- А именно? - спрашиваю. - Что вас тревожит?
- Меня тревожит призыв. Я уверил своего Ташраца, что хотя у вашего Мойше-Нисла совсем молодое дитя, кровь с молоком, но призыва он не боится... Сказал даже, что он уже покончил с призывом...
- Что вы такое болтаете, реб Ошер? - спрашиваю я своего компаньона. Какой такой призыв? Откуда?
А он опять:
- Разрешите, реб Менахем-Мендл! Меня зовут реб Ошер!..
- Вы можете, - отвечаю я, - восемнадцать раз называться реб Ошер, и все же я не понимаю, о чем вы говорите! Что это вы лопочете: "Призыв - шмизыв..." Откуда у моего Мойше-Нисла взялся призыв? Женщины, по-вашему, тоже отбывают воинскую повинность?
- Что значит женщины? - говорит мне Ошер. - А где же сын вашего Мойше-Нисла?
- Откуда, - отвечаю, - у Мойше-Нисла возьмется сын, когда всего-то-навсего у него одна-единственная дочь? Од-на-един-ствен-ная!
- Значит, - говорит он, - выходит, что и у вас девица? Позвольте, но ведь мы же говорили о женихе!
- Конечно, о женихе! Но я иначе и не думал, что женихова сторона - это вы!
- Из чего следует, - говорит он, - что женихова сторона - это я?
- А из чего следует, - отвечаю я, - что женихова сторона - это я?
- Почему вы не предупредили меня, что у вас девица?
- Ну, а вы предупредили меня, что у вас девица?
Тут он рассердился и говорит:
- Знаете, что я вам скажу, Менахем-Мендл? Вы такой же сват, как я раввин!
- А из вас, - отвечаю, - такой же сват, как из меня раввинша!
Слово за слово... Он мне: "Растяпа!" Я ему: "Лгун!" Он мне: "Рохля!" А я ему: "Обжора!" Он мне: "Менахем-Мендл!" Я ему: "Пьянчуга!" Это его, конечно, задело, он мне - пощечину, а я его - за бороду... Скандал, упаси бог!
Понимаешь? Столько расходов, и времени, и трудов... А позор-то какой! Все местечко сбежалось полюбоваться на сватов-ловкачей, которые сосватали двух девиц! Но Ошер этот самый - черт бы его побрал! - сразу же исчез, меня оставил одного рассчитываться с хозяйкой за ужин, который я заказал на восемь персон. Счастье, что мне удалось улизнуть вовремя, до того как родители обеих невест приехали в Жмеринку. Что там творилось с ними, я не знаю. Но представляю себе. Так вот, поди будь пророком, знай, что этот сват, - провались он сквозь землю! - такая пустельга, черт бы его побрал! Такая ветряная мельница! Говорит, разъезжает, носится, дает депеши, а в конце концов? Обе девицы! Раз навсегда, дорогая моя, не везет, хоть живым в воду! И потому что я очень пришиблен, я пишу на сей раз кратко. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Кланяйся сердечно деткам, по которым я сильно стосковался, тестю, и теще, и каждому в отдельности
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Господь поражает, господь и исцеляет. Едучи из Жмеринки, я думал, что небо уже свалилось на меня. Было бы у меня на дорогу, я бы уже кое-как добрался до дому, в Касриловку. Но как я ни считал, выходило, что я обязательно застряну тде-нибудь в пути, хоть ложись поперек рельсов. Но на то и бог! В вагоне знакомлюсь с каким-то чудаком, который штрафует* людей от смерти. Он уговаривает меня, обещает золотые горы, лишь бы я стал агентом. Что такое агент и как штрафуют людей от смерти, - писать долго, а я уж и так хватил через край. Оставляю это до другого раза.
Тот же.
Конец пятой книги
1900 - 1909
ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ
(Менахем-Мендл - агент)
Менахем-Мендл с дороги - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она со всеми домочадцами!
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
Во-вторых, да будет тебе известно, дорогая моя жена, что мне пришлось исчезнуть, то есть удрать. Я только что выпутался из большой беды! Надо бога благодарить! Чуть-чуть в кутузку не угодил и, бог знает, чем бы все это кончилось. Об арестантских ротах и говорить не приходится, - пахло каторжной Сибирью, хотя виноват я столько же, сколько и ты. Как твоя мама говорит: "Придет беда - отворяй ворота!" Сейчас, когда господь бог помог, и я вовремя вырвался, как из огня, я хочу написать тебе обо всем подробно. От начала до конца.
Из предыдущего моего письма, ты, наверное, поняла, в каком я очутился положении после того, как сосватал двух девиц... Я тогда думал, что все кончено! Нет больше Менахем-Мендла! Но встретился я с одним типом, с агентом-инспектором из "Эквитебеля"*, который штрафует людей от смерти и зарабатывает на этом крупные деньги. Он достал книжку и показал мне, скольких людей он уже заштрафовал от смерти, и сколько человек у него уже умерло. А это такое дело, что чем больше умирают, тем лучше - и для покойников и для живых. Ты, пожалуй, спросишь, в чем тут смысл? А смысл простой! Например, взял "Эквитебель" и заштрафовал меня от смерти на десять тысяч рублей. Я должен платить за это всего каких-нибудь двести - триста рублей в год - до самой смерти. Так что одно из двух: если я умер, упаси бог, в первый же год, - твое счастье: десять тысяч на улице не валяются! А если я живу, то - счастье "Эквитебеля". Служит там бесконечное количество людей, все больше евреев, у которых тоже имеются жены и дети и которые тоже хотят жить. Но меня это не касается. Беда, однако, в том, что не каждый может быть агентом. Агент должен быть первым долгом хорошо одет, но по-настоящему - хорошо! Приличный костюм, воротник и манжеты - хотя бы бумажные, но обязательно белые, красивый галстук, ну, а о шляпе говорить не приходится. А главное - это разговор. Агент обязан уметь говорить. Это значит, он должен уметь разговаривать, уговаривать, переговаривать, заговаривать, говорить до тех пор, пока человек не почувствует, что ему необходимо заштрафоваться от смерти. А больше ничего не нужно. Словом, мой агент-инспектор нашел, что из меня должен выйти хороший агент, замечательный "инквизитор"...*
Теперь, дорогая моя, я должен тебе объяснить разницу между агентом-инспектором и агентом-инквизитором. Агент-инквизитор - это просто агент, который штрафует людей от смерти, а агент-инспектор - это уже старший, который сам агентов делает. Затем имеется еще "кружной"* агент-инспектор, который делает агентов-инспекторов, а надо всеми этими инквизиторами, инспекторами и "кружными" существует начальник, которого называют "генерал-инспектором". Старше его нет никого на свете. Понятно, для того, чтобы стать "генералом", нужно сначала быть "инквизитором", потом инспектором, затем "кружным" и так далее. А уж когда бог поможет и дослужишься до генерала, тогда ты обеспечен заработком на всю жизнь. Есть, говорят, генералы, которые не меньше тридцати тысяч в год проживают. Словом, он стал меня уговаривать сделаться агентом. И я подумал: а чем я рискую? Одно из двух: пойдет так пойдет, а нет так нет. "Масла, - говорит он, - я в это дело не кладу. Наоборот, я еще получаю, - говорит он, - "аванс", то есть мне дают задаток в счет моей работы, чтобы я имел на расходы, на новый костюм и на покупку портфеля". В таком случае это и вовсе не плохая комбинация! И я дал себя уговорить и сделался, в добрый час, агентом.
Однако это не так скоро делается, как говорится. Чтобы стать агентом, надо прежде всего повидаться с генералом, потому что покуда генерал не подпишет, все это гроша ломаного не стоит. И вот он, инспектор то есть, взял и на свой счет привез меня в Одессу к генералу "Эквитебеля", который распоряжается двадцатью с лишним губерниями и имеет в своем подчинении, говорят, восемнадцать сотен агентов.
Описать тебе величие этого генерала просто невозможно. То есть сам по себе он не так уж велик, но шум вокруг него велик. Глаза у него большие и острые, а личико светлое, щечки розовые и звать его Евзером. Контора генерала занимает целый дом: комнаты, комнаты, комнаты. Множество столов и стульев, книг и бумаг, агенты толкутся, шум, гам, депеши летят во все стороны столпотворение! Пока добьешься к самому генералу, надо пройти через все семь кругов ада.
Я весь помертвел, когда меня ввели к этому Евзеру, хотя он пригласил меня сесть, угостил папиросой и расспросил обо всем: кто я такой, и что я такое, и чем занимаюсь... Я рассказал ему все, от начала до конца: как я ехал в Кишинев и очутился в Одессе, как торговал "Лондоном", а потом попал в Егупец, вертелся там на бирже, покупал и продавал "Путивль", "лилипутов" и другие "бумажки", до миллионов добирался, а потом как я, не теперь будь сказано, сделался маклером по сахару и по деньгам, по домам и имениям, по лесам и заводам, и как я потом стал сватом и даже писателем, словом, ворочал делами, горел, пылал, трещал на весь мир, и как все это кончилось плохо, дальше некуда...
Выслушал меня генерал, Евзер то есть, поднялся, положил руку мне на плечо и сказал:
- Знаете, что я вам скажу, господин Менахем-Мендл? Вы мне нравитесь. Имя у вас славное, а говорить вы, слава богу, мастер! Предсказываю, что со временем вы будете крупным агентом, очень крупным! Пока получите аванс, выезжайте в свет: по еврейским городам и местечкам, - вас там все знают, - и дай бог счастья!..
И действительно. Получив у них деньги, я тут же облачился в царские одежды. Ты бы меня, наверное, не узнала. Портфель я купил себе большой. Насовали мне в него книжек и бумаг - целый транспорт, и я пустился в свет!
Прежде всего отправился в Бессарабию - счастливый уголок! Там, говорят, можно дела делать - штрафовать и штрафовать! И должно же так случиться, что как раз на эти дни пришлась годовщина смерти отца. Я остановился от поезда до поезда в каком-то захолустном местечке, черт бы его взял! Я и не знал, что местечко это славится своими озорниками, нахалами, доносчиками и ябедниками. Сгореть бы ему до того, как я его узнал! Но уж если суждено несчастье, - так именно в этом местечке надо было мне остановиться и попасть в такое болото, господи, спаси и помилуй! Чуяло мое сердце, что добром это не кончится. Но когда нужно прочесть поминальную молитву, так ведь от этого не откажешься!
Пошел я в синагогу и попал как раз к вечерней молитве. Когда помолились, подходит ко мне служка и спрашивает:
- Годовщина?
- Годовщина! - отвечаю.
- Откуда будете?
- С белого света, - говорю.
- Как ваше имя?
- Менахем-Мендл.
- Привет вам! - говорит он и здоровается со мной, а за ним и все молящиеся.
Окружили меня со всех сторон и начали выспрашивать: кто я такой, и откуда, и чем занимаюсь?
- Я - агент! - говорю.
- По каким делам? - спрашивают. - По машинам?
- Нет, - отвечаю. - Я агент-инквизитор от "Эквитебеля".
- Это что еще за напасть? - спрашивают они.
- Я обеспечиваю людей после смерти.
И объясняю им, что это значит и как штрафуют людей от смерти. А те стоят с раскрытыми ртами, как если бы им рассказывали, что на небе - ярмарка.
Среди них я заметил двоих людишек: один из них высокий, тощий, весь какой-то изогнутый, и нос у него тоже изогнутый и лоснящийся. И манера у этого человечка во время разговора выдергивать по одному волосы из бородки. Второй невысокого роста, коренастный, черный, как цыган, с одним глазом - вороватым и все время глядящим куда-то в сторону. И как бы серьезно он ни говорил, все кажется, что он ухмыляется. Эти двое, видимо, хорошо раскумекали, что значит штрафовать людей от смерти: они как-то странно все время переглядывались и пробормотали один другому: "Будет дело!"
Я сразу же сообразил, что этих двух нельзя равнять с остальными: они понимают дело и с ними можно столковаться.
И действительно, как только я вышел из синагоги, они пошли следом и обратились ко мне:
- Куда вы так спешите, реб Менахем-Мендл? Погодите минуточку, мы хотим у вас кое-что спросить. Вы собираетесь у нас, в этой дыре, дело делать?
- А почему бы и нет? - спрашиваю.
- С нашими евреями? - говорит долговязый с изогнутым носом.
А тот, с глазком, подхватил:
- С евреями хорошо кугель кушать!
- Что же прикажете делать? - говорю я.
- Дело надо делать с помещиками!
- Дай им бог здоровья! - подхватил одноглазый.
Идем мы таким образом и разговариваем. А когда говорят, - можно и договориться. Оказывается, что у них сокровище - барин, молдаванин, богатый хозяин, который дает им подзаработать. Вот они и думают, что его можно было бы заштрафовать на кругленькую сумму...
- Ну что ж! С удовольствием! А ну-ка, возьмитесь за это дело, и давайте поработаем вместе... Я не жадный...
И решено было, что завтра утром в синагоге они передадут мне ответ их барина молдаванина. Они только просили все сохранить в тайне, не проговориться в заезжем доме, что мы виделись и затеяли вместе дело.
Как только рассвело, я поторопился в синагогу. Помолился, а моих типов нет. Подождал, покуда помолилась новая партия прихожан, - нету моих людей. Почему я, дурень, не спросил, как их звать, где они живут? Подойти к служке и спросить, - боюсь, ведь я же дал слово все сохранить в тайне. И только, когда все помолились, они пожаловали. Увидал я их, и сердце у меня екнуло от радости. Однако подойти к ним и спросить, как обстоит дело, - воздержался. Это неудобно. Помолившись наспех, они пошли. Я за ними.
- Ну? - спрашиваю.
А они мне:
- Помалкивайте. Не говорите на улице. Вы не знаете нашего города, сгореть бы ему! Вы идите лучше следом за нами к нам домой. Там сделаем дело, а кстати, и закусим...
Так говорит долговязый, что с изогнутым носом, делает какой-то знак одноглазому, и тот исчезает. А мы вдвоем идем какими-то мрачными закоулками, он впереди, а я за ним. Наконец господь помог, и мы благополучно прибыли.
Вошли мы в темную, закопченную избушку со множеством мух на стенах и на потолке, с размалеванным "востоком"*, с красной скатертью на столе, с лампой, обвешанной поблекшими бумажными цветами... Возле печи стояла маленькая женщина-замухрышка с бледным перепуганным лицом. Женщина испуганно поглядела на мужа, а тот, проходя мимо, бросил: "Кушать!" - и в одно мгновение на столе появилась другая скатерть, булка, водка и закуска. Прошло немного времени, и вошел одноглазый, а следом за ним вкатился человечище пудов двенадцать весом, с большим синим носом, с огромными волосатыми ручищами и парой странных ног, сверху довольно толстых, а книзу все тоньше и тоньше. Нелегко им, должно быть, таскать такую тушу.
Это и был тот самый барин молдаванин. Увидав на столе бутылку водки, он жирным голосом выдавил из жирного брюха:
- Оце добре дiло!
Выпив по рюмочке (барин выпил две), оба типа заговорили с ним насчет пшеницы и ржи, а между делом одноглазый шепнул мне на ухо:
- Набит деньгами, как мешок! У него чуть ли не тысяча четвертей хлеба, не считая овса... Вы не смотрите, что он так одет: скряга!
А второй, долговязый, все время советует барину хлеб не продавать, потому что пшеница будет в цене. Лучше весь хлеб приберечь до зимы.
- Оце добре дiло! - повторяет барин, раз за разом опрокидывает рюмку и, закусывая, будто с голодухи, отдувается губами и носом. После еды долговязый мне говорит:
- Теперь можете потолковать с барином о вашем деле...
Сели мы с ним в уголок, и я разговорился, - сам не знаю, откуда что взялось! Я объяснил ему, как важно каждому человеку штрафоваться, будь он хотя бы богат, как Крез. "Наоборот, чем богаче человек, тем, - говорю я, - нужнее, чтобы он заштрафовался, потому что богатому, когда он на старости лет теряет свои капиталы, в тысячу раз хуже, чем бедняку. Бедняк, - говорю я, - свыкся со своей нищетой, а богатый, если останется, упаcи бог, без денег, хуже, чем покойник! Як написано у нас, - говорю я ему, - "Они хошув кимес", - значит: бедный хуже, як мертвый. А потому, - говорю я, - ваше благородье, заштрафируйте соби от смерти, - через сто двадцать лет, - на десять тысяч!!!"
- Оце добре дiло! - отвечает барин и отдувается, как кузнечный мех.
Чувствую, что желание говорить разгорелось во мне со страшной силой, хочу продолжать, но долговязый обращается ко мне:
- Довольно звонить! Доставайте бумагу, нарисуйте что требуется...
Одноглазый подает мне чернила и перо, и я проделываю все, что полагается. А когда дошло до подписи, мой барин, бедняга, здорово попотел, пока изобразил свое имя. Потом мы пошли с ним к доктору, чтобы тот его осмотрел, я получил задаток, выдал квитанцию и - дело сделано.
Пришел под вечер в заезжий дом в хорошем настроении, заказал ужин. Хозяин спрашивает:
- Что у вас хорошего?
- Ничего особенного.
- Можно вас поздравить?
- А с чем? - спрашиваю я.
- С дельцем, которое вы тут обделали...
- С каким дельцем? - прикидываюсь я дурачком.
- С барином! - говорит он.
- С каким барином?
- С толстым барином...
- А откуда, - спрашиваю, - вы знаете, что я сделал дело с барином?
- Это такой же барин, - говорит он, - как я жена раввина...
- А кто же он такой?
- Свинья рогатая! - говорит хозяин и смеется мне прямо в лицо.
Тогда я подсел к нему и стал спрашивать, умолять, чтобы он мне сказал, что значит "свинья рогатая", и откуда он знает, где я был и что я делал?
Словом, он, по-видимому, понял, что я тут ни сном, ни духом не виноват. Пожалел он меня, заперся со мной в отдельной комнате и стал рассказывать о моих компаньонах такие вещи, что у меня волосы дыбом встали. Оказывается, что эти двое - просто жулики, бандиты, каких свет не видал.
- Они, - говорит он, - за свою жизнь столько уголовных дел совершили, что если бы их поймали, то отправили бы невесть куда... Их счастье, что каждый раз они выставляют вместо себя кого-нибудь третьего, а сами остаются в стороне... Этот барин, которого они вам представили, как богатого молдаванина, всего-навсего простой "лапацон", пьянчуга, каких мало, а тот, кого вы заштрафовали, - либо готовится богу душу отдать, либо давно уже у господа бога в раю... Понимаете, чем это пахнет?
У меня душа в пятки ушла! Мне только того и недоставало, как попасть надолго в тюрьму! Я не стал откладывать, тут же побежал на станцию, чтобы удрать, куда глаза глядят. Я даже видеться не пожелал больше с моими типами. Пусть они провалятся сквозь землю со своим барином, со всей Бессарабией и со всем этим штрафованием людей от смерти, которое может привести к несчастью... Дай бог лучших дел! Прибыть бы мне благополучно на место. Но так как я собираюсь в дальний путь, то пишу тебе кратко. Даст бог, из Гамбурга напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Привет милым деткам. Дай им бог здоровья и сил и дай бог свидеться при более веселых обстоятельствах! Привет тестю, и теще, и каждому в отдельности.
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Я совсем забыл написать тебе, куда я еду. Дорогая моя жена, я еду в Америку. Не один, - целая компания едет. То есть едем мы, собственно, в Гамбург, а уж оттуда в Америку. Почему в Америку? Потому что в Америке, говорят, неплохо живется. Золото, говорят, там на улицах валяется. Деньги там считают на доллары, а люди там в большом почете: червонец - человек! А уж о евреях и говорить не приходится, - они там в ступе на самом верху... Все меня обнадеживают, что в Америке я, с божьей помощью, буду процветать! Весь мир едет в Америку, потому что здесь делать нечего. Совсем нечего! Кончились все дела. А уж если все едут, почему же мне не ехать? Чем я рискую? Но только ты не огорчайся, дорогая моя, и не подумай обо мне дурного! Поверь моему слову, что я, упаси бог, не забуду ни тебя, ни наших деток, дай им бог здоровья! Я буду трудиться день и ночь, никакой работы не испугаюсь, и как только господь мне поможет и мне повезет, а мне обязательно повезет, я в этом уверен так же, как и в том, что сейчас день на белом свете, - я пришлю шифскарты* для тебя и для детей, заберу вас сюда, и будешь ты у меня жить в почете, как графиня, все самое лучшее доставлю тебе, пылинке не дам на тебя упасть. Да и пора уже, право, чтобы и ты пожила в свое удовольствие! Только не горевать и не принимать близко к сердцу, - ибо велик наш бог!..
Тот же.
Конец шестой книги
1900 - 1907
ПРИМЕЧАНИЯ
Книга "Менахем-Мендл" состоит из шести книг или серий писем Менахем-Мендла, которые писались и печатались Шолом-Алейхемом в периодических изданиях и отдельными книжками начиная с 1892 года по 1903 год. Окончательно книга была отредактирована им и подготовлена к печати в 1909 году, к изданию юбилейного собрания сочинений (25-летие писательской деятельности Шолом-Алейхема было широко отмечено в 1908 году), см. предисловие автора "Ко второму изданию", помещенное впереди текста.
Шолом-Алейхем и в последующие годы продолжал писать и печатать в периодической прессе серии писем Менахем-Мендла, через которые автор откликался на жгучие вопросы современности, но обработать и издать их отдельной повестью он не успел, и они до сего времени самостоятельным изданием не выходили.
"ЛОНДОН"
Первая серия писем Менахем-Мендла "Лондон" написана Шолом-Алейхемом в 1892 году и напечатана в изданном им выпуске "Колмевасер цу дер "Юдишер фолкс-библиотек" ("Извещение к "Еврейской народной библиотеке"), Одесса, 1892. Шолом-Алейхем собирался издать третью книгу сборника "Еврейской народной библиотеки", но из-за отсутствия средств издал только означенный маленький выпуск.
Касриловка - во многих произведениях Шолом-Алейхема вымышленное название местечка (городка) с густым еврейским населением. Это заброшенная беспросветная глушь, населенная в основном беднотой. Обитатели Касриловки "касрилики" - считают себя солью земли, но их представления и суждения о большом мире чрезвычайно наивны и смешны.
"Госы" - ценные бумаги, цена которых на подъеме. "Бесы" - ценные бумаги, цена которых падает.
"Стеллаж" - биржевая сделка, при которой покупатель обязуется: 1) принять от продавца обусловленные ценные бумаги и оплатить их стоимость; 2) если он их оставляет у продавца, то он должен оплатить курсовую разницу (диференц); если он отказывается от сделки, то он должен уплатить неустойку (премия).
...прозвали "Гамбетта". - Гамбетта Леон Мишель (1838-1882) - известный французский буржуазный политический деятель.
Бисмарк (1815-1898) - князь, представитель немецкого юнкерства, известный государственный деятель второй половины XIX века. С 1861 года -председатель кабинета министров и министр иностранных дел Пруссии, а с 1871 года, после разгрома Франции и объединения Германии - канцлер Германской империи.
...восточной стены там нет. - В обычных (не "хоральных") синагогах места для сидения вдоль восточной стены считаются самыми почетными, при этом люди сидят спиной к стене.
...кантор ходит с бритой мордой... - Это свидетельствует о его недостаточной набожности, так как закон еврейской религии запрещает брить бороду.
Блейхредер - миллиардер, один из крупнейших банкиров в Германии того времени. Организовал Бисмарку заем для войны с Францией.
"БУМАЖКИ"
Вторая серия писем Менахем-Мендла "Бумажки" написана Шолом-Алейхемом в 1895 году и напечатана в сборнике "Дер Хойзфрайнд" ("Друг дома"), историко-литературная книга, том пятый, Варшава, 1896.
"Ангажирую" - в данном случае - "заказываю".
"Путивль" - предполагается вероятно "Путилов", то есть акции Путиловского завода.
Бойберик - подразумевается Боярка - дачное местечко возле Киева.
...в Егупце мне жить нельзя. - При царизме в Киеве евреям было запрещено жить.
Казни египетские - десять казней, которыми, согласно библейской легенде, бог наказал египетского фараона за то, что он не хотел освободить израильтян.
"Девендент" (дивиденд) - часть прибыли акционерного общества, которая выплачивается держателям акций.
"Первогильдейцы" - евреи - купцы первой гильдии (разряды, на которые делилось купечество царской России в зависимости от имущественного ценза) имели право жить в Киеве.
"Благословен сотворивший огненные светила!" - В данном случае имеется в виду: сам поджег.
Бродский - известный до революции киевский крупный капиталистсахарозаводчик.
"Картаж" (куртаж) - вознаграждение посреднику, маклеру при биржевых сделках.
"Крадеж" - то есть воровство; ироническое выражение, как рифма к "картаж".
"А-ля бес" - на снижение цен.
"А-ля гос" - на повышение цен.
...шмардованцев! - иронически, вместо "карбованцев" (укр.) - рублей.
Содом - согласно библейской легенде, город, разрушенный богом за грехи, которые в нем творились.
МИЛЛИОНЫ
Самая большая серия писем Менахем-Мендла, написана Шолом-Алейхемом в продолжение 1899 - 1900 годов и напечатана в ряде номеров еврейского еженедельника "Дер Юд" ("Еврей") за 1899 - 1900 годы.
Титус - Тит Флавий (римский император, покоривший Иудею и разрушивший Иерусалим в 70 году н. э.), слывший у евреев самым крупным разбойником, злодеем.
Учет (дисконт) векселей - банковская операция при капитализме; состоит в получении ссуды под залог срочных векселей (денежных обязательств) третьих лиц с условием выкупа их в случае неоплаты в срок векселедателем.
Выкрест(-ка) - еврей(-ка), крестившийся и перешедший(-ая) в христианство. Это явление, а также брак с неевреем считались самыми позорными и прощению не подлежали. Об этих явлениях также рассказывается в "Тевье-молочник" и "С ярмарки". (Прим. Б. Бердичевского).
Демиевка, Слободка - районы в Киеве.
Сионизм - еврейское буржуазно-националистическое реакционное, впоследствии контрреволюционное политическое течение, возникшее в 80-х годах XIX века. "Теоретиком" и главным глашатаем этого течения был доктор Герцель австрийский писатель (1860-1904).
(Именно в таком духе принято было считать в то время согласно советскому официозу! На самом деле сионизм - движение евреев, стремящихся вернуться на свою историческую родину - в Израиль, в описываемое время называвшейся Палестиной. Теодор Герцль - великий политический и государственный деятель, стоявший во главе этого движения. - Прим. Б. Бердичевского).
"...насчет Дрейфуса?" - Нашумевшее во второй половине 90-х годов XIX века "Дело Дрейфуса", всколыхнувшее общественность Франции, состояло в том, что французские реакционеры и антисемиты возвели ложное обвинение в шпионаже на офицера французского генерального штаба еврея Дрейфуса. Единственным документом обвинения был список ("бордеро") секретных документов генштаба, который автор предлагал передать германскому военному атташе (автором этого списка в действительности был другой офицер, француз Эстергази). Дрейфус был осужден, просидел в тюрьме и ссылке много лет, но впоследствии реабилитирован благодаря протестам социалистической и либеральной общественности Франции (Жореса, Э. Золя, А. Франса и др.). В рассказе Менахем-Мендла об этом деле события перепутаны и их фактическое развитие не передано.
Ротшильд - в данном случае парижский Ротшильд - владелец парижского банкирского дома, один из крупнейших магнатов финансового капитала.
ПОЧТЕННАЯ ПРОФЕССИЯ
Серия писем Менахем-Мендла, написанная Шолом-Алейхемом в 1903 году, была напечатана под названием "Новая профессия" в ежедневной газете "Дер Фрайнд" ("Друг") в 1903 году, переработана под настоящим названием в 1909 году.
"Фленция" - то есть инфлуенца - болезнь; то же, что грипп.
"Голенар" (вместо "гонорар") - по-еврейски это означает - круглый дурак.
Коллектор - так называли в то время агентов по распространению выигрышных лотерейных билетов.
Литвак - то есть литовско-белорусский еврей.
...Муж ее был солдатом... - вероятно, "николаевским" солдатом или его потомком. По законам царского правительства евреям, прослужившим 25 лет в армии при Николае I, и их потомкам разрешалось проживать во всех местах Российской империи, даже там, где евреям это было запрещено.
НЕ ВЕЗЕТ!
Письмо Менахем-Мендла написано Шолом-Алейхемом в 1900 году; впервые напечатано в еженедельнике "Дер Юд" ("Еврей") в 1901 году под названием "Дрейфус второй"; переработано под настоящим названием в 1909 году.
Просвещенец - в данном случае: светски образованный человек в противоположность окончившему религиозное училище.
Носит дома шапку - то есть набожный человек, так как по закону еврейской религии запрещено ходить с непокрытой головой, а также писать в субботний день.
Приверженец Садагоры - то есть приверженец садагорского цадика.
...наполовину немец... - то есть не придерживающийся обычаев религиозных евреев в смысле одежды и внешнего вида.
Короткие пейсы - подстриженные волосы на висках. По еврейскому религиозному закону замещено брить или стричь волосы бороды и висков.
Зачетная квитанция - денежная квитанция, освобождавшая держателя от воинской повинности при царизме.
Иосиф-прекрасный, Соломон-мудрый - библейские персонажи.
...штрафует... - искаженное "страхует".
ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ
Письмо Менахем-Мендла написано Шолом-Алейхемом в 1900 году; напечатано впервые в еврейском еженедельнике "Дер Юд" ("Еврей") в 1901 году; окончательно переработано в 1909 году.
"Эквитебель" - точнее: Эквитебль - название страхового общества в дореволюционной России.
Инквизитор - искаженное "активизитор" - агент по привлечению новых объектов страхования.
"Кружной" - искаженное "окружной".
...с размалеванным "востоком"... - Во многих домах религиозных евреев было принято на восточной стене, к которой становятся лицом во время молитвы, вешать вышитую или нарисованную картину в рамке, на которой изображен пейзаж или орнамент с надписью "восток", или даже целый стих из библии.
Шифскарты - проездные билеты на океанском пароходе.
1 Этюды.
- Меня тревожит призыв. Я уверил своего Ташраца, что хотя у вашего Мойше-Нисла совсем молодое дитя, кровь с молоком, но призыва он не боится... Сказал даже, что он уже покончил с призывом...
- Что вы такое болтаете, реб Ошер? - спрашиваю я своего компаньона. Какой такой призыв? Откуда?
А он опять:
- Разрешите, реб Менахем-Мендл! Меня зовут реб Ошер!..
- Вы можете, - отвечаю я, - восемнадцать раз называться реб Ошер, и все же я не понимаю, о чем вы говорите! Что это вы лопочете: "Призыв - шмизыв..." Откуда у моего Мойше-Нисла взялся призыв? Женщины, по-вашему, тоже отбывают воинскую повинность?
- Что значит женщины? - говорит мне Ошер. - А где же сын вашего Мойше-Нисла?
- Откуда, - отвечаю, - у Мойше-Нисла возьмется сын, когда всего-то-навсего у него одна-единственная дочь? Од-на-един-ствен-ная!
- Значит, - говорит он, - выходит, что и у вас девица? Позвольте, но ведь мы же говорили о женихе!
- Конечно, о женихе! Но я иначе и не думал, что женихова сторона - это вы!
- Из чего следует, - говорит он, - что женихова сторона - это я?
- А из чего следует, - отвечаю я, - что женихова сторона - это я?
- Почему вы не предупредили меня, что у вас девица?
- Ну, а вы предупредили меня, что у вас девица?
Тут он рассердился и говорит:
- Знаете, что я вам скажу, Менахем-Мендл? Вы такой же сват, как я раввин!
- А из вас, - отвечаю, - такой же сват, как из меня раввинша!
Слово за слово... Он мне: "Растяпа!" Я ему: "Лгун!" Он мне: "Рохля!" А я ему: "Обжора!" Он мне: "Менахем-Мендл!" Я ему: "Пьянчуга!" Это его, конечно, задело, он мне - пощечину, а я его - за бороду... Скандал, упаси бог!
Понимаешь? Столько расходов, и времени, и трудов... А позор-то какой! Все местечко сбежалось полюбоваться на сватов-ловкачей, которые сосватали двух девиц! Но Ошер этот самый - черт бы его побрал! - сразу же исчез, меня оставил одного рассчитываться с хозяйкой за ужин, который я заказал на восемь персон. Счастье, что мне удалось улизнуть вовремя, до того как родители обеих невест приехали в Жмеринку. Что там творилось с ними, я не знаю. Но представляю себе. Так вот, поди будь пророком, знай, что этот сват, - провались он сквозь землю! - такая пустельга, черт бы его побрал! Такая ветряная мельница! Говорит, разъезжает, носится, дает депеши, а в конце концов? Обе девицы! Раз навсегда, дорогая моя, не везет, хоть живым в воду! И потому что я очень пришиблен, я пишу на сей раз кратко. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Кланяйся сердечно деткам, по которым я сильно стосковался, тестю, и теще, и каждому в отдельности
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Господь поражает, господь и исцеляет. Едучи из Жмеринки, я думал, что небо уже свалилось на меня. Было бы у меня на дорогу, я бы уже кое-как добрался до дому, в Касриловку. Но как я ни считал, выходило, что я обязательно застряну тде-нибудь в пути, хоть ложись поперек рельсов. Но на то и бог! В вагоне знакомлюсь с каким-то чудаком, который штрафует* людей от смерти. Он уговаривает меня, обещает золотые горы, лишь бы я стал агентом. Что такое агент и как штрафуют людей от смерти, - писать долго, а я уж и так хватил через край. Оставляю это до другого раза.
Тот же.
Конец пятой книги
1900 - 1909
ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ
(Менахем-Мендл - агент)
Менахем-Мендл с дороги - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она со всеми домочадцами!
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
Во-вторых, да будет тебе известно, дорогая моя жена, что мне пришлось исчезнуть, то есть удрать. Я только что выпутался из большой беды! Надо бога благодарить! Чуть-чуть в кутузку не угодил и, бог знает, чем бы все это кончилось. Об арестантских ротах и говорить не приходится, - пахло каторжной Сибирью, хотя виноват я столько же, сколько и ты. Как твоя мама говорит: "Придет беда - отворяй ворота!" Сейчас, когда господь бог помог, и я вовремя вырвался, как из огня, я хочу написать тебе обо всем подробно. От начала до конца.
Из предыдущего моего письма, ты, наверное, поняла, в каком я очутился положении после того, как сосватал двух девиц... Я тогда думал, что все кончено! Нет больше Менахем-Мендла! Но встретился я с одним типом, с агентом-инспектором из "Эквитебеля"*, который штрафует людей от смерти и зарабатывает на этом крупные деньги. Он достал книжку и показал мне, скольких людей он уже заштрафовал от смерти, и сколько человек у него уже умерло. А это такое дело, что чем больше умирают, тем лучше - и для покойников и для живых. Ты, пожалуй, спросишь, в чем тут смысл? А смысл простой! Например, взял "Эквитебель" и заштрафовал меня от смерти на десять тысяч рублей. Я должен платить за это всего каких-нибудь двести - триста рублей в год - до самой смерти. Так что одно из двух: если я умер, упаси бог, в первый же год, - твое счастье: десять тысяч на улице не валяются! А если я живу, то - счастье "Эквитебеля". Служит там бесконечное количество людей, все больше евреев, у которых тоже имеются жены и дети и которые тоже хотят жить. Но меня это не касается. Беда, однако, в том, что не каждый может быть агентом. Агент должен быть первым долгом хорошо одет, но по-настоящему - хорошо! Приличный костюм, воротник и манжеты - хотя бы бумажные, но обязательно белые, красивый галстук, ну, а о шляпе говорить не приходится. А главное - это разговор. Агент обязан уметь говорить. Это значит, он должен уметь разговаривать, уговаривать, переговаривать, заговаривать, говорить до тех пор, пока человек не почувствует, что ему необходимо заштрафоваться от смерти. А больше ничего не нужно. Словом, мой агент-инспектор нашел, что из меня должен выйти хороший агент, замечательный "инквизитор"...*
Теперь, дорогая моя, я должен тебе объяснить разницу между агентом-инспектором и агентом-инквизитором. Агент-инквизитор - это просто агент, который штрафует людей от смерти, а агент-инспектор - это уже старший, который сам агентов делает. Затем имеется еще "кружной"* агент-инспектор, который делает агентов-инспекторов, а надо всеми этими инквизиторами, инспекторами и "кружными" существует начальник, которого называют "генерал-инспектором". Старше его нет никого на свете. Понятно, для того, чтобы стать "генералом", нужно сначала быть "инквизитором", потом инспектором, затем "кружным" и так далее. А уж когда бог поможет и дослужишься до генерала, тогда ты обеспечен заработком на всю жизнь. Есть, говорят, генералы, которые не меньше тридцати тысяч в год проживают. Словом, он стал меня уговаривать сделаться агентом. И я подумал: а чем я рискую? Одно из двух: пойдет так пойдет, а нет так нет. "Масла, - говорит он, - я в это дело не кладу. Наоборот, я еще получаю, - говорит он, - "аванс", то есть мне дают задаток в счет моей работы, чтобы я имел на расходы, на новый костюм и на покупку портфеля". В таком случае это и вовсе не плохая комбинация! И я дал себя уговорить и сделался, в добрый час, агентом.
Однако это не так скоро делается, как говорится. Чтобы стать агентом, надо прежде всего повидаться с генералом, потому что покуда генерал не подпишет, все это гроша ломаного не стоит. И вот он, инспектор то есть, взял и на свой счет привез меня в Одессу к генералу "Эквитебеля", который распоряжается двадцатью с лишним губерниями и имеет в своем подчинении, говорят, восемнадцать сотен агентов.
Описать тебе величие этого генерала просто невозможно. То есть сам по себе он не так уж велик, но шум вокруг него велик. Глаза у него большие и острые, а личико светлое, щечки розовые и звать его Евзером. Контора генерала занимает целый дом: комнаты, комнаты, комнаты. Множество столов и стульев, книг и бумаг, агенты толкутся, шум, гам, депеши летят во все стороны столпотворение! Пока добьешься к самому генералу, надо пройти через все семь кругов ада.
Я весь помертвел, когда меня ввели к этому Евзеру, хотя он пригласил меня сесть, угостил папиросой и расспросил обо всем: кто я такой, и что я такое, и чем занимаюсь... Я рассказал ему все, от начала до конца: как я ехал в Кишинев и очутился в Одессе, как торговал "Лондоном", а потом попал в Егупец, вертелся там на бирже, покупал и продавал "Путивль", "лилипутов" и другие "бумажки", до миллионов добирался, а потом как я, не теперь будь сказано, сделался маклером по сахару и по деньгам, по домам и имениям, по лесам и заводам, и как я потом стал сватом и даже писателем, словом, ворочал делами, горел, пылал, трещал на весь мир, и как все это кончилось плохо, дальше некуда...
Выслушал меня генерал, Евзер то есть, поднялся, положил руку мне на плечо и сказал:
- Знаете, что я вам скажу, господин Менахем-Мендл? Вы мне нравитесь. Имя у вас славное, а говорить вы, слава богу, мастер! Предсказываю, что со временем вы будете крупным агентом, очень крупным! Пока получите аванс, выезжайте в свет: по еврейским городам и местечкам, - вас там все знают, - и дай бог счастья!..
И действительно. Получив у них деньги, я тут же облачился в царские одежды. Ты бы меня, наверное, не узнала. Портфель я купил себе большой. Насовали мне в него книжек и бумаг - целый транспорт, и я пустился в свет!
Прежде всего отправился в Бессарабию - счастливый уголок! Там, говорят, можно дела делать - штрафовать и штрафовать! И должно же так случиться, что как раз на эти дни пришлась годовщина смерти отца. Я остановился от поезда до поезда в каком-то захолустном местечке, черт бы его взял! Я и не знал, что местечко это славится своими озорниками, нахалами, доносчиками и ябедниками. Сгореть бы ему до того, как я его узнал! Но уж если суждено несчастье, - так именно в этом местечке надо было мне остановиться и попасть в такое болото, господи, спаси и помилуй! Чуяло мое сердце, что добром это не кончится. Но когда нужно прочесть поминальную молитву, так ведь от этого не откажешься!
Пошел я в синагогу и попал как раз к вечерней молитве. Когда помолились, подходит ко мне служка и спрашивает:
- Годовщина?
- Годовщина! - отвечаю.
- Откуда будете?
- С белого света, - говорю.
- Как ваше имя?
- Менахем-Мендл.
- Привет вам! - говорит он и здоровается со мной, а за ним и все молящиеся.
Окружили меня со всех сторон и начали выспрашивать: кто я такой, и откуда, и чем занимаюсь?
- Я - агент! - говорю.
- По каким делам? - спрашивают. - По машинам?
- Нет, - отвечаю. - Я агент-инквизитор от "Эквитебеля".
- Это что еще за напасть? - спрашивают они.
- Я обеспечиваю людей после смерти.
И объясняю им, что это значит и как штрафуют людей от смерти. А те стоят с раскрытыми ртами, как если бы им рассказывали, что на небе - ярмарка.
Среди них я заметил двоих людишек: один из них высокий, тощий, весь какой-то изогнутый, и нос у него тоже изогнутый и лоснящийся. И манера у этого человечка во время разговора выдергивать по одному волосы из бородки. Второй невысокого роста, коренастный, черный, как цыган, с одним глазом - вороватым и все время глядящим куда-то в сторону. И как бы серьезно он ни говорил, все кажется, что он ухмыляется. Эти двое, видимо, хорошо раскумекали, что значит штрафовать людей от смерти: они как-то странно все время переглядывались и пробормотали один другому: "Будет дело!"
Я сразу же сообразил, что этих двух нельзя равнять с остальными: они понимают дело и с ними можно столковаться.
И действительно, как только я вышел из синагоги, они пошли следом и обратились ко мне:
- Куда вы так спешите, реб Менахем-Мендл? Погодите минуточку, мы хотим у вас кое-что спросить. Вы собираетесь у нас, в этой дыре, дело делать?
- А почему бы и нет? - спрашиваю.
- С нашими евреями? - говорит долговязый с изогнутым носом.
А тот, с глазком, подхватил:
- С евреями хорошо кугель кушать!
- Что же прикажете делать? - говорю я.
- Дело надо делать с помещиками!
- Дай им бог здоровья! - подхватил одноглазый.
Идем мы таким образом и разговариваем. А когда говорят, - можно и договориться. Оказывается, что у них сокровище - барин, молдаванин, богатый хозяин, который дает им подзаработать. Вот они и думают, что его можно было бы заштрафовать на кругленькую сумму...
- Ну что ж! С удовольствием! А ну-ка, возьмитесь за это дело, и давайте поработаем вместе... Я не жадный...
И решено было, что завтра утром в синагоге они передадут мне ответ их барина молдаванина. Они только просили все сохранить в тайне, не проговориться в заезжем доме, что мы виделись и затеяли вместе дело.
Как только рассвело, я поторопился в синагогу. Помолился, а моих типов нет. Подождал, покуда помолилась новая партия прихожан, - нету моих людей. Почему я, дурень, не спросил, как их звать, где они живут? Подойти к служке и спросить, - боюсь, ведь я же дал слово все сохранить в тайне. И только, когда все помолились, они пожаловали. Увидал я их, и сердце у меня екнуло от радости. Однако подойти к ним и спросить, как обстоит дело, - воздержался. Это неудобно. Помолившись наспех, они пошли. Я за ними.
- Ну? - спрашиваю.
А они мне:
- Помалкивайте. Не говорите на улице. Вы не знаете нашего города, сгореть бы ему! Вы идите лучше следом за нами к нам домой. Там сделаем дело, а кстати, и закусим...
Так говорит долговязый, что с изогнутым носом, делает какой-то знак одноглазому, и тот исчезает. А мы вдвоем идем какими-то мрачными закоулками, он впереди, а я за ним. Наконец господь помог, и мы благополучно прибыли.
Вошли мы в темную, закопченную избушку со множеством мух на стенах и на потолке, с размалеванным "востоком"*, с красной скатертью на столе, с лампой, обвешанной поблекшими бумажными цветами... Возле печи стояла маленькая женщина-замухрышка с бледным перепуганным лицом. Женщина испуганно поглядела на мужа, а тот, проходя мимо, бросил: "Кушать!" - и в одно мгновение на столе появилась другая скатерть, булка, водка и закуска. Прошло немного времени, и вошел одноглазый, а следом за ним вкатился человечище пудов двенадцать весом, с большим синим носом, с огромными волосатыми ручищами и парой странных ног, сверху довольно толстых, а книзу все тоньше и тоньше. Нелегко им, должно быть, таскать такую тушу.
Это и был тот самый барин молдаванин. Увидав на столе бутылку водки, он жирным голосом выдавил из жирного брюха:
- Оце добре дiло!
Выпив по рюмочке (барин выпил две), оба типа заговорили с ним насчет пшеницы и ржи, а между делом одноглазый шепнул мне на ухо:
- Набит деньгами, как мешок! У него чуть ли не тысяча четвертей хлеба, не считая овса... Вы не смотрите, что он так одет: скряга!
А второй, долговязый, все время советует барину хлеб не продавать, потому что пшеница будет в цене. Лучше весь хлеб приберечь до зимы.
- Оце добре дiло! - повторяет барин, раз за разом опрокидывает рюмку и, закусывая, будто с голодухи, отдувается губами и носом. После еды долговязый мне говорит:
- Теперь можете потолковать с барином о вашем деле...
Сели мы с ним в уголок, и я разговорился, - сам не знаю, откуда что взялось! Я объяснил ему, как важно каждому человеку штрафоваться, будь он хотя бы богат, как Крез. "Наоборот, чем богаче человек, тем, - говорю я, - нужнее, чтобы он заштрафовался, потому что богатому, когда он на старости лет теряет свои капиталы, в тысячу раз хуже, чем бедняку. Бедняк, - говорю я, - свыкся со своей нищетой, а богатый, если останется, упаcи бог, без денег, хуже, чем покойник! Як написано у нас, - говорю я ему, - "Они хошув кимес", - значит: бедный хуже, як мертвый. А потому, - говорю я, - ваше благородье, заштрафируйте соби от смерти, - через сто двадцать лет, - на десять тысяч!!!"
- Оце добре дiло! - отвечает барин и отдувается, как кузнечный мех.
Чувствую, что желание говорить разгорелось во мне со страшной силой, хочу продолжать, но долговязый обращается ко мне:
- Довольно звонить! Доставайте бумагу, нарисуйте что требуется...
Одноглазый подает мне чернила и перо, и я проделываю все, что полагается. А когда дошло до подписи, мой барин, бедняга, здорово попотел, пока изобразил свое имя. Потом мы пошли с ним к доктору, чтобы тот его осмотрел, я получил задаток, выдал квитанцию и - дело сделано.
Пришел под вечер в заезжий дом в хорошем настроении, заказал ужин. Хозяин спрашивает:
- Что у вас хорошего?
- Ничего особенного.
- Можно вас поздравить?
- А с чем? - спрашиваю я.
- С дельцем, которое вы тут обделали...
- С каким дельцем? - прикидываюсь я дурачком.
- С барином! - говорит он.
- С каким барином?
- С толстым барином...
- А откуда, - спрашиваю, - вы знаете, что я сделал дело с барином?
- Это такой же барин, - говорит он, - как я жена раввина...
- А кто же он такой?
- Свинья рогатая! - говорит хозяин и смеется мне прямо в лицо.
Тогда я подсел к нему и стал спрашивать, умолять, чтобы он мне сказал, что значит "свинья рогатая", и откуда он знает, где я был и что я делал?
Словом, он, по-видимому, понял, что я тут ни сном, ни духом не виноват. Пожалел он меня, заперся со мной в отдельной комнате и стал рассказывать о моих компаньонах такие вещи, что у меня волосы дыбом встали. Оказывается, что эти двое - просто жулики, бандиты, каких свет не видал.
- Они, - говорит он, - за свою жизнь столько уголовных дел совершили, что если бы их поймали, то отправили бы невесть куда... Их счастье, что каждый раз они выставляют вместо себя кого-нибудь третьего, а сами остаются в стороне... Этот барин, которого они вам представили, как богатого молдаванина, всего-навсего простой "лапацон", пьянчуга, каких мало, а тот, кого вы заштрафовали, - либо готовится богу душу отдать, либо давно уже у господа бога в раю... Понимаете, чем это пахнет?
У меня душа в пятки ушла! Мне только того и недоставало, как попасть надолго в тюрьму! Я не стал откладывать, тут же побежал на станцию, чтобы удрать, куда глаза глядят. Я даже видеться не пожелал больше с моими типами. Пусть они провалятся сквозь землю со своим барином, со всей Бессарабией и со всем этим штрафованием людей от смерти, которое может привести к несчастью... Дай бог лучших дел! Прибыть бы мне благополучно на место. Но так как я собираюсь в дальний путь, то пишу тебе кратко. Даст бог, из Гамбурга напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Привет милым деткам. Дай им бог здоровья и сил и дай бог свидеться при более веселых обстоятельствах! Привет тестю, и теще, и каждому в отдельности.
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Я совсем забыл написать тебе, куда я еду. Дорогая моя жена, я еду в Америку. Не один, - целая компания едет. То есть едем мы, собственно, в Гамбург, а уж оттуда в Америку. Почему в Америку? Потому что в Америке, говорят, неплохо живется. Золото, говорят, там на улицах валяется. Деньги там считают на доллары, а люди там в большом почете: червонец - человек! А уж о евреях и говорить не приходится, - они там в ступе на самом верху... Все меня обнадеживают, что в Америке я, с божьей помощью, буду процветать! Весь мир едет в Америку, потому что здесь делать нечего. Совсем нечего! Кончились все дела. А уж если все едут, почему же мне не ехать? Чем я рискую? Но только ты не огорчайся, дорогая моя, и не подумай обо мне дурного! Поверь моему слову, что я, упаси бог, не забуду ни тебя, ни наших деток, дай им бог здоровья! Я буду трудиться день и ночь, никакой работы не испугаюсь, и как только господь мне поможет и мне повезет, а мне обязательно повезет, я в этом уверен так же, как и в том, что сейчас день на белом свете, - я пришлю шифскарты* для тебя и для детей, заберу вас сюда, и будешь ты у меня жить в почете, как графиня, все самое лучшее доставлю тебе, пылинке не дам на тебя упасть. Да и пора уже, право, чтобы и ты пожила в свое удовольствие! Только не горевать и не принимать близко к сердцу, - ибо велик наш бог!..
Тот же.
Конец шестой книги
1900 - 1907
ПРИМЕЧАНИЯ
Книга "Менахем-Мендл" состоит из шести книг или серий писем Менахем-Мендла, которые писались и печатались Шолом-Алейхемом в периодических изданиях и отдельными книжками начиная с 1892 года по 1903 год. Окончательно книга была отредактирована им и подготовлена к печати в 1909 году, к изданию юбилейного собрания сочинений (25-летие писательской деятельности Шолом-Алейхема было широко отмечено в 1908 году), см. предисловие автора "Ко второму изданию", помещенное впереди текста.
Шолом-Алейхем и в последующие годы продолжал писать и печатать в периодической прессе серии писем Менахем-Мендла, через которые автор откликался на жгучие вопросы современности, но обработать и издать их отдельной повестью он не успел, и они до сего времени самостоятельным изданием не выходили.
"ЛОНДОН"
Первая серия писем Менахем-Мендла "Лондон" написана Шолом-Алейхемом в 1892 году и напечатана в изданном им выпуске "Колмевасер цу дер "Юдишер фолкс-библиотек" ("Извещение к "Еврейской народной библиотеке"), Одесса, 1892. Шолом-Алейхем собирался издать третью книгу сборника "Еврейской народной библиотеки", но из-за отсутствия средств издал только означенный маленький выпуск.
Касриловка - во многих произведениях Шолом-Алейхема вымышленное название местечка (городка) с густым еврейским населением. Это заброшенная беспросветная глушь, населенная в основном беднотой. Обитатели Касриловки "касрилики" - считают себя солью земли, но их представления и суждения о большом мире чрезвычайно наивны и смешны.
"Госы" - ценные бумаги, цена которых на подъеме. "Бесы" - ценные бумаги, цена которых падает.
"Стеллаж" - биржевая сделка, при которой покупатель обязуется: 1) принять от продавца обусловленные ценные бумаги и оплатить их стоимость; 2) если он их оставляет у продавца, то он должен оплатить курсовую разницу (диференц); если он отказывается от сделки, то он должен уплатить неустойку (премия).
...прозвали "Гамбетта". - Гамбетта Леон Мишель (1838-1882) - известный французский буржуазный политический деятель.
Бисмарк (1815-1898) - князь, представитель немецкого юнкерства, известный государственный деятель второй половины XIX века. С 1861 года -председатель кабинета министров и министр иностранных дел Пруссии, а с 1871 года, после разгрома Франции и объединения Германии - канцлер Германской империи.
...восточной стены там нет. - В обычных (не "хоральных") синагогах места для сидения вдоль восточной стены считаются самыми почетными, при этом люди сидят спиной к стене.
...кантор ходит с бритой мордой... - Это свидетельствует о его недостаточной набожности, так как закон еврейской религии запрещает брить бороду.
Блейхредер - миллиардер, один из крупнейших банкиров в Германии того времени. Организовал Бисмарку заем для войны с Францией.
"БУМАЖКИ"
Вторая серия писем Менахем-Мендла "Бумажки" написана Шолом-Алейхемом в 1895 году и напечатана в сборнике "Дер Хойзфрайнд" ("Друг дома"), историко-литературная книга, том пятый, Варшава, 1896.
"Ангажирую" - в данном случае - "заказываю".
"Путивль" - предполагается вероятно "Путилов", то есть акции Путиловского завода.
Бойберик - подразумевается Боярка - дачное местечко возле Киева.
...в Егупце мне жить нельзя. - При царизме в Киеве евреям было запрещено жить.
Казни египетские - десять казней, которыми, согласно библейской легенде, бог наказал египетского фараона за то, что он не хотел освободить израильтян.
"Девендент" (дивиденд) - часть прибыли акционерного общества, которая выплачивается держателям акций.
"Первогильдейцы" - евреи - купцы первой гильдии (разряды, на которые делилось купечество царской России в зависимости от имущественного ценза) имели право жить в Киеве.
"Благословен сотворивший огненные светила!" - В данном случае имеется в виду: сам поджег.
Бродский - известный до революции киевский крупный капиталистсахарозаводчик.
"Картаж" (куртаж) - вознаграждение посреднику, маклеру при биржевых сделках.
"Крадеж" - то есть воровство; ироническое выражение, как рифма к "картаж".
"А-ля бес" - на снижение цен.
"А-ля гос" - на повышение цен.
...шмардованцев! - иронически, вместо "карбованцев" (укр.) - рублей.
Содом - согласно библейской легенде, город, разрушенный богом за грехи, которые в нем творились.
МИЛЛИОНЫ
Самая большая серия писем Менахем-Мендла, написана Шолом-Алейхемом в продолжение 1899 - 1900 годов и напечатана в ряде номеров еврейского еженедельника "Дер Юд" ("Еврей") за 1899 - 1900 годы.
Титус - Тит Флавий (римский император, покоривший Иудею и разрушивший Иерусалим в 70 году н. э.), слывший у евреев самым крупным разбойником, злодеем.
Учет (дисконт) векселей - банковская операция при капитализме; состоит в получении ссуды под залог срочных векселей (денежных обязательств) третьих лиц с условием выкупа их в случае неоплаты в срок векселедателем.
Выкрест(-ка) - еврей(-ка), крестившийся и перешедший(-ая) в христианство. Это явление, а также брак с неевреем считались самыми позорными и прощению не подлежали. Об этих явлениях также рассказывается в "Тевье-молочник" и "С ярмарки". (Прим. Б. Бердичевского).
Демиевка, Слободка - районы в Киеве.
Сионизм - еврейское буржуазно-националистическое реакционное, впоследствии контрреволюционное политическое течение, возникшее в 80-х годах XIX века. "Теоретиком" и главным глашатаем этого течения был доктор Герцель австрийский писатель (1860-1904).
(Именно в таком духе принято было считать в то время согласно советскому официозу! На самом деле сионизм - движение евреев, стремящихся вернуться на свою историческую родину - в Израиль, в описываемое время называвшейся Палестиной. Теодор Герцль - великий политический и государственный деятель, стоявший во главе этого движения. - Прим. Б. Бердичевского).
"...насчет Дрейфуса?" - Нашумевшее во второй половине 90-х годов XIX века "Дело Дрейфуса", всколыхнувшее общественность Франции, состояло в том, что французские реакционеры и антисемиты возвели ложное обвинение в шпионаже на офицера французского генерального штаба еврея Дрейфуса. Единственным документом обвинения был список ("бордеро") секретных документов генштаба, который автор предлагал передать германскому военному атташе (автором этого списка в действительности был другой офицер, француз Эстергази). Дрейфус был осужден, просидел в тюрьме и ссылке много лет, но впоследствии реабилитирован благодаря протестам социалистической и либеральной общественности Франции (Жореса, Э. Золя, А. Франса и др.). В рассказе Менахем-Мендла об этом деле события перепутаны и их фактическое развитие не передано.
Ротшильд - в данном случае парижский Ротшильд - владелец парижского банкирского дома, один из крупнейших магнатов финансового капитала.
ПОЧТЕННАЯ ПРОФЕССИЯ
Серия писем Менахем-Мендла, написанная Шолом-Алейхемом в 1903 году, была напечатана под названием "Новая профессия" в ежедневной газете "Дер Фрайнд" ("Друг") в 1903 году, переработана под настоящим названием в 1909 году.
"Фленция" - то есть инфлуенца - болезнь; то же, что грипп.
"Голенар" (вместо "гонорар") - по-еврейски это означает - круглый дурак.
Коллектор - так называли в то время агентов по распространению выигрышных лотерейных билетов.
Литвак - то есть литовско-белорусский еврей.
...Муж ее был солдатом... - вероятно, "николаевским" солдатом или его потомком. По законам царского правительства евреям, прослужившим 25 лет в армии при Николае I, и их потомкам разрешалось проживать во всех местах Российской империи, даже там, где евреям это было запрещено.
НЕ ВЕЗЕТ!
Письмо Менахем-Мендла написано Шолом-Алейхемом в 1900 году; впервые напечатано в еженедельнике "Дер Юд" ("Еврей") в 1901 году под названием "Дрейфус второй"; переработано под настоящим названием в 1909 году.
Просвещенец - в данном случае: светски образованный человек в противоположность окончившему религиозное училище.
Носит дома шапку - то есть набожный человек, так как по закону еврейской религии запрещено ходить с непокрытой головой, а также писать в субботний день.
Приверженец Садагоры - то есть приверженец садагорского цадика.
...наполовину немец... - то есть не придерживающийся обычаев религиозных евреев в смысле одежды и внешнего вида.
Короткие пейсы - подстриженные волосы на висках. По еврейскому религиозному закону замещено брить или стричь волосы бороды и висков.
Зачетная квитанция - денежная квитанция, освобождавшая держателя от воинской повинности при царизме.
Иосиф-прекрасный, Соломон-мудрый - библейские персонажи.
...штрафует... - искаженное "страхует".
ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ
Письмо Менахем-Мендла написано Шолом-Алейхемом в 1900 году; напечатано впервые в еврейском еженедельнике "Дер Юд" ("Еврей") в 1901 году; окончательно переработано в 1909 году.
"Эквитебель" - точнее: Эквитебль - название страхового общества в дореволюционной России.
Инквизитор - искаженное "активизитор" - агент по привлечению новых объектов страхования.
"Кружной" - искаженное "окружной".
...с размалеванным "востоком"... - Во многих домах религиозных евреев было принято на восточной стене, к которой становятся лицом во время молитвы, вешать вышитую или нарисованную картину в рамке, на которой изображен пейзаж или орнамент с надписью "восток", или даже целый стих из библии.
Шифскарты - проездные билеты на океанском пароходе.
1 Этюды.