Страница:
Один сел на могилу 14-летней Софьи Арсоевой. Бабушка Софьи увидела птицу и посветлела лицом:
– Значит, здесь ее душа, Сонина. Она очень в Бога верила.
И бабушка стала очень тихо что-то говорить этой птице. А другая бабушка у могилы 8-летнего Таймураза Даурова громко пела какую-то осетинскую песню. Песня все время прерывалась рыданиями, но бабушка допела ее до конца. На могилах восьмилетних Карины и Хетага Туаевых родители написали: «Простите нас».
У могил троих Батаговых рыдания. У троих Боллоевых – крик. У шестерых Тотиевых – вой. Родителям в этой семье не оставили живым ни одного ребенка. Кто-то теряет сознание. Кто-то лежит неподвижно на могилах. Все остальные медленно обходят кладбище. Надо обойти все могилы. Чтобы дотронуться руками и что-то тихо сказать в прохладный камень. И постоять молча рядом. В этой маленькой республике так принято прощаться.
Римма Батагова живет в доме № 37 по Школьному переулку, всего в нескольких метрах от школы № 1.
Римма вспоминает, как раздались выстрелы и все жители дома, отправившие детей в школу, выскочили на улицу, но было уже поздно. Как ее соседка Сусанна Дудиева, наспех одетая, бросилась в школу, а ее перехватили ополченцы и удерживали силой, пока женщину не забрали родные. А потом Сусанна опознавала в морге своего 13-летнего Заура. Говорят, у мальчика была только одна рана – под коленкой. Он просто сгорел заживо.
– Там много было обожженных, – говорит Римма. – Люди до сих пор в себя прийти не могут от того, что они видели в моргах. После этого говорить нам, что заложники погибли от осколочных ран, – это не просто вранье. Это преступление.
У Риммы в школе погибла племянница Алана. А вообще в этот двор не вернулось несколько десятков человек.
– У нас три дома, те, что рядом со школой, и мы 39 человек похоронили за три дня, – говорит Римма. – Я всегда любила наш двор. Во двор заходишь – дети бегают, кричат, смеются. А теперь никто не смеется, не кричит. Не осталось детей в нашем дворе. А случилось это потому, что никто не работал как надо. По городу за неделю до теракта разгуливали террористы, их видели многие.
Римма уверена, что заложники погибли, потому что по ним стали стрелять свои.
– Огнеметы эти на нашей крыше нашли, – вспоминает Римма. – Нас отсюда повыгоняли в первый же день, потому что тут все простреливалось. А на крышу военные полезли. Они стреляли, потому что им приказали. А кто приказал, никто не знает до сих пор. Помните, когда Путин пришел к власти, он сказал: «мочить в сортире»? Если мы – часть России, то за что нас замочили? В этой школе был избирательный участок, где люди за него голосовали. Вот он их замочил.
Эльбрус Тедтов – редактор бесланской газеты «Жизнь Правобережья». Эльбрус был за стенами школы, когда среди заложников оказался его сын. Мальчик погиб, и за прошедший год Тедтов изучил каждый сантиметр этого спортзала и облазил все дома в округе. И теперь у него есть своя версия случившегося. Эльбрус ведет меня прямо к баскетбольному кольцу в левой части зала и указывает на проем прямо над баскетбольным щитом, под крышей.
– Вот туда выстрелил огнемет, – уверенно говорит Эльбрус. – С крыши дома № 37 по Школьному переулку. На этой же крыше и нашли потом тубусы. Я был и на этой крыше, и на соседней, 39-го дома. Но обзор с крыши 39-го дома закрывают деревья. А с 37-го все как на ладони. И именно это слуховое окно очень хорошо видно. Вот первый взрыв и произошел здесь. Снаряд попал в баскетбольное кольцо, на котором была бомба. И она взорвалась. Посмотрите, как выгнулся каркас.
– Смотрите дальше, – показывает Эльбрус на потолок. – Очаг возгорания был именно здесь, у кольца. Они произвели девять выстрелов из противотанковых гранатометов. Это так называемая «Муха». Мы потом нашли тубусы, а следов от снарядов больше нигде не было в округе – они все в зал ушли. Танки уже в третьем часу стреляли по школе. Раз десять-одиннадцать они выстрелили. Огнеметы тоже стреляли. Тут несколько ночей потом после штурма стены фосфоресцировали, мы все это видели. Потому что напалм применили. Что нам теперь говорят, что огнемет не был зажигательным? Может, огнеметы у нас гасительные? Когда снаряд пробивает потолок, который из стекловаты, там искры достаточно, чтобы загорелось. Кто вообще в такой ситуации применяет тяжелое вооружение? Это они теперь нам хотят доказать, что все было случайно. Не надо дураков из нас делать.
Эльбрус рассказывает, как, по его мнению, все было на самом деле.
– Когда они договорились, что эмчеэсовцы заберут трупы, то вместо них пришли переодетые спецназовцы ФСБ. ФСБ решила с двух сторон начать штурм: с одной стороны эти якобы эмчеэсовцы отвлекают внимание и снимают снайпера, а с другой, с крыши, по школе начинают стрелять из огнемета. Но что-то сорвалось – боевики поняли, что их дурят, потому что увидели за этими эмчеэсовцами спецназовцев. Снайпера снять они не смогли. И вот поэтому заложники вспоминают, как один боевик крикнул: «Ах, твою мать!» – и начал стрелять. В это время с крыши 37-го дома бомбанули из огнемета по крыше спортзала. И вот это уже мы сами видели – как куски шифера полетели в разные стороны с крыши. В этот момент и произошел взрыв в зале. Поэтому здесь, под кольцом, люди лежали обгорелые сверху, а пол не сгорел.
– Эльбрус, почему тогда «Альфа» оказалась не готова к штурму, а тренировалась на полигоне? – спрашиваю я.
– Потому что фээсбэшники решили сделать все своими силами, чтобы утечки не было, – спокойно отвечает Эльбрус. – А потом подключить остальных.
– Но для чего им это нужно было? Ведь они понимали, что будут огромные жертвы.
– Вы не слышали, что сказал Закаев? Он сказал, что Масхадов готов был сюда ехать. И приехал бы. И Проничеву, и другим генералам ничего не оставалось, как быстрее начать штурм. Они боялись Масхадова. И мы сейчас требуем, чтобы эти люди были наказаны. Не звезды новые получали, а сели на скамью подсудимых. Мы хотим, чтобы нам объяснили, почему следствие идет криво. Что за военная тайна в том, что они применяли огнеметы и танки, что именно это стало причиной смерти детей? Нужно иметь элементарное мужество. А если они хотели имидж власти спасти ценой жизней наших детей, то разве они его спасли? Им больше никто не верит. Я буду добиваться, чтобы их судили. Я всю жизнь на это положу.
Израиль Тотоонти – эксперт комиссии по расследованию теракта в Беслане. В кабинете на столе – кипа бумаг с чертежами, схемами и показаниями заложников. Спрашиваю, что не устраивает парламент и комиссию в версии следствия.
– Ничего не устраивает, – отвечает Тотоонти и начинает перечислять: – Заложники погибали не от пуль боевиков, а от наших. Поэтому мертвых быстро похоронили, даже пуль из них не извлекли. Никакой баллистической экспертизы, никакого анализа – кто стрелял, откуда – ничего не ясно. И раз нам ничего не ясно, раз нам ничего не объясняют, мы должны делать вывод, что от нас скрывают информацию. Дальше. Террористы ушли – не один и не два. Много. Есть показания заложников, которые видели с десяток террористов – их нет среди трупов. Тот же Кодзоев, [11]к которому жену с детьми из Ингушетии привозили. Она с ним по телефону разговаривала, и он был в школе. Но через полгода его убивают в Ингушетии. А нам все равно упорно врут, что террористов было 32 и все они, кроме Кулаева, убиты! Еще что? Первые взрывы были не спортзального происхождения. Они были извне. Какой-то ублюдок из ФСБ отдал приказ начать штурм. Только третий взрыв был уже внутри: бомба упала с баскетбольного кольца.
Тотоонти достает сигареты, закуривает. Он говорит, что Осетия не успокоится, пока не узнает правду. Я спрашиваю, для чего ФСБ надо было начинать штурм, если он заведомо был обречен на неудачу. – Масхадова испугались, – отвечает эксперт. – Почему они не связывались с Закаевым, пока Аушев не приехал? Они упустили 29 часов! А ведь любой здравомыслящий человек понимал: звонить надо Масхадову! И почему нет никаких распечаток разговоров Закаева с Аушевым и Дзасоховым? Потому что Закаев сказал: Масхадов приедет. И то, что Аушев вывел 26 человек из зала, показывало: Масхадов выведет сотню. И Проничев с Анисимовым [12]испугались. Они, видать, доложили начальству, те – Путину, и Путин дал отмашку. Ведь Дзасохов попросил у Закаева два часа для того, чтобы решить технические вопросы приезда Масхадова, и ровно через час после этой беседы начался штурм. А потом Масхадова грохнули, чтобы никому не сказал, что мог приехать и спасти всех. Короче, сдали людей. Лишь бы государство было в шоколаде, а на всех остальных – плевать. Тут и спорить нечего. Все ясно. Сдали всех. И Дзасохова, и Масхадова, и директора школы. Стрелки перевели. Один Путин святой. А вы спросите: Владимир Владимирович, перечислите, что вы сделали для спасения людей? Ни-че-го! Приехал бы Масхадов и разрулил ситуацию. И это был бы скандал. Это было бы для Путина позором: тот, кого он «мочит в сортире», спасает детей, потому что Путин их спасти не может. Одно то, что врали про 350 заложников, – это о чем-то говорит? Аушеву уже 2-го числа, перед тем как зайти в спортзал, в штабе сказали: заложников больше тысячи. Он сразу позвонил Закаеву и сказал об этом. Значит, в штабе знали – и врали. Вот поэтому и врали, что знали, чем все кончится.
– Если они знали, что все так кончится, то почему не готовы были к штурму?
– А специально. Чтобы все видели: никто не готовился. То есть дважды подставили. Сначала замочили, а потом не спасли.
В 9.15 к школе подъехал правительственный кортеж. Охрана оцепила школьный двор, и туда зашли председатель Госдумы Борис Грызлов, полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак, глава думского комитета по безопасности Владимир Васильев и другие чиновники. Эта делегация была представительнее тех, что приезжали сюда раньше, наверное, потому, что третья годовщина Беслана совпала с началом предвыборной кампании и «Единая Россия» пыталась завоевать авторитет даже на развалинах бесланской школы.
Чиновники направились в спортзал, и несколько женщин крикнули им вслед:
– Где вы были раньше?!
Бойцы «Альфы», которые шли следом, слышали совершенно другие слова:
– Спасибо вам, ребята!
Одного бойца с золотой Звездой Героя на груди узнал какой-то старик и, протиснувшись сквозь толпу, крепко обнял. Этот старик был заложником.
В зале, где у детских портретов уже горели свечи, чиновники немного постояли, зажгли свечи и, обойдя его по кругу, молча вышли на улицу. Распорядители траурной церемонии устроили так, что все выходящие из зала должны были пройти мимо небольшой фотовыставки, посвященной погибшим детям. На этих фотографиях они были такими, какими их нашли в спортзале после штурма, – расстрелянными или сгоревшими. На одной фотографии, сделанной сразу после штурма, в том углу, куда, как утверждают потерпевшие, попал снаряд от огнемета, дети застыли, вжавшись в стену, – обожженные и присыпанные серым пеплом. Это были страшные фотографии, но чиновники перед ними не остановились. Они также не стали читать то, что родители погибших детей написали над этими фотографиями: «ФСБ и МВД несут ответственность за терроризм», «Нет прощения власти, допустившей Беслан», «Президент Путин! Требуем объективного расследования по Беслану и наказания всех виновных!»
Еще два года назад родители убитых детей не могли даже вслух произнести эти слова. Потому что верили в то, что власть разберется и накажет виновных. Год назад они их произнесли, потому что власть не разобралась и не наказала. А теперь они написали эти слова крупными буквами на месте, которое навсегда будет связано с именем тех, кто руководил страной в эпоху Беслана.
– Мы повесили эти плакаты накануне, – сказала одна из матерей Рита Сидакова. – Наши чиновники очень испугались и стали говорить, что это лишнее. Но снять их они не посмели.
Покинув школу, правительственная делегация отправилась на новое бесланское кладбище. Чиновники не стали подходить к могилам и смотреть на детские портреты и плюшевые игрушки, лежащие под ними. Они не увидели, что жизнь малыша Георгия Даурова ограничена годами 2002–2004; что шестеро мальчиков и девочек Тотиевых были погодками и теперь их родители живут на этом кладбище; что те мамы, которые не погибли со своими детьми, завидуют тем, которые погибли, – об этом они написали на могильных плитах. Чиновники ограничились возложением цветов к памятнику «Древо скорби» и мемориалу десяти погибшим в школе спецназовцам. У этого памятника делегация и остановилась, чтобы поговорить с журналистами. Господин Грызлов сказал о «чудовищном теракте» и «чудовищной смерти детей», о том, что «школа стала святым местом, куда каждому надо прийти и поклониться», о том, что государство борется с терроризмом, но попытки терактов еще будут, поэтому силовикам надо лучше работать. А полпред Козак сказал, что эффективность борьбы с терроризмом налицо – и если в мире количество терактов повысилось в полтора раза, то в ЮФО оно снизилось на 40 %. Эти господа как будто пытались оправдать государство за три сотни могил на бесланском кладбище.
Потом чиновники вернулись в Беслан, чтобы встретиться с комитетом «Матери Беслана». Матери спросили их: почему расследование теракта, которое продолжается уже три года, до сих пор ни к чему не привело? Почему члены оперативного штаба не наказаны? Почему видеозапись показаний военных, подтверждающих, что первоисточником штурма были не взорванные террористами в спортзале бомбы, а выстрел извне, следствие не считает доказательством того, что штурм был спровоцирован федеральными структурами?
– Следствие продолжается, – ответил на это Борис Грызлов. – Идет опрос свидетелей, и открываются новые подробности. Когда было установлено, что школу обстреливали из гранатометов, было решено провести следственный эксперимент. В Подмосковье в условиях, имитирующих бесланскую школу, будут проведены натуральные испытания.
– Почему это не сделали раньше? Про гранатометы все знают уже больше года, а следственный эксперимент вы нам обещаете только сейчас! – раздалось со всех сторон.
– Почему суд отказывает нам в возбуждении уголовного дела против членов оперативного штаба?! – спросила председатель комитета Сусанна Дудиева.
– Дождитесь 1 января! – вмешался в диалог полномочный представитель Козак. – Когда завершатся все эксперименты и вы получите ответы на ваши вопросы, все официальные лица, чья вина будет доказана, будут наказаны.
– Поймите, уголовное дело никто не собирается прекращать, – сказал господин Грызлов. – Оно продолжается.
– Почему амнистировали сотрудников милиции, которые несут ответственность за то, что боевики беспрепятственно проехали к школе? – спросила тогда Сусанна Дудиева. – Выходит, в Беслане не виноват никто – даже эти милиционеры? Не толкайте нас на митинги, не заставляйте нас плакать из-за того, что кто-то в суде принимает незаконные решения на основании постановления Госдумы об амнистии.
– Обжалуйте это решение в суде, – дал свой любимый совет господин Козак. – У нас есть и суды более высоких инстанций. Меня убедили, что вынесенное решение было законным, но если вам так не кажется, заявляйте ходатайства.
– Вы нам все время это говорите, но мы уже не верим судам, – сказала председатель комитета. – Мы хотели решить это дело здесь, в России. Почему мы должны идти в Страсбургский суд?
– Не надо в Страсбург! – испугался господин Козак.
И все поняли, чего так боятся эти люди. О том, что «Матери Беслана» пойдут в Страсбург, активисты комитета говорят давно (представители комитета «Голос Беслана» уже подали жалобу в Европейский суд по правам человека), но властям, видимо, совсем не хочется, чтобы это событие совпало с парламентскими и президентскими выборами.
– Вы сюда зачем приехали? – закричал Владимир Кисиев, немолодой мужчина, у которого в школе погиб внук. – Чтобы политические дела свои решать или нам помочь? Что вы за люди?
Все зашумели. Более сдержанные активистки комитета попытались успокоить мужчину, но он, махнув рукой, вышел на улицу.
– Есть такая партия! – громко сказал он. – Партия негодяев!
Когда все успокоились, Анета Гадиева, потерявшая в школе дочь, спросила главу думского комитета по безопасности Васильева, почему оперативный штаб не пустил в школу тех политиков, которых хотели видеть террористы, – Аслаханова, Зязикова, Дзасохова и Рошаля?
Но господин Васильев решил не церемониться с пострадавшими.
– Это должно быть установлено следствием, понятно? – отрубил он.
– Не понятно, – ответила госпожа Гадиева. – В одном своем интервью вы заявили, что лично «не дали на это добро».
– Это надо садиться и работать с материалами. Вы сейчас хотите выступить в роли судьи и следователя…
– Я спрашиваю как потерпевшая!
– Вы добились того, что к вам приехал председатель Госдумы и пообещал, что возьмет на контроль следствие, – возмутился господин Васильев. – Расследование будет проводиться, а я не имею права его проводить. Я не следователь.
На этом чиновники сочли, что исчерпывающе ответили на вопросы потерпевших, и покинули комитет. На улице их окружила охрана, и господин Грызлов с видом исполненного долга направился к машине.
– Через полчаса он нас забудет, – сказал Владимир Кисиев.
– Нет, он уже нас забыл, – добавила какая-то изможденная женщина.
В это время из комитета вышел адвокат потерпевших Таймураз Чеджемов. Он сказал, что отказывается от бесланского дела из-за постоянных угроз в свой адрес.
– Мне звонят какие-то люди и грозят расправой, – сказал адвокат. – Последняя фраза была такая: «Чеджемов, ты далеко зашел». Я думаю, это связано с тем, что мы требуем возбудить уголовное дело в отношении членов оперативного штаба. Властям нужно, чтобы о Беслане забыли, а мы не даем.
Чтобы о Беслане не забывали, матери написали обращения к президенту Путину, его супруге и правительству Москвы. Они спросили у московских чиновников, помнят ли те про Беслан и, если помнят, почему проводят грандиозные празднества в честь дня рождения Москвы. У госпожи Путиной они спросили, почему та ни разу не приехала в Беслан, не выразила свое сочувствие матерям – разве жена президента сама не мать?
«Прошло два года со дня нашей с вами встречи, – написали бесланские матери в обращении к самому президенту Путину. – Два года бесполезных ожиданий и иллюзий. Мы надеялись, что донесем вам правду, которую вы, может быть, не знаете в полном объеме. Но только с течением времени мы поняли, насколько мы наивны». Потерпевшие написали, что надеялись на Генпрокуратуру, но та прислала в Беслан замгенпрокурора Владимира Колесникова, который, вместо того чтобы расследовать трагедию, стал обвинять местных чиновников в коррупции. Они надеялись на парламентскую комиссию, но ее председатель Александр Торшин озвучил результаты расследования, в котором не признал вины тех, кто должен был предотвратить теракт, и тех, кто не спас людей. «Он не сказал, что от „сильных“ террористов дети Беслана ценой своей жизни защитили слабых генералов и чиновников российского государства, – говорится в обращении матерей. – Он не сказал главной правды. Она состоит в том, что наши дети были принесены в жертву чиновничьим интересам».
В 13.00 во дворе школы началась панихида, а в 13.05 раздался звук колокола. В эту минуту три года назад в школе прогремел первый взрыв и начался штурм.
– За что? За что вы это с нами сделали? – закричали при звуках колокола женщины в спортзале.
В длинной очереди к спортзалу в обморок упала женщина. Другая, совсем старуха, затряслась и закричала, глядя в спортзал, где погиб ее внук:
– Спасайся! Убегай!
И упала. А когда к ней подбежали парни в черных майках, она пришла в себя и стала яростно отбиваться.
– Ваше молчание! – кричала она парням. – Ваша трусость! Будьте вы все прокляты!
– Зачем ты меня здесь оставил? – причитала другая пожилая женщина у портрета семилетнего мальчика. – Я скоро к тебе приду, только бы мне попасть туда, где ты!
– Почему эти дети умерли? – спрашивал маленький мальчик своего папу, выходя из спортзала.
– Потому что их убили злые дяди, Алан, – отвечал тот.
– А почему злых дядей сначала не убили? – спрашивал Алан.
– Потому что нам не дали это сделать другие злые дяди, – ответил отец.
Потом все поехали на новое бесланское кладбище. Под звук метронома в динамике зачитали имена заложников, бойцов спецназа и сотрудников МЧС, погибших в школе. Зачитывали полчаса, и все, кто был на кладбище, стояли молча, опустив головы. Потом первоклассники выпустили в небо 334 белых шарика. Подхваченные воздушным потоком, они, казалось, медленно танцуют, поднимаясь в небо. Над кладбищем снова раздались рыдания.
На это кладбище, казалось, пришла вся Осетия. Здесь были чиновники и простые люди, и все стояли рядом. Глядя на это, можно было понять, чем отличается бесланский теракт от трагедии на Дубровке. Про «Норд-Ост» москвичи быстро забыли. Про Беслан Осетия не забудет никогда. Даже первые лица республики в один голос говорят о том, что недовольны расследованием теракта в Беслане.
– Мы не можем быть довольны расследованием, – сказал мне министр по делам национальностей Северной Осетии Таймураз Касаев. – Слишком очевидно, что виновных гораздо больше, чем один Кулаев. [14]Целый месяц группа боевиков находилась под Пседахом, им наверняка помогали местные – давали продукты и воду, но ФСБ, у которой везде агенты, ничего об этом не знала. Пока не будет проведено объективное расследование и не накажут виновных, Беслан будет лихорадить.
Вечером в Доме культуры Беслана матери продемонстрировали фильм, который сделали специально для президента России. Фильм был смонтирован из кусков видеозаписей штурма и судебных заседаний по делу Нурпаши Кулаева. Из показаний свидетелей стало ясно, что на содержание батальона милиции, охранявшего осетино-ингушскую границу, не хватило всего 700 тыс. рублей и это подразделение распустили; что ФСБ предупреждала об угрозе теракта в августе 2004 года, но не в Осетии, а в Чечне или Ингушетии; что после того как осетинские силовики были переведены на усиленный режим несения службы, школы в Осетии никем не охранялись. Из этих показаний также следовало, что осетинские чиновники даже не знали, кто руководил оперативным штабом и кто в него входил, а руководитель штаба, бывший начальник республиканского управления ФСБ Валерий Андреев путался в показаниях, утверждая, что возглавил штаб только 2 сентября, хотя 1 сентября он тоже принимал решения. «Осуществлялась координация действий всех антитеррористических структур, и определить, в компетенции какой структуры эта операция, было трудно, – заявлял господин Андреев. – Поэтому и руководитель штаба не был назначен сразу».
– Был совершен беспрецедентный теракт, – сказала в кадре руководитель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева. – Он требовал беспрецедентной координации силовых структур, но этого не произошло.
Не было и объективного расследования этого теракта. В очередной раз после трагедии не были извлечены уроки. Никто не задумался о том, что молчание по Беслану приведет к новым терактам в нашей стране.
Этот фильм матери Беслана отправят президенту Путину.
– Вы так и не приняли меры по наказанию виновных, – обратились они к президенту. – Но мы до сих пор ждем, что вы их примете.
– Значит, здесь ее душа, Сонина. Она очень в Бога верила.
И бабушка стала очень тихо что-то говорить этой птице. А другая бабушка у могилы 8-летнего Таймураза Даурова громко пела какую-то осетинскую песню. Песня все время прерывалась рыданиями, но бабушка допела ее до конца. На могилах восьмилетних Карины и Хетага Туаевых родители написали: «Простите нас».
У могил троих Батаговых рыдания. У троих Боллоевых – крик. У шестерых Тотиевых – вой. Родителям в этой семье не оставили живым ни одного ребенка. Кто-то теряет сознание. Кто-то лежит неподвижно на могилах. Все остальные медленно обходят кладбище. Надо обойти все могилы. Чтобы дотронуться руками и что-то тихо сказать в прохладный камень. И постоять молча рядом. В этой маленькой республике так принято прощаться.
05.09.2005. «Сначала замочили, а потом не спасли»
Даже если заместитель генпрокурора и другие представители власти скажут о теракте правду, в Беслане им все равно уже не поверят. Люди, сами побывавшие в заложниках и потерявшие в школе № 1 своих близких, твердо убеждены, что свои убивали своих, что многим террористам удалось уйти и что руководители операции должны сидеть на скамье подсудимых.Римма Батагова живет в доме № 37 по Школьному переулку, всего в нескольких метрах от школы № 1.
Римма вспоминает, как раздались выстрелы и все жители дома, отправившие детей в школу, выскочили на улицу, но было уже поздно. Как ее соседка Сусанна Дудиева, наспех одетая, бросилась в школу, а ее перехватили ополченцы и удерживали силой, пока женщину не забрали родные. А потом Сусанна опознавала в морге своего 13-летнего Заура. Говорят, у мальчика была только одна рана – под коленкой. Он просто сгорел заживо.
– Там много было обожженных, – говорит Римма. – Люди до сих пор в себя прийти не могут от того, что они видели в моргах. После этого говорить нам, что заложники погибли от осколочных ран, – это не просто вранье. Это преступление.
У Риммы в школе погибла племянница Алана. А вообще в этот двор не вернулось несколько десятков человек.
– У нас три дома, те, что рядом со школой, и мы 39 человек похоронили за три дня, – говорит Римма. – Я всегда любила наш двор. Во двор заходишь – дети бегают, кричат, смеются. А теперь никто не смеется, не кричит. Не осталось детей в нашем дворе. А случилось это потому, что никто не работал как надо. По городу за неделю до теракта разгуливали террористы, их видели многие.
Римма уверена, что заложники погибли, потому что по ним стали стрелять свои.
– Огнеметы эти на нашей крыше нашли, – вспоминает Римма. – Нас отсюда повыгоняли в первый же день, потому что тут все простреливалось. А на крышу военные полезли. Они стреляли, потому что им приказали. А кто приказал, никто не знает до сих пор. Помните, когда Путин пришел к власти, он сказал: «мочить в сортире»? Если мы – часть России, то за что нас замочили? В этой школе был избирательный участок, где люди за него голосовали. Вот он их замочил.
Эльбрус Тедтов – редактор бесланской газеты «Жизнь Правобережья». Эльбрус был за стенами школы, когда среди заложников оказался его сын. Мальчик погиб, и за прошедший год Тедтов изучил каждый сантиметр этого спортзала и облазил все дома в округе. И теперь у него есть своя версия случившегося. Эльбрус ведет меня прямо к баскетбольному кольцу в левой части зала и указывает на проем прямо над баскетбольным щитом, под крышей.
– Вот туда выстрелил огнемет, – уверенно говорит Эльбрус. – С крыши дома № 37 по Школьному переулку. На этой же крыше и нашли потом тубусы. Я был и на этой крыше, и на соседней, 39-го дома. Но обзор с крыши 39-го дома закрывают деревья. А с 37-го все как на ладони. И именно это слуховое окно очень хорошо видно. Вот первый взрыв и произошел здесь. Снаряд попал в баскетбольное кольцо, на котором была бомба. И она взорвалась. Посмотрите, как выгнулся каркас.
– Смотрите дальше, – показывает Эльбрус на потолок. – Очаг возгорания был именно здесь, у кольца. Они произвели девять выстрелов из противотанковых гранатометов. Это так называемая «Муха». Мы потом нашли тубусы, а следов от снарядов больше нигде не было в округе – они все в зал ушли. Танки уже в третьем часу стреляли по школе. Раз десять-одиннадцать они выстрелили. Огнеметы тоже стреляли. Тут несколько ночей потом после штурма стены фосфоресцировали, мы все это видели. Потому что напалм применили. Что нам теперь говорят, что огнемет не был зажигательным? Может, огнеметы у нас гасительные? Когда снаряд пробивает потолок, который из стекловаты, там искры достаточно, чтобы загорелось. Кто вообще в такой ситуации применяет тяжелое вооружение? Это они теперь нам хотят доказать, что все было случайно. Не надо дураков из нас делать.
Эльбрус рассказывает, как, по его мнению, все было на самом деле.
– Когда они договорились, что эмчеэсовцы заберут трупы, то вместо них пришли переодетые спецназовцы ФСБ. ФСБ решила с двух сторон начать штурм: с одной стороны эти якобы эмчеэсовцы отвлекают внимание и снимают снайпера, а с другой, с крыши, по школе начинают стрелять из огнемета. Но что-то сорвалось – боевики поняли, что их дурят, потому что увидели за этими эмчеэсовцами спецназовцев. Снайпера снять они не смогли. И вот поэтому заложники вспоминают, как один боевик крикнул: «Ах, твою мать!» – и начал стрелять. В это время с крыши 37-го дома бомбанули из огнемета по крыше спортзала. И вот это уже мы сами видели – как куски шифера полетели в разные стороны с крыши. В этот момент и произошел взрыв в зале. Поэтому здесь, под кольцом, люди лежали обгорелые сверху, а пол не сгорел.
– Эльбрус, почему тогда «Альфа» оказалась не готова к штурму, а тренировалась на полигоне? – спрашиваю я.
– Потому что фээсбэшники решили сделать все своими силами, чтобы утечки не было, – спокойно отвечает Эльбрус. – А потом подключить остальных.
– Но для чего им это нужно было? Ведь они понимали, что будут огромные жертвы.
– Вы не слышали, что сказал Закаев? Он сказал, что Масхадов готов был сюда ехать. И приехал бы. И Проничеву, и другим генералам ничего не оставалось, как быстрее начать штурм. Они боялись Масхадова. И мы сейчас требуем, чтобы эти люди были наказаны. Не звезды новые получали, а сели на скамью подсудимых. Мы хотим, чтобы нам объяснили, почему следствие идет криво. Что за военная тайна в том, что они применяли огнеметы и танки, что именно это стало причиной смерти детей? Нужно иметь элементарное мужество. А если они хотели имидж власти спасти ценой жизней наших детей, то разве они его спасли? Им больше никто не верит. Я буду добиваться, чтобы их судили. Я всю жизнь на это положу.
Израиль Тотоонти – эксперт комиссии по расследованию теракта в Беслане. В кабинете на столе – кипа бумаг с чертежами, схемами и показаниями заложников. Спрашиваю, что не устраивает парламент и комиссию в версии следствия.
– Ничего не устраивает, – отвечает Тотоонти и начинает перечислять: – Заложники погибали не от пуль боевиков, а от наших. Поэтому мертвых быстро похоронили, даже пуль из них не извлекли. Никакой баллистической экспертизы, никакого анализа – кто стрелял, откуда – ничего не ясно. И раз нам ничего не ясно, раз нам ничего не объясняют, мы должны делать вывод, что от нас скрывают информацию. Дальше. Террористы ушли – не один и не два. Много. Есть показания заложников, которые видели с десяток террористов – их нет среди трупов. Тот же Кодзоев, [11]к которому жену с детьми из Ингушетии привозили. Она с ним по телефону разговаривала, и он был в школе. Но через полгода его убивают в Ингушетии. А нам все равно упорно врут, что террористов было 32 и все они, кроме Кулаева, убиты! Еще что? Первые взрывы были не спортзального происхождения. Они были извне. Какой-то ублюдок из ФСБ отдал приказ начать штурм. Только третий взрыв был уже внутри: бомба упала с баскетбольного кольца.
Тотоонти достает сигареты, закуривает. Он говорит, что Осетия не успокоится, пока не узнает правду. Я спрашиваю, для чего ФСБ надо было начинать штурм, если он заведомо был обречен на неудачу. – Масхадова испугались, – отвечает эксперт. – Почему они не связывались с Закаевым, пока Аушев не приехал? Они упустили 29 часов! А ведь любой здравомыслящий человек понимал: звонить надо Масхадову! И почему нет никаких распечаток разговоров Закаева с Аушевым и Дзасоховым? Потому что Закаев сказал: Масхадов приедет. И то, что Аушев вывел 26 человек из зала, показывало: Масхадов выведет сотню. И Проничев с Анисимовым [12]испугались. Они, видать, доложили начальству, те – Путину, и Путин дал отмашку. Ведь Дзасохов попросил у Закаева два часа для того, чтобы решить технические вопросы приезда Масхадова, и ровно через час после этой беседы начался штурм. А потом Масхадова грохнули, чтобы никому не сказал, что мог приехать и спасти всех. Короче, сдали людей. Лишь бы государство было в шоколаде, а на всех остальных – плевать. Тут и спорить нечего. Все ясно. Сдали всех. И Дзасохова, и Масхадова, и директора школы. Стрелки перевели. Один Путин святой. А вы спросите: Владимир Владимирович, перечислите, что вы сделали для спасения людей? Ни-че-го! Приехал бы Масхадов и разрулил ситуацию. И это был бы скандал. Это было бы для Путина позором: тот, кого он «мочит в сортире», спасает детей, потому что Путин их спасти не может. Одно то, что врали про 350 заложников, – это о чем-то говорит? Аушеву уже 2-го числа, перед тем как зайти в спортзал, в штабе сказали: заложников больше тысячи. Он сразу позвонил Закаеву и сказал об этом. Значит, в штабе знали – и врали. Вот поэтому и врали, что знали, чем все кончится.
– Если они знали, что все так кончится, то почему не готовы были к штурму?
– А специально. Чтобы все видели: никто не готовился. То есть дважды подставили. Сначала замочили, а потом не спасли.
3.09.2007. Год третий
Траурные мероприятия в школе № 1 начались 1 сентября в девять утра. Первый звонок прозвенел так, как будто в эти минуты в школьном дворе его ждали нарядные школьники с букетами цветов. Но вместо них звонок встретил громкий плач матерей и вдов.В 9.15 к школе подъехал правительственный кортеж. Охрана оцепила школьный двор, и туда зашли председатель Госдумы Борис Грызлов, полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак, глава думского комитета по безопасности Владимир Васильев и другие чиновники. Эта делегация была представительнее тех, что приезжали сюда раньше, наверное, потому, что третья годовщина Беслана совпала с началом предвыборной кампании и «Единая Россия» пыталась завоевать авторитет даже на развалинах бесланской школы.
Чиновники направились в спортзал, и несколько женщин крикнули им вслед:
– Где вы были раньше?!
Бойцы «Альфы», которые шли следом, слышали совершенно другие слова:
– Спасибо вам, ребята!
Одного бойца с золотой Звездой Героя на груди узнал какой-то старик и, протиснувшись сквозь толпу, крепко обнял. Этот старик был заложником.
В зале, где у детских портретов уже горели свечи, чиновники немного постояли, зажгли свечи и, обойдя его по кругу, молча вышли на улицу. Распорядители траурной церемонии устроили так, что все выходящие из зала должны были пройти мимо небольшой фотовыставки, посвященной погибшим детям. На этих фотографиях они были такими, какими их нашли в спортзале после штурма, – расстрелянными или сгоревшими. На одной фотографии, сделанной сразу после штурма, в том углу, куда, как утверждают потерпевшие, попал снаряд от огнемета, дети застыли, вжавшись в стену, – обожженные и присыпанные серым пеплом. Это были страшные фотографии, но чиновники перед ними не остановились. Они также не стали читать то, что родители погибших детей написали над этими фотографиями: «ФСБ и МВД несут ответственность за терроризм», «Нет прощения власти, допустившей Беслан», «Президент Путин! Требуем объективного расследования по Беслану и наказания всех виновных!»
Еще два года назад родители убитых детей не могли даже вслух произнести эти слова. Потому что верили в то, что власть разберется и накажет виновных. Год назад они их произнесли, потому что власть не разобралась и не наказала. А теперь они написали эти слова крупными буквами на месте, которое навсегда будет связано с именем тех, кто руководил страной в эпоху Беслана.
– Мы повесили эти плакаты накануне, – сказала одна из матерей Рита Сидакова. – Наши чиновники очень испугались и стали говорить, что это лишнее. Но снять их они не посмели.
Покинув школу, правительственная делегация отправилась на новое бесланское кладбище. Чиновники не стали подходить к могилам и смотреть на детские портреты и плюшевые игрушки, лежащие под ними. Они не увидели, что жизнь малыша Георгия Даурова ограничена годами 2002–2004; что шестеро мальчиков и девочек Тотиевых были погодками и теперь их родители живут на этом кладбище; что те мамы, которые не погибли со своими детьми, завидуют тем, которые погибли, – об этом они написали на могильных плитах. Чиновники ограничились возложением цветов к памятнику «Древо скорби» и мемориалу десяти погибшим в школе спецназовцам. У этого памятника делегация и остановилась, чтобы поговорить с журналистами. Господин Грызлов сказал о «чудовищном теракте» и «чудовищной смерти детей», о том, что «школа стала святым местом, куда каждому надо прийти и поклониться», о том, что государство борется с терроризмом, но попытки терактов еще будут, поэтому силовикам надо лучше работать. А полпред Козак сказал, что эффективность борьбы с терроризмом налицо – и если в мире количество терактов повысилось в полтора раза, то в ЮФО оно снизилось на 40 %. Эти господа как будто пытались оправдать государство за три сотни могил на бесланском кладбище.
Потом чиновники вернулись в Беслан, чтобы встретиться с комитетом «Матери Беслана». Матери спросили их: почему расследование теракта, которое продолжается уже три года, до сих пор ни к чему не привело? Почему члены оперативного штаба не наказаны? Почему видеозапись показаний военных, подтверждающих, что первоисточником штурма были не взорванные террористами в спортзале бомбы, а выстрел извне, следствие не считает доказательством того, что штурм был спровоцирован федеральными структурами?
– Следствие продолжается, – ответил на это Борис Грызлов. – Идет опрос свидетелей, и открываются новые подробности. Когда было установлено, что школу обстреливали из гранатометов, было решено провести следственный эксперимент. В Подмосковье в условиях, имитирующих бесланскую школу, будут проведены натуральные испытания.
– Почему это не сделали раньше? Про гранатометы все знают уже больше года, а следственный эксперимент вы нам обещаете только сейчас! – раздалось со всех сторон.
– Почему суд отказывает нам в возбуждении уголовного дела против членов оперативного штаба?! – спросила председатель комитета Сусанна Дудиева.
– Дождитесь 1 января! – вмешался в диалог полномочный представитель Козак. – Когда завершатся все эксперименты и вы получите ответы на ваши вопросы, все официальные лица, чья вина будет доказана, будут наказаны.
– Поймите, уголовное дело никто не собирается прекращать, – сказал господин Грызлов. – Оно продолжается.
– Почему амнистировали сотрудников милиции, которые несут ответственность за то, что боевики беспрепятственно проехали к школе? – спросила тогда Сусанна Дудиева. – Выходит, в Беслане не виноват никто – даже эти милиционеры? Не толкайте нас на митинги, не заставляйте нас плакать из-за того, что кто-то в суде принимает незаконные решения на основании постановления Госдумы об амнистии.
– Обжалуйте это решение в суде, – дал свой любимый совет господин Козак. – У нас есть и суды более высоких инстанций. Меня убедили, что вынесенное решение было законным, но если вам так не кажется, заявляйте ходатайства.
– Вы нам все время это говорите, но мы уже не верим судам, – сказала председатель комитета. – Мы хотели решить это дело здесь, в России. Почему мы должны идти в Страсбургский суд?
– Не надо в Страсбург! – испугался господин Козак.
И все поняли, чего так боятся эти люди. О том, что «Матери Беслана» пойдут в Страсбург, активисты комитета говорят давно (представители комитета «Голос Беслана» уже подали жалобу в Европейский суд по правам человека), но властям, видимо, совсем не хочется, чтобы это событие совпало с парламентскими и президентскими выборами.
– Вы сюда зачем приехали? – закричал Владимир Кисиев, немолодой мужчина, у которого в школе погиб внук. – Чтобы политические дела свои решать или нам помочь? Что вы за люди?
Все зашумели. Более сдержанные активистки комитета попытались успокоить мужчину, но он, махнув рукой, вышел на улицу.
– Есть такая партия! – громко сказал он. – Партия негодяев!
Когда все успокоились, Анета Гадиева, потерявшая в школе дочь, спросила главу думского комитета по безопасности Васильева, почему оперативный штаб не пустил в школу тех политиков, которых хотели видеть террористы, – Аслаханова, Зязикова, Дзасохова и Рошаля?
Но господин Васильев решил не церемониться с пострадавшими.
– Это должно быть установлено следствием, понятно? – отрубил он.
– Не понятно, – ответила госпожа Гадиева. – В одном своем интервью вы заявили, что лично «не дали на это добро».
– Это надо садиться и работать с материалами. Вы сейчас хотите выступить в роли судьи и следователя…
– Я спрашиваю как потерпевшая!
– Вы добились того, что к вам приехал председатель Госдумы и пообещал, что возьмет на контроль следствие, – возмутился господин Васильев. – Расследование будет проводиться, а я не имею права его проводить. Я не следователь.
На этом чиновники сочли, что исчерпывающе ответили на вопросы потерпевших, и покинули комитет. На улице их окружила охрана, и господин Грызлов с видом исполненного долга направился к машине.
– Через полчаса он нас забудет, – сказал Владимир Кисиев.
– Нет, он уже нас забыл, – добавила какая-то изможденная женщина.
В это время из комитета вышел адвокат потерпевших Таймураз Чеджемов. Он сказал, что отказывается от бесланского дела из-за постоянных угроз в свой адрес.
– Мне звонят какие-то люди и грозят расправой, – сказал адвокат. – Последняя фраза была такая: «Чеджемов, ты далеко зашел». Я думаю, это связано с тем, что мы требуем возбудить уголовное дело в отношении членов оперативного штаба. Властям нужно, чтобы о Беслане забыли, а мы не даем.
Чтобы о Беслане не забывали, матери написали обращения к президенту Путину, его супруге и правительству Москвы. Они спросили у московских чиновников, помнят ли те про Беслан и, если помнят, почему проводят грандиозные празднества в честь дня рождения Москвы. У госпожи Путиной они спросили, почему та ни разу не приехала в Беслан, не выразила свое сочувствие матерям – разве жена президента сама не мать?
«Прошло два года со дня нашей с вами встречи, – написали бесланские матери в обращении к самому президенту Путину. – Два года бесполезных ожиданий и иллюзий. Мы надеялись, что донесем вам правду, которую вы, может быть, не знаете в полном объеме. Но только с течением времени мы поняли, насколько мы наивны». Потерпевшие написали, что надеялись на Генпрокуратуру, но та прислала в Беслан замгенпрокурора Владимира Колесникова, который, вместо того чтобы расследовать трагедию, стал обвинять местных чиновников в коррупции. Они надеялись на парламентскую комиссию, но ее председатель Александр Торшин озвучил результаты расследования, в котором не признал вины тех, кто должен был предотвратить теракт, и тех, кто не спас людей. «Он не сказал, что от „сильных“ террористов дети Беслана ценой своей жизни защитили слабых генералов и чиновников российского государства, – говорится в обращении матерей. – Он не сказал главной правды. Она состоит в том, что наши дети были принесены в жертву чиновничьим интересам».
04.09.2007. «Мы до сих пор ждем»
С утра двор школы № 1 был переполнен. Молодые люди и старики, несмотря на сильную жару, выстроились в очередь к спортивному залу, который уже давно стал мемориалом жертвам теракта. В этом зале всю ночь просидели родители погибших детей – со свечами, детскими портретами и рисунками. Среди них были родные школьницы Азы Гумецовой. Они нашли в ее письменном столе рисунки, на которых были изображены ангелы и продолговатый предмет с лицом девочки, подписанный как «шмель». В этом рисунке родственники увидели зловещий смысл. Они говорили, что еще при жизни Аза знала, что погибнет от выстрела из огнемета «Шмель». В том, что дети погибли от выстрелов извне, а не от взрывов бомб террористов, здесь уже почти никто не сомневался. У вывешенных у школы фотографий с обгоревшими детскими телами многим женщинам становилось плохо, и их уводили под руки дежурившие у школы волонтеры – молодые парни в черных майках с надписью «антитеррор». Один из этих парней помог потерпевшей от теракта Элле Кесаевой прибить к школьной стене большую стеклянную табличку, на которой было написано: «Палачи Беслана – генералы Тихонов, Анисимов, Проничев, Андреев [13]».В 13.00 во дворе школы началась панихида, а в 13.05 раздался звук колокола. В эту минуту три года назад в школе прогремел первый взрыв и начался штурм.
– За что? За что вы это с нами сделали? – закричали при звуках колокола женщины в спортзале.
В длинной очереди к спортзалу в обморок упала женщина. Другая, совсем старуха, затряслась и закричала, глядя в спортзал, где погиб ее внук:
– Спасайся! Убегай!
И упала. А когда к ней подбежали парни в черных майках, она пришла в себя и стала яростно отбиваться.
– Ваше молчание! – кричала она парням. – Ваша трусость! Будьте вы все прокляты!
– Зачем ты меня здесь оставил? – причитала другая пожилая женщина у портрета семилетнего мальчика. – Я скоро к тебе приду, только бы мне попасть туда, где ты!
– Почему эти дети умерли? – спрашивал маленький мальчик своего папу, выходя из спортзала.
– Потому что их убили злые дяди, Алан, – отвечал тот.
– А почему злых дядей сначала не убили? – спрашивал Алан.
– Потому что нам не дали это сделать другие злые дяди, – ответил отец.
Потом все поехали на новое бесланское кладбище. Под звук метронома в динамике зачитали имена заложников, бойцов спецназа и сотрудников МЧС, погибших в школе. Зачитывали полчаса, и все, кто был на кладбище, стояли молча, опустив головы. Потом первоклассники выпустили в небо 334 белых шарика. Подхваченные воздушным потоком, они, казалось, медленно танцуют, поднимаясь в небо. Над кладбищем снова раздались рыдания.
На это кладбище, казалось, пришла вся Осетия. Здесь были чиновники и простые люди, и все стояли рядом. Глядя на это, можно было понять, чем отличается бесланский теракт от трагедии на Дубровке. Про «Норд-Ост» москвичи быстро забыли. Про Беслан Осетия не забудет никогда. Даже первые лица республики в один голос говорят о том, что недовольны расследованием теракта в Беслане.
– Мы не можем быть довольны расследованием, – сказал мне министр по делам национальностей Северной Осетии Таймураз Касаев. – Слишком очевидно, что виновных гораздо больше, чем один Кулаев. [14]Целый месяц группа боевиков находилась под Пседахом, им наверняка помогали местные – давали продукты и воду, но ФСБ, у которой везде агенты, ничего об этом не знала. Пока не будет проведено объективное расследование и не накажут виновных, Беслан будет лихорадить.
Вечером в Доме культуры Беслана матери продемонстрировали фильм, который сделали специально для президента России. Фильм был смонтирован из кусков видеозаписей штурма и судебных заседаний по делу Нурпаши Кулаева. Из показаний свидетелей стало ясно, что на содержание батальона милиции, охранявшего осетино-ингушскую границу, не хватило всего 700 тыс. рублей и это подразделение распустили; что ФСБ предупреждала об угрозе теракта в августе 2004 года, но не в Осетии, а в Чечне или Ингушетии; что после того как осетинские силовики были переведены на усиленный режим несения службы, школы в Осетии никем не охранялись. Из этих показаний также следовало, что осетинские чиновники даже не знали, кто руководил оперативным штабом и кто в него входил, а руководитель штаба, бывший начальник республиканского управления ФСБ Валерий Андреев путался в показаниях, утверждая, что возглавил штаб только 2 сентября, хотя 1 сентября он тоже принимал решения. «Осуществлялась координация действий всех антитеррористических структур, и определить, в компетенции какой структуры эта операция, было трудно, – заявлял господин Андреев. – Поэтому и руководитель штаба не был назначен сразу».
– Был совершен беспрецедентный теракт, – сказала в кадре руководитель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева. – Он требовал беспрецедентной координации силовых структур, но этого не произошло.
Не было и объективного расследования этого теракта. В очередной раз после трагедии не были извлечены уроки. Никто не задумался о том, что молчание по Беслану приведет к новым терактам в нашей стране.
Этот фильм матери Беслана отправят президенту Путину.
– Вы так и не приняли меры по наказанию виновных, – обратились они к президенту. – Но мы до сих пор ждем, что вы их примете.