Страница:
маленький кусочек мяса остался наружи. Срок и строгость выноски зависят от
понятливости и покорности ястреба и также от крепости или слабости его сил.
Иногда попадается и гнездарь, особенно поднятый поздно, столь упрямый, что и
в десять дней не добьешься от него полного повиновения, тогда как другого на
шестой день можно притравить, а на седьмой идти с ним в поле. В выноске
ястреба нужна строгая точность, неослабное внимание, а главное
нескучливость. Например: ястреб упрямится, не идет на руку иногда два часа
сряду, тогда как накануне через такое же расстояние перешел скоро и сегодня
должен был перейти еще скорее и дальше; скучливому охотнику надоест стоять
па одном месте, махать рукой и понапрасну звать ястреба, он сам подойдет
поближе и испортит все дело: на завтрашний день ястреб захочет еще
большего сокращения расстояния, и переломить его упрямство еще труднее; он
очень памятлив и впоследствии, когда выносится совсем и станет ходить на
руку отлично хорошо, вдруг вспомнит, что его когда-то побаловали,
заупрямится без причины и совершенно неожиданно. Выноска должна происходить
без всякой уступки: не идет на руку не давать есть, не давать спать; если
ястреб худ и слаб, то лучше просто покормить на руке или в садке, но никак
не уменьшать расстояния в переходе на руку. Вообще выноска дело довольно
трудное, а ленивому человеку будет не по вкусу. Спать приходится весьма
немного. Хорошо, когда есть другой благонадежный охотник, которому можно
поручить и доверить ястреба на время, а самому часок-другой уснуть; но надо
быть осторожну в выборе помощника; мне нередко случалось видеть, как спит
охотник, присев к забору, и спит ястреб, сидя у него на руке, тогда как
ястребу не следовало в это время даже и дремать. Можно утвердительно
сказать, что едва ли третья часть ястребов вынашивается хорошо.
Единовременный корм самым свежим мясом и сбережение сытой птицы также дело
хлопотливое, и также утвердительно можно сказать, что все ястреба погибают
рановременно от неосторожности и недосмотра охотников.
Слетка вынашивать всегда гораздо труднее, а если попадется прошлогодний
ястреб и охотник захочет, за неимением других, его непременно выносить, то
это требует много времени, хлопот и беспокойств, да и неблагонадежно. Такой
ястреб не может ловить отлично хорошо уже потому, что его всегда надо
держать в черном теле, следовательно несколько слабым, а из тела (то есть
сытый, жирный) он ловить не станет и при первом удобном случае улетит и
пропадет.
Слеток вынашивается точно так же, как и гнездарь, только строже, точнее
и долее. Обращаю внимание господ охотников на последнее обстоятельство: чем
долее вынашивается ястреб до начала травли, тем лучше, тем благонадежнее в
будущем. Чтоб выносить скоро, надобно усмирить ястреба бессонницей и
голодом, выморить его, а это иногда так ослабляет силы всего организма, что
после ничем нельзя восстановить его, тогда как продолжительная носка дает
возможность выучить ястреба сытого, полного сил, вкоренить в него ученье
одной привычкой, которая гораздо вернее насильственной покорности от голода
и бессонницы; даже в продолжение травли все свободное от охоты время, кроме
пятичасового сна, надобно носить ястреба на руке постоянно, особенно слетка.
Удивительно, какая разница между слетками и гнездарями! Я пробовал кормить
последних таким отличным кормом, всегда парным, какого лучше, особенно в
таком изобилье, не могла доставать мать своим ястребятам; пойманный слеток
далеко не бывал так сыт, как поднимаемый на руку гнездарь, но между тем
всегда слеток оказывался как-то глаже, чище пером, складнее, резвее и жаднее
гнездаря. У последнего глаза бывают белесовато-мутного цвета, без всякого
выражения, а у слетка глаза живые, ярко-желтые, наигранные, по выражению
охотников, то есть зоркие и блестящие. Правда, впоследствии и гнездарь
наиграет глаза: они пожелтеют и получат некоторый блеск, но никогда не
сравняются с глазами вольного ястреба. Возвращаюсь к делу. Итак, ястреб,
какой бы он ни был, выношен совершенно, то есть ходит на руку отлично, даже
без вабила, на один свист; надобно его притравить: дать ему поймать птицу и
накормить до отвала на первой пойманной им добыче. Слетка не нужно
притравливать, разве для того, чтоб он брал птицу покрупнее, для гнездаря же
это самое важное дело; если в клетке он не поважен щипать птицу в перьях, то
иногда, будучи уже выношен хорошо, не вдруг бросится на живую птицу, даже не
посмотрит на нее: такого ястреба с первого разу не притравишь; но если в
садке ему давали иногда птиц в перьях и живых воробьев или других птичек, то
притравить его легко. Охотники уверяют, что притравливать надобно всегда на
крупную птицу и что такой ястреб-перепелятник будет жаднее и станет брать
вольных крупных птиц, как-то: уток-чирят, нe-крупных тетеревят,
дупельшнепов, галок, сорок и голубей. Я в этом сомневаюсь, и хотя сам всегда
притравливал ястребов голубями и некоторые мои ястреба точно брали
поименованных мною птиц, но, кажется, это происходило от врожденной
злобности и от крепости в ногах и пальцах, а не от первоначальной притравы,
потому что не все, а только редкие бывали так жадны и сильны; притом другие
охотники притравливают обыкновенно перепелками, а ястреба выходят отличные и
даже иные берут дичь и птицу покрупнее. Выношенного ястреба, приученного
видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник
выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле;
другой охотник идет рядом с ним (впрочем, можно обойтись и без товарища):
незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика (* Вачик
холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без
которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных
перепелок) голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким
снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для
того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел
совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника;
ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается,
догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и
осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен
и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и
потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову. Тут надобно дать
полную свободу ястребу; пусть он возится и управляется с добычей как ему
угодно, лишь бы место было гладко; он ощиплет сам перья с голубя и,
проглотив сначала голову и шею, изорванные в кусочки охотником, наестся до
отвала, так что перестанет рвать мясо. Тогда охотник, взяв осторожно ястреба
на руку, относит его домой, сажает на колодку и не трогает до утра, чтобы он
мог выспаться хорошенько. Если притравление, или притрава совершилась
удачно, то повторять ее не нужно; если же, например, ястреб бросился, но не
схватил голубя или схватил, но не удержал, то надобно повторить притраву и
добиться, чтоб ястреб взял птицу хорошо. В случае притравы успешной на
другой день после обеда, когда жар посвалит, охотник идет с ястребом в поле
в сопровождении собаки, непременно хорошо дрессированной, то есть имеющей
крепкую стойку и не гоняющейся за взлетевшею птицею; последнее качество
собаки необходимо, особенно для гнездаря, который еще не вловился: если
собака кинется на него, когда он схватит перепелку и свалится с ней в траву,
то ястреб испугается, бросит свою добычу, и трудно будет поправить первое
впечатление.
Итак, охотник выходит в поле, имея в вачике непременно вабило; собака
приискивает перепелку, останавливается над ней, охотник подходит как можно
ближе, поднимает ястреба на руке как можно выше, кричит пиль, собака
кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает
на воздухе и опускается с ней на землю. Повторяется вчерашняя история, то
есть ястреб накармливается досыта. На третий день начинается настоящая
травля, но в самом умеренном числе; более осьми и много десяти перепелок
травить не следует. Притом и возни с ястребом будет много; в каждую
перепелку он так вкогтится, что не вдруг отнимешь, потому что надобно это
делать бережно, отоптав кругом траву, чтоб не помять перья у ястреба, и вот
каким образом: левою рукою должно закрыть пойманную перепелку от глаз
ястреба, вместе с его ногами, а правою рукою отгибать когти, для чего
нужно сначала разогнуть приемный передний коготь и потом задний, тогда
разогнутся остальные сами собою. Иной ястреб так сердит, что когда разогнут
когти на обеих его ногах и отнимут добычу, то он сожмет пальцы в кулачок,
так что они замрут и долго иногда остаются в этом судорожном состоянии.
Отняв перепелку, охотник, за спиною у себя, отрывает ей голову, кладет к
себе в вачик, а шейку с головкой показывает ястребу, который и вскакивает с
земли на руку охотника, который, дав ему клюнуть раза два теплого
перепелиного мозжечка, остальное прячет в вачик и отдает ястребу после
окончания охоты. Охотник дает время ястребу опомниться, оправляет его
растопыренные от злости крылья, и, когда он перестанет когтить руку и совсем
успокоится, заставляет собаку приискать новую перепелку: где их много,
особенно около просянищ, там попадаются они на всяком шагу. Если собака
приищет выводку поршков (перепелят), то их травить не надо; во-первых, они
подрастут и к осени можно их затравить в поре, и во-вторых, такая легкая
добыча балует молодого ястреба. Одного первого поршка непременно затравишь,
потому что не знаешь, над какой перепелкой стоит собака; но потом надобно ее
отозвать от перепелиной выводки и отвесть в сторону: затравленный поршок
пойдет на корм ястреба. С каждым днем увеличивается число затравленных
перепелок, и, наконец, травля продолжается от выхода охотника в поле вплоть
до ночи. Мне рассказывали, что в старые годы охотники затравливали по сту
перепелок, но сам я более пятидесяти не принашивал; впрочем, другие,
неутомимые, охотники травили и в мое время до семидесяти штук в одно поле, в
числе которых находилось иногда до десяти коростелей, особенно к осени,
когда они из болот все выбегают в поля и опушки. Коростеля берет не всякий
молодой ястреб, потому что коростель кричит, когда его догоняют; крик его
похож на огрызанье хорька или на щекотанье сороки. Если гнездарь не возьмет
его с первого раза, то уже не будет брать никогда. Слеток же крику дергуна
не боится.
Бывало, в иной вечер охотники с четырьмя ястребами приносили более
двухсот перепелок. Это целый ворох. За поздним временем некогда и темно было
чистить и щипать птицу, потому всех перепелок раскладывали на большом лубке,
заранее прилаженном на льду в погребе. Это делалось сколько для того, чтобы
невыпотрошенная дичь не испортилась, столько же и для того, чтобы она
хорошенько охолодела. Теплую, жирную перепелку щипать невозможно, потому что
с выдернутыми перышками будет отставать и прорываться кожа, растянутая жиром
до необыкновенной тонины. На другой день, рано поутру, в прохладной западной
тени погреба начиналась шумная работа: повара потрошили, а все дворовые и
горничные девушки и девочки, пополам со смехом, шутками и бранью щипали
перепелок; доставалось тут охотникам, которых в шутку называли
побродяжками за их многочисленную добычу, без шуток надоедавшую всем,
потому что эту пустую работу надобно было производить осторожно и медленно,
не прорывая кожи, за чем строго смотрела ключница. Перепелок сушили,
коптили, а всего более солили. Сначала употребляли в пищу свежих, в
паштетах, соусах и жаренных на сковороде в сметане; но скоро они, по своей
приторности, так надоедали, что никто не мог смотреть на них без отвращения.
Число затравленных перепелок зависело не от числа приисканных собакою, а
от силы ястреба и, главное, от того, что, поймав перепелку, он иногда
слишком злобится, когтит, не дает отнять своей добычи, и время уходит даром:
впрочем, у молодого ястреба это добрый знак. Травля тогда бывает вполне
успешна, когда ястреб немедленно выпускает из когтей перепелку, как скоро
охотник наложит на нее руку. Это последнее делает только ястреб старый,
пересидевший зиму в садке; впрочем, и молодой гнездарь к концу осени уже
перестает сердиться, или, лучше сказать, упрямиться, и легко уступает свою
добычу охотнику.
Живо воображая себе эту охоту теперь, с удовольствием и вместе с
удивлением вспоминаю, как я увлекался ею в ребячестве и какие страстные
охотники были до нее мои товарищи, люди пожилые и даже старики! В других
губерниях, например в Курской, травля перепелок составляет промысел
однодворцев; но в Оренбургской губернии, кажется, и до сих пор никто не
охотится за ними для выгод денежных. Тогда у нас было три охотника, я
четвертый; соревнование кипело горячее: чей ястреб лучше и кто затравит
перепелок больше! Бывало, не знаешь, что делать от нетерпения, от ожидания,
когда жар посвалит и можно будет ехать в поле. Охотники не позволяют травить
в жаркие дни часов до пяти пополудни, утверждая, что ястреб заленится и
заиграет. Это точно иногда бывает. В таком случае, если ястреб как-нибудь
улетит совсем и через несколько дней будет пойман, надобно продержать его
некоторое время в садке, чтобы он забыл свой побег, и потом вынашивать
вновь, хотя не так уже строго. Впрочем, и собаке искать и охотнику ходить,
конечно, в жар тяжело; но в дни серенькие или к осени, уже прохладные, как
скоро ястреб скинет погадку, можно хоть с утра идти с ним в поле. Травишь,
бывало, до ночи и всякий раз ропщешь, что скоро садится солнышко и рано
наступают сумерки! По захождении солнца перепелки сидят уже не так крепко,
летят шибче, поднимаются от земли выше и перемещаются дальше; ястреб же
утомился, ловит не жадно, и нередко случается, что он не догоняет перепелок
легких, то есть не так разжиревших, чекуш, как их называют охотники, потому
что они на лету кричат похоже на слоги чек, чек, чек, не догонит, повернет
назад и прямо сядет на руку охотника или на его картуз, если он не подставит
руки. Это называется ястреб ходит на руку с оборотом. Нечего делать, надо
возвращаться домой; сядешь на охотничьи дрожки и едешь шагом, кормя дорогой
ястреба и пересчитывая в уме затравленных перепелок. Замечательно, что этот
счет никогда не бывает верен: как ни считаешь аккуратно всегда ошибаешься
хоть одной штукой, а иногда двумя и тремя. Без сомнения, главное
удовольствие в охоте доставляет резвость, ловчивость ястреба и доброе чутье
и вежливость легавой собаки. Они так свыкаются между собою, что это
удивительно: ястреб так умеет различать поиск собаки, что по ее движениям и
по маханью хвостом знает, когда она близко добирается до перепелки, особенно
понимает стойку собаки: он уже не спускает с нее глаз, блестящих какой-то
пронзительною ясностию, весь подберется, присядет, наклонится вперед и готов
броситься каждое мгновение. Ястреб уже совершенно не боится приближения
собаки, не слетает с нашеста или колодки, когда она подходит, и часто под
самым ее рылом щиплет пойманную добычу. Если ястреб без бубенчика и свалится
с перепелкой в высокую траву или нежатый хлеб, то для скорейшего отыскания
его обыкновенно употребляют собаку, и она, найдя ястреба, который притаится
и приляжет в траве, сделает стойку и начнет махать хвостом от удовольствия;
если же охотник далеко и ее не видит в густом хлебе, то начинает лаять. Если
ястреб так свыкается с собакой, то еще более привыкает к своему хозяину: у
другого охотника он долго не будет так ловить и особенно ходить на руку, как
у того, кто его выносил и охотился с ним сначала. Когда перепелки жирны, а
ястреб резов и силен, то можно не подходить очень близко к найденной
перепелке, а велеть собаке издали спугать ее: тогда на дальнем расстоянии
можно дольше любоваться резвостью ловчей птицы. Иные горячие охотники криком
поощряют в это время своего ястреба, как псовые охотники собак: Эх, милый!
ну, ну, ну, подцепи; не промахнись! и пр. и пр. Про лихого ястреба говорят,
что он как пуля догоняет перепелку.
Самая богатая, добычливая травля перепелок бывает во второй половине
августа и, смотря по погоде, иногда в начале сентября. Перепелки превратятся
в жир, отяжелеют и, пролетев несколько шагов, падают на землю; даже не видя
ястреба, поднимаются неохотно, а завидя его, лежат так плотно, что мне
случалось брать их руками; невежливая и поваженная к тому собака переловит
много таких перепелок. С особенною жадностью охотишься, бывало, в начале
сентября, потому что каждый день ожидаешь перемены в погоде и начала
пропаданья перепелок: никак нельзя сказать, что они отлетают, они именно
пропадают с каждым днем. Это всегда случается при наступлении холодного
ненастья, особенно с северным ветром или морозом. Первое уменьшение гораздо
значительнее и заметнее, а потом с каждым днем травишь менее и спустишься
штук на шесть, на пять. Тут все охотники обыкновенно бросают травлю; но я
продолжал ее упорно; ездил и ходил целые дни по всем любимым местам
исчезающих перепелок, как-то: по широким межам, которые в Оренбургской
губернии бывают в сажень ширины, поросшим густою травою и мелким кустарником
чилизника, бобовника и вишенника, по залежам, начинающим лужать и
зарастающим круговинами необыкновенно мягкою и густою шелковистою травкою;
также по жнивью, зазеленевшему по местам длинными полосами казульки, жабры и
череды, а всего лучше около нежатого просянища, брошенного за малостью
урожая. Не один десяток верст проедешь и исходишь, бывало, чтобы затравить
одну перепелку... наконец, нет ни одной, на другой день то же надобно
посадить ястреба на зимнюю квартиру.
Пороки ястребов бывают следующие: часто случается, что молодой ястреб
охватывается и проносится мимо перепелки или даже садится за ней в траву, а
перепелка, особенно легкая, пробежав немного, быстро поднимается и возьмет
большой перед; ястреб же оправившись, если и погонится за ней, то уже не
догонит; иногда даже схватит, по-видимому, перепелку на лету и вместе с ней
упадет на землю: охотник подбегает и находит, что ястреб держит в когтях
траву или какой-нибудь прутик, а перепелки и след простыл. Это показывает
или горячность, которую охотники выражают словом обзарился, или слабость в
ногах; первое пройдет от опытности, а второе, если не происходит от худобы
случайной, бывает неисправимо. Худобу же поправить легко: стоит дня два
поменьше травить, побольше кормить парным мясом и побольше давать спать,
одним словом понателить ястреба. Иногда бывает совсем противное: ястреб
плохо ловит от лени от того что жирен; такого, разумеется, следует
повыморить: поменьше кормить, побольше носить и не давать много спать. У
сильных ястребов, даже у несытых, встречается иногда особенный недостаток:
они носят, говоря по-охотничьи, то есть, поймав перепелку, не сейчас
опускаются на землю, а летят с нею сажен пятьдесят, а иногда сто, и потом
опускаются это очень скучно и утомительно. Для избежанья такого невзгодья
подлепляют у ястреба воском, в самых корнях, приемные когти, чтоб они
сделались короче и чтоб ястреб, опасаясь, что перепелка вырвется, сейчас
опускался с нею в траву. Наконец, попадаются ястреба просто глупые, тупые,
не резво летающие, лентяи и ротозеи; они по большей части слабосильны, и
таких надо выпускать на волю. Хорошего ловца можно узнать с первого взгляда:
на руке он сидит бодро и весело, перо лежит у него гладко, головка
маленькая, спина широкая, стан круглый, посадка стопкой, ноги здоровые и
крепкие, но не длинные, емь большая, пальцы твердые, когти острые, умеренно
круглые (нехорошо, когда они пологи, еще хуже, если слишком круто загнуты),
глаза живые и пронзительные. Верной приметой считается, что ястреб хорош,
если у него на хвосте находится семь черней , то есть семь поперечных
темных полос. Все противоположные признаки изобличают ястреба
посредственного или плохого.
Травля ястребами-перепелятниками другой дичи, кроме перепелок и
коростелей, весьма незначительна, и обыкновенные охотники ею не занимаются,
разве представится очень благоприятный случай сам собою Но я любил эти опыты
и пробовал травить жадными перепелятниками тетеревят, которых они берут
очень хорошо, если выводка захвачена в чистом поле и если тетеревята малы, а
как скоро зайдут за полтетерева, то таких уже догнать не могут, да и не
удержат; дупелей также берут хорошо, если они очень жирны и поднимаются
из-под самого рыла собаки; но если чуть подальше, то не догоняют. Я затравил
в продолжение моей охоты с ястребами одного жирного осеннего вальдшнепа
совершенно нечаянно, думая, что собака ищет по коростелю в лесной опушке;
затравил двух чирков и одного болотного молодого кулика; голубей русских
перетравил множество, а также галок и сорок; но только два ястреба из
нескольких десятков ловили у меня отлично последних трех птиц. По мнению
охотников, их потому берет не всякий ястреб, что голубь очень силен, галка
черна, а сорока щекочет и больно дерется клювом и ногами. Первая и последняя
причины справедливые и весьма уважительные: но точно ли не нравится черный
цвет ястребу утверждать не могу. Вся хитрость состоит в том, что ястребу
надобно нечаянно, из-за чего-нибудь, близко налететь на этих птиц, в
противном случае он их не догонит. Один охотник при мне травил сорок, даже
зимой, старым ястребом, но вот каким образом: он выбрасывал кости и всякий
сор под самым окошком своей избы, сороки налетали, а он поднимал тихонько
оконницу, подносил ястреба, который, воззрясь в сорок, бросался и захватывал
которую-нибудь почти на месте. Этот охотник в продолжение всей зимы почти
ежедневно травил таким образом сорок и кормил ими ястреба, который оставался
совершенно здоров, начинал линять очень рано, в начале мая, и совершенно
поспевал к травле еще в конце июня месяца: очевидно, что мясо сорок хищным
птицам здорово. Во время линянья надобно ястреба посадить в садок, хорошо
кормить и не трогать. Ястреба могут жить у доброго и попечительного охотника
по нескольку лет; год от года становятся они пером светлее, белесоватее и,
наконец, сделаются как будто седые. У меня не жили ястреба более двух зим и
всегда погибали от какого-нибудь недосмотра; один из них улетел во вторую
зиму и не воротился: я полагаю, что он как-нибудь погиб, потому что был
очень ручен и большой пискун. Надобно заметить, что некоторые гнездари
пищат, когда проголодаются, а другие никогда.
Я помню у одного охотника ястреба шести осеней; это была чудная птица,
брал все что ни попало, даже грачей; в разное время поймал более десяти
вальдшнепов; один раз вцепился в серую дикую утку (полукрякву) и долго
плавал с ней по пруду, несмотря на то, что утка ныряла и погружала его в
воду; наконец, она бросилась в камыш, и ястреб отцепился; уток-чирят ловил
при всяком удобном случае; в шестое лето он стал не так резов и умер на
седьмую зиму внезапно, от какой-то болезни. Он был так умен, что, идя в
поле, охотник не брал его на руку, а только отворял чулан, в котором он
сидел, ястреб вылетал и садился на какую-нибудь крышу; охотник, не обращал
на него внимания и отправлялся, куда ему надобно; через несколько времени
ястреб догонял его и садился ему на голову или на плечо, если хозяин не
подставлял руки; иногда случалось, что он долго не являлся к охотнику, но,
подходя к знакомым березам, мимо которых надо было проходить (если идти в
эту сторону), охотник всегда находил, что ястреб сидит на дереве и
дожидается его; один раз прямо с дерева поймал он перепелку, которую собака
спугнула нечаянно, потому что тут прежде никогда не бывало перепелок. У
этого ястреба можно было взять из когтей птицу совершенно живую и
неповрежденную и посадить в садок на зиму, что часто и делали; только
охотник накладывал руку на пойманную им перепелку, как ястреб выпускал ее из
когтей и отпрыгивал в сторону. По-видимому, в нем уже не было собственной
жадности, и он ловил так, по привычке или как бы для удовольствия своего
хозяина. Можно себе представить, что с такой умной птицей удовольствие
травли несказанно увеличивалось. Вероятно, на следующий год ястреб стал бы
ловить еще тупее, но любопытно было бы наблюдать его старость и постепенный
упадок сил. Несмотря на то, что охотник его был человек самый простой и
грубый, он плакал о своем лихом поседелом ловце и всегда говорил: Нет, мне
уж не нажить такого ястреба .
Предлагаю мои охотничьи заметки о прилете дичи с 1811 по 1826 год
включительно, кроме 1812, 1816 и 1821 годов. Первые восемь лет я жил в
Бугурусланском уезде, Оренбургской губернии, что ныне Самарская, а последние
пять в Белебеевском уезде, который и теперь составляет часть Оренбургской
губернии. Числа прилета птицы записывались те, в которые поднимали дичь с
земли или когда видели ее сидящую на воде и деревьях, а не те, в которые
видели птицу пролетающую в вышине. Пролет не то, что прилет; пролет
совершается почти всегда ночью или по зарям, всегда высоко, и сведения о нем
понятливости и покорности ястреба и также от крепости или слабости его сил.
Иногда попадается и гнездарь, особенно поднятый поздно, столь упрямый, что и
в десять дней не добьешься от него полного повиновения, тогда как другого на
шестой день можно притравить, а на седьмой идти с ним в поле. В выноске
ястреба нужна строгая точность, неослабное внимание, а главное
нескучливость. Например: ястреб упрямится, не идет на руку иногда два часа
сряду, тогда как накануне через такое же расстояние перешел скоро и сегодня
должен был перейти еще скорее и дальше; скучливому охотнику надоест стоять
па одном месте, махать рукой и понапрасну звать ястреба, он сам подойдет
поближе и испортит все дело: на завтрашний день ястреб захочет еще
большего сокращения расстояния, и переломить его упрямство еще труднее; он
очень памятлив и впоследствии, когда выносится совсем и станет ходить на
руку отлично хорошо, вдруг вспомнит, что его когда-то побаловали,
заупрямится без причины и совершенно неожиданно. Выноска должна происходить
без всякой уступки: не идет на руку не давать есть, не давать спать; если
ястреб худ и слаб, то лучше просто покормить на руке или в садке, но никак
не уменьшать расстояния в переходе на руку. Вообще выноска дело довольно
трудное, а ленивому человеку будет не по вкусу. Спать приходится весьма
немного. Хорошо, когда есть другой благонадежный охотник, которому можно
поручить и доверить ястреба на время, а самому часок-другой уснуть; но надо
быть осторожну в выборе помощника; мне нередко случалось видеть, как спит
охотник, присев к забору, и спит ястреб, сидя у него на руке, тогда как
ястребу не следовало в это время даже и дремать. Можно утвердительно
сказать, что едва ли третья часть ястребов вынашивается хорошо.
Единовременный корм самым свежим мясом и сбережение сытой птицы также дело
хлопотливое, и также утвердительно можно сказать, что все ястреба погибают
рановременно от неосторожности и недосмотра охотников.
Слетка вынашивать всегда гораздо труднее, а если попадется прошлогодний
ястреб и охотник захочет, за неимением других, его непременно выносить, то
это требует много времени, хлопот и беспокойств, да и неблагонадежно. Такой
ястреб не может ловить отлично хорошо уже потому, что его всегда надо
держать в черном теле, следовательно несколько слабым, а из тела (то есть
сытый, жирный) он ловить не станет и при первом удобном случае улетит и
пропадет.
Слеток вынашивается точно так же, как и гнездарь, только строже, точнее
и долее. Обращаю внимание господ охотников на последнее обстоятельство: чем
долее вынашивается ястреб до начала травли, тем лучше, тем благонадежнее в
будущем. Чтоб выносить скоро, надобно усмирить ястреба бессонницей и
голодом, выморить его, а это иногда так ослабляет силы всего организма, что
после ничем нельзя восстановить его, тогда как продолжительная носка дает
возможность выучить ястреба сытого, полного сил, вкоренить в него ученье
одной привычкой, которая гораздо вернее насильственной покорности от голода
и бессонницы; даже в продолжение травли все свободное от охоты время, кроме
пятичасового сна, надобно носить ястреба на руке постоянно, особенно слетка.
Удивительно, какая разница между слетками и гнездарями! Я пробовал кормить
последних таким отличным кормом, всегда парным, какого лучше, особенно в
таком изобилье, не могла доставать мать своим ястребятам; пойманный слеток
далеко не бывал так сыт, как поднимаемый на руку гнездарь, но между тем
всегда слеток оказывался как-то глаже, чище пером, складнее, резвее и жаднее
гнездаря. У последнего глаза бывают белесовато-мутного цвета, без всякого
выражения, а у слетка глаза живые, ярко-желтые, наигранные, по выражению
охотников, то есть зоркие и блестящие. Правда, впоследствии и гнездарь
наиграет глаза: они пожелтеют и получат некоторый блеск, но никогда не
сравняются с глазами вольного ястреба. Возвращаюсь к делу. Итак, ястреб,
какой бы он ни был, выношен совершенно, то есть ходит на руку отлично, даже
без вабила, на один свист; надобно его притравить: дать ему поймать птицу и
накормить до отвала на первой пойманной им добыче. Слетка не нужно
притравливать, разве для того, чтоб он брал птицу покрупнее, для гнездаря же
это самое важное дело; если в клетке он не поважен щипать птицу в перьях, то
иногда, будучи уже выношен хорошо, не вдруг бросится на живую птицу, даже не
посмотрит на нее: такого ястреба с первого разу не притравишь; но если в
садке ему давали иногда птиц в перьях и живых воробьев или других птичек, то
притравить его легко. Охотники уверяют, что притравливать надобно всегда на
крупную птицу и что такой ястреб-перепелятник будет жаднее и станет брать
вольных крупных птиц, как-то: уток-чирят, нe-крупных тетеревят,
дупельшнепов, галок, сорок и голубей. Я в этом сомневаюсь, и хотя сам всегда
притравливал ястребов голубями и некоторые мои ястреба точно брали
поименованных мною птиц, но, кажется, это происходило от врожденной
злобности и от крепости в ногах и пальцах, а не от первоначальной притравы,
потому что не все, а только редкие бывали так жадны и сильны; притом другие
охотники притравливают обыкновенно перепелками, а ястреба выходят отличные и
даже иные берут дичь и птицу покрупнее. Выношенного ястреба, приученного
видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник
выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле;
другой охотник идет рядом с ним (впрочем, можно обойтись и без товарища):
незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика (* Вачик
холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без
которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных
перепелок) голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким
снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для
того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел
совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника;
ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается,
догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и
осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен
и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и
потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову. Тут надобно дать
полную свободу ястребу; пусть он возится и управляется с добычей как ему
угодно, лишь бы место было гладко; он ощиплет сам перья с голубя и,
проглотив сначала голову и шею, изорванные в кусочки охотником, наестся до
отвала, так что перестанет рвать мясо. Тогда охотник, взяв осторожно ястреба
на руку, относит его домой, сажает на колодку и не трогает до утра, чтобы он
мог выспаться хорошенько. Если притравление, или притрава совершилась
удачно, то повторять ее не нужно; если же, например, ястреб бросился, но не
схватил голубя или схватил, но не удержал, то надобно повторить притраву и
добиться, чтоб ястреб взял птицу хорошо. В случае притравы успешной на
другой день после обеда, когда жар посвалит, охотник идет с ястребом в поле
в сопровождении собаки, непременно хорошо дрессированной, то есть имеющей
крепкую стойку и не гоняющейся за взлетевшею птицею; последнее качество
собаки необходимо, особенно для гнездаря, который еще не вловился: если
собака кинется на него, когда он схватит перепелку и свалится с ней в траву,
то ястреб испугается, бросит свою добычу, и трудно будет поправить первое
впечатление.
Итак, охотник выходит в поле, имея в вачике непременно вабило; собака
приискивает перепелку, останавливается над ней, охотник подходит как можно
ближе, поднимает ястреба на руке как можно выше, кричит пиль, собака
кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает
на воздухе и опускается с ней на землю. Повторяется вчерашняя история, то
есть ястреб накармливается досыта. На третий день начинается настоящая
травля, но в самом умеренном числе; более осьми и много десяти перепелок
травить не следует. Притом и возни с ястребом будет много; в каждую
перепелку он так вкогтится, что не вдруг отнимешь, потому что надобно это
делать бережно, отоптав кругом траву, чтоб не помять перья у ястреба, и вот
каким образом: левою рукою должно закрыть пойманную перепелку от глаз
ястреба, вместе с его ногами, а правою рукою отгибать когти, для чего
нужно сначала разогнуть приемный передний коготь и потом задний, тогда
разогнутся остальные сами собою. Иной ястреб так сердит, что когда разогнут
когти на обеих его ногах и отнимут добычу, то он сожмет пальцы в кулачок,
так что они замрут и долго иногда остаются в этом судорожном состоянии.
Отняв перепелку, охотник, за спиною у себя, отрывает ей голову, кладет к
себе в вачик, а шейку с головкой показывает ястребу, который и вскакивает с
земли на руку охотника, который, дав ему клюнуть раза два теплого
перепелиного мозжечка, остальное прячет в вачик и отдает ястребу после
окончания охоты. Охотник дает время ястребу опомниться, оправляет его
растопыренные от злости крылья, и, когда он перестанет когтить руку и совсем
успокоится, заставляет собаку приискать новую перепелку: где их много,
особенно около просянищ, там попадаются они на всяком шагу. Если собака
приищет выводку поршков (перепелят), то их травить не надо; во-первых, они
подрастут и к осени можно их затравить в поре, и во-вторых, такая легкая
добыча балует молодого ястреба. Одного первого поршка непременно затравишь,
потому что не знаешь, над какой перепелкой стоит собака; но потом надобно ее
отозвать от перепелиной выводки и отвесть в сторону: затравленный поршок
пойдет на корм ястреба. С каждым днем увеличивается число затравленных
перепелок, и, наконец, травля продолжается от выхода охотника в поле вплоть
до ночи. Мне рассказывали, что в старые годы охотники затравливали по сту
перепелок, но сам я более пятидесяти не принашивал; впрочем, другие,
неутомимые, охотники травили и в мое время до семидесяти штук в одно поле, в
числе которых находилось иногда до десяти коростелей, особенно к осени,
когда они из болот все выбегают в поля и опушки. Коростеля берет не всякий
молодой ястреб, потому что коростель кричит, когда его догоняют; крик его
похож на огрызанье хорька или на щекотанье сороки. Если гнездарь не возьмет
его с первого раза, то уже не будет брать никогда. Слеток же крику дергуна
не боится.
Бывало, в иной вечер охотники с четырьмя ястребами приносили более
двухсот перепелок. Это целый ворох. За поздним временем некогда и темно было
чистить и щипать птицу, потому всех перепелок раскладывали на большом лубке,
заранее прилаженном на льду в погребе. Это делалось сколько для того, чтобы
невыпотрошенная дичь не испортилась, столько же и для того, чтобы она
хорошенько охолодела. Теплую, жирную перепелку щипать невозможно, потому что
с выдернутыми перышками будет отставать и прорываться кожа, растянутая жиром
до необыкновенной тонины. На другой день, рано поутру, в прохладной западной
тени погреба начиналась шумная работа: повара потрошили, а все дворовые и
горничные девушки и девочки, пополам со смехом, шутками и бранью щипали
перепелок; доставалось тут охотникам, которых в шутку называли
побродяжками за их многочисленную добычу, без шуток надоедавшую всем,
потому что эту пустую работу надобно было производить осторожно и медленно,
не прорывая кожи, за чем строго смотрела ключница. Перепелок сушили,
коптили, а всего более солили. Сначала употребляли в пищу свежих, в
паштетах, соусах и жаренных на сковороде в сметане; но скоро они, по своей
приторности, так надоедали, что никто не мог смотреть на них без отвращения.
Число затравленных перепелок зависело не от числа приисканных собакою, а
от силы ястреба и, главное, от того, что, поймав перепелку, он иногда
слишком злобится, когтит, не дает отнять своей добычи, и время уходит даром:
впрочем, у молодого ястреба это добрый знак. Травля тогда бывает вполне
успешна, когда ястреб немедленно выпускает из когтей перепелку, как скоро
охотник наложит на нее руку. Это последнее делает только ястреб старый,
пересидевший зиму в садке; впрочем, и молодой гнездарь к концу осени уже
перестает сердиться, или, лучше сказать, упрямиться, и легко уступает свою
добычу охотнику.
Живо воображая себе эту охоту теперь, с удовольствием и вместе с
удивлением вспоминаю, как я увлекался ею в ребячестве и какие страстные
охотники были до нее мои товарищи, люди пожилые и даже старики! В других
губерниях, например в Курской, травля перепелок составляет промысел
однодворцев; но в Оренбургской губернии, кажется, и до сих пор никто не
охотится за ними для выгод денежных. Тогда у нас было три охотника, я
четвертый; соревнование кипело горячее: чей ястреб лучше и кто затравит
перепелок больше! Бывало, не знаешь, что делать от нетерпения, от ожидания,
когда жар посвалит и можно будет ехать в поле. Охотники не позволяют травить
в жаркие дни часов до пяти пополудни, утверждая, что ястреб заленится и
заиграет. Это точно иногда бывает. В таком случае, если ястреб как-нибудь
улетит совсем и через несколько дней будет пойман, надобно продержать его
некоторое время в садке, чтобы он забыл свой побег, и потом вынашивать
вновь, хотя не так уже строго. Впрочем, и собаке искать и охотнику ходить,
конечно, в жар тяжело; но в дни серенькие или к осени, уже прохладные, как
скоро ястреб скинет погадку, можно хоть с утра идти с ним в поле. Травишь,
бывало, до ночи и всякий раз ропщешь, что скоро садится солнышко и рано
наступают сумерки! По захождении солнца перепелки сидят уже не так крепко,
летят шибче, поднимаются от земли выше и перемещаются дальше; ястреб же
утомился, ловит не жадно, и нередко случается, что он не догоняет перепелок
легких, то есть не так разжиревших, чекуш, как их называют охотники, потому
что они на лету кричат похоже на слоги чек, чек, чек, не догонит, повернет
назад и прямо сядет на руку охотника или на его картуз, если он не подставит
руки. Это называется ястреб ходит на руку с оборотом. Нечего делать, надо
возвращаться домой; сядешь на охотничьи дрожки и едешь шагом, кормя дорогой
ястреба и пересчитывая в уме затравленных перепелок. Замечательно, что этот
счет никогда не бывает верен: как ни считаешь аккуратно всегда ошибаешься
хоть одной штукой, а иногда двумя и тремя. Без сомнения, главное
удовольствие в охоте доставляет резвость, ловчивость ястреба и доброе чутье
и вежливость легавой собаки. Они так свыкаются между собою, что это
удивительно: ястреб так умеет различать поиск собаки, что по ее движениям и
по маханью хвостом знает, когда она близко добирается до перепелки, особенно
понимает стойку собаки: он уже не спускает с нее глаз, блестящих какой-то
пронзительною ясностию, весь подберется, присядет, наклонится вперед и готов
броситься каждое мгновение. Ястреб уже совершенно не боится приближения
собаки, не слетает с нашеста или колодки, когда она подходит, и часто под
самым ее рылом щиплет пойманную добычу. Если ястреб без бубенчика и свалится
с перепелкой в высокую траву или нежатый хлеб, то для скорейшего отыскания
его обыкновенно употребляют собаку, и она, найдя ястреба, который притаится
и приляжет в траве, сделает стойку и начнет махать хвостом от удовольствия;
если же охотник далеко и ее не видит в густом хлебе, то начинает лаять. Если
ястреб так свыкается с собакой, то еще более привыкает к своему хозяину: у
другого охотника он долго не будет так ловить и особенно ходить на руку, как
у того, кто его выносил и охотился с ним сначала. Когда перепелки жирны, а
ястреб резов и силен, то можно не подходить очень близко к найденной
перепелке, а велеть собаке издали спугать ее: тогда на дальнем расстоянии
можно дольше любоваться резвостью ловчей птицы. Иные горячие охотники криком
поощряют в это время своего ястреба, как псовые охотники собак: Эх, милый!
ну, ну, ну, подцепи; не промахнись! и пр. и пр. Про лихого ястреба говорят,
что он как пуля догоняет перепелку.
Самая богатая, добычливая травля перепелок бывает во второй половине
августа и, смотря по погоде, иногда в начале сентября. Перепелки превратятся
в жир, отяжелеют и, пролетев несколько шагов, падают на землю; даже не видя
ястреба, поднимаются неохотно, а завидя его, лежат так плотно, что мне
случалось брать их руками; невежливая и поваженная к тому собака переловит
много таких перепелок. С особенною жадностью охотишься, бывало, в начале
сентября, потому что каждый день ожидаешь перемены в погоде и начала
пропаданья перепелок: никак нельзя сказать, что они отлетают, они именно
пропадают с каждым днем. Это всегда случается при наступлении холодного
ненастья, особенно с северным ветром или морозом. Первое уменьшение гораздо
значительнее и заметнее, а потом с каждым днем травишь менее и спустишься
штук на шесть, на пять. Тут все охотники обыкновенно бросают травлю; но я
продолжал ее упорно; ездил и ходил целые дни по всем любимым местам
исчезающих перепелок, как-то: по широким межам, которые в Оренбургской
губернии бывают в сажень ширины, поросшим густою травою и мелким кустарником
чилизника, бобовника и вишенника, по залежам, начинающим лужать и
зарастающим круговинами необыкновенно мягкою и густою шелковистою травкою;
также по жнивью, зазеленевшему по местам длинными полосами казульки, жабры и
череды, а всего лучше около нежатого просянища, брошенного за малостью
урожая. Не один десяток верст проедешь и исходишь, бывало, чтобы затравить
одну перепелку... наконец, нет ни одной, на другой день то же надобно
посадить ястреба на зимнюю квартиру.
Пороки ястребов бывают следующие: часто случается, что молодой ястреб
охватывается и проносится мимо перепелки или даже садится за ней в траву, а
перепелка, особенно легкая, пробежав немного, быстро поднимается и возьмет
большой перед; ястреб же оправившись, если и погонится за ней, то уже не
догонит; иногда даже схватит, по-видимому, перепелку на лету и вместе с ней
упадет на землю: охотник подбегает и находит, что ястреб держит в когтях
траву или какой-нибудь прутик, а перепелки и след простыл. Это показывает
или горячность, которую охотники выражают словом обзарился, или слабость в
ногах; первое пройдет от опытности, а второе, если не происходит от худобы
случайной, бывает неисправимо. Худобу же поправить легко: стоит дня два
поменьше травить, побольше кормить парным мясом и побольше давать спать,
одним словом понателить ястреба. Иногда бывает совсем противное: ястреб
плохо ловит от лени от того что жирен; такого, разумеется, следует
повыморить: поменьше кормить, побольше носить и не давать много спать. У
сильных ястребов, даже у несытых, встречается иногда особенный недостаток:
они носят, говоря по-охотничьи, то есть, поймав перепелку, не сейчас
опускаются на землю, а летят с нею сажен пятьдесят, а иногда сто, и потом
опускаются это очень скучно и утомительно. Для избежанья такого невзгодья
подлепляют у ястреба воском, в самых корнях, приемные когти, чтоб они
сделались короче и чтоб ястреб, опасаясь, что перепелка вырвется, сейчас
опускался с нею в траву. Наконец, попадаются ястреба просто глупые, тупые,
не резво летающие, лентяи и ротозеи; они по большей части слабосильны, и
таких надо выпускать на волю. Хорошего ловца можно узнать с первого взгляда:
на руке он сидит бодро и весело, перо лежит у него гладко, головка
маленькая, спина широкая, стан круглый, посадка стопкой, ноги здоровые и
крепкие, но не длинные, емь большая, пальцы твердые, когти острые, умеренно
круглые (нехорошо, когда они пологи, еще хуже, если слишком круто загнуты),
глаза живые и пронзительные. Верной приметой считается, что ястреб хорош,
если у него на хвосте находится семь черней , то есть семь поперечных
темных полос. Все противоположные признаки изобличают ястреба
посредственного или плохого.
Травля ястребами-перепелятниками другой дичи, кроме перепелок и
коростелей, весьма незначительна, и обыкновенные охотники ею не занимаются,
разве представится очень благоприятный случай сам собою Но я любил эти опыты
и пробовал травить жадными перепелятниками тетеревят, которых они берут
очень хорошо, если выводка захвачена в чистом поле и если тетеревята малы, а
как скоро зайдут за полтетерева, то таких уже догнать не могут, да и не
удержат; дупелей также берут хорошо, если они очень жирны и поднимаются
из-под самого рыла собаки; но если чуть подальше, то не догоняют. Я затравил
в продолжение моей охоты с ястребами одного жирного осеннего вальдшнепа
совершенно нечаянно, думая, что собака ищет по коростелю в лесной опушке;
затравил двух чирков и одного болотного молодого кулика; голубей русских
перетравил множество, а также галок и сорок; но только два ястреба из
нескольких десятков ловили у меня отлично последних трех птиц. По мнению
охотников, их потому берет не всякий ястреб, что голубь очень силен, галка
черна, а сорока щекочет и больно дерется клювом и ногами. Первая и последняя
причины справедливые и весьма уважительные: но точно ли не нравится черный
цвет ястребу утверждать не могу. Вся хитрость состоит в том, что ястребу
надобно нечаянно, из-за чего-нибудь, близко налететь на этих птиц, в
противном случае он их не догонит. Один охотник при мне травил сорок, даже
зимой, старым ястребом, но вот каким образом: он выбрасывал кости и всякий
сор под самым окошком своей избы, сороки налетали, а он поднимал тихонько
оконницу, подносил ястреба, который, воззрясь в сорок, бросался и захватывал
которую-нибудь почти на месте. Этот охотник в продолжение всей зимы почти
ежедневно травил таким образом сорок и кормил ими ястреба, который оставался
совершенно здоров, начинал линять очень рано, в начале мая, и совершенно
поспевал к травле еще в конце июня месяца: очевидно, что мясо сорок хищным
птицам здорово. Во время линянья надобно ястреба посадить в садок, хорошо
кормить и не трогать. Ястреба могут жить у доброго и попечительного охотника
по нескольку лет; год от года становятся они пером светлее, белесоватее и,
наконец, сделаются как будто седые. У меня не жили ястреба более двух зим и
всегда погибали от какого-нибудь недосмотра; один из них улетел во вторую
зиму и не воротился: я полагаю, что он как-нибудь погиб, потому что был
очень ручен и большой пискун. Надобно заметить, что некоторые гнездари
пищат, когда проголодаются, а другие никогда.
Я помню у одного охотника ястреба шести осеней; это была чудная птица,
брал все что ни попало, даже грачей; в разное время поймал более десяти
вальдшнепов; один раз вцепился в серую дикую утку (полукрякву) и долго
плавал с ней по пруду, несмотря на то, что утка ныряла и погружала его в
воду; наконец, она бросилась в камыш, и ястреб отцепился; уток-чирят ловил
при всяком удобном случае; в шестое лето он стал не так резов и умер на
седьмую зиму внезапно, от какой-то болезни. Он был так умен, что, идя в
поле, охотник не брал его на руку, а только отворял чулан, в котором он
сидел, ястреб вылетал и садился на какую-нибудь крышу; охотник, не обращал
на него внимания и отправлялся, куда ему надобно; через несколько времени
ястреб догонял его и садился ему на голову или на плечо, если хозяин не
подставлял руки; иногда случалось, что он долго не являлся к охотнику, но,
подходя к знакомым березам, мимо которых надо было проходить (если идти в
эту сторону), охотник всегда находил, что ястреб сидит на дереве и
дожидается его; один раз прямо с дерева поймал он перепелку, которую собака
спугнула нечаянно, потому что тут прежде никогда не бывало перепелок. У
этого ястреба можно было взять из когтей птицу совершенно живую и
неповрежденную и посадить в садок на зиму, что часто и делали; только
охотник накладывал руку на пойманную им перепелку, как ястреб выпускал ее из
когтей и отпрыгивал в сторону. По-видимому, в нем уже не было собственной
жадности, и он ловил так, по привычке или как бы для удовольствия своего
хозяина. Можно себе представить, что с такой умной птицей удовольствие
травли несказанно увеличивалось. Вероятно, на следующий год ястреб стал бы
ловить еще тупее, но любопытно было бы наблюдать его старость и постепенный
упадок сил. Несмотря на то, что охотник его был человек самый простой и
грубый, он плакал о своем лихом поседелом ловце и всегда говорил: Нет, мне
уж не нажить такого ястреба .
Предлагаю мои охотничьи заметки о прилете дичи с 1811 по 1826 год
включительно, кроме 1812, 1816 и 1821 годов. Первые восемь лет я жил в
Бугурусланском уезде, Оренбургской губернии, что ныне Самарская, а последние
пять в Белебеевском уезде, который и теперь составляет часть Оренбургской
губернии. Числа прилета птицы записывались те, в которые поднимали дичь с
земли или когда видели ее сидящую на воде и деревьях, а не те, в которые
видели птицу пролетающую в вышине. Пролет не то, что прилет; пролет
совершается почти всегда ночью или по зарям, всегда высоко, и сведения о нем