Андерсон Пол Уильям. Дахут, дочь короля (Короли Иса - 3)

   - Но она никогда не причинит вреда тем, кого любит, кого любит, возразила Тамбилис.
   Грациллоний обнажил зубы.
   - Достаточно будет, если она сделает шпиона слепым и беспомощным.
   - Она всего лишь начинающая колдунья, - напомнила им Форсквилис. - Даже я не способна произнести такое заклинание. А пока...
   - Что верно, то верно, это роковой шаг, - заявила Бодилис. - Но будем действовать с крайней осторожностью. Я знаю, как ты от этого страдаешь, Грациллоний, любимый. Но можешь потерпеть, пока мы нащупываем дорогу вперед. - Прежде, чем продолжить, она помолчала: - Во-первых, допустим, я приглашу ее и двух сестер отобедать. Повод можем придумать. Мы не станем ни к чему ее принуждать, просто предложим поддержку в связи с последними неприятностями между ее отцом и другом. Утешим и, да, внесем легкое оживление. Это вполне может рассеять ее страхи. И она своим чередом, возможно, откроет нам сердце.
   Тамбилис просияла. Лицо Форсквилис по-прежнему было без выражения. Раздался стук.
   - Что еще за чума? - Нахмурился Грациллоний.
   Стук повторялся снова и снова, от сильной мужской руки. Тамбилис приподнялась, на лице была написана нерешительность. Грациллоний отмахнулся от нее и пошел отворять дверь.
   Снаружи стоял Кинан в обмундировании охраны. Позади него стоял высокий белокурый мужчина в римской дорожной одежде. Легионер отдал честь.
   - Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Вы велели вас не беспокоить. Но у этого курьера письмо от преторианского префекта в Августе Треверорум. Я решил, что лучше отведу его прямо к вам.
   Приезжий сделал штатский жест уважения.
   - Квентий Флавий Сигон, сэр, к вашим услугам, - объявил он по-латыни. Позвольте вручить вам повестку.
   Грациллоний взял поданный ему запечатанный пакет.
   - Меня вызывают в Треверорум? - медленно спросил он.
   - Да, сэр. Лучше сразу. Подробности в письме. Позвольте выразить надежду, что для вас это не крайне затруднительно.
   - Мне понадобится день-два на сборы.
   - Сэр...
   - Я префект и король Иса. У меня свои обязательства. Кинан, отведите Сигона к мажордому, пусть проследит, чтобы ему дали хорошую спальню и все, что потребуется.
   Грациллоний вернулся к женам.
   - Простите, - по-исански сказал он. - Но вы знали, что я этого ожидал, хотя и не так скоро.
   Изредка он получал извещения от Руфиния. Галл добрался до Медиолана и принялся приближаться ко двору. На это уходило время, но он продвинулся до того, что получил краткую аудиенцию у Стилихона, помимо этого он стал близок множеству младших офицеров. Руфиний докладывал, что в настоящее время Стилихон был занят тем, чтобы получить советы и приготовления против Алариха, вестготского короля, тактика которого становилась все более угрожающей. Тем не менее, наполовину вандал, римлянин, оказалось, благосклонно отнесся к петиции Руфиния за Грациллония, и впечатление это усиливалось еще больше от разговоров с мелкими чиновниками. Вероятно, Стилихон намеревался отправить распоряжения на север, дабы все сделать быстро, сразу для всех.
   Очевидно, так Стилихон и сделал.
   Руфиний выражал надежду, - она сверкала в сардоничности его языка, что благодаря этой директиве Грациллоний извлечет пользу из всех сомнений. Надежды же самого Грациллония не имели никакого отношения к здравому смыслу, когда он вертел конверт в руках.
   Сразу же мелькнула мысль, что он будет отсутствовать больше месяца, и расследование касательно Дахут придется отложить до его возвращения. Хорошо. Может быть, тем временем, это ничтожное дельце разрешится само собой. Если же нет, что ж, в его отсутствие больше зла не случится.
   III
   Гвилвилис была на Бдении на Сене. Грациллонию стало от этого странно печально, несмотря на то, что накануне вечером он побывал у нее дома. Она не осмелилась на большее, чем поцелуй. Он был робким и соленым.
   Суффетским представителям он произнес точно такую же короткую речь, как и раньше, когда собирался в отлучку: его влекла Необходимость, на горизонте ничего настоятельного не было, им следует заботиться об управлении Исом в соответствии с законом и обычаем, вернется же он тогда, когда будут приняты все требуемые меры. После он попросил их всех разойтись, остаться только галликенам. Его удивил Сорен, отреагировав:
   - Мы все желаем вам блага, о король. Да будут с вами боги; - прежде чем его могучая фигура исчезла за дверью.
   Теперь Грациллоний стоял на возвышении перед богами и своими защитниками, взирая сверху на восьмерых женщин, сидящих в первом ряду. Это утро было опять ярким, свет наполнял огромную палату до краев. Белые головные уборы сверкали, а голубые платья сияли.
   Он рассматривал их одну за другой. Тамбилис, Бодилис, Форсквилис. Окутанная своим равнодушием Ланарвилис. Рядом с суровой Виндилис тоскливо смотрела со своего места Иннилис. Малдунилис улыбалась ему той улыбкой, что, он знал это, была приглашением, обещанием ждать его возвращения. Дахут Дахут сидела одна в трех-четырех футах дальше. Она тоже была одета в голубое, оттенявшее глубину ее глаз, но - это словно кричало о том, что она еще не совсем верховная жрица - была с непокрытой головой. Волосы лавиной спускались, обрамляя лицо, прямо как у ее матери. Ему казалось, что она все тоскует, словно хочет прыгнуть в объятия отца, но еще не знает как.
   - Я хотел попрощаться с вами наедине, - неловко сказал он.
   - А что тут говорить, кроме слова "прощай"? - парировала Ланарвилис.
   - Нет, сестра, - упрекнула ее Бодилис, - мы для Грациллония больше, чем королевы. Мы ему жены и дочь. Отправим же его с любовью.
   - О, возвращайся скорее домой, - тихо обратилась Тамбилис.
   - Да, - нехотя сказала Виндилис, - мы должны пожелать тебе удачи у римлян.
   - Ты победишь, - настаивала Малдунилис. - Победишь.
   Он едва услышал, как Иннилис сказала:
   - А там он сможет продолжить лечение?
   - Знаю только то, - сказала Форсквилис, - к лучшему или к худшему, но такого как он у нас не будет.
   Грациллоний поискал взглядом Дахут. Ее губы едва шевельнулись беззвучно, прежде чем она покачала головой.
   - Ну что ж, - сказал он, проглотив комок в горле, - живите в мире, дорогие мои.
   Он взял у Админия Молот и мимо женщин вывел солдат. Последним взглядом окинув палату, он увидел маячащие под потолком изображения богов, а под ними голову Дахут, горящую золотым пламенем.
   Народ приветствовал его на улицах, но не обращался, когда он шел во дворец. Там он сменил платье на одежду центуриона и положил в сундучок Ключ. На заднем дворе в нетерпении ждал Фавоний. Он вскочил на спину жеребцу. Курьер Сигон с особого позволения уже был верхом. Они поскакали вниз к дороге Лера, меж тянущихся вдоль нее статуй и стен, средь заполнившего улицы народа по направлению к Верхним воротам. Следом топали двадцать три легионера. Они прощались со своими родными.
   Вьючные животные уже стояли снаружи. Люди взяли их под уздцы, встали в дорожный строй, вошли в ритм пути. Грациллоний вел их по направлению к Редонианской дороге. Так было быстрее, чем идти через городское движение к Северным воротам.
   - Не слишком ли поздно мы тронулись, сэр? - спросил Сигон. - Дни все еще коротки. Юлий Цезарь никогда не упускал дневного света. - Сам он был треверианцем, его семья принадлежала к древнему цивилизованному роду, сам он старался показать в себе римлянина, в те моменты, когда везде в ходу были варварские германцы.
   - Я знаю ферму, где мы переночуем, - сказал Грациллоний. - Следующее хорошее место на расстоянии суточного перехода.
   Он мельком пожелал себе поменьше грубить. Сигон был достаточно вежлив. Не важно. У него, Грациллония, много чего помимо этого творилось на душе. Поскольку ничего плохого не предвиделось, он был рад избавиться от Ключа.
   Они перешли на другую сторону канала и прошли поворот на Церемониальную дорогу. Там раскинулась Королевская роща. Она темнела на снегу как запекшаяся кровь. Они оставили ее у себя за спиной и вышли к мысу Ванне.
   Грациллоний натянул поводья. Он и его люди отдали честь на могиле Эпилла. Курьер был удивлен, но от вопросов удержался.
   Грациллоний задержался еще на мгновение, чтобы оглянуться! Море успокоилось, как стальное зеркало, за исключением тех мест, где оно белым разбивалось о рифы. При такой ясной погоде он различал вдалеке Сен, даже башни в низине. Дорога сворачивала вниз, туда, где против утесов мыса Pax стоял Ис. Стена образовывала красное кольцо, из которого вырастали мерцающие башни. А меж ними, вокруг них - чайки, сотни крыльев над Исом.
   - Берегите Дахут, - велел он им. - Охраняйте ее и ее красоту.
   Фавоний фыркал и вставал на дыбы. Грациллоний обуздал коня, потом отпустил поводья и поскакал дальше.
   IV
   Чары холода окончились. Снег начал таять. Наливаясь, журчал канал. Шумел ветер, сталкивал буруны на рифы, качал деревья, наводил на сушу облачные тени.
   Скоро возобновится торговля, как только можно будет ездить по мокрым дорогам. По мощенным торговым путям уже приезжали первые путешественники. В большинстве своем они везли лес, уголь, меха, кожу, - зимнюю продукцию. Некоторые заехали дальше, искатели приключений, негоцианты, авантюристы.
   Со стороны Гезокрибата, по направлению к Аквилонской дороге и оттуда на запад, мулы тащили три повозки. На первой из них на вершине тюков восседал человек, бренчал на плане и пел. Многим песня была чужая, слова непонятны, но звучала она так, что его спутники с наслаждением заслушались. Стражи Верхних ворот заприметили его и уделили особое внимание. Они не чувствовали опасения. Ис день и ночь был открыт для всякого доброго человека, и чужеземцам оказывали должное гостеприимство. Просто он был так огромен, поющий здоровяк.
   - Кто идет? - спросил моряк.
   - Ты меня знаешь, - откликнулся сквозь соленый ветер со своего коня предводитель купеческого отряда. - Адрений, торговец топливом.
   - Я имел в виду его, что с тобой.
   - Скотт, присоединившийся к нам в пути. Он хороший парень.
   - Меня зовут Ниалл, - прокричал незнакомец с акцентом, но на беглом исанском. - Хочу поглядеть на чудеса вашего города.
   Охранник добродушно помахал пикой. Ниалл въехал в город.
   Глава семнадцатая
   I
   Дождь со снегом плескал на улицы Иса. Шумел ветер, ревел океан. Год оказался штормистым.
   Пивная под названием "Лошадь Эпоны" была уютной пещеркой. Ее подогревал гипокауст под плиточным полом. Хотя сальные свечи и лампы с ворванью противно воняли, в их множестве ярко освещались фрески животных, настоящих и мифических. Мебель была простая, тяжелая, сделанная на славу. Хозяин и его жена предоставляли широкий выбор выпивки и обильный стол. Четверо их взрослых сыновей обслуживали заказы и не допускали воров. Не место для приезжих сановников, которые обычно пользовались гостеприимством суффетов, таверна была любимой у небогатых иностранцев и исанских простолюдинов. Здесь Ниалл снимал комнату.
   Он сидел за элем. По другую сторону стола сидел рыбацкий капитан, явно имеющий некоторый вес, по имени Маэлох. У них завязалась беседа, когда последний, разомлев от сегодняшней погоды, выпил чарку или три. Рядом куртизанка в тонкой прозрачной рубашке, но достаточно обеспеченная, чтобы чувствовать себя уютно, сидела в вызывающей позе и бросала заинтересованные взгляды. Люди были слишком расслаблены, чтобы соблюдать осторожность и реагировать мгновенно. За другим столом играли в кости моряк и четверо ремесленников. Зловоние от огня подслащалось запахами с кухни. Буря грохотала ставнями и гудела под карнизами.
   - За кого ты себя принимаешь? - прорычал Маэлох. - У нас в городе найдется побольше дел, чем можно успеть переделать за всю жизнь. Почему рождаются отвратительные слухи?
   Ниалл пожал плечами.
   - У меня не было возможности услышать, а можно мне было бы узнать сейчас? - коротко ответил он. - Да и что хотите, если за четыре месяца король трижды сражался за свою жизнь, а только что отбыл защищаться от обвинений, выдвинутых ему римлянами, рожденными по-видимому из-за того, что он спас Ис от шаек фоморов? Меня останавливают люди, чтобы об этом поговорить. Поскольку я ничего не слышал, они изливают мне свое беспокойство. Кто-то скажет одно, кто-то другое. Откуда мне знать, чему верить? Я надеюсь, что ты мне поможешь. Ты кажешься нечерствым парнем.
   Маэлох печально улыбнулся и провел пальцами по седеющей черной бороде.
   - Я парень? - его рот растянулся в улыбке. - Рассказ долгий и запутанный.
   - А чтобы он лился свободно, а во рту пересохнет, держу пари, позволь утолить твою жажду, да и мою тоже. Хой-а. - Маэлох уловил в этом голосе то, что прошло через битвы и бури. - Кувшинчик эля и хлеба с сыром!
   - Спасибо, - сказал Маэлох. - Понимаешь, я ничего не смыслю в Советах высоких. Но я видел побольше и поинтереснее в жизни, нежели большинство. К тому же, мне посчастливилось дружить с принцессой Дахут, прежде с ее матерью, а потом с девочкой, всю ее жизнь. Скромный друг, да, не то, что вы назвали бы близким, и все же я горд, что могу сказать "друг". Я попытаюсь, чтобы ты уразумел во всех делах, которые я знаю.
   Ниалл не сумел полностью скрыть охватившую его тревогу.
   - А... королева, у которой нет короля.
   Выражение лица Маэлоха стало жестче.
   - Стой! Следи затем, что говоришь, скотт. Ниалл потянулся за мечом, которого не носил. Он замер и укротил свой нрав.
   - Не будем ссориться. Признаю, что я несведущ. Но ты не забывай, что я король.
   Маэлох кивнул, смягчился.
   - Так я и думал, судя по тому, как вы себя держите, я не думаю оскорблять, если не оскорбляют меня. Что за племя, и где? - Он допустил, что Ниалл был вождем какого-нибудь туата.
   - В Миде, думаю, больше ни одно название не будет вам знакомо, может даже и это.
   - О, я знаю о Пяти в Эриу, по крайней мере, а еще больше того о Муму. И мальчиком, и мужчиной я воевал и торговал с твоим народом, и не могу припомнить, когда нам пришлось туже, когда мы разбили их флот так много лет назад, или с тех пор, как они вели с нами торговые сделки.
   Ниалл кашлянул. Это дало ему возможность отвернуться и прикрыть лицо, пока к нему не вернулся прежний цвет.
   - Не в то горло попало? - спросил Маэлох. - Быстро осуши эту чарку. А вот и заказ.
   Восстановив мир, Ниалл сказал.
   - Ясно, что ты относишься к той половине людей, которые не желают слышать ничего дурного о госпоже Дахут.
   Маэлох посмотрел сердито.
   - Лучше бы их было больше половины. - Тон его смягчился. - Милая, окруженная горем девочка. И все же я не могу найти в сердце вины ее отца. Нам остается лишь надеяться, что они как-то успокоятся, хоть я и мало верю в счастливый конец.
   - Тогда расскажи мне о ней. Всю правду, все, что тебе известно.
   Маэлох пригляделся сквозь волнистое мерцание пламени.
   - Откуда твое любопытство, приятель? Ниалл перевел дух.
   - Моя интуиция. Я говорил, что в поисках спроса я подстать чудаку. Сейчас я король, торгующий отнюдь не скромными изделиями. Мне принадлежат золото и превосходнейшая кузнечная работа, то, что могут купить лишь ваши богачи. Из того, что я слышал, госпожа Дахут любит великолепие, или любила до тех пор, пока с ней не случились неприятности. - Он поднял ладонь, увидев, что у Маэлоха приоткрылся рот. - Слушай. Я не из тех, кто расхваливает товары, и тем более перед королевской персоной. Я подумал, что она могла бы принять от меня один-два подарка. У меня в кошельке золотая пыль, но в багаже есть вещи, достойные королевы. Если они ей понравятся, то она, может быть, представит меня другим высокопоставленным лицам. К тому же... сделанное на славу украшение может ее слегка порадовать в печали.
   На грубое лицо напротив вкралась тепло.
   - Но сначала мне, конечно же, надо что-то о ней узнать, верно? продолжал Ниалл. - А то я могу понаделать ужасных ошибок. Ну, я не знаю, как подступиться к благородной особе.
   - О, это просто, - сказал ему Маэлох. - Она всегда была рада иностранцам. Найди общественного писца написать тебе письмо с просьбой об аудиенции, и общественного разносчика, отнеси к ней. Ставлю, на то, что ты в тот же день получишь свое приглашение.
   - Как мне тогда себя вести? - ответил Ниалл. - Вот почему я хочу, чтоб ты рассказал мне о ней побольше.
   - Хорошо сказано, - понял Маэлох. - Варвар ли, нет ли, но думается мне, что ты можешь быть именно тем, что ей нужно.
   II
   В облегающем платье из белого шелка Дахут стояла в ярко-красном атрии своего дома, словно тонкая свечка па зимнем закате, которая, горя, отвергает наступающую ночь. Вокруг ее шеи тлело янтарное ожерелье, в центре его, у нее между грудей, находился изумруд цвета морской волны. Из-под венка серебряных листьев волосы падали на открытые почти полностью плечи. Видна была голубая как цветок чертополоха вена сквозь белизну кожи у нее под подбородком.
   "Она не должна меня обворожить, - подумал Ниалл. - Я не дам ей это сделать".
   Он пошел по тюленям и дельфинам, что плавали в мозаичном полу. Казалось, мраморные колонны и потолок с позолоченной отделкой струили на все свое сияние. Под черной спиральной линией на панелях красовались изображения богов. Он узнал Керунноса с воловьими рогами, Наездника-Эпону, устрашающего своими клыками. Насчет остальных он не был уверен. Там было несколько прелестных обнаженных девушек и юношей, и женщин под вуалями и покрывалами, существ: наполовину людей, а наполовину зверей, священных животных. После того, о чем он был наслышан, можно было безошибочно определить, что с внутренней стороны дверь охраняли Таранис Молот и Белисама Вечерняя Звезда, а над перемычкой двери многорукое морское чудовище, должно быть, олицетворяющее Лера.
   Создавалось такое впечатление, будто это величие предназначалось для того, чтобы умалить пришедшего, но не ее. Точно так же роскошное убранство и легкий аромат ладана говорили о том, что он всего на всего дикарь. Но ее точеные черты ожили, едва служанка его впустила, и глаза сначала расширились, затем стали присматриваться по мере того, как он приближался.
   Ниалл прекрасно знал, как выражать свою царственность как перед мужчинами, так и перед женщинами. Двигался он не робко, но и не дерзко, не семенил, но и не шел развязно, неторопливым шагом, точно поступью рыси в лесу. Неся голову высоко, он улыбался с закрытым ртом. Светлая голубизна его глаз спокойно изучала ее лазурные глаза.
   Она увидела перед собой человека примерно в возрасте ее отца. Должно быть, он был на несколько лет старше, но видно это было в основном по складкам и морщинкам на обветренном лице. Он был выше Грациллония на несколько дюймов, стройнее, но не в верхней части торса, и гибкий словно мальчик. Прямой нос вел от широкого лба к узкому подбородку. Бледная желтизна длинных волос, завивающиеся усы, короткая остроконечная борода еще не очень поблекли со временем. Одет он был с невозмутимой безвкусицей скоттов: шерстяной плащ, увешанный медальонами семи цветов, шафрановая туника, зеленый килт, обнажающий длинные мускулистые ноги, лайковые туфли на неожиданно маленькой ноге, окантованные вышивкой и мехами, с добавлением серебра и бронзы и чеканной резной кожи. Должно быть, так приближался бы к ней истинный Таранис.
   В руках у него был поднос, покрытый превосходной тканью. Когда гость остановился и почтительно дотронулся до брови, он взял приношение в левую руку. Расстояние, на котором он от нее держался, тоже было правильным. Теперь, когда он возвышался, ей приходилось смотреть вверх.
   - Вы Ниалл из Ибернии? - спросила она безо всякой на то надобности и менее чем невозмутимо.
   Он склонил голову.
   - Так точно, и я в распоряжении госпожи Дахут, которой безмерно благодарен за то, что она оказала мне честь быть приглашенным сюда. - Голос у него был глубокий, живой, словно музыка.
   - Вам... здесь весьма рады. Как это смело с вашей стороны в это опасное время года заехать так далеко.
   Он улыбнулся шире. Разбежавшиеся от этого морщинки чудесным образом оживили лицо. В его речи не было ничего елейного, для его народа экстравагантность была естественна.
   - Вы написали, что вы купец?
   - Могу им стать, если в Исе понравится мой груз. Сейчас он находится в Гезокрибате, но как бы мне хотелось торговать здесь! Могу ли я просить госпожу принять несколько подарков на память?
   Он откинул ткань. Дахут затаила дыхание. На подносе изгибался золотой торк, украшенный переплетенными фигурами, дроблениями и многотысячными кругами. С одной стороны от него лежала брошь в форме почти сомкнутого кольца, ее оранжево-розовое изящество серебра было резким переходом между двойными гигантскими жемчужинами. По другую сторону ловила свой собственный хвост замысловатая чешуйчатая змея в виде бронзовой пряжки.
   - О! Но они, они просто прекрасны!
   - Лучший умелец в Эриу смог их сделать действительно на славу.
   - Идемте. Почему мы стоим? Давайте сядем. - Жестом Дахут указала на столик с закусками. - Унесите это, - велела она своим слугам. - Несите лучшее. Лучшее, слышите? Поторопитесь!
   Сидя на стуле, она внимательнее изучила подарки, сопровождая разглядывание множеством замечаний и вопросов, но взгляд ее блуждал по Ниаллу. Он же встречал его с подобающей этикету сдержанностью.
   Перед лакомствами подали вино. Они пригубили.
   - О, это благородная выпивка, - сказал он.
   - Из Аквитании, - ответила она. - Останьтесь до вечера и поужинайте. Нет, я настаиваю. Обещаю, вы будете смаковать еду, мне же хочется послушать весь рассказ целиком, от вас, вы ведь, должно быть, побывали от Тула до островов Запада.
   - Едва ли так уж далеко, - засмеялся он.
   - Все, что вы видели и делали. Я смотрю, как чайки парят так высоко, что их не видно, и мое сердце вот-вот выскочит от желания последовать за ними.
   - Что ж, я плавал и воевал. И вам, вероятно, захочется что-то послушать о моей родине. У нее свое очарования.
   Дахут слегка наклонилась к нему.
   - Мне известно, что мужчины там могучие. Иначе и быть не может. Это так и исходит от вас.
   - Меня называют королем, госпожа, но это значит меньше... пока... чем здесь.
   - Ведь свирепейшие воины в мире, это скотты, не так ли?
   - На мою долю выпало немало битв.
   - Вы мне о них расскажете. Я не слабое существо.
   - Не понаслышке, госпожа, с должным уважением. Но Ис, ваш Ис - это неописуемое чудо. Я поверил, а сегодня узнал, что это правда.
   Дахут вспыхнула. Она опустила глаза. Поднимая их вновь, она сказала не дыша, так, чтобы ее не смогла подслушать прислуга.
   - Вам нужен проводник? Кто-нибудь, кто покажет вам то, что, вероятно, сами вы никогда не отыщите? Я могу это устроить.
   - Госпожа слишком великодушна к чужестранцу, на ботинках у которого не обсохла еще грязь другой страны.
   - Не думайте, что я капризна, - взмолилась Дахут. - В Исе женщины обладают большей свободой, чем в большинстве стран. Мне говорили, что так принято и у вашего народа. Узнаем друг друга получше, король Ниалл.
   - Для меня это будет честью, наслаждением, исполнением мечты, - ответил он.
   III
   Прибывающая почти до полной на снова ярком небе луна освещала сумерки, покрывала пятнами улицы, замерзшие пики башен, возвышающиеся на фоне серебристого, темного моря. Она свысока освещала худощавого человека, покрывала белизной его бороду и выбритую тонзуру.
   Форсквилис сама открыла дверь своего дома, когда он постучал. Она кивнула.
   - Я знала, что вы хотите ко мне зайти, - сказала она.
   Корентин с силой сжал посох.
   - Как вы узнали? - резко ответил он. - Колдовство не переступает порог дома Божьего.
   - Может быть. Но у меня были видения, и я подумала, наверное, вы узнаете намного больше о том, что мы оба делали ночью, прежде чем повстречались в тумане на могилах. Входите.
   В атрии было тепло, но холодный воздух гнал их внутрь. Очевидно, никого из слуг не было.
   - Ступайте за мной, - сказала она и повела его. Она привела его в свой секреторий. Он никогда здесь раньше не бывал. Корентин был абсолютно чужд этим, наполнявшим все вокруг него, языческим вещам. Одна-единственная лампа, сделанная из кошачьего черепа, давала больше света, чем казалось естественным через глазные впадины и от пламени, горящего сверху. Желтое сияние вырывало из теней архаическую, бесстыдную женскую статуэтку; громовые камни, найденные в дольменах Древнего Народа, связки сухих трав, придававший воздуху острый едкий аромат, кости животных с выгравированными на них таинственными знаками, испещренные веками свитки и рукописи, кушетка с тремя подушками, на их кожаном покрытии были выжжены изображения совы, змеи и дельфина; трещотка и маленький барабан вроде тех, что использовали волшебники на островах за Свебским морем; и много еще того, от чего он отводил глаза.
   Форсквилис безрадостно улыбнулась. Она казалась особенно привлекательной, ее стройный стан был закутан в черное платье, облегание и глянец которого передразнивали бесформенность и шероховатость одежды священника, длинные локоны свободно обрамляли бледное лицо Паллады.
   - Садитесь, - пригласила она. - Не хотите вина?
   Корентин покачал головой.
   - Не здесь. - Оба так и остались стоять.
   - Боитесь оскверниться? Я бы впила у вас дома, если бы вы позволили.
   - Там всегда рады тем, кто стремится к его Хозяину.
   - Мне послышалась в этих словах надежда? Успокойте ее, друг мой. - Тон у нее был добрый. - Мы разделяем жилище, этот наш мир.
   Он тоже смягчился.
   - Ошибаетесь, дорогая. У земли нет ни стен, ни крыши. Он открыт беспредельности. Сами по себе мы не защищены от тех дел, что творятся во тьме.
   На нее нашло уныние.
   - У вас были предостережения насчет Дахут. - сказала она. - Что за предостережения?