Размышляя на эту тему, Светлова задумчиво свернула на Большую Дмитровку. И вдруг остановилась. На углу, напротив Ленкома, стояла монашенка.
   Эти женщины в темном монашеском одеянии, собирающие подаяние, стали уже неотъемлемой частью московских улиц и метро.
   Светлова достала из сумочки деньги.
   — Да на вас просто лица нет, — заметила Анна, протягивая их монашенке.
   И правда, казалось, что эта собирающая подаяние монашенка вот-вот упадет в обморок, настолько уставшим и осунувшимся было ее лицо.
   — Что делать, что делать, — пробормотала женщина.
   — Это у вас задание, что ли, такое? — спросила Аня.
   Женщина промолчала.
   — Поговорите со мной, — попросила Аня, протягивая ей деньги. — Я пожертвую вам еще. Есть ведь какая-то сумма, которую вы должны за день собрать?
   Ну, план, так сказать?
   Женщина снова промолчала.
   — Ну, что вам тут стоять-то? — продолжала уговаривать Светлова. — Мне кажется, вы скоро просто свалитесь от усталости.
   — Не задание это называется, а послушание, — объяснила наконец, все-таки нарушив свое неприступное молчание, женщина в темной одежде.
   Слово за слово, и выяснилось, что собирание денег на московских улицах было одним из видов «послушания», то есть обязанностью, которая возлагалась в монастыре на послушниц. А «послушница» — это следующая вслед за «паломницей» ступень в монастырской иерархии. И всем женщинам в монастыре назначают послушание. Одни работают на кухне, другие стирают, третьи убирают. А кто-то должен и собирать подаяние, поскольку другого способа прокормиться у обители нет.
   — Извините. А вы случайно никогда не видели вот эту женщину? — Светлова достала фотографию, сделанную Комаровым.
   Некоторое время монашенка рассматривала снимок.
   — Я ее, кажется, знаю, — наконец сказала она. — Она когда-то стояла на Сретенке, у церкви Троицы в Листах. Там ее место.
   — Она что же — тоже собирала там подаяние?
   — Да.
   — Тоже послушание у нее такое?
   — Да, конечно… Только что-то давно я ее там больше не вижу.
   — А откуда она? Вы случайно не знаете?
   — Да, кажется, из Переславля-Залесского, из монастыря Федора Стратилата.
   "Послушница, паломница… — задумалась Светлова. — Нет, наоборот: сначала низшая, ступень в монастырской иерархии — «паломница»… А потом уже «послушница»…
   Паломница — это та, что просто приходит в монастырь, с котомочкой. И ей дают приют. Она там живет, работает… А что, если?.."
   Анины размышления прервал телефонный звонок.

Глава 13

   — Алло! Анечка?
   Удивительно, но это было так: Лидия Евгеньевна сама позвонила Светловой. А ведь Анна с момента возвращения дам в Москву ни разу их больше не беспокоила…
   — Удивлены?
   — Не очень… — соврала Светлова. — Анечка! Вы не хотите к нам заехать в гости, поговорить? — самым любезным тоном, почти нежно воркуя, предложила вдруг Лидия Евгеньевна.
   — Зачем? — не слишком вежливо поинтересовалась Аня.
   — Мне показалось, вы хотели пообщаться? «Какая память! — хотела сказать Анна. — Когда это было…»
   — В общем-то, хотела… когда-то, — произнесла она вслух.
   — А сейчас? Желание это еще не иссякло?
   — Не иссякло, — вздохнула Светлова.
   «Ох, уж эти литературные дамы и литературные обороты!..» — подумалось ей.
   Но, в общем-то, Светлова не слишком долго ломалась и приглашение секретаря Погребижской приняла.
   "Надо же! Мы, такие гордые, больше на знакомство не напрашиваемся…
   Зато они теперь нас сами приглашают!" — удовлетворенно подумала Аня.
   Итак, Светлова опять приехала в Катово. Наконец-то она увидела дом, в который так стремилась попасть. И, надо сказать, разглядывала его теперь с большим, очень большим интересом.
   Пусть хоть так, но наконец удалось осмотреть место происшествия. Если не сказать точнее: место преступления!
   Ведь то, что сейчас видела Аня, — то же в тот последний свой вечер видел и Максим Селиверстов.
   Встретила Анну улыбающаяся Лидия Евгеньевна.
   Окруженный соснами и заботливо скрытый от посторонних глаз высоким глухим забором дом явно был еще послевоенной — дачная мода тех лет и этих мест!
   — архитектуры. Правда, был он заботливо отремонтирован. Даже, можно сказать, отреставрирован. Не сломан — и заново, как теперь делают со старыми домами на хороших участках… а именно отреставрирован. Так, чтобы сохранился шарм тех лет. Тех лет, когда были «ЗИМы», наркомы, икра ложками, микояновская колбаса…
   И пили под этими же соснами армянские коньяки, закусывая их лимоном.
   Сразу бросалось в глаза, что скрытые соснами и забором от любопытных глаз обитательницы дома, однако, явно не пребывали в неведенье о том, что же вокруг них, за забором и вокруг дома, происходит. Там и сям были расставлены камеры слежения.
   И если Светлова долго не могла увидеть, что там, за этим высоким и глухим забором, происходит… то ее, любопытствующую по ту сторону забора, засекли, наверное, с самого первого момента… С того самого момента, как проснулась ее любознательность!
   А когда он был, этот первый момент?
   Да еще вон когда он был, этот момент… Аня припомнила: еще до Дубровника!
   — Проходите… Проходите… — все так же любезно продолжала улыбаться Анне Лидия Евгеньевна.
   Внутри дома тоже все было на уровне евроотделки.
   — Как у вас… — Аня старательно подбирала хвалебное слово, — отремонтировано! Наверное, недавно ремонт делали?
   — Ну, не так чтобы совсем недавно. — начала Лидия Евгеньевна и отчего-то запнулась, — А какая фирма вам его делала? — не давая своей собеседнице опомниться, торопливо задала свой коварный вопрос Аня. — А то я бы тоже сделала у себя дома…
   — Ах, вот что…
   — Да, мне надо быстро. А говорят, все эти фирмы обещают быстро, а сами волынят, растягивают на сто лет…
   — Не помню, Анечка, — нервно потерла виски Лидия Евгеньевна. — «Бест», кажется, эта фирма называлась.
   — Да? Я запишу…
   — Запишите, запишите… Да вы заходите, присаживайтесь, дорогая…
   Будем чаевничать.
   В большой, без преувеличения, очень большой комнате, казавшейся особенно нарядной оттого, что ее украшал эркер, был накрыт для чая стол.
   Точней, столик… Возле окна, в окружении полукруга мягких диванчиков, круглый симпатичный столик с двумя — вот оно как?! — чайными чашками… А на некотором расстоянии, у другого окна, за которым янтарно желтел ствол слишком близко растущей возле дома огромной сосны, располагался стол письменный.
   — Вот оно… святая святых… — заметила восхищенно Аня. — Неужели это и есть рабочее место писателя?
   — Именно так, — важно кивнула секретарь. — Вы угадали.
   Замечательно красивый письменный стол, покрытый зеленым сукном, на круглых, резных и пузатых ножках, правда, был пуст — за ним никто не сидел.
   — А Мария Иннокентьевна? — делано удивилась Светлова.
   Изумление было не искренним. Честно говоря, Анна нисколько не сомневалась, что саму писательницу вряд ли увидит.
   — Ее нет… К сожалению, — не менее фальшиво вздохнула Лидия Евгеньевна. — Мария Иннокентьевна на встрече — очень важной для нее.
   Переговоры, знаете ли… Очень существенный финансовый момент.
   — Вот как? — сделала доверчивые глаза Светлова. Она-то уж отлично знала, что все существенные «финансовые моменты» держит в своих руках сама Лидия Евгеньевна.
   «И как это ты ей доверила этот самый финансовый момент?» — подумала Светлова.
   — Да мы и без нее, без Марии Иннокентьевны… пообщаемся! К чему ей, в общем, лишние волнения. Знаете, как это выбивает из рабочей колеи…
   — Что — это? — опять, намеренно не слишком вежливо поинтересовалась Аня.
   — Волнения!
   — Ах, вот что…А что же это она так все волнуется и волнуется?
   — Ах! — Лидия Евгеньевна только махнула рукой. — Творческая личность… сложная нервная организация… Из-за любого пустяка на стенку лезет, верите ли, милочка!
   — Надо же!
   — Я, Анечка, поймите меня правильно, возможно, была с вами прежде резковата. Вы поймите меня…
   — Не волнуйтесь, Лидия Евгеньевна… Я все пойму правильно, — с некоторым нажимом произнесла Светлова, особенно подчеркнув слово «все».
   Ей хотелось спровоцировать секретаря Погребижской: пусть-ка непробиваемая Лидия Евгеньевна поволнуется.
   Тем не менее было непонятно, достигнута была эта цель или нет. Во всяком случае, Ане показалось, что Лидия Евгеньевна взглянула в этот момент на нее довольно внимательно и осторожно.
   — Понимаете… Так не хочется никаких историй, — продолжала секретарь Погребижской. — Время сейчас такое — чуть что, сразу сплетни, журналисты…
   «Да и правда: ну, как неудобно! — подумала по себя Аня. — Столько журналистов! А ведь чем меньше журналистов, тем удобнее жить… Вот, видно, поэтому на одного и стало меньше. В логике старушке не откажешь».
   — Я, собственно, почему вас пригласила…
   — Да правда, почему? — совсем уж нагло уточнила Аня.
   — Никак в толк не возьму, Аня, не пойму: что вас смущает? И почему такой у вас к нам интерес?
   «В том-то все и дело, что никак ты в толк не возьмешь, почему такой к вам интерес! И очень это тебя, голубушка, смущает!» — думала про себя Аня, радостно улыбаясь Лидии Евгеньевне.
   В общем-то, Светлова не сомневалась, что удивительное приглашение и любезность были вызваны тем, что секретарь Погребижской Лидия Евгеньевна крайне обеспокоена. Скорее всего, бабуля в курсе, что Светлова навещает кое-кого из их окружения.
   Кто-то, возможно, Светлову заложил.
   Может, сосед Комаров?
   Во всяком случае, что-то Лидию Евгеньевну встревожило, и теперь она пыталась выяснить, в какой стадии разнюхивания Светлова находится. Но опасно ли это для нее?
   — Мне кажется, это как-то даже жестоко и несправедливо с вашей стороны… — продолжала между тем «обрабатывать» Светлову Лидия Евгеньевна. — Ведь мы даже содействуем вашему расследованию! Мария Иннокентьевна призналась мне, что сообщила вам все-таки о своей встрече с этим молодым человеком…
   Селиверстовым…
   — Это правда, — согласилась Светлова. — Но неужели Марии Иннокентьевне так трудно было еще раз увидеться со мной и поговорить поподробнее, когда она вернулась в Москву? Вряд ли это заняло бы особенно много времени, верно?
   — А я вот, кстати, вас потому и пригласила…
   — Почему же?
   — Чтобы исправить эту ошибку…
   — Вот как? — Светлова многозначительно взглянула на пустующий стол писательницы.
   — Самой Марии Иннокентьевны, правда, нет.
   — Вот именно.
   — Но зато она просила вам предать, что тот молодой человек только упомянул фамилию Федуева. И, как Мария Иннокентьевна припоминает, вот в каком контексте было это упоминание…
   — В каком же? Это любопытно.
   — Ну, что, мол, получил он, Селиверстов, интересное журналистское задание и очень хотел бы его выполнить. Вот только это и было им сказано.
   «Да уж догадались теперь и без вас, что ни о какой встрече Максим с Федуевым не договаривался», — вздохнула про себя Светлова, с досадой подумав о том, сколько ей пришлось потратить времени на приключения в Федуевке.
   — И все? — на всякий случай спросила она у секретаря.
   — И все. А больше Мария Иннокентьевна ничего из того, что вас могло бы заинтересовать, не знает.
   — Жаль…
   — Что же касается вашей обиды относительно того, что она не смогла еще раз увидеться с вами и поговорить поподробнее, то… Поймите, милая… Ведь Мария Иннокентьевна столько работает! И так плодотворно! Вот послушайте только… Вы хотите послушать? Это совсем новое…
   — О, да! — с лицемерной радостью согласилась Светлова.
   Секретарь с заметным удовольствием взяла со стола распечатанные на принтере страницы.
   — Вот послушайте! — снова с воодушевлением повторила она.
   А Светлова с большим трудом подавила вздох.
   Разумеется, это опять была сказка про львенка. Бесконечная, честно признаться, как и «сказка про белого бычка».
   «Чтоб его, этого неутомимо снующего в межзвездном пространстве Рика где-нибудь наконец прихлопнуло! — обреченно думала Светлова. — Из какого-нибудь бластера!»
   Дело в том, что Кит дома совершенно замучил Светлову, требуя читать ему вслух все новые и новые порции этого неизбывного «львенка Рика», Анин ребенок, непонятно почему, был от приключений львенка в восторге.
   Вообще у детей, как выяснилось, был какой-то странный вкус. Чем дольше Светлова пребывала в роли мамы, тем больше приходила к такому выводу. Ну, вот, например, этот львенок Рик — по сути Дела, настоящий обормот. Но и Кит, и все его приятели-ровесники, как выяснилось, были просто «на крючке» и в восторге от этого обормота… Только давай все новые и новые приключения!
   — "Конечно, эта была планета Готорн… — с выражением и удовольствием на лице читала Лидия Евгеньевна вслух новое произведение Марии Погребижской. — Львенок Рик не торопясь вышел из своего звездного вездехода-капсулы, способного существовать автономно от его космического челнока «Глория», и огляделся по сторонам.
   На первый взгляд пространство, расстилавшееся перед его взором, казалось безжизненным".
   «Ну, уж конечно, только на первый, — вздохнула про себя Светлова, подавляя зевок. — Сейчас начнется!»
   — «Но Рик благодаря особым приемам восприятия, которым научил его волшебник с планеты Магия, сразу почувствовал чье-то постороннее и довольно враждебное воздействие. Он быстро надел очки с особыми сверхсильными фильтрами и замер в напряжении — прямо перед ним на оранжевых камнях планеты Готорн сидело незнакомое существо, похожее на бесформенный сгусток водорослей, тоже оранжевых».
   «Ну, не все же тебе знать…» — думала Светлова, нисколько не сочувствуя подвигам Рика.
   — «В тот же миг пульсирующий луч уперся Рику в грудь, — продолжала читать Лидия Евгеньевна. — „Ого!“ — подумал Рик. Тройная защита его скафандра грозила не выдержать сверхсильного воздействия этого луча. Рик быстро включил дополнительное питание, блокирующее эту неизвестную ему энергию».
   «Тройная защита — это Погребижская, наверное, из рекламы пасты позаимствовала… Прямо как от кариеса, — ехидно комментировала про себя Светлова, чтобы не умереть от скуки. — Однако все-таки молодец этот Рик — предотвратил-таки вражеский наезд!»
   " — Ах, так! — Рик достал свой знаменитый бластер «Оливер».
   Косматый обитатель планеты Готорн лениво пошевелился.
   — Так вы мне не рады? — И Рик направил огонь бластера прямо на это оранжевое существо. Увы, эти лохматые на вид водоросли оказались сверхпрочным панцирем!" «Надо думать… — тихонько зевнула Светлова. — Дурак он, что ли, этот оранжевый — сидеть на камне и ждать, пока его расстреляют из какого-то там бластера…»
   « — Ну держись! — воскликнул Рик. — Все-таки я тебя достану!»
   Аня все-таки не удержалась и вздохнула. Вслед за своим знаменитым бластером Рик обычно доставал какой-нибудь не менее знаменитый космический гранатомет. В общем, то, что происходило в межзвездном пространстве, не сильно отличалось от того, что происходило на Земле.
   « — Значит, вы мне все-таки не рады?!» — снова воскликнул Рик.
   "А какого хрена им радоваться? — думала Светлова, слушая воодушевленный голос Лидии Евгеньевны. — Свалился, как снег на голову… Явился — не запылился! По сути дела, заявился на чужую планету, как в чужой дом — и палит из своего бластера почем зря…
   И потом, что за манеры: «Я вам не нравлюсь?!» И сразу по мозгам этим оранжевым.
   Да у этого львенка просто пунктик уже: нравится он или не нравится кому-то?
   И вообще — что ему дома-то не сидится?! Всю Вселенную уже облазил, никому покоя нет…"
   Искренне сочувствуя зеленоголовым обитателям планеты Лутония, а также косматым оранжевым обитателям планеты Готорн, вдоволь настрадавшимся от этого чудака — понятно было также, что отделаться в ближайшем будущем им от него вряд ли удастся, Аня честно старалась не зевать и делать внимательные и восхищенные глаза, что было совсем непросто даже для такого, с укоренившейся привычкой врать, по выражению капитана Дубовикова, человека, как она.
   — Ну, как? Правда, замечательно? — прервав чтение, Лидия Евгеньевна радостно воззрилась на Светлову.
   — Правда! — лицемерно согласилась Светлова. С некоторым удивлением она смотрела на Лидию Евгеньевну: перед ней сидела счастливая, преисполненная гордости женщина.
   «А чего она так, собственно говоря, радуется?» — думала Светлова.
   Анну всегда удивляли люди, способные полностью отказаться от собственной жизни и жить только жизнью другого человека. Самоотверженные секретари, преданные жены великих людей, горничные знаменитых актрис и певиц…
   Люди, способные отказаться от собственных достижений и жить радостями и успехами другого человека. Обычно такую судьбу выбирают люди одинокие и бездетные…
   — В общем-то, — заметила Светлова, — эти новые приключения нисколько не хуже тех, что всегда выходили из-под пера Марии Погребижской. — А про себя подумала: «Такая же галиматья, как и раньше».
   — Не хуже?! — Лидия Евгеньевна с неподдельным удивлением воззрилась на Светлову.
   «Да что вы понимаете вообще в таких тонких вещах, как изящная словесность?» — ясно было написано на ее изумленном лице.
   — Да, да, не хуже.
   — Да что вы! — воскликнула секретарь. — Лучше! Много лучше!
   — Правда?
   — Ну, конечно! Конечно, дорогая! Это несравнимо, несопоставимо лучше!
   Мы вышли на качественно новый уровень. Это несомненно! И заметьте, успех все растет и растет!
   «Да уж…» — тут Светлова согласилась. Что-то подсказывало, что придется ей читать Киту эти бесконечные приключения Рика еще долго-долго.
   Наконец, Лидии Евгеньевна отложила листочки в сторону.
   — Ну, а что там все-таки с вашим расследованием? — осведомилась она как бы невзначай у Ани.
   Это означало, что они подошли, очевидно, к главному пункту их встречи.
   — Ну, что, что… — уклончиво пожала плечами Аня.
   — Сложно, наверное, дело подвигается? Светлова снова пожала плечами, делая вид, что не очень бы ей хотелось распространяться на такую конфиденциальную тему.
   — Что?! — заметно оживилась Лидия Евгеньевна. — Неужели застряло на мертвой точке?
   — Да как вам сказать… — неохотно промямлила Светлова.
   — Ну, уж скажите как-нибудь! Мы ведь все-таки с Марией Иннокентьевной как-никак содействуем вашему расследованию! Можно сказать, помогаем.
   «Куда там! Ну, прямо изо всех сил стараетесь…» — подумала Светлова, а вслух произнесла:
   — В общем, как раз совсем наоборот. Вовсе это дело и не застряло на мертвой точке, и даже, можно сказать, очень неплохо подвигается.
   Наконец-то Анна дала «себя уломать» и раскрыла тайну следствия.
   — У меня ощущение, что я подошла к решающему моменту, найдены новые улики, свидетель…
   Разумеется, ничего такого у Светловой и в помине не было. Как бы она была рада, если бы все так и было! Но, а что она еще могла сказать Лидии Евгеньевне? Чем еще могла бы напугать и спровоцировать подозреваемую?
   Подвигнуть ее, так сказать, к решительным действиям?
   Банально, но ничего другого не придумаешь, кроме, как намекнуть на новые улики и свидетелей.
* * *
   Когда Анна вернулась домой, на автоответчике было сообщение от капитана Дубовикова.
   «А и правда, Светлова! Той ночью, когда исчез журналист, из Катова была угнана новая „девятка“: улица Маяковского, дом четырнадцать. Машину так и не нашли».
   Светлова дважды прослушала эту запись.
   «Улица Маяковского, дом четырнадцать. Это совсем рядом с Погребижской, — подумала она. — Молодец капитан? Не забыл о просьбе — сразу поинтересовался у кого нужно…»

Глава 14

   Более всего Светлову, конечно, интересовал монастырь Федора Стратилата.
   Но такая поездка потребует не меньше недели. Так быстро, с наскоку, там ничего не узнаешь — надо будет задержаться…
   Но ни о какой долгой поездке пока не могло идти и речи. Кит простудился. Пока ОРЗ не пойдет на убыль, Светлова привязана к дому. Ненадолго отлучиться — об этом еще можно попросить свекровь.
   Так что монастырь Федора Стратилата — это в перспективе. А пока…
   Надо исследовать все пространство вокруг Погребижской, прежде заполненное живыми людьми, — размышляла Светлова. — Что с ними случилось? Куда делись и каким образом «делись»?
   Вон сколько «интересного» стало известно о докторе Милованове! А тоже поначалу казалось: что особенного? — умер и умер! — все когда-нибудь умирают.
   Но ведь еще был у Погребижской старший брат… Тоже умер. Правда, довольно давно, во всяком случае, не два года назад.
   А что, например, известно о бывшем муже Марии Иннокентьевны?
   И он тоже умер. И тоже, как доктор Милованов, два года назад.
   Так что бывшего мужа Погребижской, брата болезненной Елизаветы Львовны, точно никак нельзя оставить без внимания!
   «Ну что — опять в гости к Малякиным?» — задумалась Светлова.
   Нет… Пожалуй, им можно чересчур надоесть.
   Сразу обратиться к Елизавете Львовне? Рановато. Пока не собраны предварительные сведения о ее брате — рано!
   Бывший муж Погребижской был журналистом. Возможно, Андрей Кронрод что-то о нем знает, и мог бы помочь? Или кто-то еще у них в газете?
   И Светлова принялась звонить.
   Оказалось, что в курсе был сам Андрей: когда-то давно они с Лешей Суконцевым, бывшим мужем Погребижской, вместе работали — мир журналистский тесен.
   И еще — о везение! — оказалось, что у Кронрода нашлось время для неторопливого рассказа. Редчайший случай.
   — Знаешь, Леша под конец жизни стал каким-то странноватым, — объяснил Светловой Андрей. — Хотя и не сказать, чтобы уж очень странным! Сейчас ведь много таких людей, которые как-то «не вписались» и отодвинулись куда-то в сторонку, в леса, поля и огороды.
   — А с Погребижской он последнее время общался?
   — Да, с бывшей женой Леша Суконцев, несмотря на развод, общался. Да и чего им было не общаться? Ведь развод этот был в высшей степени цивилизованным… Естественным!
   — Вот как?
   — Да… Их брак умер очень естественной смертью. Ну, ни к чему им было вместе жить — ни тому, ни другому. Бывают, видишь ли, очевидно, такие люди — не выносящие жизни впритык, с общим Дыханием. Но общаться они общались. В общем, можно сказать, это была тихая дружба. Когда Леша бывал в Москве, непременно наведывался к бывшей жене.
   — А что, разве он жил не Москве?
   — Да уже давно нет. И забросил журналистику. Квартирку какую-то, оставшуюся от родителей, сдавал и жил на эти деньги в деревне какой-то отшельнической странноватой жизнью — кормил там котов и с утра до вечера ходил по лесу.
   — Ну, это же полезно для здоровья, — удивилась Светлова. — Отчего же он так рано умер?
   — Аня, жаль, что мы говорим по телефону, а то бы ты видела, как я пожимаю плечами. Понятия не имею, дорогая! Отчего люди умирают? Живут-живут и умирают. Знаешь, это случается постоянно. Стало быть, ничего особенного.
   "Знаем мы, эти «случается постоянно», «ничего особенного»! Вон доктор Милованов — тоже «ничего особенного…» — подумала Светлова.
   — Хотя знаешь… Если уж ты так заинтересовалась… — Кронрод замолчал.
   — Заинтересовалась, заинтересовалась! — подтвердила его предположение Светлова.
   — То, может, тебе поговорить с его сестрой? Говорят, эта старушка до сих пор регулярно, чуть ли не каждую неделю, ходит к нему на кладбище.
   — А на какое, не знаешь,?
   — Знаю, конечно. Я ведь был на Лешиных похоронах. На Пятницком он похоронен.
   «Стало быть, на Пятницкое кладбище регулярно Елизавета Львовна ходит, несмотря на свое здоровье…» — Светлова задумалась, вспоминая свой предыдущий телефонный разговор с золовкой писательницы Погребижской.
   Ну что ж… Кажется, теперь Анна уже более информирована и подготовлена к встрече с ней.
* * *
   Остальное, оказалось, только «делом техники». Светлова, увы, уже неплохо ориентировалась на московских кладбищах.
   Кладбищенские работники объяснили Ане, что за могилкой, которая ее интересует, присматривают. И что регулярно, раз в две недели по пятницам — если, конечно, не лежит в больнице! — сюда приходит родственница захороненного.
   И они, работники, ее хорошо знают, потому она, родственница эта, регулярно дает им деньги, чтобы они тоже за могилкой ухаживали, поскольку очень болезненная и самой ей это не под силу.
   С утра в пятницу Светлова была на Пятницком.
   Невысокая, в каракулевой шубке — мода и роскошь прежних лет! — и такой же круглой шапочке дама появилась на кладбищенской аллее в начале одиннадцатого.
   «Вот она какая, золовка Елизавета Львовна…» — обрадовалась что ее не подвели, Аня.
   — Здравствуйте! — слишком обрадованно, не успев перестроиться и скрыть этой радости, поприветствовала она старушку. — Помните, я вам как-то звонила? Я пишу дипломную работу о творческом и жизненном пути Марии Иннокентьевны, я студентка…
   Светлова решила придерживаться прежней «легенды». Простодушная-то простодушная, но вдруг . золовка узнает Анин голос, который слышала только по телефону?