Андрей Лавистов. Нелюди Великой Реки. Полуэльф

* * *

   – Не по адресу пришел, ушастый, здесь мальчики не работают!
   Огромный пузатый, в одной кожаной безрукавке на голое тело, весь расписанный татуировками по зеленоватой коже орк поигрывал деревянной дубинкой, постукивая ею по грязной ладони. А еще своей тушей он занимал все крыльцо веселого дома.
   – Прекрасно, маленькая моя, я как раз люблю девочек!
   – Чего-о-о?
   – Ты же здесь работаешь?
   – А-а-а?.. – Орк потерялся – он явно не знал, что говорить. Он чувствовал, что его как-то опустили, но пока не понял как. Надо ему помочь.
   – Раз мальчики здесь не работают, значит, ты – девочка! – С этими словами я издал чмокательно-поцелуйный звук – облобызал воздух, так сказать.
   Этого орк уже потерпеть не мог. Он взревел, дубинка взлетела в богатырском замахе, но когда она опускалась, со свистом разрезая воздух, я быстро шагнул в сторону и вперед, проскакивая под нею, втыкая ублюдку в глаза напряженные пальцы. Орк издал хлюпающий звук, выронил дубинку и рухнул на колени, зажимая лицо руками. Еще бы – сам, всей своей тушей, напоролся. Сколько там килограммов? Да еще скорости сложились – движения навстречу шли. Нельзя быть таким предсказуемым в реакциях. Я знал, что он будет делать, еще до того как он замахнулся. Да и любой бы догадался. Орки все же слишком эмоциональны для серьезной схватки и ловятся на простых подначках, как дети. Хотя ребята жестокие и выносливые. И в затяжной бой с ними лучше не вступать. О-па, а это кто? Едва успел заметить, что в мою сторону устремились еще два орка – видимо, вышибалы из соседнего кабака или дома терпимости. Семейный подряд, что ли? Два разъяренных орка – это серьезно. Смываться надо. Эти ребята разговоров разговаривать не будут. Я добавил с ноги подвывающему орку куда-то по затылку и встал так, чтобы поверженный противник лежал между мной и орками. Перед корешами повыделываться захотел – мол, смотрите, как я проклятого эльфа уделаю, – теперь будешь мне складкой рельефа. Как подбегут, оттолкнусь от лежащего орка, как от ступеньки, и в прыжке засвечу ногой первому в физию. Дальше по обстоятельствам.
   Орки стремительно приближались. Я стоял на месте и ждал. Ровно бегут, кто же первым будет? Один из орков, не добегая примерно пяти шагов до меня, вдруг резко затормозил, так что искры из-под набоек на каблуках брызнули, и схватил своего приятеля за плечо. Тот зарычал, обнажая клыки, но остановился.
   Полицейский патруль из четырех человек, вывернувший из-за угла, неторопливо направился к нам. А то я их не чуял.
   – Что происходит, господа? – Безразличный тон старшего урядника мог обмануть кого угодно, но мне не верилось, что патруль оказался за углом случайно. Как же! Совершенно случайно усиленный патруль выворачивает из-за угла, когда я выхожу из гостиницы, случайно тащится за мной три квартала, случайно останавливается, чтобы не мешать моим разборкам с одним орком, а также совершенно случайно появляется в поле зрения, когда исход сражения легко предсказуем. С их точки зрения. Ивану Сергеевичу неохота терять свою подсадную утку?
   Орки бросили на меня ненавидящие взгляды и подошли поднимать своего приятеля.
   – Упал неудачно, наверное… споткнулся? – озвучил я свою версию, с недоумением глядя на полицейских и разочарованно на орков. Их, конечно, отпустят. А жаль, мне было бы приятнее, если бы им по почкам в участке насовали.
   – Первый раз такого нахала вижу… – Недоумение урядника было на порядок искреннее, чем мое. – Арестовать бы тебя, ну хоть за хождение в одиночку, да в холодную… – Урядник сплюнул под ноги и осуждающе уставился на меня: – Иди уж, куда шел, Ивану Сергеевичу спасибо сказать не забудь…
   Это уже оркам намек, чтобы не лезли: проклятый эльф под защитой важной шишки. Имя-отчество в городе известно всем.
   «Куда идем мы с Пятачком…» – конечно же в бордель. Особенно если он в удачном месте расположен… И зашел в сени.
   Интересно, как здесь расценки – вероятно, пятачка хватит, если золотом.
   Встретили меня со всем уважением. Клиенту, уделавшему вышибалу, должны оказывать всемерное уважение, раз он такой сильный, пока не осознают, как в том анекдоте, что он – легкий.
   Мадам этого заведения под вывеской «Принцесса Греза» была не слишком старой и совсем не противной, не старше тридцати пяти, в крайнем случае – тридцати семи лет. Полноватое, но не лишенное приятности лицо, прекрасные густые и толстенные на вид волосы цвета спелой ржи – люблю такие. Невысокая, но фигуристая, изрядного обхвата что в груди, что пониже, – Глоину бы понравилась. Ухоженная. Аборигенка. Смотрит чуть настороженно, но с любопытством. Еще бы: не часто в Сеславин эльфы забредают. Но вот если забрели, то насколько часто они в местные дома разврата заходят?
   – Прекрасно выглядите! – Дежурный комплимент даже старой шлюхе – вот они, издержки воспитания. – Волосы у вас превосходные, – а это уже от чистого сердца. Протягиваю руку, чтобы погладить. Надо же, отстранилась. От меня, Лучшего Дон-Жуана всех времен и народов! Пойду поплачу в уголке.
   – Девушки в зале, господин… Я всего лишь встречаю гостей. – Что ее улыбка означает, кто бы сказал? Издевается?
   – Если они хоть чуть-чуть похожи на вас, то я пришел не напрасно.
   Не ожидала? Интересно, комплименты ей часто говорят? А двусмысленные комплименты?
   Прохожу в зал – ничего так интерьерчик, только с красным бархатом переборщили. Комнаты – на галерее, антресолями называются. Вдоль стенок на стульях сидят унылые жрицы любви – одна зевает, другая в носу ковыряется, третья рожки накладные перед зеркалом поправляет. Все равно до тифлинга-женщины недотягивает. Одна в черную кожу затянута – и фуражка с высокой тульей, и ботфорты, и даже бич поролоновый – классика. А вот еще одна в коротком коричневом платьице, белом фартучке с кружавчиками и в очечках – вроде школьница-малолетка. Так, кажется, те актуальные, что в ящериц-крокодилиц одеты и морды разукрасили, – старые какие-то. Краской морщины замазывают, да не совсем здорово получается… Как они тут руку на пульсе держат – поразительно даже. Появилась крокодилица на улице – зайди в бордель и оттянись с ней по полной!
   Вот и попал я в гнездо порока. Видимо, только очень пьяный или обдолбанный человек может посчитать этот порок привлекательным. Девицы, в общем, как девицы, есть и молодые, и даже довольно симпатичные, но у всех какой-то нездорово-усталый вид. Серенькие они какие-то, невзирая на румяна и прочие женские штучки. И от этого одинаковые: как печать на всех. Не выспались, что ли? И ведь в каждом борделе так.
   Ломается что-то в женщине, которая в веселом доме оказалась. И интерес такие женщины могут вызвать только у тех мужчин, которые нормальных женщин не видели. Как у ребенка, который не видел игрушек, интерес вызывает пучок соломы, завернутый в мешковину, с нарисованными углем глазками.
   Так, надо выбирать. Я же эльф – и не надо выходить из образа. Полногрудые и пышнозадые, так называемые «шикарные» – то есть полная противоположность эльфийкам – вот что будет правильным выбором. Единство противоположностей, как говорил классик немецкой философии. Повернувшись к сопровождающей меня мадам, я царственно-скучающим голосом сообщил ей, энергично размахивая руками, что хотел бы познакомиться со скромной девицей – ну и руками показал, какие объемы груди, какой зад, какой рост. И чтобы глаза голубые-голубые… Рук в локтях, кстати, я не сгибал.
   Мадам смотрела на меня как ребенок на карусель, открыв рот и едва не пуская пузыри. Взрослая тетка, а ума ни на грош. Да и нужен ли ей ум в таком месте? Ум и хватка деловая – разные вещи в общем-то.
   Подумав чуть-чуть, я доверительно сообщил мадам, что рост – не самое главное в женщине, и как мог выразительно посмотрел ей в голубые-голубые глаза. Покраснела? Показалось, наверное.
   Девицы оживились, защебетали. Мадам подозвала коротким движением руки какую-то крашеную рыжеволосую девку гренадерского роста, с огромной грудью, почти полностью выпяченной в огромном же декольте, шнобелем, как у астраханского морского линкора, и синими глазами размером с блюдце.
   Я королевским жестом протянул мадам оговоренную плату – и стал подниматься по лестнице за монументальным символом здорового питания при отсутствии воспитания, который топал передо мной, очевидно сдерживаясь, чтобы не шагать через две ступеньки, потому что девице-с неприлично-с! А торговать собой, как селедкой на базаре, стало быть, прилично.
   Дошли. Комнатка маленькая, кровать большая. Уборная, впрочем, ничего, чистенькая. На деревянной спинке кровати – тряпичная кукла с голубыми-голубыми… Тьфу! Платьице на кукле довольно захватанное – до сих пор, что ли, играет? Приходилось встречать девиц легкого поведения, которые и в куколки играли, и над стихами о том, как крокодил наше солнце проглотил, рыдали. А стихов о таинственном жирафе не понимали… Я по молодости много глупостей делал. Стихи в борделях читал…

 
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт…
 

   Тьфу ты, пропасть! И ради этого я с орком дрался?
   Совсем затосковав, я сел на кровать. Ладно, сейчас я на разведке, но дальше-то что? Эльфийка за меня замуж не пойдет, скорее всего, человеческая женщина – тоже вряд ли. Переспать ради интереса, чтобы перед подругами похвастаться, – это пожалуйста, был такой у меня печальный опыт. И не один раз. А дальше – ни-ни. Ни дома, ни денег, ни занятия серьезного. И с детьми непонятно что – смогу я детей иметь или нет? Надо, наверно, полуэльфийку искать, такую же, как я, да закрыв глаза жениться.
   Ночная бабочка-гренадер стояла посреди комнаты, замерев, как на часах, и внимательно смотрела на меня. Чисто автоматически похлопав по кровати рукой, я мгновенно оказался в неустойчивом равновесии – под девицей кровать прогнулась довольно сильно. Центнер живого веса, не меньше. И, кстати, никакого удивления визитом симпатичной нелюди… А о чем это говорит?
   – Зовут тебя как?
   – Зефира! – ответила девица звонким, почти металлическим голосом.
   – Да не здесь, а по-настоящему.
   – Ардальей мамка звала, да вам на что, господин хороший…
   – Ну ты же знаешь, как мое имя звучит, вот и я захотел твое узнать. Справедливость люблю. Кто, кстати, меня назвал? – Взять на пушку несчастную девицу даже как-то совестно.
   Ардалья захихикала, шмыгнула носом, отчего на окнах вздрогнули занавески, и не без удовольствия рассказала, что обо мне все уже в городе знают, потому что городок маленький, а я, пользуясь такой известностью, мог бы скидку выторговать у мадам – я ей рекламу ведь своим визитом делаю. И орк, Шырк, специально драться полез, а на самом деле он быстрый и дубинкой владеет мастерски. Вот как, значит. Надо было нож ублюдку под ребра загнать, пока время было.
   Но на Ардалью я впечатление явно произвел – ей понравилось, что я от двух других орков не побежал. Смелый такой. Оказывается, всю эту сцену они из окна наблюдали. Всем женским коллективом. То-то я подумал, что слишком много девиц в гостиной прохлаждается. Выбор у меня был какой-то нереальный – городскому голове такой, наверное, предоставляют. По праздникам. Должны ведь по идее в комнатах сидеть, вызова ожидать, как мадам распорядится. А они, оказывается, на шоу бесплатное собрались.
   – Глоин заходит? Который Глаз? Будь я на его месте, такую красавицу бы не пропустил.
   – Заходит по вторникам и субботам. – Ардалья пренебрежительно махнула рукой. – Он тут постоянный гость, только не ко мне – чаще к Лейле.
   – Лейла – эта такая, под крокодилицу зеленую?
   – Нет, не под крокодилицу: под дракошу – это Таха, а Лейла – под тифлинга, с рожками.
   Ишь, какой у нас Глоин выдумщик! Родня к нему приезжает, утешать будут… Знаем мы эту родню – привезут инструменты и материалы, чтобы работать прямо в спальне, пока мастерская опечатана!
   А еще родичи заберут три смарагдика, меньший из которых на девять с половиной карат…
   Вот сволочь я – Глоин ко мне со всей душой, а я такие мысли про него… Где камни, где камешки? А ведь был в истории прошлых времен короля-солнце такой ювелир галльский, Рене Кардильяк, который за бриллиантовые украшения своей работы своих же клиентов мочил – недостойны-де владеть, вкуса художественного не нагуляли…
   – Ладно, Ардалья, ты вот что, слушай внимательно.
   Я попытался на пальцах объяснить Ардалье, как она мне нравится, и даже изобразил неожиданный приступ страсти – с неизбежным облапыванием и обхлопыванием по всем упругим местам ее немаленького тела. Даже утомился слегка, производя этот незамысловатый в общем-то массаж. К каждой женщине свой подход нужен, но проститутка – это уже не совсем женщина: ее личностные качества как-то смазываются, уступая место условным рефлексам. И первый условный рефлекс, насколько я понимаю, – клиент должен ее хотеть. Если клиент не хочет, то ночная бабочка ситуации не поймет – и испугается. И что будет дальше – неизвестно. Мне сложности были не нужны, и так жизнь сложная: вон Иван Сергеевич обещался из меня подсадную утку сделать, поэтому я попытался уверить Ардалью, что хочу, вожделею и практически влюблен. А потом попросил о пустяковой услуге. Прекрасно оплаченной к тому же… И подкрепленной бумагой с подписью Ивана Сергеевича, где я почти что должностное лицо – куда круче, чем охотник.
   Ардалья в моем обществе чувствовала себя раскованно и весело – почти все женщины так себя со мной чувствуют, угрозы для них, чисто гипотетически, я не представляю… Да и на самом деле это я сам ее чуток побаивался: вот навалится сейчас и задавит грудью – что делать тогда? Поэтому помогать мне в благородном деле спасения города Сеславина от ужасного чудовища Ардалья согласилась с радостью и даже в ответ гордо показала свой «тугамент» – желтый билет то есть, с отметкой полицейского управления и печатью врача, что очередной медосмотр пройден. Вот это да! А я по наивности считал, что желтый билет ограничивает гражданские права женщин. Вот и нет! С этой бумажкой некоторые аборигенские женщины чувствуют себя, оказывается, как чиновник, получивший классный чин и право на дворянский герб.
   В качестве конкретного дела Ардалья обещалась не спать и моментально открыла собственным ключом – вот не уверен, что мадам про этот ключик известно, – решетку на окне. Решетка была чугунная, кованая, неплохой работы, да и ухоженная – нигде ни капли прозелени, везде глубокий черный цвет. А вот замок на ней был довольно несерьезным – точно не гномская работа, так, кустарщина. Сэкономили на замке…
   Я вылез из окна и, стоя на карнизе, махнул рукой жрице любви, чтобы она вновь закрыла замок. Чешуйчатую, как мне кажется, такая решетка и такой замок не остановят, но я не хочу иметь на своей совести дуру Ардалью, которой помочь ничем не могу…
   План мой был прост, если не сказать примитивен: залезть на крышу и осмотреться. И осмотреть райончик аборигенов, рядом с условным центром которого и стоял дом терпимости, куда я сегодня зашел. Если тварь, как я думаю, вовсе не тварь, а оборотень, то, значит, есть в городе некто, кто этому чуду-юду помогает. И этот некто, скорее всего, абориген – помогать колдуну-оборотню пришлые не будут. Или будут? Как-то ведь скрылся после неудавшегося похищения гнома четвертый из братьев-близнецов, сидевших в «Розовом какаду». А «Розовый какаду» – вон он, рядышком совсем. Я этот вертеп порока, притон разврата и женское общежитие имени Принцессы Грезы и Розы Люксембург в одном флаконе еще на подходе к ресторану заметил… А четвертый из злодеев далеко убежать не мог – где-то совсем близко затаился. Где-то сумел отсидеться, у кого-то, кто его приютил. Так как этого типа найти?
   Понятно, что Иван Сергеевич зазывает меня назавтра недаром. Сегодня ночью я буду только мешаться – сегодня ночью, надо полагать, будет продолжена «Большая охота» силами полиции, вояк гарнизона и ополченцев. И городской голова уже подписал, скорее всего, вексель рубликов так на пятьсот золотом тому, кто тварь представит. Примерно двести пятьдесят за само чудище, надбавка за опасность, да еще в пределах города…
   Днем тварь пытались преследовать, но бросившееся на патруль военных чудовище растворилось без следа в пылевом столбе, вырвавшемся из-под колес багги Глоина. Усиленное патрулирование не дало ничего. Надо было бы, конечно, еще сегодня сплошную зачистку проводить, но полицейские проваландались, похоже, как всегда… Состояние Василия Васильевича из Департамента безопасности неразбериху только усилило… Но и в ночной охоте есть смысл – никто под ногами не мешается, не то что днем, можно обойти все дома и выяснить, все ли в порядке. Днем вряд ли население по домам сидит – не двери же выбивать, чтобы выяснить, где злодей обретается… Теперь вот ночью будет весело. А я посмотрю отсюда – с крыши веселого дома, благо Глоин бинокль одолжил. Только посмотрю, никуда лезть не буду – у меня, как Иван Сергеевич справедливо выразился, шансов маловато.

* * *

   Ну прямо факельное шествие! Идут, ханурики!
   Плотные группы полицейских и военных под прикрытием внедорожников с пулеметами охватили цепью пространство перед воротами города. Да это даже и не ворота, а целый комплекс зданий – тут и надвратная башня, и укрепления с крупнокалиберными пулеметами, и казармы пехтуры, и, кажется, сама комендатура. А в каких отношениях, кстати, Иван Сергеевич и военный комендант славного города Сеславина? И в каком он чине, этот гипотетический комендант? Толстый такой штабс-капитан с пушистыми усами? Носит саблю под мышкой и вытирает всегда красное лицо всегда мятым носовым платком? Или молодящийся, все еще стройный майор, скрывающий лысину прической «под гребенку», или, как модно говорить, а-ля Александр Третий?
   Ага, пошли… Хорошо, что дома в городе построены в относительном порядке – нет скучивания, правила противопожарной безопасности соблюдены. Дома-то деревянные в основном. По плану город строился, по понятному и разумному плану, от старого Сеславина при Переносе, похоже, только название осталось. Часть между воротами и пристанью занята под склады, бордели и кабаки, зачастую совмещенные с гостиницами. Царство аборигенов и тех, кто на них делает деньги. Я вот сейчас сижу на крыше такого вот рая для аборигенов. И кто на мне деньги делает? И кому, кстати, «Принцесса Греза» принадлежит – не симпатичной ведь мадам. Дальше – Рыночная площадь. А за нею – дома «коренных» сеславинцев, пришлых. Площадь как граница получается. В некоторых городах, где пришлые и аборигены вместе проживают, даже стену ставят между частями города. А иногда наоборот – все вперемежку живут… Так, передовые патрули на площадь вышли. Вдоль площади торговые ряды – почти все товары тут, кроме еды. Вот я бы там прятался. Еду, кстати, на другой площади продают – Волжской, это святое. Есть еще Арсенальная площадь, на которую выходит прямо от ворот Центральная улица, по которой мы с Глоином ехали… Идеи вояк были просты и легкоосуществимы: разбить город на части и зачистить. Понятно, что особое внимание именно нашему райончику. Тоже просчитали варианты… Окружают каждый дом, стучат в ворота, входят, выходят… Интересно, сколько мне так сидеть? Как-то формально, на мой взгляд, относятся: по две минуты – и к следующему дому. Так, теперь замереть – проходят мимо дома, на крыше которого я сижу. О чем-то говорят с орком-охранником – интересно, проморгался он? Мимо проходят. Где крокодильчик-то?

 
Крокодилушка не знает ни заботы, ни труда,
Холодит его чешуйки… там… какая-то вода.
Милых рыбок ждет он в гости в домике из камышей,
Лапки врозь, дугою хвостик и улыбка до ушей.
 

   Как там в боевых наставлениях говорится? «При передвижении снайпера в условиях города необходимо избегать открытых участков местности и легко предсказуемых путей движения. Для этого можно использовать задние дворы домов, имеющие растительность городские аллеи, а также крыши зданий». Колдун-оборотень не снайпер, наверное, но передвигаться скрытно будет. Делаем вывод – нечего смотреть на солдат. На крыши надо смотреть, на крыши. Чем пахнет, кстати? Крыша веселого дома резко качнулась мне навстречу – я пригнулся скорее инстинктивно, чем осознанно. Воздух прямо за моей спиной сгустился, и на печную трубу, за которой я пристроился, упала тень. Страшная такая, нехорошая. Не разгибаясь, я бросился вперед головой и, перекувырнувшись, встал на корточки, а с корточек, разворачиваясь на сто восемьдесят, – на колено. Развернулся я уже с выхваченным и приготовленным к стрельбе «чеканом» и сразу выстрелил. Тень дернулась, метнулась влево, я выстрелил вновь, а затем вынужден был прижаться к черепице – идущие снизу солдатики стали палить на звук. А чего стесняться? Они же знали, что наверху никого из «своих» нет.
   Все, теперь точно каюк – если тварь не порвет, так солдаты изрешетят. Улица осветилась ударившими в стены домов лучами фар. В воздух сразу поднялись несколько световых ракет. Рев твари, которую зацепили густо летящие пули, был похож не на вой сирены, а скорее на испорченную ленту магнитофона, используемую для обучения древневиларскому. Такой звук на грани «у» и «а», противный, но не слишком. Нечисть так не кричит, голос нечисти двоится или троится – кажется, что вопят несколько глоток. И по голосу похоже, что дело я имею с оборотнем.
   И тут же трассеры прочертили линии к крыше соседнего дома. Перепрыгнула, что ли? И опять выстрелы сместились еще дальше, по направлению к пристани – если он так раненый прыгает, то как же он скачет, когда здоров? Придется Ивану Сергеевичу всех охотников со всего княжества вызывать. А чего врали, что его пули не берут: вон он как дернулся от моей пули.
   Нормальные эльфы из револьверов почти не стреляют. Отдача сильнее, чем из пистолета, вес оружия – тоже больше. Хват револьверный, конечно, не для слабаков. Усилие опять же для спускового крючка не каждому нравится. А руки у нас, эльфов, хм-хм, изящные… И патронов в пистолетном магазине больше, и перезаряжать пистолет проще. А из револьвера зато можно стрелять сразу: большим пальцем только курок взведи – и вперед.
   Ладно, обход крыши по периметру – и обратно, в окошко к Ардалье… А это кто? Привалившись к трубе, прямо передо мной сидел, прикрыв глаза, невысокий худощавый лысый человек в одежде явно большего, чем ему надо, размера. Вот жилет этот кожаный… «Ба! Знакомые все лица!» Это ж наш здоровяк, который Глоина похищать вздумал. Чего похудел так? С лица опал, не узнать! И рост, как можно рост изменить? Нельзя же! А куда солдатики стреляют? Лысый открыл глаза, дернул кадыком и прошептал:
   – Помоги, Корнеев, Гаудеамус игитур, не будь сукой…

* * *

   Ого, как заговорил! Гаудеамус игитур – это мое прозвище такое было, месяца два держалось, после того как я на спор спел этот гимн через магический усилитель голоса в четыре утра под окном квартиры ректора, еще когда преподавал в Тверской академии. Маленькая деталь: ректор как раз – в четвертый раз – женился на студенточке-первокурснице, и это была их первая брачная ночь. И вторая деталь – у ректора тогда хватило сообразительности не только не подавать на меня в суд, но и втихую не выгонять с работы…
   Здороваться со мной этими словами стало чуть ли не новой традицией академии. Потом, конечно, забылось все и называть меня так перестали. Значит, из наших, из «академиков»?
   – А вы?.. – задал я самый насущный вопрос.
   – Я – Виталий Стрекалов с биологического… – Слова давались человечку с трудом, если он не притворялся. – Помнишь, ты межфакультетский спецкурс вел?
   Вспомнил я его, был у меня давным-давно такой студент. Посещаемость плохая была, но зачет сдал. Середнячок, но среди биологов чуть не гением считался, – вот и остался потом преподавать в Академии, не знаю уж, на какой кафедре…
   – Ножом бил, стрелял или в окно прыгал? – Этот вопрос был, пожалуй, еще важнее… И третий вопросик виделся уже – про изумрудики! про смарагдики!
   – Помоги, Корне… – Дыхание моего старого знакомца прервалось, и он начал клониться вперед, пока не ткнулся лбом мне в руку. Все, в отключке…

Глава 2,
в которой герой несет службу, встречает, как ему кажется, любовь всей своей жизни, сражается и имеет ночной разговор со старым знакомым

   Ардалья в полной уверенности, что совершает важную миссию, помогала как могла. В частности, она взялась организовать транспорт – в борделе, оказывается, был телефон.
   Обладательница желтого билета не подвела, и короткостриженый темноволосый бородатый друэгар на открытом «полевичке» подкатил к веселому дому ровно в половине восьмого. Так, теперь одно дельце – и можно на службе появиться.
   Что, Иван Сергеевич? Хотите из меня подсадную утку сделать? Хорошо-с. Только не учли вы, господин пристав, что я с разными начальниками работал, и каждый хотел из меня то подсадную утку сделать, то просто утку, яблоками фаршированную. И каждый со мной горя хапнул…
   Бутылка гномской водки – тут дешевый самогон больше бы подошел, но у Ардальи не было. Открыть, смазать волосы. Теперь налить на рукава и воротник. Хлебнул немного, прополоскал рот и выплюнул, воровато оглянувшись: не хотелось бы, чтобы водила увидел. Порядок. А что во рту горит и вкус как собака нагадила – так это окупится: настало время любимых шуток Петра Корнеева.