Слоэн поднялся и вошел в дом. Характерное для побережья Новой Англии строение из дерева в один этаж с низкими потолками, большими окнами, открытыми на океан. В гостиной почти ничего не было, кроме выцветшего дивана коричневой кожи, телевизора, кассет и си-ди дисков, разбросанных по полу, стола с компьютером и металлических стеллажей с книгами. Две другие комнаты были практически пустыми, одни потолочные вентиляторы белого металла. В последней комнате, спальне, стояла только кровать. Казалось, что кто-то, вторгшись посреди ночи, утащил всю мебель. Впрочем, это было близко к истине.
Дом на мысу Код — тебе, поскольку куплен на твои деньги, мебель — мне. Счет в банке — тебе, акции — мне. Мотоцикл — тебе, «сааб» — мне. Ди-ви-ди — тебе, стереосистема — мне. Для полной скандалов семейной жизни, тянувшейся почти два года, развод был довольно мирным. Слоэн мог бы купить себе другую мебель, денег хватало. Но он не купил. Он не испытывал неудобства от жизни в пустоте. Он искал объяснение этому. И в конце концов нашел.
Искупление!
Искупление вины. Его осколки, покоящиеся где-то в ничейных землях детской памяти. Отзвуки католического воспитания, полученного в начальной школе западного Канзаса, куда послала его мать. Хотя выбора у нее не было: на плоском бескрайнем блюде, окружающем их дом и продуваемом всеми ветрами, в радиусе 160 миль не существовало никакой другой школы.
Он понимал, что проблема вины не имела никакого смысла. Не было никакого Бога. Бог умер. Давным-давно. Не было и демонов, кроме тех, кто ходил по этой земле.
Единственной реальностью было искупление.
И даже его колокольчики с их магической музыкой ничему не служили. Нет, не было никакого выхода. Никакой возможности для искупления. Не для Дэвида Карла Слоэна.
Его взгляд прошелся по стенам гостиной, по множеству фотографий в рамках. На всех Дэвид Карл Слоэн, намного моложе, вместе с другими парнями, такими же молодыми, как он. Фотографии располагались строго в соответствии с хронологией жизни. На первых — он среди парней в комбинезонах ВВС США, на следующих — они же, в костюмах и с оборудованием для прыжков с больших высот, для лазанья по ледяным горам, для глубоководных погружений. Спецназ десантников-спасателей. Они вытаскивали пилотов, сбитых над вражеской территорией и американских военных, потерявшихся во время песчаных бурь. Спасали людские жизни. Они дали присягу делать это.
Предпоследние фотографии запечатлели весь отряд полностью. Одиннадцать парней на бетонке военного аэродрома перед отправкой в зону боевых действий. Посадка на авиабазе Авиано, на северо-западе Италии. Конечная цель: некая точка координат в Боснии.
Затем шла еще одна фотография. Первая в новом ряду. И последняя. Отряда больше не было. На фото было только две фигуры: Дэвид Слоэн и человек с темными волосами, тяжело опиравшийся на палку. Человек по имени Фрэнк Ардженто. Они стояли с напряженными лицами на бетонной полосе другого военного аэродрома, за их спинами виднелись большие транспортные самолеты. Оба одеты в штатское. В правом нижнем углу фотографии было написано от руки: Призраки не спят. Никто из двоих не улыбался. Для них в тот момент не существовало ничего, чему стоило улыбнуться.
На противоположной стене находились бронзовые пластины с прикрепленными к ним наградами. Сержанту Дэвиду Карлу Слоэну, 335-я специальная оперативная группа. Сержанту-специалисту Дэвиду Карлу Слоэну, 171-я тактическая авиагруппа. Старшему сержанту Дэвиду Карлу Слоэну, 16-я авиационная дивизия специального назначения.
Все это было памятью и кошмаром. Одной из многочисленных морд зверя с тысячью когтей, именуемой войной. В Боснии Слоэн похоронил Бога, которого никогда не имел. В Боснии он научился распознавать глубинную структуру смерти. И все же он и Фрэнк вышли оттуда почти целыми. Он — с перебитым носом, Фрэнк — вынужденный до конца дней ходить с палкой. Шрапнель полностью лишила его левое колено способности гнуться. Конечно, они были призраками. Все остальные ребята, его друзья, и такие же молодые, как он, берсальеры исчезли. А они остались. Бессонными призраками, которым, неведомо по какой причине, досталось и дальше топтать землю.
Слоэн повернулся спиной к ВВС и Службе десантников-спасателей, ко всему, чему присягал. Для любого с его прошлым открывалась прекрасная карьера: вооруженная охрана в компании Канзас Арморед Инк., самой крупной в штате транспортной фирмы по перевозке ценностей. Пять лет провел он, трясясь внутри крепостей на колесах, пересекавших вдоль и поперек бескрайние просторы Канзаса, собирая мешки с наличкой в крошечных банках, разбросанных посреди ничего. Три попытки вооруженного нападения. Ни в одной из них ни одному из нападавших не удалось уйти на собственных ногах.
Полицейские Канзаса шутили, что Дэвид Слоэн привлекает перекрестную стрельбу, как кровь в море притягивает акул. А коллеги из Канзас Арморед пришли к выводу, что у него не все в порядке с головой.
Он жаждал умереть.
Об этом знал еще один призрак. Может быть, поэтому он и нашел Слоэна. Дэвид встретил его в тот день, когда уволился из компании. Они не виделись со времени их совместной фотографии, снятой на авиабазе Рамуштайн в Германии. И не разу не созванивались. Слишком тяжелые воспоминания стояли за всем этим.
Дэвид Карл Слоэн знал немного о жизни Франклина Консента Ардженто, итало-американца в третьем поколении. Он происходил из уважаемой в Бруклине семьи. Аномальный факт: обычно те, кто происходил из уважаемых семейств, находили возможности не подвергать себя риску закончить жизнь с вышибленными мозгами в кровавых военных конфликтах.
Ардженто не сильно изменился с того проклятого дня в Главно. Лишь добавилось седины. Однако сейчас он носил массивный золотой «роллекс», 5000 долларов, двубортный костюм от «армани», 3000 долларов, мокасины ручной работы, 800 долларов. И опирался не на безликую аллюминевую трубку-трость, которой его снабдила американская армия, а на произведение искусств из эбенового дерева, увенчанное серебряным набалдашником в виде головы орла, также явно ручной работы.
Они провели всю ночь, опустошая одну за другой бутылки с текилой и плача, словно дети, обнявшись, как братья. На рассвете Фрэнк Ардженто объяснил причину своего приезда. Он хотел бы предложить Слоэну работу. В Сан Антонио, штат Техас. Работу, занимающую немного времени и великолепно оплачиваемую, что-то около пятидесяти тысяч долларов за двенадцать часов, включая оплату полетов в Нью-Йорк и обратно. В первом классе, естественно. А что это за пунктик, напечатанный мелким шрифтом? Единственная ошибка — и ты труп!
Слоэн не совершил ни одной ошибки.
Он сел на диван, откинулся на спинку.
Думать не хотелось. Не хотелось вспоминать годы, последовавшие за этой встречей с Фрэнком Ардженто.
Капитан Уиллард, герой фильма «Новый апокалипсис», жаждал обрести собственную миссию в этой жизни. За все его грехи ему ее определили: найти и убить демона в истоках безымянной реки в глубине камбоджийских джунглей.
Дэвид Карл Слоэн также жаждал обрести свою миссию. И ему тоже, за его грехи, она была дана. Сначала одна. Затем другая, А потом и третья.
Он прислушался к шуму прибоя, к завыванию северного ветра, перезвону своих висюлек. Увлечение их изготовлением несколько помогало. Но не являлось выходом. И не изменяло неотвратимого заключительного результата.
Платить за искупление.
4.
5.
Дом на мысу Код — тебе, поскольку куплен на твои деньги, мебель — мне. Счет в банке — тебе, акции — мне. Мотоцикл — тебе, «сааб» — мне. Ди-ви-ди — тебе, стереосистема — мне. Для полной скандалов семейной жизни, тянувшейся почти два года, развод был довольно мирным. Слоэн мог бы купить себе другую мебель, денег хватало. Но он не купил. Он не испытывал неудобства от жизни в пустоте. Он искал объяснение этому. И в конце концов нашел.
Искупление!
Искупление вины. Его осколки, покоящиеся где-то в ничейных землях детской памяти. Отзвуки католического воспитания, полученного в начальной школе западного Канзаса, куда послала его мать. Хотя выбора у нее не было: на плоском бескрайнем блюде, окружающем их дом и продуваемом всеми ветрами, в радиусе 160 миль не существовало никакой другой школы.
Он понимал, что проблема вины не имела никакого смысла. Не было никакого Бога. Бог умер. Давным-давно. Не было и демонов, кроме тех, кто ходил по этой земле.
Единственной реальностью было искупление.
И даже его колокольчики с их магической музыкой ничему не служили. Нет, не было никакого выхода. Никакой возможности для искупления. Не для Дэвида Карла Слоэна.
Его взгляд прошелся по стенам гостиной, по множеству фотографий в рамках. На всех Дэвид Карл Слоэн, намного моложе, вместе с другими парнями, такими же молодыми, как он. Фотографии располагались строго в соответствии с хронологией жизни. На первых — он среди парней в комбинезонах ВВС США, на следующих — они же, в костюмах и с оборудованием для прыжков с больших высот, для лазанья по ледяным горам, для глубоководных погружений. Спецназ десантников-спасателей. Они вытаскивали пилотов, сбитых над вражеской территорией и американских военных, потерявшихся во время песчаных бурь. Спасали людские жизни. Они дали присягу делать это.
Предпоследние фотографии запечатлели весь отряд полностью. Одиннадцать парней на бетонке военного аэродрома перед отправкой в зону боевых действий. Посадка на авиабазе Авиано, на северо-западе Италии. Конечная цель: некая точка координат в Боснии.
Затем шла еще одна фотография. Первая в новом ряду. И последняя. Отряда больше не было. На фото было только две фигуры: Дэвид Слоэн и человек с темными волосами, тяжело опиравшийся на палку. Человек по имени Фрэнк Ардженто. Они стояли с напряженными лицами на бетонной полосе другого военного аэродрома, за их спинами виднелись большие транспортные самолеты. Оба одеты в штатское. В правом нижнем углу фотографии было написано от руки: Призраки не спят. Никто из двоих не улыбался. Для них в тот момент не существовало ничего, чему стоило улыбнуться.
На противоположной стене находились бронзовые пластины с прикрепленными к ним наградами. Сержанту Дэвиду Карлу Слоэну, 335-я специальная оперативная группа. Сержанту-специалисту Дэвиду Карлу Слоэну, 171-я тактическая авиагруппа. Старшему сержанту Дэвиду Карлу Слоэну, 16-я авиационная дивизия специального назначения.
Все это было памятью и кошмаром. Одной из многочисленных морд зверя с тысячью когтей, именуемой войной. В Боснии Слоэн похоронил Бога, которого никогда не имел. В Боснии он научился распознавать глубинную структуру смерти. И все же он и Фрэнк вышли оттуда почти целыми. Он — с перебитым носом, Фрэнк — вынужденный до конца дней ходить с палкой. Шрапнель полностью лишила его левое колено способности гнуться. Конечно, они были призраками. Все остальные ребята, его друзья, и такие же молодые, как он, берсальеры исчезли. А они остались. Бессонными призраками, которым, неведомо по какой причине, досталось и дальше топтать землю.
Слоэн повернулся спиной к ВВС и Службе десантников-спасателей, ко всему, чему присягал. Для любого с его прошлым открывалась прекрасная карьера: вооруженная охрана в компании Канзас Арморед Инк., самой крупной в штате транспортной фирмы по перевозке ценностей. Пять лет провел он, трясясь внутри крепостей на колесах, пересекавших вдоль и поперек бескрайние просторы Канзаса, собирая мешки с наличкой в крошечных банках, разбросанных посреди ничего. Три попытки вооруженного нападения. Ни в одной из них ни одному из нападавших не удалось уйти на собственных ногах.
Полицейские Канзаса шутили, что Дэвид Слоэн привлекает перекрестную стрельбу, как кровь в море притягивает акул. А коллеги из Канзас Арморед пришли к выводу, что у него не все в порядке с головой.
Он жаждал умереть.
Об этом знал еще один призрак. Может быть, поэтому он и нашел Слоэна. Дэвид встретил его в тот день, когда уволился из компании. Они не виделись со времени их совместной фотографии, снятой на авиабазе Рамуштайн в Германии. И не разу не созванивались. Слишком тяжелые воспоминания стояли за всем этим.
Дэвид Карл Слоэн знал немного о жизни Франклина Консента Ардженто, итало-американца в третьем поколении. Он происходил из уважаемой в Бруклине семьи. Аномальный факт: обычно те, кто происходил из уважаемых семейств, находили возможности не подвергать себя риску закончить жизнь с вышибленными мозгами в кровавых военных конфликтах.
Ардженто не сильно изменился с того проклятого дня в Главно. Лишь добавилось седины. Однако сейчас он носил массивный золотой «роллекс», 5000 долларов, двубортный костюм от «армани», 3000 долларов, мокасины ручной работы, 800 долларов. И опирался не на безликую аллюминевую трубку-трость, которой его снабдила американская армия, а на произведение искусств из эбенового дерева, увенчанное серебряным набалдашником в виде головы орла, также явно ручной работы.
Они провели всю ночь, опустошая одну за другой бутылки с текилой и плача, словно дети, обнявшись, как братья. На рассвете Фрэнк Ардженто объяснил причину своего приезда. Он хотел бы предложить Слоэну работу. В Сан Антонио, штат Техас. Работу, занимающую немного времени и великолепно оплачиваемую, что-то около пятидесяти тысяч долларов за двенадцать часов, включая оплату полетов в Нью-Йорк и обратно. В первом классе, естественно. А что это за пунктик, напечатанный мелким шрифтом? Единственная ошибка — и ты труп!
Слоэн не совершил ни одной ошибки.
Он сел на диван, откинулся на спинку.
Думать не хотелось. Не хотелось вспоминать годы, последовавшие за этой встречей с Фрэнком Ардженто.
Капитан Уиллард, герой фильма «Новый апокалипсис», жаждал обрести собственную миссию в этой жизни. За все его грехи ему ее определили: найти и убить демона в истоках безымянной реки в глубине камбоджийских джунглей.
Дэвид Карл Слоэн также жаждал обрести свою миссию. И ему тоже, за его грехи, она была дана. Сначала одна. Затем другая, А потом и третья.
Он прислушался к шуму прибоя, к завыванию северного ветра, перезвону своих висюлек. Увлечение их изготовлением несколько помогало. Но не являлось выходом. И не изменяло неотвратимого заключительного результата.
Платить за искупление.
4.
Дождь прекратился внезапно. Северный ветер продолжал гулять по лабиринтам улиц. Намокшие листья сбились в кучи вдоль тротуаров и у стволов голых деревьев.
Лидия Доминичи, тяжело дыша, остановилась под аркой. Вой противоугонного устройства «порше» продолжал дырявить ночь, взывая о помощи. То, что Ремо законченный хулиган, она знала всегда. Но сейчас он превратился в идиота, опасного для самого себя и всех, кто имел к нему отношение. Включая ее.
Лидия убрала со лба намокшие волосы. Некоторое количество риска щекотало нервы, служило преодолению зеленой тоски, заполнившей ее жизнь на последнем году учебы в классическом лицее. Ремо знал кучу народа, имел кучу денег и тратил их, не раздумывая. Но в Милане ему дышалось все тяжелее. Улицы были полны полицейскими, готовыми нажать на курок в любую минуту. В этой ситуации прогулки в поисках острых ощущений с таким идиотом, как Ремо Дзенони, были равносильны игре в теннис гранатой вместо мяча.
Три автомобиля с надписью «карабинеры» с воем влетели на проспект Семпионе. Лидия видела, как они свернули в тот же самый переулок, где продолжало вопить противоугонное устройство, и где остался «порше» Ремо с распахнутыми дверцами и зажженными фарами.
Когда Лидия убегала от машины, ей показалось, что она слышала и другие звуки, похожие на взрывы петард в конце года. Но сейчас ноябрь, и вроде бы, нет поводов для праздников с искусственным салютом.
Свободное такси выехало из-за угла. Невероятно: в Милане, когда идет дождь, все такси словно тают. Лидия подбежала к краю тротуара и замахала руками. Такси затормозило и, чуть проехав, остановилось. Она хорошо знала, что таксист остановился лишь потому, что увидел молодую и смазливую девчонку.
Лидия упала на заднее сидение и назвала адрес. Вой сирен еще одного автомобиля вновь разорвал тишину. Лидия обернулась и проследила за ним в заднее стекло. Таксист тоже проводил его глазами в зеркале заднего обзора. «Скорая помощь». За ней промчались еще две полицейские машины. Кортеж с завыванием свернул в тот же проклятый переулок, где все началось.
Таксист, наконец, завел мотор и поехал через перекресток. Лидия и водитель повернули головы, пытаясь рассмотреть, что же там случилось. Автомобили полиции, карабинеров, скорой помощи. Мириады мигающих красных и синих огней метались по стенам и окнам домов, по стволам деревьев, придавая сцене нечто сюрреальное.
Лидия откинулась на спинку сидения. Чуть раньше того дня, когда ее родители расстались окончательно, ее отцу удалось уговорить ее поехать с ним на охоту. И даже заставил ее несколько раз выстрелить из ружья. Звуки выстрелов вертикалки 12-го калибра всплыли в ушах. Внезапно Лидия почувствовала, как ее бросило в жар. Звуки, которые она расслышала сквозь вой сирен, не были хлопками петард. Даже если и вообразить себе такое.
Это был лай множества стволов, которые стреляли все сразу.
Андреа Каларно, сжимая «беретту» в руке, с группой полицейских за спиной, не сдвинулся ни на шаг, когда санитары проносили мимо носилки с лежащим на них Кармине Апра, матерившемся все время, пока его тащили с восьмого этажа.
Перестрелка с бандитами Апра длилась не так уж долго. Чуть больше времени понадобилось, что бы превратить поле боя в огромный карнавал. Казалось, все штурмовые силы города слетелись сюда, на эту второстепенную улочку в районе Семпионе. Десятки окон в окружающих домах были распахнуты, люди, высунувшись из окон, шумно комментировали случившееся. Другие зеваки, в пижамах и ночных рубашках собирались в кучки у заграждения.
Это было только начало. Каларно знал это. С минуты на минуту здесь появятся стервятники из пишущей и снимающей братии. Имя им орда, мчащаяся насладиться спектаклем из крови и кишок и набить брюхо впечатлениями. И самое главное, чего хотел избежать в этой ситуации любой ценой Каларно — они не должны были узнать об Апра.
— Шевелитесь! — прикрикнул он на санитаров. — Чтобы через минуту вашего духа здесь не было.
— Послушайте, начальник, мы и так спешим. — Ответил один из них, рябой, с сильным неаполитанским акцентом. — Видите, какой бардак под ногами? Идем, как можем.
Каларно ели сдержался, чтобы не спустить их с лестницы вместе с носилками. Процессия подошла к санитарному фургону, стоящему у заграждения, и санитары стали вдвигать носилки внутрь.
Апра лежал с лицом белее гипса. Его правое плечо было стянуто временной повязкой. Красное пятно расплывалось в том месте, куда попала пуля.
— Сволочь полицейская! — Он повернул голову в сторону Каларно. — Но я еще не умер!
— Это еще можно поправить, — ответил тот, и повернулся к цепочке полицейских в гражданской одежде. — Де Сантис, Палмьери, Макки! С ним, в машину!
Полицейские, не убирая оружия, полезли в фургон «скорой».
— Начальник, это невозможно. Все не поместятся, — запротестовал рябой.
— Нет проблем. Пойдешь пешком.
— Не-е, так не пойдет, начальник… Правда нету местов.
— Гранди, Скьяра! — Каларно опять повернулся к своим ребятам. — Я хочу, чтобы каждый из вас не спускал глаз с этого мерзавца двадцать четыре часа из двадцати четырех. Я хочу, чтобы вы не отходили от него, в какую бы дыру его ни повели. В операционную, в душ, в сортир, в камеру. Повсюду. Вы меня поняли?
Полицейские утвердительно кивнули.
— Он не должен ни с кем говорить. Не должен звонить по телефону. Не должен смотреть телевизор. Не должен слушать радио. Не должен, черт его дери, делать что-либо. Должен только видеть перед собой ваши свирепые физиономии. — На Каларно опять накатила волна гнева. — Если кто-нибудь, кто бы то ни был, создаст вам проблемы, скажете ему, что подчиняетесь только мне. Если этот сукин сын Апра выкинет какой-нибудь фортель, пристрелите его. Вопросы?
Вопросов не было. Четверка полицейских двинулась с места.
— И последнее, — остановил их Каларно. — Я не хочу, чтобы там пахнуло хоть одним журналистом. Все. Идите.
Полицейские забрались в машину, дверца захлопнулась, и «скорая», врубив сирену, помчалась по забитой машинами улице.
— Разрешите! Позвольте пройти! Пресса! Дайте пройти, пресса!
— Я вам повторяю, нельзя! Уходите!
Каларно обернулся, пряча пистолет в кобуру. Мужчина лет тридцати, в вельветовых брюках, клетчатой рубахе и дорогом плаще, продрался сквозь толпу зевак, и сейчас пытался пролезть между двумя полицейскими у заграждения.
— Сейчас же уходите, если не хотите, чтобы мы надели на вас наручники! — пытался сдержать его один из них.
— Ладно, Массаро, пропусти его. — Каларно подошел к ним. — Я сам им займусь.
Полицейские расступились, давая дорогу журналисту. Тот протянул Каларно руку:
— Андреа, хорошо, что это ты…
Каларно проигнорировал протянутую руку.
— Что ты тут делаешь, Белотти?
Сандро Белотти поправил прическу, сделав вид, что не замечает враждебности в голосе комиссара. Выпускник Падуанского университета, с партбилетом правильной партии в кармане и богатой женой, Белотти являлся ключевым журналистом еженедельника «Здесь, Сейчас» с тиражом около двух миллионов.
Всякий раз, когда Каларно встречал его, у него начинало крутить живот, и это был тот самый случай, когда он был согласен с Апра: Сандро Белотти был законченным мерзавцем, самым гнусным из себе подобных писак. Малокомпетентным, наглым, напыщенным и капризным. Но которому всегда удавалось оказываться в нужном месте в нужное время.
Как, например, этой ночью.
Каларно даже знал почему: кто-то постоянно сливал этому сукину сыну самую закрытую информацию. Кто-то из лона правоохранительной системы.
— Не хочешь, чтобы кто-нибудь совал свой нос в твои дела? — Белотти выдал свою фирменную наглую улыбку и огляделся. — Серьезное дело? Да?
— Здесь ничего не произошло, Белотти. Ложный вызов. Так что возвращайся домой.
Белотти кивнул на «скорую», удаляющуюся по улице, и на два полицейских фургона, полных вооруженных до зубов людей.
— Постараемся быть точными, Андреа, — Акула пера заговорил доверительным тоном. — Эти ребята из спецназа — ложный вызов? И потом, ты же знаешь, что мне ты можешь доверять.
— Я скорее доверюсь адвокату моей бывшей жены.
— Это Апра, не так ли? Ты его поймал, да?
— Предлагаю тебе уговор, Белотти.
— Надеюсь, железный.
— Говенный! — Выражение лица Каларно было непроницаемым. — Я тебе говорю, что здесь произошло. А ты мне расскажешь, кто сообщает тебе все эти фантастические сказочки, которые ты печатаешь. Кто эта Глубокая Глотка. Согласен?
Грязное прозвище было взято из фильма «Все люди президента», знаменитого американского фильма, посвященного делу Уотергейт. Так звали некоего сукина сына, внедренного в группу, расследующую дело, и снабжающего журналистов секретной информацией, составляющей тайну следствия.
— Опять двадцать пять! Всякий раз ты меня шпыняешь этой хреновиной с кротом. Ты меня уже достал своей Глубокой Глоткой. — Белотти хмыкнул. — Андреа, нет никакого крота в вашем ведомстве. Есть слухи. И выяснить, что там, за ними — правда или нет — моя работа. — Белотти опять огляделся. — Ну, ладно, Андреа. Я уже знаю, что это был Апра…
— И где ты его увидел? В стеклянном шаре?
— Мне нужно только подтверждение. Я не упомяну твоего имени, можешь не опасаться.
— Нет.
— Нет, в каком смысле?
— Какой смысл этого слова тебе не понятен?
— Послушай, Каларно. Я не люблю, чтобы меня мешали с дерьмом, и если ты…
— Белотти, да оно из тебя так и прет каждый раз, когда ты садишься за пишущую машинку.
— Ты отстал от жизни, Андреа, — засмеялся Беллоттти. — Сегодня мы работаем на компьютерах.
— Чудесно! Кибернетическое говно. Хочешь узнать, что здесь произошло сегодня ночью? Заставь рассказать тебе об этом твоего дружка, Глубокую Глотку. Массаро!
Один из полицейских, не дававших журналисту пройти за ограждение, повернулся к Каларно.
— Слушаю, комиссар!
— Великий журналист Белотти нас покидает.
Массаро взял Белотти за руку и повел к проходу между барьерами.
— Будь здоров, Сандрино. На этом вклад полицейских сил в национальную дезинформацию заканчивается.
— Ты совершаешь большую ошибку, Каларно! — крикнул Белотти. — Очень большую ошибку!
— Привет Глубокой Глотке! — помахал ему рукой Каларно.
Сержант Клаудио Джунти, Группа Бета, 4-й Дивизион, молча сидел в темноте. Мельтешение вооруженных людей у дома, мелькание разноцветных огней и вой сирен делало все кругом похожим на луна-парк, управляемым психом.
Каларно остановился рядом с автобусом, развернувшимся поперек улицы. Увидел сидящего Джунти, затем четыре темные фигуры парней из его группы. Они стояли молча вокруг черного мешка, лежащего на асфальте. Шестой коммандос, которого больше не существовало.
Чтобы достать его, «бета 3» и «бета 5» должны были подняться на крышу и подтянуть его тело, висящее на веревке. Они же положили его в черный мешок, который опустили с помощью старой лебедки, ржавевшей во внутреннем дворике. Никто им не помогал. Никто бы и не смог помочь, даже если б захотел.
Каларно тяжело вздохнул. В отчете об операции по захвату Апра об этих парнях, об этой сущности по имени Группа Бета, не появится ни слова. А значит, весь отчет будет ни чем иным, как кучей вранья.
— Я сожалею о том, что с ним случилось, Клаудио, — сказал Каларно тихим голосом. —Поверь мне…
— Я тебе верю.
— Если я могу что-нибудь сделать… Хочешь, я сообщу его семье?..
Джунти покачал головой.
— Нет, это мое дело.
— Как его звали?
— Я не могу сказать тебе это.
Каларно поднял глаза к ночному небу.
— Знай, без тебя, без твоих ребят, мы бы точно не сделали этого.
— Кто может сказать это точно. — Джунти вздохнул. — Ты что-нибудь узнал об этой долбанной противоугонке?
— Какая-то шпана разбила окно «порше» и сперла радиоприемник. Мы нашли еще один «порше». Угнанный вчера вечером с улицы Гальере. Мы доберемся до сути дела, но думаю, что речь идет о двухкопеечной шпане. К Апра отношения не имеющей.
— Жизнь человека против автомобильного приемника, — Джунти покачал головой.
— Клаудио…
— Слушаю тебя.
— Сколько ему было?
— Двадцать семь. — Джунти горько улыбнулся. — Убийство быстро старит. Тебе-то это хорошо известно.
Каларно кивнул.
— Что у тебя против Апра?
— Процентов на девяносто девять я уверен, что в руках у нас оружие, из которого застрелили Варци. Если баллистики подтвердят, на этот раз усажу его на пожизненное.
— Ты в это веришь, Андреа? Я хочу сказат, ты действительно в этом уверен?
— Какой ответ ты хотел бы услышать?
— Правдивый.
— Всякое может случиться, Клаудио. Не знаю, что, не знаю, как. В чем я уверен, это в том, что Карло Варци и четверо его ребят и твой парень погибли не напрасно.
— Ты когда-нибудь читал историю Второй мировой войны, Андреа?
— Я знаю, что она закончилась.
— На Тихоокеанском фронте был американский генерал…
— Нимитц?
— МакАртур. Самый настоящий вояка-маньяк. Но когда он подписывал акт капитуляции Японии, сказал одну фразу. — Джунти стащил с головы черный берет. — Он сказал: война слишком отвратительная штука, которую невозможно контролировать, ее можно только упразднить. — Он внимательно посмотрел на Каларно. — Типы, вроде Кармине Апра, как война: не существует способа их контролировать. Единственное решение: их… упразднить.
— Клаудио, если бы ты не остановил меня, Кармине Апра был бы упразднен. Раз и навсегда.
— Ты прав, но была одна закавыка.
— Какая?
— Слишком много свидетелей.
Каларно замолчал.
— Ты отважный мужик, комиссар. — Джунти протянул ему руку. — Если я тебе понадоблюсь в будущем, знаешь, как меня найти.
Каларно пожал ему руку.
— Я буду помнить об этом.
Джунти и его команда подняли черный мешок и пошли по тротуару, усыпанному мертвыми листьями.
Лидия Доминичи, тяжело дыша, остановилась под аркой. Вой противоугонного устройства «порше» продолжал дырявить ночь, взывая о помощи. То, что Ремо законченный хулиган, она знала всегда. Но сейчас он превратился в идиота, опасного для самого себя и всех, кто имел к нему отношение. Включая ее.
Лидия убрала со лба намокшие волосы. Некоторое количество риска щекотало нервы, служило преодолению зеленой тоски, заполнившей ее жизнь на последнем году учебы в классическом лицее. Ремо знал кучу народа, имел кучу денег и тратил их, не раздумывая. Но в Милане ему дышалось все тяжелее. Улицы были полны полицейскими, готовыми нажать на курок в любую минуту. В этой ситуации прогулки в поисках острых ощущений с таким идиотом, как Ремо Дзенони, были равносильны игре в теннис гранатой вместо мяча.
Три автомобиля с надписью «карабинеры» с воем влетели на проспект Семпионе. Лидия видела, как они свернули в тот же самый переулок, где продолжало вопить противоугонное устройство, и где остался «порше» Ремо с распахнутыми дверцами и зажженными фарами.
Когда Лидия убегала от машины, ей показалось, что она слышала и другие звуки, похожие на взрывы петард в конце года. Но сейчас ноябрь, и вроде бы, нет поводов для праздников с искусственным салютом.
Свободное такси выехало из-за угла. Невероятно: в Милане, когда идет дождь, все такси словно тают. Лидия подбежала к краю тротуара и замахала руками. Такси затормозило и, чуть проехав, остановилось. Она хорошо знала, что таксист остановился лишь потому, что увидел молодую и смазливую девчонку.
Лидия упала на заднее сидение и назвала адрес. Вой сирен еще одного автомобиля вновь разорвал тишину. Лидия обернулась и проследила за ним в заднее стекло. Таксист тоже проводил его глазами в зеркале заднего обзора. «Скорая помощь». За ней промчались еще две полицейские машины. Кортеж с завыванием свернул в тот же проклятый переулок, где все началось.
Таксист, наконец, завел мотор и поехал через перекресток. Лидия и водитель повернули головы, пытаясь рассмотреть, что же там случилось. Автомобили полиции, карабинеров, скорой помощи. Мириады мигающих красных и синих огней метались по стенам и окнам домов, по стволам деревьев, придавая сцене нечто сюрреальное.
Лидия откинулась на спинку сидения. Чуть раньше того дня, когда ее родители расстались окончательно, ее отцу удалось уговорить ее поехать с ним на охоту. И даже заставил ее несколько раз выстрелить из ружья. Звуки выстрелов вертикалки 12-го калибра всплыли в ушах. Внезапно Лидия почувствовала, как ее бросило в жар. Звуки, которые она расслышала сквозь вой сирен, не были хлопками петард. Даже если и вообразить себе такое.
Это был лай множества стволов, которые стреляли все сразу.
Андреа Каларно, сжимая «беретту» в руке, с группой полицейских за спиной, не сдвинулся ни на шаг, когда санитары проносили мимо носилки с лежащим на них Кармине Апра, матерившемся все время, пока его тащили с восьмого этажа.
Перестрелка с бандитами Апра длилась не так уж долго. Чуть больше времени понадобилось, что бы превратить поле боя в огромный карнавал. Казалось, все штурмовые силы города слетелись сюда, на эту второстепенную улочку в районе Семпионе. Десятки окон в окружающих домах были распахнуты, люди, высунувшись из окон, шумно комментировали случившееся. Другие зеваки, в пижамах и ночных рубашках собирались в кучки у заграждения.
Это было только начало. Каларно знал это. С минуты на минуту здесь появятся стервятники из пишущей и снимающей братии. Имя им орда, мчащаяся насладиться спектаклем из крови и кишок и набить брюхо впечатлениями. И самое главное, чего хотел избежать в этой ситуации любой ценой Каларно — они не должны были узнать об Апра.
— Шевелитесь! — прикрикнул он на санитаров. — Чтобы через минуту вашего духа здесь не было.
— Послушайте, начальник, мы и так спешим. — Ответил один из них, рябой, с сильным неаполитанским акцентом. — Видите, какой бардак под ногами? Идем, как можем.
Каларно ели сдержался, чтобы не спустить их с лестницы вместе с носилками. Процессия подошла к санитарному фургону, стоящему у заграждения, и санитары стали вдвигать носилки внутрь.
Апра лежал с лицом белее гипса. Его правое плечо было стянуто временной повязкой. Красное пятно расплывалось в том месте, куда попала пуля.
— Сволочь полицейская! — Он повернул голову в сторону Каларно. — Но я еще не умер!
— Это еще можно поправить, — ответил тот, и повернулся к цепочке полицейских в гражданской одежде. — Де Сантис, Палмьери, Макки! С ним, в машину!
Полицейские, не убирая оружия, полезли в фургон «скорой».
— Начальник, это невозможно. Все не поместятся, — запротестовал рябой.
— Нет проблем. Пойдешь пешком.
— Не-е, так не пойдет, начальник… Правда нету местов.
— Гранди, Скьяра! — Каларно опять повернулся к своим ребятам. — Я хочу, чтобы каждый из вас не спускал глаз с этого мерзавца двадцать четыре часа из двадцати четырех. Я хочу, чтобы вы не отходили от него, в какую бы дыру его ни повели. В операционную, в душ, в сортир, в камеру. Повсюду. Вы меня поняли?
Полицейские утвердительно кивнули.
— Он не должен ни с кем говорить. Не должен звонить по телефону. Не должен смотреть телевизор. Не должен слушать радио. Не должен, черт его дери, делать что-либо. Должен только видеть перед собой ваши свирепые физиономии. — На Каларно опять накатила волна гнева. — Если кто-нибудь, кто бы то ни был, создаст вам проблемы, скажете ему, что подчиняетесь только мне. Если этот сукин сын Апра выкинет какой-нибудь фортель, пристрелите его. Вопросы?
Вопросов не было. Четверка полицейских двинулась с места.
— И последнее, — остановил их Каларно. — Я не хочу, чтобы там пахнуло хоть одним журналистом. Все. Идите.
Полицейские забрались в машину, дверца захлопнулась, и «скорая», врубив сирену, помчалась по забитой машинами улице.
— Разрешите! Позвольте пройти! Пресса! Дайте пройти, пресса!
— Я вам повторяю, нельзя! Уходите!
Каларно обернулся, пряча пистолет в кобуру. Мужчина лет тридцати, в вельветовых брюках, клетчатой рубахе и дорогом плаще, продрался сквозь толпу зевак, и сейчас пытался пролезть между двумя полицейскими у заграждения.
— Сейчас же уходите, если не хотите, чтобы мы надели на вас наручники! — пытался сдержать его один из них.
— Ладно, Массаро, пропусти его. — Каларно подошел к ним. — Я сам им займусь.
Полицейские расступились, давая дорогу журналисту. Тот протянул Каларно руку:
— Андреа, хорошо, что это ты…
Каларно проигнорировал протянутую руку.
— Что ты тут делаешь, Белотти?
Сандро Белотти поправил прическу, сделав вид, что не замечает враждебности в голосе комиссара. Выпускник Падуанского университета, с партбилетом правильной партии в кармане и богатой женой, Белотти являлся ключевым журналистом еженедельника «Здесь, Сейчас» с тиражом около двух миллионов.
Всякий раз, когда Каларно встречал его, у него начинало крутить живот, и это был тот самый случай, когда он был согласен с Апра: Сандро Белотти был законченным мерзавцем, самым гнусным из себе подобных писак. Малокомпетентным, наглым, напыщенным и капризным. Но которому всегда удавалось оказываться в нужном месте в нужное время.
Как, например, этой ночью.
Каларно даже знал почему: кто-то постоянно сливал этому сукину сыну самую закрытую информацию. Кто-то из лона правоохранительной системы.
— Не хочешь, чтобы кто-нибудь совал свой нос в твои дела? — Белотти выдал свою фирменную наглую улыбку и огляделся. — Серьезное дело? Да?
— Здесь ничего не произошло, Белотти. Ложный вызов. Так что возвращайся домой.
Белотти кивнул на «скорую», удаляющуюся по улице, и на два полицейских фургона, полных вооруженных до зубов людей.
— Постараемся быть точными, Андреа, — Акула пера заговорил доверительным тоном. — Эти ребята из спецназа — ложный вызов? И потом, ты же знаешь, что мне ты можешь доверять.
— Я скорее доверюсь адвокату моей бывшей жены.
— Это Апра, не так ли? Ты его поймал, да?
— Предлагаю тебе уговор, Белотти.
— Надеюсь, железный.
— Говенный! — Выражение лица Каларно было непроницаемым. — Я тебе говорю, что здесь произошло. А ты мне расскажешь, кто сообщает тебе все эти фантастические сказочки, которые ты печатаешь. Кто эта Глубокая Глотка. Согласен?
Грязное прозвище было взято из фильма «Все люди президента», знаменитого американского фильма, посвященного делу Уотергейт. Так звали некоего сукина сына, внедренного в группу, расследующую дело, и снабжающего журналистов секретной информацией, составляющей тайну следствия.
— Опять двадцать пять! Всякий раз ты меня шпыняешь этой хреновиной с кротом. Ты меня уже достал своей Глубокой Глоткой. — Белотти хмыкнул. — Андреа, нет никакого крота в вашем ведомстве. Есть слухи. И выяснить, что там, за ними — правда или нет — моя работа. — Белотти опять огляделся. — Ну, ладно, Андреа. Я уже знаю, что это был Апра…
— И где ты его увидел? В стеклянном шаре?
— Мне нужно только подтверждение. Я не упомяну твоего имени, можешь не опасаться.
— Нет.
— Нет, в каком смысле?
— Какой смысл этого слова тебе не понятен?
— Послушай, Каларно. Я не люблю, чтобы меня мешали с дерьмом, и если ты…
— Белотти, да оно из тебя так и прет каждый раз, когда ты садишься за пишущую машинку.
— Ты отстал от жизни, Андреа, — засмеялся Беллоттти. — Сегодня мы работаем на компьютерах.
— Чудесно! Кибернетическое говно. Хочешь узнать, что здесь произошло сегодня ночью? Заставь рассказать тебе об этом твоего дружка, Глубокую Глотку. Массаро!
Один из полицейских, не дававших журналисту пройти за ограждение, повернулся к Каларно.
— Слушаю, комиссар!
— Великий журналист Белотти нас покидает.
Массаро взял Белотти за руку и повел к проходу между барьерами.
— Будь здоров, Сандрино. На этом вклад полицейских сил в национальную дезинформацию заканчивается.
— Ты совершаешь большую ошибку, Каларно! — крикнул Белотти. — Очень большую ошибку!
— Привет Глубокой Глотке! — помахал ему рукой Каларно.
Сержант Клаудио Джунти, Группа Бета, 4-й Дивизион, молча сидел в темноте. Мельтешение вооруженных людей у дома, мелькание разноцветных огней и вой сирен делало все кругом похожим на луна-парк, управляемым психом.
Каларно остановился рядом с автобусом, развернувшимся поперек улицы. Увидел сидящего Джунти, затем четыре темные фигуры парней из его группы. Они стояли молча вокруг черного мешка, лежащего на асфальте. Шестой коммандос, которого больше не существовало.
Чтобы достать его, «бета 3» и «бета 5» должны были подняться на крышу и подтянуть его тело, висящее на веревке. Они же положили его в черный мешок, который опустили с помощью старой лебедки, ржавевшей во внутреннем дворике. Никто им не помогал. Никто бы и не смог помочь, даже если б захотел.
Каларно тяжело вздохнул. В отчете об операции по захвату Апра об этих парнях, об этой сущности по имени Группа Бета, не появится ни слова. А значит, весь отчет будет ни чем иным, как кучей вранья.
— Я сожалею о том, что с ним случилось, Клаудио, — сказал Каларно тихим голосом. —Поверь мне…
— Я тебе верю.
— Если я могу что-нибудь сделать… Хочешь, я сообщу его семье?..
Джунти покачал головой.
— Нет, это мое дело.
— Как его звали?
— Я не могу сказать тебе это.
Каларно поднял глаза к ночному небу.
— Знай, без тебя, без твоих ребят, мы бы точно не сделали этого.
— Кто может сказать это точно. — Джунти вздохнул. — Ты что-нибудь узнал об этой долбанной противоугонке?
— Какая-то шпана разбила окно «порше» и сперла радиоприемник. Мы нашли еще один «порше». Угнанный вчера вечером с улицы Гальере. Мы доберемся до сути дела, но думаю, что речь идет о двухкопеечной шпане. К Апра отношения не имеющей.
— Жизнь человека против автомобильного приемника, — Джунти покачал головой.
— Клаудио…
— Слушаю тебя.
— Сколько ему было?
— Двадцать семь. — Джунти горько улыбнулся. — Убийство быстро старит. Тебе-то это хорошо известно.
Каларно кивнул.
— Что у тебя против Апра?
— Процентов на девяносто девять я уверен, что в руках у нас оружие, из которого застрелили Варци. Если баллистики подтвердят, на этот раз усажу его на пожизненное.
— Ты в это веришь, Андреа? Я хочу сказат, ты действительно в этом уверен?
— Какой ответ ты хотел бы услышать?
— Правдивый.
— Всякое может случиться, Клаудио. Не знаю, что, не знаю, как. В чем я уверен, это в том, что Карло Варци и четверо его ребят и твой парень погибли не напрасно.
— Ты когда-нибудь читал историю Второй мировой войны, Андреа?
— Я знаю, что она закончилась.
— На Тихоокеанском фронте был американский генерал…
— Нимитц?
— МакАртур. Самый настоящий вояка-маньяк. Но когда он подписывал акт капитуляции Японии, сказал одну фразу. — Джунти стащил с головы черный берет. — Он сказал: война слишком отвратительная штука, которую невозможно контролировать, ее можно только упразднить. — Он внимательно посмотрел на Каларно. — Типы, вроде Кармине Апра, как война: не существует способа их контролировать. Единственное решение: их… упразднить.
— Клаудио, если бы ты не остановил меня, Кармине Апра был бы упразднен. Раз и навсегда.
— Ты прав, но была одна закавыка.
— Какая?
— Слишком много свидетелей.
Каларно замолчал.
— Ты отважный мужик, комиссар. — Джунти протянул ему руку. — Если я тебе понадоблюсь в будущем, знаешь, как меня найти.
Каларно пожал ему руку.
— Я буду помнить об этом.
Джунти и его команда подняли черный мешок и пошли по тротуару, усыпанному мертвыми листьями.
5.
Северный ветер дул предвестником скорого урагана, не прекращаясь, бросая песок на шоссе, бегущее вдоль моря. Дюны походили на костяшки кулака некоего подземного существа. И вот разразился дождь. Один из тех дождей Новой Англии, которые, казалось, будут длиться до скончания веков. Песок сразу же превратился в жидкую кашу, а затем потек в никуда. В воде, оставшейся в неровностях асфальта, отражались тяжелые облака, несущиеся от горизонта.
«Харлей-дэвидсон» на скорости шестьдесят миль в час влетел в одну из самых больших луж, подняв веер грязной воды. Слоэн не затормозил. Встречный воздух бросил воду на стекло мотоциклетного шлема. Слоэн провел взглядом вдоль прибрежного шоссе. Далекие дома и улочки вдоль шоссе казались покинутыми. Кисея из дождя висела вдоль демаркационной линии между морем и небом.
Взгляд проследовал вдоль шоссе, по площадке закрытой заправки, по автобусной остановке.
Никакого черного «бмв-320».
Еще нет.
— Они прекрасны, Дэвид. Они невероятные…
Сьюзен Хендрикс провела тонкими пальцами по трубочкам одного из двух колокольчиков, которые Слоэн только что прикрепил к подставке в витрине ее антикварной лавки. По ту сторону стекла прохожие в дождевиках спешили по делам вдоль Стейт-стрит, главной улице Провинцтауна.
Магазинчик Сьюзен, симпатичной женщины лет тридцати, представлял собой музей оригинальных аутентичных вещей в стиле арт-деко 40-50-х годов. Самые видные дизайнеры интерьеров из Бостона и Нью-Йорка были ее постоянными покупателями.
Сьюзен слегка потрясла стойку с висящими колокольчиками и вслушалась в их перезвон.
— Изумительная тональность! — Она улыбнулась. — Из чего они сделаны, из железа?
— Никелевый сплав. Я заказывал эти трубки в Нью-Бедфорде.
— И сколько ты за них хочешь?
— Двести шестьдесят пять за тот, что звучит выше, и двести пятьдесят за другой.
— Не слабо!
Слоэн кивнул на пустой кронштейн у стены.
— А куда делись те три, что я привез тебе на прошлой неделе?
— Отгадай. — Сьюзен повернулась к кассовому аппарату. — Кстати,..
Слоэн смотрел мимо нее сквозь витрину на автомобиль, который расплескивая воду из луж, въезжал на парковку у пивнушки О’Мейли на противоположной стороне Стейт-стрит.
Денежный ящик кассы, звякнув, открылся. Слоэн не обернулся.
— … кажется у тебя появился поклонник. — Сьюзен начала отсчитывать деньги. — Этот тип заявился сюда пару дней назад и спросил, не Дэвид ли Слоэн сделал эти колокольчики, а когда я ему сказала, что да, он купил их все, заплатив наличными…
Дверца автомобиля открылась, из него вышел мужчина в дорогом плаще. На какое-то мгновение его взгляд встретился со взглядом Слоэна. Затем мужчина вошел в бар.
— … О’кей, вот твоя часть добычи. — Сьюзен подняла глаза. — Здесь четыреста тридцать семь долларов… Дэвид?…
В магазине никого не было. Дэвид Слоэн исчез. Ни шороха, ни звука, не звякнул даже колокольчик над входной дверью. Сьюзен посмотрела на улицу. «Харлей» стоял там, где его оставил Дэвид. Рядом с ним стояла черная машина, которой прежде не было. «БМВ-320».
Слоэн остановился в полумраке бара. Пробежался глазами по деревянной стойке вдоль широкого окна.
Бар был пуст. Слабый дневной свет освещал батареи бутылок, отражавшиеся в зеркале барной стойки. Чарли О’Мейли, владелец пивнушки, гигант-ирландец, лысый, как биллиардный шар, протирал пивные кружки.
Ни Слоэн, ни О’Мейли не произнесли ни слова. Ирландец поставил на стойку рюмку, налил в него до краев джину и подвинул к Дэвиду. Глазами показал на занавеску в глубине зала.
«Харлей-дэвидсон» на скорости шестьдесят миль в час влетел в одну из самых больших луж, подняв веер грязной воды. Слоэн не затормозил. Встречный воздух бросил воду на стекло мотоциклетного шлема. Слоэн провел взглядом вдоль прибрежного шоссе. Далекие дома и улочки вдоль шоссе казались покинутыми. Кисея из дождя висела вдоль демаркационной линии между морем и небом.
Взгляд проследовал вдоль шоссе, по площадке закрытой заправки, по автобусной остановке.
Никакого черного «бмв-320».
Еще нет.
— Они прекрасны, Дэвид. Они невероятные…
Сьюзен Хендрикс провела тонкими пальцами по трубочкам одного из двух колокольчиков, которые Слоэн только что прикрепил к подставке в витрине ее антикварной лавки. По ту сторону стекла прохожие в дождевиках спешили по делам вдоль Стейт-стрит, главной улице Провинцтауна.
Магазинчик Сьюзен, симпатичной женщины лет тридцати, представлял собой музей оригинальных аутентичных вещей в стиле арт-деко 40-50-х годов. Самые видные дизайнеры интерьеров из Бостона и Нью-Йорка были ее постоянными покупателями.
Сьюзен слегка потрясла стойку с висящими колокольчиками и вслушалась в их перезвон.
— Изумительная тональность! — Она улыбнулась. — Из чего они сделаны, из железа?
— Никелевый сплав. Я заказывал эти трубки в Нью-Бедфорде.
— И сколько ты за них хочешь?
— Двести шестьдесят пять за тот, что звучит выше, и двести пятьдесят за другой.
— Не слабо!
Слоэн кивнул на пустой кронштейн у стены.
— А куда делись те три, что я привез тебе на прошлой неделе?
— Отгадай. — Сьюзен повернулась к кассовому аппарату. — Кстати,..
Слоэн смотрел мимо нее сквозь витрину на автомобиль, который расплескивая воду из луж, въезжал на парковку у пивнушки О’Мейли на противоположной стороне Стейт-стрит.
Денежный ящик кассы, звякнув, открылся. Слоэн не обернулся.
— … кажется у тебя появился поклонник. — Сьюзен начала отсчитывать деньги. — Этот тип заявился сюда пару дней назад и спросил, не Дэвид ли Слоэн сделал эти колокольчики, а когда я ему сказала, что да, он купил их все, заплатив наличными…
Дверца автомобиля открылась, из него вышел мужчина в дорогом плаще. На какое-то мгновение его взгляд встретился со взглядом Слоэна. Затем мужчина вошел в бар.
— … О’кей, вот твоя часть добычи. — Сьюзен подняла глаза. — Здесь четыреста тридцать семь долларов… Дэвид?…
В магазине никого не было. Дэвид Слоэн исчез. Ни шороха, ни звука, не звякнул даже колокольчик над входной дверью. Сьюзен посмотрела на улицу. «Харлей» стоял там, где его оставил Дэвид. Рядом с ним стояла черная машина, которой прежде не было. «БМВ-320».
Слоэн остановился в полумраке бара. Пробежался глазами по деревянной стойке вдоль широкого окна.
Бар был пуст. Слабый дневной свет освещал батареи бутылок, отражавшиеся в зеркале барной стойки. Чарли О’Мейли, владелец пивнушки, гигант-ирландец, лысый, как биллиардный шар, протирал пивные кружки.
Ни Слоэн, ни О’Мейли не произнесли ни слова. Ирландец поставил на стойку рюмку, налил в него до краев джину и подвинул к Дэвиду. Глазами показал на занавеску в глубине зала.