот.
– Да что ты за хам такой?! Сказала же, что не хочу... – поняв задачу, почти выкрикнула Алла, отталкивая мои руки, и тут же прошептала: – Там все, полностью, что тебя интересует?
– Ну подожди, я ничего такого... – вновь пытаясь привлечь ее к себе, ответил я заплетающимся языком. А на ухо: – То, что нужно, чтобы повторить процесс. Так дальше и разговаривали.
– От тебя перегаром несет, не выношу! Убери руки! (Схемы витатрона – кассеты два и семь...)
– Я ж тебя люблю... Мы год не виделись... (А технология?)
– Ой, ты мне больно делаешь! – (Процесс на трех кристаллах в футляре с красной полосой. Фактор Т – четвертая кассета...)
Силой усадив Аллу рядом с собой на скамейку, я делал все, что диктовала роль, а она, сопротивляясь, уворачивалась от поцелуев.
– Мне надо сегодня списать все на отдельный кристалл, а оригиналы слегка подпортить... Майкл нас продал, и они могут все украсть. И мы в дураках.
Когда я прикасаюсь к ее телу, то быстро теряю голову. Но сейчас важность момента помогала сохранять выдержку.
В нескольких фразах я обрисовал ситуацию и дальнейшие планы. А ее тело и губы вдруг стали слишком податливыми.
– Не выходи из роли, сопротивляйся. Когда вернемся, тебе надо пофлиртовать с Паниным. Разыграем серьезную ссору, я уйду. А ты его задержи хоть на час. Как бы назло мне с ним полюбезничай. А сейчас порезче...
Она послушно рванулась, оттолкнула меня и сама, не рассчитав, упала со скамейки. Я едва успел ее придержать, чтобы Алла не ударилась затылком о землю. От неожиданности она довольно грубо выругалась.
– Правильно, молодец. На час, лучше – полтора. Не любой ценой, конечно. Сейчас вырвись, вскочи, можешь ударить. И пойдем.
Раскачиваясь, я держался за край скамейки, стоя на коленях, будто не зная, что делать – помогать ей встать или наоборот.
Момент был кульминационный. Панин наверняка затаил дыхание, уставившись на ее сверкающие в лунном свете ноги.
Но Алла-то о камере ничего не знала и замешкалась. Я качнулся вперед, сам чуть не ткнулся лбом в траву возле ее лица. – Ты что? Бей!
Она опомнилась, сдвинула колени и от толчка я опрокинулся навзничь.
Алла вскочила и начала одергивать юбку, приводить в порядок прочие детали туалета. Лицом к объективу и крупным планом.
То, что надо. Я на мгновение вообразил себя режиссером. Застегиваясь, она громко ругалась по-венгерски: «Вассом ас...» и так далее.
Остальное тоже было разыграно, как замышлялось. Она стремительно шла по дорожке, растрепанная и возмущенная, я плелся следом и нудно каялся.
Когда мы вернулись, Майкл уже сидел в кресле и тянул бледное вино из высокого бокала. По его глазам и чуть вздрагивающим пальцам я понял, что он все видел.
Стараясь держаться как ни в чем не бывало и говорить даже с некоторым оскорбленным достоинством, я выпил какой-то слишком горький вермут и вскоре откланялся, весь облитый Аллиным презрением и лицемерным сочувствием Панина.
– Даже имея в виду возможность неудачи, попробовать стоит. Первоначальные расходы большими не будут, а уж при успехе...
– О какой сумме идет речь? – поинтересовался шейх.
Взоры обратились ко мне. Отвечать, тем более перед явными знатоками финансовых проблем, я был не готов и стал нечто такое мямлить, будто и информация у меня поверхностная, и цен на исследование и аппаратуру я не знаю. Но меня остановили.
– Вопрос именно к вам. Во что вы оцениваете ВАШУ часть информации? Остальное мы сумеем просчитать...
Что значит отсутствие навыков делового человека! Я и в самом деле не знал, как быть. Назвать конкретную сумму, связать себя обязательствами дать в обмен нечто существенное, а там или остаться в дураках, или?.. Действительно ведь масса проблем возникает, нравственных, юридических, не знаю, каких еще...
Любым способом надо уйти сейчас от конкретного ответа, а потом уже думать и думать. Потянул же меня черт за язык... Они же мои колебания расценили иначе.
Еврей в ермолке, отрекомендованный чуть ли не лучшим в стране адвокатом, принялся убеждать меня, что в случае успеха я могу рассчитывать не меньше, чем на десять процентов акций корпорации, а также посулил неограниченную и бесплатную юридическую помощь, как только она мне потребуется. «Значит, заведомо ждет эксцессов», – сообразил я.
Чтобы прервать ставшую для меня тягостной паузу, я сказал, что если им угодно, то свои уже понесенные расходы я оцениваю в двести тысяч, и если такая сумма принимается к оплате, то в течение ближайших недель готов предоставить документальные подтверждения. За особую, само собой, плату.
– Подтверждения чего? – прищурившись, спросил профессор Гендерсон.
– Того, что такие исследования имели место и прошли успешно. Возможно, сумею раздобыть записи итогового эксперимента.
– И все? – удивился Зиннер.
– Разве мало? Ну, естественно, название организации, где это делалось, фамилии участников...
Высокое собрание развеселилось. Проявлялось это по-разному – улыбками, телодвижениями, междометиями.
– И кому, по-вашему, нужна такая информация? – очень вежливо поинтересовался профессор Слейтер. – Какая нам польза от того, что мы будем знать, где и кем сделано открытие? Смысл имеет только подлинная документация, причем с гарантиями, что мы станем ее единственными обладателями...
– Так, по-вашему, я должен выкрасть документы и уничтожить целый институт? Взорвать вместе с персоналом?
– Зачем же утрировать? Из сообщения мистера Панина я понял, что вы достаточно близки к авторам открытия и можете сделать то, о чем я сказал. Если это плановая разработка государственной или солидной частной фирмы, для нас она интереса не представляет. Мы, знаете ли, в отличие от вас с Майклом сенсациями, как таковыми, не интересуемся...
Тут бы мне и уцепиться за сказанное, и красиво выйти из боя, а я прозевал.
– Если потребуется техническая помощь, то можете на нас рассчитывать, – добавил африканец. Люди у нас есть...
Что дело может быть миллиардным, я, слава богу, наконец понял. Возьмутся они всерьез, раз такие акулы собрались, создадут сотни клиник по всему миру и пошло... Разве не заплатит владелец сотни миллионов или миллиарда хоть бы и половину своих капиталов за гарантию неограниченно долгой жизни?
«Влетел ты, господин Ростокин, ох и влетел!» Приходилось слышать, что бывает с лопухами вроде меня, попавшими в чужие игры такого размаха.
А ведь вцепятся они в меня мертвой хваткой и с живого не слезут, пока своего не добьются. Беда моя еще и в том, что Алла произвела на Панина слишком сильное впечатление, и как бы он не начал сейчас банковать на двух столах сразу...
«Соображай, – приказал я себе, – и побыстрее, да ври поубедительнее, иначе труба. Похуже, чем тогда на Крюгере».
– Вас понял, – ответил я, сделав сообразительное лицо. – Цели ясны, задачи определены, как сказал однажды известный исторический деятель. Надеюсь, кое-что сделать можно. Какую сумму я вправе предложить лицу, обладающему всем вас интересующим? Чтобы он, значит, перешел на нашу сторону и обрубил все концы?
Я поймал взгляд, которым обменялся Панин с господином Дерябиным, самым, как мне казалось, безобидным из всех. Вяловатый такой, стареющий фермер средней руки, прибывший полюбоваться на знаменитого соотечественника. Специально ради такого случая на вертолет взбодрившегося, вместе с супругой...
Взгляд у Дерябина хозяйский был, разрешающий как бы. Он чуть-чуть веки приспустил и кивнул едва заметно.
– Если так сделаешь – миллион ему, полмиллиона тебе. И десять процентов акций, как и сказано. Делиться сами будете... – Майкл улыбнулся простецки. – Контракт составим, все по закону... А чтобы дивиденды были подходящие, тут уж мы постараемся...
– О'кей, – ответил я. Мне сейчас главное разговор было закончить. Измотал он меня. – С деньгами у меня туго, сам знаешь; потому я хотел бы все же аванс. Расходы покрыть, с долгами рассчитаться, и представительские расходы намечаются, в России без этого никак. Думаю, недели через две-три представлю полный отчет. Устроит вас – будем дальше говорить. Нет – лишнее верну, и все права на беллетристику – твои...
– Как, джентльмены, устраивает вас предложение Игоря?
– А почему именно три недели? – спросил Зиннер.
– В Москву ехать, на нужных людей выйти, работу с ними провести... У нас там не Америка... Одной водки сколько выпить надо...
– Пусть будет так. Надеюсь, о мерах безопасности и коммерческой тайне вас предупреждать не нужно? Никаких имен, никаких ссылок. Это ваш бизнес. До результата... – и уже обращаясь к Панину: – Соответственно, дальнейшие переговоры отложим до возвращения мистера Ростокина. Аванс выплатите из собственных средств, если считаете нужным. В случае успеха мы его учтем... Мне показалось, что итоги заседания их разочаровали.
На чем официальная часть и закончилась. После прощального коктейля на лужайке гости отбыли. И мы остались втроем.
Майкл, не подавая вида, что расстроен и мной недоволен (а так оно и было, я его настроения легко читаю), с улыбкой рубахи-парня сказал, что прием, слава богу, удался. Но сейчас самое время посидеть по-нашему, по-русски, выпить-закусить, как положено, за столом и поговорить, наконец, душевно. Хорошо, что я во время переговоров налегал на коньяк, и хоть фактически выпил немного, но по количеству бокалов достаточно, чтобы убедительно изобразить приличное опьянение. А также внезапно вспыхнувшее на его фоне вожделение.
Не отводя разбегающихся глаз от Аллиных высоко открытых бедер, я нетвердым языком сообщил, что несколько устал, желаю слегка развеяться на свежем воздухе, а потом с удовольствием готов продолжить.
– Боюсь, как бы совсем не раз-вез-ло. Считай, вторые сутки на ногах, и выпили... дос-та-точ-но... А душевно поговорить с-со-вершен-но необходимо...
Мне под любым предлогом нужно было остаться с Аллой наедине и обсудить происшедшее. И не допустить, чтобы Майкл выведал у нее нечто, не соответствующее сказанному мной.
Майкл покивал сочувственно, но в его взгляде – я вдруг вспомнил такой точно взгляд, когда мы с ним в Гизе созерцали танец живота – я уловил и любопытство и нетерпение.
Меня осенило! Из подсознания всплыл факт, который днем не привлек внимания, но в памяти зафиксировался. И теперь заиграл так, что вывернул наизнанку мои расчеты и планы. Ну, подожди, друг разлюбезный...
– Ради бога, Игорь, прогуляйся. Можешь даже в фонтан залезть. А мы с Аллой пока тут распорядимся...
– Нет, мы с ней пойдем. Ночью в парке одному скучно. И страшно...
У Аллы мое поведение, и особенно подразумеваемые намерения вызвали острое раздражение. И согласилась составить мне компанию она только затем, чтобы без свидетелей устроить сцену.
Приобняв ее за талию, чувствуя, как напряжены мышцы ее спины и как нарочито замедленным шагом она демонстрирует свой протест, я повлек Аллу в слабо освещенную аллею.
Через несколько шагов, на глазах Майкла, она резким, почти грубым жестом отбросила мою руку.
А в саду было хорошо. Ночь, прохладный бриз с океана, влажноватый, успевший по пути прихватить запахи прерии, аромат неизвестных мне растений, среди которых я узнавал только ночную фиалку, светильники, спрятанные среди ветвей. Треск цикад, бирюзовые блики от освещенного изнутри бассейна.
– Ты что выдумал? – зло прошипела Алла. – Пить разучился? Стыд какой! Ты б еще не глазами, а руками мне под юбку полез... Убери руку, я тебе говорю? Ложись в бассейн и отмокай... – она не на шутку разгневалась. Пожалуй, даже слишком. Может, ей тоже повод нужен? – Я с тобой сейчас никаких дел иметь не собираюсь. И не уверена, что в ближайшее время захочу... Да еще в парке... Надо же такое придумать!
Вот логика! Но сыграл я, значит, убедительно. И намерения свои обозначил вполне явственно. Для всех заинтересованных сторон.
Не обращая внимания на слова и тон, я нетерпеливо привлек ее к себе, приблизил губы к уху, так что издали это выглядело неловким поцелуем, и прошептал:
– Все правильно. Продолжай так же. Нужно срочно поговорить. В доме невозможно. Мы под контролем. Вырвись и иди прямо по дорожке, потом свернешь. Я буду приставать, ты сопротивляйся, но не очень. Говорить о деле будем так, как сейчас...
Она почти ничего не поняла, но задачу уловила правильно. Я знал, что в серьезном деле на нее положиться можно. И она про меня это знала. Звучно шлепнув по моей руке, Алла возмущенно вскинула голову.
– Я же сказала – оставь меня в покое! Ненавижу пьяных, пора бы знать! Скажи спасибо, что мы в гостях!
И пошла решительным шагом, звеня каблуками по плитам дорожки. Я качнулся взад-вперед, пробормотал что-то сокрушенно и поспешил следом, громко убеждая ее в чистоте своих намерений и абсолютной функциональной трезвости.
Тут надо сказать вот что. Вчера, прогуливаясь по парку, я заметил в ветвях деревьев монитор следящей системы. Заметил и пропустил мимо сознания, а когда вспомнил, то сообразил, что мониторов должно быть много. Чтобы удержать под контролем всю территорию поместья. Иначе какой смысл? Да и реакция Панина на наш совместный променад мою догадку подтвердила. Он, негодяй, оживился, поняв, что имеет шанс насладиться пикантной, а главное – подлинной интермедией. Вот я его и развлеку.
Но вспомнив про мониторы здесь, я подумал – а если и в самолете у него микрофоны были? И пока он пилотировал, прослушал наш с Аллой разговор. Вот откуда его деловой азарт, вот и разгадка внезапного совещания. И попутно теперь их напористость. Они все про нас знают. В том числе и то, что документы и материалы у нас с собой!
Тогда, отпустив меня сегодня, что они затевают?
Будто ища местечко поукромнее, наугад, я вывел Аллу на небольшую, со всех сторон закрытую полянку, где я и заметил следящее устройство.
Вопрос лишь в том, действительно ли Майкл сидит сейчас перед экраном, готовясь потешить свои визионерские наклонности. Если я просчитался, осуществится только половина моего плана. Да нет, не упустит он столь заманчивого сюжета.
Место было хоть куда. Низкая скамейка на гнутых чугунных лапах стояла под пышным кустом, точно по оси объектива. Внизу – густая шелковистая трава. Все вокруг заливает зеленовато-серебристый свет полной луны. Очень подходящая обстановка для вурдалаков, оборотней и прочей нечисти... И для уединенных бесед... Очевидно, для того и скамейка здесь поставлена.
Алла, когда я вновь перешел в атаку, оттолкнула меня, громко возмущаясь таким поведением. Но я сжал ее запястья и, как бы ловя ее губы своими, быстро прошептал:
– Есть серьезная опасность. В твоей сумке... Какие материалы в каких кассетах? Где самое важное?
– А в чем дело?
– Все вопросы потом. Громко ругайся и побольше возни. Отвечать тихо и в самое ухо...
Словно бы для настроения я включил ручной интерком, настроенный на волну ближайшей музыкальной станции. Звуки блюза должны дополнительно заглушить наш шепот.
– Да что ты за хам такой?! Сказала же, что не хочу... – поняв задачу, почти выкрикнула Алла, отталкивая мои руки, и тут же прошептала: – Там все, полностью, что тебя интересует?
– Ну подожди, я ничего такого... – вновь пытаясь привлечь ее к себе, ответил я заплетающимся языком. А на ухо: – То, что нужно, чтобы повторить процесс. Так дальше и разговаривали.
– От тебя перегаром несет, не выношу! Убери руки! (Схемы витатрона – кассеты два и семь...)
– Я ж тебя люблю... Мы год не виделись... (А технология?)
– Ой, ты мне больно делаешь! – (Процесс на трех кристаллах в футляре с красной полосой. Фактор Т – четвертая кассета...)
Силой усадив Аллу рядом с собой на скамейку, я делал все, что диктовала роль, а она, сопротивляясь, уворачивалась от поцелуев.
– Мне надо сегодня списать все на отдельный кристалл, а оригиналы слегка подпортить... Майкл нас продал, и они могут все украсть. И мы в дураках.
Когда я прикасаюсь к ее телу, то быстро теряю голову. Но сейчас важность момента помогала сохранять выдержку.
В нескольких фразах я обрисовал ситуацию и дальнейшие планы. А ее тело и губы вдруг стали слишком податливыми.
– Не выходи из роли, сопротивляйся. Когда вернемся, тебе надо пофлиртовать с Паниным. Разыграем серьезную ссору, я уйду. А ты его задержи хоть на час. Как бы назло мне с ним полюбезничай. А сейчас порезче...
Она послушно рванулась, оттолкнула меня и сама, не рассчитав, упала со скамейки. Я едва успел ее придержать, чтобы Алла не ударилась затылком о землю. От неожиданности она довольно грубо выругалась.
– Правильно, молодец. На час, лучше – полтора. Не любой ценой, конечно. Сейчас вырвись, вскочи, можешь ударить. И пойдем.
Раскачиваясь, я держался за край скамейки, стоя на коленях, будто не зная, что делать – помогать ей встать или наоборот.
Момент был кульминационный. Панин наверняка затаил дыхание, уставившись на ее сверкающие в лунном свете ноги.
Но Алла-то о камере ничего не знала и замешкалась. Я качнулся вперед, сам чуть не ткнулся лбом в траву возле ее лица. – Ты что? Бей!
Она опомнилась, сдвинула колени и от толчка я опрокинулся навзничь.
Алла вскочила и начала одергивать юбку, приводить в порядок прочие детали туалета. Лицом к объективу и крупным планом.
То, что надо. Я на мгновение вообразил себя режиссером. Застегиваясь, она громко ругалась по-венгерски: «Вассом ас...» и так далее.
Остальное тоже было разыграно, как замышлялось. Она стремительно шла по дорожке, растрепанная и возмущенная, я плелся следом и нудно каялся.
Когда мы вернулись, Майкл уже сидел в кресле и тянул бледное вино из высокого бокала. По его глазам и чуть вздрагивающим пальцам я понял, что он все видел.
Стараясь держаться как ни в чем не бывало и говорить даже с некоторым оскорбленным достоинством, я выпил какой-то слишком горький вермут и вскоре откланялся, весь облитый Аллиным презрением и лицемерным сочувствием Панина.
Глава 13
...Пока Алла не освободилась, я сделал все, что нужно. Материалы уместились на одном многослойном кристалле. А чтобы не оставлять возможное зло безнаказанным, изготовил для тех, кто заинтересовался бы оригиналами, маленький сюрприз.
Виктор обучил меня некоторым тайнам своей науки, и я загнал в каждую запись по несколько очень хитрых и коварных вирусов.
Суть их заключалась в том, что при попытке воспроизведения или перезаписи чрез компьютер они не стирали и не искажали информацию, а вносили глубокие деформации в подсознание и логику машины. Что именно произойдет в итоге – предсказать заранее невозможно, как и любой существующей техникой установить сам факт присутствия вируса.
В идеальном варианте возможно даже гипнотическое воздействие на личность самого оператора, временно превращающее его в функционального кретина. А, скажем, сыворотка для выявления «фактора-Т», изготовленная по внешне безупречной технологии, с равной долей вероятности может оказаться жидкостью против перхоти у гуманоидов Антареса, абсолютным растворителем, напалмом или новым наркотиком. Снять же заклятие с записей могу во всем свете только я.
...Алла пришла гораздо позже полуночи, можно даже сказать – под утро. Я слышал, как Панин, провожавший ее, долго что-то на прощание бормотал под дверью, теперь уже по-настоящему заплетающимся языком, а она в ответ громко и вызывающе смеялась. Тоже подвыпив, конечно.
Дождавшись, пока звук его нетвердых шагов затих в глубине дома, я вошел к Алле в комнату. Сбросив платье и туфли, она стояла перед зеркалом, отстегивая замок изумрудного колье. Раньше его на этой шее не было.
Обернувшись, она пронзила меня сердитым взглядом. Я молча сел напротив, ткнул пальцем в кнопку музыкального синтезатора, сцепил на колене руки и стал ждать, что она скажет.
Так же молча Алла повернулась и направилась в ванную подчеркнуто вызывающей походкой. Но без высоких каблуков это получалось у нее не слишком убедительно.
Испытывая мое терпение, она не возвращалась около получаса. А потом, успокоенная контрастным душем, лишенная грима, украшений и прочих придающих женщине уверенность аксессуаров, утратила и большую часть агрессивности.
Кутаясь в лиловый пушистый халат, она опустилась на ковер рядом сомной.
– Ну и как? – я провел ладонью по ее влажным волосам.
– Твой Майкл, должна сообщить, вполне законченная свинья, – она положила голову мне на колено. – Когда ты ушел, он казался почти трезвым, и мы поначалу беседовали нормально. Однако, очевидно, для храбрости, он все время добавлял, коньяк и вино вперемежку, и быстро поплыл. Изощрялся в комплиментах моему уму, образованию и воспитанию, стал выяснять родословную, потащил в библиотеку и в толстенных геральдических справочниках мы долго искали общих предков, начиная с четырнадцатого века, только мне все время приходилось стряхивать его руки с разных частей тела. Между прочим, по матери я почти родственница королей из династии Арпадов...
Постепенно он отбросил всю эту дипломатию и принялся впрямую расхваливать мои ноги, плечи и прочие стати. Он, мол, всю жизнь поклоняется женской красоте и вот на старости лет встретил, наконец, долгожданный идеал...
– С ним можно согласиться, – искренне сказал я, поглаживая ее шею под шалевым воротником халата.
– Подожди, дальше еще интереснее... Он сказал, что не простит себе и мне, разумеется, если его холл не украсит моя статуя...
– Ого!
– Что значит «Ого»? Он объяснял, что всяких фото, стерео и голограмм у любого извращенца сколько угодно, а вот мраморное изваяние дамы сердца – это «хай класс»...
– Теперь ты, значит, дама сердца? Поздравляю...
– Отчего бы нет? Не содержанка же...
– Ну и дальше?
– И дальше все было нормально. Он установил видеосканер, и я попозировала. Ты же сам велел занять его поосновательней. Я не сразу согласилась, поломалась, сколько требовали приличия, а потом уступила. В конце концов, на пляже раздеваюсь, и ничего... Исключительно в интересах эстетики. У него там программа «Фидий» заложена... Чем я хуже Афродиты Таврической?
– А почему сразу не Милосской?
– Что ж я, по-твоему, такая толстая? А Таврическая – в самый раз...
– Пожалуй, – согласился я. Фигуры у них и вправду схожи. Но как представил ее позирование, и рожу Панина при этом... А также, что он теперь будет рассматривать ее каждый день, хвастаться перед гостями и делиться живописными подробностями... Она почувствовала мое настроение.
– Успокойся, больше ничего не было. А утром он пообещал, что закажет подходящую глыбу мрамора, и я тогда стану бессмертной...
«Не многовато ли бессмертных на мою голову?» – чуть не спросил я вслух. Но сдержался.
– И что дальше? – насчет колье для меня оставалась тревожная неясность.
– Дальше он стал рассказывать, какой он богатый и удачливый, и я не пожалею, если выйду за него замуж. Обещал очень выгодный контракт. Три жены у него уже было, но я – совсем другая. И наследников у него нет...
– Вполне солидное предложение...
Она пропустила мое замечание мимо ушей, и это мне тоже не слишком понравилось.
Хотя, казалось бы, обнимая пока что принадлежавшую тебе женщину, нелогично расстраиваться по поводу того, что у других она вызывает аналогичные чувства. Иначе придется признать правоту древнего грека, заявившего: «Истинно целомудренна лишь та, которую никто не пожелал».
– И вот тут он решил наконец закрепить свой предполагаемый успех. Поскольку выпил больше, чем мог, хотя и меньше, чем хотел, он вообразил, что моя некоторая обнаженность предполагает и остальное. Справиться с ним оказалось нетрудно. Потом он никак не хотел подниматься с колен, прося прощения и заверяя, что я его неправильно поняла. А что тут понимать? Я не знала, успел ли ты сделать все, что собирался, и приняла его извинения, вместе с бабушкиным колье... Правда, в наказание оделась. Пока язык у него еще ворочался, он объяснил, какой он одинокий, и если я скрашу его одиночество, благодарность его не будет иметь границ... Чтобы его осадить, я спросила, как быть с тобой? «Неужели?» – подумал я.
– Он сказал, что ты его друг, но роли это не играет. Раз я тебе не жена, он имеет право участвовать в честной борьбе. Пусть победит достойнейший. Но если ты проиграешь, он тебя не обидит. Например, подарит тебе свою нью-йоркскую контору вместе с клиентурой. И ты тоже станешь миллионером. И никто ведь не помешает тебе, если сумеешь, отбить меня обратно...
– Майкл действительно благородный парень. Не часто встретишь... А про ЭТО он ничего не говорил?
– Ни слова. Ты все сделал, как хотел?
– Все нормально. Кристалл с записью в надежном месте. Но это так, на всякий случай. Да может, и ерунда все. Мания преследования. Предложения мне тоже поступили вполне солидные. Не хуже, чем тебе. Если выйдет, оба миллионерами станем, даже без замужества... Однако хватит о делах, сколько можно? Вон, уже светать начинает. Пошли спать...
– Пошли, – она истолковала мое предложение в известном смысле и уточнила: – Ты к себе, я к себе. Хватит на сегодня сильных ощущений...
...За поздним завтраком Майкл выглядел сильно помятым и угнетенным, как физически, так и морально. И на меня старался не смотреть.
Впрочем, допускаю, что душевные терзания тут ни при чем, а виной всему банальная адреналиновая тоска. Национального лекарства у Панина в хозяйстве не нашлось, и лечился он космополитическим пивом, которое вскоре оказало нужный эффект.
Разговаривать нам пока было не о чем, а за ночь западный ветер и сюда пригнал дождевые тучи, в аллеях сгустился сероватый туман, так что бассейн уже не манил своей голубизной и прохладой, и я попросил у Майкла машину, чтобы прокатиться в город.
– Я сам вас отвезу... – начал он изображать радушие, но я заподозрил, что он просто боится выпустить нас из-под контроля.
– Да зачем тебе утруждаться? Мы просто по улицам покатаемся, Фриско посмотрим, а к ужину вернемся, – стал я ненастойчиво отговариваться, а Алла очень к месту напомнила его обещание сегодня же предъявить мраморное изваяние.
– И если оно мне не понравится, оставляю за собой право разбить его молотком немедленно. Так что вам следует постараться...
В итоге он предоставил в наше распоряжение маленький красный «Кейзер ландо». Я и тут усмотрел с его стороны подвох, поскольку на такой машине ни от погони не оторвешься, ни в городе не затеряешься, больно приметная. Но моих планов это не нарушало, и я его искренне поблагодарил.
Города мы не знали, и Майкл лично запрограммировал автоштурмана на посещение центра и всех достопримечательностей.
По пути я кратко пересказал Алле суть вчерашнего собеседования. Не исключая возможности подслушивания, постарался убедить ее и прочих заинтересованных лиц в серьезности своих намерений, мимикой же показал, что спорить ей со мной сейчас не следует.
– Сейчас в городе заскочу на узел связи, прозондирую, что там и как в Москве делается. Если все в порядке, через пару дней полетим...
– А зато когда получится – разбогатеем мы с тобой, – поддержала разговор Алла, – может, где-то поблизости и виллу купим, не хуже панинской... – и стали мы воображать, какая у нас в перспективе роскошная жизнь намечается.
...Фриско, это, конечно, Фриско, ничего не скажешь. Жемчужина Запада, самый европейский из американских городов, как сказано в путеводителе. Мы в этом убедились. По сравнению, скажем, с Нью-Йорком, город добродушный, неожиданный и уютный. Его неровный силуэт изрезан высокими элегантными зданиями начала века и столетней давности небоскребами, живописные кварталы легко поднимаются на гребни холмов и круто падают вниз. Роскошные коттеджи рассвечивают яркими крышами сбегающие к берегам залива откосы. Я подумал, что в этом городе, пожалуй, смог бы жить. До встречи с Сан-Франциско таких городов, кроме Москвы, я насчитывал всего четыре.
Виктор обучил меня некоторым тайнам своей науки, и я загнал в каждую запись по несколько очень хитрых и коварных вирусов.
Суть их заключалась в том, что при попытке воспроизведения или перезаписи чрез компьютер они не стирали и не искажали информацию, а вносили глубокие деформации в подсознание и логику машины. Что именно произойдет в итоге – предсказать заранее невозможно, как и любой существующей техникой установить сам факт присутствия вируса.
В идеальном варианте возможно даже гипнотическое воздействие на личность самого оператора, временно превращающее его в функционального кретина. А, скажем, сыворотка для выявления «фактора-Т», изготовленная по внешне безупречной технологии, с равной долей вероятности может оказаться жидкостью против перхоти у гуманоидов Антареса, абсолютным растворителем, напалмом или новым наркотиком. Снять же заклятие с записей могу во всем свете только я.
...Алла пришла гораздо позже полуночи, можно даже сказать – под утро. Я слышал, как Панин, провожавший ее, долго что-то на прощание бормотал под дверью, теперь уже по-настоящему заплетающимся языком, а она в ответ громко и вызывающе смеялась. Тоже подвыпив, конечно.
Дождавшись, пока звук его нетвердых шагов затих в глубине дома, я вошел к Алле в комнату. Сбросив платье и туфли, она стояла перед зеркалом, отстегивая замок изумрудного колье. Раньше его на этой шее не было.
Обернувшись, она пронзила меня сердитым взглядом. Я молча сел напротив, ткнул пальцем в кнопку музыкального синтезатора, сцепил на колене руки и стал ждать, что она скажет.
Так же молча Алла повернулась и направилась в ванную подчеркнуто вызывающей походкой. Но без высоких каблуков это получалось у нее не слишком убедительно.
Испытывая мое терпение, она не возвращалась около получаса. А потом, успокоенная контрастным душем, лишенная грима, украшений и прочих придающих женщине уверенность аксессуаров, утратила и большую часть агрессивности.
Кутаясь в лиловый пушистый халат, она опустилась на ковер рядом сомной.
– Ну и как? – я провел ладонью по ее влажным волосам.
– Твой Майкл, должна сообщить, вполне законченная свинья, – она положила голову мне на колено. – Когда ты ушел, он казался почти трезвым, и мы поначалу беседовали нормально. Однако, очевидно, для храбрости, он все время добавлял, коньяк и вино вперемежку, и быстро поплыл. Изощрялся в комплиментах моему уму, образованию и воспитанию, стал выяснять родословную, потащил в библиотеку и в толстенных геральдических справочниках мы долго искали общих предков, начиная с четырнадцатого века, только мне все время приходилось стряхивать его руки с разных частей тела. Между прочим, по матери я почти родственница королей из династии Арпадов...
Постепенно он отбросил всю эту дипломатию и принялся впрямую расхваливать мои ноги, плечи и прочие стати. Он, мол, всю жизнь поклоняется женской красоте и вот на старости лет встретил, наконец, долгожданный идеал...
– С ним можно согласиться, – искренне сказал я, поглаживая ее шею под шалевым воротником халата.
– Подожди, дальше еще интереснее... Он сказал, что не простит себе и мне, разумеется, если его холл не украсит моя статуя...
– Ого!
– Что значит «Ого»? Он объяснял, что всяких фото, стерео и голограмм у любого извращенца сколько угодно, а вот мраморное изваяние дамы сердца – это «хай класс»...
– Теперь ты, значит, дама сердца? Поздравляю...
– Отчего бы нет? Не содержанка же...
– Ну и дальше?
– И дальше все было нормально. Он установил видеосканер, и я попозировала. Ты же сам велел занять его поосновательней. Я не сразу согласилась, поломалась, сколько требовали приличия, а потом уступила. В конце концов, на пляже раздеваюсь, и ничего... Исключительно в интересах эстетики. У него там программа «Фидий» заложена... Чем я хуже Афродиты Таврической?
– А почему сразу не Милосской?
– Что ж я, по-твоему, такая толстая? А Таврическая – в самый раз...
– Пожалуй, – согласился я. Фигуры у них и вправду схожи. Но как представил ее позирование, и рожу Панина при этом... А также, что он теперь будет рассматривать ее каждый день, хвастаться перед гостями и делиться живописными подробностями... Она почувствовала мое настроение.
– Успокойся, больше ничего не было. А утром он пообещал, что закажет подходящую глыбу мрамора, и я тогда стану бессмертной...
«Не многовато ли бессмертных на мою голову?» – чуть не спросил я вслух. Но сдержался.
– И что дальше? – насчет колье для меня оставалась тревожная неясность.
– Дальше он стал рассказывать, какой он богатый и удачливый, и я не пожалею, если выйду за него замуж. Обещал очень выгодный контракт. Три жены у него уже было, но я – совсем другая. И наследников у него нет...
– Вполне солидное предложение...
Она пропустила мое замечание мимо ушей, и это мне тоже не слишком понравилось.
Хотя, казалось бы, обнимая пока что принадлежавшую тебе женщину, нелогично расстраиваться по поводу того, что у других она вызывает аналогичные чувства. Иначе придется признать правоту древнего грека, заявившего: «Истинно целомудренна лишь та, которую никто не пожелал».
– И вот тут он решил наконец закрепить свой предполагаемый успех. Поскольку выпил больше, чем мог, хотя и меньше, чем хотел, он вообразил, что моя некоторая обнаженность предполагает и остальное. Справиться с ним оказалось нетрудно. Потом он никак не хотел подниматься с колен, прося прощения и заверяя, что я его неправильно поняла. А что тут понимать? Я не знала, успел ли ты сделать все, что собирался, и приняла его извинения, вместе с бабушкиным колье... Правда, в наказание оделась. Пока язык у него еще ворочался, он объяснил, какой он одинокий, и если я скрашу его одиночество, благодарность его не будет иметь границ... Чтобы его осадить, я спросила, как быть с тобой? «Неужели?» – подумал я.
– Он сказал, что ты его друг, но роли это не играет. Раз я тебе не жена, он имеет право участвовать в честной борьбе. Пусть победит достойнейший. Но если ты проиграешь, он тебя не обидит. Например, подарит тебе свою нью-йоркскую контору вместе с клиентурой. И ты тоже станешь миллионером. И никто ведь не помешает тебе, если сумеешь, отбить меня обратно...
– Майкл действительно благородный парень. Не часто встретишь... А про ЭТО он ничего не говорил?
– Ни слова. Ты все сделал, как хотел?
– Все нормально. Кристалл с записью в надежном месте. Но это так, на всякий случай. Да может, и ерунда все. Мания преследования. Предложения мне тоже поступили вполне солидные. Не хуже, чем тебе. Если выйдет, оба миллионерами станем, даже без замужества... Однако хватит о делах, сколько можно? Вон, уже светать начинает. Пошли спать...
– Пошли, – она истолковала мое предложение в известном смысле и уточнила: – Ты к себе, я к себе. Хватит на сегодня сильных ощущений...
...За поздним завтраком Майкл выглядел сильно помятым и угнетенным, как физически, так и морально. И на меня старался не смотреть.
Впрочем, допускаю, что душевные терзания тут ни при чем, а виной всему банальная адреналиновая тоска. Национального лекарства у Панина в хозяйстве не нашлось, и лечился он космополитическим пивом, которое вскоре оказало нужный эффект.
Разговаривать нам пока было не о чем, а за ночь западный ветер и сюда пригнал дождевые тучи, в аллеях сгустился сероватый туман, так что бассейн уже не манил своей голубизной и прохладой, и я попросил у Майкла машину, чтобы прокатиться в город.
– Я сам вас отвезу... – начал он изображать радушие, но я заподозрил, что он просто боится выпустить нас из-под контроля.
– Да зачем тебе утруждаться? Мы просто по улицам покатаемся, Фриско посмотрим, а к ужину вернемся, – стал я ненастойчиво отговариваться, а Алла очень к месту напомнила его обещание сегодня же предъявить мраморное изваяние.
– И если оно мне не понравится, оставляю за собой право разбить его молотком немедленно. Так что вам следует постараться...
В итоге он предоставил в наше распоряжение маленький красный «Кейзер ландо». Я и тут усмотрел с его стороны подвох, поскольку на такой машине ни от погони не оторвешься, ни в городе не затеряешься, больно приметная. Но моих планов это не нарушало, и я его искренне поблагодарил.
Города мы не знали, и Майкл лично запрограммировал автоштурмана на посещение центра и всех достопримечательностей.
По пути я кратко пересказал Алле суть вчерашнего собеседования. Не исключая возможности подслушивания, постарался убедить ее и прочих заинтересованных лиц в серьезности своих намерений, мимикой же показал, что спорить ей со мной сейчас не следует.
– Сейчас в городе заскочу на узел связи, прозондирую, что там и как в Москве делается. Если все в порядке, через пару дней полетим...
– А зато когда получится – разбогатеем мы с тобой, – поддержала разговор Алла, – может, где-то поблизости и виллу купим, не хуже панинской... – и стали мы воображать, какая у нас в перспективе роскошная жизнь намечается.
...Фриско, это, конечно, Фриско, ничего не скажешь. Жемчужина Запада, самый европейский из американских городов, как сказано в путеводителе. Мы в этом убедились. По сравнению, скажем, с Нью-Йорком, город добродушный, неожиданный и уютный. Его неровный силуэт изрезан высокими элегантными зданиями начала века и столетней давности небоскребами, живописные кварталы легко поднимаются на гребни холмов и круто падают вниз. Роскошные коттеджи рассвечивают яркими крышами сбегающие к берегам залива откосы. Я подумал, что в этом городе, пожалуй, смог бы жить. До встречи с Сан-Франциско таких городов, кроме Москвы, я насчитывал всего четыре.